Велики Матюки Подоляк Дмитрий

Глава четвертая

Я от восторга прыгаю, Я обхожу искусы – Удобную религию Придумали индусы!

Владимир Высоцкий, «Песенка о переселении душ»

– Знаете, сегодня мы наблюдали редчайший случай! – объявил доктор, разливая остатки «матюковки» по рюмкам. – Считается, что ядро, выпушенное вертикально вверх, никогда не попадает обратно в жерло пушки!

– Omnis comparatio claudicat! – заметил батюшка. – Всякое сравнение хромает!

– Леха! Не сбивай меня с мысли своей латынью, я тост хочу сказать… Ну вот, сбил, поздравляю! – Доктор раздраженно зыркнул на брата. – О чем я говорил?

– Пушки, – подсказал я, оторвавшись от настройки гитары, которую бесцеремонно стащил со стены. – Дайте мне кто-нибудь «ми»!

– Пушки… – задумался доктор. – Правильно! Как там у Пушкина, помните? «И случай, бог-изобретатель!» Я поднимаю рюмку этого чудесного напитка за счастливый, непостижимый, божественный случай!

– Применительно ко мне случай сегодня был не изобретателем, а разрушителем, – мрачно заметил изобретатель.

– Кто знает, Петя, кто знает! – возразил доктор. – Быть может, сегодняшнее происшествие подвигнет тебя на какую-нибудь очередную оригинальную новацию!

– Ну да ладно! За Зинаиду мою пили, за дружбу народов пили, давайте за случай! – покорно согласился хозяин.

Выпили, потянулись закусывать.

– А я все-таки думаю, что ничего случайного в научно-техническом прогрессе нет, – заявил батюшка, – и у каждой новации есть веская причина. Миллионы людей принимают ванны, но лишь Архимед открывает закон плавучести. Миллионы людей наблюдают падающие яблоки, но лишь Ньютон открывает закон всемирного тяготения Миллионы людей посещают зоопарк, но лишь человек с научным мышлением видит в обезьяньих играх структуру молекулы бензола…[32]

– Я тебя в номер к «Капице» поселю. Вы поладите, – буркнул изобретатель.

– Не перебивай, Петя! Я понимаю, ты сейчас не в духе. Но завтра мы все вместе навалимся, приведем в порядок твою Фукусиму, и ты снова будешь в духе… Я что хотел сказать? Я вот что хотел сказать. Такие якобы случайные открытия – это всегда награда за труд, за упорство, за пытливость ума! А исключения, которые, ясное дело, бывают, только подтверждают правило!

– А я все же вступлюсь за классика! – воскликнул доктор. – Я достоверно знаю, что случай подарил человечеству рентген, телефон и еще массу полезных вещей!

– ЛСД случайно открыли, – заметил я, продолжая терзать гитару. – Мне «ми» даст кто-нибудь сегодня?

– И «Виагру» вроде бы, – вспомнил изобретатель.

– Сыр з плэсэнню случайно получився, – добавила Зинаида.

– Плесень! – Доктор хлопнул себя по лбу. – Конечно! Пенициллин! Слушайте, это вообще феноменальный случай! Вот кто мог подумать, что для открытия антибиотиков достаточно было развести в лаборатории свинарник![33] Нет, ребята, прав классик! Для научного прогресса случай важен не менее, чем гений – парадоксов друг!

– Кстати о парадоксах, – оживился изобретатель. – Давно рассказать хотел. Это прошлым летом случилось. Я тогда только баню срубил и начал туристов приглашать. Сначала знакомых приглашал, потом молва пошла, и потянулся клиент. В общем, закрутилось дело. И шло оно очень неплохо, пока не повадился ездить ко мне Пузиков с компанией.

– Сам Пузиков? Николай Николаич? Председатель райисполкома? – уточнил я.

– Ага. Только это он сейчас Николай Николаич, а я для меня он был Колька Пузик, я с ним в одном классе учился. Парень он был туговатый, учился кое-как, обычно в жизни такие люди звезд с неба не хватают. Но как у нас в народе говорят: «Дурной-то он дурной, а шкварки любит!» Всего-то делов оказалось – дочку секретаря райкома партии окрутить! Через десять лет после школы на встрече выпускников пересеклись – хвастался, институт заканчивает заочно. Еще пять-шесть лет прошло – смотри ты, он уже не Колька Пузик, а Николай Николаич, директор тепличного хозяйства «Огурец».

Но дело не в этом. Значит, только у меня дела налаживаться начали, звонит мне Пузиков, так, мол, и так, наслышан о твоем начинании, молодец, предпринимателям у нас везде дорога, и всякое такое. И в конце разговора – а давай я к тебе иногда буду приезжать с ребятами – в баньке попариться? А я тебя с нужными людьми познакомлю, тебе во всех отношениях польза будет. Давай, говорю, чего уж там, не жалко. Денег я с него не стал брать – вроде как росли вместе, да и, может, действительно, подсобят когда какой вопрос решить. В общем, думаю, с меня не убудет.

Поначалу раз-другой в месяц приедут несколько человек районного начальства, в баньке попарятся, водки выпьют и домой. Потом попривыкли, обнаглели, зачастили. У меня ведь тут глухомань, людей мало, никто их безобразия не видит. Так они мне на шею и сели. Трезвые они еще ничего, но как наклюкаются – беда! Рыбок всех моих золотых из аквариума на наживки извели. Мотор с лодки единственный утопили. А какой моторчик был! Японский! Сколько я ни нырял, сколько ни тралил, так и не нашел ничего! Обещали новый купить – до сих пор покупают! Курей из дробовика постреляли по пьяни. Ружье мое на болоте посеяли. Баню чуть не спалили, вовремя я дым заметил… Один убыток!

Приличные люди, значит, ко мне ездить перестали, и я их прекрасно понимаю! Какой же тут отдых, когда тут такие бармалеи чудят! Пытался говорить с ними по-хорошему, ребята, говорю, во-первых – раз, во-вторых – два… Так не доходит по-хорошему, а по-плохому боюсь, как бы вообще кислород не перекрыли. В общем, капут стал приходить моему бизнесу. Я, грешным делом, уже думал – лучше бы сгореть им в той бане. Совсем отчаялся ситуацию разрулить.

Хозяин замолчал, зацепил вилкой маринованный огурчик и отправил себе в рот.

– Ну, и как разрулил? – нетерпеливо спросил доктор.

– Это как раз самое интересное, – ответил изобретатель, прожевав. – Как-то раз пришлось мне по делам в Питер выехать. По дороге назад познакомился я в поезде с одним очень необычным человеком. Мы с ним в купе вдвоем только были. Я всегда стараюсь билеты в купе брать, я в плацкарте спать не могу. Но дело не в этом. Значит, попутчик мой… Я как увидел его – сразу понял: непростой это мужик. Серьезный такой, волевой. И какая-то необъяснимая правота в нем чувствовалась. Такое чувство было… Как бы вам объяснить… Ну вот обычный человек, когда делает что-нибудь, скажем читает газету или чай пьет – ну пьет себе и пьет, ничего особенного. А этот… А этот все то же самое вроде делает, но при этом он еще и прав.

Мы рассмеялись.

– Ну, дорога длинная, – продолжил изобретатель, – слово за слово, разговорились мы с ним, а тут дело к вечеру, у меня с собою немного было, тяпнули мы с ним моего фирменного, и излил я ему беду свою горькую. Подумал он немного и говорит: «Вижу я, человек ты хороший, и я тебе, так и быть, помогу». Ну, думаю, не иначе из начальства большого кто, а кто именно – спросить стесняюсь. А он мне: «Вот что, давай-ка лучше мой напиток попробуем». Достает он свою бутылку и наливает по стаканам. «Коньяк?» – спрашиваю, а он ухмыляется странно так и говорит: «Не-ет. Это такой правильный напиток, который правильным людям неправильные ситуации исправлять помогает». Выпили мы, значит, с ним его напитка, и говорит он мне: «Расскажи-ка мне поподробнее про усадьбу твою, что за место там, природа какая, обстановка?» И чувствую я: хмелек – хмельком, конечно, но такая легкость в мыслях необыкновенная образовалась! Вспоминаю я усадебку свою и как будто вживую ее наблюдаю, каждый камешек, каждую травинку! И давай я рассказывать, какое это замечательное место, какое тут озеро, какие сосны, как тут у меня что задумано, что сделано и что где посажено. И как эти свинтусы мне всю мою гармонию нарушают. В общем, заливаюсь я соловьем, а он сидит напротив, слушает внимательно. Слушает, слушает и говорит, наконец: «Пойдем проветримся», – а сам встает и открывает купе. А там за дверью – японский шморгендрын! – усадьба моя! Поезд едет, колеса стучат, в окне нашем огоньки мелькают в темноте, а усадьба на месте стоит, как будто не из вагона я на все это смотрю, а из своей мастерской во дворе! И, что интересно, там, в Матюках зорька утренняя занимается! Я поначалу испугался. Вот же, думаю, допился до «белочки»! А он, попутчик мой, как все равно мысли мои читает. «Не бойся, – говорит. – Это не белая горячка. Ты видишь то, что должен видеть. Пойдем». Он шагает из купе наружу, поворачивается ко мне и протягивает мне руку. И, наверное, напиток этот смелости мне придал, только подумалось мне тогда: «А и пойду! Будь что будет!» И шагаю я следом за ним. Вышел, значит, я, оборачиваюсь – точно, мастерская моя! Только мастерской она снаружи выглядит, а внутри у нее купе, и там, в купе, за окном темно и огни мелькают! А снаружи светает, туман, роса легла, петухи кукарекают!

Стою я, диву даюсь, а попутчик мой ухмыляется: «Смелее, это твой мир, ты его только что сам сотворил. Я тебе совсем немного помог. Тут нет ничего такого, что было бы тебе незнакомо». – «Что это? – спрашиваю. – Сон, гипноз?» А он мне отвечает: «Ни то ни другое. Пойдем, у нас мало времени. Покажи, с какой стороны к тебе твои гости приезжают».

Я провел его через деревню, показал дорогу. «Вот, – говорю, – к нам только по этой дороге попасть можно. Иначе только на лодке через озеро». – «Это хорошо, – говорит. – А теперь постарайся представить своих гостей непрошеных». – «Как это?» – спрашиваю. «Просто вспомни каждого из них как можно подробнее», – пояснил мой попутчик. Я сосредоточился, закрыл глаза и давай вспоминать. Спустя где-то полминуты он тронул меня за плечо. «Хватит тужиться, – говорит. – Они?»

Я открыл глаза – жеваный крот! – точно, они, родимые, вся компания в сборе, толпится на дороге с Пузиком во главе. Смотрю, попутчик мой, кажется, доволен. «Теперь, – говорит, – отдохни немного, просто наблюдай». Я присел на пенек и стал наблюдать, что будет дальше. А дальше произошло самое интересное.

Вся эта братия, не обращая на нас никакого внимания, потопала в сторону моей усадьбы. Но не успели они пройти и нескольких метров, как вдруг словно уперлись в невидимую стену. Уперлись, значит, остановились, переглянулись и давай эту стену невидимую толкать. Представляете себе, ребята, эту картину: пятеро представителей районного начальства упрямо бодают воздух! Как будто мухи о стекло бьются! Один плечом толкает, другой ногами колотит, третий с разбега пытается пробить! А Пузиков вертится между ними и руководить всем этим цирком пытается. То бревно велит из лесу принести и таранить, то наверх друг дружку подсаживать, то подкоп рыть. Идей масса, а ничего не получается! Умора и только!

Тут ко мне попутчик мой подходит. «Нам пора, – говорит, – больше тебя они беспокоить не будут».

Мы вернулись к моей мастерской, внутри которой, как вы помните, было наше купе, и он резко так толкнул меня вовнутрь. И в этот момент я как будто просыпаюсь. Я в купе один. Голова трещит! Я смотрю на дверь, а там уже снова коридор, ковровая дорожка и проводница с чаем – в общем, ничего необычного. Ну, думаю, и приснится же такое!

Приехал я домой, туда-сюда, под вечер звонок. Звонит мне Пузиков, легок на помине, топи баню, говорит, мы скоро приедем. Я говорю, не нужно, у меня туристы, мест не будет! Гони, говорит, их в шею, мы уже выехали. Я разозлился тогда, думаю, теперь точно баню спалю! Проходит час, снова от Пузика звонок. У нас, говорит, на подъезде к твоей деревне машина сломалась, ты, говорит, подскочи на «Ниве» своей и трос не забудь! Нет, говорю, не получится подскочить, я тут капремонт затеял. А про себя думаю: да бейся все оно конем, шиш вам, а не «Ниву», сами толкайте. Тогда Пузиков и говорит: ладно, мы тут недалеко, за пятнадцать минут пешком дойдем, так что накрывай поляну. Проходят полчаса, час, никого. Мне уже самому интересно, чего они идут так долго. Набираю Пузикову, где пропали, спрашиваю. Видишь ли, говорит, какое дело. У нас тут у всех вдруг животы скрутило, сидим под разными кустами, вспоминаем, что и где мы сегодня кушали…

В общем, так они ко мне и не доехали в тот вечер. Проходит неделя, опять звонит мне Пузиков, едем, говорит, встречай. И опять та же история. На подъезде к деревне у них одновременно начинают животы слабить. И так на протяжении двух месяцев они делают девять попыток добраться сюда, и каждый раз один и тот же результат! И, что самое интересное, никого, кроме Пузиковой компании, недуг этот здесь не цепляет. Санстанция приезжала; покрутились, радиацию померили, пробы какие-то взяли, а не нашли ничего! Чисто! А животы урчат, так это, мол, руки перед едой надо с мылом мыть! С тех пор никто из районного начальства нам с Зинаидой никаких неудобств не создавал.

Но дело не в этом. Я-то понимаю, дело тут не в немытых руках или другой какой аномалии! Я знаю, наверняка знаю, что это попутчик мой мне помог. Эх, я так жалею, что ничего о нем не узнал! Ни кто он, ни откуда. Я даже не запомнил, как его зовут! Такие вот парадоксы у нас в Великих Матюках бывают, – закончил свой рассказ хозяин.

Слушатели задумчиво молчали.

– Васыль баби – ридный Хвэдир, а бабына Гапка сама соби титка! – нарушила тишину Зинаида.

– Что? – переспросил супругу изобретатель.

– То! Пыты трэба мэншэ!

– Не верит мне, – посетовал изобретатель. – Ну, что за человек!

– Говоришь, голова трещала? – спросил доктор, рассеянно катая хлебный мякиш по столу.

– Трещала, да.

– «Надо выпить на ночь два литра воды, чтоб с утра была цела голова, – проговорил доктор, глядя на брата с задумчивым прищуром. – Ведь сегодня ночью я буду пить…» Ребята, вы хоть понимаете, с кем он пил?

Все присутствующие заинтригованно смотрели на доктора. Я с трудом прятал усмешку – слова этой песни были мне известны хорошо, но я позволил доктору насладиться паузой.

– С Человеком из Кемерово! – торжественно объявил доктор.

– Что еще за Человек из Кемерово? – спросил изобретатель.

Доктор пожал плечами.

– Разные есть мнения…

– О нем Бэ Гэ песню написал, – подсказал я.

– Какой еще Бэ Гэ?

– Борис Гребенщиков. Бэ Гэ. «Аквариум», – пояснил я и, взяв пару аккордов, запел:

– Ну, и какое это имеет отношение к моему случаю? – спросил изобретатель.

Доктор вздохнул, достал смартфон, поводил по экрану пальцем, затем положил смартфон на стол так, чтобы его экран был виден всем. Все присутствующие, включая мсье Готье, уставились на экран.

– Чепуха какая-то, – пробормотал изобретатель, когда мы просмотрели видеоролик целиком. – Не вижу никакой связи. В этом клипе явный намек на что-то восточное. Индусы какие-то там крутятся, Вишны, Кришны… Тот мужик в поезде наш был, славянской внешности, нос картошкой, на бывшего завскладом с автобазы похож, только посуровей.

– Ну как же ты не понимаешь? В этом-то весь смысл! – воскликнул доктор. – Индусы верят, что их божества периодически воплощаются среди людей, причем они сами выбирают, где им родиться и при каких обстоятельствах. А раз так, почему бы им не родиться в Кемерово? Они ж божества все-таки.

– Зачем?

– Людям помогать, зачем же еще. Тебе вот один такой помог… Ведь вот что интересно: гора Меру у индуистов – место обиталища богов, как Олимп у древних греков. Чувствуете сходство: Меру – Кемерово. Общий корень! Но я всегда считал, что Бэ Гэ в песне все нафантазировал, а оно вот оно как!

– А я, грешным делом, сперва подумал, что это песня-притча; про то, что в трудную минуту человек должен обращаться к Отцу Небесному, – проговорил батюшка. – Создатель всеведущ, вот Бэ Гэ на это и намекает, когда поет: «Его не проведешь на мякине, он знает ходы под землей». Я подумал, что ходы под землей – это все, что делается или замышляется тайно. И в какую беду человек ни попал бы, Господь всегда его вытащит и спасет. Вот. Только я так думал, пока ролик не посмотрел. А теперь, когда увидел, не знаю, что и думать.

– Да ладно вам, ребята, нет в песне никаких тайных смыслов, – махнул рукой изобретатель. – Кемерово – шахтерский город, и поется тут про простого трудового мужика, который, конечно же, все ходы под землей знает, потому как сам эти ходы и прорыл. Сколько я таких умельцев на своем веку повидал! Сколько раз они меня выручали!

– А я так розумию, Бэ Гэ ваш спивае про тое, як в нашей жизни усэ ришае блат, – вставила Зинаида. – А Чоловик з Кэмэрово – тий самый знакомый, шо ходэ у всякИ важнИ кабинэты. Для ришення всяких вопросив вин можэ всэ, як бог.

Изобретатель обернулся ко мне.

– Ну, а что наш журналист по этому поводу думает?

– Я думаю, что вы ищете черную кошку в темной комнате, а ее там нет. Бэ Гэ постебался, а вы тут головы ломаете. Знаете, есть такая хитрость в поэзии: чем абсурднее идея, тем более глубокий смысл будет искать в ней читатель. Это я как специалист по стихосложению вам говорю.

– Так, мнения разделились, – усмехнулся изобретатель. – Ну его, этого вашего Бэ Гэ. Меня другое интересует. То, что произошло со мной, – это вообще что было, а?

– Похоже на материализацию эйдосов, – задумчиво произнес доктор.

– Материализацию чего? – озадаченно переспросил изобретатель.

– Эйдосов. Идей. Образов. Смыслов, – пояснил доктор. – Об этом еще Платон писал. Он считал, что существует некий абстрактный мир, в котором содержится суть всех вещей Вселенной. Вполне может быть, что в поезде этот незнакомец ввел тебя, Петя, в состояние транса, и ты под его руководством погрузился в мир этих самых эйдосов. А затем он каким-то образом спроецировал события, происходившие в этом мире идей, в нашу реальность. А напиток, который ты за коньяк принял, был чем-то вроде катализатора процесса. Или галлюциногена.

– Но разве такое возможно? – усомнился изобретатель. – Откуда ты это знаешь, Вася?

– Читал кое-что, – уклончиво ответил тот.

– Ты бы лучше санитарные правила читал, Спиноза, – укоризненно пожурил его батюшка.

– При чем здесь санитарные правила? В чем я ошибаюсь? – вспыхнул доктор.

– Ну, хорошо, на секунду допустим, что Платон прав и мир абстрактных идей действительно существует, – произнес батюшка. – Тогда скажи: какая может быть связь между миром абстрактных смыслов и фантазиями в Петькиной бестолковке?

– Эй, полегче там, – недовольно проворчал изобретатель.

– Связь простая. Сам по себе Петька не может придумать ничего такого, чему нет аналогий в наблюдаемом мире. Он только комбинирует известные ему идеи и образы и анализирует результаты таких комбинаций, – терпеливо пояснил доктор. – А первоисточник этих идей – в мире эйдосов. Если, конечно, не врет Платон.

– Это можно было бы описать с помощью теории множеств, – добавил я, состроив умную физиономию. Я вдруг подумал, что в подобного рода душевных посиделках я не принимал участия, пожалуй, со времен своей студенческой юности и уж точно не рассчитывал заполучить таких интересных собеседников в каких-то Богом забытых Великих Матюках. Положительно, братья были прелюбопытными персонажами. Бедняга Готье, едва ли понимавший что-нибудь в нашем разговоре, клевал носом и украдкой позевывал, но из вежливости не решался покинуть нашу компанию. Зинаида спохватилась и взялась проводить его в номер. Француз попрощался с нами и, увлекаемый хозяйкой, нетвердо потопал вверх по лестнице.

– А ты, Лешка, как думаешь, что это могло быть? – спросил изобретатель своего сановного брата.

– Какая-то оккультная практика, – пожал плечами тот. – Сейчас мистиками стали все кому не лень. Одни шаманят, другие ворожат, третьи Перуну молятся, четвертые еще какому-нибудь, простите, «пердуну». А ведь сказано в Писании: «бози язык суть бесове»[34]! Знавал я одного такого чародея, предметы потерянные отыскивал. Видели бы вы, как его от святой воды корчило!

– Мракобес. Все тебе черти всюду мерещатся, – пробурчал доктор и на всякий случай прикрылся рукой.

– Пусть оккультная практика, пусть, – не унимался изобретатель. – Я понимаю, Лешка, что ты хочешь мне сказать. Но ведь дело-то доброе, полезное было сделано! Ведь что получилось? Проблема решена? Решена! Кто-нибудь от этого пострадал? Никто! И самое главное… – изобретатель оглянулся на лестницу (не возвращается ли Зинаида) и снизил голос почти до шепота: – Я при Зинке не хотел говорить, а сейчас скажу. Я тогда в купе как очнулся, вижу – соседа моего нет. Вещи есть, а его нет, видать, вышел куда-то, покурить или еще куда. Я тогда сразу просек, что в напитке все дело. А бутылочка его – вот она, стоит на столе, как и стояла. Я эту бутылку цап, вещи свои цап – и в тамбур. А там уже и выходить скоро. Так и стоит она у меня в погребе до сих пор. Мало ли, может, пригодится еще, – подытожил рассказчик.

– Есть такая категория людей, которая норовит в рай через черный ход забраться, – с грустной усмешкой проговорил батюшка. – Пойми, дело ведь даже не в оккультных практиках. Что сеет человек, то он и пожинает. Вот ты почему-то решил, что Пузиков такой нехороший, в твоих бедах виноват! А ведь это ты сам создал такую ситуацию, что тебе на шею сели! Сам же говоришь, думал через него блат поиметь. Поимел?

Изобретатель молчал, задумчиво глядя в рюмку. Батюшка продолжал:

– Ты всегда всего сам добивался. Зачем тебе нужны были какие-то сомнительные связи наверху? И что за кекс этот Пузиков, чего от него ожидать, ты ведь прекрасно знал.

– Да плевал я на блат! Ты хочешь сказать, у меня был выбор? Жизнь наша – вот она! – Хозяин ткнул пальцем на стену напротив, где висел Брейгель. – Большие рыбы пожирают маленьких!

– Что поделаешь, homo homini lupus est[35], – проговорил батюшка, качая головой.

– Да! Вот именно! Человек человека как люпус ест! – с жаром воскликнул изобретатель. – И меня сожрали бы!

– Ну, это еще бабушка надвое сказала, – ответил батюшка. – А выбор есть всегда. Можно, конечно, закрыть глаза, приспособиться, притерпеться. Только есть одно «но». Если ты не научишься говорить «нет» безобразиям вокруг тебя, безобразия будут только умножаться. Что, думаешь, решились твои проблемы? Ну, не будет больше в твоей жизни Пузикова, появится какой-нибудь Кузиков. Опять на мистика надеяться будешь? Эх, Петька, Петька… Да что я тебе рассказываю, ты же в армии служил, сам все понимать должен. А бутылку эту лучше выкинь от греха.

– Просто тебе говорить, – ответил изобретатель, покачав головой. – А я столько трудов сюда вложил! Я сюда душу вложил! Думаешь, легко мне всем этим рисковать? И, кстати, каким образом ты прикажешь мне беспределу сопротивляться? А как же «блаженны кроткие», «подставь левую щеку», а? – язвительно спросил хозяин.

– А я и не призываю открыто сопротивляться, если не можешь, – ответил батюшка. – Чем сильнее ты будешь упираться, тем сильнее на тебя будут давить. Это же элементарная физика! А ты попробуй действовать как в дзюдо, по касательной. Объедини свои силы с силой противника и направь ее таким образом, чтобы она сама себя разрушила.

Изобретатель махнул рукой.

– Все это схоластика, – сказал он. – А ты мне что-нибудь конкретное посоветуй.

Вместо ответа батюшка лишь вздохнул.

– Вот видишь, молчишь! – упрекнул его изобретатель. – Сам ведь понимаешь, ситуация у меня была патовая. И спасибо тому мужику из поезда, выручил.

Доктор задумчиво смотрел на братьев, подперев подбородок рукой, и вдруг его осенило:

– Мужики, это же чистый дзен! Петька, жизнь подкинула тебе классический коан, а ты так и не понял ничего!

– Вася, ну выражайся же ты по-человечески, а? – недовольно пробурчал изобретатель.

– Слушай! – запальчиво продолжал доктор. – В дзен-буддизме есть такая практика: мастер дает ученику особую загадку – коан. Коан не имеет логического решения, его решение всегда парадоксальное, но если человеку удается решить коан, он становится просветленным.

– Например?