Летающие колдуны Джеролд Дэвид

41

На следующее голубое утро был проведен эксперимент по изучению возможности научить доселе не участвующих ни в какой разумной деятельности женщин прядению. Предложено было семнадцать жен, явилось четырнадцать, подгоняемых своими неожиданно занервничающими и обеспокоенными мужьями. В холодном утреннем свете эта идея уже не представлялась им такой привлекательной.

Даже я начал жалеть о своем предложении.

Первую жену я привести не смог, поскольку та была беременна. Оставалась вторая — тоненькая, нескладная, со светлым мехом. Мне вовсе не улыбалось потерять ее ради эксперимента. Но выбора не было — честь обязывала!

Нетрудно было понять, почему ворчат другие мужчины. Если только одна жена собирает пишу, еда становится скудной и однообразной. А в моем случае дело обстояло еще хуже. А бить женщину, вынашивающую ребенка — плохая примета. Ладно, если дела будут идти совсем скверно, я всегда могу присоединиться к холостякам, которых обслуживают незамужние женщины. Выход не из лучших, но по крайней мере, мой желудок будет полон.

Мы, нервничая, ждали на склоне холма. Топтались и переговаривались. Настроение женщин было разным — от страха до восторга. Все они, несомненно, были взволнованы, или же подавлены перспективой новой работы. Мало кто из них понимал, что именно от них требуется, но любые изменения в том образе жизни, что они вели, могли быть только к лучшему.

Пурпурный явился в сопровождении Лесты и нескольких других его ткачей. Да, эти люди действительно могли научить прясть. помощники тут же начали собирать прядильные устройства.

Урок начался с демонстрации того, что представляет собой прядение в целом.

— Вы будете делать нить, понятно? Нить — это очень важно. Мы будем из нити делать ткань.

Женщины немо и беззвучно затрясли головами.

— Я покажу вам, как это делать, — сказал Леста. Он сел на низенький стульчик перед прядильным устройством и начал прясть, подробно объясняя каждую процедуру. Леста оказался хорошим учителем. Пока я смотрел, то почувствовал, что тоже могу научиться этому ремеслу.

Но женщины — они видели все совершенно по-другому.

— Посмотри! — бормотали они. — Он сидит! Он сидит! Он работает и в то же время сидит!

Моя жена потянула меня за руку.

— О, мой муж! Муж мой, неужели и я смогу сидеть тоже и работать?

— Тихо, женщина, тихо! Будь внимательна!

Но теперь разом начали перебивать все женщины, возбужденно шепча друг другу:

— Он сидит! Он сидит во время работы!

В конце концов старый Леста не выдержал. Он перестал прясть и спрыгнул с табурета.

— Да, проклятье на вас, я сижу! И вы, глупые создания, тоже будете сидеть! Если конечно, сможете научиться работать!

Женщины немедленно замолчали. Леста осмотрел группу.

— Ну, кто хочет попробовать первой?

— Я! Я!

В страстном желании они все устремились вперед.

— Я первая!

— Я!

Каждая хотела попробовать — на что это похоже — сидеть и в то же время работать. Леста выбрал одну и усадил ее на стул. Женщина истерично захихикала. Леста вложил ей в руку инструменты и пряди расчесанного волокнистого растения, приказал ей делать то, что только что делал он. То что она видела...

О боги! Она пряла! Она спряла волокно в нить!

Ткачи задохнулись от ужаса — такое оказалось возможным! Мужчины застыли в шоке — неужто женщина может быть настолько умной? Я тоже затаил дыхание, но потому лишь, что никогда такого прежде не видел. Женщины оцепенели — она сидит и в то же время работает! И при этом сидит!

А Пурпурный?

Пурпурный подпрыгивал от восторга.

— Получилось! — вопил он. — Получилось! Она работает! Она работает!

А женщина, между тем, продолжала прясть. Конечно, нить была неровной и непригодной. Она была неопытной и не совсем понимала, что именно она делает. Но даже теперь стало очевидно — прясть женщина может! И Пурпурный сможет построить свою летающую лодку. При должном опыте и тренировке — и при внимательном присмотре — все женщины в самом скором будущем смогут прясть нить такую же тонкую и ровную, как самые искусные из прядильщиков.

День тем временем продолжался. И вскоре неведомое раньше сделалось явным — женщины даже более искусные прядильщицы, чем мальчики-подмастерья. Подмастерье хитер, он знает, что скоро станет ткачом, и его сердце не лежит к пряже. Он уделяет своей работе мало внимания, потому, что она скучна. Мальчишки — всегда мальчишки. Для женщины же, с другой стороны, прядение — задача огромной сложности. Ей приходится использовать обе руки и одну ногу одновременно для трех различных, но согласованных движений. Тут требовалась вся их сосредоточенность — это было для них как вызов. К тому же они знали, что если не справятся, то будут побиты. Женщина должна постоянно сосредотачиваться на том, что она делает, значит она будет со временем внимательнее следить за нитью. К концу дня многие из них, включая и мою жену, уже пряли нить достаточно тонкую, чтобы ее можно было использовать для воздушной ткани.

Пурпурный все уже успел подсчитать. В двух наших деревнях было почти шестьсот незамужних женщин. Если не считать сбора пищи и уборки, то работы у них почти не было. Но теперь все эти свободные руки могли принести нам огромную пользу. Мы доверили им дело — прясть! И если их окажется недостаточно, чтобы снабдить Пурпурного нитью, мы можем разрешить работать даже женам.

Эксперимент, определенно, увенчался успехом. Пурпурный был не из тех, кто зря станет тратить время. Он быстро определил новые задачи для учеников ткачей и подмастерьев. Парни охотно взялись за дело, когда поняли, в чем дело. Пурпурный создал новую профессию — надзиратель над женщинами. Ребята должны были следить за работой женщин. Они были в восторге, когда сообразили, что будут сами отдавать приказы, вместо того, чтобы получать их.

Всех незамужних женщин предстояло разбить на три отряда — прясть, собирать волокнистые растения, расчесывать их для прядения. Но и эти отряды были разделены на три группы поменьше — от тридцати до пятидесяти человек в каждом.

Даже старый Леста был потрясен.

— Никогда не видел прежде такого количества рабочей силы, — признался он. — Я бы ни за что не поверил, что такое возможно. — Тут он понял, что невольно сделал комплимент Пурпурному и добавил:

— Но, конечно, ничего не получится.

Но пока все получалось.

Другую группу, на этот раз мужчин-ткачей, Пурпурный отправил в лес собирать сок дикого домашнего дерева. Им боли выданы огромные горшки, изготовленные Белисом Горшечником. Если горшок запечатать, кровь дикого домашнего дерева сохраняется до тех пор, пока она не понадобится для использования. Нам все требовалось в большом количестве. Мы уже отправили гонцов в другие деревни с образцами воздушной ткани, приглашая к себе ткачей и женщин. Если Леста счел впечатляющей армию из шестисот женщин, то ли ему еще предстоит увидеть!

Как только нить была спрядена, бригада подмастерьев окунала ее в ванну с кипящим соком дикого домашнего дерева, а оттуда ее медленно, очень медленно наворачивали на высоко поднятую катушку, так чтобы у нити было время высохнуть в воздухе. Скоро стало ясно, что этим методом Пурпурный недоволен. Если нитей, пока они были мокрые, кто-то случайно касался, то на них оставались пятна грязи, достаточно большие и различимые даже глазом. Пурпурный сердился и утверждал, что в этом месте возле грязи из ткани будет просачиваться газ и его машина упадет в море.

Тут еще мальчишки начали жаловаться на жару от кипящих ванн с соком.

Время года тоже способствовало духоте. Было решено перенести ванны и прядильные колеса наверх, на скалу Юдтион.

Мальчишки были довольны, потому что там было прохладно от ветра, а женщины, казалось, не обращали внимания на лишние полчаса ходьбы по склону. Но, что более важное, был улучшен процесс пропитки и сушки. Теперь нити пропитывались, затем большой петлей спускались со скалы, вокруг шкива и опять поднимались наверх, где и наматывались на катушку. Ветер поддерживал ее на весу; а мальчишки тащили ее из ванны так быстро, как только успевали наматывать на катушку. Нить получалась чистой и сухой и даже более эластичной, чем прежде.

Как-то я стоял на выступе вместе с Пурпурным. Работая шла гладко, минимум задержки. Вдоль края скалы разместилось почти двести женщин с прядильными устройствами. Примерно пятьдесят мальчишек следили за ваннами с кровью домашнего дерева. Мимо нас тянулись петли только что изготовленной нити. Еще двадцать подмастерьев наматывали их на катушки. Вилвил и Орбур построили несколько больших механизмов, вращающих катушки. Каждый состоял из держателя для катушки, системы шкивов и двух рукоятей. На каждом было занято по четыре мальчишки, по двое на рукоять. Нить оно наворачивало быстрее, чем это могли сделать десять подмастерьев, работая поодиночке. Внизу, в деревне действовало уже около десятка станков, каждый из которых изготовлял три куска воздушной ткани каждые пять дней. Но такого количества все еще было недостаточно — потому-то мы сюда и пришли.

Начинали прибывать ткачи из других деревень, желая познакомиться с нашим новым секретом. Многие были шокированы, увидев, что у нас прядут женщины, а на станках костяные зубья, но все же многие оставались и начинали учиться, а потом и работать. Новые станки вступали в строй каждый день.

Пурпурный и я стояли и смотрели вниз. Море начало подбираться к нижней деревне. Несколько домашних деревьев уже стояли покинутыми.

— Как высоко поднимается вода? — спросил я. — Не придется ли переносить станки?

— Надеюсь, нет, — ответил Пурпурный. — Посмотри. Видишь вон ту линию деревьев? Гортин говорит, что она проходит как раз там, до какого уровня вода добралась в прошлом году. Я рад, что тут в океане пресная вода, Лэнт. Там, откуда я пришел, вода в океане — соленая.

Я глядел на голубую воду и вспоминал, что совсем недавно здесь была высохшая пустыня.

— Интересно, откуда эта вода берется?

Пурпурный ответил, думая о чем-то своем:

— Когда вы проходите между двух солнц, тают ледяные шапки на полюсах.

Я с удивлением поглядел на него. Он до сих пор продолжал нередко нести тарабарщину. Вероятно, он никогда не избавится от этой привычки. И тут я внезапно сообразил, до чего привычным для меня стало присутствие Пурпурного. Я больше не думал о его странных манерах, как о странных. Просто они были другими. Я перестал думать о нем, как о чем-то чужом и необычном. И только когда он начинал плести что-нибудь невразумительное, как сейчас, я вспоминал, что он не нашего племени. Действительно, я даже начал привыкать к виду его голого, безволосого лица. Хотя... я посмотрел еще раз и воскликнул:

— Пурпурный, ты что ошибся в заклинаниях?

— С чего ты взял?

— Твой подбородок, Пурпурный! У тебя начали расти волосы на подбородке и по щекам.

Его рука потянулась к лицу. Он потрогал подбородок и расхохотался гулким утробным смехом. Я здесь ничего смешного не видел. Среди нас было много таких — Пилг, например, кто начисто лишился волос с головы до пят из-за неправильного заклинания. Все еще посмеиваясь, Пурпурный достал какое-то устройство, размером с кулак и сказал:

— Видишь, Лэнт?

— Конечно.

— Это — волшебная бритва. Она приводится в действие особого рода магией, называемой электричеством. — Именно так он ее назвал. — Сила бритвы будет мне нужна, чтобы получить газ легче воздуха. Поэтому я и решил удалять волосы с лица очень редко. А теперь думаю и вообще не удалять.

Я посмотрел на него с удивлением.

— Ты хочешь сказать, что можешь сам выращивать волосы?

Он кивнул.

— И удалять их когда захочешь?

Он снова кивнул.

Странно, очень странно, поглядел еще раз.

Потом спросил:

— Пурпурный, если ты решил не удалять волосы с лица, то почему ты не делаешь этого полностью?

— Как? — переспросил он. Затем поняв, что я имею в виду и остальные голые части его тела, расхохотался еще сильнее.

Но до меня все равно не доходило, что в этом смешного.

42

На следующий день Пурпурный решил попытаться разделить воду на газы. Посмотреть на это зрелище пришли многие с обеих деревень.

Волшебник взял у кузнеца два куска медной проволоки, опустил в большой горшок так, чтобы концы каждого куска погружались в воду, закрепил провода на концах горшка деревянными зажимами. Мы молча наблюдали, как Пурпурный снял с пояса очередное волшебное приспособление. Оно было плоским с округлым и напоминало то, которое применялось в световом устройстве, подаренном Пурпурным Шуге несколько месяцев назад, только побольше. Пурпурный называл его батареей. Он объяснил, что именно в нем скрыта магия, называемая электричеством. Подсоединенное к его защитному костюму, оно давало силу другим волшебным устройствам. Пурпурный просто указал на них, но ничего не стал объяснять. Единственными механизмами, которые не были зависимы от батарей были излучатель света, у которого имелась своя крошечная батарея и счетчик радиации, который, как сказал Пурпурный, не нуждается в электричестве совсем.

Батарея была тяжеленькой, значительно более тяжелой, чем можно было предположить по ее размерам. На одном ее конце виднелось два блестящих металлических нароста. Пурпурный прикрутил к этим наростам свободные концы медного провода, каждый к своему.

— Теперь, — заявил он, — все, что мне остается сделать — это включить батарею. А вот эта крупная шкала показывает, сколько энергии у меня осталось. Когда я включу батарею, заклинание начнет действовать, и вода разделится на газы.

Так он и сделал. Мы ждали. Я услышал шипение и заглянул в горшок. Крошечные пузыри образовались на поверхности проводов, отрывались и поднимались на поверхность.

— Ага. — сказал Пурпурный. Он повернулся и повернул выпуклость. Вода начала пузыриться сильнее. Пурпурный горделиво рассмеялся.

— Водород и кислород, — сказал он, — от одного провода идет кислород, а от другого — водород. Он легче воздуха. Нам нужно будет улавливать водород. Он и поднимает воздушные мешки.

— О! — проговорил я и закивал головой, будто бы все понял. Но я ничего не понял, но сделал вид, что мне все понятно. Я постоял еще немного из вежливости, а затем вернулся к своей прерванной работе.

Теперь у меня было семь подмастерьев и хотя они были вполне способны выполнять работу и без меня, я все же — из чувства ответственности — проверял их при каждой возможности.

Сейчас мы использовали сырую кость. Огромная ее груда лежала на солнцепеке, конечно, она не станет такой твердой, как окаменевшая кость, но все же ее можно будет пустить в дело.

Подмастерья хорошо справлялись и без меня. Пурпурный предложил, чтобы они работали в новом порядке. Один разрезал кость на плоские сегменты, другой шлифовал эти сегменты песком, подгоняя под размер пазов ткацкого станка, третий вырезал углубления для крепления пластины к раме, четвертый и пятый прорезали щели в пластине, а шестой тем временем полировал готовые комплекты зубьев. Седьмой следил за инструментами шести и держал их острыми.

Таким образом они могли сделать больше зубьев для станков, как если бы работали поодиночке.

Пурпурный называл это «разделением труда». Каждую работу можно разбить на несколько простых операций. А поскольку одному человеку приходилось осваивать только одну операцию, то это упрощало и убыстряло весь производственный процесс. Никто не обязан знать все.

Кроме Пурпурного, конечно, но на то он и волшебник. Теперь он внедрял свои методы по всей деревне. Появились новые правила как ткачам прясть нить, ткать ткань, строить станки, делать прядильные машины. Пурпурный учил людей своей магии изготовления вещей.

Он сказал мне, что весь район стал поточной линией для изготовления летающей машины. В будущем, мы сможем строить и другие летающие машины, если захотим.

Все, что мы должны сделать — это поддерживать работу поточной линии. И мы сможем построить столько машин, сколько захотим. Это была ошеломляющая мысль.

Когда с ней ознакомился Шуга, глаза его заблестели. Не было секрета, чего он хочет. Зловещие огоньки плясали в его глазах.

43

У Пурпурного странная манера разговора — даже более странная, чем его методы изготовления вещей. Но, если мы с ним соглашались, его методы оправдывались. Он снова и снова доказывал нам это.

Например, он придумал способ уберечь Гортина при столкновениях с деревьями во время езды на велосипеде. Он предложил Вилвилу и Орбуру добавить к велосипеду пару маленьких деревянных колес — по одному с обеих сторон заднего колеса. Они удерживали машину от падения на бок. Гортин был так благодарен, получив, наконец, возможность ездить на велосипеде, что позволил моим сыновьям продать и остальные машины в нижнюю деревню. Но при условии, что у них не будет «колес Гортина». Он хотел быть единственным владельцем непадающего велосипеда. Орбур и Вилвил были довольны таким поворотом событий.

Они уже придумали свою собственную поточную линию для велосипедов — с четырьмя подмастерьями они могли бы выпускать по два велосипеда каждые пять дней.

Сыновья были полны желания опробовать ее как только кончат дела по работе над летающей машиной. В настоящий же момент у них было столько заданий от Пурпурного, что они едва-едва справлялись.

Например ему потребовались держатели мешков — огромные деревянные рамы, которые удерживали бы мешки над пузырящимися горшками с водой. Таким образом он собирался ловить газ, который поднимался от горшков с водородным проводом.

Он попросил Белиса Горшечника изготовить для этого горшки специальной формы, и тот уже заканчивал первый из них. В дополнение к отверстию сверху, через которое должна была заливаться вода, у него были два горлышка с разных сторон. Одно из них — узкое и изящное было расположено таким образом, чтобы водород поднимался именно через него. Другой газ должен был уходить прочь через другое горлышко, широкое и короткое. Воздушный мешок — совершенно пустой, предстояло подвесить на раму над горлышком, а его отверстие прикрепить к соответствующему горлышку. Когда к проводам будет подсоединена батарея, то, как надеялся Пурпурный, воздушный мешок начнет наполняться водородом. Но не один мешок еще не был сшит. Пока только было построено две рамы, чтобы держать их, и вылеплен один горшок.

Белис Горшечник начал выходить из повиновения. Сперва он обрадовался заказу Пурпурного на большое количество горшков, но не пришел в восторг от его предложения использовать женский труд. Он возражал против сбора ими глины, против того, чтобы они вращали его круг, приглаживали его уже готовые изделия, очищали инструменты — против всего! Никаких женщин, — уперся он. Женщины предназначены для выведения потомства — это все, для чего они существуют. Пурпурный сказал, что уже доказано, что женщины способны на простую работу, как пряжа и собирательство. Белис затряс головой.

— Прядение не требует особого ума, не то, что изготовление горшков.

— Хм, примерно то же говорил и Леста. Только он говорил, что изготовление горшков не требует большого ума.

— Леста — старая мохнатая бородавка. А здесь, возле моих горшков, женщинам не бывать...

— Это твое последнее слово, Белис?

— Последнее.

— Я надеялся, все-таки, что ты согласишься. Ну да ладно. Я уже послал за горшечниками из других деревень. Они согласны попробовать работать с женщинами. Я предвидел, что ты...

— Подожди! — заволновался Белис. — Может быть все-таки возможность есть. Но надо попробовать...

Другими словами, теперь все хотели работать с Пурпурным. Даже если при этом приходилось менять свою привычную манеру поведения. И еще одно: как мы все больше и больше узнавали о Пурпурном, так и он, как это стало видно из его поведения при заключении сделок — кое-что узнавал о нас.

44

Вскоре Шуга закончил кульминацию и освещение всех домашних деревьев в районе, за исключением диких деревьев, которые он оставил Пурпурному для его воздушной ткани. Два дня он бродил по деревне, придумывая чем бы заняться и тут и там развлекая себя небольшими заклинаниями для решения мелких проблем. В конце концов он пожаловался мне:

— Все находят себе занятие возле летающей машины — только не я! Тут не нужны заклинания, которыми я мог бы направлять работу. Все пользуются заклинаниями Пурпурного.

— Чепуха, Шуга! Хватит заклинаний и для тебя.

— Назови хотя бы одно.

— Ну... ты можешь использовать свое умение в подготовительных работах для летающей машины. С воздушными мешками, например.

— А что с ней еще делать, с воздушной тканью? Они ее соткали, они ее окунали, она держит воздух.

— Но она должна быть благословлена, Шуга, разве не так? Я хочу сказать, что это должно быть похоже на поимку Воск-Нотца — Бога Ветра. Тут ведь тоже должны быть своего рода улучшающие заклинания.

Шуга призадумался.

— Верно, ты прав, Лэнт. Я должен исследовать этот вопрос. Боги определенно должны быть привлечены к летающей машине.

Я последовал за ним на рабочий участок ткачей: обширное пастбище как раз под скалой. Там располагалось более сорока гигантских ткацких станков. Шум стоял чудовищный — каждый станок скрипел, содрогался, громко протестовал. Погоняющие выкрики начальников бригад накладывались друг на друга. Я удивился, как это разные ткачи различают, кто и что командует. Мы зажали уши руками, пробираясь между рядами машин — на тяжелой раме каждого вырастал крошечный кусок воздушной ткани. С некоторым неудовольствием я отметил, что поле испорчено множеством собравшихся здесь людей — черная трава превратилась в грязь. Тяжелая пыль повисла в воздухе. Это было плохо для ткани. Хотя каждый кусок ткани тщательно протирался перед пропиткой, все равно не годилось держать ее в такой грязи.

Без малейшего сомнения, нам надо было разнести станки подальше друг от друга.

Старого Лесту мы нашли на краю поляны, наблюдавшего за сборкой трех новых станков.

Шуга оторвал его от работы и оттащил его подальше от станков.

— Я должен поговорить с тобой, — начал он.

— О чем? Видишь же — я очень занят. — Говоря с нами, Леста не переставал вертеться на месте и рычать на суетящихся подмастерьев.

— Ладно, — сказал Шуга. — Я произвел некоторые вычисления...

— О! Нет! Больше никаких вычислений!

— Они касаются воздушной ткани. Мы не можем ткать ее, не обижая Воск-Нотца — Бога Ветра. Но мы можем ткать ее, если будем читать заклинания примирения над каждым куском ткани и над каждым станком...

— Я не могу себе это позволить, — застонал Леста. — Здесь и без того столько магии, что у меня начали вылезать волосы.

— Мы рискуем нарваться на удар смерча.

— Это было бы неплохо, — ответил раздраженно старый ткач. — У меня, по крайней мере, выдалось хоть немного спокойного времени. Вон, взгляни. Видишь эти станки? На каждом из них работают разные ткачи и каждый из них поклоняется своему богу. Тут и Таккер — бог названия, и Каф — бог драконов, и Эйн — бог причин. Тут собралось больше богов, чем мне приходилось в жизни слышать! И каждый из этих ткачей требует, чтобы его ткань была выткана в особой манере, посвящена его любимому богу!

— Но... но, — в замешательстве забормотал я. — У Пурпурного будет припадок...

— Это точно, — согласился Леста. — Ткань должна быть изготовлена строго по образцу. Она должна быть по возможности наиболее плотной. Она не должна быть ни атласной тканью, ни саржей, ни какой-нибудь ерундистикой — она должна быть просто воздушной тканью! Так нет же... Видишь людей, вон там? Они укладываются, чтобы вернуться в свою деревню. Они, надо же, не желают ткать ничего, кроме сатина. Они боятся обидеть Моханторга — бога-человека, бога... понятия не имею чего он там бог! И таким вот образом мы каждый день теряем, по крайней мере, пятерых ткачей.

Леста повернулся к нам.

— Вы понимаете что происходит? Они крадут секрет нашей воздушной ткани! Они приходят, работают с неделю, а затем выдумывают какой-нибудь предлог, чтобы сбежать назад, в свою деревню. Я не в силах удержать здесь рабочих. — Он застонал и присел на бревно. — А-ах! Лучше бы я никогда не слышал о воздушной ткани!

— Дела! — согласился я. — Тебе, Шуга, действительно надо принять меры...

— Конечно, конечно, — выкрикнул Шуга. — Ни одному из ткачей не позволялось приблизиться к станку, не открыв по крайней мере, двух слогов своего секретного имени в качестве гарантии. Но ничего из этого не получилось. Они заявили, что клятва перед богом во много раз крепче и важнее, чем клятва человека человеку, и они правы.

— Хм, — произнес Шуга. — Кажется, я могу кое в чем помочь.

Леста поднял голову.

— Это просто, — продолжал волшебник. — Мы должны посвятить свою ткань Воск-Нотцу. Всякий, кто надумает ткать ее без моего благословения, или ткать в других видах и местах, будет рисковать навлечь на себя его гнев.

— А как насчет тех, кто хочет уйти? — спросил Леста с надеждой.

Шуга покачал головой.

— Это не страшно. Мы можем связать их более крепкой клятвой...

— Более крепкой клятвой, чем клятва богу?

— Определенно! Как насчет клятвы о безволосии?

— Это как?

— Очень просто — если они нарушат клятву, все их волосы вылезут.

— О! — произнес Леста, он немного подумал над этим и просветлел.

— Давайте попробуем, — согласился он. — Хуже от этого уже не будет.

Когда я уходил, они ругались из-за гонорара Шуге за изгнание всех остальных богов из ткани.

45

Я решил навестить Пурпурного в его гнезде. Он был очень доволен ходом работ. Удовлетворенная ухмылка проглядывала сквозь черную щетину, покрывшую его подбородок. И он игриво похлопал свой животик. Некоторыми повадками он напоминал мне здешнего черного кабана. Я рассказал ему об уходе ткачей. Он задумчиво кивал, когда я сообщил ему о намерении Шуги.

— Да, — согласился Пурпурный, — это очень умно. Но я не беспокоюсь о тех, кто ушел. Они вскоре вернутся.

— Но почему?

Пурпурный объяснил с невинным видом:

— Потому что у нас почти все прядильные установки на острове. Где они возьмут достаточно нитей для своих станков?

Он посмеялся, довольный своей хитростью.