Летящий вдаль Лебедев Виктор
© Д.А. Глуховский, 2015
© В.Р. Лебедев, 2015
© ООО «Издательство АСТ», 2015
Вместо пролога
На станции Орехово, незадолго до отправления Олега Немова и его группы в экспедицию в бункер заброшенной войсковой части в Бирюлево
Василий Петрович, комендант станции Орехово, а по совместительству – главный местный сказочник, улыбался. Он любил тихие вечера, посиделки с детворой у костра возле северных гермоворот, когда в углях потрескивает печеная картошечка, аромат разносится по станции, а на него, словно мотыльки на огонь, слетаются мальчишки и девчонки, предвкушая захватывающие истории коменданта под хорошее угощение. Байки Василия Петровича пользовались популярностью, иной раз и взрослые заходили послушать, так складно он рассказывал. Да и отвлечься от трудовых будней не мешало, позабыть хоть на время о тяготах, испытаниях и непростом существовании под землей.
Вот и сейчас, когда подготовка к предстоящему походу почти закончена, нелишне было немного расслабиться. А отдушину комендант находил в детях.
– Глаза у него – что раскаленные уголья, – Василий Петрович указал на затухающий костерок. – В такие заглянешь, и будто душу обожжешь, такой там жар нестерпимый. С ним вообще лучше на дороге не пересекаться – в лучшем случае калекой останешься. Говорят даже, что он – предвестник Апокалипсиса. Повстречали его как-то на МКАДе, аккурат накануне Судного дня, а на следующий день мира-то и не стало.
– Так он человек или призрак? – с содроганием в голосе спросила Машенька.
– А шут его знает. Когда-то человеком был. А потом за предсказания прокляли его люди, изгнали из общества своего, запретив даже приближаться к ним. А чтобы неповадно было, выжгли каленым железом на спине страшное клеймо. С тех пор зол он на люд, мстит им. Кто знает, может, и впрямь сделку с дьяволом заключил. Во всяком случае, те немногие свидетели, которые выжили после встречи, потом рассказывали, трясясь от страха, что шлейф за ним огненный развевается, а руки цепями опутаны, и прикован он ими к байку своему – мотоциклу, значит. А у свидетелей волосы, брови да одежда опалены оказались, – сложно не поверить. Да и трястись так можно только от страха первобытного, перед чем-то необъяснимым, мистическим, поистине жутким.
– А что сейчас с теми, кто его повидал и выжил? – спросил мальчик из второго ряда слушателей.
– Кто с ума сошел и отправился искать вечное пристанище наверху, в объятиях радиации, кто с собой покончил. А одного нашли с выжженными глазами и остывшими угольками в глазницах, но еще живого. Того из сострадания пристрелили.
– А где это случилось?
– В основном в Ясеневской общине, но встречали его по всей Москве. Караванщики рассказывали. А на Ясенево местные рейдеры пытались изловить его или развеять слух о существовании байкера, но все их попытки были обречены на неудачу. Не дался им в руки призрак, только обжигающий огненный шлейф, словно издеваясь, махал им на прощание. А догнать его оказалось не под силу – слишком быстр, зверюга.
Но есть люди, которые считают его обычным человеком с тяжелой судьбой. А окрысился он на людей потому, что от рук рейдеров погибли его жена и ребенок. Вот и мстит байкер с той поры всем без разбору. И нет конца его ненависти.
– А вы как думаете, Василий Петрович?
– Я? – комендант потер лоб, поморщился. – Скажу так: есть в нашей жизни место необычному, необъяснимому, странному и пугающему. А правда – она где-то посередине… Ну ладно, ребятки, на сегодня со сказками покончено. И так засиделись что-то. Ну-ка быстро по койкам!
Детвора нехотя потянулась к своим палаткам.
В кабаке на станции Печатники
– Слышь, Плесень, нацеди-ка мне своей браги. Башка с похмелухи раскалывается.
Дородный мужчина за стойкой кинул быстрый взгляд, но отвечать на грубое обращение не стал – когда не знаешь, кто перед тобой, лучше попридержать язык. Ответить всегда успеется. Да и Плесенью его, по правде говоря, звали многие, и было за что – на бритой голове бармена красовалась серая, с неровными краями отметина, смахивающая аккурат на пятно плесени на сырой стене. Но одно дело знакомые или товарищи старые, а другое…
– Слышь, – видимо, все разговоры собеседник начинал с этого словечка, – а ты не в курсе, тут на станции один тип залетный не появлялся?
В метро давно ходила поговорка: кто владеет кабаком, тот владеет информацией. А где еще можно узнать свежие новости? Через подобные забегаловки проходили десятки людей, под алкогольными парами выбалтывались различные секреты, которые следовало держать за зубами, в кабаках совершались сделки, клиенты находили заказчиков, да даже ничем не примечательный разговор для одного обывателя становился кладезью полезной информации для другого. В общем, хочешь узнать последние новости – ищи место, где с глухим стуком встречаются разномастные кружки, а пьяный гомон слышен на десятки шагов вокруг. Ну а если ты владелец всеми уважаемого и почитаемого заведения, а при этом еще и неглупый парень, то дополнительный заработок, считай, у тебя в кармане. Покупатель всегда находится – информация в любое время ценилась превыше всего. Вот и еще одна не потерявшая актуальность поговорка из прежней жизни: кто владеет информацией, владеет миром.
– Что за тип? – выдержав небольшую паузу, оглядевшись по сторонам и понизив голос, спросил бармен.
– Такого сложно не заметить, уж слишком он приметен. Ты, я вижу, человек немолодой, помнишь еще то время, сразу поймешь. – Собеседник многозначительно поднял палец к потолку. Палец был кривой, видимо, не раз его ломали, пытаясь получить ценную информацию. Опять эта информация!
– Приметы скажешь? Или думаешь, я мысли могу читать? – даже у осторожного бармена терпение может быть на исходе, тем более, когда клиент явно считает его за дурака. Или сам дурак.
Собеседник поморщился – тон Плесени ему явно не понравился. Но информация была важнее, а если что, поставить на место бармена всегда успеется.
– Байкер не появлялся здесь случайно? – Прямой вопрос, наконец, прозвучал. – Надеюсь, не надо объяснять, что это за зверь и с чем его едят?
Бармен кивнул, не переставая натирать потемневшую жестяную кружку сомнительной чистоты тряпкой. Представитель санэпидстанции, если бы он мог случайно оказаться здесь, поседел бы вмиг от ужаса. К счастью для одних и к сожалению для других, подобный класс людей давно вывелся.
– Много здесь людей ходит, всех и не упомнишь, – протянул бармен, мельком поглядев на беспокойные руки сидящего напротив за импровизированной стойкой, сколоченной из остатков мебели. Руки не предвещали ничего хорошего. Уж бармен-то за свою жизнь столько их повидал, научился разбираться. Руки убийцы, не иначе. Тем не менее Плесень, сглотнув слюну и скрыв беспокойство за привычным натиранием кружек, продолжил: – Бывает, за день не одна сотня. Всем подай, принеси, налей. Не всегда человека разглядишь в такой суете.
Первое впечатление часто обманчиво. Вертлявый неприметный собеседник с жиденькими волосами и руками убийцы недобро улыбался, а огромный как шкаф бармен с пальцами-сардельками вращал в руках кружки одну за одной. Но именно этой махине приходилось потеть и волноваться под ледяным взглядом худенького мужичка. Было в этом что-то комичное.
Минута молчания тянулась неприлично долго, затем клиент хмыкнул, улыбнулся еще шире, обнажая неровные обломанные зубы. Атмосфера немного разрядилась. По столешнице гулко прогремели патроны. Пять щелчков – пять патронов. Плесень проявил чудеса ловкости – еще не успел стихнуть звук, а самые популярные в две тысячи тридцать третьем году дензнаки исчезли, будто их и не было.
– Припоминаю, – бармен выдохнул сильнее, чем следовало. Вздох облегчения не скроешь, если не знаком хотя бы с актерским мастерством «для чайников». Факт не остался незамеченным таким бывалым и ушлым клиентом. – Был здесь вчера такой.
Клиент нахмурился. За щедрую плату можно бы и побольше информации предоставить, а тут словно клещами приходится вытягивать. Вот бы сейчас сюда настоящие клещи, да еще парочку особых инструментов, да комнатку со звукоизоляцией – пары минут бы хватило вызнать все, что необходимо. Нет, бармен определенно бесил все сильнее.
– Это все, что ты можешь мне сказать?
Слова, произнесенные с нажимом и нескрываемыми нотками раздражения, подействовали – бармен поспешно закивал.
– Говорят, его Веденеев вызывал. Дело какое-то у них. С Полисом связано. Но это все, что я знаю. Ко мне байкер не заходил, и, насколько я понимаю, больше ни с кем на станции не общался. Иначе мне было бы известно больше.
– Тогда откуда знаешь, что он вообще на станции был?
– Один человек верный рассказал, что смог услышать… Нет, имя его я тебе не скажу, и плата не поможет, – сказал и немного отодвинулся от собеседника – осторожность с незнакомцами нужна.
Клиента совсем не интересовал информатор – вряд ли тот будет знать больше. А начальник управления безопасности Конфедерации Печатников Андрей Павлович Веденеев должен принять меры предосторожности и оградить конфиденциальный разговор от лишних ушей. Самое главное он уже узнал – байкер вряд ли сейчас далеко. К тому же наверняка вернется еще раз, за окончательным расчетом – только дурак платит все деньги наперед. В крайнем случае придется браться за Веденеева, хоть это и сулит большие сложности: политика, мать ее, а здравый человек в это болото без особой нужды не полезет. А теперь нужно раствориться в толпе и сменить одну незапоминающуюся личину на другую. Он с сожалением посмотрел на бармена.
– Слушай, ты извини… Никто не должен знать, о чем мы тут с тобой только что беседовали.
Бармен не сразу расслышал в словах неизвестного угрозу. Пойми он на несколько мгновений раньше, и последовавшие за этой фразой события можно было бы предотвратить. Но вечерняя работа накладывает отпечаток – мозг в задымленном и пропахшем брагой помещении иногда позволяет себе холостые обороты. Руки реагировать все же начали, но было слишком поздно. Иногда даже мгновение – непозволительная роскошь.
Средь бела дня на оживленной станции решиться на убийство может либо самый отчаянный, либо полный придурок, либо чересчур уверенный в себе человек. Когда голова бармена разлетелась от выпущенной в лоб пули, тому было не до игр в угадайку, кто из означенных сейчас перед ним. Со стороны же неизвестный придурком не казался. Как бы там ни было, никто не решился встать у убийцы на пути или попробовать его остановить. Посетители забегаловки лишь ошеломленно провожали взглядом перешедшего с шага на бег невысокого человека, о чем-то оживленно беседовавшего пару минут назад с барменом, а потом неожиданно пустившего ему пулю в лоб из пистолета с глушителем. Этого недолгого всеобщего замешательства незнакомцу вполне хватило для того, чтобы скрыться с места преступления. Все выходы со станции перекрыли спустя пару минут, но убийцу так и не нашли, несмотря на то, что все вокруг перевернули вверх дном.
В общине рейдеров недалеко от станции Ясенево
– Задолжал он нам сильно: дел натворил, большой прибыли лишил. Такое не прощается. Серьезная обида на него у Главного.
Двое мужчин – один с факелом в руке, хоть немного рассеивающим тьму вокруг, – плелись по сырому мрачному коридору. Под ногами чавкала грязь, тут и там капли с потолка падали на пол, но люди не обращали на это внимания, а все шли и шли дальше, в глухую мглу.
– Так почему ж его до сих пор не грохнули?
– Говорят, Главный уже обо всем позаботился.
– Я бы и сам голыми руками удавил гада, попадись он мне, – говоривший изобразил жест, будто откручивает голову невидимому противнику.
Тот, что с факелом, повыше ростом, взглянул на товарища сверху вниз и хмыкнул:
– Байкер целый отряд наших раскидал, а ты – «голыми руками»… Когда его нет рядом, все смелые. На словах.
– Кажется, пришли, – вот отличная возможность сменить тему, ставшую вдруг неприятной. Никому не нравится, когда уличают в трусости.
Лязгнули цепи, и из темноты подвала донесся глухой рык.
Оба мужчины враз попятились, инстинктивно хватаясь за длинные ножи, висящие на поясе.
– Пушистик! – несмело позвал в темноту тот, что повыше ростом, выставляя перед собой факел и водя им из стороны в сторону. – Давай быстрее, чего тупишь? Ненавижу эти дежурства-кормления, – повернулся он ко второму.
Товарищ рывком скинул с плеч нелегкий рюкзак и принялся торопливо распутывать завязки. На пол шлепнулись дурно пахнущие куски мяса не первой свежести.
– Ну, чего застыл? Кидай ему быстрее, и давай обратно. Или хочешь сам таким же куском мяса стать?
На границе света и тени показалась мохнатая лапа, затем еще одна. Последовал еще один рык, от которого у мужчин подогнулись колени. Затем шумное сопение – тварь в углу учуяла запах мяса.
Мужчина с рюкзаком подцепил ногой кусок побольше и швырнул его к ногам зверя. Раздалось чавканье. Туда же последовали и остальные куски мяса.
– Жри, не подавись, – тихонько под нос буркнул факелоносец. И уже громче – своему соратнику: – Пошли отсюда.
Через сотню метров былая уверенность вернулась. Да и молчание напрягало, а за словами легче спрятать страх.
– Как думаешь, зачем он Главному? – мужчина с рюкзаком мотнул головой назад.
– А ты спроси на досуге, – улыбнулся щербатым ртом факелоносец. – Глядишь, объяснит, перед тем как обедом Пушистику станешь.
– Думаю, с такой дрянью и Байкер бы не сладил.
– Вот что ты опять эту мерзоту вспоминаешь? Предатель твой Байкер и для всей нашей общины первый враг.
– Он у меня одну вещь украл.
– Это какую же?
– Зажигалку. Значила она для меня много – память все ж таки.
– Понятно. И из-за зажигалки ты готов человека убить?
– Совестливый, да?! А ничего, что он до черта наших положил и сбежал?!
– Да ладно, не кипятись…
Оба помолчали, а потом второй вздохнул:
– А я бы от его байка не отказался. Если под тобой такой зверь, то ты – король дорог.
– Угу, король. До первого мута. Много ты сейчас по поверхности наездишься. Там и дорог-то давно никаких нет, а…
Но тут впереди трижды вспыхнул и погас луч фонаря.
– Свои! – крикнул в темноту туннеля мужчина и начертил в воздухе замысловатую фигуру горящим факелом.
Часть первая
Рок-н-ролл забытых улиц
Глава 1
Неожиданная новость
В дороге, где-то на трассе М-4
Я вспоминаю недавние события. Сначала – встреча с этим человеком на станции Печатники. Запамятовал его должность, но шишка немаленькая – второй человек в Конфедерации, и, по всему видно, метит на место Главы. Во всяком случае, уже распоряжается и ведет себя как первое лицо. Подо мной ревет мой дружище-байк, выплевывает сизый дым из глушителей, а мне лишь остается предаваться воспоминаниям, не забывая следить за дорогой. Я привык не обращать внимания на задания, которые подчас выдумывают люди, не интересуюсь и причинно-следственной связью, пока капают денежки. Точнее, патроны. Валюта нового мира. Все просто – я делаю работу и не задаю вопросов. За это меня и ценят. Наверное, меня считают сумасшедшим. За двадцать лет человек научился прятаться под землей, в рукотворных норах. Я не принимаю эту игру. В любой момент, когда захочу, могу поднять глаза и увидеть небо. Никто и ничто кроме смерти не лишит меня этой возможности.
Этот мерзкий мужик, Веденеев, пообещал баснословную сумму. Путь несложный, и убивать никого не надо, ни людей, ни мутантов. Всего лишь залезть в один архив в подмосковном городке и привезти документы, которые, якобы, должны там находиться. Меня не волнует, что это за бумаги, кому от них хорошо или плохо – кодекс чести у каждого в этом мире нынче свой. А чем дольше путешествие – тем интереснее. Что еще нужно, когда ветер в лицо, а за плечами пройденные километры?
Затем эта встреча с рейдерами, которая едва не оборвала мою жизнь. Я снова мысленно возвращаюсь к событиям последних суток…
…На станции Печатники я впервые, но мне нет дела до ее убранства – подземные убежища никогда не впечатляли мою вольную натуру. Мимолетом отмечаю серые пыльные колонны и приютившиеся между ними палатки, причудливые домики из подручных материалов, снующих торговцев за лотками и прочий вялый люд. Дело-то к ночи, после трудового дня особо не побегаешь. В глазах людей – отрешенность и смирение, они давно приняли свою судьбу и даже не пытаются ее изменить. Такое мне никогда не было понятно.
Шишки поважнее обитают в подсобных помещениях за станцией. Я долго иду по мрачному, сыроватому, тускло освещенному коридору вслед за провожатым – вертлявым малым, одной из шестерок тутошнего босса. Сзади топает дюжий охранник с АК на плече, небрежно положивший на оружие безвольно свисающую руку – верх попустительства. Захоти я, и обезоружил бы его в два счета. Если охрана первых лиц здесь устроена таким образом, то удивительно, что власть до сих пор не сменилась. Хотя я тут же припоминаю эту серость на станции, потухшие глаза, и мне становится ясно – им просто ничего не надо. Но наверняка должны быть и другие – сталкеры, например. Хотя тем только и нужно – вылазки да найденный хабар. Уверен, их жизнь получше, чем у обычного люда.
Наконец, мы останавливаемся возле обшарпанной деревянной двери. Мрак над нами рассеивает лампочка, она позволяет лучше рассмотреть стоящих рядом со мной людей. Мой провожатый – худоватый парень с затравленным взглядом, на вид лет двадцати-двадцати пяти. Прядки волос налипли на влажный лоб. Здесь довольно прохладно, из чего я делаю вывод, что работка у него та еще, заставляет попереживать и поволноваться. Одет он в какую-то серую робу. Бросаю взгляд назад – увалень-охранник переминается с ноги на ногу – мужика оторвали от любимого занятия: просиживать дни напролет на деревянном ящике у входа в подсобные помещения. Оттого и чувство опасности притупилось, и он не смотрит даже за мной, пришлым и чужим для станции человеком. Все мысли – поскорее вернуться обратно на насиженное место. Потому что давно ничего не случалось, унылая жизнь течет своим чередом, сменяя дни на ночи и обратно.
Провожатый несмело стучит в дверь и робко спрашивает:
– Андрей Павлович, можно? Посетитель прибыл.
Посетитель? Я усмехаюсь. Скорее, подрядчик. Выполняющий грязную работу.
– Корниенко? Входи.
Корниенко отворяет дверь, раздается противный скрип. Хоть бы петли смазали. Представляю, как тошно выслушивать такое изо дня в день.
За столом сидит тучный мужчина, который тут же встает и идет навстречу, протягивая руку для приветствия. По телосложению сразу видно, что работка у него сидячая и непыльная – знай себе отдавай приказы направо и налево. А люди вроде моего провожатого носятся, выполняя их и расшибая лбы. Ну, да это не мое дело.
Андрей Павлович улыбается, но улыбка неискренняя, а глаза и вовсе злые. К такому лучше лишний раз не поворачиваться спиной. Мне и раньше приходилось выполнять его задания, но всегда они передавались через посыльных и других третьих лиц, поэтому знакомы мы только заочно. Если на этот раз вызвал лично, значит, предстоящее задание особенно важно, и чем меньше ушей услышат о нем, тем спокойнее заказчику.
Я стою посреди небольшой комнаты. Взгляд мой скользит по стенам, ненадолго задерживается на небогатом интерьере – покосившемся шкафу в углу, скамье у стены, паре стульев и массивном, грубо сколоченном столе. На стене криво висит карта метрополитена с карандашными пометками. Опасности не ощущаю, моя интуиция молчит. Пусть я и оставил оружие на входе в подсобные помещения, но при необходимости справиться с этими людьми мне не составит труда.
Понимает это и Веденеев, не дурак. Если бы меня хотели схватить, то наверняка действовали бы другим способом, а не приглашали в логово льва. Поправка: не льва – гиены.
Андрей Павлович бросает хмурый взгляд на стоящих за моей спиной охранника и провожатого и кивком головы выпроваживает их из кабинета:
– Свободны.
Охранник ретируется с видимым удовольствием: слишком много усилий приложил для моего сопровождения сюда – пора дальше протирать штаны.
Провожатый задерживается на пороге, силясь что-то выговорить, но от сильнейшего волнения выдает лишь мычащие звуки. Андрей Павлович кивает:
– Корниенко! До завтрашнего дня больше мне не нужен. Жду в восемь утра!
Тощего будто ветром сдувает. Еще один мучительный и нервный день для него завершен. Надолго так мальца не хватит.
– Андрей Павлович, – представляется Веденеев, на что я коротко киваю:
– Знакомы заочно. Уже выполнял для тебя пару заданий.
Глаза Андрея Павловича сужаются, отчего морщинки у глаз становятся резче, но я не тороплюсь представляться в ответ – лишняя и бесполезная трата времени. Он ждет некоторое время, потом понимает, что бесполезно – условности не для меня.
– Сразу к делу, – говорю я, заранее предупреждая попытки собеседника начать издалека.
Веденеев недобро улыбается.
– Говорили мне, что ты суров, но не думал, что настолько. Ну, хорошо. К делу, так, к делу. – Он бросает мимолетный взгляд на мой пояс, проверяя на всякий случай, безоружный ли я.
Я хмыкаю.
– Что смешного?
– Охрана у тебя, Андрей Павлович, ни к черту. Советую сменить тот мешок на входе, он при всем старании и желании защитить тебя не сможет. Или думаешь, безоружен – значит, безопасен?
Андрей Павлович немного бледнеет.
– Пойми, сдача оружия на входе – это формальность. А в твоих возможностях я и не сомневаюсь, иначе не просил бы прибыть на станцию. Дело важное, как раз по твою душу. Плачу прилично.
Жестом я предлагаю ему продолжать, а сам без приглашения плюхаюсь на стул. Ножки издают жалобный стон, качаются, но выдерживают столь невежливое обращение.
– На самом деле, там делов-то чуть. Единственная сложность – придется попутешествовать, но тебе ведь это не впервой.
Я поторапливаю:
– Поближе к сути. Куда? Когда? Что надо делать?
Андрей Павлович отвечает:
– Как раз собирался сказать. Путь твой лежит на юго-восток, есть там один небольшой городок, ну, или что там от него сейчас осталось. Называется Дзержинский. Слышал о таком? Вот тебе точные координаты, – на стол передо мной ложится автомобильная карта прошлого мира с отмеченным на ней красным кружком местом назначения.
– Что я должен там сделать?
– Я же говорил, взять документы, которые лежат в одном архиве. Адрес я тебе дам. Ничего сложного. Прибываешь в город, находишь архив, забираешь документы и возвращаешься. Непыльная работка. Заодно покатаешься. Берешься? Треть плачу сейчас, остальное по завершении, – сумма на слух звучит почти неприлично по метрошным меркам, но еще до того, как я ее слышу, я уже знаю ответ.
– По рукам.
Получив адрес, подробные инструкции, и, главное, аванс в небольшом вещмешке, я резко поднимаюсь на ноги, отчего Веденеев вздрагивает, и бросаю на прощание:
– До встречи.
Спину буравит острый взгляд Андрея Павловича, но вряд ли он сомневается в выборе исполнителя – моя репутация говорит сама за себя.
Народу на станции поубавилось. Я направляюсь к «герме». Справа среди колонн приютилась местная забегаловка, и впервые за пятнадцать лет у меня возникает желание пропустить стаканчик-другой. Но все же я прохожу мимо, прогоняя недобрые мысли. Там, за стойкой, замечаю Корниенко – перед ним мятая жестяная кружка, и он о чем-то треплется с огромным барменом. Вот парень бросает взгляд на меня, поспешно отводит его в сторону и шепчет что-то на ухо владельцу заведения. На мгновение наши с барменом взгляды пересекаются, после чего я теряю к обоим интерес.
Поверхность встречает меня настороженно. Вдали слышен вой – тоскливый, унылый, словно неведомый мне мут жалуется на свою судьбу. В воздухе – тихое шуршание крыльев. Летуны выходят на ночную охоту – этих лучше опасаться.
Идя на встречу, я оставил свой байк неподалеку – во дворах по улице Гурьянова, в ржавой «ракушке», удивительным образом уцелевшей за двадцать лет апокалипсиса. От слишком любопытных установил растяжку, но за время моего отсутствия таковых не нашлось. Осторожно снимаю ее, откатываю в сторону внушительный камень, которым подпер дверку гаража. Лязг проржавевшей двери разносится по округе. Надо торопиться, а то сейчас сюда сбегутся всякие твари. Пострелять из обреза и помахать топориком я всегда успею, незачем лишний раз расходовать силы – приберегу их для предстоящего путешествия. Завожу мотоцикл. Рычит и стрекочет движок, байк плюется дымом из выхлопных труб, и я выезжаю на заваленную хламом улицу.
В тот вечер меня и находят рейдеры. Меня все-таки выследили, а тесные улицы оказались на стороне преследующих. Я знаю, что за мою голову назначена приличная награда – для ясеневских рейдеров я словно кость в горле. Пули царапают мой шлем, дырявят багажник. Я поздно понимаю, что свернул в тупик. Жестокая схватка с рейдерами выходит короткой, двоих удается убить, еще один сбегает.
Тогда я решаю, что задание Веденеева немного подождет, тем более никаких сроков мне не ставили. Сейчас важнее сбить преследователей со следа, затаиться, переждать. И Москва – не самое подходящее для этого место. Байк, пустынные дороги, редкие заброшенные поселения, подвалы и подземные стоянки – вот что ждет меня в ближайшее время. Никакого плана, соображу по дороге. Главное – смотаться подальше, пока озлобленные рейдеры не вздернули меня на первом же уцелевшем фонарном столбе.
Через час, взяв все необходимое в дорогу из своего тайника, я, выбирая улицы посвободнее, поворачиваю на юг…
…Воспоминания отступают. Большой город остается позади. Документы из архива, так необходимые Веденееву, я беспрепятственно забираю – побудут пока у меня, а закину их Андрею Павловичу позже. Теперь соображаю, куда двигаться дальше. Надеюсь, у меня получилось побольше наследить, чтобы до рейдеров дошел слух, будто ненавистный им Байкер сбежал из города. До полного наступления ночи еще час с лишним, за это время можно покрыть немалое расстояние, а заночую в каком-нибудь строении, которых попадается немало на пути.
Луна, глядящая с неба, кажется потасканной и ободранной. В воздухе носится мошкара, издавая пронзительный писк, норовя то и дело залепить обзорное стекло шлема. Приходится двигаться медленно, отмахиваясь от надоедливых насекомых. Справа на западе расцветает небо, багряными сполохами окрашиваются тучные облака. Кроваво-красный закат бесподобен. Никогда не устану любоваться им. Если не обращать внимания на встречающиеся вдоль дороги обвалившиеся домики, покосившиеся плетни и поросшие высокой травой и редкими узловатыми деревьями поля, то здесь мало что изменилось. Дорога хоть и растрескалась, но вполне проходима, практически свободна от мусора, хлама и сгнивших машин. Продвигаться вперед мне не составляет большого труда, благо мой двухколесный товарищ пока не на пенсии, еще послужит мне. Приходится быть осторожным, но осторожность – не порок, а полезное качество. Я бы даже сказал, незаменимое, когда хочется жить.
Спустя час я притормаживаю у заброшенного склада. Придирчиво осматриваю помещение. На входной двери чудом сохранился металлический затвор – можно запереться изнутри. Но я на всякий случай устанавливаю пару растяжек и для пущей уверенности натягиваю перед дверью с внешней стороны тонкую проволоку с парой консервных банок, которые нашел неподалеку – послужит сигнализацией. Внутри не нахожу ничего полезного. Дозиметр молчит, и слава богу – искать в темноте новое укрытие не хотелось бы. В дальнем углу от двери обустраиваю себе нехитрое место для ночлега из ветоши и деревянных палет. Справа от себя кладу обрез и «ТТ», слева – свой любимый топорик, которым разнес уже не одну черепушку. Мне кажется, что я сегодня не смогу уснуть – мозг слишком возбужден новостью о том, что на меня охотятся рейдеры, а сердце предательски болит. Мысли жалящими пчелами неистово продолжают кусать изнутри. Ну, хоть немного отдохнет тело от дороги.
Несмотря на все переживания, на удивление быстро засыпаю.
Только во сне меня называют по имени. Ни одно живое существо в реальности не знает, как меня зовут. Но сны мне не подвластны. Во сне она зовет меня по имени, тянет ко мне свои нежные руки, но всегда между нами какая-то преграда: неприступный забор, ручей с сильным течением и скользкими камнями на дне или просто туман, в котором я плутаю, но никак не могу выйти из него на любимый голос… Кидаюсь из одной стороны в другую, но туман становится только гуще. Просыпаясь после таких снов, я не чувствую себя отдохнувшим, а в сердце разливается тоска. Вот и сейчас, задолго до рассвета, я подскакиваю, словно кто-то силой выдергивает меня из беспокойного сна, и знаю, что уже не засну больше. Остается лишь лежать на стареньких палетах, укрывшись кожаной курткой, и терпеливо ждать начала следующего дня. Ночью одиночество чувствуется острее…
– Куда путь держите?
Что заставляет меня остановиться возле повозки на обочине пыльной дороги и спросить? Я не слишком любопытен, просто первый раз в жизни не знаю, куда мне идти. Что может быть хуже, когда нет цели? Средство передвижения выглядит весьма экзотично: ветхая крытая повозка с грязным пологом, на крыше – деревянный ящик, под платформой, между колесами, висят подвешенные на крюках вещи. И запряжена самой настоящей лошадкой, с виду вполне обычной, если не обращать внимание на лишнюю пару ушек на голове.
Незнакомцы могут быть опасны, но старик с кнутом в руках не выглядит таким. Такое ощущение, что он еле держится на неудобном сиденье. Старик поднимает на меня уставшие красные глаза. Нижняя часть его лица скрыта грязным выцветшим платком, из-под шапки, похожей на папаху, выбиваются курчавые седые волосы.
– Чужак, у нас нечем поживиться, ступай своей дорогой.
– Ты неправильно меня понял, – я отчего-то вдруг чувствую вину, – мне не нужны ваши вещи.
Откидной борт повозки распахивается, и из-за него показывается женщина, вся увешанная браслетами и бусами. На ней широкая цветная юбка и кофта с расширяющимися от локтя рукавами. Рот и нос также закрыты повязкой.
– Лара, иди обратно, – не поворачиваясь, говорит мужчина с кнутом.
– Еще чего, – бурчит женщина и с вызовом смотрит на меня. – Ты кто?
– Он уже уезжает.
Я вижу, как рука старика тянется к свертку, лежащему рядом – наверняка там оружие. Если эта пара стариков до сих пор жива и путешествует по поверхности, значит, они не такие уж безобидные, какими кажутся на первый взгляд. Я отрываю руки от руля байка и демонстрирую их мужчине.
– Все в порядке, мне действительно пора.
– Куда же? – с интересом спрашивает женщина.
Я вижу, как она поудобнее устраивается на краю повозки, свешивает ноги и начинает ими болтать. Замечаю, что внутри повозка заставлена корзинами, наполнена всевозможными мешками со скарбом. Цыгане, скорее всего. Бродячие. Встречал я таких в окрестностях Москвы.
Пожимаю плечами:
– Туда, где мне найдется работа.
– Знаю я одно место. Были мы там как-то. Люди выжили и к югу отсюда.
Выжили? Разве можно выжить в иссушенных, кишащих монстрами степях? Если только эти люди – хиреющие и загибающиеся, покрытые язвами и считающие последние дни.
– Вполне себе неплохо живут, – словно прочитав мои мысли, продолжает она.
– Где живут? – спрашиваю я.
– Есть небольшой городок, Волгодонск называется.
Дальнейшие слова Лары я уже слышу, словно в тумане. Перед глазами – цветущие тополя и пух, щекочущий ноздри, неширокие улочки и панельные дома, мост через искрящийся на солнце залив и Цимлянское море, неспешно накатывающее волны на берег. Величественно раскинулись степные просторы, разрезаемые лесополосами. Лето, жара. Именно в такой жаркий денек я потерял все это.
– …ты меня слушаешь?
Вопрос вытаскивает за шиворот из омута, в который я угодил, благодаря своим воспоминаниям. Замечаю, что руки слегка дрожат.
– Отвлекся, – голос хриплый, будто простуженный, от волнения подводит. Что это? Испытание? Совпадение? Случай?
– Там ты вполне сможешь найти себе работу, как мне кажется, – добавляет женщина.
Кажется, цыганка немного смущена моей реакцией, но она ни о чем не догадывается. Но какова была вероятность, что я услышу от бродяг именно про мой родной город? Не областной центр, а маленький провинциальный город? Не очень большая, прямо скажем. Хочу ли я увидеть, во что превратились родные места за двадцать лет? Стоит ли ворошить прошлое, от которого не спасет даже быстрый байк?
– Ты не ошиблась?
Слова произношу как будто не я, в то время как настоящий «я» наблюдает за происходящим со стороны: вот он, байкер, с потерянным лицом, в глазах – боль и… страх? И, вместе с тем, жгучее желание увидеть, узнать. Что я там найду кроме прошлого, спрятанного глубоко в моем подсознании? Выдержу ли?
– Я никогда не ошибаюсь, – поджав губы, отвечает Лара. – А хочешь, погадаю, касатик? – вдруг спрашивает она.
– Спасибо. Пожалуй, откажусь.
– Да я денег с тебя не возьму, рыцарь дорог.
Я смотрю в ее мутные глаза и качаю головой.
– Ну как знаешь, касатик. Ну, тогда хоть совет прими. Берегись красивых девушек с черными тюльпанами, беги от них подальше, – напоследок говорит мне она, пока ее мужчина взмахивает кнутом, заставляя лошадь двигаться дальше.
Я смотрю им вслед несколько долгих секунд, а затем направляю байк дальше по пыльной дороге, обдумывая услышанное. А в душе растет волнение.
Байк несет меня вдаль, наворачивая километры на свой счетчик. Мимо проносятся заброшенные покосившиеся домики, заросшие сорной травой поля, непроходимые лесополосы. Кое-где скрючившаяся растительность уже подобралась вплотную к дороге, еще немного – и она поглотит потрескавшуюся серую полоску асфальта. Я вдруг замечаю, что у обочины дороги три волколака дружно треплют что-то. Звери слышат рев моего движка и поднимают залитые кровью морды с красными глазами. В них – только злоба и голод. Для них я – добыча. У дороги лежит тело растерзанного мужчины. Сквозь разодранную грудь торчат обломанные ребра, живот распорот острыми клыками тварей, руки и одна нога обглоданы до костей и неестественно вывернуты. Как он очутился здесь один, за столько километров от ближайшего населенного пункта? Может, он с одной из деревенек, коих в округе немало, и кое-где еще сохранилась разумная жизнь? Но сейчас это уже неважно. Мужчина безнадежно мертв. Отчего я тогда остановился и жду, когда волколаки подойдут ближе? Разве мне есть до них дело?
Твари не верят своему счастью: сразу две добычи за день для них. Для глуповатых созданий они проявляют удивительную смекалку – заходят с разных сторон и не торопятся атаковать сразу же, проявляют осторожность. Или дело в том, что они уже насытились? Да и вид моего байка их тоже немного смущает.
Я неспешно слезаю с мотоцикла и делаю шаг навстречу ближайшей твари. Если атаковать первым и не ждать, то у меня будет время, чтобы развернуться к остальным двум. Волколак скалит зубы, рычит. Такое ощущение, что он надо мной насмехается. Посмотрим, кто будет смеяться через несколько минут. Я снимаю с пояса обрез и стреляю в упор – до зверя чуть больше пяти метров. Полчерепа сносит, как не бывало. Тело твари отбрасывает в придорожную пыль, кровь толчками выталкивается из зияющей раны, окрашивая дорогу в алые тона. Кровь бликует в лучах полуденного солнца, разливается на асфальте, проникая в трещинки, впитывается дорожным покрытием, чернеет от пыли.
В этот момент прыгает вторая тварь. Я кидаю на землю обрез, выхватываю топорик, инстинктивно приседаю. Сверкает на солнце сталь. Две отрубленные лапы отлетают в сторону, волколак взвизгивает и катается у моих ног, больше не помышляя об атаке – пачкает мои сапоги густой маслянистой алой жидкостью, скулит. Пинком я отбрасываю извивающееся тело и смотрю в глаза третьему зверю. Тот пятится – признал во мне более сильного хищника и понимает, что со мной лучше не связываться. Но поздно. Бросок, волколак с некоторым изумлением скашивает глаза и еще стоит в недоумении парочку секунд, не веря в случившееся – изо лба его, ровно посередине между глаз, торчит лезвие топора, с хрустом врубившееся в кость. Затем тварь заваливается на бок, не издав больше ни звука. Ударом ноги в горло я добиваю лишившегося лап зверя и иду к телу мужчины на обочине. Зачем? Зафиксировать и без того явную смерть?
В карманах у покойника не находится ничего полезного. Да, я не брезгую забирать вещи у трупов, на том свете они им ни к чему. А тут ни оружия, ни документов. Вообще ничего. И чего его занесло так далеко? Уже не узнать, с какой целью оказался он здесь, и я лишь искренне желаю бедолаге лучшей участи в следующей жизни, если она есть.
Мой верный байк мчит меня дальше – к землям далеким и родным, пугающим и манящим одновременно.
Глава 2
Аксинья
Ростовская область, недалеко от Волгодонска
Кукушки нынче уже не те. Их нужно обходить стороной, и как можно по более удаленной траектории. Извечный вопрос: «Кукушка, кукушка, сколько мне жить осталось?» давно не актуален. Тут бы несколько минут продержаться, повстречав на пути уродливое тело некогда очень даже симпатичной птички. А ее крик вполне может заставить лопнуть барабанные перепонки.
Вот же непруха.
Единственный выход – обходить вдоль реки. На дороге – заметит, на старенькой «Ямахе» от нее непросто уйти, хоть и разучилась летать, зараза, с довоенных времен, да и вдруг забарахлит не ко времени верный железный товарищ. Что тогда делать? Попробуй объясни «птичке», что случайно оказался на ее территории, проездом. За проезд по чужой территории нынче пошлину платить надо. И не всегда антибиотиками, патронами да снедью можно откупиться. Иные и свежего мясца норовят урвать.
Вдоль реки двигаться приходится медленно. Глушитель на выхлопной трубе негромко чихает сизым дымом. Только не навернись, родной – сейчас совсем не время. Тогда рокот чужака с потрохами выдаст. Балка на пути завалена всяким мусором – ветками, корягами, ветошью прошлого довоенного мира, арматурой. Двигаясь осторожно, приходится объезжать препятствия на пути, а так хочется рвануть как можно быстрее из гиблого места. Благо, местность более-менее ровная, без порогов и оврагов, да и крупных камней немного.
Солнце палит уже нещадно. В истертой косухе жарко, и я снимаю ее, сворачиваю и прячу в багажное отделение сзади. В очередной раз проверяю, заряжен ли обрез, висящий на левом бедре. Пот струится по ноющей спине, рубаха неприятно липнет к телу. Хочется сорвать приевшийся намордник, но при взгляде на пыльную дорогу желание улетучивается. Дышать пылью не хочется. А вдруг в ней содержится эта дрянь – наследие последней войны в истории человечества? Дозиметр, пристроенный на руле, молчит – он мое спасение, верный набат, предупреждающий о беде, спасающий от очагов радиации, встречающихся на пути. Казалось бы, вот она, желанная прохлада, прямо передо мной. Окунуться бы в божественную влагу реки. Но нельзя. Даже если бы фон позволял водные процедуры, порой в кажущейся на первый взгляд спокойной воде водится такое, что еще долго в кошмарах сниться будет.
Угрожающее бормотание кукушки доносится уже слева и немного сзади – опасный участок почти миновал, глядишь, и на этот раз пронесет. Неужто запас везения еще не израсходован?
И тут, почти уверовав в очередной хеппи-энд, которых на моем коротком послевоенном веку случилось уже немало, краем глаза замечаю рябь на водной глади. Там, среди редкой камышовой поросли, на заболоченном участке возле берега с моей стороны, из воды вдруг вырываются пузыри, лопаясь с жутким звуком. Смрад чувствуется даже через «намордник». Обладатель столь смачной отрыжки не заставляет себя долго ждать – на поверхности показывается тупоносая морда с глазами навыкате и длиннющими усами, обыскивающими пространство вокруг.
Только этого еще не хватало! А ведь почти выбрался из неприятной ситуации.
Сом, – а именно он и является обладателем шикарнейших усов длиной в пять-шесть метров и толщиной с руку взрослого человека, – утробно рычит и грозится ухватить меня своими выростами, больше напоминающими щупальца морского чудища. Эгей, а на концах усов-то присоски! Их покрывает какая-то гадость, напоминающая густую слизь. Подозреваю, что даже малейшее их прикосновение смертельно: сочащиеся ядом выросты парализуют в мгновение ока. Сам видел, как волколак, далеко не самое безобидное создание из водящихся здесь, в степях, стал жертвой сома, спустившись к реке попить.
На помощь мне неожиданно приходит недавний враг, встречи с которым я так старался избежать. Крик кукушки заставляет меня подскочить в седле и судорожно вцепиться в руль. Прямо надо мной проносится туша «птички», выбросив вперед острые как ножи когти. К счастью, не я оказываюсь объектом столь пристального внимания. Порыв ветра почти сбивает меня, и я петляю, низко пригнувшись к земле и исполняя причудливые трюки, которым позавидовал бы любой каскадер в былые времена.
Отбежав на достаточное расстояние, я решаю остановиться – нечасто увидишь на своем веку битву двух титанов. Схватка выходит короткой. Кукушка с наскока пробивает мощным клювом спину водному монстру, выдирая позвоночник. Кровь заливает «птичку», отчего она выглядит еще более устрашающе. Но победа неожиданно уплывает из-под ее клюва: в последний момент сом обвивает усами своего противника. Тщетно бьется в этих смертельных объятиях кукушка, молотит куцыми крыльями, оставляет когтями длинные борозды на гладком теле рыбины. Сегодня победителей не будет.
На этом скоротечный бой завершается, но еще какое-то время вода, где только что скрылись два монстра, бурлит, выбрасывая на поверхность сгустки багряной крови, расплывающиеся в неспешном течении.
Задерживаться дальше не имеет смысла. Ревет двигатель, отдавая дань памяти погибшим тварям, и я мчусь дальше, навстречу знойному прошлому.
Мой байк – моя гордость. Настоящее произведение постапокалиптического искусства. Умелец из села неподалеку от Пензы нашил листы по бокам для защиты ног, установил пуленепробиваемое стекло над рулем, сняв его с отслужившей свой век инкассаторской машины и подогнав по размеру, укрепил раму, приварил сзади дополнительные баки, на ободьях колес закрепил ножи – теперь если какой-нибудь зверь захочет ухватить, как минимум рассеченной пастью отделается. Ну а если просто облаял волколак, так это хорошо – к ровной дороге.
Движок «Ямахи» перебрал я сам. В таких вещах я никому не доверяю. Хоть и старенький уже мой японец, но несколько лет еще послужит. Расплачиваться за байк пришлось серьезно, он стоил мне деликатных и весьма опасных заданий. Зато мой стальной конь в дальнобоях редко меня подводит.
Шлем – отдельный шедевр. Этакий гибрид мотоциклетного девайса и пристегивающегося к нему намордника-респиратора. А с затылочной части скалится саблезубик, прижавшийся к земле и готовый к прыжку – этим я обязан одной странной художнице из Подмосковья. Не перевелись еще таланты на наших просторах.
С тех пор я наматываю километры по развалинам столицы нашей родины и окрестностям, подрабатывая, как придется. Берусь за грязную работку, которая не по силам понтовым рейсерам[1] и джагерам[2] – эти сильны только стаями, по одному – пугливые. Остатки мотобратств можно еще встретить кое-где, но дальше своей территории они редко выходят. Рейсеры пару раз покушались на мою «Ямаху», устраивая мне засады, но на той дороге хозяином оказывался я. Да и куда их трайкам[3] до моей железяки. На сухой дороге мне нет равных, да и по соплям[4] моя чесотка[5] очень даже ничего.
Единственное табу – я против второго номера. Категорически. Ни к чему хорошему это не приводит. Пассажиров не беру. В попутчиках у меня только ветер.
Мой старый надежный друг несет меня, рассекая степь. Дымится под колесами побуревшая от знойного солнца земля. Еще немного – и глазу откроется пойма с зарослями горбатых раскидистых ив. Двадцать долгих лет разделили меня и родные просторы. Двадцать лет я ждал снова этого свидания. И в груди становится тесно. Странно, я никогда ранее не слыл сентиментальным.
Я чувствую смятение и сбавляю стремительный бег моего стального скакуна.
Впереди, во всю необъятную ширину степи, плещутся и пенятся водные просторы. А справа от меня все так же спокойно катится зеленоватая вода, лаская стройное русло с пологими откосами и вливаясь в огромную водную чашу.
Читать бесплатно другие книги:
