Святой остров Чернецов Андрей
И правда. Сотрясение почвы привело к тому, что со стены упала часть покрытия, оказавшегося при ближайшем рассмотрении штукатуркой, и обнажился ход, некогда замурованный массивными камнями, которые после толчка также рассыпались. Правильный прямоугольник проема в стене таинственно подмигивал исследователям, как бы приглашая их заглянуть на минутку-другую.
Заглянули…
Это была она – сокровищница храма Ахилла.
Взглядам потрясенных гостей открылась картина, наверняка не уступавшая той, которую увидели Говард Картер и лорд Карнарвон, впервые заглянувшие в гробницу Тутанха-мона.
Золото! Кучи золота!
…Драгоценные жертвенные сосуды, инкрустированные самоцветными камнями, треножники, вазы, посуда, оружие. Вес сверкало темно-желтым светом. Конечно, были здесь и серебряные, а также и бронзовые изделия, но не они бросались в глаза…
Впрочем, золото – это было не все. И не главное. По углам стояло несколько мраморных статуй. Вот изваяние Ахилла-Антиноя, подаренное, по всей вероятности, императором Адрианом, любившим этого красивого юношу из Ви-финии, который нелепо и трагически погиб во время путешествия Рима по Египту. Томный взгляд из-под густой копны кучерявых волос, расслабленная поза стройного, слегка женственного тела. Рука, сжимающая мраморный щит…
А это статуи Патрокла, Аякса и Елены Троянской, по легенде также перенесенной на Левке и ставшей здесь супругой Понтарха…
Но где же сама золотая скульптура Ахилла, подаренная храму Тимостратом? И все-таки где доспехи Пелида? Где щит?!
Щита, увы, не было. Зато Бетси обнаружила два или три десятка небольших статуэток, как видно, представляющих собой копии знаменитого, главного изваяния. Ахилл Понтарх. Знакомое надменно-величавое лицо. Губы, сжатые в язвительно-снисходительной улыбке. Длинные волосы, локонами ниспадающие на широкие плечи атлета, глубокий шрам на щеке. И гиматий – правда, не красный, а темно-желтый.
…Гул вновь наполнил все вокруг, назойливо впиваясь во все клеточки тела.
И дрогнула земля!
Огромная сосулька-сталактит отломилась от потолка и медленно потекла вниз – словно в замедленной киносъемке…
Светящийся, напоминающий гигантский бронзовый кинжал конус опускался к полу, выискивая для себя верную жертву. Бетси стояла прямо под ним. Ею овладело полное оцепенение. С фаталистическим безразличием девушка ожидала, когда свершится неизбывное. Сколько раз можно обманывать Судьбу? Рано или поздно, но это должно было случиться. За все нужно платить. Вот и она, совершив одно из своих самых потрясающих археологических открытий, заплатит положенную цену.
Свист… Удар!..
Брызги алой крови капнули во все стороны, обильно оросив золото. Красное на желтом. Цена сокровищ.
Оплачено. Получите…
Ничего не соображая, Бетси тупо смотрела на распростертое у ее ног тело сильного молодого мужчины, безвольно раскинувшего в разные стороны ноги и руки.
Удивленный взгляд, лишенный муки. Раскрытый в последнем «прости» рот. Мотылек, пришпиленный к полу гигантской булавкой-сталагмитом…
Легкое прикосновение к плечу подействовало на девушку как удар тока. Она вздрогнула всем телом и забилась в истерике на груди Алексея Мережко.
– Зачем?! – повторяла она. – Зачем?!
Лейтенант безмолвствовал. Он и сам толком не сообразил, как все случилось. Реакция Мягкова оказалась быстрее, чем его собственная…
И в третий раз содрогнулась земля. …Красный гиматий, заколотый золотой фибулой. Желтое на красном – цена жизни. Скорбное лицо…
Встревоженный голос, повторяющий одну и ту же фразу: – Великий Выход начался!!
Глава шестнадцатая
ПОХИЩЕНИЕ
– Ой, моя нога! Осторожней, моя нога! – жалобно причитал профессор Енски, плавно раскачиваясь на носилках.
Двое дюжих санитаров внесли профессора в здание одесского военного госпиталя.
Не то чтобы нога у него действительно так болела, нет, врачи успели наложить шину еще на Змеином острове, да и перелом, к счастью, был закрытый, просто профессору нравилась роль страдальца, борца, получившего контузию на ниве борьбы с «черными» археологами.
– Моя нога… Эй, секундочку, а куда это вы меня, любезнейшие, несете? – удивился профессор, заметив, что санитары спускаются в какой-то подвал.
Санитары не ответили – наверное, просто не знали английского языка. Или не желали общаться с капризным пациентом.
Внезапно они остановились, поставив носилки с профессором на кафельный пол темного коридора. Один из дюжих-парней достал из-за пазухи сопроводительные бумаги и прочитал вслух какую-то фразу. Произнесена она была на русском языке, и археолог ничего не разобрал. Лишь одно знакомое слово неприятно резануло слух.
– ЧТО?!! – завизжал профессор, вскакивая с носилок. – Какой еще «морг»?!
– Морг, морг, – невозмутимо закивал санитар. – Ты, дедок, главное не рыпайся: если врач сказал в морг, то, значит, в морг.
Вторую часть его реплики Енски-старший не понял, но и первых двух слов с лихвой хватило.
– А-а-а-а! – закричал он и, презрев травму, как можно быстрее захромал по коридору к выходу из подвала. Санитары проводили его недоуменными взглядами.
– А кто это? – спросил тот, что все это время молчал, меланхолично куря папиросу.
Второй санитар пожал плечами, мельком заглядывая в бумаги.
– Да отставной полковник какой-то, – ответил он. – Тут написано, что его на Дерибасовской грузовик сбил…
А профессор ковылял и ковылял. Все происходящее с ним очень живо напоминало какой-нибудь голливудский фильм «ужасов» про маньяков-медиков: «Зловещий трепанатор» или там «Лор-потрошитель».
– Угораздило же меня ногу сломать, – на ходу причитал Енски, смешно прихрамывая. – И где, главное, сломать, в стране законченных психов. Да они же кого хочешь на тот свет загонят!
В конце темного коридора была дверь, ведущая, как запомнил профессор, на первый этаж госпиталя. Босые пятки неприятно холодил кафельный пол…
«Я здесь радикулит, к чертовой матери, подхвачу! – накручивал себя почтенный археолог. – Или чего еще похуже. Дьявольская страна! Что за сервис? Где у них начальство? Я им покажу, как следует обращаться с подданным ее величества!»
Первый испуг у него быстро прошел, и вместо страха возвратилась ноющая боль в сломанной ноге. Енски протяжно застонал, но нашел в себе силы открыть железную дверь и взойти по лестнице наверх, в приемную госпиталя.
Внезапно профессор увидел чудесные носилки на колесиках, стоящие прямо у лестницы, ведущей в подвал. «Какая удача!» – обрадовался он, со вздохом облегчения плюхаясь на мягкий матрац. Для полного счастья ему нужно было теперь всего лишь несколько минут отдыха, чтобы собраться с силами. Но носилки были такими мягкими, такими удобными, что профессор, сам не зная как, сладко задремал.
…Пробуждение было резким и мгновенным.
– Что такое? – закричал Енски-старший, открывая глаза. Оказывается, кошмар еще не окончился.
– Т-р-рубы Иер-рихонские, – прошептал профессор, безумно вращая глазами по сторонам, потому что вокруг была операционная.
– Не беспокойтесь, с вами все в порядке, – сказала молоденькая медсестра, читающая журнал «Натали», сидя на табуретке рядом. – Просто в палатах совсем нет мест, и поэтому вы пока что полежите здесь.
– Что? – завопил профессор, ощупывая забинтованный живот. – Что вы говорите? Я не понимаю по-русски!
Девушка удивилась, но, как видно, с лингвистической подготовкой дело у нее обстояло несколько лучше, чем у приснопамятных санитаров. На ломаном английском языке она объяснила профессору, в чем дело.
– И вообще не суетитесь, больной, – строго предупредила медсестра. – Вам же только что вырезали аппендицит.
– Дьявольщина! – продолжал орать профессор так рьяно, что даже выскочила его вставная челюсть. – Кафой афендицит? У меня еффе ф дефстве его удалили!
Медсестра пожала плечами и, достав из кармана халата румяное яблоко, с аппетитом надкусила:
– Больной, не кричите, иначе мне придется сделать вам укол успокоительного. Вон у вас на табличке четко указан диагноз: «Острый перитонит». Будете кричать – у вас разойдутся швы.
Енски со стоном упал обратно на неудобную надувную подушку. «Я здесь погибну! – в отчаянии подумал он поправляя челюсть. – Я не выйду отсюда живым. Боже, помоги мне!»
Но это были только цветочки. Ягодки начались, когда профессор в ужасе узнал в пришедших за ним санитарах тех двух бугаев, которые хотели отправить его в морг.
– О? – удивились санитары. – Вот он, наш беглец, а мы его ищем.
– Чокнутый какой-то, – сообщила им медсестра. – По-английски лопочет. Видать, иностранец. Эй, вы, собственно, кто? – решила на всякий случай поинтересоваться девушка.
– Я ученый! – закричал профессор. – Археолог.
– Ага, – хором заржали санитары, – а мы члены-корреспонденты Академии наук.
– Ну, вы чего, парни? – заступилась за Енски медсестра. – Это…
Она заглянула в лежащие у изголовья операционного стола бумажки. Ее черные тоненькие бровки удивленно стали домиком.
– Это Марфа Николаевна Брынчак, пенсионерка. Шестьдесят восемь лет. Инвалид войны. Ей только что вырезали аппендикс. Да что же это?! Разве же он женщина?
Санитары вновь загоготали.
– Надо же, он еще и баба! Баба! Ю а вумен?
– А-а-а-а, – закричал профессор. – Помогите, мне сменили пол! Здесь делают незаконные операции по перемене пола.
– В чем дело? – недовольно осведомился чей-то громкий голос. – Что за крики? Почему операционная до сих пор занята?
Санитары с медсестрой испуганно оглянулись.
– Черт, начальник госпиталя! – прошептала девушка, воровато пряча надкушенное яблоко обратно в карман халата.
– Помогите-е-е! – простонал Енски.
Начальник неспешно подошел к операционному столу и с интересом посмотрел на профессора. Тот ответил ему полным отчаяния взглядом.
– Что, болит? – спросил врач по-английски.
– Угу, – кивнул Енски, имея в виду сломанную ногу.
– Понимаю, – медик кивнул. – Через неделю-другую пройдет.
Внешность у него была человека интеллигентного – аккуратная седая бородка, пенсне. Профессор немного успокоился.
– Вы откуда? Ага, Великобритания. А к нам как попали? У нас ведь специфическое медицинское заведение, только для военных. Ага, несчастный случай на погранпосте. Чудно! Отвезите больного в палату, – распорядился военврач. – И, пожалуйста, поосторожней, не видите, что ли, человек страдает. Нужно быть милосердными к чужой боли.
Механически жуя жвачку, санитары зловеще усмехнулись, но начальник этого, естественно, не видел.
– Немедленно освобождайте операционную! – гневно распорядился он. – К нам только что привезли нового пациента. Какой-то матрос-первогодок кусок швартовочного каната отгрыз, после чего его проглотил. Будем доставать.
– Боже! – прошептал профессор, совсем ослабевший от свалившихся на него неприятностей. – Боже, помоги…
Осторожно переложив Енски на носилки, санитары проворно вывезли его из операционной, в которую двое в белых халатах уже заносили слопавшего кусок толстой просмоленной веревки пациента.
Двери операционной со щелчком закрылись.
– Боже, – повторил Енски. – Куда я попал?
– В одесский военный госпиталь, дедуля, – ответил один из санитаров, сверкая золотой фиксой.
Отчего-то у него ни с того ни с сего прорезалось знание иностранного языка.
– Ты под персональную-то пенсионерку не коси, – ласково предупредил он археолога. – И под иностранца тоже. Это тебе не поможет. Какой из тебя, на фиг, иностранец? Мы тебя узнали: ты тот пьяный отставник, которого «КамАЗ» переехал.
– Я не отставник, – жалобно заскулил профессор. – Я ученый. Я приехал в Украину для участия в археологической экспедиции.
– А один хрен, – ответил санитар-полиглот, после чего оба служителя Эскулапа громко и дружно заржали.
Дальше началась одиссея профессора Алекса Енски (или лучше сказать ОдЕссея, поскольку дело-то происходило в Одессе) в поисках свободной кровати в какой-нибудь из палат.
Вскоре почтенный англичанин вообще пожалел, что родился на белый свет. Все палаты оказались заняты либо косящими от армии призывниками, проходящими углубленное обследование, либо ветеранами, решившими поправить окончательно пошатнувшееся здоровье.
Наконец одно свободное место нашлось в женской палате, где лежали маразматические старушки, бывшие партизанки-катакомбницы, исполнявшие хором «Подмосковные вечера». Но тут Енски-старший издал такой полный отчаяния вопль, что снова прибежал главный военврач и, накричав на санитаров, лично препроводил носилки с профессором в персональную палату в отделении травматологии.
– Знаете, это наша гордость, – сообщил он Енски. – Первый и пока, к сожалению, единственный люкс. На коммерческой основе. Там у нас уже лежит один иностранец с сотрясением мозга. Очень уважаемый и состоятельный человек. Так что вы ведите себя поприличней.
Профессор хотел было возмутиться – мол, он не какой-нибудь там уличный бомж, а известный ученый, но его уже занесли в палату.
Палата Енски понравилась: аккуратная, светлая, выходящая окнами на солнечную сторону; телевизор, холодильник, отдельная кабинка с туалетом.
А вот и сосед по палате.
– Тр-рубы Иер-рихонские! Господин Юсупов!! Какими судьбами?!
– Дорогой профессор! – обрадованно воскликнул второй пациент. – Вот так встреча! Куда же это вы запропастились?
Археолог расчувствовался:
– Знали бы вы только, что мне пришлось пережить! И все из-за этого полоумного Ловигада, который хотел сначала отправиться к какому-то местному целителю. Наша машина отстала. Целителя, как оказалось, посадили за шарлатанство. И вот результат! Я едва сбежал из морга!
У Феликса Третьего отвисла челюсть.
– Каким образом вас занесло в мертвецкую, профессор?!
– Дьявол его знает! Тут такие странные порядки! И мало кто разговаривает на человеческом языке! Чему их только в школах учат?!
– Успокойтесь же, дорогой мой! Все страшное уже позади! Лучше переоденьтесь и освежитесь…
– Останови здесь на углу. – Семен Булыгин звонко щелкнул пальцами, и крутоплечий шофер, он же по совместительству и телохранитель, послушно остановил черный «БМВ» у перекрестка.
Дверца автомобиля тихо клацнула, и в «БМВ» грузно сел Марк Марьяновский, от которого сильно пахло водкой и дорогой туалетной водой.
– Хэлло, босс, – поздоровался он, тяжело дыша. – Что за спешка? Я пять кварталов за минуту отмахал!
– Есть одно дело. – Булыгин вставил в презрительно искривленные губы тонкую длинную сигарету.
Шофер, повернувшись, поднес к сигарете босса золотую зажигалку.
Тот затянулся, медленно выпуская дым из тонкого изящного носа.
«Ну, ей-богу, баба! – непроизвольно подумал Марьяновский, опасливо косясь на своего „хвостатого» босса. – Губы накрасить, платье надеть – и от портовой шлюхи хрен отличишь. Только больно уродливая будет. На такую не встанет».
– Есть одно дело, – медленно повторил Булыгин, щурясь сквозь табачный дым на размахивающего полосатой палочкой у перекрестка гаишника, упорно не замечающего роскошную машину могущественного одесского мафиози, мешающую движению.
– Я слушаю. – Марьяновский, словно попугай, наклонил голову чуть влево, забавно двигая семитским носом.
– На Змеином острове наши общие знакомые кое-что нашли, – продолжил маленький большой человек.
– Мисс МакДугал с археологами? – спросил Марк. Семен кивнул:
– Ты правильно понял. Короче, сегодня вечером вместе со своими гориллами отправишься в военный госпиталь и заберешь оттуда двух нужных нам людей.
– Заложников? – радостно догадался Марьяновский.
– Именно, – подтвердил Булыгин, который, судя по немного заторможенной речи, уже с утра находился под кайфом. – Мы обменяем их на некоторые находки с острова. Возможно, что и на все. Если я все правильно понял.
– Что за кадры, я их знаю? – поинтересовался Марк, нервно теребя золотую печатку на правой руке.
– Не думаю. – Торговец артефактами снова сильно затянулся. – Некий Феликс Юсупов, эмигрантский толстосум, и английский старикашка-ученый Алекс Енски. Они лежат в одной палате, так что, я так правильно понял, никаких проблем у тебя возникнуть не должно.
– Разрешаете подключить творческое воображение? – с надеждой попросил Марьяновский.
– Чего уж там, подключай, – кивнул Семен. – Отвезешь их на нашу старую штаб-квартиру, после чего позвонишь сыночку ученого и шестерке этого Юсупова. Я дам тебе их телефоны.
– Заметано, – радостно осклабился подручный.
Наконец-то ему доверили первое серьезное дело. Это вам не долги из лоточников выбивать, это куда посерьезней будет. Тут пахнет повышением.
– Операцию назовем… – Булыгин хищно усмехнулся, напомнив при этом сытого варана, – «Рокировка».
– Рокировка? – Марк часто заморгал.
– Ну да, рокировка, – повторил босс, и тут же пояснил: – Обмен заложников на артефакты.
– Ага, понятно, – хмыкнул Марьяновский. – Разрешаете приступать?
– Приступай. – Маленький большой человек благосклонно кивнул. – Я так понял, что всю операцию провернем в течение ближайших суток…
Наступил вечер.
Сна у профессора было ни в одном глазу. Да оно и понятно, не хотелось ему спать. Уж больно Енски-старший перевозбудился от пережитых за день кошмаров.
Его сосед прикорнул за чтением книги и сладко посапывал под ярким торшером, не сняв даже наушники СО-плеера. Наушники были мощными, и Енски с легкостью определил Моцарта.
Профессора начало разбирать любопытство, что же за книжку читает Юсупов. Выяснить это можно было лишь одним способом: выйти из палаты и, проходя мимо, мельком бросить взгляд на обложку.
Еще немного попялившись в потолок, Енски решился.
Встав с кровати, профессор на цыпочках направился к дверям, бросив, как и было задумано, короткий взгляд на обложку книги в руках Феликса Феликсовича.
Лицо у ученого мужа вытянулось.
Его сосед по палате держал в руках…
Нет, этого просто не могло быть!
Он держал в руках монографию Алекса Енски «Анубис и Упуат: два египетских собакоголовых бога».
Словно лунатик, профессор по инерции вышел из палаты и тихо закрыл за собой дверь.
– Гора Синай и шестнадцать пророков! – вслух произнес он, проведя сухой ладонью по лицу. – Это же моя последняя монография, изданная два месяца назад в Лондоне. С ума сойти…
Как всегда при сильном волнении, у Алекса забурлил кишечник. Держась за живот, археолог проковылял в конец больничного коридора, где находилось окно с двумя унылыми фикусами на подоконнике.
Нервно распахнув форточку, профессор с шумом вдохнул прохладный вечерний воздух.
«Да уж! – исполнился тихой гордости англичанин. – Тираж-то у книги небольшой, какие-то две тысячи, а это для мировой общественности – тьфу. Раритет. Да еще и такой узкий вопрос, интересный лишь настоящим египтологам. Зачем она понадобилась Юсупову? А вдруг он хочет предложить мне свою помощь в организации экспедиции в Египет? А что?! Я знаю, что и где копать. Лавров Картера, может, и не стяжаю, но что-нибудь замечательное, несомненно, найду. Или у него еще чего на уме».
Данный вопрос казался Енски неразрешимым.
Хотя секундочку, почему это неразрешимым?
Зачем же долго мучиться, портить себе нервы? Ведь можно элементарно вернуться в палату и спросить, какого, мол, черта вы изучаете мою книгу? Или нет, не так…
И профессор задумался, репетируя сцену.
– Уважаемый, – громко произнес он вслух. – Не соизволите ли объяснить, как к вам попала моя монография…
Тут Енски резко обернулся, решив, что его может услышать дежурная медсестра, сидящая в противоположном конце коридора, и сочтет профессора психом.
Но медсестры на своем обычном месте за столиком почему-то не оказалось, что было довольно странно.
Почтенный археолог испуганно заозирался.
В этом сумасшедшем госпитале могло произойти все что угодно: маньяки и шизофреники тут лежали практически в каждой палате.
Алекс осторожно прокрался к рабочему месту дежурной медсестры и в ужасе увидел ноги в красных стоптанных тапочках, торчащие из-под стола.
– Тр-рубы Иер-рихонские, – только и смог выдавить из себя Енски. – Казни Египетские! Гора Синай и шестнадцать пророков…
«Да нет же, нет, – начал мысленно убеждать себя он. – Здесь просто снимают фильм „ужасов», только и всего. Этот, как его, сериал „Дантист-убийца».
– А что, если я в этом сериале исполнитель главной роли? – вслух предположил профессор, и мурашки по его коже в панике побежали к затылку, словно крысы с тонущего корабля.
В принципе предположение Енски не было так уж далеко от истины.
«Бежать! – билась в голове профессора единственная здравая мысль. – Бежать, бежать, бежать…»
Но куда?
Одет он был, мягко говоря, не для прогулок по незнакомому зарубежному городу. Документов при себе нет. Еще, чего доброго, за сумасшедшего примут и водворят в лечебное заведение уже несколько иного профиля, где будет проще доказать, что ты верблюд, а не ученый, с абсолютно одинаковым результатом.
Просто не поверят.
Вернуться за одеждой в палату?
«А что, это мысль», – подумал профессор, но возвращаться туда ему почему-то не хотелось.
Очень.
– Ладно, – прошептал Енски. – Нужно позвать кого-нибудь на помощь.
И с этими словами археолог пошел дальше, завернув за угол налево, где, как он заметил, располагалась ординаторская.
Завернул и замер как вкопанный, прикрыв ладонью рот, дабы сдержать крик, готовый вырваться наружу.
Дверь ординаторской была распахнута.
На полу в ряд лежали три обнаженных мужских тела, связанных одной веревкой. Голыми задницами кверху.
В правой ягодице мужика, лежащего посредине, торчал пустой шприц, а рядом валялась разорванная упаковка из-под аминазина для внутримышечных инъекций.
Стеклянные ампулы были беспорядочно разбросаны по полу.
– На больницу напали извращенцы! – в ужасе прошептал Енски, после чего попытался грохнуться в обморок, но это ему почему-то не удалось, и он лишь обессиленно съехал по стене коридора на покрытый вытертым линолеумом пол.
Затем профессор услышал шаги…
– Он у нас, – нагло заявил в трубку Марк Марьяновский, довольно осклабившись. – Твой папаша теперь наш заложник. А ну, малохольный, скажи что-нибудь в трубку.
– Сынок! – закричал Енски-старший, подпрыгивая на стуле, к которому он был прочно привязан. – Не слушай их, не соглашайся на их условия…
– Видал? – сказал Марьяновский, снова поднося телефон к уху. – То есть слыхал?
– Ублюдки! – дрожащим голосом ответил ему Гор. – Что вам от меня нужно?
– Вот это уже совсем другой разговор, – кивнул Марк. – Деловой разговор. Если ты не согласишься на наши условия, мы пришлем тебе по факсу сначала отрезанное ушко твоего дражайшего папаши, затем пальчик, затем носик, затем…
– Какие условия? – заорал в трубке журналист. – Каковы ваши условия?
– Артефакты, дорогой, – ответил бандит, искренне потешаясь. – Которые вы на Змеином острове вместе с твоей подружкой МакДугал нашли. Ты нам сокровища – мы тебе старикашку, причем, если обманешь, по частям.
– Нет, – продолжал орать профессор. – Не соглашайся, Гор! Сын мой, это геи… То есть «черные» археологи… Погибель Израилева!
– Да заткните же ему пасть, – бросил своим гориллам Марьяновский, и через секунду профессор сдавленно замычал.
– Что вы с ним делаете, подонки? – чуть не плакал в трубке Гор. – Только не пытайте его, я согласен на все ваши условия.
– У-у-у-у! – внезапно взревел один из мордоворотов, пытавшихся заткнуть профессору кляпом рот, хватаясь за окровавленную руку.
– Р-р-р-р, – зарычал Енски-старший. – Ф-фшех пере-куф-фаю!
Его вставная челюсть опять подвела. Впрочем, не совсем. Беседовать было и вправду трудно, а вот кусаться…
– Я тебе еще перезвоню, а ты хорошенько подумай, – сказал Гору Марьяновский, отключая сотовый. – Фух. – Он медленно вытер большим платком мокрое лицо.
– Р-р-р-р, – бесновался привязанный к стулу профессор. – Тьяфол! Фахни Ефи… Тьфу!..
– М-да, – грустно произнес Марк. – Нужно потребовать у босса надбавку за вредность.
Гориллообразные помощники согласно с ним закивали, опасливо косясь на сумасшедшего профессора.
– Ладно, парни, – добавил Марьяновский. – Ведите второго. Будем звонить этому… – Он посмотрел на засаленную бумажку в руке. – Персивалю. Что за имя дурацкое? А фамилия у него, наверное, Ланцелот…
Мордовороты громко заржали и дружно затопали, спускаясь по лестнице в подвал частного заброшенного дома, где для заложников была наспех сооружена темница.
Глава семнадцатая
ВЕЛИКИЙ ВЫХОД
«Великий Выход начался? Но почему так рано?» По прикидкам Элизабет получалось, что все должно произойти не раньше, чем завтра вечером. Или что-то не состыковалось в прогнозах призраков, или страшилище решило обвести всех вокруг пальца. Да и не до того сейчас. Еще не успела остыть кровь их товарища. И вообще их теперь только двое. А как же быть с третьим? Кому-то из духов явно не посчастливилось с носителем.
Алексей Мережко ничего не мог понять. Землетрясение… Раскаты грома… Гибель Саши Мягкова… Теперь еще и привидение. Только его и не хватало для полного счастья! И что более всего странно, так это реакция на все происходящее его подруги. Та как ни в чем не бывало деловито беседует с призраком на непонятном языке. Словно ей каждый день приходится общаться с потусторонними силами.
– Что происходит, Лиз? – наконец поинтересовался лейтенант.
– Похоже, мы влипли, – без затей пояснила девушка. – Понимаешь, тут такая штука…
И она поведала совсем обалдевшему пограничнику все, что помнила о Тифоне, о Дозорных, испокон веков стерегущих выход-колодец, о Посвященных, в разные эпохи приходивших на помощь призракам древнегреческих героев.
– Теперь наш черед послужить сосудами для душ Ахилла и его друзей.