С царского плеча Калинина Дарья

– Нет.

При этом в голосе мужчины послышалось легкое сомнение, словно он не был уверен до конца в том, о чем говорил. И все же он вновь помотал своей косматой головой и повторил:

– Нет, другого хода нет!

– Окна?

– Окон тоже нет.

– Значит, это единственный вход, через который можно попасть к старцу?

– Да.

Все молча уставились на дверь, которая по-прежнему была заперта и из-за которой не раздавалось ни единого звука. Вывод из ситуации был очевиден. Во всяком случае, для Киры и ее друзей. А вот остальные что-то мешкали.

– Придется ломать дверь, – сказал Лисица. – Другого выбора у нас нет.

Эти его слова привели бородатого в состояние панического ужаса.

– О, нет! Ломать дверь в доме Божьем! Это богохульство!

– Что богохульного в том, чтобы помочь человеку остаться в живых?

– Вы не понимаете! Отца Захария нельзя беспокоить, когда он беседует с Господом!

– Если он даже и беседовал с кем-то, то уже давно прекратил. Мы тут шумим достаточно громко, за дверью нас прекрасно слышно.

На это бородатому было нечего возразить. И все равно инициативу пришлось взять на себя Эдику и Лисице. Местные были до такой степени подавлены и деморализованы происходящим, что решительно ни на что не годились. Они пытались избрать позицию сторонних наблюдателей, но Лисица не позволил им этого сделать.

– Топор тащите.

Топор появился минут через десять. И Лисица начал примеряться, как бы ему вскрыть дверь, причинив наименьший ущерб. Наконец он вставил лезвие в щель и надавил.

– Не могу этого видеть! – скорбно произнес бородатый и действительно отошел в сторонку.

Покуда Лисица ковырялся у двери, Кира подобралась поближе к Лешке и спросила, указывая на бородатого:

– А кто этот тип?

– Отец Порфирий.

– Так, ясно… А кто он?

– Ну, он у нас живет уже лет десять.

– Так недавно и уже стал вторым человеком после твоего отца?

– Может, и не так давно, но отец очень ценит Порфирия за ум и образованность. Отец Порфирий по образованию экономист, у нас он ведет всю бухгалтерию, с налоговой если возникают проблемы, это все тоже к нему.

– Одним словом, незаменимый человек.

– Он был полезен отцу и всем нам, – сдержанно отозвался Лешка.

Но Кира его ответу невольно удивилась, уже и «нам» и «нас»? С каких это пор Лешка стал так прочно отождествлять себя с членами общины? Раньше-то он до хрипоты кричал о своей независимости от отца, в том числе и финансовой. А теперь вдруг выяснилось, что отец Порфирий был полезен им «всем», включая, получается, и самого Лешку. Чудные дела тут творятся, поистине чудные.

В этот момент мысли Киры прервало появление еще одного мужчины в одежде назарея. Был он уже в возрасте, но волосы у него почти не были тронуты сединой, что придавала ему моложавый вид. Взглянув вопросительно на Лешу, он перевел взгляд на Лисицу, ломающего дверь топором.

Но спросить ничего не успел, потому что как раз в этот момент раздался резкий звук:

– Кррак!

И следом за этим испуганный голос Леси:

– Сломал! Ты все-таки сломал дверь?

– Тише, тише, все в порядке.

Лисица рукой приоткрыл дверь, показывая, что теперь возможно пройти внутрь.

– Кто пойдет первым?

И взглянув на Лешу, предложил:

– Давай ты, все-таки ты ему сын.

Лешка пожал плечами.

– Не понимаю, какое в данной ситуации это имеет значение. Может пойти кто угодно.

Но пошел все-таки сам.

Пропустив его, все друзья столпились у порога, отчего-то не решаясь зайти внутрь без приглашения. Это место, лишенное окон, было освещено лишь лампадкой, тускло мерцающей в углу. Падающие от нее на стены блики худо-бедно освещали лики святых, но они никак не могли помочь людям в том, чтобы осмотреть всю комнату целиком.

– Нужен свет!

Лисица тут же включил свой смартфон, в котором был такой мощный фонарик, что он моментально осветил всю комнату, залив ее холодным голубоватым светом.

– Отец! – кинулся Лешка к человеку, распростертому на полу. – Что с тобой, папа?

В голосе его слышалось сильное волнение, даже страх. И то, что он назвал грозного старца папой, показывало, насколько напуган Лешка.

Однако фигура оставалась неподвижной. Переодевшийся в свои черные одежды скорби, старец лежал на ковре безответный и тихий. Лешка же едва прикоснулся к телу, как почти тут же поднял на друзей искаженное ужасом лицо.

– Он весь холодный!

И попытавшись поднять тело, он закричал:

– Отец! Отец, вставай!

Но его усилия поднять или как-то растормошить отца остались безрезультатными. Тело отца Захария так и оставалось безжизненным. Лисица, сунув фонарик Кире, тоже поспешил к Лешке на помощь. Увы, все было напрасно. Сделать тут было ничего нельзя. И поднявшись на ноги, Лисица произнес, глядя на остальных:

– Пульса нет, дыхание отсутствует. Он мертв, и умер, если судить по состоянию его тела, уже давно.

– Нет! – воскликнул Лешка в отчаянии. – Не может этого быть!

И упав рядом с отцом, он закричал в голос:

– Он не мог умереть! Не мог! Только не сейчас!

Горе его было велико, а голос достаточно громок, чтобы его услышали и на улице. Собравшаяся перед молельным домом толпа людей, которые пришли сюда в ожидании свершения церемонии очищения, начала волноваться. Шатаясь, Лешка поднял тело отца на руки и прежде, чем его кто-либо успел остановить, двинулся к выходу.

– Люди! – громко возвестил он, выйдя на порог дома. – Наш с вами общий отец умер! Нет с нами больше отца Захария! Он мертв!

Толпа онемела. Люди замерли, не в силах поверить своим ушам и глазам. Но всего лишь мгновение спустя из нее выбежала сравнительно молодая еще женщина, которая в страшном испуге кинулась к Лешке. Следом за ней выбежала девушка, лицом похожая на Лешку, выкрикнув лишь короткое:

– Как?!

– Мама! – сделал шаг навстречу первой женщине Лешка. – Не могу поверить в такое горе! Отец умер!

Женщина не отвечала ему. Она лишь молча смотрела на мертвое тело старца. По ее лицу невозможно было понять, какие именно чувства ее обуревают в этот момент. Шок от услышанного известия для всех был слишком велик, чтобы люди до конца могли бы осознать случившееся.

– Что произошло? – допытывалась между тем у Лешки прыткая девушка, которая, судя по сходству, была его сестрой и держалась с Лешкой куда свободнее остальных. – Алексей, что случилось?

Но Лешка не мог говорить. Слезы текли из его глаз, мешая словам выходить наружу.

– Отец… мой отец…

Он зашатался. И несколько опомнившихся мужчин подбежали к нему, бережно и почтительно приняв из рук сына тело старца. А Лешка, рыдая, упал на грудь своей матери. Теперь, со смертью отца, пали и все его запреты. И ни один голос не посмел возразить что-либо против этих объятий, несмотря на то, что церемония очищения Леши и всех остальных еще не была завершена. Люди, подавленные горем, молча стояли и смотрели на то, что происходило перед молельным домом.

Постепенно толпа начинала понимать, что случилась ужасная катастрофа. Смерть старца, основателя их общины, означала то, что привычная жизнь для них закончилась. Скоро грядут неизбежные перемены. И каковы будут эти перемены, сказать никто не мог. И люди заплакали, и люди завопили. Не только от горя, но и от страха перед ожидающим их будущим.

– Ничего себе, съездили на свадьбу, – прошептала Леся себе под нос. – Вместо праздничного угощенья хлеб и вода, а вместо веселья на пиру мы, похоже, на похороны угодили!

Но оказалось, что самое худшее ждет их всех еще впереди. Лисица, который наконец добился, чтобы ему принесли фонарь помощнее, теперь осматривал комнату. Неожиданно он вновь опустился на колени и прикоснулся к ворсу ковра, которым был застелен центр комнаты. Алый ворс показался ему влажным еще раньше. Заинтересовавшись теперь этим обстоятельством, Лисица, наконец, прикоснулся к ковру.

– Ну да, мокро, – пробормотал он.

Затем он задумчиво потер ставшие внезапно липкими пальцы, лицо его вновь выразило сомнение. Потом он поднес свои пальцы к носу и вздрогнул, окончательно узнав знакомый сладковатый запах крови. Следом за этим Лисица вскочил на ноги и кинулся следом за мужчинами, уносящими тело старца.

– Стойте! – крикнул он им на бегу.

А подскочив ближе, принялся ощупывать тело покойного. Поднимал руки, ноги, проверял складки одежды. От такого обращения по толпе вновь пошел гул возмущения. Наверное, для Лисицы его выходка могла бы плохо закончиться, но внезапно он воскликнул:

– Кровь! Смотрите, на нем всюду кровь! Ряса вся пропиталась ею! Это не просто смерть, это убийство!

Вот теперь в толпе возник настоящий ропот. Он нарастал и ширился.

– Ложь! – доносились отдельные выкрики. – Не может такого быть!

– Чужеземец, ты ошибаешься!

– Кто ты такой, чтобы прикасаться к святому отцу?

– Нечестивец!

– Побить его!

– Тащите камни!

Ситуация складывалась и вовсе критическая. И тут Лешка неожиданно встал рядом с Лисицей.

– Я сын своего отца, – неожиданно грозным голосом произнес он. – И я говорю вам, уймитесь! Мой отец умер, истинно говорю вам! Но если с ним случилась не простая смерть, если его убили, мы найдем и покараем его убийцу. А человек, принесший нам эту весть, не виновен!

Толпа тут же покорно отступила назад, явно признавая права Лешки говорить с ними в таком тоне.

– Перенесем тело отца в наш дом, – сказал Лешка мужчинам, которые продолжали держать тело старца в руках. – Там мы осмотрим его и вместе решим, как быть дальше.

Никто не осмелился ему возразить. И траурная процессия двинулась через весь поселок. Из домов выбегали люди, узнавали, в чем дело, и тоже принимались плакать. Так что к тому моменту, когда тело покойного прибыло к его дому, весь поселок уже знал о случившемся несчастье.

Однако в дом вошли лишь те, кого допустил туда Леша. Друзья тоже оказались в числе избранных. Также тут был и отец Порфирий, и мать самого Леши. А еще несколько назареев из числа наиболее приближенных к покойному. Кроме того, встречать их вышла хоть и немолодая, но еще крепенькая тетенька с недобрым лицом и сжатыми губами. Узрев тело старца, она побледнела еще больше. А увидев друзей, зло зашипела на них: