Жнецы Коннолли Джон
И вот именно эту их гордость, их любимую «ласточку», сейчас осквернили своими пушками Уиллис с Хардингом.
– Уау, – произнес Джеки Гарнер, а это именно он сидел у обочины, дожидаясь, когда Фульчи доделают свои дела в леске. – Ну вы, парни, попали.
Именно в этот момент взгляд Хардинга упал на двоих поистине необъятных и донельзя рассерженных мордоворотов, выкатывающих из подлеска. Один из них на ходу грозно застегивал ширинку. Другой страдальчески, с закушенной губой взирал на поруганный грузовик. Их лица, и в спокойном-то виде излишне румяные, сейчас имели цветовой оттенок слив-мутантов. Хардингу парни показались обряженными в полиэстер троллями; холодильниками-близнецами в штанах и куртках из магазина «Для больших». Они даже не шли обычной походкой, а переваливались, будто трансформеры.
Вид этих двоих ужасающего вида жлобяр, прущих в их направлении, настолько завораживал, что Хардинг с Уиллисом даже не сразу сориентировались в ситуации. Хардинг все еще возился с дробовиком, когда кулак Тони Фульчи сомкнулся с его лицом. Хрупнули сломанные лицевые кости, а сам Хардинг полетел на Уиллиса, который в этот момент как раз дал выстрел. Заряд разорвал Хардингу грудь и мгновенно прикончил, почти одновременно с тем, как Джеки Гарнер сзади саданул стрелку по затылку рукояткой пистолета. Дело довершил Поли. С полминуты он гневно отыгрывался на Уиллисе, пока тот чуть было совсем не отдал концы, направившись вслед за товарищем в призовую точку невозврата. Но тут Поли свою разминку прекратил: подустала рука.
Между тем Тони сокрушенно напустился на Гарнера.
– Джеки, твою же мать! – указал он на «Додж». – Ты ж ведь должен был его стеречь!
– А я и стерег. Они велели мне его убрать, но ключ-то у вас. Я даже не знал, что они так быстро начнут по нему палить.
– Ты б им хоть что-нибудь сказал.
– Я пробовал.
– Пробовал? Значит, ты не нашел нужных, доходчивых слов. – Тони с неожиданной ловкостью выудил у Гарнера из кармана обертку от батончика. – Ага! «Сникерс»-то ты доел вовремя, а вот машину постеречь у тебя времени не нашлось. Не мог управиться разом и с тем и с другим? Джеки, нет, ну в самом деле, как так можно? Ну… ай-ай-ай!
– Прости, Тони, – примирительно сказал Джеки. – Я не думаю, что этих людей можно было назвать благоразумными. А с неблагоразумными, ты ведь сам знаешь, разговор не клеится.
– Тогда, значит, нечего было с ними разговаривать. Хлопнул бы их, да и дело с концом.
– Не могу же я убивать людей из-за какого-то «Доджа».
– Это «Додж» – не какой-то. Это наш «Додж».
В это время Поли, скорбно покачивая головой, нежно гладил капот автомобиля. Еще раз укоризненно глянув на Джеки Гарнера, Тони подошел к родственнику.
– Ну что тут у нас?
– Просто ужас, Тони, – горестно шепнул братик. – Обшивка сидений продрана. В покраске вмятины и дырки. Фары выбиты. Я просто не знаю, как быть.
Он был близок к слезам. Тони похлопал брата по плечищу.
– Ничего-ничего, главное, не расстраивайся. Все починим. Будет как новая.
– Правда? – с трогательной наивностью поднял глаза Поли.
– Даже лучше новой. Правда же, Джеки?
Гарнер, чувствуя, что гроза миновала, тоже выразил оптимизм:
– Ну а как же. Глаза боятся – руки делают.
Поли полез в кабину и первым делом тщательно вымел из нее стекла, после чего включил зажигание и с минуту чутко ждал, пока не убедился, что с мотором все в порядке. Тони стоял рядом с Джеки. Уиллис все еще дышал, но лишь чуть-чуть. Тони посмотрел на него сверху вниз, и у Джеки мелькнула мысль, не думает ли он довершить начатое.
– Ты как думаешь, – осторожно спросил Тони, – Паркер не станет на нас сердиться?
Паркера братья обожали и очень боялись его чем-нибудь расстроить.
– Думаю, что нет, – ответил Паркер. – Он, наверное, вряд ли даже удивится.
Тони прояснел взором. Тело Хардинга братцы шутя закинули в кузов пикапа, затем найденным в кабине обрезком шнура связали Уиллису руки и ноги и уложили, бесчувственного, рядом с неживым напарником. Затем Джеки загнал пикап в лес и оставил там, чтобы его не увидели с дороги.
– Интересно, эти парни меж собой были не родственники? – спросил Поли у брата, пока они дожидались возвращения Джеки. – Я так подумал, они типа братья.
– Может, – пожал плечищами Тони. – Братаны или побратимы.
– Жалко, что такие козлы, – вздохнул Поли.
– Это точно, – кивнул Тони. – Жалко.
На приборной доске пикапа лежала рация. Как раз когда Гарнер заканчивал прятать пикап в лесу, она ожила.
– Уиллис, – прорвался сквозь шипение статики жестяной голос. – Уиллис, как слышно? Прием.
Джеки вначале застыл, но потом решил: а отчего бы нет? В фильмах он не раз видел, как герои вызнают планы плохих парней, прикидываясь их сообщниками. Почему бы, пользуясь случаем, не попробовать то же самое.
– Уиллис слушает. Прием.
Снова голос в рации возник только после паузы.
– Уиллис?
– Да, это я. Прием.
– Кто это?
Вот черт. Тут тебе не кино – тут все позаковыристей. Хорошо бы вовремя успеть смотать удочки.
– Извините, – брякнул Гарнер. – Ошибся номером.
После этого сказать было уже нечего. Джеки отбросил рацию и заспешил обратно к братьям. А те в удивлении смотрели, как Гарнер бежит из леса бегом.
– Валим отсюда, – запыхавшись, бросил он. – К ним подмога катит.
Глава 21
Они не погибли.
Это первое, что понял Ангел, едва добежав до деревьев: они все еще живы. Бег через пространство между амбаром и лесом был одним из жутчайших ощущений всей его жизни. Все это время Ангел напряженно ждал… Еще вот-вот, и последует жесткий толчок; миг, когда тело словно взбрыкивает под первым попаданием; все равно что жесткий удар закаленного бойца, вслед за которым вспышка опаляющей боли и… что? Что затем? Смерть, мгновенная или медленная. Может быть, еще одна рана, и вот Луис волочит тебя по сырой траве, а ты весь скользкий от крови, и вместе с остающимся темным следом из тебя вытекает жизнь. И никаких шансов больше нет, ты просто умрешь здесь, а может, и Луис поляжет рядом… Так, что ли?
И Ангел бежал, мчался во весь дух, перебарывая инстинкт сжаться, сделаться как можно меньше, понимая, что сделать это – значит замедлиться. Выбор невелик: быть меньше или быстрее. В итоге Ангел сделал ставку на скорость. Напрягался каждый мускул. В мучительном ожидании пуль, что неизбежно должны просвистеть, лицо исказилось. Ангел знал, что попадание произойдет быстрее, чем заслышится звук выстрела, и тишина, прерываемая судорожным, навзрыд дыханием и шумом бегущих ног, утешения не привносила.
Оба они – и Ангел, и Луис – делали на бегу безумные зигзаги, внезапно меняли темп и направление, чтобы сбить с толку возможных стрелков. Вот отдаленная линия деревьев, покачиваясь, стала постепенно придвигаться ближе; так близко, что даже в сумраке можно разобрать детали коры и листвы. Дальше лес терял отчетливость, сливаясь в сплошной массив из теней и сумрака. Там, в его мшистой глубине, может дожидаться любое число стрелков, ведя мушки по траектории движения мишеней или же удерживая цель статично, в ожидании, когда мишень приблизится сама. Быть может, в секунду перед смертью в затенении удастся различить мгновенную вспышку дула – последний просверк, предваряющий окончательную тьму.
Десять метров… Пять… Три… и вот напарники уже под сенью деревьев. Упав в подлеске наземь и не успев толком отдышаться, они начали осторожно отползать от места своей высадки, стараясь производить как можно меньше шума и не допускать шелеста и предательского шевеления кустов, способного выдать их местоположение. Ангел глянул на Луиса, ползущего метрах в трех-четырех справа. Вот он приподнял руку: дескать, стоп. Где-то в вышине над головой пролетело что-то неразличимое в сумраке, но партнеры даже не стали поднимать глаз. Вместо этого они выжидали, сосредоточив внимание на лежащем впереди лесном массиве. Глаза уже попривыкли к темноте.
– Они не стреляли, – выдохнул Ангел. – Как так вышло, что они не стреляли?
– Не знаю.
Луис цепко оглядел лес, высматривая признаки движения, – любые, выдающие слежку. Ничего не обнаружилось, но он-то знал, что где-то там, среди молчащей листвы, притаились люди. Просто они так забавляются – пока.
Луис указал, что нужно продвигаться. Под прикрытием деревьев напарники медленно, осторожно тронулись вперед – поочередно. Вначале два-три шага, а затем подстраховка товарища с доглядом не только за тем, что лежит впереди, но и за тем, что, возможно, происходит сзади. Но ничего не происходило, лес был как будто чист. Наивная иллюзия, которой ни один из партнеров, впрочем, не поддавался. Быть того не может, чтобы присутствие гостей не заметили. Тела в багажнике машины оставили специально для них, а саму машину вывели из строя. Послание донесено. Да, они живы, но только по чьей-то глумливой прихоти.
Луису снова подумалось о той женщине в окне. А совпадение ли это – ее появление в тот самый момент, когда они с Ангелом навели окуляры на дом? Может, им специально дали ее увидеть, а они отреагировали в точности как от них ожидалось: скомкали свой план и ретировались к машине, но только западня уже захлопнулась. И теперь напарникам ничего не оставалось, кроме как продолжать движение и следить за дальнейшим разворотом событий, не расслабляясь ни на минуту, с постоянной оглядкой, вслушиванием, вглядыванием. Покрыв не больше километра, партнеры уже изрядно вымотались, но вот деревья начали редеть, и в просветах стало видно открытое пространство – пологий склон, всходящий к внутренней кольцевой дороге. А за ней снова лес.
Напарники остановились, пока еще не были на виду. Впереди хребтом всходила дорога, тоже без признаков движения. Луис принюхался в попытке уловить любой намек на сигаретный дымок или запах съестного, указывающий на близкое присутствие людей. Ничего.
Они с Ангелом стояли почти бок о бок.
– Я иду на «три», ты на «четыре», – прошептал Луис.
Если дорога под наблюдением, такая разбивка осложнит прицеливание, а второй отвлечет от первого, посеяв смятение, на которое и весь расчет. Луис поднял правую руку и расставил указательный и средний пальцы буквой V.
– Я ухожу влево, ты вправо. Останавливаемся, только когда добежим до деревьев.
Ангел кивнул. Вприсядку подобрались к краю леса, вслед за чем Луис губами сделал отсчет: один, два.
Три.
Луис бегом припустил к дороге. Секундой позже рванул Ангел, закладывая вираж вправо. Опять зигзаги, но на этот раз не такие суматошные. Главное сейчас – перемахнуть через дорогу. Они на ней как на ладони, так что надо как можно скорей.
Напарники не дотянули даже до склона. Первый выстрел взметнул фонтанчик земли буквально в паре дюймов от ноги Ангела. Второй и третий пришлись в саму дорогу, а затем обстрел из разрозненного сделался просто обложным, вынудив Ангела с Луисом вернуться в лес. Там они улеглись и стали в ответ постреливать из своих «штейров», целя во вспышки выстрелов. Очереди пускали короткие, экономя патроны. Вон, пригнувшись, побежала фигура в серо-зеленом камуфляже. Луис выстрелил, но безрезультатно: видимо, дистанция для «штейра» далековата.
– Хорош в молоко садить, – одернул он Ангела, когда они оба впустую выпустили по магазину.
Ангел перестал и насупленно присобачил новый рожок, не отрывая щеки от дернистой кочки.
Между тем с той стороны дороги стрельба не прекращалась, хотя на приближение не шла. Стрелков как будто вполне устраивало сшибать почем зря с деревьев кору безнадежно высоко поверх голов Ангела с Луисом, лишь бы только огонь пригвождал их к месту, или вздымать клубы пыли и щебневую крошку над насыпной дрогой. Ангел с Луисом медленно возвратились обратно под сень деревьев.
Лишь после этого обстрел прекратился, хотя в ушах по-прежнему звенело от выстрелов. Теперь стрелки были видны – трое в камуфляжах с капюшонами, едва различимые в лесу по ту сторону дороги. Один держал винтовку на груди, а двое других, слева и справа, прислонились к деревьям с винтовками у плеча, размеренно поводя стволами в поисках цели. Их как будто и не заботило, что они на виду. Вот их число стало прибавляться с севера и юга. Вдоль дороги подходило подкрепление, неспешно рассредоточиваясь среди деревьев. Кое-кто из них, кажется, даже улыбался. Шла игра, и стрелки в ней одерживали верх. Ангел сменил свой «штейр» на «глок», но Луис жестом велел опустить ствол:
– Не надо.
По прикидкам Луиса, охотники, скорее всего, растянулись вдоль дороги. Взяли на заметку, в каком месте добыча вошла в лес, а затем примерно вычислили, откуда выйдет наружу. К западу или востоку дозорные, вероятно, реже, но все понимают, что можно быстро подкинуть подкрепление.
Откуда-то с той стороны дороги донеслось потрескивание рации и утонуло в шуме подъезжающей машины – грузовика с безбортовой платформой, который прибыл с южной стороны и остановился шагах в сорока от места, где присели Ангел с Луисом. В кабине машины смутно различались два силуэта. Мотор заглох. Из кабины никто не вылезал.
– Это еще что за хрень? – спросил Ангел недоуменно.
Луис не ответил. Он сейчас высчитывал временные промежутки, расстояния, применение оружия. Можно ли прикончить тех двоих в машине, если под прикрытием леса начать отход к югу? Шансы неплохие. А вот шанс оторваться от преследователей, которые неизбежно устремятся следом, фактически равен нулю.
Тем не менее это не может длиться вечно. Визитеров здесь удерживают с какой-то целью. Может, там уже кто-то подбирается с тыла, отрезает путь к отступлению. Они с Ангелом сейчас как лисы, которые убегают от охотников и вдруг видят, что вход в нору заделан, – остается лишь поворачивать вспять, навстречу собакам.
– Мы идем обратно, – сказал Луис вслух.
– Что?
– Сейчас дорога отрезана. Они также знают, где мы, и это не к добру. Надо, пока есть возможность, использовать лес. На северо-востоке, помнится, стоит дом, он значился на спутниковых снимках. Может, там удастся разжиться машиной – легковой, грузовой – или, по крайней мере, телефоном.
– Ну да, можно будет звякнуть копам, чтобы они нас забрали, – хмыкнул Ангел. – Сказать им, что мы пришли сюда кое-кого убить, да вот ошибочка вышла.
Начался дождь. Крупные капли увесисто шлепали по лиственному своду над головами. Уже готовилось взойти солнце, но на небе по-прежнему вздувались мглистые тучи. Дождь учащался, тяжелел, быстро промачивал насквозь, но наблюдатели на окраине леса не двигались. На них были непромокаемые накидки и пончо. К дождю они подготовились. Да что там дождь – подготовились ко всему. Луис с Ангелом медленно отступили в деревья.
Налицо было обильное внутреннее кровоизлияние. Мозг внутри черепа набух, отчего кровь текла еще сильней. За раненого боролись, пытались предотвратить образование грыжи, потому что для него это был бы конец. Были извлечены костные фрагменты, кровавый сгусток и пуля. В конце концов на этом месте должен будет остаться лишь малозаметный шрам, скрытый под волосами.
А пока шла битва за его жизнь, Луис сидел возле озера в окружении деревьев. На той стороне виднелся дом, в котором он вырос. Теперь дом пребывал в запустении – уже не жилье, а развалины. Туда нельзя вернуться, а значит, в его стенах нет жизни. Жизни не было нигде. Молчал лес, в озере не водилась рыба. Луис сидел в мертвом месте, сидел и ждал.
Спустя время из темноты леса на востоке показался человек. Лица у него не было, а зубы щерились в безгубой улыбке. Из-за отсутствия глаз человек ничего не видел, но голова его была повернута к Луису. Раны на лице создавали впечатление, будто он все время скалится. Может, так оно и есть: Дебер всегда скалился, даже тогда, когда убивал мать Луиса.
На западе небо тронулось свечением, и место у воды занял Горящий Человек, ворожа устами слова, беззвучно ведая своему сыну о великом гневе отмщения.
Север – дом. Юг – Луис. Восток – Дебер. Запад – Горящий Человек. Компасные румбы.
Однако самой южной точкой Луис не оказался. За спиной он заслышал шаги, и сзади его шеи мимолетно коснулась рука. Луис попробовал обернуться, но не смог.
А голос его бабушки прошептал: «Это не единственное, куда можно пойти».
Что стало началом конца. Зернышком света, которое увенчалось медленным прорастанием сознания.
Рана заживала долго. Пуля проникла в череп, но не вошла в мозг. Не зря мать с детства звала мальчика твердолобым. Даже когда его жизнь оказалась вне опасности, Луис не без труда образовывал некоторые слова, а зрение еще месяцами туманилось. Его донимали фантомные звуки и боли в конечностях.
Поначалу возник соблазн отделаться от Луиса, но у Гэбриела этот парень был на особом счету. Из набора он самый младший, но при этом обладает потенциалом, превосходящим все ожидания Гэбриела. Луис быстро шел на поправку, отчасти из-за своей естественной врожденной силы, но еще (уж Гэбриел-то знал) из-за желания отомстить. Блисс исчез, но должен найтись. Содеянное не может сойти ему с рук безнаказанно.
На то, чтобы его отследить, ушло десять лет. И когда Блисса нашли, привести приговор в исполнение послали Луиса.
Блисс жил в Амстердаме под фамилией ван Мьерло и имел гражданство Нидерландов. Налицо была пластическая операция – не то чтобы радикальная, но нос, глаза и подбородок изменены достаточно, чтобы старые знакомые, случись невзначай с ними встретиться, прошли бы дальше без остановки. Во всяком случае, узнали бы не сразу. Все это он проделал ради форы во времени – часов, минут, а то и секунд. Не приходилось сомневаться, что после того случая с Ловейнами Блисс все годы жил в ожидании дня, когда его найдут и разоблачат. И готовился бежать в любое время. Все свое окружение он знал досконально, и малейшее изменение будничной среды его бы насторожило. При себе всегда носил оружие. Невдалеке от места проживания в надежном частном гараже стоял автомобиль, которым Блисс пользовался редко. Он держал его на случай экстренной надобности, если аэропорт и поезда вдруг по какой-то причине окажутся вне доступа и не отыщется иного средства передвижения.
Блисс в основном брал такси, останавливая их на улице, а не вызывая загодя, и при этом никогда не усаживался в первое, а только во второе, третье или даже четвертое. Раз в месяц он наведывался в Роттердам к своему юристу, отправляясь туда на поезде с Центрального вокзала. Под жилье снимал четырехэтажный таунхаус на Ван Вустраат, но нижний этаж стоял в первозданном виде, а сам Блисс обитал на втором и третьем. Нетрудно догадаться, что первый и четвертый этажи были оборудованы ловушками или заминированы, а в жилых апартаментах имелась потайная дверь, дающая доступ в смежные строения.
Интересно, знал ли Блисс, что его бывший соратник по-прежнему жив? Возможно. В таком случае он мог ожидать, что в случае чего мстить явится именно Луис собственной персоной. Блисс будет ждать ножа, приставленного к голове пистолета, примерно как того ждал Дебер много лет назад. Может, беглец даже опасается, как бы его не попытались переправить в Соединенные Штаты, под светлые очи Гэбриела, и тот обойдется с ним по своему усмотрению. Но Луис при этом будет присутствовать – в этом Блисс не сомневался, поскольку не знал Луиса так, как знал его Гэбриел и как в последние свои дни, исполненные муки, его узнал Дебер.
Луис уже покидал Нидерланды, а Блисс его присутствия так и не заметил. Но, еще находясь там, Луис неуклонно шел по Блиссову следу, используя помощь Гэбриела, а также собственную инициативу. Были выявлены банковские счета, прошел тайный обыск в офисе юриста. Выявились бизнес-интересы, объекты движимого и недвижимого имущества Блисса. Даже разыскали его автомобиль.
Случилось так, что в последние дни пребывания Луиса в Амстердаме ухудшились отношения между голландским правительством и профсоюзом транспортников. Ожидалась череда забастовок. И вот спустя неделю Блисс отправился в гараж, чтобы в Роттердам выехать на своей машине, а не зависеть от капризов поездного расписания. Съезжая по пандусу, он, не переставая рулить, включил кассетник. И вот что странно: вместо ожидаемых «роллингов» в динамиках послышалось женское пение – похоже, Конни Фрэнсис. Да, точно она, с песней «Кто сожалеет теперь?».
«Но ведь у меня нет Конни Фрэнсис», – удивленно подумал Блисс.
И тут все понял.
Он был уже одной ногой на полу, когда реагирующий на уровень наклона взрыватель сработал и машину вместе с Блиссом поглотил огонь.
– Он выжил, – сказал Гэбриел Луису. – Тебе надо было изыскать другой способ.
– Мне этот показался уместным. Он точно остался жив?
– Останков в машине не обнаружено, но к гаражному полу пристали фрагменты кожи и одежды.
– Кожи много?
– Прилично. Боль, судя по всему, была преизрядной. Следы потом вывели нас на частную клинику в Рокене. Доктора в живых мы, само собой, не застали.
– Если Блисс жив, то он когда-нибудь к нам заявится.
– Возможно. Хотя опять же, может статься, что от него осталась лишь обугленная оболочка с тем мучеником внутри, который нам известен.
– Я мог бы снова его найти.
– Думаю, нет смысла. У него есть деньги и связи. На этот раз он зароется глубоко. Скорее всего, дожидаться его визита придется долго, если он вообще когда-нибудь явится. Так что терпение, Луис, терпение…
Глава 22
Блисс сидел в столовой дома Артура Лихагена. Позади стоял стол, в ногах – пустой кофр «Хардигг сторм». Сидел, не снимая плаща, в руках держа мягкую непромокаемую шляпу. Перед ним было окно, в которое только недавно начал просачиваться мутноватый свет, так что до этого в стекле Блисс созерцал единственно свое отражение. Усталости он не чувствовал. Хотя проделал такой путь, и момент, которого Блисс не чаял дождаться, был практически в его руках.
Вспоминались те первые часы, когда он в убеждении, что вся кожа на теле сожжена, в адских мучениях ковылял сквозь ночь, а ум всецело затмевала боль. Стоило громадного, нечеловеческого усилия воли как-то ее отграничить, расчистить крохотный уголок сознания, где разум мог возобладать над инстинктом. Блисс сумел добраться до телефона, и этого оказалось достаточно. У него были деньги, а за деньги можно купить что угодно, если их только хватит: укрытие, бегство, лечение ран, новое лицо, новую идентичность.
Шанс на жизнь.
Но какая боль. До конца она не проходила никогда. Говорят, что со временем острота бывших страданий забывается, но у Блиссом все было не так. Память о перенесенной боли опаляла разом изнутри и снаружи, в душе и в теле. И хотя ее физическая реальность истаяла, память о ней оставалась обостренно ясной. Достаточно ее призрака, чтобы по-новому воссоздавать все, что когда-то произошло. Это свойство в себе Блисс использовал для воскрешения боли, что дало ему силы добраться сюда.
Сзади послышались шаги, а за ними голос Майкла Лихагена. Но Блисс не обернулся, не считая нужным одобрять его присутствие.
– Был контакт, – доложил Лихаген.
– Где?
– На внутреннем кольце, рядом с южным пересечением.
– Люди твоего отца сделали все, что им было велено?
Прежде чем Майкл ответил, возникла пауза. Блисс знал, что авторитет Лихагена-папаши догнивает вместе с ним, что вызывает лишь усмешку. Нелишне еще раз напомнить этому сосунку, что, заказав нападение на Гэбриела, он переступил порог своих полномочий. Блисс этого не забыл и спускать не собирался. Как только работа будет сделана, последует расплата. Бентон – человек, спустивший курок, – ляжет жертвенным агнцем на алтарь искупления за свою непозволительную дерзость. Это ему, Блиссу, и только Блиссу, было решать, жить Гэбриелу или умереть. В душе Блисс понимал: Гэбриел не мог допустить, чтобы та его измена прошла безнаказанно, и не держал на старика зла за последовавшую долгую охоту. Иное дело – Луис. Его Блисс хотел. Луис… Это он его сжег. Он сделал их противостояние личным.
– Они их оттеснили. А стреляли всего лишь для острастки, стараясь не убить.
Блисс мощно выдохнул через нос, как позабавленный бык.
– Даже если б и нет, попасть бы они никуда не попали. Разве что по ошибке.
– Это хорошие парни.
– Вздор. Все как один местная шваль. Деревенские жлобы и пожиратели беличьего помета.
Оспаривать точность этой формулировки Майкл не стал.
– Есть и еще кое-какие новости. Мы потеряли контакт с двумя нашими, Уиллисом и Хардингом. По рации ответил чужой голос.
– Это ваша проблема, вам с ней и барахтаться.
– Мы ее сейчас улаживаем. Я просто подумал, что тебе тоже не мешает об этом знать.
Блисс встал, впервые оборачиваясь лицом, но по-прежнему игнорируя человека, в услужливой позе стоящего у двери. На столе за ним, помещенная на двуногу марки «Харрис», почивала снайперская винтовка «Чендлер XM3» с титановой направляющей «пикатинни» и гасителем отдачи, а также дневным оптическим прицелом «Найтфорс NXS». В кофре «Хардигг» лежал еще и универсальный прицел ночного видения, но Блисс его устанавливать не стал, в надежде, что для загона добычи окажется достаточно и дневного света. Он выглянул в окно на набирающий силу рассвет, слегка подмоченный начавшимся дождем. День вступал в свои права.
Рядом с «Чендлером» находилась еще одна винтовка, «Сарджен XL». Блисс разрывался между ними. Впрочем, «разрывался» – слишком сильно сказано, учитывая то сравнительное хладнокровие, с которым он сейчас делал выбор. Для человека его профессиональной стези такое может показаться нетипичным, но чрезмерной любви к стволам Блисс не испытывал. Безусловно, он знал и тех, кто к орудиям своего промысла питал чуть ли не половое влечение, но родства с такими персонажами не ощущал. Наоборот, их чувственность по отношению к своему оружию считал формой слабости, симптомом упрятанного вглубь недомогания. Такие люди наверняка дают забавно-умильные прозвища своим половым органам, а в убийстве ищут эмоциональный выхлоп, сродни выплеску чувств от полового соития. Словом, подобные проявления Блисс считал верхом глупости.
«XL» стреляла патронами «.338 лапуа магнум» и была снабжена прицелом «Шмидт-Бендер 5-25 x 56» со своим креплением и многопортовым дульным тормозом для смягчения отдачи. Ложа у нее была из фибростекла, а вся винтовка весила в пределах десяти килограммов. Сейчас Блисс поднял ее, продел руку в ремень и принял вес на левое плечо. Вообще он всегда предпочитал правое, но после незабвенного Амстердама приспособился под новые условия – и в этом, и далеко не только.
– Ты уже идешь?
– Да.
– Как же ты их отыщешь?
– Чутьем.
Сын Лихагена озадаченно прикинул, шутит ли этот странный, изборожденный шрамами человек, и решил, что все-таки нет. Больше он ничего не сказал, а лишь смотрел, как Блисс покидает дом и удаляется через лужайку в поисках своей добычи.
Часть IV
Джеймс Дикки (1923–1997). «Небеса Животных»
- Для кого-то из них это место не гоже –
- Без крови оно.
- И охотятся здесь, как всегда.
- Но клыки их и когти теперь совершенны –
- Смертоносней, чем кажется им.
Глава 23
Отход от дороги протекал тем же самым способом, что и приближение к ней: неуклонное продвижение с использованием деревьев как прикрытия – один идет, другой страхует, – с неустанным всматриванием, вслушиванием. Напарники ждали, что со стороны дороги к ним начнут подступаться фигуры в капюшонах, и вымеряли расстояние так, чтобы те находились в зоне попадания «штейров». Но капюшоны все не появлялись.
Дождь прекращаться как будто бы не собирался. Ангела пробивала дрожь. Ныла спина. Боль в старых ранах имела обыкновение то уходить, то являться нежданной гостьей, но если подвергать себя холоду, сырости или долгим периодам бега либо даже ходьбы, то всегда обострялась. Теперь спина в местах пересадки кожи была словно натянута на чересчур тугую болванку.
Что до Луиса, то он мысленно периодически возвращался к той блокировке у дороги. Совершенно ясно, что люди Лихагена намеревались их просто удерживать, а убивать только в крайнем случае. Вместе с тем никак, даже чисто теоретически, нельзя предположить, что хоть одного из них выпустят отсюда живыми. В такую даль на север их затянули с определенной целью, и цель эта – стереть обоих с лица земли. Убиты Эндаллы, и можно смело предположить, что и остальные группы также обезврежены. Все в бригаде Луиса свое дело делали исправно, но никто не предполагал, что каждый их ход будет заранее известен. Лихаген коварно предвосхищал каждое их движение. Он ждал прихода гостей, а присутствие в доме Лоретты Хойл наталкивало на мысль, что ее отец причастен к этому предательству.
Однако задача по устранению Ангела с Луисом предписывалась не людям на дороге и иже с ними. Она отводилась кому-то другому. Оставалось лишь подождать и выяснить, кому именно. Впрочем, у Луиса на этот счет уже имелись подозрения.
К юго-западу отсюда находились коровники, амбар с уже обездвиженным автомобилем и особняк Лихагена. Надо же, какая наивность – считать, что спящие обитатели дома о присутствии гостей не догадываются. Может, именно там им отведено умереть, вслед за получением внезапного упреждающего удара на въезде? Если так, то предполагаемый палач ждет их в доме, а если они все же не направятся к нему, то он сам будет вынужден выйти по их души. Затею подобраться к Лихагену Луис на этот момент почти уже оставил. Старый злыдень наверняка под защитой, а элемент внезапности утрачен, тем более что его, похоже, не было изначально. Но двинуться на Лихагена будет по крайней мере неожиданностью.
До сих пор визитеров прижимали в основном на востоке, где главная дорога. Преследователи рассчитывали, что те будут прорываться именно к ней, чтобы дать деру за внешний периметр. Сложно сказать, насколько такие шансы были бы осуществимы. Прежде всего пришлось бы пехом преодолеть огромный участок, и даже если б напарникам при этом посчастливилось раздобыть машину, то при попытке прорыва их наверняка бы ждало хорошо вооруженное, мобильное преследование, да еще и мосты, перекрыть которые легче легкого. Ну а если о транспорте, то лучше всего было бы снять один из экипажей грузовиков с упованием на то, что коммуникации здесь не настолько плотны и их все-таки удастся прорвать, воспользовавшись каким-нибудь зазором, который некоторое время останется необнаруженным.
Если же податься на запад, к Лихагену, то напарники окажутся надежно заперты с обеих сторон – между людьми на востоке и теми, кто обеспечивает защиту хозяина особняка. А сзади там еще озеро, отрезающее любое дальнейшее отступление. Разве что попятить какую-нибудь лодку, в надежде, что удастся проскочить между хитро раскиданными по дну каменюками, и все это под обстрелом лихагенских охранников (наивно полагать, что перед отплытием удастся их всех перещелкать).
Еще один вариант – сельский дом в лесу, который Луису помнился по спутниковым снимкам. Отсюда теоретически можно позвать на помощь, а самим забаррикадироваться и удерживать преследователей до прихода подмоги. А что, кое с кого причиается, так что «вертушка» может быть на месте в пределах одного часа. Посадочка, правда, будет еще та, но людям, что прибудут, такие вещи не внове.
Вскоре партнеры вышли к дому. Двухэтажное строение когда-то выкрасили красным, но со временем цвет поблек до серовато-коричневого, так что жилище, казалось, было сделано из тронутого ржавчиной железа – словно отсек корабля, отделенный от основной конструкции и брошенный ржаветь на обидно близком расстоянии от моря. К участку вела узкая грунтовка, которую из-за деревьев не было видно на спутниковых снимках, хотя Луис догадывался, что где-то там должна пролегать дорога. Трава во дворике не росла: его превратили в огород. Справа мирно поквохтывали в своем загончике куры, огражденные от посягательств хищников проволочной загородкой. Слева стоял старый сарай, в открытой дверке которого виднелся сложенный на зиму запас дров. А за ним из кирпичной трубы густо валил беловатый дым: в доме топили печь.
Окна дома светились изнутри. У задней двери стоял старенький грузовик с деревянным коробом клетки над кузовом. От него потягивало навозом.
– Как ты думаешь это сделать? – спросил Ангел, но ответ сложился сам собой.
Задняя дверь отворилась, и из проема под навес крыльца вышла женщина. Не старая, по виду на пятом десятке, но ее старила одежда явно с чужого плеча, а также седина, чересчур обильная для этих лет. Лицо женщины говорило о нелегкой жизни, разочарованиях и обращенных в прах надеждах и чаяниях.
Оглядев незваных гостей, а также их оружие, она как будто даже не струхнула.
– Вам чего? – бросила строго хозяйка дома.
– Нам бы помощи, мэм, – ответил Луис. – Прибежища, а еще позвонить по телефону.
– Вы всегда так за помощью ходите, со стволами-то в руках?
– Нет, мэм.
– Мы, так сказать, жертвы обстоятельств, – виновато улыбнулся Ангел.
– Не могу никак. Ступайте себе подобру-поздорову.
Такая храбрость вызывала у Луиса уважение. Не так много женщин вот так запросто отсылают двоих вооруженных мужчин куда подальше.
– Прошу прощения, мэм, – сказал он. – Но мне кажется, вы не вполне понимаете, что здесь происходит.
– Понимаем прекрасно, – раздалось сзади.
Луис не пошевелился. Что будет дальше, он знал. Спустя пару секунд в спину ему уткнулась двустволка.
– Ты чуешь, что это, сынок?
– Да.
– Вот и хорошо. Тогда будь добр, брось ствол. И товарищ твой может сделать то же самое.
Луис повиновался, выпустив из рук «штейр», но одновременно как бы невзначай скользнув правой рукой к «глоку» у себя на поясе. Чьи-то пальчики шустро подхватили с земли «штейр» и забрали его вместе с оружием Ангела.
– Двинешь руками хоть на дюйм, сынок, и я тебя заверяю: умрешь – не успеешь даже почувствовать следующей дождинки у себя на лице.
Рука Луиса застыла. Его жестко обхлопали с боков, и «глок» оказался изъят. Тот же голос осведомился насчет пистолета у Ангела. Ответ прозвучал быстро и честно. Покосившись влево, Луис заметил, как Ангела обыскивает рослый молодой человек и снимает с его пояса оружие. Теперь они были абсолютно безоружны.
Стало слышно, как шаги сзади отступили. Луис медленно обернулся. Ангел уже смотрел на двоих мужчин, что появились из-за сарая. Один был примерно на седьмом десятке. От дождя его прикрывала широкополая шляпа. Второй, который их обыскивал, – моложе, лет под тридцать – был без головного убора. Дождевая вода, беспрепятственно проникая сквозь короткие редковатые волосы, будто слезами струилась по бескровному, синевато-бледному лицу. Левый глаз молодого человека, судя по всему, не имел сетчатки. Он был белесым, как его кожа, словно в него из нее перелилось что-то недужное, отравленное, выев из глаза весь цвет. Оба мужчины были вооружены: старший – двуствольным дробовиком, младший – берданкой. Между ними стояла девчушка лет всего-навсего семи или восьми, нелепо наряженная в плащик с Микки-Маусом и ярко-красные башмачки. У нее в ногах лежало оружие, отобранное сейчас у Ангела с Луисом. Вид стволов ей, похоже, совершенно нипочем, как и то, что стоящие рядом с ней взрослые – с ружьями, уставленными в еще двоих дядь.
– Надо было вам у себя в Нью-Йорке оставаться, – вздохнул старший.
– Откуда вы знаете, что мы из Нью-Йорка? – удивился Ангел.
– Молва. Тут вашего приезда ждали. Для них был только вопрос «когда?».
– Для кого это – «для них»?
– Для мистера Лихагена и его парней.
– Вы работаете на Лихагена?
– Здесь кто только на него не работает. Он, так или иначе, всех под себя подмял. Если Лихаген не платит тебе напрямую, значит, ты живешь с того, что он платит другим. – Старший повернулся к девчушке: – Беги к бабуле, милая.
Обнырнув молодого человека сзади, малышка вприпляску побежала под защиту навеса, топая по лужам, успевшим образоваться на неровной земле. Взлетев по ступенькам, она раскрылила руки и припала к своей бабушке, покровительственно обнявшей девчушку за плечи. Но так малышка простояла недолго: озорно улыбнувшись бабушке снизу вверх, она от неуемности восторженного чувства хлопнула ее по ногам. Интересно, кто отец этой непоседы? Наверное, все же не этот доходяга с вымытым глазом. Девчушка для него слишком уж хорошенькая, бойкая. А он смотрится как труп, до которого никак не дойдет, что он уже помер.
– Томас, – с крыльца обратилась женщина к старшему.
В ее голосе мелькнула просительная, чуть ли не умоляющая нотка. При этом ее как будто и не трогала участь этих двоих случайных гостей. А просто не хотелось, чтобы ее муж попал в какую-нибудь неприятность, связанную с кровопролитием.
– Да ты просто заведи ее в дом, – указал Томас. – А мы тут сами с ними управимся.
Женщина схватила девчушку за руку и потянула в дом. Но та не хотела упускать интересное представление, так что потребовался еще один рывок, чтобы она просеменила по крыльцу, а дверь следом захлопнулась. Но и тут Ангел успел заметить, с каким жестоким разочарованием ребенок напоследок глянул на него: вот-вот разревется.
– Мы не хотим ничего дурного, – сказал Ангел.
– Правда? – спросил Томас. Голос звучал скептически и устало. – Только теперь уже чуток поздновато, тебе не кажется?
– Мы просто хотим уйти отсюда живыми, – посмотрел на него Ангел.
– Не сомневаюсь, сынок. Только сдается мне, что с этим у вас возможна проблемка.
– Ты мог бы нам помочь.
– Спору нет, мог бы. Мог бы, но не буду.
– И почему?
– Потому что тогда вместо тебя умру я. Это если вам удастся выбраться из всей хрени, в которую вы вляпались. Чего, я думаю, не произойдет. Мистер Лихаген высоко ценит преданность. В том числе и материально.
– Те люди собираются нас убить.
– Что посеешь, то и пожнешь. Кажется, это из Библии, только места точно не знаю. Женка моя могла б тебе сказать. Любит читнуть, когда в настроении. Правда, со мной она на эти темы не рассуждает.
Мужчина перехватил цевье дробовика, и Луис напрягся. Ангел чувствовал, что он готов к прыжку, но, похоже, уловил это и Томас. Сдвоенный ствол уставился ему в грудь. В эту секунду сменился ветер, и пахнуло смрадным духом животных, которых Томас на своем грузовике отвозил на убой. В смутном предчувствии смерти они в страхе опрастывались на дно кузова.
– А ну-ка, – с вызовом сказал Томас. – Только дернись: еще стемнеть не успеет, как я твой труп скормлю хрякам.
Хряки. Теперь было слышно, как они грузно возятся и похрюкивают где-то за домом.
– Ты помогал им снимать кино, – сказал Ангел.
Томас, чуть поежившись, хмыкнул:
– Знать не знаю, о чем ты.
– Как они это делали? С моделью? Клали в грязь, будто женщину там жрут, а потом все монтировали в аппаратной? Ну скажи, как они это делали?
– Не знаю, да и дела мне нет, – уклонился Томас. – Лично я против вас ничего не имею, и убивать вас тут у себя – дело неблагодарное. Мистер Лихаген этого не одобрит. У него на вас, я так понимаю, другие планы. Ну ладно, топайте. Уходите и обратно не возвращайтесь. А ваши пушки пускай остаются у меня. А то вам веры нет: кто знает, как вы себя потом поведете.
– Без оружия у нас нет шансов, – заговорил Луис.
– У вас их и так не было.
– Ты, похоже, многое об этом знаешь.