Стрелок. Извлечение троих. Бесплодные земли Кинг Стивен

26

Роланд спустился к тусклому розоватому свету. Из-за ворота его рубахи, расстегнутой на груди, выглядывали, мерцая, умные глазки Ыша; вытянув до предела свою длинную шейку, ушастик принюхивался к струям теплого воздуха, проникающим через вентиляционные решетки. В кромешной тьме подземелья Роланду пришлось полностью положиться на нюх животного, и он очень боялся, что Ыш потеряет след Джейка в проточной воде… но когда он услышал пение – сначала Гашера, потом Джейка, – отдающееся гулким эхом в тоннелях, он облегченно вздохнул. Ыш не ошибся.

Ыш тоже услышал пение. До этого момента он продвигался вперед медленно и осмотрительно, время от времени даже возвращаясь немного назад, чтобы лишний раз убедиться в том, что чутье его не подвело, но, едва заслышав голос Джейка, пустился бегом, натянув до предела кожаный поводок. Поначалу Роланд испугался, что ушастик начнет звать Джейка своим хрипловатым, пронзительным голоском – Эйк! Эйк! – но ушастик молчал. А когда они добрались до шахты, уводящей в нижние этажи этого Дицианова лабиринта, Роланд услышал снизу гул какого-то нового механизма – по всей видимости, насоса, – за которым последовал металлический лязг захлопнувшейся двери.

Спустившись в квадратный тоннель, стрелок прежде всего окинул взглядом двойной ряд светящихся трубок на потолке, уходящий, насколько хватало глаз, в обе стороны. Они горели болотным огнем, как та вывеска над заведением Балазара в Нью-Йорке. Повнимательнее присмотревшись к узким хромированным решеткам на вентиляционных отверстиях, прорубленных под самым потолком, и к желтым стрелкам под ними, Роланд снял петлю поводка с шейки Ыша. Тот, явно обрадованный, нетерпеливо замотал головой.

– Мы уже близко, – пробормотал Роланд в приподнятое ухо ушастика, – так что вести себя надо теперь осторожно и тихо. Ты понял, Ыш? Очень тихо.

– И-хо, – отозвался Ыш хриплым шепотом, который в другой ситуации прозвучал бы, наверное, даже забавно.

Роланд опустил Ыша на пол, и тот тут же понесся вперед по тоннелю, вытянув шею и приблизив нос к стальному покрытию пола. Роланд слышал, как ушастик тихонько бормочет себе под нос: Эйк-Эйк! Эйк-Эйк! Роланд вытащил из кобуры револьвер и пошел следом за ним.

27

Эдди с Сюзанной застыли у белых ступеней, разглядывая громаду Колыбели Блейна. Небо как будто разверзлось над Ладом – дождь хлынул сплошной стеной.

– Ничего себе домик отгрохали! Только забыли пристроить дорожку для инвалидных колясок. – Эдди приходилось кричать, чтобы голос его не утонул в шуме дождя и раскатах грома.

– Ничего страшного, – нетерпеливо отозвалась Сюзанна, выкарабкиваясь из коляски. – Пойдем скорее, а то промокнем.

Эдди с сомнением поглядел на лестницу. Ступеньки, конечно, не слишком высокие… но зато их много.

– Ты уверена, Сьюз, что справишься?

– Еще и тебя обгоню, бледнолицый, – отмахнулась Сюзанна и начала взбираться вверх по ступенькам с невероятным проворством, опираясь на крепкие, мускулистые руки и отталкиваясь от ступенек обрубками ног.

И она действительно едва его не обогнала. Эдди приходилось сражаться с громоздким металлическим креслом, бросить которое он не мог и которое очень ему мешало. К тому моменту, когда они добрались до верхней площадки, оба запыхались. От их промокшей одежды шел пар. Эдди подхватил Сюзанну под мышки, приподнял ее и вдруг замер на месте, обнимая ее за талию и прижимая к себе, вместо того, чтобы усадить обратно в коляску. Почему-то – знать бы еще почему – им вдруг овладело игривое, сумасшедшее настроение. Ему захотелось ее. Прямо здесь и сейчас.

Так, дайте мне отдышаться, подумал он. Ты добрался досюда живым, вот у тебя железы и трепещут, готовые к подвигам и загулу.

Сюзанна облизала губы и, запустив пальцы Эдди в шевелюру, дернула изо всех сил. Было больно… но вместе с тем так чудесно.

– Я же тебе говорила, что я тебя сделаю, мальчик, – шепнула она низким хрипловатым голосом.

– Не ври… я был первым, на пол ступеньки. – Он постарался сделать вид, что он не так уж и запыхался, но ничего у него не вышло.

– Может быть… но зато ты весь выдохся. – Одна рука ее соскользнула вниз и легонечко сжала в том самом месте. В глазах у Сюзанны мелькнул огонек. – Но кое-что, наоборот, полно сил.

По небу прокатился гром. Они оба вздрогнули и рассмеялись.

– Ладно тебе, – сказал он. – Тоже мне, нашла время. Безумие какое-то! Бр-р!

Она не стала ему возражать, но еще раз легонечко сжала то самое место и только потом убрала руку и положила ее ему на плечо. Эдди – не без сожаления – усадил ее обратно в коляску и покатил по широким плитам под навес крыши. Ему показалось, что точно такое же сожаление промелькнуло и во взгляде Сюзанны.

Когда они были уже под крышей и сверху на них не лило, Эдди приостановился и оглянулся. Площадь Колыбели, улица Черепахи… весь город уже исчезал за трепещущей серой завесой дождя. И Эдди ни капельки не сожалел об этом. В его мысленной записной книжке Лад не попал в список приятных воспоминаний.

– Смотри, – тихонько пробормотала Сюзанна, указав на ближайшую водосточную трубу. На нижнем ее конце красовалась большая рыбья голова, покрытая каменной чешуей. Судя по виду, рыбина эта состояла в близком родстве с драконообразными чудищами, восседающими на углах Колыбели. Из пасти ее серебристым потоком струилась вода.

– Кажется, это уже не «кратковременные осадки», – заметил Эдди.

– Какие осадки?! Этот дождь будет лить, пока ему не осточертеет, а потом еще капельку, просто назло. Может, это продлится неделю, а может, и месяц. Но мы можем до этого и не дожить, если Блейн вдруг решит, что наши рожи ему не понравились. Так что, собственно, нам без разницы. Стрельни-ка разок, родной, пусть Роланд знает, что мы на месте, а потом мы тут немного осмотримся, ладно? Чего тут да как.

Эдди подошел к краю лестницы, выставил руку из-под навеса и выстрелил, направив «ругер» в забитое тучами серое небо. Именно этот выстрел – за милю, если не больше, – и слышал Роланд, идущий по следу Гашера и Джейка по «лабиринту с ловушками». Еще пару секунд Эдди постоял на месте, пытаясь убедить себя, что все еще может закончиться хорошо, а сердце его ошибается, когда так настойчиво и упрямо твердит, что больше они никогда не увидят ни Джейка, ни Роланда. Все будет хорошо… Поставив пистолет на предохранитель, он сунул его обратно за пояс джинсов и вернулся к Сюзанне. Развернул коляску спиной к ступеням и покатил ее по проходу между рядами колонн, уходящих в глубь здания. По дороге Сюзанна достала Роландов револьвер и перезарядила его.

Здесь, под массивной каменной крышей, звук дождя превратился в таинственный, призрачный шелест. Камень стен приглушал даже раскаты грома. Колонны, поддерживающие Колыбель, были не менее десяти футов в диаметре. Их верхушки терялись во тьме под крышей. Оттуда, из полумрака, доносилось негромкое воркование голубей.

Из сумрачной мглы выплыла табличка, подвешенная на тяжелой хромированной цепи:

– Теперь мы знаем, как звали тот поезд, который свалился… свалилась в реку, – заметил Эдди. – Патриция. Только они перепутали цвета. Обычно считается, что цвет девочек – розовый, а цвет мальчиков – голубой, а не наоборот.

– Может, они оба голубые.

– Нет. Блейн розовый.

– Откуда ты это взял?

Эдди растерянно поглядел на Сюзанну.

– Не знаю откуда… я просто знаю.

Они двинулись по стрелке, которая указывала в направлении места стоянки Блейна, и вышли на открытое пространство, где когда-то, наверное, располагался главный вестибюль вокзала. Эдди не обладал способностью Сюзанны мысленно проникать в прошлое и видеть его в серии ярких и четких зрительных образов, но он все равно нарисовал себе в воображении такую картину: просторная площадь с колоннами полна народу, люди спешат, ищут свои вагоны, обнимаются при расставании и встрече, и надо всем стоит цокот тысячи каблуков и гул неразборчивых голосов. А из динамиков, перекрывая все звуки, доносятся разнообразные объявления:

Производится посадка на поезд Патриция, следующий в направлении северо-западных феодов…

Внимание, внимание, пассажир Киллингтон, пассажир Киллингтон, вас ожидают на нижнем этаже у справочного бюро.

Блейн прибывает на второй путь. Встречающих просят пройти на платформу…

А теперь здесь остались одни только голуби.

Эдди невольно поежился.

– Посмотри на те лица, – пробормотала Сюзанна. – Не знаю, как тебе, а мне от них жутко. – Она показала направо. Наверху на стене, в полумраке, Эдди увидел ряд каменных лиц: они выступали из белого мрамора и глядели на них сверху вниз – суровые мрачные лица палачей, влюбленных в свое ремесло. Несколько каменных голов отвалилось и валялось теперь в виде гранитных обломков под равнодушными взглядами мрачных своих сотоварищей, футах в восьмидесяти под ними, а те, что еще держались, были покрыты густой паутиной трещин и заляпаны голубиным пометом.

– Наверное, члены какого-нибудь Верховного суда, – высказал предположение Эдди, с опаской глядя на все эти тонкие сжатые губы из камня и пустые потрескавшиеся глаза. – Только у судей может быть такой вид: умудренный и сволочной одновременно… уж кому, как не мне, это знать! Нет ни одной приличной рожи. Такие, как эти, безногому крабу и костыля-то не подадут.

– «Груда поверженных изваяний, где жарит солнце, где не дает мертвое дерево тени», – продекламировала Сюзанна, и почему-то от этих слов у Эдди по коже пошли мурашки.

– Это откуда, Сьюз?

– Из одного стихотворения. Его написал человек, который, наверное, видел Лад в страшном сне. Ладно, Эдди, пойдем. Ну их к черту. Забудь про них.

– Легче сказать, чем сделать. – Но Эдди все же толкнул коляску, и они двинулись дальше.

Из сумрака впереди выплыл какой-то высокий решетчатый барьер, похожий на навесную башню, обороняющую подвесной мост средневекового замка… а за барьером виднелись смутные очертания поезда. Так Эдди с Сюзанной впервые увидели Блейна Моно. Он действительно оказался розовым, как и утверждал Эдди. Нежный оттенок его был как будто специально подобран под цвет прожилок на мраморных колоннах. Блейн словно парил над высокой платформой вытянутым, обтекаемым силуэтом в форме пули. Казалось, он сделан из плоти, а не из металла. Поверхность его была безупречно гладкой, безо всяких зазоров и трещин, и лишь в одном месте ее прорезало отверстие – треугольное окно в головной части, снабженное огромным «дворником». Эдди знал, что точно такое же есть и на другой стороне, так что, если смотреть на Блейна спереди, впечатление будет такое, что у поезда есть лицо, как у Чарли Чу-чу. А «дворники», наверное, будут похожи на веки над хитро прищуренными глазами.

Белый свет, льющийся из открытой арки в северо-восточной стене Колыбели, падал на Блейна чуть скошенным длинным прямоугольником. Эдди подумал, что поезд этот похож на хребет какого-то сказочного розового кита – всегда загадочного и молчаливого.

– Ну вот, – шепнул он, понизив голос. – Мы нашли его.

– Да. Блейна Моно.

– Но он мертв, тебе не кажется? Во всяком случае, выглядит он неживым.

– Нет. Он живой. Просто спит.

– Откуда ты знаешь?

– А откуда ты знал, что он розовый? – Она не ждала от него ответа, и Эдди не стал отвечать. На напряженном лице Сюзанны читался неподдельный страх. – Он спит, и знаешь, что я тебе скажу? Я боюсь… мне страшно его будить.

– Ну ладно, давай подождем остальных.

Она покачала головой.

– Мне кажется, мы должны все подготовить заранее… я имею в виду, к их приходу… потому что, сдается мне, что прибудут они сюда в крайней спешке. Подвези меня к этой коробочке на решетке. Похоже на переговорное устройство. Видишь?

Эдди увидел коробку и медленно подкатил к ней коляску. Устройство крепилось к решетке возле закрытых ворот посередине перегородки, идущей по всему периметру Колыбели. Вертикальные стойки ограды были сделаны из металла, похожего на нержавеющую сталь; ворота – из кованого железа, а их нижняя часть уходила в обитую сталью прорезь в полу. Эдди увидел, что сквозь решетку им не пробраться. Расстояние между стойками не превышало и четырех дюймов. В такую узкую щель с трудом бы протиснулся даже Ыш.

Над головой шелестели и ворковали голуби. Левое колесо коляски Сюзанны монотонно поскрипывало, действуя на нервы. Полцарства за банку машинного масла, подумал Эдди и только теперь осознал, что ужасно боится. Ему было не просто страшно. Он давно уже не испытывал ничего подобного: с того самого дня, когда они с Генри стояли на Райнхолд-стрит в Датч-Хилле, глядя на покосившийся особняк. В тот день – дело было в далеком 1977-м – они не решились войти в жуткий «дом с привидениями». Они повернулись к нему спиной и зашагали прочь, и всю дорогу он мысленно клялся себе, что никогда, никогда, никогда не вернется в то страшное место. Эту клятву он, надо сказать, сдержал… но вот вам, пожалуйста, новый «дом с привидениями». И вот вам, пожалуйста, главный призрак – Блейн Моно – приземистый розовый силуэт с треугольным окошком, косящимся на него, точно глаз хищного и опасного зверя, который вроде бы спит, но на самом-то деле лишь притворяется спящим.

Он давно не шевелится у себя в Колыбели… уже много лет… Он перестал даже болтать на свои разные голоса и смеяться… Последним к Блейну ходил Ардис… Блейн ему задал какой-то вопрос… и когда Ардис не смог ответить, Блейн спалил его голубым огнем.

Если он сейчас заговорит, я, наверное, сойду с ума, подумал Эдди.

Ветер снаружи усилился, брызги дождя влетели в высокий проем выездной арки. На стекле окна Блейна остались мелкие капельки.

Ни с того ни с сего Эдди вздрогнул и внимательно огляделся по сторонам.

– За нами, кажется, наблюдают… я чувствую.

– Для меня это не новость, – сказала Сюзанна. – Подвези меня ближе к воротам, Эдди. Хочу как следует рассмотреть эту штуку.

– О'кей, только не прикасайся к ней, хорошо? Вдруг она под напряжением…

– Если Блейну захочется нас поджарить, он и так это сделает, – отмахнулась Сюзанна, глядя через ограду на розовую спину Блейна. – И ты это знаешь не хуже меня.

Эдди это знал и потому промолчал.

Коробка действительно напоминала переговорное устройство, совмещенное с системой охранной сигнализации. В верхней ее половине виднелся динамик с кнопкой по типу обычных переключателей СЛУШАЙТЕ/ГОВОРИТЕ. Под динамиком в форме ромба располагались числа от одного до ста:

Под ромбом из чисел торчали еще две кнопки. На одной на Высоком Слоге было написано КОД-КОМАНДА, на другой – ВВОД.

Сюзанна уставилась, озадаченная, на непонятное для нее устройство. На лице ее явно читалось сомнение.

– Что это может быть, как ты думаешь? Похоже на хитрые штуковины из фантастических фильмов.

Ну конечно, подумал Эдди. Как-то он упустил из виду, что они с Сюзанной были из разного времени. У себя, в своем времени, Сюзанна, возможно, и видела одну-две системы домашней охранной сигнализации (в конце концов она же жила в Манхэттене, среди богачей, пусть те и не очень-то привечали ее), однако, как ни крути, электронное оборудование, существовавшее в ее время, в 1963 году, и сверхсложные приборы его года, 1987-го, – это, как говорится, две большие разницы. А ведь мы никогда с ней и не говорили об этих различиях, подумал он. Интересно, что бы она сказала, если бы я ей сообщил, что, когда Роланд меня умыкнул, Рональд Рейган был президентом Соединенных Штатов? Она бы, наверное, решила, что я рехнулся.

– Это система охранной сигнализации, – пояснил он, не вдаваясь в подробности. А потом, хотя все его чувства и инстинкты восстали против такой вопиющей дурости, он заставил себя поднять руку и нажать пальцем на кнопку СЛУШАЙТЕ/ГОВОРИТЕ.

Странно, но током его не жахнуло. В руку его не ударила голубая молния. Никаких даже признаков того, что эта штука вообще работает.

Может, Блейн все-таки умер. Может, он все-таки умер.

Только ему почему-то не верилось в это.

– Алло? – вопросительно произнес Эдди, живо себе представляя, как Ардис, бедолага, вопит от боли в потоке микроволнового излучения, а по телу его и лицу пляшут разряды голубого огня, от которых плавятся глаза и загораются волосы. – Алло… Блейн? Кто-нибудь?

Он отпустил кнопку и, напрягшись, застыл в ожидании. Сюзанна сунула ему в руку свою маленькую и холодную ладошку. По-прежнему никакого ответа. Эдди опять нажал кнопку – в этот раз ему это далось с еще большим трудом.

– Блейн?

Он отпустил кнопку. Подождал. Опять никакого ответа. Эдди почувствовал, как голова у него начинает кружиться: неприятное, даже опасное ощущение, которое часто одолевало его в моменты волнения или страха. Когда с ним случалось такое, он не мог уже мыслить здраво. В него как будто вселялся бес. Ему становилось на все наплевать. Так было, когда он повздорил с тем узколицым связным Балазара в Нассау. И то же самое начиналось теперь. Если бы Роланд видел его в те моменты, когда в нем бушевал огонь этого бешеного нетерпения, он бы понял, что Эдди не просто очень похож на Катберта, – в такие моменты он бы, наверное, смог поклясться, что Эдди и есть Катберт.

Эдди вдавил что есть силы кнопку и заорал в микрофон дурным голосом, имитируя (безо всякого, впрочем, успеха) сочный британский акцент:

– Привет, Блейн! Здорово, старик! Это Робин Лич, главный редактор журнала «Жизнь богатеньких и безмозглых», я пришел тебе сообщить, что ты выиграл шесть миллионов долларов и новенький «форд-эскорт» по лотерее издательства!

Мягким испуганным взрывом крыльев над ними взвилась стайка голубей. У Сюзанны в буквальном смысле отвисла челюсть. На ее лице застыло ошеломленное выражение богобоязненной женушки, которая только что услыхала, как ее дорогой муженек богохульствует в Божьем храме.

– Прекрати, Эдди! Немедленно прекрати!

Но Эдди уже несло. Губы его растянулись в улыбке, но в глазах притаились страх, истерика и яростное раздражение.

– Ты со своей монорельсовой девочкой, Патрицией, проведешь изумительный месяц в живописном местечке Джимтаун. К вашим услугам роскошный отель, самые лучшие вина и самые свежие девственницы на закуску. Ты…

– …тс-с-с…

Запнувшись на полуслове, Эдди взглянул на Сюзанну. Всякий на его месте подумал бы первым делом, что это она шикнула на него, – и даже не потому, что она уже раз пыталась его унять, но прежде всего потому, что больше здесь не было никого, – собственно, Эдди так и подумал, но в то же время он знал, что это не она. Голос был не ее. Он и звучал по-другому. Это был голос ребенка – очень маленького и испуганного.

– Сьюз? Ты…

Сюзанна замотала головой, одновременно приподнимая руку и указывая на переговорное устройство. Эдди увидел, что кнопка с пометкой КОД-КОМАНДА горит едва теплящимся бледно-розовым светом точно такого же цвета, как поезд, спящий в своей Колыбели с той стороны ограды.

– Тс-с-с… не будите его, – горестно произнес детский голос, льющийся из динамика, тихий и мягкий, словно вечерний бриз.

– Что… – начал было Эдди, но тут же умолк. Тряхнув головой, он протянул руку к кнопке СЛУШАЙТЕ/ГОВОРИТЕ и легонько ее нажал. Теперь, когда он заговорил, в его голосе и интонациях не осталось и намека на придурочные завывания Роберта Лича. Это был шепот, едва ли не конспираторский:

– Ты кто? Кто ты?

Он отпустил кнопку. Они с Сюзанной уставились друг на друга широко раскрытыми глазами, точно дети, которые вдруг узнают, что живут в одном доме со странным – может быть, даже психически ненормальным – взрослым. Вы, наверное, спросите: а откуда они узнают? Им сообщает об этом другой ребенок. Ребенок, который прожил не год и не два с этим припадочным взрослым, и в течение всех этих лет ему приходилось прятаться по углам и прокрадываться потихоньку домой, когда взрослый спал; забитый, испуганный ребятенок, который – уж так получилось! – невидим.

Ответа не было. Эдди ждал. Время шло. Секунды тянулись невыносимо – за каждую можно было, наверное, прочитать целую книгу. Наконец Эдди не выдержал и протянул руку к кнопке, и как раз в этот момент на панели опять зажегся слабый розовый огонек.

– Я Маленький Блейн, – прошептал детский голос. – Тот, которого он не видит. Тот, про которого он забыл. Тот, который, как он уверен, остался в залах руин и чертогах смерти.

Эдди снова нажал на кнопку. Рука его непроизвольно дрожала, и он никак не мог эту дрожь унять. Голос тоже срывался на каждом слове:

– Кто? Кто не видит? Медведь?

Нет… ну какой, спрашивается, медведь?! Мертвый Шардик лежит в лесу за множество миль отсюда; и даже за это время мир успел сдвинуться дальше. Неожиданно Эдди вспомнил о том, что он почувствовал и пережил, приложив ухо к таинственной двери непонятного назначения, обнаруженной ими на той поляне, где жил своей странной, непонятной полужизнью Шардик, – к двери, разрисованной желтыми и черными полосами, навевавшими почему-то неясный страх. Теперь Эдди понял, что все это части одной картины, все это части единого целого, жуткого и изъеденного порчей, паутины, изорванной в клочья, в центре которой непознанным и непознаваемым каменным пауком вздымается Темная Башня. Буквально за несколько последних дней весь Срединный мир превратился в один населенный призраками особняк; Срединный мир превратился в Отстойник, превратился в Великую Пустошь. Стал Бесплодной землей, населенной лишь призрачными существами, – землей, которая сама стала призраком.

И прежде чем детский голос ответил ему из динамика, Эдди прочел ответ по беззвучно шевелящимся губам Сюзанны – ответ очевидный и очень простой, как решение загадки, когда тебе дали подсказку.

– Большой Блейн, – прошептал голос невидимого существа. – Большой Блейн… призрак в машине… во всех машинах.

Сюзанна поднесла руку к горлу и сдавила его со всей силы, как будто хотела себя задушить. В глазах ее был только ужас, но взгляд не застыл и не остекленел – он остался внимательным и проницательным. Кроме страха, читалось в нем и узнавание. Когда-то в прошлом она знала кое-кого если и не с похожим голосом, то с похожими переживаниями и опытом… еще в то время, когда единое целое – Сюзанна – было расколото на две непримиримые половины, вечно воюющие друг с другом: Одетту и Детту. Детский голос действительно был для нее неожиданностью, но страдальческий взгляд ее говорил о том, что Сюзанна узнала, что это такое.

Кому, как не ей, знать, что представляет собой раздвоение личности.

Она это познала на собственном опыте. И познала сполна.

– Эдди, пойдем отсюда. – Ужас, ее обуявший, превратил речь Сюзанны в смазанный звуковой поток безо всяких знаков препинания. Эдди слышал, как в горле ее свистит воздух, точно зимний ветер в трубе. – Эдди нам нужно уйти Эдди нам нужно уйти отсюда Эдди…

– Слишком поздно, – прервал ее тонкий печальный голос. – Он проснулся. Большой Блейн проснулся. Он знает, что вы здесь. Он идет.

Внезапно под потолком замелькали какие-то вспышки – дуги яркого оранжевого свечения. Резкий свет залил всю Колыбель, прогоняя тени. Голуби – сотни и сотни – испуганно взвились в воздух, поднятые из своих гнезд, и закружились в бесцельном слепом полете.

– Погоди! – крикнул Эдди. – Пожалуйста, подожди!

От волнения он забыл нажать на кнопку, но это уже не имело значения. Маленький Блейн все равно услышал его и ответил:

– Нет! Яне хочу, чтобы он меня тут поймал! Он убьет меня… я не хочу!

Розовый огонек на переговорном устройстве погас, но лишь на мгновение. В этот раз зажглись сразу две кнопки: КОД-КОМАНДА и ВВОД, – и не розовым тусклым светом, а огненно-красным, как раскаленный горн в кузнице.

– КТО ВЫ? – прогрохотал властный голос, идущий не только из маленького динамика, но и из всех подключенных и еще работающих громкоговорителей в городе. Истлевшие и гниющие трупы, висящие на столбах, задрожали от вибраций этого мощного голоса: даже мертвые, кажется, убежали бы подобру-поздорову от Блейна, если бы только могли.

Сюзанна сжалась в своей коляске, закрывая ладонями уши. Ее лицо вытянулось от страха и безотчетного отвращения, рот искривился в беззвучном крике. Эдди тоже почувствовал, как волна страха уносит его назад в прошлое – к тем фантастическим и кошмарным галлюцинациям, которые он рисовал в воображении, когда ему было одиннадцать лет. Разве не этого голоса он боялся, когда они с Генри стояли напротив особняка? Разве не этого голоса он, может быть, и ожидал! Он не знал… но зато понял, что должен был чувствовать Джек из сказки, когда до него наконец-то дошло, что он слишком часто «мурыжил» бобовый росток и все-таки разбудил великана.

– КАК ПОСМЕЛИ ВЫ ПОТРЕВОЖИТЬ МОЙ СОН? ОТВЕЧАЙТЕ НЕМЕДЛЕННО – ИЛИ УМРЕТЕ НА МЕСТЕ.

Наверное, Эдди застыл бы, безвольный, позволив Блейну – Большому Блейну – сделать с ним что угодно… спалить, как Ардиса (или, может, чего похуже); он, вероятно, и должен был замереть, оцепенев от страха… страха, который бывает, наверное, только в сказках… страха, затаившегося на самом дне кроличьей норы. И только память о тоненьком жалобном голоске, который заговорил с ними первым, придала ему сил, чтобы сдвинуться с места: это был голос слабого ребенка, который, сам перепуганный не на шутку, все же пытался помочь им с Сюзанной.

А теперь надо будет выкручиваться самому – помогать тебе некому, – сказал он себе. – Ты его разбудил, ты давай с ним и разбирайся. Только давай, ради Бога!

Эдди протянул руку и снова нажал на кнопку.

– Меня зовут Эдди Дин. Эта женщина – моя жена Сюзанна. Мы…

Он запнулся и поглядел на Сюзанну. Она кивнула, подгоняя его отчаянным жестом, мол, давай продолжай.

– Мы идем в одно место. Ищем Темную Башню, что стоит на пути Луча. С нами идут еще двое, Роланд, стрелок из Гилеада и… Джейк из Нью-Йорка. Мы с Сюзанной тоже из Нью-Йорка. Если ты… – Он прикусил язык, проглотив слова «Большой Блейн», уже готовые сорваться с губ. Если бы он их сейчас произнес, разум, кроющийся за могучим голосом, сообразил бы, что они слышали и другой голос: призрак в призраке, если так можно сказать.

Сюзанна опять отчаянно замахала ему обеими руками, мол, давай дальше.

– Если ты Блейн Моно… ну… мы хотели тебя попросить, чтобы ты нас подвез.

Он отпустил кнопку. В течение нескольких – долгих, гнетущих – мгновений ответа не было. Эдди и Сюзанне они показались часами. В затянувшейся тишине слышалось только тревожное хлопанье голубиных крыльев. А когда наконец голос Блейна раздался снова, он шел теперь только из маленького динамика на воротах и звучал почти как человеческий:

– НЕ ПЫТАЙТЕСЬ МЕНЯ ОБМАНУТЬ. МОЕ ТЕРПЕНИЕ НЕБЕЗГРАНИЧНО. ВСЕ ДВЕРИ В ТЕ МИРЫ ЗАПЕРТЫ. ГИЛЕАДА БОЛЬШЕ НЕ СУЩЕСТВУЕТ, А ВСЕ, КОГО ЗВАЛИ СТРЕЛКАМИ, МЕРТВЫ. А ТЕПЕРЬ ОТВЕЧАЙТЕ НА МОЙ ВОПРОС: КТО ВЫ ТАКИЕ? И ПОДУМАЙТЕ, ПРЕЖДЕ ЧЕМ ОТВЕЧАТЬ, – Я ВАС В ПОСЛЕДНИЙ РАЗ СПРАШИВАЮ.

Раздался какой-то шипящий звук. С потолка пролился тонкий луч ослепительного голубого света – настолько яркого, что он казался почти белым, – и прожег дырку размером с мячик для гольфа в мраморном полу футах в пяти левее коляски Сюзанны. Из дырки ленивой струйкой поднялся дымок. Запахло, как пахнет воздух после удара молнии. Секунду-другую Эдди и Сюзанна смотрели, застыв в немом ужасе, друг на друга, а потом Эдди рванулся к переговорному устройству и вдавил пальцем кнопку.

– Ты ошибаешься! Мы действительно из Нью-Йорка! Мы прошли сюда через двери на берегу… совсем недавно, несколько недель назад!

– Это правда! – крикнула Сюзанна. – Клянусь, это правда!

Тишина. Розовая спина Блейна тускло мерцала за длинным барьером. Казалось, окно на передней части косится на них, точно сонный стеклянный глаз. «Дворник» смахивал на опущенное в хитроватом прищуре веко.

– А ГДЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВА?

– Господи, где я возьму ему доказательства? – Эдди беспомощно повернулся к Сюзанне.

– Не знаю.

Эдди снова нажал на кнопку.

– Статуя Свободы! Это о чем-то тебе говорит?

– ПРОДОЛЖАЙ. – Теперь голос Блейна звучал едва ли не задумчиво.

– Эмпайр-Стейт-Билдинг! Фондовая Биржа! Центр международной торговли! Кони-Айленд! Радио-Сити! Мюзик-холл! Ист-Вил…

Блейн перебил его… и на этот раз – невероятно, но факт, – голос, звучащий в динамике, был в точности голосом Джона Уэйна[52].

– О'КЕЙ, ПИЛИГРИМ. Я ТЕБЕ ВЕРЮ.

Эдди с Сюзанной снова переглянулись, только теперь в их глазах, пусть и немного растерянных, было искреннее облегчение. Однако обрадовались они рано: когда Блейн заговорил снова, его голос опять прозвучал безучастно и холодно:

– ЗАДАЙ МНЕ ВОПРОС, ЭДДИ ДИН ИЗ НЬЮ-ЙОРКА. И ПУСТЬ ЭТО БУДЕТ ХОРОШИЙ ВОПРОС. – После недолгой паузы Блейн добавил: – ИБО, ЕСЛИ ВОПРОС БУДЕТ ГЛУПЫМ, ВЫ ОБА УМРЕТЕ, ОТКУДА БЫ ВЫ НИ ПРИШЛИ.

Сюзанна оторвала озадаченный взгляд от коробки на створке ворот и поглядела на Эдди.

– Он это о чем?

Эдди тряхнул головой.

– Без понятия.

28

Комната, в которую затолкал Джейка Гашер, показалась мальчику похожей на шахту ракеты «минитмен», украшенную вещами, уместными только в дурдоме. Вообще непонятно, что это такое было: отчасти музей, отчасти гостиная, отчасти местечко тусовок каких-нибудь хиппи. Пустое пространство над головой заканчивалось сводчатым потолком, выгнутым в форме сферы; пола как такового здесь не было, нижняя часть «шахты» представляла собой закругляющееся дно, находящееся на расстоянии футов семидесяти пяти или ста ниже уровня, на котором сейчас стоял Джейк. Вдоль всей сплошной круглой стены вертикальными меридианами протянулись неоновые лампы всевозможных цветов: красные, синие и зеленые, желтые и оранжевые, розовые и персиковые, – сходящиеся радужными узлами на потолке и на дне стартовой шахты… если, конечно, это была шахта.

Сама комната, ограниченная снизу ржавой железной решеткой, располагалась примерно в верхней трети этого громадного сооружения капсульной формы. Там и сям на железной решетке, которая здесь заменяла пол, валялись ковры, с виду похожие на турецкие (позже Джейк узнал, что их выткали в феоде Кашмин). Уголки ковров были прижаты к полу тяжелыми сундуками, обитыми медью, большими торшерами и изогнутыми ножками кресел, заваленных всяким хламом. В противном случае они трепыхались бы на ветру, как бумажные ленточки перед включенным вентилятором: снизу шел непрерывный поток теплого воздуха. Другая струя, поступавшая из кольца вентиляционных отверстий вроде тех, что Джейк видел в тоннеле, кружила футах в пяти у него над головой. На дальнем конце странной комнаты была еще одна дверь, точно такая же, как и та, через которую они с Гашером вошли сюда. Джейк решил, что за ней продолжается коридор, следующий под землей вдоль пути Луча.

В комнате были люди. Шесть человек: четверо мужчин и две женщины. Джейк догадался, что перед ним вся верхушка командования седых… если, сделаем оговорку, им осталось еще кем «верховнокомандовать». Из того, что Джейк знал о седых, можно было с уверенностью заключить, что как вид они вымирают. Среди собравшихся в комнате не было ни одного молодого, однако и стариками он их не назвал бы. Еще вполне, как говорится, в расцвете сил. Они все как один повернулись к Джейку и уставились на него с любопытством не меньшим, чем он на них.

В центре комнаты на громадном кресле, которое вполне бы сошло за трон, восседал, перекинув массивную ногу через подлокотник, здоровенный мужик – нечто среднее между воином-викингом и великаном из детской сказки. Его обнаженный до пояса мощный торс являл собой гору накачанных мускулов. На плече у него на широком ремне висел кинжал в ножнах, а на шее – какой-то странный амулет. Не считая серебряной ленточки вокруг бицепса на одной руке, на нем еще были мягкие облегающие кожаные штаны, заправленные в сапоги. Свой желтый шарф он носил не на шее и даже не на голове, как Гашер, а повязанным вокруг голенища высокого сапога. Грязные светлые с проседью волосы ниспадали каскадом почти до середины широкой спины; его зеленые глаза, любопытные и пытливые, напоминали глаза кота, достаточно старого, чтобы уже набраться ума, но не такого еще дряхлого, чтобы утратить ту утонченную жестокость, которая заменяет кошачьему племени чувство юмора. На спинке кресла на потертом ремне висел автомат допотопной конструкции.