Стрелок. Извлечение троих. Бесплодные земли Кинг Стивен
Стрелок как будто не слышал.
Когда Джейк приблизился к дальнему краю провала, Ыш вдруг оскалился и зарычал на Гашера.
– Брось его в реку, этот лохматый мешок с кишками, – сморщился Гашер.
– А пошел ты… – ответил на это Джейк все тем же спокойным, бесстрастным тоном.
Пират на мгновение опешил, потом кивнул:
– Любимец твой, значит? Отлично. – Он отступил на два шага назад. – Тогда, как только выйдешь на бетон, опусти его. Если он бросится на меня, я тебя предупреждаю: так ему наподдам – мозги полетят из его нежной маленькой жопки.
– Жопки, – тявкнул Ыш, продолжая скалиться.
– Заткнись, Ыш, – буркнул Джейк. Он добрался до края бетонной дорожки как раз в тот момент, когда ветер опять качнул мост. На этот раз звуки рвущихся стальных нитей, казалось, неслись отовсюду. Джейк оглянулся: Роланд и Эдди стояли на металлическом стержне, вцепившись в перила. Из-за плеча Роланда выглядывала Сюзанна. Ветер трепал ее густые и жесткие курчавые волосы. Джейк поднял руку и помахал им. Роланд помахал в ответ.
На этот раз вы мне не дадите упасть? – спросил он вначале. – Нет… теперь никогда, – ответил тогда Роланд, и Джейк поверил ему… Верил и сейчас, только очень боялся всего того, что могло бы произойти, прежде чем Роланд придет за ним, как обещал. Он опустил Ыша на бетонную плиту. В тот же миг Гашер рванулся вперед, носком сапога целясь в зверька. Ыш отскочил, и Гашер промахнулся.
– Беги! – закричал Джейк. Ему не пришлось просить Ыша дважды. Ушастик проскочил мимо них и, склонив голову, помчался к концу моста, в сторону Лада, огибая на бегу небольшие проломы и перепрыгивая через трещины на пешеходной дорожке. Он бежал не оглядываясь. А буквально мгновение спустя шею Джейка сдавила рука Гашера. От него несло застарелой грязью и заживо гниющей плотью. Смешиваясь, эти два «аромата» составляли единую едкую вонь, невыносимую и отвратительную. Джейка едва не стошнило.
Гашер прижался пахом к ягодицам Джейка.
– Может быть, я еще кое на что и сгожусь. Говорят ведь, что молодость – это вино, опьяняющее стариков. Мы еще повеселимся с тобой, мой зайчик. Правда, мы здорово повеселимся? Так, что ангелы сдохнут от зависти.
О Господи! – подумал Джейк.
Гашер снова повысил голос:
– Ладно, мы, значит, пойдем, мои крутые донельзя друзья. Нас ждут великие дела и великие люди, можете мне поверить. Но свое обещание я выполню. Что касается вас, если вы умные, вы постоите на месте еще с четверть часика. Если вдруг я увижу, что вы сошли с места, мы все дружно отправимся в мир иной. Все понятно?
– Понятно, – ответил Роланд за всех.
– Мне терять нечего, ты понимаешь?
– Да.
– Вот и славненько. Топай, малыш! Шевелись!
Он сдавил шею Джейка, так что тот едва не задохнулся. Одновременно он потянул мальчика за собой. Так они и отступали – лицом к провалу, где стояли Роланд с Сюзанной за плечами и Эдди, сжимающий «ругер», который Гашер назвал игрушечным пистолетиком. Джейк чувствовал, как Гашер дышит ему в ухо – горячо и прерывисто. И, что самое гадкое, изо рта у него воняло.
– И не пытайся меня обхитрить, – шепнул Гашер, – иначе я оторву твои юные прелести и засуну их тебе в задницу. Жалко будет, конечно, лишиться такого сокровища до того еще, как представится случай его опробовать. Да, очень жалко. И очень прискорбно.
Так они добрались до конца моста. Джейк весь напрягся – испугался, что Гашер бросит сейчас гранату, но он не бросил… по крайней мере сразу не бросил. Он оттащил Джейка по узкому переулку между двумя небольшими строениями, где когда-то, наверное, располагалась тюрьма для особо опасных преступников. Дальше за ними маячили стены кирпичных складов, похожих на мрачные камеры.
– А теперь, котик, я отпущу твою шейку, а то как же ты будешь дышать на бегу? Но я буду держать тебя за руку, так что смотри, чтоб бежал мне быстрее ветра, иначе я вырву ее, твою сладкую ручку, и ею же отколочу тебя, как дубиной. Это я тебе обещаю. Все понял?
Джейк кивнул головой. Рука, сжимающая его шею, внезапно разжалась. Как только дыхание вернулось к нему, он снова почувствовал боль в израненной руке – она как будто распухла и горела огнем. Но тут Гашер схватил его выше локтя, и Джейк снова забыл про боль: пальцы, сжимающие его бицепс, напоминали по ощущениям стальные тиски.
– Трех-дибидох-трих-трах! – выкрикнул Гашер неестественно бодрым фальцетом и помахал остальным гранатой. – Пока, ребяты! – Он повернулся к Джейку и прорычал ему в ухо: – А теперь, котик мой ненаглядный, беги! Ну!
Он рывком развернул Джейка спиной к мосту и дернул так, что тот просто был вынужен ринуться с места в карьер. Они соскочили с развороченного пандуса и понеслись вдоль по улице. Джейк подумал еще, что, наверное, так мог бы выглядеть въезд на Ист-Ривер лет через триста после того, как какая-нибудь мозговая чума скосила бы всех нормальных – то есть душевно здоровых – людей на планете.
Древние металлические каркасы, проржавевшие до основания, тянулись в два ряда по обеим сторонам проезжей части. Когда-то они, без сомнения, были автомобилями. В большинстве своем «родстеры» в форме больших пузырей. Джейк в жизни не видел таких машин (разве что в диснеевских мультиках, где герои-пижоны в белых перчатках разъезжали на тачках подобного типа), но среди них он заметил жучок-»фольксваген», потом еще автомобиль, который мог быть «шевроле-корветом», и еще что-то вроде «форда» модели А. Жутковатое, надо отметить, зрелище. Джейк не увидел ни одной шины: то ли их растащили, то ли они давно сгнили, рассыпавшись в прах. Все стекла были повыбиты самым варварским образом, как будто уцелевшие жители этого города боялись до смерти всего, в чем можно было увидеть – пусть даже случайно и мимоходом – свое отражение.
Между машинами и под ними валялись кучи металлических деталей неизвестного происхождения и назначения и яркие осколки стекла. В стародавние – лучшие – времена вдоль тротуара росли деревья, посаженные аккуратными рядами, но теперь все они были столь очевидно мертвы, что напоминали скорее металлические скульптуры, застывшие на фоне унылого неба, затянутого облаками. Несколько складских зданий являли собой печальнейшее зрелище: их то ли взорвали, то ли они обрушились сами, обветшав окончательно, – и за беспорядочными грудами битого кирпича виднелась река и провисшие ржавые тросы моста. Запах влажной гнили – такой густой, что, казалось, он застревал в ноздрях, – здесь ощущался сильнее.
Улица уходила строго на восток, отклоняясь от пути Луча. Джейк обратил внимание, что чем дальше они углублялись в город, тем больше обломков и мусора загромождало проезжую часть. Кварталах в шести-семи впереди улица, судя по всему, была завалена полностью, однако Гашер, не сбавляя скорости, продолжал тащить его именно в том направлении. Сначала Джейк еще как-то справлялся, но Гашер задавал невозможный темп. Джейк начал уже задыхаться и отстал на шаг. Гашер рванул его так, что мальчик едва не свалился с ног. «Пират» потащил его прямо к завалу из каких-то обломков, осколков бетонных плит и металлических балок. Это нагромождение – Джейк предположил, что это скорее искусственное сооружение, преднамеренно здесь поставленное, – располагалось между двумя домами с пыльными мраморными фасадами. Перед левым стояла статуя, которую Джейк узнал сразу же: фигура женщины с повязкой на глазах, слепая богиня правосудия, не взирающая на лица, – стало быть, здание, ею охраняемое, почти наверняка было зданием суда. Однако Джейк не успел рассмотреть повнимательнее: Гашер тащил его к баррикаде, не давая замешкаться.
Если он попытается здесь продраться, мы оба с ним гикнемся – он нас убьет! – подумал в панике Джейк, но Гашер, который несся как ветер, несмотря на свою болезнь, очевидные признаки коей проступали столь явно у него на роже, только еще сильнее впился пальцами в руку Джейка и потащил его за собой. Только теперь Джейк заметил узенький проход в этой свалке – или, лучше сказать, преднамеренном завале из бетонных обломков, разбитой мебели, ржавых водопроводных труб и прогнивших кузовов автомобилей – и внезапно все понял. В этом чертовом лабиринте Роланд будет плутать часами… а Гашер, ориентируясь здесь, как в своем дворе, точно знает, куда идти.
Слева от свалки – Джейк все боялся, что это шаткое сооружение может обрушиться прямо на них, – открылся узенький темный проход в переулок. На подходе к нему Гашер швырнул через плечо небольшую зеленую штуку, которую он все время сжимал в руке.
– Лучше пригнись, мой зайчик! – крикнул он Джейку, сопровождая свой вопль пронзительным истеричным смешком. Через секунду улицу сотряс оглушительный взрыв. Один из ржавых автомобилей взлетел в воздух футов на двадцать и, перевернувшись в полете, грохнулся на мостовую днищем вверх. Над головой Джейка просвистел этакий град из кирпичных обломков, и что-то больно ударило его в левую лопатку. Он покачнулся и непременно упал бы, если бы Гашер рывком не поставил его на ноги и не потащил за собой в проход. Как только они оказались там, со всех сторон к ним жадно потянулись угрюмые тени, и тьма поглотила их.
Когда они скрылись за баррикадой, из-за ближайшей бетонной глыбы выползло маленькое пушистое существо. Это был Ыш. Пару мгновений зверек постоял у начала прохода, вытянув длинную шею и мигая блестящими глазками, потом двинулся следом, опустив нос к земле и старательно принюхиваясь.
15
– Пошли, – сказал Роланд, как только Гашер скрылся из виду.
– Как ты мог? – негодовал Эдди. – Как ты мог отдать мальчика этому извращенцу?
– У меня не было выбора. Неси коляску. Она нам понадобится.
Когда они добрались до бетонной дорожки у дальнего края провала, мост содрогнулся от взрыва. Осколки бетона и щебень фонтаном взметнулись в уже темнеющее небо.
– Господи! – прошептал Эдди, повернув бледное и испуганное лицо к Роланду.
– Пока еще нет причин переживать, – спокойно проговорил стрелок. – Парни типа Гашера не станут играть со взрывчаткой. – Они дошли до тюремных зданий у края моста. Роланд остановился наверху изгибающегося пандуса.
– Ты знал, что он не блефует, правда? – не унимался Эдди. – Я хочу сказать, ты не думал – ты знал.
– Он ходячий мертвец, а мертвецу незачем блефовать. – Голос Роланда звучал бесстрастно, но за внешним спокойствием скрывались глубокие нотки горечи и боли. – Я знал, что нечто подобное может произойти, и если бы мы его раньше заметили, пока находились вне радиуса действия его взрывающегося яйца, у нас был бы шанс его замочить. Но Джейк едва не упал, нам уже было ни до чего, и он подошел слишком близко. Он, наверное, решил, что мы привели с собой мальчика для того только, чтоб заплатить за безопасный проход через город. Черт! Везет как утопленникам! – Роланд ударил кулаком по ноге.
– Ладно, пошли его выручать!
Роланд покачал головой.
– Нет. Здесь мы разойдемся. Туда, куда сунулся этот мерзавец, Сюзанну мы взять не можем, а одну ее здесь оставлять тоже нельзя.
– Но…
– Слушай меня и не спорь… не спорь, если хочешь спасти Джейка. Чем дольше мы тут проторчим, тем он дальше уйдет. А чем он дальше уйдет, тем сложнее мне будет его отыскать: по холодному следу идти трудновато. И вам тоже есть что делать. Если здесь, в городе, находится еще один Блейн – а Джейк в этом уверен, – вы с Сюзанной обязаны его разыскать. Тут должна быть какая-то станция или такое место, которое в дальних землях называли, как помнится, колыбелью. Вам все ясно?
Слава Богу, хотя бы на этот раз Эдди не стал возражать.
– Хорошо. Мы его найдем. И что дальше?
– Стреляйте в воздух примерно каждые полчаса. Как только я вытащу Джейка, мы сразу придем.
– Выстрелы могут привлечь внимание, – возразила Сюзанна. Эдди помог ей выбраться из упряжи, и она снова устроилась у себя в коляске. – Если за нами придут?
Роланд обвел их холодным взглядом.
– Разберитесь с ними.
– О'кей. – Эдди протянул руку, и они обменялись с Роландом коротким рукопожатием. – Найди его, Роланд.
– Да, я найду его. Только моли всех своих богов, чтобы они помогли мне найти его быстро. И не забудьте, вы оба: помните лица своих отцов.
Сюзанна кивнула:
– Мы постараемся.
Роланд развернулся и побежал вниз по пандусу. Когда он скрылся из виду, Эдди повернулся к Сюзанне и не особенно удивился, увидев, что она плачет. Ему самому тоже хотелось плакать. Еще полчаса назад они были командой: отрядом соратников и друзей. И буквально за считанные минуты их дружественный союз распался: Джейка похитили, Роланд пошел его выручать. Даже Ыш – и тот убежал. Таким одиноким Эдди в жизни себя не чувствовал.
– Мне кажется, – проговорила Сюзанна, – что мы никогда больше их не увидим. Ни того, ни другого…
– Не говори ерунды! – грубо оборвал ее Эдди, при этом прекрасно понимая, что она хочет сказать, потому что и сам ощущал то же самое. Дурное предчувствие, что путешествие их, которое только-только еще начиналось, уже подошло к концу, камнем легло на сердце. – В схватке с гунном Аттилой я оценил бы шансы Роланда Варвара как три к двум. Пошли, Сьюз… нам еще нужно найти этот поезд.
– Но куда? – приуныла Сюзанна.
– Без понятия. Может быть, для начала нам стоит словить ближайшего старого мудрого эльфа и расспросить у него, как считаешь?
– Ты о чем, Эдвард Дин?
– Да так, ни о чем, – сказал он и только теперь сам прочувствовал до конца, что это действительно так. Ему очень хотелось расплакаться, но, взяв себя в руки, он схватился за рукоятки коляски Сюзанны и начал толкать ее по растрескавшемуся и усыпанному битым стеклом пандусу, уводящему в город Лад.
16
В мгновение ока Джейк погрузился в туманный мир, где единственным ориентиром во тьме была боль: его покусанная рука; плечо, в которое стальными гвоздями вонзались грязные пальцы Гашера; горящие, как в огне, легкие. Вскоре все эти боли слились в одну, а потом их затмила другая боль – глубокая, колющая, в боку. Он не знал, пошел уже Роланд за ним или нет. Он не знал, долго ли выдержит Ыш в этом мире, так не похожем на леса и равнины, привычные для него, и единственные места, которые он знал до того, как пошел с людьми – с ними. А потом Гашер с размаху ударил его по лицу, разбив нос в кровь, и все мысли исчезли, смытые алой волной боли.
– Шевелись, маленький ублюдок! Шевели своей нежной задницей!
– Я бегу… я быстрее не могу, правда, – выдохнул Джейк, едва успевая увернуться от острого стеклянного осколка, что торчал из стены слева, точно длинный прозрачный зуб.
– Уж постарайся, мой зайчик, иначе я так тебя тресну, что ты у меня мигом отрубишься и мне придется тащить тебя за волосенки! Давай шевелись, ублюдок!
Джейк все же прибавил скорость, сам не понимая как. Когда они только сворачивали в переулок, он еще тешил себя надеждой, что они вскоре выйдут на улицу посвободнее, но теперь – с неохотой – он вынужден был признать, что этого не произойдет. Улочка, по которой они неслись, оказалась не просто улицей: это была замаскированная и укрепленная дорога, уводящая в глубь обиталища седовласых. Высокие шаткие стены, подступавшие вплотную к дороге, сложены были из самых невероятных строительных материалов: остовов автомобилей, полностью или частично расплющенных тяжеловесными глыбами из гранита и стали, которыми их придавили; мраморных колонн; фабричных станков непонятного назначения – тускло-красного цвета от ржавчины в тех местах, где они не чернели смазкой. Имелась там и какая-то рыбина из хрусталя и хрома, размером с небольшой самолет, с единственным загадочным словом, выведенным на чешуйчатом блестящем ее боку на Высоком Слоге: «ВОСТОРГ». Потом еще перекрещивающиеся цепи с огромными звеньями размером, наверное, с голову Джейка, обернутые вокруг беспорядочного нагромождения разбитой мебели, которая балансировала наверху баррикады подобно цирковому слону, стоящему на одной ноге на узкой стальной платформе.
Они добежали до места, где эта безумная тропа разветвлялась, и Гашер решительно повернул налево. Чуть подальше тропа разветвлялась снова: на этот раз – на три дорожки, такие узенькие и темные, что они походили больше на лазы тоннеля. Теперь Гашер свернул направо. Эта новая дорожка – проходила она между «стенами», сложенными из гниющих картонных коробок и стопок старой пожелтевшей бумаги, должно быть, остатков книг и журналов, – была слишком узкой, чтобы по ней можно было бежать бок о бок. Гашер вытолкнул Джейка вперед и принялся без устали колотить его по спине, подгоняя. Вот что, наверное, чувствует теленок, когда его гонят по коридору на бойню, подумал Джейк и поклялся себе, что, если выберется отсюда живым, он никогда больше не станет есть мяса.
– Беги, моя крошка! Беги!
Вскоре Джейк понял, что не может уже уследить за всеми поворотами и ответвлениями дорожки, и по мере того, как Гашер уводил его все дальше и дальше в эти невозможные дебри из ржавого металлолома, разбитой мебели и выброшенных на свалку станков, надежды его на спасение таяли точно дым. Теперь даже Роланд не сможет его разыскать: он сам неминуемо здесь заплутает и будет бродить по забитым проходам и узким дорожкам этого мира кошмаров до самой смерти.
Теперь тропинка пошла под уклон, и стены из стопок бумаги уступили место нагромождению старых шкафов, сброшенным в кучу счетным машинкам и горам искореженного компьютерного оборудования. Все это походило на гонки по забитому складу какой-то кошмарной радиостанции. На протяжении почти минуты слева высилась стена, состоящая целиком то ли из телевизоров, то ли сваленных в беспорядке видеомониторов. Экраны пялились на него безжизненными глазами. Тротуар под ногами продолжал опускаться, и Джейк вскоре сообразил, что они действительно попали в тоннель. Полоска сумрачного неба над головой превратилась в узкую ленту, лента – в ниточку. Они как будто вступили в унылое царство мертвых и метались, как крысы, посреди колоссальной свалки.
А что, если все это на нас упадет? – подумал Джейк, но в теперешнем его состоянии почти полного изнеможения, замешенного на боли, даже это его не пугало. Если это случится, у него будет хотя бы возможность немного передохнуть.
Гашер гнал его, как крестьянин подгоняет мула, ударяя по левой лопатке, когда надо было свернуть налево, по правой – когда направо. Когда же дорога шла прямо, он дубасил Джейка по затылку. Джейк дернулся в сторону, чтобы уклониться от выпирающего из стены куска трубы, но не успел. Он ударился о трубу бедром и полетел по проходу прямо на кучу стекла и поломанных досок. Гашер подхватил его на лету и снова подтолкнул вперед.
– Беги, неуклюжий придурок! Ты что, не можешь нормально бежать? Если бы не Тик-Так, я бы тебя отымел прямо здесь, а потом перерезал бы глотку тебе, и все!
Джейк бежал в алом тумане, где были только боль и удары Гашеровых кулаков, молотящих его по плечам и затылку. Наконец, как раз в тот момент, когда Джейк решил, что бежать дальше он просто не может и будь что будет, Гашер схватил его сзади за шею и рывком остановил, причем так резко, что Джейк врезался ему прямо
в пузо со сдавленным стоном.
– А вот тут у нас есть одна хитрость, – весело выдохнул Гашер. – Посмотри вон туда, прямо. Видишь, две проволочки пересекаются над землей? Видишь?
Сначала Джейк ничего не увидел. Было слишком темно. Слева вздымалась гора огромных медных чайников, справа – каких-то стальных штуковин, напоминающих акваланги. Джейку показалось, что достаточно просто дунуть посильнее, чтобы все это лавиной обрушилось вниз. Он утер лоб ладонью, убирая с глаз волосы, и постарался не думать о том, какой у него будет вид, если рухнет вся эта громада общим весом, наверное, тонн в шестнадцать. Прищурившись, он посмотрел вперед – туда, куда указывал ему Гашер. Да, теперь он разглядел – но с большим трудом – две тонюсенькие серебристые ниточки, похожие на струны от гитары или банджо. Они опускались с обеих сторон прохода, пересекаясь на высоте фута в два над землей.
– Ползи под ними, сердце мое. И будь осторожен: если ты их заденешь, половина всего цемента и стали в этом чертовом городе рухнет на золотую твою головку. И на мою башку тоже, хотя я сомневаюсь, что тебя это очень волнует, правда? Давай ползи!
Джейк сбросил с плеч ранец и пополз вперед, толкая ранец перед собой. Проползая под тонкими, туго натянутыми проводами, он вдруг обнаружил, что ему все-таки хочется еще немного пожить на свете. Он почти физически ощущал все эти тонны тщательно уравновешенного хлама, который только и ждет, чтобы обрушиться на него. Наверное, эти два провода держат парочку замковых камней, думал он. Если хотя бы один из них сдвинется с места… зола и пепел, нам всем конец. Он почувствовал, как один проводок легонько задел его по спине. Высоко наверху что-то скрипнуло.
– Осторожно, болван! – Гашер едва ли не застонал. – Осторожно, кому говорю!
Мальчик пролез под перекрещивающимися проводами, отталкиваясь от земли ступнями и локтями. Слипшиеся от пота волосы опять упали ему на глаза, закрывая обзор, но Джейк не осмелился их убрать.
– Наконец-то, – проворчал Гашер и сам проскользнул под проводами с небрежной легкостью, свидетельствующей о долговременной практике. Встав на ноги, он ловко выхватил у Джейка ранец, пока тот не успел нацепить его снова. – А что у нас здесь, приятель? – спросил он, расстегивая ремешки и заглядывая с любопытством внутрь. – Может, какие подарки для старого друга? Гашер, знаешь ли, любит подарочки, ой как любит!
– Ничего там нет, кроме…
Кулак Гашера просвистел в воздухе, и голова Джейка откинулась назад. Удар снова пришелся по носу. Из носа брызнула свежая струйка крови.
– За что? – вскрикнул Джейк, дрожа от ярости и унижения.
– За то, что ты много болтаешь. У меня есть глаза, я могу сам посмотреть, без твоих дурацких замечаний! – завопил Гашер и отшвырнул ранец в сторону. Он уставился на мальчика в упор, обнажив оставшиеся еще зубы в угрожающей, страшной усмешке. – И за то еще, зайчик мой, что из-за тебя нас тут чуть не накрыло! – Помолчав, он добавил уже поспокойнее: – И потому, что мне так захотелось, – признаюсь честно. Твоя дурацкая овечья рожа выводит меня из себя, так и хочется треснуть по ней со всей силы. – Улыбка его стала шире, отчего обнажились не только зубы, но и гноящиеся белесые десны. Зрелище, надо сказать, не особенно эстетическое. Джейк подумал, что он вряд ли бы что-нибудь потерял, если бы этого не увидел. Даже наоборот. – Если твой крутой друг доберется досюда, ему будет большой сюрприз, когда он наткнется на проволоку, как ты думаешь? – Гашер запрокинул голову, по-прежнему ухмыляясь. – Где-то там наверху должен быть целый автобус, если память мне не изменяет.
Джейк расплакался – усталые, безнадежные слезы потекли по щекам, оставляя влажные дорожки на грязном лице.
Гашер угрожающе занес ладонь.
– Давай двигай, приятель, пока я сам тут с тобой не расплакался… потому что твой добрый друг – чувак весьма сентиментальный, честное слово, и когда он начинает скорбеть и печалиться, его только одно может развеселить: дать кому-нибудь в рожу, вот так-то. Беги!
Они побежали. Гашер словно бы наугад выбирал тропинки, уводящие все дальше и дальше в этот скрипучий душный лабиринт. Джейка он направлял по-прежнему ударами по лопаткам. На каком-то этапе «включились» барабаны. Звук, казалось, идет отовсюду и ниоткуда. Для Джейка это явилось той самой соломинкой, что переломила верблюду хребет. Оставив всякую надежду, он перестал даже думать и с головой погрузился в кошмар.
17
Роланд остановился перед баррикадой, которая загромоздила улицу сверху донизу и от края до края. В отличие от Джейка он даже не надеялся, что с той ее стороны будет открытое пространство. Здания к востоку отсюда наверняка охраняются часовыми, как укрепленные острова в море мусора, хлама и металлолома… и там, конечно, полно ловушек. Часть предметов, образующих баррикаду, скопились, наверное, сами по себе за последние лет пятьсот – семьсот или, может быть, даже тысячу, однако Роланд решил, что в основном все это притащили сюда седые. Восточная оконечность Лада превратилась, по сути, в их крепость, и Роланд стоял теперь у ее внешней стены.
Он медленно двинулся вперед и увидел проход, наполовину сокрытый за громадной цементной глыбой. Присев на корточки, он увидел следы в толстом слое пыли – две цепочки следов, одни большие, другие поменьше. Роланд начал уже подниматься, но потом присел снова. Не две цепочки, а три… и эта третья оставлена лапками небольшого животного.
– Ыш? – негромко позвал Роланд. Прошло несколько секунд, стрелок уже не надеялся получить ответ, как вдруг из сумрака раздался приглушенный лай. Роланд шагнул в проход и увидел глаза – черные, с золотым ободком, – глядящие на него из-за первого поворота. Он подбежал к ушастику. Ыш, который до сих пор еще с неохотой подпускал к себе людей за исключением Джейка, отступил на шаг и замер на месте, тревожно глядя на стрелка.
– Ты мне поможешь? – спросил Роланд, уже чувствуя в глубине души приближение сухой алой пелены, всегда сопутствующей лихорадке битвы, но время для схватки еще не пришло. Оно, конечно, придет, но пока он не может – не должен – отдаваться этому чувству, приносящему невыразимое облегчение. – Поможешь мне найти Джейка?
– Эйка, – тявкнул Ыш, не сводя со стрелка напряженных, тревожных глаз.
– Тогда пойдем. Ищи Джейка.
Ыш тут же развернулся и быстренько потрусил по проходу, едва ли не скользя носом по земле. Роланд последовал за ним, только изредка поднимая глаза, чтобы посмотреть на зверька. Он не сводил взгляда с древних камней мостовой: искал какой-нибудь знак.
18
– Господи, – выдохнул Эдди. – Что же это за люди такие?
Они прошли пару кварталов по улице, что тянулась вдоль пандуса, увидели впереди баррикаду, загромождающую проход (разминувшись при этом с Роландом, нырнувшим в него меньше минуты назад), и повернули на север, на широкую улицу, напомнившую Эдди Пятую авеню. Он не осмелился, правда, сказать об этом Сюзанне; он все еще не мог оправиться от горького разочарования при виде этих вонючих руин, в которые превратился город, и сказать что-нибудь обнадеживающее у него просто не было сил.
«Пятая авеню» привела их к кварталу высоких построек из белого камня, которые напомнили Эдди Древний Рим – такой, каким его представляют в фильмах о гладиаторах (а фильмов этих он в свое время, еще ребенком, пересмотрел десятки). Это были простые, даже немного суровые здания, сохранившиеся большей частью в неприкосновенности. Он почти не сомневался, что когда-то в этих строениях размещались государственные учреждения: галереи, библиотеки, возможно, музеи. Одно из них, с громадной куполообразной крышей, треснувшей, как гранитное яйцо, вероятно, когда-то было обсерваторией, хотя Эдди где-то читал, что астрономы предпочитают держаться подальше от больших городов, потому что электрический свет мешает им наблюдать за звездами.
Между этими внушительными строениями располагались широкие открытые пространства, и хотя траву и цветы, которые когда-то росли на газонах, теперь заглушили сорняки и кусты, в этой части города до сих пор сохранилась некая аура величественного достоинства, и Эдди подумал, что, наверное, в прежние времена здесь был центр культурной жизни Лада. Те времена, разумеется, миновали давным-давно: Эдди очень сомневался, что Гашер и компания интересуются, скажем, балетом или камерной музыкой.
Они с Сюзанной вышли на главный перекресток. От него, точно спицы колеса, расходились еще четыре широких проспекта. Посередине, как ось колеса, располагалась просторная мощеная площадь, окруженная по краю стальными столбами футов сорок высотой с установленными на них громкоговорителями. В самом центре стоял постамент с остатками статуи – взметнувшимся на дыбы могучим боевым конем из бронзы, позеленевшей от времени. Бронзовый всадник, когда-то гордо на нем восседавший, валялся теперь поодаль на проржавелом боку, сжимая в одной руке меч, а в другой – что-то похожее на автомат. Его ноги по-прежнему изгибались, как бы обнимая бока коня, которого больше не было, но металлические сапоги остались в бронзовых стременах. СМЕРТЬ СЕДЫМ! – было написано на постаменте оранжевой выцветшей краской.
Окинув взглядом расходящиеся от площади проспекты, Эдди увидел другие столбы с громкоговорителями. Несколько столбов завалилось набок, но остальные стояли ровно, и на каждом висели гирлянды трупов, так что площадь, на которую вывела их «Пятая авеню» и все четыре проспекта, уводящие дальше в город, как бы охранялись небольшой армией мертвецов.
– Что же это за люди? – повторил свой вопрос Эдди.
Вопрос был адресован в пространство, Эдди не ждал ответа, да Сюзанна и не собиралась ему отвечать… хотя ответить могла бы. И прежде в ее сознании возникали живые картины из прошлого мира Роланда, но никогда еще эти видения не были такими яркими и убедительными, как сейчас. Раньше, как, например, те картины, которые ей привиделись в Речном Перекрестке, все эти видения несли на себе отпечаток некой призрачной иллюзорности, характерной для снов, а теперь эти мысленные картины возникли как бы единой вспышкой – как будто молния высветила из тьмы искаженное злобой лицо маньяка.
Громкоговорители… трупы на столбах… барабаны. Она неожиданно поняла, каким образом все это связано между собой, точно так же, как раньше она поняла – даже не поняла, а узнала, – что нагруженные повозки, проходящие через Речной Перекресток на пути в Джимтаун, тянули быки, а не лошади или мулы.
– Не обращай ты на это внимания, – проговорила она, и если голос ее и дрожал, то совсем чуть-чуть. – Мы ищем поезд, давай на этом и сосредоточимся… куда нам теперь, как ты думаешь?
Эдди запрокинул голову и, взглянув на темнеющее небо, сразу же определил – по узору несущихся там облаков – путь Луча. Опустив глаза, он безо всякого удивления обнаружил, что выход на улицу, расположенную более или менее вдоль Луча, охраняет большая каменная черепаха. Глаза на змеиной ее голове, осторожно высовывающейся из-под гранитного панциря, казалось, смотрят на них с любопытством. Эдди мотнул головой в сторону черепахи и выдавил слабенькую улыбку.
– «Есть Черепаха, представьте себе…»
Сюзанна лишь мельком взглянула туда и кивнула. Эдди перевез ее через площадь и выкатил коляску на улицу Черепахи. От трупов, висящих на всех столбах, исходил суховатый запах корицы, от которого у Эдди скрутило желудок… и вовсе не из-за того, что пахло плохо, а потому что, наоборот, хорошо – это был пряный запах какого-то сладкого порошка, который дети с удовольствием посыпают на утренний тост.
К счастью, улица Черепахи оказалась довольно широкой, к тому же большинство трупов, свисающих со столбов, давно превратились в усохшие мумии, хотя Сюзанна и заметила несколько относительно «свежих» тел: вокруг них роились мухи, облепив потемневшую кожу раздувшихся лиц, а в гниющих глазницах копошились черви.
И под каждым столбом белело по маленькой кучке костей.
– Их, наверное, тысячи, – сказал Эдди. – Мужчины, женщины, дети.
– Да, – спокойно проговорила Сюзанна и удивилась сама, как странно и отчужденно звучит ее голос. – У них было достаточно времени, и они им воспользовались сполна, чтобы поубивать друг друга.
– Где ж, мать их так, добрые мудрые эльфы?! – Эдди нервно расхохотался, но смех его подозрительно походил на всхлипы. Про себя он подумал, что, кажется, начинает «въезжать» до конца в подлинный смысл этой вроде бы безобидной фразы: Мир сдвинулся с места, – в то, какие глубины зла и невежества заключает она в себе.
Глубины бездонные.
Громкоговорители эти установили во время войны, – размышляла про себя Сюзанна. – Да, наверное, так все и было. Бог его знает, какой войны и когда она началась, но это был полный абзац. Через эти «матюгальники» правители Лада оглашали по всему городу свои объявления, а сами сидели, наверное, в каком-нибудь укрепленном бомбоубежище – вроде командного бункера, где укрылся Гитлер с верхушкой рейха в конце Второй мировой.
В ушах у нее звучал властный голос, когда-то гремевший из этих громкоговорителей, – она различала его так же ясно, как раньше слышала скрип повозок, проезжающих через Речной Перекресток, как слышала свист кнута над спинами тащивших повозки быков.
Центры распределения провизии А и D будут сегодня закрыты; просим всех обращаться в центры В, С, Е и F. При себе иметь карточки и купоны.
Девятому, десятому и двенадцатому отрядам милиции срочно прибыть в Сендсайд.
Воздушные налеты ожидаются с восьми до десяти часов. Всему гражданскому населению укрыться в ранее определенных бомбоубежищах. При себе иметь противогазы. Повторяю: при себе иметь противогазы.
Объявления, да… и еще выпуски новостей. Разумеется, фальсифицированных новостей – пропагандистские, милитаризированные сводки, которые Джордж Оруэлл[49] назвал бы «двоесловием». А в промежутках, наверное, музыка: бравурные военные марши – и пламенные призывы отомстить за погибших товарищей, отправить новых мужчин и женщин в алое жерло войны.
Потом война закончилась, и в городе стало тихо… на некоторое время. Но вскоре громкоговорители ожили снова. Когда? Сто лет назад? Пятьдесят? Какая разница? Сюзанна решила, что никакой. Имело значение только одно: когда «матюгальники» эти включаются, они каждый раз передают неизменную запись – запись барабанного боя. И потомки коренных жителей города приняли эти ритмы… за что? За голос Черепахи? За волеизъявление Луча?
Сюзанна вспомнила вдруг, без всякой связи, как однажды спросила отца, тихого, но предельно циничного человека, верит ли он, что есть Бог и что Бог управляет с небес человеческими судьбами. Ну, – ответил он ей тогда, – тут, наверное, половина на половину, Одетта. Бог есть, в этом я не сомневаюсь, только я считаю, что теперь мы не очень Его занимаем. Я думаю, после того, как мы, люди, убили Его сына, до Него наконец-то дошло, что с потомками Адама и Евы уже ничего не поделаешь, и Он просто умыл руки. И поступил очень мудро.
Вместо ответа Сюзанна (которая в общем-то и ожидала от папы чего-то подобного: ей уже было одиннадцать лет, и она достаточно хорошо изучила отцовский склад ума) показала ему объявление в местной газете в рубрике «Наш приход». В объявлении говорилось, что в следующее воскресенье преподобный отец Мердок из методистской церкви Милости Господней прочтет проповедь на тему «Бог говорит с нами каждый день», после чего будут зачитаны выдержки из Первого послания к Коринфянам. Отец смеялся до слез. Ну, наверное, каждый из нас время от времени слышит голос – чей-то голос, – выдавил он, когда приступ смеха прошел. – Но ты можешь, дочка, поспорить на самый последний доллар: каждый из нас, включая и преподобного отца Мердока, слышит именно то, что он хочет услышать. Так удобнее.
А эти люди, как видно, хотели услышать в простой записи партии для ударных призыв к ритуальным убийствам. И теперь, когда из сотен и тысяч громкоговорителей, установленных по всему городу, раздается дробный барабанный бой – призывный грохот, оказавшийся на поверку, как утверждает Эдди, всего лишь партией ударных для «зи-зи-топовской» песенки «Велкро Флай», – это служит для них сигналом размотать пару веревок и вздернуть нескольких горожан на ближайших столбах.
И сколько же их всего? – размышляла Сюзанна, пока Эдди катил ее в коляске, ребристые, жесткие колеса которой скрипели по битому стеклу и шуршали по обрывкам бумаги. – Сколько погибло за эти годы из-за того только, что где-то под городом заклинило электронную схему, включающую радиопередачу? Может быть, это все началось потому, что они ощутили глубинную чужеродность музыки, каким-то непостижимым образом попавшей сюда – как, собственно, и мы сами, и тот разбившийся аэроплан, и эти автомобили на улицах – из другого мира?
Этого она не знала, но вдруг поняла, что тоже теперь пришла к отцовскому – в чем-то циничному – взгляду на Бога и возможных его бесед с сыновьями Адама и дщерями Евы. Эти люди, наверное, просто искали подходящий повод для того, чтобы убивать друг друга, и обрели его в барабанном бое, который как повод был не хуже любого другого.
Она поймала себя на том, что мысли ее вновь и вновь возвращаются к улью, на который они наткнулись в эвкалиптовой роще, – бесформенному улью с белыми пчелами, чей ядовитый мед наверняка убил бы их, если бы они были настолько глупы, чтобы его попробовать. Здесь, на берегу реки Сенд, находился еще один умирающий улей, где тоже обитали белые пчелы-мутанты, запутавшиеся, потерянные, сбитые с толку создания, чей укус мог быть столь же смертелен.
И скольким еще предстоит умереть прежде, чем эта магнитофонная пленка порвется?
И, словно мысли Сюзанны неосторожно включили запись, громкоговорители вдруг ожили и начали передавать нескончаемый синкопированный барабанный бой. Эдди вскрикнул от неожиданности. Сюзанна тоже закричала и прижала ладони к ушам – но за те пару секунд, пока она не закрыла уши, она успела все-таки расслышать другую музыку: дорожку или, может быть, пару дорожек, заглушённых десятилетия назад, когда кто-то (возможно, случайно) сбил настройку, отключив партию гитар и вокал.
Эдди вез ее по улице Черепахи вдоль пути Луча, стараясь смотреть во все стороны сразу и в то же время не замечать запаха разложения. Слава Богу, что дует ветер, подумал он.
Он начал толкать коляску быстрее, скользя внимательным взглядом по буйно заросшим сорной травой промежуткам между белыми зданиями: не мелькнет ли изящной дугой пролет поднятой над городом железной дороги. Ему хотелось как можно скорее убраться из этой аллеи трупов. Глубоко вдохнув воздух, наполненный сладким запахом корицы, Эдди подумал, что ему в жизни так ничего не хотелось, как просто убраться отсюда.
19
Джейк разом очнулся, когда Гашер схватил его за воротник и дернул с безжалостной силой жестокого всадника, который удерживает коня, помчавшегося галопом. Одновременно он выставил одну ногу, и Джейк, споткнувшись, упал на спину. Головой он сильно ударился о тротуар и на мгновение отключился. Гашер, явно не страдавший острыми приступами человеколюбия, быстро привел его в чувство, схватив за нижнюю губу и резко вывернув ее наружу.
Джейк закричал и рывком сел, вслепую размахивая кулаками. Гашер легко уклонился от его слабых ударов, просунул вторую руку Джейку под мышку и резко поднял его на ноги. Джейк стоял, раскачиваясь взад-вперед словно пьяный. Он уже не протестовал – не мог. Он едва ли воспринимал происходящее и вообще ничего не чувствовал, кроме одного: все его мышцы болели от перенапряжения, а раненая рука как будто выла, точно животное, пойманное в капкан.
Гашер явно запыхался, и на этот раз ему понадобилось чуть больше времени, чтобы восстановить дыхание. Он стоял, наклонившись вперед и упираясь руками в колени. При каждом его вдохе слышался тихий присвист. Желтый платок у него на голове сбился набок. Единственный глаз блестел, как фальшивый бриллиант. Белая шелковая повязка на другом глазу помялась – из-под нее медленно «выползали» мерзкого вида сгустки желтоватой жижи и текли по щеке.
– Подними башку, зайчик, и ты увидишь, почему я тебя остановил. Давай полюбуйся!
Джейк запрокинул голову и, поскольку давно уже пребывал в ступоре, вовсе не удивился, увидев висящий над ними на высоте футов восемьдесят мраморный фонтан размером с хороший трейлер. Они с Гашером стояли сейчас почти точно под ним. Фонтан держался на двух ржавых тросах, которые были почти не видны за шаткой грудой церковных скамей. Несмотря на оцепенение, Джейк отметил, что эти тросы изношены посерьезнее, чем те, которые держали мост.
– Видишь? – спросил, ухмыляясь, Гашер. Подняв левую руку к белой повязке на сочящемся гноем глазу, он выгреб из-под нее вязкую жижу и с завидным безразличием стряхнул ее с пальцев. – Красиво, правда? О-о, Тик-Так – мужик умный, в этом уж будь уверен. Он никогда не ошибается. (Где эти гребаные барабаны? Они должны бы уже включиться… если Медный Лоб забыл их врубить, я собственноручно всажу ему палку в задницу, да так, что в горле запершит.) А теперь посмотри вперед, мой восхитительный вкусный зайчик.
Джейк так и сделал и немедленно получил удар такой силы, что отлетел назад и едва не упал.
– Да не туда, идиот! Вниз! Видишь те два темных камня?
Через секунду-другую Джейк их заметил и безразлично кивнул головой.
– Очень тебе не советую наступать на них, зайчик, иначе вся эта хреновина свалится прямо тебе на голову, и тому, кто захочет тебя соскрести, придется воспользоваться промокашкой. Понятно?
Джейк снова кивнул.
– Хорошо. – Гашер сделал последний глубокий вдох и хлопнул мальчика по плечу. – Тогда вперед. Чего ждешь? Ну!
Джейк перешагнул через первый из более темных камней и увидел, что это не камень, а металлическая пластина, обточенная по форме булыжника. Вторая пластина располагалась чуть впереди, причем весьма хитроумно: так, чтобы невнимательный – и незваный – гость, по случайности не наступивший на первую, почти наверняка наступил на вторую.
Ну давай, сделай шаг – наступи на нее, – сказал он себе. – Почему бы и нет? Стрелок все равно ни за что не разыщет тебя в этом чертовом лабиринте, так что давай, пусть все рухнет тебе на голову. Так будет лучше… и чище, чем то, что этот Гашер с его дружками приготовили для тебя. И гораздо быстрее.
Он занес ногу в пыльной кроссовке над пластиной-ловушкой.
Гашер ударил его кулаком по спине, но не очень сильно.
– И чего это ты себе думаешь, салажонок? Червей покормить захотелось? – спросил он, причем всегдашняя издевательская жестокость сменилась в его голосе простым человеческим любопытством. Если к нему и примешивались какие-то еще чувства, то не страх, а скорее удивление. – Ладно, давай, если ты только уверен, что тебе хочется именно этого. Мне-то что? Мой билетик давно припасен. Только давай побыстрее, чтоб тебя черти сожрали!
Нога Джейка опустилась на мостовую за плитой, приводящей ловушку в действие. Его решение пожить чуть подольше объяснялось отнюдь не надеждой на то, что Роланд найдет и спасет его… Джейк даже не сомневался, что Роланд поступит именно так: будет идти вперед до тех пор, пока кто-нибудь не остановит его, а потом – если сможет, если ему хватит сил – одолеет еще несколько ярдов.
Остановило его другое. Если сейчас наступить на пластину, то Гашеру – возможно – тоже пришел бы конец, но одного Гашера мало: достаточно было взглянуть на этот ходячий труп, чтобы понять, что тот вовсе не лжет, утверждая, что уже умирает. Джейк решил подождать в надежде на то, что – если уж умирать, то с музыкой – ему может представиться случай прихватить с собой пару-тройку дружков Гашера… может быть, даже того, кого он называет Тик-Таком.
Если уж я собираюсь, как он выражается, «покормить червей», – рассуждал Джейк, – лучше собрать для компании «толпу» побольше.
Роланд бы понял его.
20
Джейк ошибся в своей оценке способности Роланда проследить их путь по этому невероятному лабиринту; ранец Джейка был самым приметным из знаков, оставшихся после них, к тому же Роланд быстро понял, что ему нет надобности останавливаться, чтобы искать следы. Ему нужно было просто идти за Ышем.
Но тем не менее он иногда останавливался – на некоторых развилках, – желая удостовериться, и каждый раз, когда это происходило, Ыш оглядывался на него, издавая негромкий нетерпеливый лай, словно говоря: Поторапливайся! Не стой! Хочешь их потерять?
После того как обнаруженные стрелком знаки: следы, нитка от рубашки Джейка, лоскутик желтого платка Гашера – трижды подтвердили чутье ушастика, Роланд перестал сомневаться и уверенно следовал за ним. Он по-прежнему искал знаки, просто больше не останавливался для этого. А потом раздался барабанный бой, и именно он – плюс еще любопытство Гашера, пожелавшего вдруг проверить, что лежит в ранце у Джейка, – спасли в тот день жизнь Роланду.
Он резко остановился, и, еще прежде чем он сообразил, откуда взялись эти звуки, рука сама выхватила револьвер. Когда стрелок понял, в чем дело, он раздраженно крякнул, убрал револьвер обратно в кобуру и собрался уже идти дальше, как вдруг его взгляд случайно упал на ранец Джейка… а потом он заметил пару тонких блестящих нитей, протянутых в воздухе. Прищурившись, Роланд разглядел два тоненьких проводка, пересекавшихся над землей примерно на уровне коленей, не далее чем футах в трех впереди. Ыш, зверек от природы юркий, без труда проскользнул в V-образные «воротца», образованные пересекавшимися проводами… но если бы не барабаны и не случайно попавшийся на глаза ранец, Роланд налетел бы прямо на них. Он поднял голову и внимательно изучил вроде бы беспорядочное нагромождение всякого хлама по обеим сторонам узенького прохода. Губы его плотно сжались. Смерть была близко, и спасло его только вмешательство ка.
Ыш нетерпеливо тявкнул.
Роланд лег на живот и прополз под проволокой, двигаясь медленно и осторожно, – он был крупнее Гашера, не говоря уже о Джейке. Будь он чуть-чуть пополнее, он бы вообще не сумел протиснуться под проводами, не задев их. Отдаваясь в ушах, по проходам гремел барабанный бой. Они все с ума посходили, что ли? – раздумывал он про себя. – Если бы мне каждый день пришлось слушать такое, я бы точно лишился рассудка.
Выбравшись из-под проволоки, стрелок поднял ранец Джейка и заглянул внутрь. Вроде бы ничего не пропало: книги, кое-что из одежды и всякие маленькие «сокровища», которые мальчик собрал по пути, – камушек с блестящими желтыми прожилками, похожими на золото, но таковыми не являвшимися; наконечник стрелы, оставшийся, может быть, от древних обитателей леса (Джейк нашел его в роще через день после того, как попал в этот мир); несколько монеток из собственного его мира; отцовские солнцезащитные очки и еще несколько «пустячков», которые может любить, понимать и ценить только мальчик, не достигший еще даже подросткового возраста, – в общем, все то, что парнишка захочет вернуть… если Роланд успеет найти его раньше, чем Гашер и вся его братия сломают его и изменят настолько, что он потеряет всякий интерес к невинным занятиям и «ценностям» детства.
Перед мысленным взором Роланда возникла ухмыляющаяся рожа Гашера – точно лик демона или джинна из бутылки: кривые редкие зубы, пустые глаза мертвеца, язвы, расползающиеся по щекам и по подбородку, заросшему жесткой щетиной. Если ты его тронешь… – подумал было стрелок, но тут же себя осадил: эти мысли лишь завели бы его в тупик. Если Гашер обидит мальчика (Джейка! – вопил настойчивый внутренний голос. – Не просто мальчика, а Джейка! Джейка!), Роланд убьет Гашера. Да. Но это само по себе ничего не значит. Это будет бессмысленным действием, ибо Гашер уже мертв.
Стрелок удлинил ремни ранца, в который раз восхитившись хитроумным устройством пряжек на лямках, надел его на себя и поднялся на ноги. Ыш приготовился двигаться дальше, но Роланд окликнул его по имени, и зверек обернулся.
– Ко мне, Ыш! – Роланд не знал, поймет ли ушастик команду (а если даже и поймет, то захочет ли повиноваться), но им сейчас лучше – и безопаснее – держаться поближе друг к другу. Одну ловушку они миновали благополучно. Но где есть одна, могут быть и другие. А в следующий раз Ышу может и не повезти.
– Эйк! – тявкнул Ыш, не сдвинувшись с места. Лай ушастика прозвучал вполне бодро, и только глаза зверька отражали его истинное состояние: они потемнели от страха.
– Да, но это опасно, – сказал Роланд. – Ко мне.
Сзади, где-то на пути, по которому они шли, раздался грохот – как будто обрушилось что-то тяжелое. Быть может, падение произошло от вибрации, вызванной барабанным боем. Теперь Роланд увидел столбы с черными раструбами громкоговорителей, торчавшие из обломков и мусорных куч, точно длинные шеи каких-то странных зверей.
Ыш подбежал к нему и, тяжело дыша, поднял острую мордочку.
– Держись поближе.
– Эйк! Эйк-Эйк!
– Да. Джейк. – Роланд снова пустился бежать.
Ыш бежал рядом с ним, точно самый обычный пес.
21
Для Эдди все происходящее опять обрело некое странное качество, которое один мудрый мужик когда-то назвал deja vu: он снова мчался с коляской со временем наперегонки. Только вместо морского берега была улица Черепахи, а в остальном все было по-прежнему. Впрочем, нет, все-таки имелось одно существенное отличие: сейчас они искали вокзал (или «колыбель»), а не дверь, стоящую без креплений.
Сюзанна, выпрямившись, сидела в коляске, держа в правой руке револьвер Роланда, нацеленный в тревожное небо, затянутое облаками. Ее волосы развевались по ветру. Барабаны гремели и грохотали. Их ритм, казалось, сшибал, как удар. Впереди, посредине улицы, валялась какая-то тарелкообразная штука немалых размеров, при виде которой в перенапряженном сознании Эдди возникла картина, навеянная, должно быть, классической архитектурой зданий, выстроившихся по обеими сторонам улицы: Тор и Юпитер играют во фрисби. Юпитер кидает громадный диск, и Тор дает ему пройти через облако… черт возьми, развлекаловка на Олимпе!
Фрисби богов, подумал он, лавируя с коляской Сюзанны между двумя проржавевшими автомобилями, ну и мысли тебя посещают, приятель.
Он вывез коляску на тротуар, чтобы объехать тарелкообразную штуку, которая теперь, когда они подошли поближе, обрела очертания круглой телеантенны. Во всяком случае – чего-то похожего. Объехав «антенну», Эдди опять опустил коляску на проезжую часть – ехать по тротуару было весьма затруднительно, поскольку он весь был завален мусором, – и как раз в этот момент барабаны внезапно умолкли. Эхо их укатилось вдаль, и опять стало тихо… вернее, отнюдь не тихо, но после такого невозможного грохота Эдди не сразу это сообразил. Чуть впереди, на пересечении улицы Черепахи с другим широким проспектом, стояло сводчатое здание из белого мрамора, оплетенное побегами дикого винограда и какого-то экзотического растения с причудливыми «бородами», напоминающими кроны кипарисов. Но даже так оно выглядело великолепным и исполненным некоего благородства. Однако внимание их привлекло не это – из-за угла мраморного строения доносился возбужденный рокот толпы.
– Не останавливайся! – резко проговорила Сюзанна. – У нас нет времени на…
Над равномерным гулом голосов взвился истерический вопль, сопровождаемый возгласами одобрения и, как ни странно, аплодисментами вроде тех, которые Эдди доводилось слышать в казино в Атлантик-Сити по окончании очередной игры. Пронзительный вопль обернулся хрипом – долгим и медленно затихающим, – похожим на треск цикад в период их летней спячки. Эдди почувствовал, как у него встают дыбом волоски на затылке. Он обвел взглядом трупы, болтавшиеся на ближайшем столбе, и понял, что млады из Лада, весельчаки еще те, развлекаются там, за углом, затеяв очередную публичную экзекуцию.
Великолепно, подумал он. Жалко только, нет у них Тони Орландо и Дона. Они бы им сбацали «Постучи три раза» – умирать было бы веселее.
Эдди с любопытством взглянул на белую каменную громаду. На таком расстоянии уже чувствовался пряный запах растений, ее оплетающих. От этого запаха у него заслезились глаза, но он все же понравился Эдди больше, чем сладковатый дух корицы, исходящий от ссохшихся мумифицированных трупов. Свисавшие с тонких стеблей «бороды» зелени образовывали как бы водопады растительности, скрывавшие ряд сводчатых входов в здание. Неожиданно из одного «водопада» вынырнула человеческая фигура и быстро направилась в их сторону. Когда первый испуг прошел, Эдди понял, что это ребенок и, судя по росту, совсем малыш. Одет он был странно, в стиле лорда Фаунтлероя[50]. Необычный костюм дополняли белая рубашка с кружевным гофрированным воротником и короткие бархатные штанишки. В волосах у ребенка пестрели ленточки. Эдди едва поборол внезапное сумасшедшее желание сделать «козу»: Идет коза рогатая за малыми ребятами. У-тю-тю.
– Идите сюда! – позвал их ребенок высоким писклявым голосом. В волосах у него запуталось несколько зеленых побегов. Он рассеянно стряхнул их на бегу левой рукой. – Они там приходуют Резвого! Пришел его черед отправляться в страну барабанов. Пойдемте, иначе пропустите все веселье, да разразят его боги!
Сюзанну не меньше, чем Эдди, поразило неожиданное появление ребенка и его весьма диковинный внешний вид, но, когда тот подошел поближе, она заметила еще одну странность: почему-то он стряхивал зелень, застрявшую в увешанных ленточками волосах, только одной рукой. Правую руку ребенок все время держал за спиной.
Какой он маленький и неуклюжий! – сказала себе Сюзанна, а потом в сознании ее как будто включилась магнитофонная запись и зазвучали слова Роланда, сказанные на краю моста, когда они перебрались на эту сторону: Я знал, что нечто подобное может произойти… если бы мы его раньше заметили, этого гада, пока находились вне радиуса действия его взрывающегося яйца… вот и правда, везет как утопленникам!
Она нацелила Роландов револьвер на ребенка, который, спрыгнув с тротуара, бежал прямо на них.
– Стоять! – закричала она. – Стоять на месте, кому говорю!
– Сьюз, ты что? – изумился Эдди.
Сюзанна как будто его не услышала. В некотором – и очень реальном – смысле Сюзанна Дин вообще перестала существовать: теперь в коляске сидела Детта Уокер с лихорадочно горящими подозрительностью глазами.
– Стоять, или я стреляю!
Видимо, маленький лорд Фаунтлерой был глух, потому что предупредительный окрик Сюзанны не возымел на него никакого действия.
– Скорее! – вопил он, ликуя. – Иначе пропустите все веселье! Резвый сейчас…
Он начал медленно вытаскивать правую руку из-за спины. Только теперь до Эдди дошло, что никакой это не ребенок, а уродливый карлик, распрощавшийся с детством давным-давно. А выражение его лица, которое Эдди принял поначалу за детскую радость, на самом деле являло собой жуткую маску ярости с ненавистью пополам. Его щеки и лоб покрывали гноящиеся белесые язвы, которые Роланд называл «блядскими цветками».