Врата судьбы Кристи Агата
– Ну конечно, люди-то разные бывают, разве их разберешь? Думаешь про них одно, а оказывается совсем другое. Иногда такое творят, что никогда на них не подумаешь.
– Оказываются шпионами, – подсказала Таппенс, – или преступниками.
Она с надеждой смотрела на старика… Айзек нагнулся и поднял с пола осколок стекла.
– Вот, – сказал он. – Как вам понравится, если эта штука вопьется вам в подошву?
Таппенс начала думать, что починка светового люка не будет особенно способствовать оживлению его памяти и не вызовет потока воспоминаний о минувших временах. Она сказала, что небольшую тепличку, пристроенную к стене дома возле столовой, тоже можно было бы починить, если не поскупиться на покупку стекла. Как его мнение, стоит ее восстанавливать или лучше снести? Айзек был в восторге от того, что ему предложили решить новую проблему. Они спустились вниз и пошли вокруг дома, пока не увидели эту так называемую теплицу.
– Это? – спросил Айзек.
Таппенс подтвердила, что она имеет в виду именно это.
– КК, – сообщил Айзек.
Таппенс с удивлением посмотрела на него:
– Что вы сказали?
– Я сказал: КК. Так ее называли во времена старой миссис Лотти Джонс.
– Почему же ее так называли?
– Не знаю. Сдается мне, это было нечто вроде названия для таких мест, как это. Ничего особенного она собой не представляла, понимаете. В других домах были настоящие оранжереи. Там вот росли в горшках разные растения, папоротники вроде девичьих кос.
– Верно, – сказала Таппенс, возвращаясь к своим собственным воспоминаниям, относящимся к тем далеким временам.
– Оранжереи или теплицы, так их обычно называли. А вот старая миссис Лотти Джонс называла свою КК, не знаю почему.
– У них там росли девичьи косы?
– Нет, ее использовали не для этого, – сказал он. – Детишки держали там свои игрушки. Кстати, об игрушках, они и до сих пор там хранятся. Их никто оттуда не убирал. Само-то строение почти разрушено, верно? Как-то раз только починили крышу, но, думаю, никто больше не будет его использовать. Туда складывали старые игрушки, ломаные стулья и все такое. А лошадь-качалка там уже давно стоит в уголке да еще «Верная любовь».
– А войти туда можно? – спросила Таппенс, стараясь заглянуть внутрь через стекло, которое казалось почище других. – Там, должно быть, можно найти массу любопытных вещей.
– Ну конечно, здесь от нее имеется ключ, – сказал Айзек. – Висит, я думаю, на прежнем месте.
– Где же это самое прежнее место?
– А вон там, в сарае.
Они пошли по тропинке к строению, которое трудно было назвать сараем. Айзек пинком открыл дверь, раскидал какие-то ветки, расшвырял ногой валяющиеся на полу гнилые яблоки и, приподняв старый половик, прикрепленный к стене, указал на связку ржавых ключей, висящую под ним на гвозде.
– Ключи Линдопа, – сообщил он. – Служил у них садовником, это был предпоследний. А до этого зарабатывал тем, что плел корзины. Ничего толком не умел, никуда не годился. Вы, наверное, хотите зайти внутрь и посмотреть, что там внутри, в этом КК…
– Ну конечно, – с надеждой сказала Таппенс, – очень хочется посмотреть, что там внутри, в этом самом КК. Кстати сказать, а что оно означает?
– Что означает?
– Ну да, что означает КК?
– Сдается, это два иностранных слова. Вспоминается что-то вроде Кай и еще раз Кай. Кай-Кай или Кей-Кей, так они, бывало, говорили. Я думаю, это японское слово.
– Правда? – сказала Таппенс. – Разве здесь жили японцы?
– Да нет, что вы, ничего подобного. Иностранцы, правда, да не такие.
Капелька масла, которое Айзек моментально откуда-то достал и капнул в замочную скважину, произвела магическое действие. Старый заржавленный ключ повернулся со страшным скрипом, после чего дверь отворилась, и Таппенс вместе со своим проводником смогли войти внутрь.
– Ну вот, – сказал Айзек, – здесь нечем особенно похвастаться – всякое старье и больше ничего.
– Какая удивительная лошадь, – сказала Таппенс.
– Это Матильда, – сообщил Айзек.
– Матильда? – с сомнением проговорила Таппенс.
– Ну да. Была такая женщина. Королева или как ее там. Говорили, что она была жена Вильгельма Завоевателя, только мне сдается, что просто хвастали. Ее привезли из Америки. Крестный папаша прислал для кого-то из детишек.
– Для кого-то из?..
– Из Бассингтоновых детей. Они жили до тех, других. Лошадь, уж наверное, совсем заржавела.
Матильда выглядела великолепно, несмотря даже на то, что время ее не пощадило. По размеру она не уступала любым нынешним аналогам. Она была серого цвета. От ее некогда пышной гривы осталось всего несколько волосков. Одно ухо отломилось. Передние ноги подогнулись вперед, задние – назад; хвост сделался коротким и жидким.
– Она совсем не похожа на обычную лошадь-качалку, – сказала Таппенс, с интересом разглядывая лошадь.
– Верно, не похожа, – согласился Айзек. – Понимаете, они обычно просто качаются, двигаются вперед и назад, вверх и вниз. А вот эта вроде как прыгает вперед. Сначала передние ноги – р-раз! – а потом задние. Очень интересно скачет. Вот если бы забраться на нее и показать вам…
– Будьте осторожны, – сказала Таппенс. – Там могут быть… могут быть какие-нибудь гвозди, о которые легко пораниться, да и свалиться с нее недолго.
– Знаете, я ездил на этой Матильде лет пятьдесят, а то и шестьдесят тому назад, но все помню. Она еще достаточно крепкая, не совсем развалилась.
Неожиданно ловко, как акробат, он вскочил на Матильду. Лошадь прыгнула вперед, потом – назад.
– Работает, верно?
– Правда, работает, – сказала Таппенс.
– Очень они любили эту лошадь. Мисс Дженни постоянно на ней ездила.
– Кто такая мисс Дженни?
– Ну как же, она самая старшая из них. Это ее крестный подарил лошадь. И «Верную любовь» тоже он прислал, – добавил Айзек.
Таппенс вопросительно посмотрела на него.
– Так они называли лошадку с тележкой, что стоит в углу. Мисс Памела, бывало, любила на ней кататься. Съезжала с холма. Очень серьезная была девица эта мисс Памела. Затаскивала ее наверх, а потом садилась и ставила ноги вот сюда, видите? Это педали, да только они не работали, вот ей и приходилось затаскивать все это наверх, а потом тележка начинала ехать вниз, а она тормозила ногами. Только не всегда все получалось, иногда она врезалась прямо в мартышкину колючку, что растет внизу.
– Не очень-то приятно, – сказала Таппенс. – Не очень приятно врезаться в колючку.
– Ну, обычно ей удавалось вовремя затормозить. Упорная была, прямо страсть. Часами, бывало, так каталась. Я наблюдал за ней по три, а то и по четыре часа. Я-то в те поры разбивал цветник – тот, где росли рождественские розы, – да еще обрабатывал пампасную траву, вот и видел, как она катается, без конца съезжает и съезжает с горки. Я с ней не разговаривал, потому что она не любила, когда с ней говорили. Любила заниматься своими делами или тем, что она себе воображала.
– Что же она воображала? – спросила Таппенс, которую мисс Памела заинтересовала гораздо больше, чем мисс Дженни.
– Ну, откуда мне знать. Говорила, будто она принцесса, понимаешь, что от кого-то бежит, скрывается, или что она Мария, королева чего-то там – то ли Ирландии, то ли Шотландии.
– Мария Стюарт, королева Шотландии, – подсказала Таппенс.
– Вот-вот, верно. Она куда-то уезжала, от кого-то убегала. Скрывалась в замке. Назывался он вроде как Лок или Лох – словом, где вода.
– Ну да, понятно. И Памела воображала, что она Мария, королева Шотландская, которая спасается от своих врагов?
– Правильно. Бежит в Англию, под защиту и на милость королевы Елизаветы, как она говорила, да только эта Елизавета не слишком-то была милостива.
– Ну что же, – сказала Таппенс, стараясь не показать своего разочарования, – все это очень интересно. А кто были эти люди, как вы их назвали?
– О, так это же были Лестеры, так их звали.
– А вы когда-нибудь были знакомы с Мери Джордан?
– А, знаю, про кого вы говорите. Нет, она, похоже, жила здесь до меня. Вы ведь имеете в виду эту девицу, немецкую шпионку, верно?
– Здесь, кажется, все про нее знают, – сказала Таппенс.
– Ну да. Ее называли фрау Лайн или вроде как Лини. Похоже на линию, на железную дорогу.
– Да, немного похоже.
Айзек вдруг засмеялся:
– Ха-ха-ха! Если это была линия, да еще железнодорожная, то уж никак не прямая, верно? Верно, никак не прямая. – Он снова расхохотался.
– Отличная шутка, – похвалила его Таппенс.
Айзек засмеялся еще раз.
– Вы собираетесь сажать какие-нибудь овощи? – спросил он. – Мне сдается, уже пора. Если вы хотите посадить бобы, так самое время, а потом нужно готовить землю под горошек. А салат? Будете сажать ранний латук? «Томовы пальчики», к примеру? Отличный латук, мелкий, правда, зато такой уж крепкий, хрустящий.
– Вы, наверное, постоянно занимались здесь садом и огородом. Я имею в виду не только этот дом, а вообще эти края.
– Ну да, я вообще делал все, что требовалось. Меня постоянно звали в разные дома. У некоторых садовник никуда не годился, так я приходил и помогал. Был даже однажды несчастный случай. Ошибка произошла, перепутали овощи. Случилось это до меня, но мне рассказывали.
– Что-то о наперстянке? – уточнила Таппенс.
– Подумать только, вы и об этом знаете. Это ведь тоже было в давние времена. Ну да, несколько человек тогда заболели. А одна умерла. Так, по крайней мере, я слышал. Но все это только слухи. Мне рассказывал один старый приятель.
– Мне кажется, это была фрау Лайн, – сказала Таппенс.
– Что? Фрау Лайн умерла? Я об этом никогда не слышал.
– Ну, может быть, я и ошибаюсь, – сказала Таппенс. – А что, если взять «Верную любовь» – или как ее там называют – и отнести ее на горку, туда, откуда съезжала вниз девочка, если, конечно, эта горка все еще существует?
– Конечно, существует, куда она денется. Она вся заросла травой. Только будьте осторожны, неизвестно, насколько эта «Верная любовь» проржавела. Я ее сначала немного почищу, ладно?
– Конечно, – сказала Таппенс, – а потом подумаем и составим список овощей, которые нужно будет посадить.
– Ну ладно, я буду осторожен и постараюсь, чтобы шпинат и наперстянка не росли рядом. Не хотелось бы услышать, что с вами что-то приключилось сразу же, как только вы поселились в новом доме. Отличное место. Не жалко потратить на него немножко денег.
– Спасибо большое, – сказала Таппенс.
– А я осмотрю как следует эту штуку, чтобы она под вами не развалилась. Она такая старая, но вы просто удивитесь, когда увидите, как работают эти старинные игрушки. Вы знаете, один мой родич вытащил откуда-то старый велосипед. Все думали, что он совсем никуда не годится – на нем уже лет сорок никто не ездил. Но стоило его немного смазать, и он поехал как миленький. Смазочное масло способно делать просто чудеса!
Глава 3
Утро вечера мудренее
– Что бы это значило, черт побери? – проворчал Томми.
Возвращаясь домой, он привык находить Таппенс в самых неподходящих местах в доме или в саду, но сегодня он был удивлен даже больше, чем обычно.
В доме он не обнаружил и следа жены, хотя снаружи сыпал мелкий дождик. Он решил, что она укрылась в каком-нибудь укромном уголке в саду, и пошел ее поискать. Тут-то он и выразил свое удивление, проговорив: «Что бы это значило?»
– Привет, Томми, – сказала Таппенс, – ты уже пришел? Я не ждала тебя так рано.
– Что это за штука?
– Ты имеешь в виду «Верную любовь»?
– Что ты сказала?
– Я сказала: «Верная любовь», – повторила Таппенс. – Так она называется.
– Ты что, собираешься на ней кататься? Она слишком мала для тебя.
– Конечно, мала. Это же детская игрушка. На ней катались, пока не появились трехколесные велосипеды; в нашем детстве были такие игрушки.
– Но ведь она, наверное, не работает, – предположил Томми.
– Я бы не сказала, что совсем не работает, – возразила Таппенс. – Если втащить ее на верхушку холма, оттуда она прекрасно поедет – колеса на спуске начинают вертеться сами по себе.
– А доехав до низа, эта штука ломается, насколько я понимаю. Ты что, хочешь ее сломать?
– Вовсе нет, – сказала Таппенс. – Просто нужно тормозить ногами, вот и все. Хочешь, я тебе продемонстрирую?
– Пожалуй, нет, – сказал Томми. – Дождь усиливается. Я просто хотел узнать… узнать, чего ради ты этим занимаешься. Неужели это доставляет тебе удовольствие?
– По правде говоря, – сказала Таппенс, – страшновато. Но мне хотелось выяснить…
– И ты решила спросить у этого дерева? Кстати сказать, как оно называется? Мартышкина колючка?
– Правильно. Ты просто умница! Надо же, знаешь!
– Разумеется, знаю. Я даже знаю и другое его название.
– И я тоже знаю, – сказала Таппенс.
Они посмотрели друг на друга.
– Просто сейчас я его забыл. Что-то вроде арти…
– И верно, очень похоже, – сказала Таппенс.
– Ты не боишься угодить в эту колючку?
– Дело в том, что если не тормозить как следует ногами, то никак не остановишь эту штуку, и тогда заезжаешь прямо в эту самую арти… ну как она там называется.
– Ты имеешь в виду арти… Может быть, уртикария?[6] Нет, это не то, это крапива. Ну да ладно, – сказал Томми. – Каждый развлекается, как может.
– Просто я проводила небольшое расследование, связанное с нашей проблемой.
– Что еще за проблема? Твоя? Моя? Чья, в конце концов, проблема?
– Не знаю, – сказала Таппенс. – Надеюсь, это наша общая проблема.
– А я надеюсь, что это не Беатрисина проблема или другая какая-нибудь глупость.
– О нет. Просто мне интересно было выяснить, что еще спрятано в этом доме, и я нашла массу игрушек, которые валяются в маленькой смешной тепличке – их свалили туда бог весть сколько лет тому назад. Там была и эта повозка, и Матильда – игрушечная лошадь с дырой в животе.
– С дырой в животе?
– Ну да. Туда, наверное, складывали разные вещи. Прятали дети, когда во что-нибудь такое играли; там были какие-то засохшие листья, старые грязные бумаги, пыльные тряпки, куски фланели, смоченной в керосине, которой что-то протирали.
– Ну ладно, пойдем в дом.
– А теперь, Томми, – сказала Таппенс, с удовольствием протягивая ноги к камину, который она разожгла к его приходу, – рассказывай, что у тебя новенького. Ты ходил на выставку в галерею «Ритц-отеля»?
– Нет. По правде сказать, не ходил. У меня не было времени.
– Вот это интересно – не было времени. Я думала, что ты специально туда отправился.
– Ну, ты знаешь, человек не всегда попадает именно туда, куда собирался.
– Но ведь куда-то ты ходил и что-то делал? – не унималась Таппенс.
– Я нашел новое место, где можно ставить машину.
– Полезное дело. Где же это?
– Недалеко от Хонслоу.
– Зачем это тебя понесло в Хонслоу?
– Я, собственно, поехал не специально в Хонслоу. Просто там есть стоянка для машин, а обратно я возвращался на метро.
– Что? В Лондоне и на метро?
– Да. Оказалось, что это проще всего.
– У тебя какой-то виноватый вид, – сказала Таппенс. – Только не говори мне, что у меня есть соперница, которая живет в Хонслоу.
– Нет-нет, – сказал Томми. – Ты должна бы похвалить меня за то, что я делал.
– Ах вот как. Может быть, ты искал мне подарок?
– Нет, – сказал Томми. – К сожалению, нет. Я никогда не знаю, что тебе купить, вот ведь в чем дело.
– Ну, как сказать, иногда ты совершенно точно угадывал, чего мне хочется. Так что же ты делал, Томми, и за что я должна тебя похвалить?
– А за то, что я тоже провожу расследование.
– Все в наше время проводят расследования, – сказала Таппенс. – Все подростки этим грешат – мои племянники, сыновья и дочери друзей, – все решительно что-то расследуют. Я, конечно, толком не знаю, что именно они расследуют, только я никогда не видела результатов, если они вообще бывают. Они просто расследуют, им страшно нравится сам процесс, и только. А все остальное неважно.
– Бетти, наша приемная дочь, уехала в Восточную Африку. Ты получаешь от нее письма?
– Да, ей там очень нравится. Нравится знакомиться с африканцами, втираться к ним в доверие, а потом писать о них статьи.
– Как ты думаешь, африканцы ценят тот интерес, который она проявляет к их жизни?
– Мне кажется, нет. Помню, в приходе моего отца все просто ненавидели инспекторов, считали, что они суют нос не в свое дело.
– В этом, конечно, что-то есть, – сказал Томми. – Ты точно подметила те трудности, с которыми мне придется столкнуться.
– Что ты собираешься изучать? Может быть, газонные косилки?
– Не понимаю, при чем тут газонные косилки.
– Потому что ты постоянно изучаешь соответствующие каталоги, – сказала Таппенс. – Ты просто умираешь от желания приобрести газонную косилку.
– Речь идет об историческом изыскании – мы собираемся расследовать преступления и другие события, которые произошли шестьдесят или семьдесят лет назад.
– Так ты, по крайней мере, познакомь меня со своими планами, расскажи, что именно собираешься расследовать и каким образом, Томми.
– Я съездил в Лондон и дал ход некоторым делам.
– Ах вот в чем дело, – сказала Таппенс. – Расследование? Ты начал расследование? Ты знаешь, я в какой-то мере делаю то же самое, что и ты, только методы у нас разные. И время тоже. Мое расследование относится к более давним временам.
– Ты хочешь сказать, что тебя по-настоящему заинтересовала проблема Мери Джордан? Именно так мы теперь формулируем пункты повестки дня, – сказал Томми. – Что-то уже вырисовывается, не так ли? Загадка или проблема Мери Джордан.
– К тому же у нее такое обычное имя. Не может быть, чтобы ее так звали, если она действительно немка, – сказала Таппенс. – А про нее говорят, что она была немецкая шпионка или что-то в этом духе. Значит, она не могла быть англичанкой.
– Мне кажется, что это просто легенда.
– Продолжай, Томми. Ты мне еще ничего не рассказал.
– Так вот, я предпринял определенные… определенные… определенные…
– Что ты заладил: определенные да определенные. Прекрати это, Томми, – потребовала Таппенс. – Я ничего не могу понять.
– Видишь ли, порой бывает очень трудно выразить свою мысль, – сказал Томми. – Я хочу сказать, что существуют определенные способы добывания информации.
– Ты имеешь в виду информацию о давно минувших событиях?
– Да. В некотором роде. Я хочу сказать, что есть факты, о которых можно получить информацию. А также факты, с помощью которых можно получить информацию. Для этого необязательно кататься на стародавних тележках, расспрашивать старушек, подвергать перекрестному допросу старика садовника, который наверняка все переврет и перепутает, или приставать к почтовым служащим, допрашивая девиц о том, что когда-то рассказывала их прабабушка.
– Но это все-таки нам кое-что дало.
– И мои действия тоже кое-что дадут, – сказал Томми.
– Ты кого-нибудь спрашивал? К кому ты обращался?
– Ну, дело обстоит не совсем так. Ты не должна забывать, Таппенс, что мне в своей жизни приходилось иметь дело с людьми, которые знают, как делаются подобные дела. Ты платишь этим людям определенную сумму денег, и они занимаются поисками профессионально, они знают, где можно получить нужную информацию, так что она оказывается вполне достоверной.
– Что же это за информация и где можно ее получить?
– Информация самая разнообразная. Начать с того, что можно поручить кому-нибудь выяснить обстоятельства таких-то и таких-то смертей, рождений, браков и так далее.
– Ты, должно быть, направил своих людей в Сомерсет-Хаус?[7] А там можно найти сведения не только о браках, но и о смертях?
– И о рождениях тоже, причем совсем не обязательно идти туда самому, всегда можно кому-нибудь поручить. И тебе тут же доложат, когда кто умер и что написано в завещании, найдут в церкви свидетельство о браке и внимательно прочтут метрику. Все эти сведения вполне можно получить.
– Много тебе пришлось истратить? – спросила Таппенс. – А я-то думала, что теперь, после того как столько денег ушло на переезд, мы будем экономить.
– Ну, знаешь, принимая во внимание тот интерес, который вызывают у тебя все эти проблемы, можно считать, что эти деньги будут потрачены не даром.
– Ну и как, удалось тебе что-нибудь разузнать?
– Это делается не так быстро. Нужно подождать, пока они наведут все необходимые справки. И тогда, если они узнают все, что нужно…
– Ты хочешь сказать, что они приходят к тебе и сообщают, что Мери Джордан родилась в деревне Малый Шеффилд-на-Горе или в другой какой-то деревне, и ты отправляешься туда и копаешь дальше. Так это делается?
– Не совсем. Существуют еще результаты переписи, свидетельства о смерти, ее причины – словом, масса сведений, которые можно получить.
– Ну что же, – сказала Таппенс. – Звучит довольно интересно, а это уже что-то.
– А в редакциях газет существуют подшивки, которые можно читать и изучать.
– Ты имеешь в виду отчеты? Репортажи об убийствах и судебных процессах?
– Необязательно, но время от времени приходится вступать в контакт с разными людьми. С теми, которые знают, как и что, – их можно разыскать и, задав парочку вопросов, восстановить старые связи. С тех еще времен, когда мы с тобой были не мы, а частная сыскная лондонская фирма. Я надеюсь, что остались еще люди, которые могут снабдить нас нужной информацией или порекомендовать, куда следует обратиться. Очень многое зависит от того, какие у тебя связи.
– Да, – согласилась Таппенс, – совершенно верно. Я знаю это по опыту.
– Методы у нас с тобой разные, – сказал Томми. – Твои, как мне кажется, ничуть не хуже моих. Никогда не забуду тот день, когда я явился в этот пансион – или как он там называется – в «Сан-Суси». Первый человек, которого я там увидел, была ты. Ты сидела и спокойно вязала, назвавшись миссис Бленкенсоп.
– И все потому, что я никуда не обращалась за информацией и никому не поручала ее для меня собирать, – сказала Таппенс.
– Совершенно верно. Ты просто залезла в платяной шкаф, что стоял у стенки моего номера, в то время, когда у меня состоялся этот важный разговор, и таким образом совершенно точно узнала, куда меня посылают и что мне предстоит делать. И ухитрилась оказаться в нужном месте еще раньше меня. Ты подслушивала. Именно так это называется. Подслушивала. Достаточно позорное поведение.
– Которое принесло отличные результаты, – возразила Таппенс.
– Да, – согласился Томми. – У тебя особое чутье, ты знаешь, как добиться желаемого результата. Именно чутье тебя выручает.
– Ну что же, когда-нибудь мы узнаем все, что здесь происходило, только уж очень много времени прошло, слишком давно это было. Но все равно мне не дает покоя мысль, что здесь, в этом доме, было когда-то что-то спрятано или, может быть, просто тогдашним владельцам этого дома принадлежало что-то очень важное, – я просто не могу успокоиться. Впрочем, мне ясно, что нам следует делать дальше.
– Что же?
– Утро вечера мудренее, – сказала Таппенс. – Сейчас без четверти одиннадцать, и я хочу спать. Я устала. Мне хочется вымыться и лечь в постель – я ужасно перепачкалась, пока возилась с этими старыми игрушками. Уверена, в этом сарае найдется еще немало разных вещей. Кстати сказать, он почему-то называется КК. Интересно почему?
– Понятия не имею.
– Звучит вроде как по-японски, – неуверенно сказала Таппенс.
– Не понимаю, почему ты считаешь, что по-японски. Мне так не кажется. Скорее похоже на какую-то еду. Так, по-моему, называют что-то вроде риса.
– Пойду-ка я спать, только прежде попробую смыть с себя паутину, – сказала Таппенс.
– Не забудь, – сказал Томми, – утро вечера мудренее.
– Надеюсь, так оно и будет, – сказала Таппенс.
– Ты-то надеешься, а вот на тебя далеко не всегда можно надеяться, – заметил Томми.
– Ты гораздо чаще оказываешься прав, чем я, – сказала Таппенс, – а это порой бывает очень досадно. Вся эта история послана нам в качестве испытания. Кто так говорил? Причем довольно часто.
– Неважно, – сказал Томми. – Пойди и смой с себя пыль прошлых лет. Как этот Айзек? Смыслит что-нибудь в садоводстве?
– Он считает, что смыслит. Можно попробовать это выяснить, испытать его.
– К сожалению, мы сами мало что понимаем в этом деле. Вот и еще одна проблема.
Глава 4
Экспедиция на «Верной любви»; Оксфорд и Кембридж
– Действительно, утро вечера мудренее, – сказала Таппенс, допивая свою чашку кофе и посматривая на блюдо с яичницей, которое стояло на буфете между двумя аппетитными мисочками с почками. – Завтрак гораздо полезнее, чем рассуждения о мудреных вещах. Это Томми занимается мудреными вещами. Скажите пожалуйста, расследование! Сомневаюсь, чтобы у него что-нибудь получилось. – И она принялась за яичницу и почки. – Как приятно, – сказала она, – что на завтрак у нас каждый раз что-нибудь новенькое.
Ей слишком долго приходилось довольствоваться чашкой кофе и апельсиновым соком или грейпфрутом. Такого рода завтрак, разумеется, весьма полезен, если приходится думать о том, как бы не пополнеть, однако нравиться такое не может. А вот горячее блюдо за завтраком, напротив, вызывает выделение желудочного сока.
Читать бесплатно другие книги:
