Мечта Агаты Петрова Светлана

© Светлана Петрова, текст, 2015

© Фефа Королева, иллюстрации, 2015

© ООО «Издательство АСТ», 2015

* * *

В тот день, когда начали происходить те самые чудеса, я скакала на швабре по двору, воображая, что еду на лошади. Мы с конём гарцевали на ярко освещённой арене, трибуны восхищённо аплодировали, и со всех сторон нас слепили вспышки фотокамер – я и мой верный конь были цирковыми артистами. И только я приветливо помахала рукой своим выдуманным, но крайне восторженным зрителям, как тут же споткнулась и кувырком, нелепо и стыдно, улетела в пыль.

Верный и прекрасный конь разломился – голова в одну сторону, хвост в другую – и тут же превратился в обычную швабру.

– Ой-ой, – сказала я, – мне совершенно точно попадёт.

Я даже не представляла, что тот день, когда я сломала швабру, перевернёт мою жизнь вверх тормашками раз и навсегда.

Меня зовут Агата, и недавно мне исполнилось одиннадцать лет.

Мы с бабушкой и мамой живём в небольшом городке с красивым названием Дивный, в двухэтажном доме солнечнооранжевого цвета. Когда мама покупала дом, она выбрала именно этот, потому что у меня волосы такого же цвета – рыжие. Мама решила, что мы друг другу подойдём.

У меня ещё нет здесь настоящих друзей – так, обычные школьные приятели. Мы переехали в Дивный не так давно, почти перед летними каникулами, три месяца назад, когда маме предложили новую работу.

Она большая начальница – так все в Дивном говорят. Бабушка зовет её Люсей, потому что она так звала её ещё маленькой, а все остальные зовут маму Людмилой Федоровной.

Мама – директор фабрики, где выпускают ткани, и она так много работает, что мы с бабушкой её почти не видим. Она уходит на работу в семь утра, а встаёт раньше солнца – потому что долго наряжается, красится, делает кудряшки. Она носит туфли на высоком каблуке, любит почти прозрачные шарфики из тонкой органзы и говорит так: «Нельзя делать красоту и самой не быть красивой».

Наверное, она хороший директор, потому что ткани на фабрике получаются очень красивыми, и их покупает весь Дивный и многие другие города. Сейчас я уже привыкла, а раньше всегда удивлялась: вот тётя Наташа идёт в лёгком платье из маминой ткани, а вон в доме напротив занавески на окнах в знакомый цветочный узор, и даже сосед дядя Петя носит ситцевую рубашку из ткани в клеточку, которую выпускает мамина фабрика.

Для меня мама состоит из запахов. Ночная мама пахнет кремом для лица – она всегда целует меня перед сном, и даже спросонья я всегда знаю, что это – мама. Утром меня будит запах духов – она обязательно обнимает меня, иногда ещё спящую, перед тем как убежит на работу. А в выходные дни от неё пахнет гуашью – мама рисует эскизы для новых тканей, потому что, как она говорит, хороших художников на производстве не хватает, а в такую даль, как Дивный, никто не хочет приезжать.

Поэтому, даже когда она дома, она всё равно на работе.

И хотя мама молодец, и её все уважают, бабушка огорчается тому, что её постоянно нет с нами. Не из-за того, что забота о доме и моём воспитании ложится на бабушкины плечи, а только потому, что мама не видит, как быстро я расту.

Бабуля у меня замечательная, она умеет слушать мои истории, печёт лучшие в мире блины и никогда не ругается – для этого у нас есть мама.

В тот день мне действительно попало за швабру. Хотя я и приложила массу усилий, пытаясь склеить её скотчем, швабра чиниться отказалась. Вероятно, только из-за того, что из неё снова могли сделать лошадь.

– Нормальные девочки твоего возраста играют в куклы, в крайнем случае, в компьютерные игры! – вполне ожидаемо заявила мама.

Ей бывает сложно меня понять, я же с самых ранних лет была фантазёркой, вечно придумывала себе разные занятия, чтобы не скучать. Иногда мне это выходило боком, как в тот раз, когда швабра была лошадью.

У вас вот есть мечта, о которой вы думаете всю свою жизнь?

У меня есть. С самого детства.

Я люблю лошадей, очень сильно, так сильно, что, когда вижу их по телевизору, начинаю плакать от счастья. Маму это пугает, и она никогда не зовёт меня, если их показывают, а бабушка понимает, что самое важное в мире для её внучки, и обязательно ищет меня, даже если я гуляю на улице.

У нас в Дивном лошадей нет. Грузы давно перевозят на машинах, землю пашут тракторами, и, хотя автогараж теперь находится в старой конюшне, от лошадей там не осталось даже запаха. Я иногда прихожу туда, когда грузовики уезжают на работу, и брожу одна, пытаясь угадать, где были стойла лошадей, представляю, как они стояли тут и жевали сено.

Над дверью конюшни висит подкова, старая и кривая, уже несколько раз покрашенная в голубой цвет вместе со стенами, – это единственное, что напоминает в Дивном о лошадях.

Смешно, наверное, так сильно любить то, чего ты никогда не видел наяву.

Но, вообще, я всех животных обожаю – и кошек, и собак, и коров даже – у них глаза красивые, с длинными ресницами, только обычно грустные очень.

А ещё я их спасаю, животных: например, если мокрица в ванну падает, ей не выбраться никак, скользко же, я её на расческу пересаживаю, потому что руками ни за что к ней не прикоснусь, – и потом отпускаю. Она ведь такая же живая, как я, и, хотя я всегда боюсь, что она меня укусит за палец, я всё равно не хочу, чтобы она умирала.

Я даже не знаю, что в лошадях такого особенного, отчего они заставляют думать о них постоянно, но, если меня спросит когда-нибудь добрый волшебник, что мне подарить, я точно знаю, что скажу – лошадь!

Я ещё хотела про мир во всем мире загадать, но потом решила, что лошадь важнее.

Очень надеюсь, что волшебник придёт уже, наконец, потому что я это желание всё время задумываю, а толку пока никакого нет.

Недавно я во дворе объела всю сирень – знаете же, что, если найдешь цветочек с пятью лепестками, его нужно проглотить, и тогда самое сокровенное желание сбудется. Ну вот, я этой весной с куста у дома все пятилепестковые цветочки съела. А они горькие, просто ужасно, меня даже тошнило потом ночью. Но зато я своё желание раз сто загадала!

И счастливые автобусные билетики съедаю.

И на Новый год всегда, когда куранты бьют, одно и то же загадываю.

Только это всё неправда, наверное, потому что мое желание не сбылось ни разу, и лошадей я до сих пор только по телевизору видела. Но я всё равно верю, что если сильно хотеть, то обязательно сбудется. Потому что иначе о чудесах можно навсегда забыть.

Я так скучала по настоящим лошадям, что стала их себе придумывать.

Начала с велосипеда – привязывала к рулю веревочки и каталась, воображая, как еду верхом на коне. Но у нас дороги не везде асфальтированные, переднее колесо в ямах ходило ходуном, и я часто падала.

И ещё велосипед не живой – железный, – с ним даже не поговорить толком.

Потом я хотела, чтобы наш пёс Алтай был лошадью. Он живёт на цепи у дома, и мы с ним дружим, но вот только он не стал меня катать на спине и в будку залез. Я его хотела выманить косточкой, Алтай у меня её отобрал и начал рычать, когда я его за цепь стала тянуть из будки. Ну он меня и укусил. Несильно, но я очень рассердилась. И передумала Алтая лошадью делать.

Тогда я решила, что соседская коза Мариванна смогла бы стать моей лошадью. Она пасётся на лугу сразу на нашим домом, и я её иногда угощаю хлебными корочками.

Мариванна не убежала, когда я верхом села, – но у неё ноги разъехались, и мы обе упали. А потом, сколько я на козу ни садилась, она – вот хитрая! – сразу ложилась. Я в лужу её завела, подумала, что в грязь она точно не ляжет, – а она взяла и снова шлёпнулась. Лужа была глубокая, Мариванна прямо вся туда поместилась, с головой, только пузыри пошли на поверхности. Лежит в луже – и не выходит. Я испугалась и давай её за рога вытягивать, пока она не утонула. Ну а тут сосед дядя Петя прибежал, думаю, в окно нас увидел, и ка-а-а-ак даст мне хворостиной!

– А ну брысь отсюда, жокейша! – рявкнул дядя Петя.

Вынул козу из лужи и пошёл домой отмывать.

И хотя мне понравилось, что он назвал меня жокейшей, но на всякий случай – ну и из-за хворостины тоже – к козе я больше не приставала.

Бабушка, когда я ей всё это рассказывала, меня внимательно выслушала, хотя у неё дрожал подбородок, и, чем больше я рассказывала, тем сильнее он дрожал.

И тут она как начала хохотать, будто смешинку проглотила, и, когда смогла, наконец, говорить, решила что я перед козой должна извиниться. Взяла полбуханки хлеба, нарезала ломтями, я их посыпала крупной солью, и мы пошли просить у козы прощения.

От Мариванны пахло шампунем, и шёрстка после купания у неё стала белой и кудрявой, как причёска у одной известной эстрадной певицы.

Мы скормили ей угощение, я извинилась и сказала, что больше никогда не буду на ней ездить верхом и купать в луже. Мариванна, пока жевала хлеб, часто-часто кивала головой – так она приняла мои извинения.

А потом мы у дяди Пети пошли прощения просить, но только я про это не хочу рассказывать, потому что мне очень стыдно было.

Но коза и прочие приключения случились гораздо раньше, а в тот день, когда я сломала швабру, начались самые удивительные события в моей жизни.

Вечером мама зашла в комнату, чтобы поцеловать меня перед сном и оставить запах крема. Он ещё витал в воздухе, пока я долго крутилась в кровати, пытаясь соорудить из одеяла норку. У меня ничего не получалось, и наружу вылезали то пятки, то попа. Очень важно все части тела спрятать под одеяло, потому что каждый знает – Тот, Кто Живет За Шкафом, схватит тебя именно за место, которое ты не спрятал!

В итоге я улеглась так, что оказалась лицом к окну, а так спать я очень не люблю, потому что боюсь, что увижу там что-то страшное. На улице был сильный ветер и берёза под окном раскачивалась так сильно, что ветки постукивали по стеклу. Мне мерещилось, что кто-то там скребётся и хочет залезть в дом. Я одним глазом смотрела из-под одеяла, как на стене плясали тени, складываясь в причудливые рисунки. Некоторые из них были похожи на скачущих лошадей, у них шевелились ноги, развевались гривы. Мне казалось, что они поворачивают ко мне головы и приветливо кивают.

Но тут глаза стали сами собой закрываться, и только я успела подумать: «Больше всего на свете я бы хотела иметь свою собственную лошадь», – как улетела в страну сновидений.

Утром, когда я проснулась, в комнате, освещённая ярким утренним солнцем, в лучах, которые обрисовывали её контур, стояла красивая белая лошадь. У неё были длинная волнистая грива, свисающая почти до самой земли, и чёлка, которая лихо закрывала один глаз. Лошадь мягко помахивала хвостом и улыбалась.

– Ну ты и дрыхля, – сказала лошадь.

Я села в кровати и протёрла глаза. А потом ещё раз. Лошадь никуда не исчезла – она всё так же стояла в солнечных лучах.

Тогда я решила, что всё ещё сплю. И прилегла, чтобы досмотреть такой красивый сон про белую лошадь…

Но она стащила с меня зубами одеяло и громко возмутилась:

– Нет, вы только посмотрите! Зачем тебе лошадь, если ты не собираешься с ней разговаривать и предпочитаешь спать?

Тут я вскочила с кровати и сильно-пресильно ущипнула себя за руку.

– А что ты делаешь? – с интересом спросила лошадь, подойдя поближе и взглянув на появившееся красное пятно у меня на руке.

– Пытаюсь проснуться, – пропищала я.

– Так ты уже проснулась, – удивилась лошадь.

Я медленно протянула к ней руку и потрогала за нос. Он был мягкий и теплый, немного волосатый и даже усатый – именно такой лошадиный нос, как я себе всегда и представляла. Лошадь доверчиво потёрлась о мою руку мордой.

– Ой, – сказала я.

– Что «ой»? Прости, пожалуйста, ты мне не почешешь – вот тут, справа, – сказала лошадь и подставила мне свою морду.

Я опасливо поскребла пальцами по шерсти.

– Ну кто же так чешет! – возмутилась лошадь. – Не стесняйся – сильнее! Ещё сильнее! О-о-о, вот теперь хорошо!

Её морда расплылась в улыбке, и она потрясла головой, как собака. Её уши захлопали по щекам, а чёлка встала дыбом, и прической лошадь стала похожа на меня. По утрам я имею такой же встрёпанный вид.

И тут я перестала её бояться и засмеялась. Лошадь была забавной, совершенно неопасной и не по-лошадиному болтливой.

Тут за дверью послышались шаги, и в комнату вошла бабушка.

И в ту же секунду лошадь исчезла.

– О, ты уже проснулась! Вот умница! – сказала бабушка. – Давай-ка умывайся, и пойдем на кухню, я блинчики приготовила на завтрак.

Я ещё раз посмотрела на то место, где мгновение назад стояла белая лошадь, и протёрла глаза.

Бабушка увидела моё вытянутое от изумления лицо и забеспокоилась:

– Милая моя, ты что-то странная сегодня, ты хорошо себя чувствуешь? – Она потрогала мой лоб и покачала головой: – Да нет, лоб не горячий. Ох ты и хитрюга, Гашка, по лицу вижу – что-то натворила опять!

Она оглядела комнату, но всё было в порядке – разве что вчерашняя футболка небрежно висела длинной грустной тряпочкой, зацепившись за настольную лампу.

– Ничего не натворила, бабусечка! Сейчас оденусь и сразу приду! Вот прямо сразу-сразу! – затараторила я.

Бабушка недоверчиво покачала головой, хотела что-то сказать, но тут с кухни потянуло горелым.

– Ах ты боже мой, я плиту не выключила! – Бабушка всплеснула руками и убежала.

В ту же секунду лошадь опять появилась в комнате.

– И снова здравствуйте! – весело сказала она. – Завтракай скорее, и пойдем гулять. Застоялась я, ноги нужно размять.

– А почему ты спряталась от бабушки? – поинтересовалась я.

– А потому, моя дорогая Агата… кстати, тебя же Агатой зовут?

– Да, – пролепетала я.

– Ну вот, а я уже решила, что перепутала что-то. Желание ведь ты загадала, а не бабушка. Вот я и явилась к тебе! – И лошадь гордо тряхнула гривой.

– Какое желание?

– Ну с добрым утром! Кто вчера вечером, в Тот Самый День и Тот Самый Час, когда сильный летний ветер доставляет все сокровенные желания до самого неба, сказал: «Как я хотела бы иметь свою собственную лошадь»?

– Ой, – пискнула я, и сердце у меня сначала подпрыгнуло до самой макушки, чуть не выскочив наружу, а потом упало в пятки так, что им сразу стало щекотно.

– Ну здрасте, приехали, – сказала белая лошадь. – Может, я ошиблась и не в тот дом пришла? Ты билетики счастливые автобусные ела, 28 штук? И пятилепестковые цветы сирени – в количестве 86 цветков? На Новый год, 3 раза, лошадь загадывала?

– Загадывала, загадывала! – закричала я.

– Ну вот, значит, всё отлично, – обрадовалась лошадь. – Когда на улицу пойдём? Бегать хочется – сил нет, – сказала она и от нетерпения топнула задней ногой так, что в шкафу на первом этаже зазвенела посуда.

– Ага-а-ата! – донеслось с кухни. – Что ты там делаешь? Быстро завтракать, всё стынет!

– Уже бегу, бабулечка! – закричала я, а лошадь прижала уши и зажмурилась.

– Ух ты, вот это голос! – воскликнула она восхищённо. – Ну завтракай скорее, я тебя подожду. Но быстрее, умоляю: мне так хочется бегать, что даже не знаю, как дотерпеть до твоего возвращения! – И лошадь умоляюще посмотрела не меня.

Я сорвала с лампы повешенную футболку, быстро натянула остальную одежду и уже почти выскочила за дверь, но остановилась и спросила:

– А ты точно будешь здесь, когда я вернусь?

– Разумеется, – шепнула белая лошадь и улыбнулась.

Никогда раньше я не завтракала с такой скоростью. Я съела пять блинов, даже не заметив, что бабушка намазала их вареньем, которое я не люблю, – черничным. Мне ужасно не нравится его вкус, а ещё от него зубы синими становятся. Но бабушка говорит: «Для глаз полезно», – и с ней лучше не спорить.

Но в тот день блины моментально исчезли с моей тарелки, и бабушка недоверчиво покачала головой:

– Агаша, ты сегодня точно какая-то не такая. И завтрак проглотила вон не пикнула, и проснулась ни свет ни заря!

Я отхлебнула молока из кружки, и под носом у меня выросли белые усы. Бабушка промокнула их полотенцем и засмеялась.

– Бабусечка, милая, я просто скорее гулять хочу пойти. Можно? До речки и обратно?

Обычно меня редко отпускали гулять одну, но этот день неслучайно был самым удивительным в моей жизни.

– Можно. Только оденься потеплее, сегодня ветер, – сказала бабушка. – Странная погода… Никогда в это время не бывает такого сильного ветра…

И пока бабушка смотрела в окно на раскачивающиеся ветки берез, с листочками, что чудом держались на тонких побегах; на нежные молодые яблони, ветки которых бросало на ветру то влево, то вправо; на птиц, сражающихся с порывами ветра в небе, а может, и просто кувыркающихся от радости, – я быстро сбежала к себе в комнату.

Лошадь стояла у окна и смотрела на улицу, как и бабушка.

– Отличная погодка! – сказала лошадь. – Самое время прогуляться. Ты верхом ездить умеешь?

– Нет, – огорченно сказала я и быстро добавила: – Я лошадей даже никогда не видела раньше. Только по телевизору.

Лошадь уставилась на меня, а потом возмущённо дунула на чёлку, упавшую ей на глаза, и заявила:

– Безобразие. Сущее безобразие! Как могут дети расти без лошадей?

И лошадь аккуратно легла на пол, подобрав под живот ноги.

– Забирайся на спину, – решительно сказала она. – Сейчас я буду тебя учить ездить верхом, только, чур, не бояться! Хорошо?

Я ответила не сразу, потому что хотела лихо заскочить ей на спину, как это делают ковбои в кино, но у меня так почему-то не получилось. Я повисла на пузе, словно мешок с картошкой. К счастью, лошадь этого будто бы не заметила и терпеливо ждала, пока я, дёргая ногами, как лягушка, наконец не уселась ровно.

– Теперь держись за гриву. Крепче держись и не бойся, ты не сделаешь мне больно, – лошадь повернула ко мне голову.

Я увидела её глаза близко-близко, они были добрыми и удивительно понимающими. Лошадь ободряюще улыбнулась, потом игриво подмигнула, и мои коленки наконец-то перестали дрожать.

Я вцепилась в её прекрасную белую гриву обеими руками, чтобы не свалиться, и лошадь медленно встала.

– Ух ты, – прошептала я. – Как высоко и как здорово! И ты такая тёплая!

Лошадь засмеялась и немножко потопталась на месте, чтобы я привыкла к её движениям. Меня покачивало из стороны в сторону.

– Не страшно? – спросила она.

– Ни капельки!

– Тогда поскакали! Пригнись! – С этими словами лошадь толкнула мордой раму окна, оно распахнулось, звонко хлопнув створками, и лошадь могучим прыжком выскочила наружу.

Я взвизгнула от неожиданности, прижалась к её шее и ещё сильнее вцепилась в гриву. Лошадь приземлилась на землю мягко-мягко, как кошка, и сразу же одним махом перелетела через забор около нашего дома. Мне казалось, что полёт длится целую вечность, но это было не страшно, а удивительно здорово!

Лошадь притормозила и снова оглянулась на меня:

– Всё в порядке?

Я даже засмеялась от счастья – в порядке ли я? И закричала что есть сил:

– Да-а-а-а-а!!!

Она тоже засмеялась, звонко заржала, и мы поскакали!

Эх, жаль, что никто нас не видел!

Сначала мы скакали по дороге. Мы летели стрелой, я никогда ещё не ездила так быстро – даже на велосипеде, даже на машине! Из-под копыт моей удивительной лошади во все стороны летел песок. А когда мы свернули с дороги и мчались по полю, вокруг нас вихрем взлетали цветы и бабочки. Бутоны цветков застревали в гриве лошади и делали её ещё прекраснее. Иногда лошадь высоко подпрыгивала и брыкалась, как жеребёнок: так ей было весело! Я хохотала над её выкрутасами, и мне было совершенно не страшно, хотя в один момент я не удержалась и от смеха начала сползать набок. Тогда лошадь на секунду замедлила бег и ловко подтолкнула меня плечом, чтобы я снова села ровно. Мы подскакали к реке, и лошадь крикнула:

– Держись!!!

Мы взлетели в воздух. Испуганные утки с возмущенным кряканьем громко захлопали крыльями, внизу промелькнули берег, мостки, неширокое полотно нашей речушки, и вновь показался берег. Там мы приземлились, и лошадь сказала:

– Что-то я запыхалась.

По правде говоря, я тоже немного устала, поэтому слезла с лошади:

– Тебе не тяжело меня катать?

– Ты весишь как пёрышко! – засмеялась лошадь. – Таких, как ты, я могу даже двоих сразу на спину посадить – и не очень-то замечу!

Я обняла её за шею:

– Спасибо тебе большое. Я ещё никогда не была так счастлива.

Лошадь серьёзно посмотрела на меня:

– И тебе спасибо. Очень приятно быть нужной и приносить радость.

Мы стали отдыхать. Лошадь ела траву, а я искала сочные цветочки клевера, делала из них букеты и угощала её. Когда же она находила кислую заячью капустку или невысокие кустики душистой земляники, она звала меня – и так мы делились друг с другом разными вкусностями, пока не наелись до отвала.

Потом мы просто лежали в траве и смотрели в небо, где кувыркались облака.

Ветер рвал их на кусочки и складывал в причудливые фигуры зверей и птиц. Было так здорово лежать вот так в траве, прижавшись к тёплому боку лошади, и чувствовать себя счастливой. Я слышала ровный стук её сердца и, положив руку себе на грудь, вдруг поняла, что наши сердца бьются одинаково.

– А как тебя зовут? – вдруг опомнилась я. Мне даже стало стыдно, ведь мы уже столько времени дружим (почти целый день!), а я всё ещё не знаю имени моей лошади!

– Так, как ты меня назовешь, конечно, – удивилась лошадь. – Ведь я – твоё сокровенное желание. Можешь дать мне имя прямо сейчас.

Я задумалась. Это должно было быть самое замечательное имя.

– Можно я назову тебя Мечта?

Лошадь смущённо улыбнулась и попробовала сказать вслух: «Мечта-а-а-а-а!» Звучало неплохо!

– Как здорово, – сказала она, – когда у тебя есть имя.

Уже вечерело, когда мы вернулись к дому. Я слезла с лошади и сразу задала вопрос, который меня мучил:

– А ты придёшь ко мне завтра?

– Конечно, – ответила лошадь Мечта. – Я буду приходить всегда, когда ты меня позовёшь.

– А как мне это сделать?

– Просто подумай обо мне, я услышу твои мысли и примчусь так быстро, как только смогу. Можешь даже покричать в окно, если захочется, – она засмеялась, – у тебя настолько звонкий голос, что я его точно услышу.

– Где же ты будешь ночевать?

– На небе. Я живу там, где родилась.

– Как это? – удивилась я. – Ты родилась на небе?

– Все мечты рождаются на небесах, – сказала лошадь, немного подумав. – Вернее, сначала они рождаются у тебя в сердце. Потом, когда желание становится таким сильным и могучим, что от него даже поднимается ветер, – на небе появляется новая звезда. Это означает, что чья-то мечта сбылась. Вот на такой звезде я живу.

– И ты всегда будешь со мной?

– Всегда, пока ты этого хочешь, – сказала Мечта, и отчего-то в её голосе прозвучала печаль. – До тех пор, пока я буду нужна. Но, как только ты забудешь обо мне, это будет означать, что у тебя появилась новая мечта. И тогда я уйду.

У меня почему-то защемило сердце, потом предательски защипало в носу, и я обняла лошадь за шею, чтобы она не видела, как у меня появились слезинки.

– Ты будешь нужна мне всегда-всегда! Я мечтала о тебе, и я так рада, что теперь ты у меня есть…

Прошел месяц. Лето всегда летит незаметно, но это – побило все рекорды по стремительности.

Мечта приходила ко мне каждый день! Когда я просыпалась, она уже стояла в комнате и терпеливо ждала, пока я открою глаза. Если же ей не хватало терпения ждать, она стаскивала с меня зубами одеяло, называла «дрыхлей» и щекотала носом пятки.

А потом мы с ней отправлялись на поиски самых интересных приключений и каждый раз придумывали что-то новое. Скучать было некогда!

Однажды я была индейцем, который скачет на верном мустанге по прерии в поисках стада бизонов (бизонами мы сделали совхозных коров). В волосах у меня торчали вороньи перья, на Мечте я нарисовала круги и гуашью оставила отпечатки ладоней на белой шерсти, а гриву выкрасила в огненно-красный цвет – ведь именно так выглядят индейские мустанги!

Потом я была ковбоем, который укрощает дикого скакуна. Я запрыгивала на Мечту, а она начинала бешено крутиться и скакать на месте. Если я соскальзывала, она тут же останавливалась и ждала, пока я усядусь, а потом со ржанием и топотом снова начинала дикие прыжки!

Затем мне довелось побывать сказочной принцессой, которая должна была сбежать из замка дракона. На помощь к ней неслась верная белая лошадь – она подпрыгивала к окну моей комнаты на втором этаже.

И принцесса, уцепившись за гриву прекрасной лошади Мечты, уносилась вдаль, назло страшному дракону.

А еще однажды мы придумали сделать из Мечты единорога, и я скотчем прикрутила ей рог из новогодней мишуры!

После мы начали играть в цирк, и я была наездницей и дрессировщицей, а Мечта – лошадью, которая умеет петь песни и считать до ста. А ещё она ходила на задних ногах, я кричала: «Оп-па!» – и кланялась зрителям: чаще всего ими становились коровы в поле, которые глазели на наши трюки.

Когда же приключения нам надоедали, мы просто валялись в траве и разговаривали.

Я жаловалась Мечте, что мне бывает одиноко, когда я скучаю по маме.

А лошадь рассказывала истории о жизни на звезде, что оттуда ей видно весь мир как на ладошке. Только когда на небе облака, ей ничего сквозь них не видно, и ночью ничего не разглядеть – темно.

Мечта считала, что люди слишком много заботятся о совершенно неважных вещах, и старалась научить меня тому, как быть счастливой.

Она говорила, что у нас самая красивая страна в мире, но в ней часто бывает пасмурно потому, что мы редко улыбаемся. Ведь, когда человек улыбается, от его улыбки становится светлее вокруг. Это означает, надо чаще улыбаться, и тогда солнечных дней в году будет больше и мир станет ярче!

Нужно уметь радоваться самым простым вещам – лучику солнца, пению птиц, мурлыканью кошки и шелесту дождя.

– Вот смотри, летит бабочка, – и Мечта, кивая головой, показывала мне ярко-жёлтую капустницу, которая, вычерчивая узоры в воздухе, перелетала от цветка к цветку. – Улыбнись ей просто потому, что ты увидела красоту. И сразу станешь немножко счастливее.

– Ну да, – спорила я, – а если погода плохая, дождь и грязно на улице, чему тут улыбаться?

– Агата, если у тебя такое настроение от того, что за окном идёт дождь, это означает, что ты просто не умеешь слушать его песни! – говорила Мечта. – Прислушайся к шелесту капель, и они расскажут о том, что им миллионы лет. Они только и делают, что умирают и рождаются вновь. Капли – это и туман, и дождь, и лёд под ногами или пар в морозный день… Удивительно, правда? И ведь их жизнь не назвать лёгкой, но несмотря на это они умеют приносить счастье. Подставь ладонь дождю, и капли пощекочут тебе руку – это тоже повод улыбнуться! А когда ты засыпаешь в дождь, они поют тебе колыбельную песню – ты ведь замечала, какие хорошие сны приходят в это время?

Мечта учила меня видеть красоту и радость во всём, терпеливо объясняя мне самые простые вещи. Мой мир постепенно стал очень ярким, и мне казалось, что это она раскрасила его.

Неожиданно я поняла, что стала счастливее не только потому, что моя мечта сбылась.

Бабушка не могла на меня нарадоваться, потому что каждое утро я просыпалась рано-рано, чтобы не пропустить ни одной минутки приключений, быстро съедала свой завтрак и даже не капризничала, когда она готовила липкую овсяную кашу, которую я не люблю.

Каша проглатывалась молниеносно – мне было некогда капризничать: меня ждала Мечта.

Вечером же я приходила домой такая уставшая, что рыжие косички уже не торчали во все стороны, а утомлённо висели вдоль спины. На радость бабушке, у меня был отличный аппетит – ещё бы, целыми днями я участвовала в таких похождениях, о которых раньше даже подумать не могла! С утра до самой ночи замечательное настроение не покидало меня, и каждый день приносил новые знания.

Бабушка была счастлива от того, что я без конца смеюсь и шучу, и сама стала улыбаться гораздо чаще.

Так я узнала ещё один секрет того, как устроен мир, – счастьем можно поделиться! Нужно щедро раздавать улыбки и радость, и люди рядом с тобой начнут становиться лучше – ведь счастливый человек не может быть плохим.

Я точно знала, кому не помешает стать более счастливой. Мама в последнее время приходила с работы такая уставшая, что совсем перестала улыбаться, и даже её разноцветные жизнерадостные шарфики поблекли. Она говорила, что на работе проблемы, не найти художников, а покупатели требуют новые модные ткани. А где же их взять без хороших рисунков?

Однажды вечером я подошла к окну и, задрав голову к небу, сказала:

– Дорогая моя Мечта! Завтра я хочу кое-что сделать для мамы. Пожалуйста, не обижайся на меня, но я должна остаться дома.

Звёздочка, на которой жила лошадь, понимающе мигнула мне в ответ, и я помахала ей рукой.

На следующий день я достала краски и карандаши и начала рисовать. И хотя я испортила много листов бумаги, но всё же смогла сделать для мамы красивые картинки.

Руки у меня были по самый локоть в разноцветных пятнах краски, волосы всклокочены, а весь пол комнаты усыпан бумагой.

Бабушка смотрела на то, как я рисую, качала головой, улыбалась и старалась мне не мешать.

Когда мама вечером пришла домой уставшая, с тёмными кругами под глазами, я помогла ей раздеться, принесла тапочки и только потом протянула стопку бумаги:

– Вот, мамочка, это тебе!

– Что это такое, Гаша? – удивилась мама и стала разглядывать рисунки.

– Это для твоей работы. Я подумала, что тебе, наверное, очень трудно бывает всё время придумывать что нарисовать на тканях, и решила помочь.

Мама молча перебирала листы бумаги и ничего не говорила. Я очень расстроилась, потому что мне показалось, что ей не нравится моя работа, но, когда она подняла голову, я увидела, как она улыбается, а в её глазах стоят слёзы. И я сразу поняла, что это хорошие слёзы. Мама была счастлива. «Вот это да, – подумала я, – оказывается, можно плакать от счастья!»

– Агашенька, как красиво ты нарисовала! И цветы, и бабочки! И эта белая лошадь – она же есть на каждом рисунке!

Страницы: 12 »»

Читать бесплатно другие книги:

Проклятый остров считается самым опасным местом в океане, поэтому морской бог допускает туда лишь из...
В книге рассказывается об интересных особенностях монументального декора на фасадах жилых и обществе...
Я десять лет был наркоманом, но вот уже идёт семнадцатый год, как я не употребляю наркотики. Побывал...
Герой повести, молодой миллионер, попадает в плен к черным золотоискателям. Скоро он начинает подозр...
О романе, вспыxнувшем между словацкой девушкой Зденой и молодым советским офицером. Они ещё наивны и...
«Приоткрытое окно» — это книга-наблюдение за современниками поэтессы и певицы Ирины Тумановой, уже н...