Свидание со смертью Кристи Агата
— Нет-нет, я совершенно здорова! — Бедняжка дрожала, как в лихорадке.
И тут мягкий спокойный голос произнес:
— Я провожу тебя, Джинни.
Молодая женщина с задумчивыми серыми глазами и гладкой прической поднялась со своего стула.
— Нет, — отрезала старуха. — Никаких провожатых.
— Но я хочу с Надин! — крикнула девочка.
— Конечно, конечно. — Молодая женщина шагнула в сторону Джинни.
— Не нужно, она сама! Верно, Джинни? — опять вмешалась старуха.
Последовала неловкая пауза, впрочем недолгая — и Джиневра вмиг потускневшим голосом покорно произнесла:
— Да, конечно. Я пойду одна. Спасибо тебе, Надин. — Она направилась к дверям. Несмотря на некоторую угловатость, Джиневра двигалась очень грациозно.
Доктор опустил газету и теперь уже в открытую разглядывал старую миссис Бойнтон. Она смотрела дочери вслед, и на ее жирной физиономии кривилась странная усмешка, похожая скорее на гримасу. Словно карикатурное отражение прелестной неземной улыбки, которая поразила доктора на личике девушки… Старуха перевела взгляд на Надин, снова опустившуюся на стул. Однако та встретила этот тяжелый взгляд с невозмутимым спокойствием, хотя старуха так и сверлила ее глазами.
«Какой бессмысленный деспотизм!» — возмутился Жерар. И тут старуха уставилась прямо на него. У доктора даже перехватило дыхание. Маленькие, ничем не примечательные глазки, но они сверкали такой злобой и столько в них было странной силы! Доктор Жерар сразу понял, что перед ним не просто вздорная немощная старушонка, которая изводит своих близких мелкими капризами. Нет, эта женщина обладает удивительной силой. Ее свирепый взгляд напоминал взгляд кобры… Миссис Бойнтон была стара и, видимо, измучена хворями, но совсем не беспомощна. Она знала цену власти и всю жизнь только и делала, что тешила свое властолюбие, по-видимому ни разу не усомнившись в собственном могуществе. Доктору Жерару вспомнился один цирковой номер: укротительница тигров демонстрировала публике очень эффектные, но крайне опасные трюки. Огромные великолепные звери смиренно ей подчинялись, выполняя унизительные для столь царственных созданий приказания. Однако их горящие глаза и тихое рычание выдавали ненависть — самозабвенную, жгучую ненависть… Укротительница была смуглой надменной красавицей, но взгляд ее — в точности такой же, как у этой старухи.
— Une dompteuse[15], — пробормотал доктор Жерар. Так вот какие страсти кипели под вполне безобидной болтовней… Ненависть — черный водоворот ненависти. «Какое у вас богатое воображение! Вот что сказал бы мне любой здравомыслящий человек, — вдруг одернул себя доктор. — Самая обыкновенная американская семья, дружно изучают палестинские достопримечательности, а я напустил тут всякой чертовщины!»
Он переключился на молодую женщину по имени Надин. На ее левой руке поблескивало обручальное кольцо. Доктор заметил, как она украдкой посмотрела на Леннокса, и догадался, что они муж и жена. Впрочем, взгляд, который она бросила на своего апатичного супруга, был скорее материнский — столько в нем мелькнуло нежной заботы и тревоги. И еще одно стало ему ясно: в этой семье только Надин не боится старую ведьму. Она конечно же не любит старуху, но злые чары этой мучительницы на нее не действовали. Да, Надин была несчастна и страшно переживала за мужа, но она — свободна.
— М-да, любопытная картина, — заключил доктор Жерар.
Глава 5
И вдруг в эти его мрачные мысли вторглось нечто вполне обыденное, произведя почти комический эффект.
В дверях показался еще один человек; увидев Бойнтонов, он спешно направился к ним. Симпатичный мужчина лет тридцати с небольшим, что называется, типичный американец. Тщательно одетый, с продолговатым, чисто выбритым лицом.
— А я искал вас, — сказал он приятным, но слегка тягучим голосом. Он методично, стараясь никого не пропустить, пожал руки всем Бойнтонам. — Ну, как вы себя чувствуете, миссис Бойнтон? Путешествие не очень вас утомило?
— Нет, ничего, спасибо, — почти милостиво пробурчала старуха. — Вы ведь знаете, вполне здоровой я себя никогда не чувствую.
— Да, конечно. Это очень печально.
— Однако я чувствую себя не хуже, чем всегда, — проговорила миссис Бойнтон с какой-то злорадной улыбкой и добавила:
— Надин так обо мне заботится. Я верно говорю, Надин?
— Стараюсь, как могу, — бесстрастно отозвалась ее невестка.
— И, держу пари, у вас это отлично получается. О, в этом я не сомневаюсь! — с жаром воскликнул знакомый Бойнтонов. — Леннокс, как тебе город царя Давида[16]?
— Не знаю, право, — вяло отозвался Леннокс.
— Ты, наверно, разочарован? Признаться, поначалу я тоже был не в восторге. Но вы, вероятно, пока мало что видели…
— Много увидеть нам не удается из-за здоровья мамы, — вмешалась Кэрол.
— Двухчасовая прогулка — это мой предел, — подтвердила старая дама.
— Я восхищен! — воскликнул вновь прибывший. — Вы на редкость волевой человек, миссис Бойнтон, — во всех отношениях.
Та лишь рассмеялась скрипучим смехом, в котором слышалось явное ехидство.
— Телесным недугам меня не одолеть. Главное — это ум! Ум!
Жерар заметил, что Рэймонда буквально передернуло.
— Вы уже побывали у Стены Плача, мистер Коуп? — с нервной поспешностью спросил он.
— Ну конечно, первым делом. Еще пару деньков, и я объезжу и обойду весь Иерусалим, а потом возьму путеводитель в местном отделении «Бюро Кука»[17] и отправлюсь в паломничество — Вифлеем, Назарет, Тивериада, Галилейское море[18], в общем, по всей Святой Земле[19]. По-моему, это безумно интересно. Потом Джараш[20]. Там, говорят, какие-то поразительные руины… Римские, представляете? Кроме того, я страшно хочу взглянуть на Петру — город цвета алых роз… это ведь настоящее чудо, да и ехать туда несложно; однако на это путешествие уйдет почти неделя — если учесть дорогу туда и обратно и если осматривать все как следует, без спешки.
— Как мне хочется там побывать! — вздохнула Кэрол. — Такое чудное название.
— Я полагаю, уж где-где, а в Петре надо непременно побывать. — Мистер Коуп с сомнением покосился на старую миссис Бойнтон и продолжал — уже совсем неуверенно:
— А может, кто-нибудь из вас составит мне компанию? Я понимаю, что вам, миссис Бойнтон, такая поездка не по силам и, конечно, кто-то останется с вами, то есть почти все… Но если бы нам, так сказать, на время разделиться… — Он выжидательно умолк.
Послышалось тихое позвякивание спиц миссис Бойнтон. Наконец она соизволила заговорить:
— Не думаю, что кто-то на это согласится. Мы ведь очень друг к другу привязаны. — Она подняла взгляд. — Ну, дети, что скажете? — В ее голосе появился металлический призвук, и тут же посыпались ответы:
— Нет-нет, мама, ни за что.
— О нет.
— Ни в коем случае. Конечно, мы не поедем!
Миссис Бойнтон, ядовито улыбаясь, подытожила:
— Вы видите — они не хотят меня покидать. Ну а ты, Надин? Ты вроде бы еще ничего не сказала.
— Спасибо, мама. Если Ленноксу не хочется ехать, я тоже останусь.
Миссис Бойнтон медленно повернулась к сыну.
— Что же ты надумал? Может, съездите с Надин в Петру? Она, по-моему, не прочь.
Леннокс вздрогнул и поднял растерянный взгляд.
— Я… Да, в общем, нет… Я думаю, нам лучше не расставаться.
— У вас исключительно дружная семья! — восхитился мистер Коуп, однако голос его был несколько натянутым.
— Мы как-то обходимся без посторонних, — сказала миссис Бойнтон, принимаясь сматывать клубок. — Кстати, Рэймонд, кто эта молодая особа, которая с тобой заговорила?
Рэймонд вздрогнул. Его лицо вспыхнуло и тут же стало белым как мел.
— Я… не знаю, как ее зовут. Вчера вечером она… мы ехали сюда в одном вагоне.
Старуха попыталась выбраться из кресла.
— Не думаю, что мы будем часто с ней видеться.
Надин помогла свекрови подняться, проделав это с профессиональной ловкостью.
— Пора на покой, — объявила миссис Бойнтон. — Доброй ночи, мистер Коуп.
— Доброй ночи, миссис Бойнтон. Доброй ночи, миссис Леннокс.
Бойнтоны двинулись всей гурьбой к дверям. Никому из молодых и в голову не пришло задержаться.
Потрясенный мистер Коуп смотрел им вслед с каким-то странным выражением лица.
Доктор знал по опыту, что американцы в большинстве своем люди открытые. Они не страдают скованностью и мнительностью путешествующих сынов Британии. Мосье Жерару, человеку весьма искушенному в психологии, ничего не стоило познакомиться с мистером Коупом. Американец в одиночестве скучал, его тянуло к людям. Доктор Жерар снова извлек из кармана визитную карточку. Реакция мистера Джефферсона Коупа была соответствующей.
— О, доктор Жерар! Вы ведь недавно были и у нас, в Штатах?
— Прошлой осенью. Прочел курс лекций в Гарварде[21].
— Да, да. Вы, можно сказать, светило психиатрии. И безусловно, намного обошли своих парижских коллег…
— Ну это уж вы чересчур… Я протестую.
— Я говорю совершенно искренне. Знакомство с вами — большая честь для меня. Кстати, в Иерусалиме сейчас находятся сразу несколько знаменитостей. Вы, лорд Уэлдон, сэр Габриэль Штейнбаум, финансист. Далее — сэр Мэндерс Стоун, прославленный английский археолог, леди Уэстхолм, весьма заметная фигура в политической жизни Англии. И наконец, этот знаменитый бельгийский сыщик — Эркюль Пуаро.
— Пуаро? Что вы говорите?!
— В местной газете пишут, он прибыл вчера. Похоже, в отеле «Соломон» собрался весь цвет общества. Отель, надо сказать, превосходный, обустроен с большим вкусом.
Мистер Коуп был наверху блаженства. Доктор Жерар, стоило ему захотеть, умел очаровать любого собеседника. Очень скоро новоиспеченные друзья переместились в бар.
После двух стаканов виски с содовой доктор как бы между прочим спросил:
— Скажите, мистер Коуп, а эти ваши знакомые, с которыми вы только что говорили, — надо полагать, типичная американская семья?
Джефферсон Коуп отхлебнул виски и, подумав, ответил:
— Да нет, скорее не совсем типичная…
— Разве? А мне показалось, что они очень друг к другу привязаны.
Чуть помедлив, мистер Коуп спросил:
— Вы, вероятно, заметили, что все они ни на шаг не отходят от старой дамы? Ну да, так оно и есть. Поразительная женщина.
— Что вы говорите!
Этой безобидной реплики оказалось достаточно: мистер Коуп с жаром добавил:
— Буду с вами откровенным, доктор. Эта семья в последнее время очень меня интересует, и я много чего о них передумал. Мне так хотелось бы с вами поделиться, облегчить душу. Но боюсь, вам это будет скучно.
— О нет! Совсем напротив, — заверил его доктор. От смущения мистер Джефферсон Коуп слегка насупился, но послушно продолжил:
— Скажу сразу: я несколько обеспокоен. Видите ли, миссис Бойнтон — моя давняя знакомая. То есть я, конечно, имею в виду не мать семейства, а миссис Леннокс Бойнтон.
— О, насколько я понял, речь идет об очаровательной брюнетке.
— Именно. Это Надин. Она вообще замечательная, чудный характер. Мы познакомились еще до ее замужества. Она работала в больнице и одновременно училась — вскоре должна была получить диплом медсестры. Как-то раз Бойнтоны пригласили ее провести у них отпуск… Ну вот, а она потом взяла и вышла замуж за Леннокса.
— Ах вот оно что!..
Мистер Джефферсон Коуп отхлебнул виски и продолжил:
— Но прежде мне хотелось бы рассказать вам историю этой семьи, вкратце, конечно.
— Я весь внимание.
— Что ж, раз вы не против, начну. Покойный Элмер Бойнтон, личность в своем кругу весьма известная, был очень сердечным и обаятельным человеком. Дважды был женат. Его первая жена скончалась, когда Кэрол и Рэймонд были совсем крошками. Вторая миссис Бойнтон, в ту пору, когда Элмер сделал ей предложение, была красивой женщиной, хотя и не очень молодой. Сейчас, конечно, в это поверить трудно, но, говорят, она была действительно хороша. Во всяком случае, муж очень ею дорожил и во всем с ней соглашался. В последние свои годы Элмер Бойнтон сильно болел, и все дела перешли в ее руки. Женщина она очень способная и отлично разбирается в бизнесе. И к тому же — долг для нее превыше всего. После смерти Элмера она целиком посвятила себя детям. Родная дочь у нее только одна, Джиневра. Помните прехорошенькую рыженькую девушку? Правда, слишком уж хрупкая… А миссис Бойнтон занята теперь исключительно своим семейством. Так сказать, удалилась от мира. Не знаю, как вам, но мне подобный образ жизни не кажется разумным.
— Согласен с вами. Такая изолированность от общества очень вредит молодым, мешает им гармонично развиваться и порождает всяческие комплексы.
— Именно! Вы очень точно выразились. Миссис Бойнтон отгородила своих детей от всего света и не позволяет им ни с кем знакомиться. И вот результат — все четверо… м-м… очень уж нервные. Какие-то дерганые, я бы сказал. Ни у одного из них нет друзей. По-моему, это скверно.
— Это очень скверно.
— Миссис Бойнтон, безусловно, держит их при себе из благих намерений. Вероятно, это следствие ее непомерной привязанности.
— Они так и живут все вместе? — осведомился доктор.
— Разумеется!
— А сыновья работают?
— Ну что вы! Элмер Бойнтон был человеком состоятельным. Все деньги он оставил миссис Бойнтон. Конечно, само собой разумелось, что они пойдут на содержание всей семьи.
— Значит, дети находятся в полной финансовой зависимости от матери?
— Именно! И она всячески поощряет их стремление жить вместе с ней, на ее иждивении. Не знаю, может, она и права, денег у них и в самом деле предостаточно и работа им не нужна, но мне кажется, мужчине в любом случае надо чем-то заниматься, труд, знаете ли, поддерживает тонус. Да, и еще одна странность: никто из Бойнтонов ничем не увлекается. В гольф они не играют. Не состоят ни в каких клубах. На танцы и на вечеринки не ходят — то есть никаких контактов со сверстниками. Живут, словно в казарме, в своем громадном загородном особняке, и ни души вокруг на много-много миль. Нет, право же, доктор Жерар, по мне, так никуда не годится.
— Совершенно с вами согласен.
— И ни малейшей тяги к общению. Никакого желания как-то проявить себя в обществе! Я не спорю, они замечательно дружная семья, просто образцовая, только уж слишком сосредоточены на самих себе.
— И никто из них ни разу не выразил желания жить самостоятельно?
— Во всяком случае при мне — ни разу. Сидят под крылом у мамаши, и ничем их оттуда не выманить.
— А кто, по-вашему, в этом виноват? Миссис Бойнтон или сами молодые люди?
Джефферсон Коуп немного смутился, но ответил:
— В какой-то мере, пожалуй, и она. В том смысле, что не правильно их воспитала. Тем не менее, когда молодой человек становится взрослым, он должен сам решать, как ему жить. Ведь нельзя же всю жизнь просидеть у мамочкиной юбки. Мужчина должен отстаивать свою независимость.
— На это способен далеко не каждый, — задумчиво проговорил Жерар.
— Не каждый?!
— Дерево может вырасти сильным только в нормальных условиях.
Коуп опешил.
— Господь с вами, доктор, да у них у всех просто цветущий вид.
— Мистер Коуп, искалечить можно не только тело, но и разум.
— Так ведь они совершенно нормальные и очень способные ребята.
Жерар только вздохнул. А Коуп продолжал твердить свое:
— И все-таки человек — сам кузнец своего счастья. Если мужчина себя уважает, он должен быть хозяином своей судьбы. Нельзя дни напролет валять дурака. Какая женщина станет тогда его уважать!
— Вы, по-моему, имеете в виду мистера Леннокса Бойнтона? — полюбопытствовал доктор.
— Да, я говорю о Ленноксе. Рэймонд ведь еще совсем мальчишка. А Ленноксу уже тридцать лет. Пора бы проявить характер.
— Его жене, наверное, приходится нелегко?
— Еще бы! Надин чудесная женщина. Я не могу ею не восхищаться. Ведь какое нужно терпение… и никогда ни слова жалобы. Но она несчастна, доктор Жерар Она очень, очень несчастна.
— Охотно верю, — кивнул Жерар.
— Не знаю, как вы, доктор, но я лично считаю, что всему есть границы! На месте Надин я не стал бы отмалчиваться, я поставил бы вопрос ребром: или пусть Леннокс докажет, что он чего-то стоит, или…
— Вы полагаете, она должна его покинуть?
— У нее должна быть своя жизнь, доктор Жерар. Если Леннокс не ценит ее — как она того заслуживает, — найдутся другие мужчины, которые сумеют оценить…
— Например — вы?
Американец густо покраснел, но, гордо подняв голову, смело посмотрел Жерару прямо в глаза.
— Да, я, — простодушно ответил он. — И нисколько не стыжусь своих чувств к этой леди. Я уважаю ее и в то же время всем сердцем к ней привязан. Для меня главное — ее счастье. Если бы она была счастлива с Ленноксом, я бы не стал вмешиваться в ее судьбу.
— Ну а сейчас?
— А сейчас я буду рядом. Если ей понадобится моя помощь, пусть только позовет.
— Вы просто рыцарь, parfait gentil.[22]
— Простите?
— В наше время рыцарство можно встретить только у вас, американцев. Дорогой вы мой! Вы ведь готовы бескорыстно служить вашей даме, без надежды на взаимность! Восхитительно! И как же вы собираетесь ей помочь?
— Пока не знаю. Но буду наготове — вдруг действительно понадоблюсь.
— Позвольте вас спросить. Как относится к вам ее свекровь?
Джефферсон Коуп ответил не сразу.
— Трудно сказать. Я уже говорил вам: старая леди не терпит новых знакомств. Но ко мне она почему-то благоволит, держится чуть ли не по-родственному.
— Иными словами, она не возражает против вашей дружбы с миссис Леннокс?
— Вроде бы так.
Доктор бросил на него быстрый взгляд и слегка пожал плечами.
— Несколько странно… Верно?
— Позвольте вас заверить, доктор Жерар, в этой дружбе нет ничего предосудительного, — твердо сказал мистер Коуп.
— Я совершенно в этом уверен, сэр. И тем не менее мне действительно непонятно, почему миссис Бойнтон поощряет ваши приятельские отношения с женой ее сына. Видите ли, мистер Коуп, эта леди очень меня заинтересовала… Очень!
— Она и в самом деле необыкновенная женщина. Такая сила характера… Незаурядная личность! Недаром Элмер Бойнтон всегда доверял ее мнению.
— Настолько доверял, что вверг собственных детей в полную финансовую зависимость от мачехи. В моей стране, мистер Коуп, подобная ситуация исключается законом.
— Мы, американцы, — сказал Коуп, вставая, — свято верим в абсолютную свободу.
Доктор тоже поднялся. Пафос собеседника не произвел на него ни малейшего впечатления. Эти слова он слышал уже не раз — от людей самых разных национальностей. Почему-то многие убеждены, что именно в их стране процветает свобода. Абсурд! Ни одна страна, ни одна нация, ни один индивид не могут быть совершенно свободны. Другое дело, что существуют разные степени зависимости.
Попрощавшись с Коупом, вконец заинтригованный доктор отправился к себе.
Глава 6
Сара Кинг стояла на земле, принадлежащей Храму. Храм назывался Харам-еш-Шериф[23]. За спиной у нее высилась мечеть Купол скалы. Журчала вода в фонтанах. И всюду группы туристов, нарушающие дремотный восточный покой.
«Как странно, — думала она, — что когда-то тут, среди скал, был обыкновенный ток для молотьбы, и Давиду пришлось выкупить его за шесть сотен золотых шекелей[24] у иевусеев[25], дабы возвести тут святой храм. А сейчас, заглушая друг друга, здесь звучат голоса сотен экскурсантов, съехавшихся со всего света».
Обернувшись, она взглянула на мечеть, ныне скрывающую древний алтарь храма Соломона. Интересно, был ли библейский храм хоть вполовину так красив? Раздался шум шагов — из мечети выходила очередная группа туристов. Это оказались Бойнтоны в сопровождении словоохотливого драгомана[26]. Миссис Бойнтон шла впереди, Леннокс и Рэймонд заботливо поддерживали ее под руки. За ними следовали мистер Коуп и Надин. И замыкала шествие Кэрол. Они были уже довольно далеко от мечети, когда девушка заметила Сару. Кэрол на миг остановилась в раздумье, потом, внезапно решившись, помчалась по двору к ней.
— Простите, — прошептала она, запыхавшись от бега, — я должна… Я… я должна с вами поговорить.
— Я вас слушаю, — сказала Сара Кэрол вся дрожала, лицо ее было ужасно бледным.
— Я хочу сказать о… моем брате. Он, наверное, показался вам вчера страшно грубым. Но он не виноват… Он просто в этот момент не мог вести себя иначе. Поверьте, я вас умоляю!
Сара чувствовала себя очень неловко. В конце концов, это просто неприлично и оскорбительно! Чего ради эта незнакомая девушка примчалась к ней с какими-то нелепыми извинениями? Выгораживает своего дурно воспитанного братца?
С губ Сары чуть не сорвалась резкость, но вдруг весь ее гнев куда-то улетучился. Странная ситуация, и вообще — все странно. А девушка, похоже, вполне искренне переживает. Сара всегда воспринимала чужое горе как свое (оттого, наверное, и стала врачом).
— Расскажите мне, в чем дело? — дружелюбно сказала она.
— Мой брат разговаривал с вами в поезде, верно?
Сара кивнула:
— Да… Точнее, это я с ним разговаривала.
— Конечно, вы. Я так и думала… Видите ли, вчера Рэй боялся… — Она осеклась.
— Боялся? Чего?
Бледное личико Кэрол залилось краской.
— О, Боже мой, я понимаю, как нелепо все это звучит. Видите ли, наша мать… она… не совсем здорова… И она не любит, когда мы с кем-то знакомимся. Но я знаю: Рэй был бы счастлив стать вашим другом.
Сара была заинтригована. Но прежде чем она успела что-то спросить, Кэрол заговорила снова:
— Я… я понимаю, все это… очень глупо, но ведь мы… наша семья — довольно странная… — Она торопливо оглянулась, в глазах ее был страх. — Мне… мне надо идти, — пробормотала она смущенно. — Меня, наверное, уже ищут.
Сара быстро приняла решение.
— Но почему бы вам тут не задержаться? — спросила она. — Мы их потом вместе нагоним.
— Ой, нет-нет. — Кэрол даже отшатнулась. — Я… Нет, этого никак нельзя.
— Но почему? — спросила Сара.
— Поверьте мне. Мама будет… будет…
— Я знаю, иногда родители не желают понять, что их дети стали взрослыми, — авторитетно сказала Сара. — И продолжают командовать ими, как будто те еще совсем маленькие. Но поймите, нельзя идти у них на поводу. За свою свободу надо бороться.
— Вы не понимаете… — пробормотала Кэрол. — Вы совсем не понимаете… — И судорожно сжала руки. Но Сара будто ее не слышала:
— Иногда приходится, конечно, уступать, чтобы избежать скандала. Скандалы — это неприятно, что и говорить, но поверьте, свобода стоит того, чтоб за нее бороться.
— Свобода? — Кэрол вскинула на нее изумленный взгляд. — Никто из нас — ни я, ни братья, ни сестра — никогда не были свободны. И не будем.
— Глупости! — решительно отрезала Сара.
— Послушайте, — Кэрол коснулась ее плеча рукой, — я все же попытаюсь объяснить вам! До замужества моя мать — то есть на самом деле она мне мачеха — была тюремной надзирательницей. А мой отец был начальником тюрьмы, там он с ней и познакомился. Вот с тех пор все и началось. Она так и осталась надзирательницей — нашей! И поэтому вся наша жизнь — тюрьма! — Кэрол затравленно оглянулась. — Наверняка меня уже хватились. Бегу.
Сара крепко сжала ее локоть:
— Погодите. Мы с вами должны увидеться и еще поговорить.
— Я не смогу. Нет, я никак не смогу.
— Сможете, — твердо сказала Сара. — Приходите сегодня ко мне — когда ваши лягут спать. Я в триста девятнадцатом. Не забудете? Триста девятнадцать.
Сара отпустила ее руку, и Кэрол побежала догонять свою семью.
Сара смотрела ей вслед, пытаясь переварить услышанное, и не сразу заметила, что к ней подошел доктор Жерар.
— Доброе утро, мисс Кинг. Итак, вы только что беседовали с мисс Кэрол Бойнтон?
— Если это можно назвать беседой! — И она пересказала доктору их разговор.
У Жерара загорелись глаза.
— Так вот кем была эта старая корова! Тюремной надсмотрщицей, вот кем она служила. Интересная подробность…
— То есть вы хотите сказать, что именно это может быть причиной ее деспотичности? Сказываются профессиональные навыки?
Доктор покачал головой.
— Нет, вы путаете причину и следствие. Надо смотреть в корень. Она склонна к деспотизму не потому, что была надзирательницей. Скорее наоборот: она стала надзирательницей именно в силу своего деспотичного характера. Да-да, возможно, даже неосознанная жажда власти, — с грустью сказал он. — В нашем подсознании скрываются поразительные вещи. Жажда власти, жестокость, потребность кусаться, царапаться, рвать на куски — таково уж наследие наших далеких предков… Да-да. Все это имеется и в нас, мисс Кинг, — необузданность, жестокость, животные страсти! Мы стараемся держать их взаперти, наше сознание отторгает их, но иногда они сильнее нас.
— Да, вы правы, — вздрогнув, сказала Сара.
— Посмотрите, что творится вокруг! И в политике, и во внутренней жизни государств. Никакого сострадания, полное пренебрежение к интересам людей! Мы так гордимся либеральным правлением, мудрыми законами — но введены-то они силой, в основе всего лежит страх и принуждение. Наши законы — апостолы насилия, это благодаря им затворы на подсознании рушатся, и наружу выплескивается дикарская свирепость и упоение жестокостью ради жестокости. Человек — это зверь, хоть и очень тонкой организации. Основное в нем — инстинкт самосохранения. Слишком быстрое интеллектуальное развитие не менее опасно, чем отставание. Он любой ценой должен выжить! Возможно, именно поэтому человеку необходимо хранить в себе первобытную жестокость, но ни в коем случае не восхищаться ею!
Они долго молчали, потом Сара спросила:
— Вы считаете, что миссис Бойнтон садистка?
— Я в этом почти убежден. Мне кажется, ей очень нравится причинять боль людям, причем душевную, а не физическую. Такое встречается гораздо реже, и бороться с этим намного сложнее. Ей нравится властвовать над людьми, их страдания доставляют ей удовольствие.
— Как это отвратительно, — сказала Сара. Жерар пересказал ей разговор с Коупом.
— Неужели он не понимает, что происходит? — удивилась мисс Кинг.
— Откуда же ему понять? Он не психиатр.
— Верно. Он не обладает нашим извращенным — издержки профессии — складом ума.
— Вы абсолютно правы. Нормальный, простодушный, склонный к сентиментальности американец. Предпочитает верить в добро. Он заметил, что в семье Бойнтонов царит нездоровая атмосфера, но считает, что миссис Бойнтон просто чересчур предана своим чадам. Конечно же у него и в мыслях нет, что все это она устраивает специально.
— Он ей, наверное, просто смешон, — сказала Сара.