Свидание со смертью Кристи Агата

Глава 11

Миссис Бойнтон здесь, в Петре!

Сара машинально отвечала на вопросы слуг. Угодно ли ей пообедать сразу — обед уже готов, — или госпожа желает сначала помыться? Где она предпочитает спать — в палатке или в пещере?

На этот вопрос она ответила без колебаний: в палатке. При одной мысли о пещере в ней все сжималось — ей сразу представлялась та пещера с сидящим рядом чудовищным истуканом. О Господи, ну почему эта женщина вызывает такие чувства? Словно она какое-то иррациональное существо.

Наконец-то появился один из слуг и куда-то ее повел. На нем были пестрящие заплатами бриджи цвета хаки, неопрятные обмотки и видавший виды рваный пиджак. Местный головной убор, называвшийся «чефья», падал сзади длинными складками на шею, он держался благодаря плетенному из черного шелкового Шнура кольцу, которое надевалось поверх чефьи и плотно охватывало голову. Сара невольно залюбовалась легкой и плавной походкой бедуина и тем, как гордо, с каким естественным изяществом он держал голову. Нелепо выглядел лишь его «европейский» костюм. «Как смехотворна наша пресловутая цивилизованность, — подумала Сара. — Если бы не она, не было бы всяких чудищ вроде миссис Бойнтон! В каком-нибудь первобытном племени ее бы давно уже прикончили и съели!»

Сара иронически улыбнулась своим мыслям. Похоже, она и в самом деле здорово переутомилась. Однако стоило девушке хорошенько умыться горячей водой и попудриться, как к ней вернулось прежнее спокойствие и уверенность в себе. Теперь она уже стыдилась своего страха перед несносной старухой.

Сара тщательно расчесала свои черные густые волосы и попыталась разглядеть себя в тусклом зеркале, освещенном колеблющимся светом крохотной масляной лампы. Потом решительно откинула полог палатки и вышла, намереваясь спуститься к большой палатке, которая служила столовой.

— Вы… здесь? — вдруг раздался рядом с ней изумленный возглас.

Она повернулась — из мрака ночи прямо на нее смотрел Рэймонд Бойнтон… В его глазах было столько удивления! Но еще в них было нечто такое, что заставило ее замереть в радостном волнении. Восторг! Это был восторг человека, не верящего собственным глазам… Сара знала, что теперь до конца жизни не сможет забыть этот полный благоговения и пылкой благодарности взгляд. Так осужденный на вечные муки, наверное, смотрел бы на райское видение.

— Вы… — снова произнес он, и от этого тихого дрожащего голоса сердце Сары радостно сжалось. Сквозь охватившие ее смущение, испуг и робость пробивалась ликующая гордость.

— Да, — только и смогла выговорить она. Рэймонд подошел ближе, словно все еще не веря собственным глазам, и вдруг сжал ее руку.

— Это в самом деле вы… А я сперва подумал, мне почудилось… Потому что я все время думаю о вас… и вы все время у меня перед глазами. — И он, помолчав, продолжил:

— Я ведь люблю вас. Я полюбил вас с первого же взгляда. Я не сразу это понял, но теперь знаю точно. И я хочу, чтобы вы тоже знали и… и поняли, что это не я… то есть я, ко как бы не такой, какой я на самом деле… так вел себя с вами. Представляете, я даже сейчас не ручаюсь за себя. Что угодно могу вдруг вытворить… Правда, правда! Могу пройти мимо, сделав вид, что не замечаю вас, могу ни с того ни с сего убежать… Но знайте… Я в этом не виноват. Это — нервы. Я ничего не могу с собой поделать. Когда она мне что-нибудь приказывает… я всегда ее слушаюсь! Она доводит меня до такого состояния, что я не могу не подчиниться! Вы ведь все поймете, если я опять… сделаю что-то не то… Вы, конечно, будете меня теперь презирать…

Сара не дала ему закончить:

— Я не буду вас презирать. — В ее голосе неожиданно прозвучала нежность.

— Все равно я знаю, что достоин презрения. Я должен… я обязан вести себя по-мужски.

— Теперь будете. — В ее голосе звучала уверенность. То ли она невольно подчинялась советам доктора Жерара, то ли — собственной интуиции.

— Правда? — грустно спросил он. — Возможно…

— Теперь вы будете смелым. Обязательно будете!

После этих ее слов Рэймонд выпрямился и гордо откинул голову.

— Смелость? Верно… Это самое главное. Мне необходимо быть смелым!

Внезапно он наклонился и коснулся губами ее руки. А потом исчез в темноте.

Глава 12

Сара вошла в большую палатку. Обе ее попутчицы и доктор уже сидели за столом. Проводник рассказывал, что кроме них в лагере находится еще одна группа туристов:

— Приехали два дня назад. А уезжают послезавтра, американцы. Мать ужасно толстая, очень трудно было доставить ее сюда. Она сидела в кресле, а кресло несли на руках, — носильщики все вымокли от пота… Да.

Представив себе эту картину, Сара не могла удержаться от смеха.

Толстяк гид взглянул на нее с благодарностью. В этот раз ему досталась группа не из легких. Одна только леди Уэстхолм уже трижды уличала его сегодня в некомпетентности, потрясая путеводителем, а теперь была недовольна своей постелью. Он был очень признателен этой девушке: хоть ее, похоже, все устраивало и она не изводила его придирками..

— Хм, я видела этих людей в отеле «Соломон», — сказала леди Уэстхолм, — я сразу узнала эту старую даму, их мать. Мисс Кинг, по-моему, вы как-то беседовали с ней в отеле?

Сара смущенно покраснела, надеясь, что леди Уэстхолм не удалось расслышать ее разговор со старухой. Что тогда на нее нашло?.. Сара до сих пор не могла ответить себе на этот вопрос.

Леди Уэстхолм тем временем изрекла свой приговор семейству Бойнтонов:

— Скучные люди. Совершенные провинциалы.

Мисс Пирс тут же что-то пылко заверещала, выражая полное свое согласие, а леди Уэстхолм одарила общество рассказом об американцах, более достойных внимания, более интересных и значительных, с коими ей в последнее время приходилось встречаться.

Из-за несносной жары — весьма нетипичной для этого времени года — экскурсию назначили на очень ранний час.

В шесть утра все четверо уже завтракали. Никого из Бойнтонов не было видно. После того как леди Уэстхолм выразила свое неудовольствие — на сей раз по поводу отсутствия фруктов, все принялись за глазунью с пересоленной ветчиной, запивая ее чаем со сгущенкой.

После еды сразу тронулись в путь. Леди Уэстхолм и доктор тут же принялись обсуждать свойства витаминов и рацион рабочих, в коем этих витаминов катастрофически не хватает. Тут сзади раздался чей-то оклик, и все остановились, поджидая еще одного экскурсанта. Оказалось, что это не кто иной, как мистер Джефферсон Коуп. Он так спешил, что его симпатичное открытое лицо раскраснелось.

— Вы не против, если я примкну к вашей группе? Доброе утро, мисс Кинг. Я так рад снова встретить вас и доктора Жерара. Ну и как вам пейзаж? — Он обвел рукой обступавшие их со всех сторон невероятно красные скалы.

— Изумительно, хотя и жутковато, — сказала Сара. — Я всегда себе представляла Петру сказочно-романтичной — «город цвета алых роз». А она совсем не сказочная. Эти скалы очень даже реальные, как… как сырое мясо.

— Действительно, оттенок именно такой, — согласился Джефферсон Коуп.

— И все-таки она прекрасна, — вздохнула Сара.

Путешественники начали взбираться на скалу в сопровождении двух бедуинов. Оба проводника были стройные, высокие, они шли слегка покачиваясь для равновесия и уверенно ступая по гладкому каменистому склону в своих подбитых гвоздями башмаках. Неприятности начались довольно скоро. Сара и доктор Жерар хорошо переносили высоту, но мистер Коуп и леди Уэстхолм чувствовали себя прескверно, а бедняжку мисс Пирс на самых крутых местах приходилось почти нести на руках, и каждый раз она, зажмурившись, с позеленевшим лицом, причитала: «Я с самого детства ужасно боюсь высоты».

В конце концов она заявила, что хочет вернуться назад, но, оглянувшись на спуск, который ей предстояло одолеть, еще сильней позеленела и вынуждена была согласиться, что выход у нее только один — двигаться дальше.

Доктор Жерар как мог подбадривал ее. Он все время шел позади мисс Пирс и держал свою трость параллельно земле, чтобы этим своеобычным «парапетом» хоть немного отгородить ее от пропасти. Мисс Пирс была ему очень благодарна, ибо это действительно помогало ей справиться с головокружением.

Сара слегка запыхалась. А вот их весьма упитанного драгомана этот подъем, похоже, ничуть не утомил.

— Вероятно, нелегкое дело водить сюда туристов? — спросила Сара. — Я имею в виду пожилых.

— О да, с ними всегда бывают сложности, — безмятежно подтвердил Махмуд.

— И все-таки вы ведете их сюда?

— Им это нравится, — Махмуд пожал своими тучными плечами. — Они платят деньги, чтобы все увидеть, и они хотят видеть действительно все. Ну да ничего, наши проводники очень опытные и сильные, так что справляются прекрасно.

Наконец они достигли вершины. Сара с облегчением вздохнула. Внизу под ними, насколько хватало глаз, со всех сторон кроваво алели скалы — удивительная, фантастическая страна, ничего подобного нет нигде на Земле. В этом хрустально-чистом воздухе они ощущали себя богами, перед которыми раскинулся недостойный мир, мир, в котором царит насилие и бушуют страсти.

Драгоман сообщил, что в древности здесь было место жертвоприношений, и поэтому эту вершину исстари называют Вершиной Жертвоприношений. Он показал им желоб, вырубленный в плоской части скалы, лежавшей прямо у них под ногами.

Сара отошла в сторону, чтобы не слышать бойких обкатанных фраз, которыми так и сыпал их тучный драгоман. Присев на большой камень, она запустила пальцы в волосы и стала жадно всматриваться в мир, раскинувшийся у ее ног. Чуть погодя она почувствовала, что рядом с ней кто-то стоит.

— Теперь вы понимаете, как точно выбрал дьявол место для искушения, о котором говорится в Новом Завете? — услышала она голос Жерара. —

«Опять берет Его диавол

На весьма высокую гору и показывает

Ему все царства мира и славу их.

И говорит Ему: все это дам

Тебе, если падши поклонишься мне.»[45]

Вы только представьте, каково искушение — быть властелином мира, повелевать материей…

Сара кивнула, соглашаясь, но была настолько увлечена своими мыслями, что доктор заметил ее отрешенный взгляд и с некоторым удивлением спросил:

— О чем вы так задумались?

— Я? — Девушка оглянулась, и он увидел ее потерянное лицо.

— Как это мудро — выбрать место для жертвенника высоко в горах, — пробормотала она. — Вам никогда не приходило в голову, что жертва необходима… Я имею в виду, что мы слишком уж высоко ценим жизнь. На самом деле смерть не так уж и страшна, как мы привыкли думать.

— Вы это серьезно? В таком случае, дорогая мисс Кинг, вам не следовало выбирать профессию врача. Для нас смерть — главный враг, и иначе быть не может.

Сара зябко пошевелила плечами.

— Да, вы конечно же правы. И все же… смерть часто разрешает самые запутанные проблемы. И возможно, делает нашу жизнь полнее…

— «…лучше нам, чтобы один человек умер за людей, нежели чтобы весь народ погиб»[46], — хмуро процитировал Жерар.

Сара испуганно к нему повернулась.

— Я не это имела в виду… — Она вдруг замолчала. К ним приближался Джефферсон Коуп.

— А ведь и в самом деле изумительное место, — заявил он. — Просто потрясающее, и я счастлив, что оказался здесь. Но скажу вам откровенно, путешествовать с миссис Бойнтон довольно сложно. Она замечательная женщина, я восхищен ее смелостью, тем, что она решилась отправиться в Петру, но это не меняет дела. У нее слабое здоровье, и, вероятно, поэтому ее желания не совпадают с желаниями ее близких, что вообще-то можно понять. Но ведь ей даже в голову не приходит, что ее дети на какие-то экскурсии могли бы поехать без нее. Она так привыкла держать их при себе, что, наверное, не считает… — Мистер Коуп вдруг замолчал. Его симпатичное доброе лицо выражало смущение и тревогу. — Видите ли, — сказал он, — я недавно кое-что о ней узнал и, не скрою, был совершенно обескуражен…

Сара опять погрузилась в свои мысли, и голос мистера Коупа звучал словно где-то вдалеке, как убаюкивающее журчание ручейка, но доктор Жерар не преминул спросить:

— В самом деле? Что же вы узнали?

— Мне рассказала это одна дама в отеле в Тивериаде. Речь шла о бывшей горничной миссис Бойнтон. Девушка, как я понял, была… — Мистер Коуп бросил обеспокоенный взгляд на Сару и понизил голос:

— У нее должен был родиться ребенок. Миссис Бойнтон вроде бы об этом знала, но продолжала к ней хорошо относиться. И вдруг за несколько недель до рождения ребенка она выгнала бедняжку вон.

— О! — Брови доктора Жерара изумленно поползли вверх.

— Дама, которая поведала мне об этом, располагает абсолютно точными сведениями. Не знаю, как вам, но лично мне решение миссис Бойнтон кажется крайне бессердечным. Я не могу понять…

— А вы попробуйте, — перебил его доктор. — Я, например, не сомневаюсь, что этот случай доставил миссис Бойнтон огромную радость.

Мистер Коуп взглянул на него с возмущением.

— Что вы такое говорите! Не могу в это поверить.

Тихим голосом Жерар процитировал:

— «И обратился я, и увидел всякие угнетения, какие делаются под солнцем: и вот слезы угнетенных, а утешителя у них нет; и в руке угнетающих их — сила, а утешителя у них нет. И ублажил я мертвых, которые давно умерли, более живых, которые живут доселе; а блаженнее их обоих тот, кто еще не существовал, кто не видал злых дел, какие делаются под солнцем…»[47]

Не докончив фразу, он сказал:

— Сэр, я посвятил всю жизнь изучению странностей человеческой души и рассудка. Чтобы разобраться в этом, недостаточно видеть лишь светлые стороны жизни. Под покровом приличий и условностей нашего каждодневного бытия таится много необъяснимого. Например, такой феномен, как наслаждение жестокостью ради самой жестокости. А если мы углубимся еще дальше, то обнаружим подоплеку этого отклонения — страстное, почти болезненное стремление к почестям и похвале. Если это стремление неосуществимо, если человек не сумеет в силу каких-то причин удовлетворить свои амбиции, он ищет иные способы самоутверждения. Он готов доказывать свою избранность любым путем. Пусть, дескать, все знают, с кем имеют дело, с какой великой личностью. И вот тут возникают всяческие извращения. Агрессивное отношение к окружающим делается для такого человека нормой, и жестокость становится второй его натурой.

Мистер Коуп смущенно покашлял.

— Мне кажется, доктор, вы несколько сгустили краски, м-да… А воздух здесь, между прочим, просто потрясающий… — И мистер Коуп деликатно удалился.

Тень улыбки пробежала по лицу доктора. Он снова посмотрел на Сару. Личико ее было очень суровым, брови сдвинуты. Жерар подумал, что она страшно похожа на молодого судью — в тот миг, когда он со всем своим юношеским максимализмом выносит приговор. Услышав за спиной какой-то шум, доктор обернулся — к нему боязливой походкой приближалась мисс Пирс.

— Мы сейчас будем спускаться, — пролепетала она. — О Господи! Наш гид обещал, что мы спустимся по другой дороге, гораздо более легкой. Я очень на это надеюсь. Иначе просто не выдержу… Я с детства не переношу высоты…

Спуск пролегал вдоль русла горной реки. И хотя под ногами осыпались камни и ничего не стоило переломать себе кости, спускаться было значительно легче, ибо перед глазами у путешественников теперь уже не маячили жуткие бездны. Они вернулись в лагерь усталые, но в отличном настроении и с невероятно разыгравшимся аппетитом. Было уже начало третьего, и они просто мечтали об ожидавшем их ленче.

В большой палатке за столом сидели Бойнтоны. Они заканчивали свою трапезу.

Леди Уэстхолм любезно удостоила их своим вниманием.

— Мы провели незабываемое утро. Петра изумительна, — сказала она, обращаясь, по-видимому, к Кэрол.

Та затравленным взглядом посмотрела на мачеху и тихо пробормотала:

— О, да… безусловно. — Сказать что-нибудь более осмысленное она не решалась.

Леди Уэстхолм с чувством исполненного долга принялась за еду.

За ленчем обсуждались дальнейшие планы на вторую половину дня.

— Я намерена как следует отдохнуть, — прочирикала мисс Пирс. — Надо восстановить силы.

— А я бы с удовольствием побродила по окрестностям, — сказала Сара. — А вы, доктор?

— Был бы рад составить вам компанию!

При этих его словах миссис Бойнтон уронила ложку, которая так громко звякнула, что все невольно вздрогнули.

— Я, пожалуй, последую вашему примеру, мисс Пирс, — заявила леди Уэстхолм. — Полчасика почитаю, часик полежу. А потом, может, немного прогуляюсь.

Миссис Бойнтон, опираясь на руку Леннокса, с трудом поднялась. Немного постояв, она вдруг вполне благодушным тоном сказала:

— Я считаю, вам следует сегодня погулять.

На лицах ее детей отразилось изумление, граничащее с испугом. Это было даже немного комично.

— А как же вы, мама?

— Мне никто не нужен. Очень хочется почитать. А Джинни лучше остаться. Ей необходимо поспать.

— Но, мамочка, я совсем не устала! Я тоже хочу погулять — со всеми вместе.

— Нет, ты устала. У тебя же болит голова! Будь умницей. Иди-ка ложись. Я лучше тебя знаю, что тебе полезно.

— Я… я… — Упрямо вскинув голову, девушка возмущенно посмотрела на мать. Но тут же сникла.

— Глупая девчонка! Ну-ка марш в свою палатку, — приказала миссис Бойнтон и, грузно переваливаясь с ноги на ногу, вышла наружу. Ее чада покорно поплелись за нею.

— Боже милостивый, — прощебетала мисс Пирс. — Какие странные люди! И какой странный цвет лица у старой дамы — почти багровый. Наверное, у нее очень больное сердце. Удивительно, как она выдерживает такую жару…

«Она отпустила их, — тут же сказала себе Сара, — хотя наверняка знает, что Рэймонд захочет встретиться со мной. Почему она это сделала? Очередная ловушка?»

После ленча она пошла в свою палатку, чтобы надеть свежее платье. Она была в страшном смятении. Та короткая встреча с Рэймондом пробудила в ее сердце нежность. Ей страстно хотелось защитить его. Так вот она какая — любовь… Оказывается, это прежде всего тревога за любимого, мучительная тревога — и желание любой ценой уберечь дорогого тебе человека от страданий.

Да, она любит Рэймонда Бойнтона. И, подобно святому Георгию[48], должна избавить скованную цепями жертву от Дракона, то бишь от миссис Бойнтон. А Дракон вдруг ни с того ни с сего стал добреньким… Нет, это неспроста. Девушка волновалась все сильнее.

Примерно в четверть четвертого Сара снова подошла к большой палатке.

Леди Уэстхолм сидела на стуле. Невзирая на палящий зной, она упорно носила толстую твидовую юбку. На коленях у нее лежал отчет Королевской комиссии[49]. Доктор Жерар беседовал с мисс Пирс, в руках у которой Сара приметила книгу под названием «Зов любви». Рекламная аннотация на суперобложке уверяла, что это захватывающая повесть, полная роковых страстей и невероятных приключений.

— Мне кажется, ложиться сразу после ленча — неразумно, — объясняла доктору мисс Пирс. — Это вредно для желудка. А здесь, у палатки, все-таки тень, и немного прохладней. О Боже, как вы думаете, доктор, благоразумно ли поступает эта старая дама, сидя прямо на солнцепеке?

Все взглянули на склон горы. Миссис Бойнтон сидела в той же позе, что и вчера вечером, — словно Будда[50], охраняющий вход в пещеру. И ни души вокруг. Все слуги легли спать. На некотором расстоянии от лагеря была видна небольшая группа постепенно удалявшихся туристов.

— Наконец-то мамочка смилостивилась и отпустила детей на прогулку, — прокомментировал доктор Жерар. — Что это — новые козни?

— Представляете, мне почему-то тоже так показалось! — сказала Сара.

— Мы с вами безнадежные скептики. Давайте лучше догоним их.

Оставив мисс Пирс наедине с роковыми страстями, они быстрым шагом двинулись следом за беглецами, которые, к счастью, шли довольно медленно. Все они были непривычно веселы и беспечны.

Сияющий счастливой улыбкой мистер Коуп был тут же. Через несколько минут все уже болтали и смеялись, словно знали друг друга давным-давно.

Ими овладела какая-то лихорадочная веселость, почему-то у каждого из них было такое ощущение, что они сбежали украдкой, — запретный плод всегда слаще. Сара не стала подходить к Рэймонду, а пошла рядом с Ленноксом и Кэрол. Доктор Жерар и Рэймонд шли сзади, увлеченно болтая. Надин и Джефферсон Коуп брели чуть поодаль.

Но очень скоро доктор Жерар как-то сник. Его фразы становились все короче и отрывистей, он вдруг замедлил шаг.

— Тысяча извинений. Боюсь, мне придется вернуться.

— Что-то случилось? — забеспокоилась Сара.

— Лихорадка. Мне нездоровилось еще во время ленча, но я думал, обойдется без приступа.

— Малярия, — догадалась Сара.

— Да. Придется вернуться и принять хинин[51]. Надеюсь, приступ будет не очень сильным. Эту прелесть я подцепил в Конго[52], так сказать, на память.

— Я провожу вас, — предложила Сара.

— Нет-нет. У меня с собой целая аптечка, в том числе и несколько ампул с хинином. Что делать, не повезло. А вы не волнуйтесь, я доберусь один. — И доктор заторопился обратно в лагерь.

Сара с сомнением смотрела ему вслед, но, встретив взгляд Рэймонда, счастливо улыбнулась, и доктор был забыт.

Какое-то время все шестеро держались вместе, но потом Сара и Рэймонд отстали, сами того не заметив. Они брели не торопясь, забирались на скалы, обходили какие-то бесконечные отроги и наконец присели в тенечке отдохнуть.

Никто не решался заговорить первым… Потом Рэймонд все-таки спросил:

— Как вас зовут? Я знаю только вашу фамилию.

— Сара.

— Сара. Могу я вас так называть?

— Конечно.

— Сара, расскажите мне что-нибудь о себе.

Прислонившись спиной к утесу, она принялась ему рассказывать о своем детстве в Йоркшире[53], о тетушке, воспитавшей ее, о любимых собаках. Рэймонд тоже рассказал о себе, правда, немного сбивчиво и очень коротко.

И снова наступило долгое молчание. Их руки встретились — как бы случайно. Они сидели, взявшись за руки как дети, охваченные дивным ощущением покоя и счастья.

Когда солнце стало садиться, Рэймонд нарушил идиллию.

— Пора возвращаться, — сказал он. — Но я пойду в лагерь один. Мне нужно кое-что предпринять. А вот когда я это сделаю, когда я докажу себе, что я не трус… тогда мне не стыдно будет обратиться к вам с одной просьбой… Возможно, мне придется попросить у вас в долг денег.

Сара улыбнулась.

— Я рада, что вы не лишены практичности. Можете на меня рассчитывать.

— Только сначала я должен кое-что сделать — я один.

— Что именно?

Его мальчишеское лицо неожиданно помрачнело:

— Я должен убедиться в том, что способен на решительные поступки. Сейчас — или никогда. — И, резко повернувшись, он зашагал прочь.

Сара сидела в той же позе и смотрела ему вслед. Что-то в словах Рэймонда насторожило ее. Он так взволнован, так напряжен — и эта его странная решимость… Наверное, ей все-таки следовало пойти с ним… Но она тут же отогнала эту мысль. Рэймонд хочет проверить себя, свою только что обретенную смелость. Это его право. Ей остается только молиться, чтобы решительность не покинула его.

Солнце уже почти зашло, когда Сара вернулась в лагерь. Подойдя ближе, она увидела знакомый зловещий силуэт — миссис Бойнтон все еще сидела у входа в пещеру. Девушке опять стало очень неуютно, и поэтому она поспешила не к себе, а в большую палатку.

Леди Уэстхолм вязала темно-синий свитер, повесив смотанную кольцом шерсть себе на шею. Мисс Пирс расшивала анемичными[54] незабудками салфетку, заодно слушая лекцию о том, как наилучшим образом усовершенствовать закон о разводе. Слуги сновали туда и обратно, занятые приготовлениями к вечерней трапезе. В глубине палатки в шезлонгах расположились с книгами молодые Бойнтоны. Появился Махмуд и обиженно стал укорять своих подопечных. Он запланировал прелестную прогулку после чая, но никого не нашел… Теперь вся программа пошла прахом. А он хотел ознакомить их с чрезвычайно оригинальной архитектурой набатеев[55].

Сара поспешила успокоить его, уверив, что они прекрасно провели время. Она отправилась к себе, чтобы умыться и привести себя в порядок перед обедом. Возвращаясь назад, она остановилась у палатки Жерара и тихонько его окликнула.

Ответа не было. Сара приподняла полог и заглянула внутрь. Доктор неподвижно лежал на кровати. Сара торопливо отошла, надеясь, что не разбудила его.

К ней подошел слуга и молча указал на большую палатку. Обед был, видимо, уже готов. Она прибавила шаг. Все, кроме доктора Жерара и миссис Бойнтон, были уже в сборе. За старой дамой послали слугу.

И вдруг ни с того ни с сего началась какая-то суматоха. Вбежали двое перепуганных слуг и что-то начали говорить Махмуду.

Тот встревоженно огляделся и вышел. Повинуясь внезапному порыву, Сара вышла следом.

— Что случилось? — спросила она.

— Эта старая дама… Абдул говорит, что она не может двигаться — ей совсем-совсем плохо.

— Я пойду с вами, — сказала Сара, невольно ускорив шаг. Она взобралась вслед за Махмудом на скалу, и через минуту они были уже у входа в пещеру, где вот уже несколько часов сидела в кресле старуха. Девушка наклонилась к ней и взяла ее пухлую руку, чтобы нащупать пульс, но вдруг, сильно побледнев, выпрямилась.

Не сказав гиду ни слова, Сара спешно вернулась в палатку. Задержавшись на пороге, она взглядом отыскала сидевших в шезлонгах Бойнтонов. Когда она заговорила, ее голос прозвучал неестественно резко:

— Мне очень жаль. — Сделав над собой усилие, Сара повернулась к Ленноксу — ведь теперь он глава семьи… — Мистер Бойнтон, ваша мать умерла.

Она вглядывалась в лица людей, для которых это страшное сообщение означало свободу, и ей почему-то казалось, что она смотрит на них откуда-то издалека…