Сосны. Последняя надежда Крауч Блейк

Адам Тобиас Хасслер

Экспедиция Хасслера

Северо-западный Вайоминг

678 дней назад

Ярко окрашенные водоросли обрамляли отмель, струйки минеральной воды булькали, вырываясь на поверхность из вулканического мира жидкой лавы, лежащего под земной корой. В воздухе висел сильный запах серы и прочих минералов. Хасслер разделся донага под падающим снегом и спрятал свою одежду и снаряжение под вонючим пыльником. Шурша травой, он соскользнул в пруд и застонал от удовольствия.

В центре пруда было довольно глубоко, и вода была прозрачной и синей, как небо. Мужчина нашел вблизи от берега местечко глубиной фута в полтора и вытянулся на длинном гладком камне, являющем собой настоящий природный лежак. Чистое, незамутненное удовольствие… Как будто и пруд, и этот камень существовали здесь нарочно для таких случаев.

Адам валялся в пруду температурой сорок градусов по Цельсию, а сверху валил снег. Он закрыл глаза, ощущая легкое эйфорическое покалывание, напоминавшее ему о том, что значит быть человеком. Жить в цивилизованном мире обыденности и комфорта. Там, где возможность смерти не омрачает каждую секунду твоего существования.

Но осознание того, где он находится, кто он такой и почему он здесь, не отступало. Настороженный голос – тот, что хранил его живым последние восемьсот с лишним дней пребывания в глуши, – шептал, что было глупо останавливаться ради купания в этом пруду. Безрассудное потакание своей слабости. Это не спа-салон. И в любой момент могут появиться стаи аберов.

Обычно Хасслер был бдителен и не допускал ни малейших промахов, но этот пруд был настоящим подарком свыше, и человек знал, что воспоминание об этих минутах будет поддерживать его в течение многих грядущих недель. Кроме того, во время такой метели карта и компас бесполезны. Он просто погреется и отмокнет, пока не установится хорошая погода.

Адам снова закрыл глаза, чувствуя, как снежные хлопья ложатся ему на ресницы. Вдалеке он услышал звук, похожий на тот, с каким вырывается вода из дыхательного отверстия кита – это извергался один из мелких гейзеров.

Собственная улыбка удивила Хасслера. Впервые он увидел это место на тусклых цветных фотографиях в последнем томе энциклопедии «Британника» в подвале родительского дома. Она была выпущена в шестидесятые годы двадцатого века. На снимке толпа смотрела с набережной, как Олд-Фейтфул выплевывает струю кипящей минеральной воды.

Адам мечтал побывать здесь с детских лет. Он и представить себе не мог, что его первый визит в Йеллоустон состоится при таких обстоятельствах.

Через две тысячи лет, когда весь мир превратится в ад.

Хасслер нагреб пригоршню мелкой гальки и стал оттирать грязь и кожный жир, покрывшие его тело, подобно броне. В середине пруда, где глубина была больше его роста, он с головой ушел под воду.

Чистый впервые за много месяцев, мужчина выбрался из пруда и сел на прибитой морозом траве, чтобы дать телу остыть. Пар поднимался от его плеч, тепло дурманило голову. На другой стороне луга хвойные деревья высились, подобно призракам, почти невидимые за паром и снегом.

А потом… То, что Адам принимал за куст, начало двигаться, и сердце Хасслера замерло. Он выпрямился и прищурился.

Трудно сказать, как далеко находилось это существо, но до него в любом случае было не больше ста ярдов. С такого расстояния его можно было легко принять за человека, ползущего на четвереньках – вот только в мире больше не существовало людей. По крайней мере, вне ограды с колючей проволокой и подведенным током высокого напряжения, которая окружала город Заплутавшие Сосны.

Точнее, за пределами этого города существовал один человек – сам Хасслер.

Существо приближалось. Нет – не одно существо. Их было три.

«Ты идиот!» – обругал себя Адам. Он сидит тут, голый, а его основное средство защиты – револьвер калибра.357 – засунуто в карман пыльника на берегу пруда. Но даже «смит-и-вессон» вряд ли сильно помог бы ему против трех аберов на близком расстоянии, да еще в метель, когда видимость почти нулевая. Если б он приготовился заранее, если б заметил их издалека, то мог бы уложить одного или двух из «Винчестера». А потом пустить последнему пулю в голову из револьвера – почти в упор.

Но все эти мысли были бесполезны: чудовища направлялись к пруду. Хасслер бесшумно скользнул в воду и погрузился по шею. Теперь он едва видел монстров сквозь пар и молился, чтобы этот же пар препятствовал и их зрению. Когда аберы приблизились, человек нырнул по самые глаза. Один из монстров оказался взрослой самкой, остальные двое – помоложе и потоньше – были не крупнее четырех футов. И все же даже такие детеныши были смертоносны. Адам Тобиас однажды видел, как более мелкие аберы одолели матерого бизона. Самка же, на которую он смотрел сейчас, была вдвое крупнее любого из них.

С расстояния в шестьдесят футов было хорошо видно, как мать останавливается над грудой его одежды и снаряжения. Она опустила нос к самому пыльнику, а юнцы встали рядом с ней и тоже принялись нюхать.

Хасслер всплыл на несколько миллиметров, так, чтобы ноздри оказались над водой. Сделав длинный глубокий вдох, он нырнул, выдохнув из легких достаточно воздуха, чтобы тело погрузилось в воду. Через пару секунд Адам уже сидел на каменистом дне пруда. Струйки горячей воды пробивались сквозь крошечные трещинки в камне под его ногами. Он закрыл глаза. В легких нарастали давление и боль, от нехватки кислорода в голове словно вспыхивали снопы искр. Хасслер вонзил ногти в икры ног – жажда воздуха нарастала, ширилась, поглощала все.

Когда Адам почувствовал, что больше не в состоянии выдерживать это, он всплыл на поверхность и стал хватать воздух ртом.

Аберы ушли. Мужчина начал медленно поворачиваться в воде – дюйм за дюймом… И замер, хотя желание рвануться назад и побежать прочь было почти неодолимым. В десяти футах от него, вытянув морду к воде, стоял у края пруда один из молодых аберов. Тварь не двигалась. Голова ее была слегка склонена набок, словно что-то ее заворожило.

Изучает свое отражение?

Хасслер видел этих монстров более чем достаточно, но в основном в оптический прицел винтовки и на большом расстоянии. Он никогда не оказывался так близко к одному из них, причем еще и оставаясь незамеченным. И теперь Адам не мог отвести глаза от сердца твари: биение мышечного мешка было различимо сквозь прозрачную шкуру, и мужчина видел, как кровь пульсирует в его артериях – алых дорожках, окутывающих центральную часть тела. Все это виделось расплывчато и туманно, словно через пластинку полированного кварца. Глаза у абера были маленькими и напоминали черные алмазы – жесткие и потусторонние. Но, как ни странно, не ужасные черты монстра внушали Хасслеру такой страх. Хуже было другое. Сквозь жуткий облик – лапы с пятью когтями на каждой, ряды бритвенно-острых зубов, невероятная физическая сила – просвечивало что-то человеческое. Было неоспоримо, что эти существа произошли от людей и теперь мир принадлежит им. Дэвид Пилчер, босс Хасслера и создатель Заплутавших Сосен, предполагал, что на одном только этом континенте обитает полмиллиарда аберов.

Пар был густым, но Адам не осмеливался снова нырнуть под воду. Он не шевелился, а абер по-прежнему рассматривал свое отражение в воде. Или тварь увидит путешественника, и тогда он умрет, или…

Издали донесся крик самки.

Молодой монстр вскинул голову. Мать закричала снова, ее голос звучал настойчиво и угрожающе, и абер помчался прочь.

Хасслер прислушивался, как три чудовища уходят прочь от пруда, и к тому времени, как он осмелился чуть-чуть пошевелиться – быстро повернуть голову, – они уже скрылись в пелене метели.

Адам ждал, пока закончится снегопад, но снег все продолжал валить. Человек выбрался из пруда и стряхнул три дюйма белого покрова со своего пыльника. Прежде чем сунуть ноги в ботинки, он тщательно вытер их.

Набросив плащ на мокрое тело, Хасслер взял остальные свои вещи и рысцой побежал через прогалину к сосновой роще. Нырнув под навес низко склоненных ветвей, которые защищали землю не хуже соломенной крыши, он, уже дрожа от холода, бросил вещи наземь и рывком открыл рюкзак. На самом верху лежал клок сухого лишайника, а под ним – пучок трута, собранный им в это утро.

Трут загорелся от третьей искры.

Когда в костре начали заниматься мелкие веточки, Адам отломил несколько сухих сосновых сучьев, оказавшихся поблизости, и переломил их через колено.

Огонь пылал, и холод отступал. Хасслер стоял нагим, греясь у огня. Вскоре он оделся и устроился поудобнее, прислонившись спиной к стволу дерева и вытянув руки к костру. За пределами его импровизированного укрытия все падал и падал снег, засыпая луг. Приближалась ночь.

Адам был в тепле и сухости. И на данный момент… Не мертв. Учитывая все происходящее в этом поганом новом мире, человек вряд ли мог надеяться на большее в конце долгого холодного дня.

Когда он в следующий раз открыл глаза, небо просвечивало сквозь ветви глубокой синевой, а луг был покрыт искрящимся белым покровом толщиной в фут. Костер прогорел уже несколько часов назад. Молодые деревца на лугу согнулись под тяжестью снега, образовав маленькие арки.

Благодаря горячим источникам Хасслер впервые за много месяцев не чувствовал, поднимаясь на ноги, что его суставы скрипят, словно ржавые петли. Он хотел пить, но вода во фляге за ночь замерзла. Адам съел немного вяленого мяса – ровно столько, чтобы отогнать безумный, яростный голод, всегда мучивший его после пробуждения. Подняв винтовку, он осмотрел прогалину, выискивая малейший намек на движение. Было градусов на шесть-семь холоднее, чем вчера, – пожалуй, почти минус двадцать, – и струи пара, поднимавшиеся над горячими источниками, сливались в облако, не рассеиваясь в воздухе. Помимо них, в этом зимнем пейзаже не было видно ни единого шевеления.

Хасслер достал компас и обрывок карты, а потом навьючил на плечи рюкзак. Выбравшись из-под нависающих ветвей, он пустился в путь через луг. Было холодно и совершенно безветренно, солнце недавно встало из-за горизонта. В центре луга Адам остановился и оглядел местность сквозь оптический прицел «винчестера».

По крайней мере, в данный момент он был здесь один.

По мере того как солнце поднималось все выше, блеск снежного покрова становился нестерпимым. Хасслер мог бы остановиться и достать темные очки, но долгожданный полумрак леса был уже совсем рядом. Здесь сплошь росли корабельные сосны – двухсотфутовые гиганты с прямыми стройными стволами и редкими кронами. Путь через лес был куда более опасным, и на опушке путник остановился, чтобы достать из внутреннего кармана пыльника свой револьвер и проверить заряд.

Лес шел вверх по склону. Солнце пробивалось среди сосен яркими столбами света.

Адам вышел на гребень холма. Возникшее в поле его зрения озеро сияло, как самоцвет. Вблизи от берега вода замерзла, но в центре оставалась большая полынья. Мужчина присел на посеревший от времени пень и поднял к плечу приклад винтовки.

Озеро было огромным. Хасслер оглядел в прицел линию берега. В том направлении, куда он намеревался пойти, не было ничего, кроме нетронутой сверкающей белизны. На другой стороне, на расстоянии пары миль, человек увидел самца-абера посреди полосы окровавленного снега. Тот вытягивал длинные ленты внутренностей из тела огромного медведя-гризли с разорванной глоткой. Адам начал спускаться по пологому склону и у берега озера снова изучил карту. Лес подходил близко к воде, и, держась между берегом и деревьями, человек стал пробираться к западной стороне озера. Пробивать путь в снегу было довольно утомительно. Хасслер снял винтовку с плеча и сел неподалеку от воды. Вблизи было видно, что лед вовсе не толстый – всего лишь хрупкая корочка, образовавшаяся во время ночного заморозка. Снег нынче пошел рано. Очень рано. По всем расчетам Адама, еще не закончился июль. Мужчина снова оглядел берег, а потом лес за своей спиной. Все было неподвижно, если не считать абера по ту сторону озера – тот пировал, сунув голову целиком во вспоротое брюхо гризли.

Адам откинулся на свой рюкзак и достал карту. Ветра не было, солнце стояло прямо над головой, и мужчина ощущал, что оно согревает его до самых костей. Он обожал утро – несомненно, это было его самое любимое время суток. Было что-то обнадеживающее в том, чтобы просыпаться в первых лучах солнца и не знать еще, что готовит тебе грядущий день. Если рассуждать с эмоциональной точки зрения, труднее всего был ранний вечер, когда свет начинает угасать, принося понимание того, что предстоит провести еще одну ночь под открытым небом, одному в темноте, под угрозой страшной смерти, которая может наступить в любую минуту. Но по крайней мере, в данный момент наступающая ночь ощущалась, как нечто очень далекое.

И вновь мысли Хасслера обратились на север, к Заплутавшим Соснам. К тому дню, когда он дойдет до ограждения и вернется в безопасность, к маленькому домику в викторианском стиле на Шестой улице и к женщине, которую он любил так неистово, что даже не мог до конца осознать всю глубину этого чувства. Только ради нее одной он добровольно покинул свою жизнь в 2013 году и пошел на погружение в анабиоз на две тысячи лет, не имея понятия о том, в каком мире проснется. Но он знал, что в этом мире будет жить Тереза Бёрк, а ее муж, Итан, будет давным-давно мертв, и этого было более чем достаточно, чтобы рискнуть всем.

Адам сверил карту с компасом. Господствующей приметой местности в этом регионе был пик высотой в десять тысяч футов, некогда именовавшийся горой Шеридан. Вершина пика выступала над лесом – сверкающая белизна на фоне глубокого синего неба. Там, наверху, дул ветер, вздымая со склонов снежные языки. Час ходьбы в хорошую погоду, два или три часа по свежему снегу футовой толщины.

Сейчас эта вершина просто обозначает для него север – направление, в котором лежит его дом.

Ричардсоны

Боб выбрался из машины и осторожно прикрыл за собой дверцу. В лесу было тихо – крики доносились издалека, из города. Ричардсон отошел от автомобиля на несколько ярдов и попытался думать. Покинуть город было правильным решением. Они все еще были живы.

Потолочная лампочка в машине неожиданно погасла, и наступила темнота. Боб опустился на асфальт, спрятал лицо в коленях и тихо заплакал. Через минуту позади него отворилась дверца машины, и на дорогу лег отблеск лампочек на панели управления. К нему подошла жена.

– Я же сказал – мне нужно немного побыть одному, – напомнил ей Ричардсон.

– Ты плачешь? – спросила она вместо ответа.

– Нет. – Он вытер глаза.

– Ради Бога, я же вижу: ты плачешь!

– Оставь меня одного, прошу.

– Почему ты плачешь?

Боб указал рукой в сторону города:

– Разве этого недостаточно?

Барбара села рядом с ним.

– У тебя ведь кто-то был, да? – спросила она. – Я имею в виду – до Заплутавших Сосен.

Боб не ответил.

– Твоя жена? – настаивала женщина.

– Его звали…

– Его?

– Его звали Пол.

Они замолчали и некоторое время тихо сидели на дороге. Было слышно только их дыхание. Наконец Барбара снова подала голос:

– Должно быть, для тебя это было ужасно.

– Я уверен, что и для тебя это не было увеселительной прогулкой, – отозвался ее супруг.

– Ты никогда не показывал, что ты на самом деле…

– Мне жаль.

– Мне тоже.

– В чем здесь хотя бы крупица твоей вины? Ни у кого из нас не было выбора, Барбара. Ты ведь прежде не была замужем, верно?

– Ты был у меня первым. И не только в этом смысле.

– О Боже… Прости меня.

– В чем здесь хотя бы крупица твоей вины? – Барбара невесело рассмеялась. – Пятидесятилетняя девственница…

– И гомик.

– Звучит, как сюжет плохого кино.

– А разве это не так?

– А сколько ты и Пол…

– Шестнадцать лет. Я просто поверить не могу, что он мертв, понимаешь? Что он мертв уже две тысячи лет. Мне всегда казалось, что мы с ним снова будем вместе.

– Возможно, еще будете.

– Спасибо тебе за эти слова.

Женщина протянула руку, взяла ладонь мужа и промолвила:

– В последние пять лет ты – все, что у меня было, Боб. Ты всегда относился ко мне заботливо. С уважением.

– По-моему, мы извлекли из этого все возможное.

– И делали чертовски вкусные маффины.

Где-то вдали раздался выстрел, эхом раскатившийся по долине.

– Я не хочу умирать сегодня, милый, – сказала Барбара.

Ричардсон сжал ее ладонь:

– Я этого не допущу.

Белинда Моран

Старая женщина сидела в кожаном кресле с откидной спинкой, выдвинув подставку для ног и положив на колени поднос. При свете свечей она переворачивала карты наполовину разложенного пасьянса «Косынка». Чуть дальше по улице убивали ее соседей, а она едва слышно напевала себе под нос. Выпал валет пик, и женщина положила его на королеву червей в середине вертикального ряда. Дальше – шестерка бубен. Эта карта пошла на семерку пик.

Что-то врезалось в парадную дверь дома. Белинда продолжала переворачивать карты и раскладывать их на нужные места. Еще два удара – и дверь вылетела. Старуха подняла взгляд.

Чудовище вползло внутрь и, увидев ее сидящей в кресле, зарычало.

– Я знала, что ты идешь, – произнесла хозяйка дома. – Не думала, что это займет у тебя столько времени.

Десятка треф. Хм. Для нее пока нет места. Вернем в колоду.

Монстр двинулся к Моран. Она посмотрела в маленькие черные глазки.

– Разве ты не знаешь, что невежливо входить в чей-то дом без приглашения? – спросила пожилая дама.

Ее голос остановил незваного гостя на полпути. Он наклонил голову. Кровь – несомненно, кого-то из соседей Белинды – капала с его груди на пол.

Старуха положила в ряд еще одну карту.

– Боюсь, что это игра для одного, – сказала она, – и у меня нет чая, чтобы предложить тебе.

Абер отступил назад на несколько шагов, а Моран положила на место последнюю карту.

– Ха! – воскликнула она. – Я выиграла эту игру!

Она собрала карты в колоду, сняла ее, а затем перетасовала.

– Я могу играть в «Косынку» хоть весь день, – сообщила старуха. – За свою долгую жизнь я осознала, что иногда лучшая компания для человека – это он сам.

Рычание перешло в нечто, почти похожее на мурлыканье.

– Вот так-то лучше, – сказала Белинда, начиная новый пасьянс. – Извини, что накричала на тебя. Мой вредный характер иногда берет надо мною верх.

Итан

Далекий свет постепенно приближался, но Бёрк не видел ничего вокруг. Спотыкаясь через каждые несколько шагов, он ободрал ладони, когда хватался впотьмах за шершавые сосновые ветки. «Могут ли аберы выследить нас? Благодаря своему нюху, слуху, зрению? – гадал про себя Итан. – Благодаря всему этому, вместе взятому? Насколько острые у них чувства?»

Свет факелов был уже близко, и в его отблесках Бёрк видел свою группу. Он вышел из леса у подножия утеса. Люди уже выстроились цепочкой, взбираясь по скале, точно муравьи – огоньки факелов тянулись по крутому откосу, словно новогодняя гирлянда.

Раньше Итан взбирался по этой тропе только один раз, перед тем как внедриться в ряды Скитальцев – тайной группы Гарольда и Кейт. К скале были прикреплены стальные тросы: они образовывали два ряда петель над выбитыми в камне узенькими ступенями. Человек десять-двенадцать стояли у подножия утеса, ожидая своей очереди на восхождение. Итан поискал своих родных, но ни жены, ни сына там не было.

– Это плохая идея, – сказал подошедший Гектор. – Пустить детей по откосу в темноте, держась лишь за тросы?..

Итан подумал о Бене, но тут же выбросил эту мысль из головы.

– Много за нами гонится? – спросил музыкант.

– Больше, чем мы можем одолеть, – не стал скрывать Бёрк.

Он слышал, как ниже по склону хрустят ветки. В кармане у него звенели патроны двенадцатого калибра, и шериф начал вкладывать их в магазин, не отрывая глаз от опушки леса. Загнав последний патрон в ствол, нацелил дробовик на деревья. «Только не сейчас, – думал он. – Еще немного времени, пожалуйста!»

Гектор похлопал его по плечу и напомнил:

– Пора.

Они начали подниматься по откосу, цепляясь за ледяной трос. К тому времени как Итан схватился за третью петлю, лес под ним наполнился криком и визгом. Жуткий вой поднимался к небу сквозь ветви деревьев. Ближайший факел был двадцатью футами выше, но звезды, обильно высыпавшие на небосводе, давали достаточно света, чтобы путь по скале был хорошо виден. Бёрк оглянулся на подножие утеса в тот момент, когда из леса показался первый абер. За ним появился второй, потом еще один, затем сразу пять и еще не меньше десятка. Вскоре у подножия собралось около тридцати тварей. Итан продолжал взбираться, пытаясь сосредоточиться на том, чтобы цепляться за тросы и ставить ноги на надежную опору, но каждый раз, когда он бросал взгляд вниз, аберов там становилось все больше.

Склон сделался вертикальным. Шериф продолжал подниматься и думал о том, далеко ли ушли Тереза и Бен. Может быть, они уже в безопасности пещеры Скитальцев? Неожиданно наверху раздался крик, стремительно приближавшийся. Ближе, ближе, ближе, ближе-ближе-ближе…

Он становился все громче. Итан вскинул голову, и в этот миг мимо него пролетел человек, раскинув руки и широко распахнув глаза от ужаса. Он на два дюйма разминулся с Бёрком. Голова упавшего ударилась о выступ двадцатью футами ниже, и от этого удара его тело закувыркалось в воздухе, проделав оставшийся путь до земли в мертвом молчании. Господи…

Ноги у шерифа словно превратились в желе, по левой ступне пробежала судорожная дрожь. Он прижался к скале, сжал обеими руками трос и, закрыв глаза, позволил панике пройти сквозь него и выгореть дотла. Ужас ушел, и Итан полез дальше, фут за футом подтягиваясь на ржавом тросе, в то время как аберы рвали на части тело человека, оступившегося при восхождении. Наконец шериф добрался до сколоченной из досок дорожки шириной в шесть дюймов: она тянулась по поверхности утеса. Гайтер уже был на ее середине, и Бёрк последовал за ним. Лес теперь был в трехстах футах внизу. Заплутавшие Сосны остались где-то там, по-прежнему лежа во тьме, и местонахождение городка обозначали лишь далекие крики.

Внизу, на скале, Итан заметил движение – бледные силуэты направлялись к нему.

– Они на утесе! – крикнул шериф Гектору.

Тот оглянулся. Монстры карабкались быстро, бесстрашно, как будто не веря в возможность падения. Итан остановился, одной рукой держась за трос, а другой пытаясь покрепче ухватить «Моссберг».

Бесполезно.

– Иди сюда! – позвал он пианиста.

Гайтер неуклюже развернулся на узких досках и направился обратно к Итану.

– Мне нужно, чтобы ты держал меня за пояс, – сказал ему Бёрк.

– Зачем?

– Мне здесь не хватает места, чтобы стоять и целиться.

– Не понимаю…

– Одной рукой держись за трос, второй хватай меня за ремень. Мне нужно перегнуться через край, прицелиться и выстрелить.

Музыкант бочком прошел последние несколько футов до шерифа и уцепился за его ремень, поинтересовавшись:

– Надеюсь, он застегнут?

– Надежно. Ты меня держишь?

– Держу.

И все же Итану потребовалось три секунды, чтобы собраться с духом. Он отпустил трос, сбросил дробовик с плеча и навел прицел со светящимися метками на поверхность скалы внизу. Десять аберов поднимались плотной группой. Шериф пытался сосредоточиться, выбросить страх из мыслей, но перед глазами у него по-прежнему стояла картина падения того человека и его раскалывающейся о камень головы.

Крик.

Безмолвие.

Крик.

Безмолвие.

Желудок Итана сжался. Ему казалось, что мир рушится на него – и одновременно улетает куда-то прочь. Надо собраться.

Бёрк взял на мушку вожака. Отдача от дробовика швырнула его назад, к скале, выстрел эхом раскатился по долине, отразился от западных утесов и вернулся обратно. Пуля попала в предводителя стаи. Тот рухнул с пронзительным визгом и покатился вниз по скале, сбив еще четверых, словно кегли в боулинге. Но остальные монстры быстро пришли в себя. От людей, стоящих на дорожке, их отделяло около шестидесяти футов. Бёрк снова перегнулся через край, услышал, как застонал Гектор, и представил, как трос впивается в пальцы пианиста.

Оставшиеся в живых аберы поняли намек и рассредоточились. Шерифу понадобилось некоторое время, чтобы перестрелять их, перемещая прицел слева направо. Ни одного промаха!

Он видел, как они катятся вниз, увлекая за собой тех, кто только начал восхождение, а потом у него кончились патроны.

– Ладно, всё, – сказал Итан.

Гайтер втянул его обратно, и мужчины поспешили дальше вдоль утеса, пока не обогнули поворот в конце дорожки. Они выбежали на расширяющийся выступ, уходящий в глубь горы. Бёрк почти ничего не видел в этом проходе, пока не наткнулся на дверь в пещеру. Она была закрыта, и шериф ударил кулаком в дерево:

– Здесь еще двое! Откройте!

По ту сторону двери лязгнул засов. Скрипнули петли, и дверь открылась. В первый раз, когда Итан был здесь, он не обратил внимания на эту дверь, но теперь тщательно осмотрел ее. Она была сколочена из сосновых бревен и дополнительно скреплена замешанным на глине раствором.