Тайна замка Чимниз Кристи Агата

Глава 3

Тревога в высших сферах

– Конечно, мой друг, конечно, – произнес лорд Катерхэм.

Он уже трижды повторил эти слова, надеясь ими закончить встречу и поскорее уйти. Он очень не любил торчать на ступеньках элитарного лондонского клуба, членом которого имел честь состоять, и слушать нескончаемые разглагольствования почтенного Джорджа Ломакса.

Клемент Эдвард Алистер Брент, девятый маркиз Катерхэм, невысокий, обычно одетый джентльмен, совершенно не соответствовал традиционным представлениям о маркизах. У него были выцветшие голубые глаза, тонкий нос, придававший ему несколько меланхолический вид, и простовато-небрежные, хотя и достаточно изысканные манеры.

Главное несчастье жизни маркиза заключалось в том, что четыре года назад он унаследовал титул брата, восьмого лорда Катерхэма. Предыдущий лорд был выдающейся личностью, известной всей Англии. Занимая одно время пост министра иностранных дел, он всегда имел веское слово при обсуждении дел империи, а его загородная резиденция Чимниз славилась гостеприимством. При помощи замечательной жены лорда Катерхэма, дочери герцога Перта, по уик-эндам в неофициальной обстановке в Чимнизе вершилась история. В Англии, да и в Европе не было сколько-нибудь заметного лица, которое хоть раз не гостило бы там.

Все шло прекрасно. Девятый маркиз Катерхэм свято чтил память своего выдающегося брата, который вполне заслужил это. Однако его тяготила необходимость следовать по его стопам, поскольку Чимниз скорее стал национальным достоянием, нежели собственно загородным домом. Ничто не удручало так лорда Катерхэма, как политика, а еще больше – политики. Поэтому он с нетерпением ждал окончания разговора с велеречивым Джорджем Ломаксом, крепким, склонным к полноте человеком, с красным лицом, пронзительными глазами и огромным самомнением.

– Видите ли, Катерхэм, мы не можем, мы просто не можем допустить, чтобы сейчас разразился скандал! Положение крайне деликатное!

– Положение всегда несколько деликатное, – не без иронии отозвался лорд Катерхэм.

– Друг мой, уж мне-то это известно!

– О, конечно, конечно, – кивнул лорд Катерхэм, возвращаясь на старую линию обороны.

– Один промах в этом герцословацком деле, и нам конец! Сейчас крайне важно предоставить британской компании нефтяные концессии!

– Конечно, конечно!

– В конце недели приезжает принц Михаил Оболович, и все дело можно будет уладить в Чимнизе под стук бильярдных шаров.

– А я собирался на этой неделе съездить за границу, – ответил лорд Катерхэм.

– Ерунда, дорогой Катерхэм! Никто не ездит за границу в начале октября!

– Мой врач считает, что у меня серьезные проблемы со здоровьем, – заявил Катерхэм, нетерпеливо поглядывая на пролетающие такси.

Однако вырваться на свободу ему не удавалось, поскольку Ломакс обладал неприятной привычкой удерживать человека, с которым у него завязался разговор, и, несомненно, немалым опытом в этом деле. В настоящее время он крепко держал лорда Катерхэма за лацкан пиджака.

– Друг мой, заявляю со всей ответственностью! В преддверии национального кризиса, который ждет нас в ближайшем будущем…

Лорд Катерхэм зябко поежился. Он вдруг понял, что предпочел бы дать несколько приемов, чем слушать повторение одной из скучных речей Джорджа Ломакса. А ведь тому ничего не стоит проговорить без остановки хоть двадцать минут!

– Хорошо! – быстро согласился он. – Я все устрою. Полагаю, вы уладите свои вопросы!

– Друг мой, тут нечего устраивать! Чимниз, не говоря о его историческом значении, идеально расположен! Я буду у себя, меньше чем в семи милях оттуда. Разумеется, мне не пристало присутствовать на домашнем приеме!

– Разумеется, – быстро согласился лорд Катерхэм, который не знал, да и не хотел знать, почему, собственно, не пристало.

– Вы не возражаете взять в помощники Билла Эверсли? Он может пригодиться для связи со мной.

– С удовольствием, – оживился лорд Катерхэм. – Билл вполне приличный малый, да и Бандл прекрасно к нему относится.

– Бильярд, разумеется, не так уж и важен. Это лишь предлог.

Лорд Катерхэм снова погрустнел:

– Тогда все. Принц, его свита, Билл Эверсли, Герман Айзекстайн…

– Кто?

– Герман Айзекстайн. Представитель синдиката, о котором я вам говорил.

– Всебританского синдиката?

– Да. А что?

– Ничего… ничего… я лишь поинтересовался, вот и все. Любопытные у этих людей имена.

– Потом, конечно, надо бы пригласить посторонних, одного-двух человек, – только для того, чтобы прием выглядел как настоящий. Леди Эйлин могла бы об этом позаботиться. Желательно заполучить людей молодых, некритичных, совершенно не разбирающихся в политике.

– Бандл отлично со всем справится, я уверен.

– Я вот о чем хочу вас спросить. – Ломакса, похоже, осенило. – Помните, о чем я вам только что рассказывал?

– Вы много о чем рассказывали.

– Нет-нет, я имею в виду это несчастное осложнение. – Он понизил голос до таинственного шепота. – Мемуары… мемуары графа Стилптича.

– Мне кажется, тут вы заблуждаетесь, – сказал лорд Катерхэм, подавляя зевок. – Люди любят скандалы. Черт возьми, я сам читаю мемуары… и с удовольствием.

– Дело не в том, прочтут их или нет, – невелика важность, а в том, что их публикация именно сейчас может все разрушить… все. Народ Герцословакии хочет реставрировать монархию и готов предложить корону принцу Михаилу, имеющему поддержку правительства его величества.

– И который готов предоставить мистеру Герману Айзекстайну и компании концессии в обмен на миллионный заем, чтобы сесть на трон…

– Катерхэм, Катерхэм! – мученическим шепотом взмолился Ломакс. – Осторожнее, умоляю, прежде всего осторожнее.

– Дело в том, – с удовольствием продолжил лорд Катерхэм, уступив, однако, просьбе собеседника и понизив голос, – что воспоминания Стилптича могут расстроить чьи-то планы. Тирания и недостойное поведение семьи Оболовичей, а? Эти вопросы обсуждались в парламенте. Зачем заменять нынешнее широко мыслящее и демократическое правительство абсолютной тиранией? Политика, диктуемая кровососами-капиталистами. Правительству грозит опасность. Ну, как вам?

Ломакс кивнул.

– А может быть и хуже, – тихо произнес он. – Предположим… только предположим, что кто-то упомянет об этом досадном исчезновении… вы знаете, что я имею в виду.

Лорд Катерхэм недоуменно посмотрел на него:

– Нет, не знаю, что за исчезновение?

– Как, вы не слышали? Это произошло в Чимнизе. Генри был очень расстроен. Его карьере чуть не пришел конец.

– Вы меня просто заинтриговали, – оживился лорд Катерхэм. – Кто или что исчезло?

Ломакс подался вперед и приложился губами к уху лорда Катерхэма. Тот поспешно отдернулся:

– Ради бога, не шипите!

– Вы слышали, что я сказал?

– Да, слышал, – неохотно ответил лорд Катерхэм. – Теперь кое-что припоминаю. Очень любопытное дело. Интересно, кто же это сделал? Так ничего и не выяснилось?

– Так и не выяснилось. Разумеется, действовать пришлось очень осторожно. Не должно было просочиться ни намека на потерю. Но Стилптич тогда был там. Он что-то знал, не все, но что-то. Мы с ним один или два раза ссорились по турецкому вопросу. Предположим, в порыве безумной злобы он изложил это в своих мемуарах. Подумайте о скандале и далекоидущих последствиях. Все бы недоумевали: почему это замалчивалось?

– Конечно, – с явным удовольствием согласился лорд Катерхэм.

Ломакс, говоривший совсем тихо, взял себя в руки.

– Я должен сохранять спокойствие, – пробормотал он. – Спокойствие и еще раз спокойствие. Но я вот о чем хочу вас спросить, мой друг. Если у него не было злого умысла, почему он послал рукопись в Лондон таким окольным путем?

– Это, конечно, странно. Вы уверены в фактах?

– Абсолютно. У нас… э… есть агенты в Париже. Мемуары были тайно отправлены за несколько недель до его смерти.

– Да, тут что-то есть, – произнес лорд Катерхэм с тем же удовольствием, что и раньше.

– Мы выяснили, что они были посланы человеку по имени Джимми, или Джеймс, Макграт, канадцу, живущему сейчас в Африке.

– Дело касается империи, не так ли? – весело спросил лорд Катерхэм.

– Завтра, в четверг, Джеймс Макграт прибудет на «Грэнарт Касл».

– И что же нам делать?

– Мы, разумеется, встретимся с ним, обрисуем ему, какими серьезными последствиями чревата публикация мемуаров, и попросим его хотя бы в течение месяца ничего не предпринимать, и, во всяком случае, позаботимся о том, чтобы они были тщательно отредактированы.

– А если он откажется или пошлет вас к черту или еще куда-нибудь? – предположил лорд Катерхэм.

– Этого-то я и боюсь, – признал Ломакс. – Вот почему мне вдруг пришло в голову, что хорошо бы его тоже пригласить в Чимниз. Естественно, он будет польщен знакомством с принцем Михаилом, и с ним, может быть, будет легче справиться.

– Я не буду его приглашать, – поспешно возразил лорд Катерхэм. – Я не люблю канадцев, и никогда не любил, особенно тех, кто долго живет в Африке!

– А может быть, он окажется отличным малым, этаким неотшлифованным алмазом?

– Нет, Ломакс. Мое слово твердо. Пусть с ним возится кто-нибудь другой.

– По-моему, – сказал Ломакс, – здесь бы очень пригодилась женщина, которой можно рассказать достаточно, но не слишком много. Женщина могла бы деликатно и тактично уломать его. Не то чтобы мне нравилось участие женщин в политике, здесь лучше обойтись без них. Но в своей области женщина может творить чудеса. Только вспомните, как жена Генри влияла на него. Марсия была необыкновенной, уникальной женщиной, блестящей хозяйкой политического салона!

– Уж не хотите ли вы пригласить Марсию на этот прием? – слабым голосом спросил лорд Катерхэм, побледнев при одном упоминании о ненавистной невестке.

– Нет-нет, вы меня не так поняли. Я говорил о влиянии женщины вообще. Нет, я предлагаю пригласить молодую женщину, очаровательную, красивую, умную.

– Не Бандл же? Бандл тут вовсе не годится. Она прожженная социалистка и просто рассмеется над подобным предложением.

– Я говорю не о леди Эйлин. Ваша дочь, Катерхэм, очаровательна, просто очаровательна, но она совсем ребенок. Нам нужна женщина опытная, уравновешенная, знающая жизнь. Ах, ну, конечно, тут пригодится только один человек: моя кузина Вирджиния.

– Миссис Ревел?

Лорд Катерхэм оживился, почувствовав, что, возможно, прием все же будет не так уж скучен.

– Мне нравится ваше предложение, Ломакс. Самая очаровательная женщина Лондона.

– К тому же она в курсе всех дел Герцословакии. Ее муж, напомню вам, служил там в посольстве. И согласен с вами, она обладает огромным обаянием.

– Чудесное создание, – охотно подтвердил лорд Катерхэм.

– Что ж, тогда договорились.

Мистер Ломакс ослабил свою хватку, и лорд Катерхэм не преминул освободить лацкан пиджака.

– До свидания, Ломакс, вы все устроите, не так ли?

Он быстро шмыгнул в проходящее такси. Лорд Катерхэм не любил достопочтенного Джорджа Ломакса, как только может один добропорядочный христианин не любить другого добропорядочного христианина. Он не любил его одутловатое красное лицо, тяжелое дыхание и назойливый взгляд выпуклых голубых глаз. Подумав о ближайшем уик-энде, он вздохнул. Досада, ах какая досада! Однако при мысли о Вирджинии Ревел он несколько приободрился.

– Чудесное создание, – пробормотал он себе под нос. – Чудесное!

Глава 4

Очаровательная леди

Джордж Ломакс вернулся в Уайтхолл. Войдя в роскошные апартаменты, где вершились государственные дела, он услышал какое-то шуршание.

Мистер Билл Эверсли усердно писал письма, но огромное кресло возле окна еще хранило тепло человеческого тела.

Билл Эверсли был очень симпатичным молодым человеком. Лет двадцати пяти, крупный и довольно неуклюжий, с приятным, но некрасивым лицом, белоснежными зубами и честными карими глазами.

– Ричардсон еще не прислал отчет?

– Нет, сэр. Напомнить ему об этом?

– Необязательно. Были какие-нибудь телефонные сообщения?

– Ими в основном занимается мисс Оскар. Мистер Айзекстайн хочет знать, не согласитесь ли вы пообедать с ним завтра в «Савое».

– Попросите мисс Оскар заглянуть в мой ежедневник. Если у меня ничего не назначено, пусть позвонит ему и примет приглашение.

– Да, сэр.

– Кстати, Эверсли, не позвоните ли для меня в одно место? Посмотрите номер в книжке. Миссис Ревел, Понт-стрит, 487.

– Да, сэр.

Билл взял телефонную книгу, пробежал невидящими глазами нужную колонку, громко захлопнул книгу и подошел к телефону. Прикоснувшись к трубке, он остановился, словно вдруг что-то вспомнив:

– Ах да, сэр, чуть не забыл! У нее что-то не в порядке с телефоном. Я имею в виду у миссис Ревел. Я только что пытался ей дозвониться.

Джордж Ломакс нахмурился.

– Досадно, – сказал он, – очень досадно. – Он нерешительно побарабанил пальцами по столу.

– Если у вас что-то важное, сэр, я мог бы съездить к ней на такси. Я уверен, она сейчас дома.

Джордж Ломакс заколебался, обдумывая предложение. Билл с нетерпением ждал, готовясь немедленно сорваться с места и выполнить приятное поручение.

– Вероятно, это было бы лучше всего, – согласился наконец Ломакс. – Хорошо, поезжайте к миссис Ревел на такси и спросите ее, будет ли она дома сегодня в четыре часа, потому что у меня к ней очень важное дело.

– Хорошо, сэр.

Билл взял шляпу и исчез.

Десять минут спустя такси доставило его на Понт-стрит, 487. Он позвонил и вдобавок громко постучал в дверь молоточком. Дверь открыл важного вида слуга, которому Билл кивнул, как давнему знакомому.

– Доброе утро, Чилверс, миссис Ревел дома?

– Полагаю, сэр, она собирается уходить.

– Это вы, Билл? – раздался голос сверху. – Я узнала вас по грохоту! Поднимайтесь, поговорим.

Билл посмотрел на смеющееся лицо, которое всегда настолько покоряло его – да и не только его, – что он терялся и начинал мямлить что-то бессвязное. Он поднялся по лестнице, взлетая через две ступеньки, и крепко сжал протянутую руку Вирджинии Ревел.

– Привет, Вирджиния!

– Привет, Билл!

Обаяние – совершенно особенное качество; сотни молодых женщин, даже красивее Вирджинии Ревел, могли бы сказать «Привет, Билл» с той же интонацией, и это не произвело бы на него особого впечатления. Но эти два слова, прозвучавшие из уст Вирджинии, повергли Билла в шок.

Вирджинии Ревел было двадцать семь лет. Высокая и настолько стройная и пропорционально сложенная, что о ее фигуре можно было бы слагать поэмы. Бронзового цвета волосы с зеленовато-золотистым оттенком; решительный маленький подбородок, прелестный носик, раскосые, синие, как васильки, глаза, блестящие из-под полузакрытых век, и великолепный, четко очерченный рот, один уголок которого кокетливо загибался вверх. Это было очень выразительное лицо, а его живость и лучезарность невольно приковывали взоры. Не обратить внимания на Вирджинию Ревел было просто невозможно.

Она отвела Билла в небольшую гостиную, выдержанную в бледно-сиреневых, зеленых и желтых тонах, создающих впечатление луга с крокусами.

– Билл, дорогой, – улыбнулась Вирджиния, – как же министерство иностранных дел без вас? Я думала, вы там незаменимы!

– Я к вам с посланием от Коддерса. – Так непочтительно Билл за глаза величал своего шефа. – Кстати, Вирджиния, если он спросит, помните, что у вас сегодня утром не работал телефон.

– Но он работал.

– Я знаю. Пришлось сказать, что не работал.

– Зачем? Просветите меня, что творится в министерстве иностранных дел?

Билл с упреком взглянул на нее:

– Ведь тогда бы я не приехал сюда и не увиделся с вами!

– Ах, Билл, дорогой, как же я глупа! И как это мило с вашей стороны!

– Чилверс сказал, что вы собираетесь уезжать.

– Да, на Слоун-стрит. Там есть магазин, где продаются замечательные набедренные пояса.

– Набедренные пояса?

– Да, Билл, на-бед-рен-ные – понимаете? – набедренные по-я-са. Пояса на бедра. Надеваются прямо на тело.

– Увольте, Вирджиния! Не следует описывать свое белье молодому человеку, с которым вас не связывают близкие отношения. Это неделикатно.

– Но, Билл, дорогой, в бедрах нет ничего неделикатного! У всех у нас есть бедра, хотя мы, бедные женщины, отчаянно пытаемся делать вид, что их у нас нет. Этот набедренный пояс сделан из красной резины и достает почти до колен. В нем просто невозможно ходить!

– Какой ужас! – вскричал Билл. – Зачем же вам это нужно?

– Потому что это помогает нам верить, будто мы страдаем ради фигуры. Но хватит о поясах! Что нужно Джорджу?

– Он хочет знать, будете ли вы дома сегодня в четыре часа.

– Не буду. Я собираюсь в Рейнлэх. А почему такое официальное обращение? Он что, собирается сделать мне предложение?

– Меня бы это не удивило.

– В таком случае можете передать ему, что я предпочитаю мужчин, которые делают предложение, повинуясь влечению.

– Как я?

– У вас не влечение, Билл. У вас привычка!

– Вирджиния, вы когда-нибудь…

– Нет, нет и нет, Билл! Утром до ленча ко мне лучше не подходить! Вы только подумайте, кто я? Симпатичная женщина, приближающаяся к среднему возрасту, принимающая близко к сердцу ваши интересы.

– Вирджиния, я вас люблю именно такую!

– Знаю, Билл, знаю! Мне просто нравится быть любимой! Неужто это так ужасно и безнравственно с моей стороны? Мне хочется влюбить в себя всех мужчин на свете…

– Полагаю, своей цели вы уже добились! – мрачно заметил Билл.

– Джордж, надеюсь, не влюблен в меня! Не думаю, чтобы он был на это способен. Он женат на своей карьере. Так что он еще просил передать?

– Только то, что это очень важно.

– Билл, я заинтригована. Джордж так редко что-то считает очень важным. Бог с ним, с Рейнлэхом. В конце концов в Рейнлэх я могу поехать и в другой день. Передайте Джорджу, что я покорно буду ждать его в четыре часа.

Билл посмотрел на часы.

– Вряд ли имеет смысл возвращаться до ленча. Пойдемте, Вирджиния, перекусим.

– Я и так собиралась на ленч.

– Отлично. Мы прекрасно проведем время, и к черту все остальное.

– Это было бы очень мило, – сказала Вирджиния, улыбнувшись.

– Вирджиния, вы прелесть! Скажите, я хоть немного нравлюсь вам? Больше остальных?

– Билл, я вас обожаю! Если бы мне пришлось выйти за кого-то замуж – просто пришлось, я имею в виду, если бы это было начертано в книге судеб и какой-нибудь гадкий мандарин сказал мне: «Выйди за кого-нибудь замуж или умри в медленных муках», я бы сделала выбор незамедлительно. Сказала бы: «Дайте мне малыша Билла!»