Это моя вина Локхарт Эмили

Свекольное восстание

Начало «Свекольному восстанию» было положено, когда на очередной линейке в часовне директор Ричмонд объявил, что Сильвия Каргмэн, исключительно щедрая выпускница Алабастер – генеральный директор корпорации «Вива» (производящей безалкогольные напитки) и мать троих сыновей, средний из которых (Джефф) в настоящее время учился на третьем курсе, собирается приехать и прочитать всей школе лекцию «Следуй за своей мечтой: основные знания и стратегии успеха». Ричмонд упомянул, что корпорация госпожи Каргмэн «спонсировала» ремонт столовой.

– Поэтому все автоматы, торгующие напитками, принадлежат «Виве», – пробормотал Мэттью, когда они выходили из часовни.

– Правда? – Фрэнки не замечала.

– Да. Два года назад они убрали все автоматы с кока-колой и «снэппл» и поставили новые.

– А автоматы с соком в спортзале?

– Читай, что написано мелким шрифтом. Сок «Джамбо» тоже производит «Вива». Весь кампус обклеен рекламой корпорации мамы Джеффа.

(Джефф Каргмэн не был «бассетом» и не дружил ни с кем из них. Собственно, он входил в Федерацию гиков, а именно в клуб научной олимпиады и клуб садоводов).

– А что еще им принадлежит? – поинтересовалась Фрэнки.

Мэттью пожал плечами:

– Мы напечатали статью после ремонта столовой. «Вива» делает не только сок «Джамбо». Им принадлежат сыры «Суэлл», консервы «Найсфуд» и компания, производящая замороженные гамбургеры. В общем, все, что мы каждый день видим в столовой. Мы пытались как-то настроить людей против них, но ничего не вышло. Да, там теперь есть кондиционеры и симпатичные окошечки, но еда по-прежнему отвратительная, и школа обязана сколько-то лет использовать все эти продукты.

– Ты написал об этом, и всем было все равно?

– Не я это писал. Кто-то из старших. Я тогда был только на втором курсе.

– И никто не жаловался и не протестовал?

Мэттью обнял ее за талию.

– Я редактор почти два года и уже давно лишился иллюзий. Никто не читает газету.

– Я читаю.

– А до того, как познакомилась со мной?

– Нет.

– Никто ее не читает. Забавно. Благодаря посту редактора я могу поступить в университет, но никому нет до нее никакого дела.

– Так это поэтому у нас нет салатов?

– В столовой? Там есть салаты.

– Это не салаты. Там есть нут и консервированная свекла. И оливки. Зеда говорит, что у них в Беркли огромный салатный бар, и там есть руккола, и помидоры, и авокадо, и горошек в стручках. И где-то десять разных соусов.

Но Фрэнки видела, что Мэттью ее не слушает. Он смотрел на Стива, который бежал к ним через центральный газон.

– Пес! – крикнул Стив.

– Что?

– Иди сюда, нужно обсудить кое-что по поводу футбола. Прости, Фрэнки.

– Ладно. Прости, милая, надо бежать, – Мэттью поцеловал Фрэнки в губы и ушел.

Придя на занятия, Фрэнки открыла ноутбук и провела второй урок за изобретением «Общества защиты и популяризации овощей». В течение двадцати четырех часов члены «Верного ордена», следуя ее указаниям, заказали наклейки на бамперы, значки и листовки для лекции Сильвии Каргмэн. День ее визита был неофициально провозглашен «Днем овощей». В каждом почтовом ящике лежал значок, наклейки на бампер украшали каждый туалет, а листовки были приколоты к пробковым доскам у каждой комнаты в общежитии.

Значки гласили:

ГДЕ ТЫ СКИТАЕШЬСЯ, БРОККОЛИ?

КЕТЧУП – ЭТО НЕ ОВОЩ.

Я НА СТРАЖЕ ОВОЩЕЙ.

«Добро пожаловать в ряды Свекольного восстания, – говорилось в листовках. – Сегодня вы, не догадываясь об этом и, возможно, против своей воли, примете участие в Свекольном восстании под эгидой «Общества защиты и популяризации овощей». Мы, говоря коротко, требуем салатный бар в столовой на обед и на ужин. Сейчас Алабастер предлагает либо консервированные, либо весьма унылые овощи. Честно говоря, они скользкие и мерзкие, и это вообще не похоже на салатный бар.

Виват не «Виве», а Овощу! Бар, который мы требуем, будет включать в себя (на постоянной основе): салат и шпинат, цветную капусту и брокколи, морковь и сельдерей, помидоры, огурцы, «овощ дня», может быть, какие-то фрукты, как минимум пять видов салатной заправки и эти прикольные, похожие на бекон кусочки, которые могут и не быть настоящим беконом. Мы готовы пойти на уступки в отношении этого неовощного ингредиента. Корпорация «Вива» монополизировала питание в школе, потому что они заплатили за ремонт столовой. Новая столовая хороша, но ей не хватает салата.

Так что:

Даже если вам глубоко плевать на салаты, наденьте свой значок на лекцию сегодня после обеда. Хотя бы только для того, чтобы порадовать нас, как мы радовали вас».

(Без подписи, только с печатью «Ордена», на сей раз веселенького зеленого цвета).

Поддержка поразила даже Фрэнки. Почти каждый ученик Алабастер приколол значок или приклеил к тетради наклейку. Лекцию прослушали с уважением, но в конце нее конверт, адресованный миссис Каргмен, передали по часовне из рук в руки. Никто не знал, откуда он взялся. Каргмэн вежливо приняла конверт, открыла его и нашла значок с надписью: «Овощ дня!».

Ничего не понимая, она поблагодарила учеников и до вечера гордо носила значок.

Незадолго до обеда прибыли курьеры из бостонского ресторана, доставив огромное блюдо в центральный коридор главного здания. На блюде оказался гигантский бассет-хаунд, выложенный из овощей. Жареные баклажаны изображали его печальные глаза, пятна – жареная морковь и красные перцы. Хрустящая хикама[20] заменяла белую шерсть. Покоился он на очаровательном зеленом фоне из овощей, петрушки и брокколи. Под блюдом лежала небольшая записка «СЪЕШЬ МЕНЯ».

Директор Ричмонд, чей кабинет располагался по соседству, был замечен за поеданием левой ноги бассета, что он делал, демонстрируя (несколько напряженно) хорошее настроение. Госпожа Каргмэн на следующий день поняла, что над ней посмеялись и подвергли критике, однако предпочла минимизировать ущерб, вместо того, чтобы оскорбиться.

Она немедленно отправила Ричмонду чек, а также короткое письмо, в котором говорилось, что питание школьников очень важно для корпорации «Вива» – и для нее лично, – и она рада пожертвовать средства на расширение салатного бара и готова обеспечивать его свежими овощами до конца учебного года.

На следующей линейке Ричмонд произнес длинную речь, поясняя, что есть приемлемые и неприемлемые способы добиваться перемен, а также приемлемые и неприемлемые способы выражать свои творческие наклонности, и что разные способы могут быть приемлемы в разных обстоятельствах. Однако проникновение в заброшенные здания, игры с электричеством, насмешки над приглашенными лекторами или доставка скоропортящихся продуктов в общественные места в неподходящее время не могут считаться приемлемыми ни при каких условиях.

Фрэнки слушала монотонную речь Ричмонда и чувствовала себя невероятно счастливой. Она была занята – впервые за всю жизнь она смогла действительно серьезно погрузиться в то, что делала. Исследуя деятельность «Клуба самоубийц» и «Общества какофонии» для «Городов и протеста», копаясь в интернете в поисках мест, где «бассеты» могли бы заказать наклейки, листовки, праздничные украшения, удлинители, собаку из овощей и так далее, – она ощущала такой подъем, что ее прежние интересы – фрисби, современные танцы, чтение и дискуссионный клуб – казались убийственно скучными.

Теперь она командовала полком из парней со старшего курса и посылала их на подвиги, сотрясавшие Алабастер до самого основания.

В тот вечер Мэттью сбежал от нее на собрание «бассетов», а Фрэнки даже не пришло в голову проследить за ним.

Он может думать, что у него есть от нее тайны, но на самом деле их нет. Он делал точно то, чего она хотела.

От: Алессандро Тезорьери [[email protected]]

Кому: [email protected],

Ты был прав. Мне действительно понравилось. Тем не менее ты все равно псих.

Чего ты хочешь?

От: [email protected]

Кому: Алессандро Тезорьери [[email protected]]

Я получаю именно то, чего хочу.

С Днем благодарения.

Возвращение заиньки

Мэттью молчал о каникулах на День благодарения. В начале ноября он сказал Фрэнки, что едет домой, праздновать с родителями. Она пригласила его навестить ее в пятницу после праздника.

– Спаси меня от Рут, – сказала Фрэнки, надеясь, что честь оказаться ее избавителем окажется достаточно заманчивой, чтобы пересилить его нежелание знакомиться с ее семьей. – Иначе, если я останусь с ней наедине на четыре дня, я могу вернуться психически нездоровой. Зеда осталась в Калифорнии.

Мэттью согласился. Разумеется, он спасет ее.

Он заедет за ней и отвезет ее посмотреть шоу в Нью-Йорке.

Но с тех пор он ничего не говорил.

– Так ты спасешь меня? – наконец спросила она за два дня до каникул. Они сидели в библиотеке после ужина. Мэттью купил Фрэнки три пачки клубничного «ментоса». Они открыли все три и выложили конфетки в ряд посередине стола. – Иначе мама сведет меня с ума.

– Если смогу вырваться, то обязательно приеду, – ответил Мэттью. – Альфа собирается кататься с гор на западе Массачусетса. Безумная затея.

– А что он собирается делать?

– Он псих. Он предлагает съезжать с гор на санках. Это как бобслей, только санки попроще и без снега.

Фрэнки похолодела.

– Можно мне поехать? – спросила она.

– Эм, – Мэттью запустил ладонь в волосы. – Было бы здорово. Но как ты туда попадешь?

– Может быть, ты заедешь за мной?

– В четверг вечером не получится, – ужин у нас в семье раньше девяти даже не начнется.

– Я могла бы утром в пятницу доехать до Бостона на автобусе.

– Я боюсь, что мы уедем рано.

– Разве вы не можете поехать попозже?

– Альфа говорит, что туда лучше приезжать с утра.

– Мэттью.

– Что?

– Ты уже все распланировал.

– Да, вроде того.

– Но разве ты не говорил, что в пятницу поедешь в Нью-Джерси?

– Ага.

– Так что я думала, ты приедешь.

– Я… Просто внезапно всплыла эта идея, и я пообещал Альфе. Мы же с тобой ни о чем конкретном не договорились, так ведь?

– Нет. Просто… Я буду скучать. – Ей казалось, что он никогда не принадлежал только ей. Она всегда находилась в его мире, а он в ее никогда не бывал. Это правда: как бы она ни старалась занять побольше места в его жизни – черт, она руководила важной ее частью, пусть он даже об этом и не знал, – что бы она ни делала, он всегда мог захлопнуть дверь у нее перед носом.

– Я тоже буду скучать, – вздохнул Мэттью и положил ей в рот конфетку. – Но мы увидимся в субботу вечером. Позвони мне, как вернешься в кампус.

Фрэнки съела «ментос». Прикосновение его пальцев к губам сбило ее с мысли. В конце концов, он угостил ее клубничным «ментосом».

Разве этого не достаточно?

Мэттью встал и направился в туалет в конце коридора. Пока его не было, Фрэнки заглянула в его рюкзак. Она знала, что поступает неправильно, но чувствовала, что он ускользает от нее. Две тетрадки: алгебра и история Японии. Несколько ручек и маркеров. Три обертки от шоколадок и горсть монет. Письмо от матери, нераспечатанное. Леденец от кашля. Старые школьные бумаги: расписание на октябрь, список предметов по выбору, памятка о плагиате. И распечатка.

В рюкзаке Мэттью лежала распечатка переписки между Фрэнки и Портером.

От: Портер Уэлш

[[email protected]]

Кому: Фрэнсис Ландау-Бэнкс

[[email protected]]

Тема: Привет

Фрэнки, как дела? Надеюсь, с учебой все нормально. Я хотел извиниться за ту историю с Бесс.

– Портер

От: Фрэнсис Ландау-Бэнкс

[[email protected]]

Кому: Портер Уэлш

[[email protected]]

Тема: Re: Привет

Я не совсем поняла. Ты хочешь извиниться или извиняешься? Ты неудачно выразился.

От: Портер Уэлш

[[email protected]]

Кому: Фрэнсис Ландау-Бэнкс

[[email protected]]

Тема: Извинения Я извиняюсь.

Вот так.

Фрэнки засунула распечатку обратно и вернулась к учебе. Пришел Мэттью и скормил ей еще одну конфетку

Она не могла спросить, что это.

Если бы она спросила, он бы понял, что она заглядывала в его рюкзак. Фрэнки сползла по спинке стула, терзаемая одновременно виной и гневом, но не сказала ни слова.

Она провела День благодарения в Нью-Джерси в компании Рут, дядюшек и мерзких двоюродных братьев. Зеда и Фрэнк-старший позвонили из Калифорнии и Бостона поздравить их всех с праздником.

– Ну и как наша Заинька чувствует себя в школе? – поинтересовался дядя Бен, ероша волосы Фрэнки, когда она предложила ему кружку горячего сидра. Рут на кухне готовила соус.

– Хорошо.

– Отлично.

Дядя Пол подошел и положил руки ей на плечи.

– Ты так выросла с тех пор, как я тебя видел. Ну как, ты пошла учиться в то крутое место, которым так гордится твой папа?

– Я на втором курсе, дядя Пол.

Дядя Пол изобразил удивление.

– Ты шутишь. Ты не можешь быть на втором курсе. Я готов поклясться головой, что в прошлом году менял тебе подгузники.

– Согласен, – вмешался Бен, – только вчера, я уверен, она таскала везде за собой ту куклу. Помнишь, ту, без рук?

Рут пришла с кухни и обняла Фрэнки.

– Она все такая же миленькая, вам не кажется?

– У тебя есть там парень в твоей крутой школе? – поинтересовался дядя Пол. – Твоя мама говорит, что у тебя там есть парень.

– Мама!

– А что, нельзя было говорить? – с невинным видом спросила Рут.

Поли-младший нашел спрятанный в кладовке поднос с десертами и набивал рот шоколадным желе, но прервался, чтобы крикнуть:

– У Фрэнки есть парень! У Фрэнки есть парень!

Фрэнки ухмыльнулась Рут:

– Не нужно извещать об этом весь город.

– Не собираешься же ты скрывать это от собственной семьи, – отмахнулась Рут. – Я рада, что ты нашла хорошего мальчика, и есть кому о тебе позаботиться.

Рут посмотрела на Бена:

– Зеда говорит, что он из очень хорошей семьи. Они занимаются газетами.

– Да, семья ничего, – пробормотала Фрэнки.

– Он лучше, чем тот, который у тебя был в прошлом году, да, Зайка? – спросил дядя Пол. – Я помню, что с тем было что-то мутное.

– В любом случае этот лучше, да, Заинька? – спросила Рут. – Зеда рассказала, что он хорошо с ней обращается. Он заботится о тебе?

– Мама, он не нянька.

– Нянька? Кто говорит о няньках?

– Ты говоришь так, будто я не могу без его присмотра.

– Я не это имела в виду, – отозвалась Рут, делая вид, что увлечена вымешиванием масла в картофельное пюре. – Я такая же феминистка, как и все. Я имею в виду…

– Что?

– Я не беспокоилась, пока Зеда была рядом с тобой. Но теперь ты там совсем одна, и мне приятно думать, что, если что, у тебя есть этот хороший мальчик…

– Ты постоянно меня недооцениваешь.

Рут покачала головой.

– Я тебя очень ценю. А теперь можешь отнести картошку на стол? Смотри, миска очень тяжелая.

Общество освобождения рыб

Не видя Мэттью четыре дня и чувствуя, что ею пренебрегают, Фрэнки пришла к следующему выводу по поводу найденной в его рюкзаке распечатки: если Мэттью просматривал их переписку с Портером на ее ноутбуке, он не смог бы распечатать письма – разве что он переслал их на свой адрес для последующего использования. Фрэнки проверила папку с отправленными письмами, там ничего не оказалось. Разве что он их удалил.

Скорее всего, подумала Фрэнки, Мэттью увидел письма на ноутбуке Портера – но даже в этом случае он был бы вынужден переслать их себе. В любом случае, откуда бы он себе их не переслал, это было бы видно по адресу. Но на распечатках не было никаких признаков этого.

Итак, Портер отдал ему распечатки. Да, это наиболее очевидный вывод. Портер распечатал для Мэттью их переписку.

Но почему?

Может быть, это Мэттью заставил Портера извиниться перед Фрэнки? И потребовал, чтобы Портер принес ему копию письма с извинениями? Тем не менее Портер явно совершил акт неповиновения, пригласив Фрэнки пообедать с ним против воли Мэттью. Это бы объяснило, почему Мэттью был так недоволен. Согласно иерархии «бассетов», Мэттью должен был контролировать Портера, но тот показал, что не готов никому подчиняться.

Если бы Фрэнки сделала то, о чем ее просил Мэттью, и отказалась встречаться с Портером, Мэттью бы победил. Но она пошла на обед против его желания – и это укрепило позиции Портера. Хотя Фрэнки так и не рассказала Мэттью о предупреждении Портера, это приглашение делало его наименее верным из всех «бассетов». Возможно, он – самое слабое место «Ордена».

Следует это запомнить.

Хотя выводы ее и порадовали, в послепраздничные дни Фрэнки неприкаянно бродила по дому матери и подолгу смотрела в окна. Знание, что это Мэттью заставил Портера извиниться, давило на нее. Она съела слишком много брауни, и у нее заболел живот. Она открывала книги, но не могла прочитать дальше первой страницы.

Она мечтала, чтобы Мэттью позвонил. Но он так и не позвонил.

Следующее масштабное мероприятие «Верного ордена» состоялось в начале декабря. Оно заключалось в похищении Гуппи и замене ее большой садовой скульптурой в виде печального бассет-хаунда. К бассету прилагался пластиковый знак, изначально содержавший надпись: «Бодрствование – неприятное время, свободное от сна!» Теперь ее заменяла записка, тщательно заламинированная на случай дождя:

«Освобожденная от пут членами «Общества освобождения рыб», Гуппи проследует в свой дом на дне пруда, если не убедить ее вернуться посредством выкупа. Продолжение следует».

Требование выкупа, напечатанное на открытке с очаровательным бассет-хаундом, одетым в белый халат, было доставлено директору Ричмонду.

Раньше надпись внутри открытки гласила: «Пес с ними, с врачами. Выздоравливай скорее!»

Письмо требовало прекращения обязательных линеек в часовне по понедельникам.

«Гуппи полагает, что, хотя сами линейки не носят религиозного характера, их проведение в часовне подразумевает принадлежность учеников Алабастер к какому-либо течению христианства, что оскорбляет тех, кто исповедует буддизм, ислам, иудаизм или любую другую религию. Кроме того, обязательное посещение капеллы весьма неприятно тем, кто, как и сама Гуппи, предпочитает считать себя атеистом.