Ключ Неба Фрей Джеймс
Тишина.
Эшлинг крадется через комнату, мимо лестницы к двери, ведущей в подвал. Осматривает углы, держа оружие наизготовку. Вокруг никого. Она одна. Девушка останавливается. Толкает невидимую точку на стене кулаком. Вбок отъезжает деревянная панель, открывая сейфовую дверь с кодовым замком. Эшлинг набирает код, следуя мышечной памяти: 59 направо. 12 налево. 83 направо. 52 налево. 31 направо. Замок открывается с тихим щелчком.
Эшлинг открывает тяжелую дверь: та только кажется деревянной, а сделана из 3-дюймовой стали. Закрывает ее за собой. Свет зажжется автоматически, как только будет заперт замок. Теперь она в безопасности.
Она спускается по ступеням, проходит мимо двух витрин с оружием, кладовки, костюма химической защиты, акваланга и пуленепробиваемого стенного шкафа, заполненного разнообразным оружием; некоторые экземпляры, несмотря на почтенный возраст, находятся в идеальном состоянии и действительно бесценны.
Все это ее не интересует: Эшлинг продвигается дальше, к двум висящим на стене мешкам. Рюкзак и снаряжение. Сумки для побега. В них есть все необходимое.
Она останавливается возле пуленепробиваемого шкафа.
Смотрит в сканер сетчатки и набирает код на клавиатуре. Последовательность состоит из 25 знаков – GKI2058BjeoG84Mk5QqPlll42 – и эти 25 знаков она помнит наизусть с семи лет (и не раз говорила деду, что стоит периодически менять код, но он не слушал). Дверь скользит в сторону. Эшлинг входит в ячейку с климат-контролем и забирает меч, который бережно хранила ее Линия: изогнутую фалькату, изготовленную в VI веке до н. э. В Европе того периода это был единственный стальной клинок, и он отнял жизнь у 3890 человек, к которым прикоснулось острое как бритва лезвие. Кельты линии Латен, способные проследить свою родословную до глубокой древности, до предков, получивших знания прямо от Создателей, умели закалять сталь тысячелетиями, но никому об этом не рассказывали.
Стальной меч в VI веке до н. э. был все равно что волшебным. Эшлинг кладет фалькату в ножнах поверх сумки со снаряжением и выходит из ячейки. Пока девушка идет обратно к лестнице, лампы за ее спиной автоматически гаснут. Она возвращается в комнату наверху, запирает стальную дверь и уже собирается уходить, когда звук аплодисментов заставляет ее замереть на месте.
– Неплохая попытка, мисс Копп, – доносится из гостиной мужской голос.
Эшлинг оборачивается. В любимом дедушкином креслебаркалонжере сидит человек лет за 40. В нем нет ничего примечательного: средний рост, среднее телосложение, угадывается живот, – просто еще одно лицо, статист в массовке. Седеющие волосы, лысина, щетина на щеках. Он абсолютно ничем не выделяется из сотен людей, не считая длинного шрама, пересекающего часть лица и шеи. Но и эта деталь не бросается в глаза, растворяясь в общей незначительности созданного мужчиной образа. На нем синие джинсы, светлосерый свитер и черные кроссовки.
Эшлинг обратила бы на него внимание на улице, только если бы он направил на нее компактный «HK-416». Вот как сейчас. Красное пятнышко прицела замерло на ее горле. Он хлопал, ударяя ладонью правой руки по бедру.
Левша. Никогда бы не подумала.
Эшлинг не поднимает пистолет.
– Вы, видимо, босс Макклоски.
– Браво.
– И имя у вас есть?
– Грег Джордан.
– Макклоски здесь?
– Едет.
– Злая?
– Вообще-то нет, – отвечает он, слегка приподняв брови. – Скорее, довольная. Если бы не этот побег, она бы решила, что ты ничего не стоишь. А вот Маррс – он-то зол. Он из тех, кто любит говорить, что слишком стар для этого дерьма.
– Я извинюсь.
– Хорошо. Это его порадует.
– Так аэропорт был проверкой?
– В этой жизни все – проверка. Особенно с тех пор, как кто-то нашел Ключ Земли.
– И то правда.
– Рассказать вам что-нибудь о нас? Нам придется провести вместе немало времени.
– Мне жаль вас расстраивать, Грег, но нет, нам не придется проводить время вместе.
– Печально это слышать, мисс Копп. Мы вам не нравимся?
– Я вам не доверяю.
Джордан вздыхает.
– На вашем месте я бы тоже нам не доверял. Но вот в чем дело: я доверяю вам. Приходится.
– Потому что я – Игрок?
– Именно. И потому что у меня нет выбора.
– Мне кажется, Макклоски с вами не согласится. По-моему, она думает, что выбор есть. Она сказала, что не хотела со мной возиться, но вы ее убедили.
– Это правда. Чистая правда. Видишь? Мы пытаемся завоевать твое доверие.
Эшлинг продолжает допытываться: ответ ее не удовлетворил. – Вы не возражаете, если я спрошу: так что там насчет выбора?
– Неважно. Сейчас, когда на нас вот-вот упадет астероид, нет ничего важнее, чем работать с тобой.
– Я все равно хотела бы услышать ответ.
Он снова вздыхает:
– Мы пытались предотвратить Последнюю Игру.
– Вы серьезно думали, что сможете? – ухмыляется Эшлинг.
Джордан пожимает плечами:
– Привык мыслить масштабно. Безумец, что сказать.
Эшлинг позволяет себе немного расслабить плечи. Ей не нравятся попытки навязать помощь, но нравится этот человек.
– Безумец.
– Но ты мне даже не дала рассказать о себе.
– Пли.
Джордан с усмешкой смотрит на оружие, уловив иронию, но не опускает его. Рука у него твердая.
– Я не люблю обсценную лексику. Терпеть не могу. Многие руководители, с которыми я работал, особенно в США, ее просто обожают. Как будто за каждое нецензурное слово им начисляют премию. А я лично считаю, что нецензурная брань – это пустые угрозы и признак задержки в развитии. Мало кто умеет хорошо ввернуть крепкое словцо, тем более к месту.
Но иногда все-таки попадаются талантливые люди.
– И-и? – тянет Эшлинг.
Джордан демонстративно машет правой рукой.
– Так вот, удачно вставленное крепкое словечко может взорвать аудиторию не хуже бомбы. Это очень эффективный прием. Способ красиво завершить речь. Поэтому я не ругаюсь, пока не наступит подходящий момент.
– По-моему я знаю, к чему вы клоните.
– Ни хера.
– Вот именно.
Джордан снова улыбается. Несмотря на то, что всей этой возни с Последней Игрой врагу не пожелаешь, девчонка начинает ему нравиться.
– Твой дед у нас.
Эшлинг делает полшага вперед.
– Тише. Тише, – осаживает ее Джордан.
Пушка.
– Продолжай.
– Он не заложник. Мы в одной лодке – он тоже хочет, чтобы ты приняла предложение. Но сначала постарайся понять: все, что тебе сказала Макклоски, – правда. Мы – хорошие парни. Но если понадобится, можем быстро превратиться в плохих – и знаешь ли, нам чертовски хорошо удается быть плохими и делать чертовски плохие вещи. Поэтому, если хочешь, чтобы твой долбаный дедуля остался в живых, скажи нам «да».
Мы станем твоими лучшими друзьями до конца времен.
Обещаю. Но только если ты скажешь «да» от души. Ты – Игрок. Наш Игрок. И ты настолько нужна нам, что мы сделаем что угодно, лишь бы ты была на нашей стороне. Соглашайся, Эшлинг. Соглашайся от души. Без вранья и прочего дерьма.
Поняла? Говори. Да.
Сначала Макклоски, теперь этот Джордан… Да что ж они все так любят красивые слова? Эшлинг на секунду задумывается, не учат ли спецагентов этому на мастер-классах. Хотя Джордан кажется ей куда умнее, чем команда подотчетных ему придурков. Только Эшлинг все равно борется с желанием его убить. За то, что они вынуждают ее принять помощь, хотя на самом деле это она помогает им. За то, что они забрали дедушку. Наверное, можно убить Джордана прямо сейчас, она успеет его прикончить раньше, чем умрет от кровопотери, но тогда и деду, и Игре конец.
И что делать?
Она пожимает плечами.
– Хочу увидеть деда.
– Это ответ «да»?
– Нет, Джордан. Это «да, черт возьми!»
U+2624[2]
Хиляль ибн Иса Ас-Сальт
США, штат Невада, Лас-Вегас, международный аэропорт Маккаран, рейс 711 авиакомпании «Джет-Блю Эйруэйз» на рулежной дорожке недалеко от гейта D4
Хиляль ибн Иса ас-Сальт не нравился никому.
Ни в Аддис-Абебе, ни в аэропортах Шарля де Голля и Джона Кеннеди, ни по пути в Лас-Вегас. Не нравилась наполовину скрытая под повязками голова. Не нравились ржаво-кровавые точки, испещрявшие бинты. Не нравился ярко-голубой глаз на фоне темной кожи. А особенно не нравился второй глаз, видневшийся в щель меж повязок, – розово-красный от ожогов. Не нравилось, что при виде аксумита дети начинали плакать, и нужно было заставлять их отворачиваться. Или утешать испуганных малышей.
Даже зубы Хиляля, ровные и белоснежные, не нравились – именно потому, что ослепительная улыбка украшала лицо такого… такого… такого чудовища.
А если называть вещи своими именами, чудовищем он и стал. На пути из Аддис-Абебы в Лас-Вегас с ним разговаривали только по долгу службы. Портье в гостинице. Стюардессы. Таможенники. Те, кому не повезло сидеть рядом в самолете. Последняя соседка, молодая афроамериканка, пробормотала только: «О господи!» – и больше Хиляль не услышал от нее ни слова. Весь перелет из Нью-Йорка до Лас-Вегаса девушка смотрела в иллюминатор, спала или притворялась, что спит. А он весь перелет из Нью-Йорка до Лас-Вегаса сидел неподвижно, уставившись в спинку переднего кресла. Медитировал. Привыкал к обжигающей боли – которая отныне не отпустит его до самого конца. Смирялся с нею.
Учился любить ее.
И размышлял о своей новой миссии.
У визита в Вегас была всего одна причина: отправиться домой Хилялю велело похожее на телефон устройство, пролежавшее в Ковчеге Завета 3300 лет – с тех пор, как его спрятали там Создатели.
Во всяком случае, именно так Хиляль и учитель Эбен поняли его послание.
Там, в Кодеш ха-Кодашим, устройство ожило. Тускло засветился экран. Изображение, появившееся на нем, больше всего походило на снимок далекого космоса. Или межзвездной пыли. Или межгалактического пространства. Хиляль держал в руках импрессионистский трехмерный гобелен времени и пространства, сотканный из бесчисленных волн темноты и граней цвета. Аксумит подвигал устройство вверх-вниз, из стороны в сторону. Изображение практически не изменилось. Словно перед ним висело окно в параллельную вселенную, заключенное в изогнутую раму.
Хиляль с затаенной надеждой вертел «планшет» в руках, и… вот оно. Под определенными углами зрения на экране четко проступали три изображения.
Первое он разглядел, когда опустил руку с устройством чуть ниже талии и направил его точно на юг. «Планшет» показал тусклый, но вполне читаемый список координат. Его, как выяснилось, можно было прокручивать, постукивая по верхнему или нижнему краю устройства. Больше тысячи координат в стандартной сферической системе. Градусыминуты-секунды. Почти все – статические. Но несколько цифр незначительно менялись в зависимости от времени, словно то, на что они указывали, находилось в движении. Когда Хиляль поднял руку на уровень плеча и направил устройство на восток-северо-восток, на звездном экране проявилось второе изображение. Ярко-оранжевая светящаяся сфера, пульсирующая в ритме быстрого сердцебиения. Аксумит предположил было, что это звезда, вокруг которой вращается родная планета кеплера 22b, где-нибудь в миллионах световых лет от Земли. Но идея развалилась в пух и прах, стоило только начать движение. Той ночью они с Эбеном отправились в Аддис-Абебу на консультацию к пластическому хирургу. Нужно было что-то делать с ожогами Хиляля. Но, шагая по столице Эфиопии точно на юг, аксумит заметил кое-что необычное. Теперь, чтобы увидеть оранжевый шар, приходилось направлять устройство на север.
Словно бы яркий сгусток энергии указывал на конкретный объект – здесь, на Земле.
Триангуляционные расчеты показывали, что находится он где-то в восточных Гималаях.
И он мог оказаться как чрезвычайно важным, так и совершенно бесполезным для Последней Игры.
Третье изображение – не список цифр. И не шар света. Символ. Жезл, оплетенный парой змей. А над головами змей – два крыла, венчающих его вершину.
Кадуцей. Для кого-то – символ медицины и излечения от болезней. Для кого-то – знак змеиного яда, знак лжи. Жезл Гермеса, посланника Создателей, который некогда разделил борющихся змей и тем самым примирил их. Но для Хиляля с Эбеном он значил кое-что совершенно иное. Зловещее. Настолько зловещее, что аксумит прервал Игру, отложил поиски гималайского маяка и через весь мир рванул в Лас-Вегас. Прежде чем Хиляль сможет продолжить, он должен разобраться с Осквернителем. У него много имен:
Армилий, Даджаль, Ангро-Майнью, Калки на белом коне.
Дьявол.
Антихрист.
Эа.
Вот он, секрет аксумской Линии. У нее не одна цель, как у остальных Линий, а две. Первая – как у всех: хранить тайну происхождения человечества и готовить Игроков к Последней Игре, поколение за поколением. Вторая сложнее. Аксумиты должны отыскать посохи, некогда спрятанные в священном Ковчеге, и с их помощью уничтожить Эа. Раз и навсегда.
Эа, глава дьявольского Братства Змея, должен умереть.
А Хиляль – один из тех, кто его убьет. Это он знает точно.
И точно знает, что именно Эа отравил душу человечества. Явился в райском саду в образе Змея. Он лишил людей духовного просветления. Скрыл Древнюю Истину.
Хиляль должен вернуть ее людям. Вернее, той части человечества, что останется после События. Проиграет ли он или победит, умрет или выживет, он должен освободить Землю от власти Эа-Осквернителя. Слишком долго тот терзал всё живое.
Хилялю ужасно хочется, чтобы каждый человек понимал, чувствовал, знал: для духовного просветления не нужен никто: ни бог, ни святое писание, ни праведники, ни храмы, ни кеплеры, ни Создатели – никто. Ключ к раю – в каждом из нас. В самом нашем бытии.
Каждый из нас – бог собственной вселенной. Познать и принять Древнюю Истину – значит, наконец избавиться от оков души, в которых Эа и его последователи веками держали человечество.
Но сначала надо уничтожить Эа.
«Вот она, Древняя Истина, которую надо принести в новый мир».
Забывшись, Хиляль произносит эти слова вслух – как раз в тот момент, когда о борт самолета стукается телетрап.
Молодая афроамериканка – та, которая за весь полет сказала лишь «О господи!», – не может сдержаться.
– О чем это вы? – спрашивает она.
Хиляль поворачивается к ней. Голубой глаз. Красный глаз.
Россыпь кровавых точек на бинтах.
– Простите, что?
Голос у него низкий, скрипучий, грубый.
Женщина нервно сглатывает.
– Вы вроде сказали что-то про «новый мир»?
Щелкают ремни безопасности. Пассажиры поднимаются, тянутся к полкам за вещами. Впереди, через несколько рядов, раздается детский плач. С другого конца самолета долетают взрывы смеха.
Хиляль улыбается.
– В самом деле? Я не заметил. Но, сестра моя, вполне возможно, что я действительно упомянул о «новом мире».
Она затаивает дыхание.
– Но вы ведь в это не верите?
– Не верю во что?
– Во всю эту муть об Аваддоне?
Это имя ему прекрасно известно. В Танахе Аваддон – воплощение и символ ада. Но Хиляль, хоть убей, не понимает, почему она произнесла именно это имя. И его это тревожит.
Потому что у аксумитов Аваддон – еще одно имя Эа.
– Да ладно. Вы что, новости не смотрите?
– Новости? Нет. Нет, я… Последние сутки я провел в пути.
И… ну… эти ожоги – они свежие. Не… несчастный случай.
Около недели назад.
– Рассказать вам новости?
На самом деле девушке хочется спросить, как все случилось.
Хиляль понимает это и решает ее опередить.
– Говорили, я был красивым. – Он хмыкает, отчего-то чувствуя в носу запах дыма. – Но мне всегда казалось, что это не очень-то подходящее слово для парня – красивый.
Она теряется, не зная, что ответить. Может, думает, что Хиляль малость того?
– Расскажите мне об Аваддоне, если не трудно, – просит он. Соседка пожимает плечами. Может, он и малость того, но, по крайней мере, вежливый.
– В новостях передавали. Перехватили письмо какого-то парня из НАСА. Он писал сестре в Массачусетс. Предупреждал: типа, у нее всего восемьдесят дней или около того, чтобы убраться оттуда куда подальше. Не уберется – вся семья погибнет.
Хилялю становится интересно.
– И что же их убьет?
– Аваддон. Ну, так его назвал тот чувак из НАСА. Чертовски большой астероид, идущий курсом пересечения с Землей.
Он сказал, это может… будет много жертв. Реально много.
Так много, что все изменится.
– Новый мир, – бормочет Хиляль.
– Ну да. Хотя, знаете, многие считают, что это розыгрыш.
То есть хотят так считать.
Повисает пауза. Толстяк в проходе неодобрительно косится на девушку. Та понижает голос.
– А кое-кто уже начинает волноваться. Потому что до сих пор никто эту новость не опроверг. И метеориты на прошлой неделе… столько людей погибло… И непонятная штука со Стоунхенджем – никто ведь так и не знает, что там случилось. И тот чудик в телевизоре… он болтал о какой-то Игре… – Ага, я уже в курсе.
– Чертово дерьмо это все, вот что я скажу. Это письмо уже прочитали все, а политики – ни гугу! Ни полсловечка никто не сказал, ни один. Чем они там только занимаются?
Хиляль что-то задумчиво бормочет в ответ.
Толстяк в проходе мотает головой, словно отказываясь слушать весь этот бред, и движется к выходу.
Теперь очередь Хиляля. Надо бы встать, попрощаться с девушкой и расстаться навсегда. Надо бы.
Но вместо этого аксумит серьезно смотрит на соседку.
Наклоняется к ней. Моргает. Голубой глаз. Красный глаз.
– Послушайте. То, что сказано в том письме из НАСА, – правда. Самая настоящая правда. Я не могу сказать, откуда мне это известно, – а если скажу, вы меня на смех подымете, – но Аваддон реален. Готовьтесь. Готовьтесь, ибо новый мир уже близок.
Она отшатывается, ошалело смотрит на него.
– О нет. Даже слышать не желаю об этой фигне.
Девушка водит в воздухе пальцем – видимо, изображая «фигню». Встает и начинает неуклюже протискиваться мимо коленей Хиляля в проход. Ее сумка задевает его по плечу. В ожоги тут же вонзаются тысячи разгневанных пчел, но аксумит не издает ни звука.
– И не стану слушать, – бурчит девушка.
Хиляль ее понимает. Правда ранит не хуже огня.
Афроамериканка пробирается к выходу из самолета так быстро, как только может.
Не вставая, Хиляль терпеливо ждет, пока все пассажиры покинут самолет. Снова задумывается. Ему плевать на новости. Плевать на метеорит. Плевать, поверит человечество в это или нет. Последняя Игра уже идет. Здесь и сейчас. Мир уже меняется – здесь и сейчас.
Аксумит достает устройство Создателей. Может, оно и древнее, может, его и сделали еще до появления людей на Земле, но сейчас оно не привлекает абсолютно ничьего внимания.
Обычный планшет, каких миллионы.
Хиляль поднимает его. Экран медленно светлеет. Он направляет устройство на Лас-Вегас и вглядывается в изображение. Он ждет, что увидит кадуцей.
И не ошибается.
А в следующее мгновение удивленно распахивает глаза.
Резко вдыхает.
Символ стал ярче и больше.
Но Хиляля беспокоит другое. Кадуцеев на экране уже два.
Два знака дьявола. И оба – здесь, в Лас-Вегасе.
Что это означает?
Подходит стюардесса. Останавливается.
– Сэр, вам требуется кресло-каталка?
Хиляль вздрагивает, усилием воли выныривает в реальность.
– Простите?
Стюардесса обводит рукой салон самолета. Никого нет.
– Вам требуется кресло-каталка?
Аксумит сует «планшет» за пазуху.
– Нет, мэм. Извините.
Встает и ступает в проход. Тянется к багажному отделению над головой, достает маленький рюкзак и два посоха с рукоятками в виде змеиных голов.
Посох Аарона. Посох Моисея.
Оружие, которому суждено уничтожить Осквернителя.
Лишь бы удалось подобраться к нему поближе.
Хиляль медленно идет по проходу. У двери в кабину стоит первый пилот.
– Хорошего дня, сэр.
– Вам того же, капитан.
Прочь из самолета. Вниз по телетрапу. В здание терминала. Совершенно не похожее ни на один из множества терминалов, которые Хиляль повидал на своем веку.
Не потому, что спроектировано не так, как другие американские аэропорты. А потому, что здесь тихо – так тихо, что из дальнего конца зала отчетливо слышится перезвон тихих мелодий в торговых автоматах.
Уже почти вечер, и в зале полно народу.
Но все они замерли, словно пригвожденные к месту смертоносными ледяными лучами. Никто не идет к выходам. Никто не разговаривает по телефону. Никто не следит за детьми.
Все стоят, вытянув шеи. Не сводят глаз с телевизоров, развешанных по стенам.
На экранах – президент Соединенных Штатов. Она сидит за большим столом в Овальном кабинете. Лицо строгое.
Голос напряжен и дрожит.
– Мои соотечественники и все граждане Земли! Аваддон – реален.
По залу проносится дружный вздох. Кто-то начинает всхлипывать.
Президент говорит дальше, но Хилялю уже неинтересно.
Это Последняя Игра.
Надо отыскать Эа.
Он поудобнее перехватывает посохи и идет к выходу.
Единственный из всех.
Единственный, кто идет сейчас по застывшему от ужаса новому миру.
Восемьдесят девять глав государств по всему миру одновременно выступают с речью. Восемьдесят девять глав государств официально объявляют своим гражданам: они не уверены на сто процентов, что астероид столкнется с Землей, но это весьма вероятно. Они не знают, куда он ударит. Но точно знают, что это коснется всех живых существ на планете. Не конец света – но конец мира в том виде, каким его знают сейчас. Точка отсчета. Начало новой эры. Новой истории человечества.
– Мы больше не американцы и не европейцы. Не азиаты и не африканцы. Не осталось больше ни востока, ни запада, ни севера, ни юга. – Президент заканчивает свою речь, прозвучавшие в ней эмоции проносятся по всему миру, эхом повторяясь в словах и чувствах всех глав государств. – Мы больше не христиане или евреи, мусульмане или индусы, шииты или сунниты, верующие или атеисты. Мы больше не индийцы и не пакистанцы, не израильтяне и не палестинцы, не русские и не чечены, не северокорейцы или южнокорейцы. Не террористы, не вольные борцы за свободу, не либералы и не радикалы. Не коммунисты, не социалисты, не теократы, не фашисты. Не ученые, не священники, не политики, не солдаты, не учителя, не ученики, не демократы и не республиканцы. Сегодня мы все – просто люди Земли. Самый удивительный биологический вид на самой удивительной планете. Сегодня забыты все разногласия, решены все споры, прекращена всякая вражда. Мы – едины. Мы – люди, которые хотят и могут сплотиться, чтобы плечом к плечу встретить неизвестное будущее. Будущее, которого никто не ждал. Мы – едины. Мы должны верить в лучшее в нас. Если и есть шанс выжить в катаклизме, то только благодаря милосердию и любви. Только благодаря тому, что делает нас людьми. Мы едины, друзья. Да благословит Бог каждого из нас. Да благословит Бог нашу Землю.
Читать бесплатно другие книги:
