Расплавленный жемчуг Галактики Игнатов Константин

Глава 18

Катюша рыдала долго и безутешно. Казалось, все слезы выплакала. Даже голова зачумела. Девушка никак не могла успокоиться. Плечи, удерживающие безвольно опущенную голову, затекли и ныли. Шея задеревенела. Но вот наконец гринчанка, всхлипывая и растирая по лицу последние слезы, начала потихоньку приходить в себя. И тут же насторожилась… Сверхчутье (как бывшему Киберчтецу) подсказывало Катерине, что за деревом, метрах в двадцати от нее, кто-то прячется. Катька на четвереньках, по-звериному, быстро подползла к лучемету, оставленному Жожиком,'залегла, приложила к плечу гладкий приклад оружия и приготовилась к встрече незнакомца. «Что ему нужно? Сколько он здесь стоит, наблюдая за мной? Кто такой?» — подобные вопросы сплошной чередой проносились в голове у девушки. Катерина пролежала неподвижно минут десять-пятнадцать. Однако ничего не изменилось. Тогда гринчанка нетерпеливо выкрикнула:

— Эй, ты там, кто ни естЬ, выходи из укрытия. Чего прячешься, как вор? Считаю до трех. Иначе спалю вместе с деревом. Раз… .

— Погоди, погоди, — раздался из-за дерева знакомый голос. — Я не причиню тебе зла. Остановись…

— Кто ты такой?

— Путешественник.

—Что тебе здесь нужно?

— Я ищу свою невесту.

— Кто она?

— Сейчас объясню, не стреляй,. — продолжил незнакомец. — Договорились?

— Выходи из укрытия, — согласилась Катерина. А там посмотрим. Ну… Два…

В это время из-за дерева показался человек, и девушку чуть сердечный приступ не хватил. Отбросив лучемет, она побежала к молодому человеку с криками:

— Ваня, Ванечка! Как ты меня нашел? Парень тоже воздел руки вверх от удивления:

— А я смотрю, ты — не ты, Кать, милая!.. Молодой человек широко расставил в стороны руки, словно клешни краба, готовясь поймать в объятия любимую жену. Девушка устремилась к супругу. Но, не добежав до цели двух шагов, остановилась как вкопанная.

В голове у гринчанки, поднимаясь откуда-то из глубины сознания и проникая снаружи, из вселенского эфира, заурчал, загудел, заголосил мощный поток мелодичных зачаровывающих звуков. Необъяснимый поток быстро нарастал, креп, расширялся, бился, пульсировал, словно река, вышедшая из берегов во время паводка, которая ищет себе новое, более глубокое, русло, Под исполинским напором затрещали невидимые барьеры, разделяющие сознание девушки на таинственные, изолированные друг от друга отсеки, рвущиеся к объединению. И наконец гигантская лавина упоительной музыки, разметав на своем пути все преграды, ворвалась в душу Катерины. Голова ее наполнилась чудесным колокольным звоном. В ушах зазвучал стройный церковный хор. С глаз словно упала гадкая, предательская пелена. Сознание Катерины яркой звездочкой устремилось вверх, в технополе, чтобы объединиться со своим кибераналогом. Силы инфохомоса прорвались наружу. Кибердвойник Катерины прозрел! К ней снова вернулся божественный дар Киберчтеца!!! О чудо!

Впрочем, любое чудо имеет свое логичное (или нелогичное!) обоснование, проистекающее из необоримых законов мироздания. В данном случае Старолюб, добрый фантом, святой угодник церкви, основанной на далекой планете инфохомосов, пришел на помощь Катерине. Как только дух Старолюба оправился от чудовищного потустороннего удара, полученного им от князя тьмы (когда старик своим вмешательством спас Катюшу от самоубийства), то первым делом устремился в киберпространство, на встречу с двойником девушки, чтобы оценить состояние своей подопечной. К удивлению Старолюба, он нашел в технополе кибе-раналрга гринчанки в незавидном положении — связанным по рукам и ногам невидимыми энергетическими нитями, контролируемыми посланницей Вельзевула — Зловещей Тенью. Разорвать энергетический плен самостоятельными усилиями фантому не удалось — настолько мощные, фундаментальные источники темных слоев мироздания легли в основу незримых цепей Катюши. Но это лишь подчеркивало значение, казалось бы, скромной девушки для построения гармоничной ментальной инфраструктуры текущего поколения людей. Естественно, Старолюб не мог оставить душу Катерины в таком полуразорванном, полуподвешенном состоянии — между небом и землей. Помочь ее сознанию воссоединиться с кибераналогом означало еще и восстановить на текущий момент великое равновесие вечных неразлучных начал — Добра и Зла. К тому же за время заочного знакомства с девушкой — посредством общения через вселенский эфир — старик успел привязаться к Катерине, как к родной внучке (духи тоже имеют свои предпочтения…). Старолюб через таинства церковных институтов обратился за помощью к своей пастве, ко всем ныне живущим и почившим в вечности душам святых угодников и праведников, к апостолам Церкви Старолюбов. Ответом ему послужил лучистый поток жизнеутверждающей энергии, адресoванный скромной гринчанке. Девушка, не зная сама, получила в свои руки колоссальную мощь.

Катюша резко остановилась перед Иваном, просвечивая насквозь, словно всесильная волшебница, тайным и обычным зрением всю сущность застывшего парня. Молодой человек нервно улыбался, ожидая, пока возлюбленная бросится к нему в объятия. Но Катерина, исторгая из себя почти неуправляемую громадную энергию, торжествующе, как победитель в чудовищном смертельном поединке, рассмеялась прямо в глаза наглецу. Ведь это был совершенно не Иван, а какой-то гомункулус в его образе, попросту говоря, черт, подосланный Зловещей Тенью. Но сейчас от Катерины не было секретов в материальном и прилегающих к нему мирах. Девушка-инфохомос отчетливо разглядела в Ноосфере уродливую энергетическую матрицу стоящего перед ней гадкого создания, превратившегося в любимого Катюшей человека. Гнев, мощь, обида, любовь, природные стихии обильно перемешались в душе гринчанки. Исторгаемая Катериной энергия спонтанно приняла форму грозного смерча. Мощный торнадо подхватил жалкого гомункулуса, резко поднял его над землей и зашвырнул в глубь черного разлома, образованного Зловещей Тенью, когда она похищала Жожика. Затем гигантская воздушная воронка на большой скорости, но не причиняя вреда лесу, пронеслась над сопками, спустилась в бескрайнюю пустыню, прилегающую к ним, где подняла тучи песка и пыли. Стремительно вращающийся столб разбушевавшейся стихии вернулся назад, к сопочке, и засыпал тысячами тонн жгучего песка черный провал, принявший коварного гомункулуса (от такого надгробия ему вовек не избавиться). После чего смерч, в центре которого находилась сама Катерина, поднялся далеко вверх, к самым облакам, и исчез из вида.

А зеленые оазисы в пустыне, захваченные доселе зыбучими песками, сбросив с себя тяжелое грязное покрывало (когда отправили его в жерло смерча, как в трубу гигантского пылесоса), расцвели небывалыми цветами — нежными и хрупкими, как подснежники. Их пушистые колокольчики красивым ковром засверкали на солнце. В жидких пока еще зарослях откуда ни возьмись послышалось робкое щебетание певчих птиц. К ожившим источникам на водопой, как и прежде, потянулись группы пугливых, осторожных пятнистых оленей.

Кроме экзотической процедуры проникновения в тахиоканал через луч рулетки, само незаконное путешествие в нем, если исходить из субъективных ощущений отдельного пассажира, от путешествия через тамбуры Тахиогалактсети особо не отличалось. Но, пожалуй, полная материализация в пункте назначения происходила несколько болезненней. Потому что хозяева вертушки, как правило, экономили на конечных замедлителях для тахиообменников. Мол, пассажир — не сахарный, не растрясется. Подумаешь, уши ему заложит, да головой он помается минут десять-пятнадцать. Ничего страшного…

Не успел Стрельцов соскользнуть с луча на МХ-747 и провалиться в знакомую пустоту галактического транспорта, как уже вынырнул из межзвездной трубы на далекой-предалекой Октябрине. Финиш без стандартных замедлителей, прямо скажем, — не фонтан. В голове с непривычки загудело. Уши будто набили ватой. Иван сглотнул, чтобы протолкнуть ком, застрявший в горле. Сразу полегчало. Немного пошатываясь, молодой человек через двустворчатую дверь вывалился в зал ожидания.

Помещение рулетки, гораздо более просторное, чем на планете-полигоне, откуда прибыл Иван, оказалось до отказа набитым клиентами. На Стрельцова никто особо не обратил и внимания. Правда, одинокий подвыпивший старикан за ближним столиком, одетый по молодежной моде, развязно подозвал гринчанина:

— Чего маешься, дружбан? Иди, промочи горло. — И незнакомец щедро набулькал в бокал сухого вина. Иван не стал возражать. Он подошел к столу и, не присаживаясь, с удовольствием выпил. Живительная влага нежно разлилась по внутренностям, снимая как и рукой неприятные симптомы путешествия.

— Ты откуда?

— МХ-747, — ответил Стрельцов.

— А-а… — старикан безразлично махнул рукой и отвернулся, разглядывая информационное табло, будто Ивана рядом и не было.

«Еще и лучше», — подумал гринчанин и, не задерживаясь, поспешил наружу.

Возле входа столпилась самая разношерстная публика. Планета Октябрина в эти дни испытывала настоящий туристический бум. И через официальные тахио-тамбуры, и через звездную рулетку народ валом валил на праздник Лели, который проводился здесь довольно редко — исключительно по високосным годам, в день 22 декабря. Считается, что в момент зимнего солнцестояния на Земле обновляется год и вместе с ним, соответственно, мир.

Собственно, сказать что-нибудь определенное об этом празднике Иван не мог. Это то же самое, как, допустим, если бы спросили среднестатистического россиянина середины двадцатого столетия о бразильском карнавале. Он, конечно же, подтвердил бы, что-де слышал о таком, что вроде как там весело и шумно… но не более. Примерно такие же представления о торжестве на Октябрине имел и Стрельцов. Единственное, что он знал наверняка, это то, что праздник Лели — счастливый день для всех влюбленных. А во время главного действия — вызывания богини по имени Лель, — происходящего на многотысячном центральном стадионе столицы, по слухам, нередко случались самые настоящие чудеса. Именно сюда в поисках своей любимой жены, цепляясь, как тонущий, за соломинку, надеясь на чудо, и отправился Иван.

Раньше, до поступления на службу в Бюро Галактической Безопасности, когда у Стрельцова еще не открылся заложенный от рождения дар Киберчтеца, парень не мог запросто позволить себе галактические путешествия. Немудрено, что сейчас Ивану, как истинному провинциалу, вырвавшемуся в большой мир, все на этой гостеприимной планете представлялось интересным и притягательным. Поскольку гринчанину удалось кое-что сэкономить на рулетке, первым делом он отправился в салон модной одежды, где приобрел строгий костюм, чтоб не выглядеть на празднике страшилищем. Затем парень не спеша поужинал в маленьком уютном кафе. Там от посетителей Стрельцов узнал вкратце сценарий будущего действа. Главное, как он понял, завтра с утра пробиться на стадион и всеми правдами и неправдами занять место на трибунах. Хотя полупрозрачный образ Богини — в случае удачного вызова — должен быть хорошо виден во всех частях города, эпицентром события, если так можно выразиться, станет, безусловно, стадион. Именно там многотысячная публика сольет свои самые светлые чувства воедино — в мощный эгрегор, структуру которого, по опыту прошлых лет, зрители смогут ощутить почти физически. Как говорят старожилы, именно под его воздействием происходят всевозможные чудеса, в том числе, соединение разлученных непредсказуемой судьбой пар, где бы ни находились влюбленные…

Однако, сидя в кафе, Иван из многообразных телепередач, мелькающих в ожидании праздника по всем программам галопроекторов, познакомился и с другой точкой зрения, более приземленной. Некоторые представители вездесущей братии репортеров и журналистов, претендующие на всезнание, утверждали, что, дескать, никакой Лели нет и в помине, не существует в природе. Есть лишь сложение биоэнергии, исходящей от тысяч зрителей, ее резонанс. По их мнению, все люди, думая на празднике об одном и том же, своими мыслями предвосхищают события, облекают их в форму энергетических миражей. Кто знает, кто знает… Проверить-то сложно… Правда, давно известно, что объединенная психоэмоциональная энергия иногда вполне материално воздействует на окружающую среду. Например, указанная энергия может изменять погоду и даже вызывать землетрясения и другие стихийные бедствия, что не раз подтверждалось различными природными катаклизмами. Ученые точно подметили и облекли в грубые цифры статистики удивительные факты: как межнациональный конфликт, нагнетающий в людском сознании ненависть и злобу, — так, пожалуйста, землетрясение; как истерия, разжигающие социально-экономические, межклассовые неприязни — тут же шторм или засуха и т. д. И наоборот, торжество милосердия — хорошая погода, высокие урожаи и т. п. Но в целом, в пику всезнайкам, по мнению Ивана, следовало отметить, что материалистический подход, основанный не на сказочных чудесах, а на законе сохранения и трансформации энергии, отнюдь не опровергал красивую легенду о существовании богини любви, а лишь по-своему доказывал, что Лель на самом деле присутствует в виде некой информационно-энергетической субстанции где-то в недосягаемых для человеческого разума глубинах вселенского эфира — Святого Духа.

Нечего и говорить, что на следующий день Стрельцов в окружении тысяч таких же паломников любви, как и он сам, ни свет ни заря уже толкался возле входа на стадион. В восемь часов утра открыли ворота, и людская река шумным потоком хлынула внутрь. Вскоре гигантская чаша громадного архитектурного сооружения до самых краев наполнилась алчущей публикой. Ивана от первых рядов оттеснили назад, на самый верх. Но гринчанин ничуть не расстроился. Его место давало отличный обзор всей панорамы стадиона. Теперь всем присутствующим предстояло запастись терпением. Ведь процедура имела нерушимые каноны, строгий регламент, расписанный по минутам. И начиналось главное действие ровно в полдень — ни минутой раньше, ни .минутой позже. К двенадцати часам многотысячное «войско» зрителей, не вместившееся внутрь архитектурного сооружения, встало вокруг него необозримым туристическим лагерем. Впрочем, везде неукоснительно соблюдались спокойствие и порядок. Неугомонных хулиганов и дебоширов, привлеченных вавилонским столпотворением, быстро осаживала сама публика. Ведь Лель — особа очень капризная. Вызвать ее удавалось далеко не всегда. И уж беспорядков она точно не потерпела бы. А тогда жди еще четыре года. Никто не хотел лишать себя праздника.

Чтоб ознакомиться с особенностями традиционного ритуала, Стрельцов купил программку у расторопного мальчишки, упрямо протискивающегося сквозь плотные ряды зрителей. Как выяснил из нее гринчанин, сей прекрасный праздник, судя по всему, вскоре канет в Лету (наверное, поэтому сегодняшнее представление привлекло рекордное количество туристов со всей галактики!). Формально священным ритуалом руководил, по традиции, граф из рода Шихалевых, берущего свое начало на Земле, в старой России, в неприметном городке под названием Барабинск, что в Сибири, близ Омска. Граф являлся официальным хозяином праздника на правах потомственного владельца старинной рукописи, излагающей секрет магического обращения к Лели. Но вот выполнить сам — физически — такое обращение он, к сожалению, не мог. Эта роль, по иронии судьбы, была подвластна лишь крепостному человеку графа — специальному рабу-«инсталлятору». Причем для успешного осуществления почетной миссии раб-инсталлятор» должен владеть таинством ритуала не менее чем в шестом поколении, т. е. научиться магическим приемам вызова Богини от своего отца, которые тот, в свою очередь, получил от своего отца и т. д. и т. п. Вся сложность заключалась в том, что ныне здравствовал только один такой крепостной — Благовест Седьмой. Он занимался этим в седьмом поколении. Благовест Седьмой, будучи пожилым человеком, не имел детей. Таким образом, магическая цепочка на нем обрывалась. Сколько он, в силу своих лет, сможет исполнять таинственный ритуал, никто не знал. Ну, а после него, вероятно, придется начинать новую династию «инсталляторов», и ждать семь поколений, пока мастерство общения с богиней не воплотится в реальность… Одним словом, перспектива более чем отдаленная.

Благовест Седьмой действительно считался рабом — таково обязательное требование ритуала. Но, естественно, любой нормальный человек понимал всю курьезность и несуразность данного устоя, его полную несовместимость с нормами современной морали и, кстати, с требованиями закона тоже. В жизни как крепостной, так и граф играли свои роли с величайшей достоверностью. И не только во время массовых представлений, но и в четырехлетних перерывах между ними. Но это, конечно же, касалось лишь формальной стороны общения. На самом деле Благовест Седьмой жил не хуже всякого вельможи и пользовался всеобщей любовью и уважением (как и его предки). С точки зрения делового партнерства, род «инсталляторов» всегда являлся компаньоном рода Шихалевых. А туристическое супершоу приносило поистине шикарные доходы. Правда, галактическая потомственная знать, имеющая богатейшие родословные, которая в изобилии посещала Октябрину во время праздника, взирала на Благовеста Седьмого свысока, как на настоящего крепостного. Но сам раб, с детства вживаясь в отведенную ему роль, на высокомерие заезжих сановитых особ старался обращать как можно меньше внимания, а с графом — хозяином праздника, поддерживал ровные, учтивые отношения.

Пожалуй, смешно в наше время слышать все эти напыщенные аристократические потомственные титулы: графы, князья, бароны, маркизы и т. д. Все знают: за большие деньги можно купить любой титул с самым роскошным генеалогическим деревом, уходящим в глубь столетий и пересекающимся с судьбами величайших и знаменитых людей. Поэтому большинство населения уверено, что бездарным баловням судьбы, в общем-то, и похвастаться-то особо нечем, кроме богатства, легко доставшегося по наследству, да пыльных бумажек из старинных сундуков о присвоении знатных титулов. Хотя сами аристократы, естественно, считают, что лишь сохраняют очарование госпожи Истории (наверное, потому, что эта госпожа была благосклонна к их предкам).

Можно верить или не верить в чудеса, в разговоры о деяниях великой богини любви… Но поучаствовать лично в незабываемом зрелище интересно всем. К полу-. дню центральный стадион и его окрестности, залитые бескрайним морем публики, замерли в благоговейном ожидании. Ровно в двенадцать часов хозяин праздничного действия, граф Шихалев, объявил о начале праздника и поздравил всех присутствующих с Днем Лели.

Граф находился в личной ложе на Западной трибуне стадиона. С противоположной стороны, из-под Восточной трибуны, появился Благовест Седьмой и, почтительно склонив голову, застыл в ожидании церемониального распоряжения. Хозяин праздника, говоря в микрофон, отдал приказ о начале священной процедуры. Его голос, отраженный многочисленными динамиками, разнес радостную весть по всей округе. «Инсталлятор» приступил к своей работе…

К этому времени над центром стадиона приблизительно на высоте двадцатиэтажного дома завис огромный старинный дирижабль. Цель Благовеста Седьмого, заключалась в развертывании в воздухе специальной магической конструкции. Отсюда и странное звание крепостного — «инсталлятор», т. е. установщик. На всю длину сигарообразного летательного аппарата к самой земле упала и расправилась сетка. Получился как бы гигантский прозрачный флаг, повернутый «лицом» к Западной трибуне, древком которого служил дирижабль. Пожилой «инсталлятор», словно отменный воздушный гимнаст, без всякой страховки начал карабкаться вверх по сетке. Когда Благовест Седьмой достиг где-то половины гигантского флага, ему с пассажирской корзины дирижабля ассистенты стали спускать на веревках какие-то шесты, канаты, лоскуты материи, шелковые нити, холсты, гобелены, пергаменты и прочий реквизит. «Инсталлятор» быстро увязывал все это вручную на сеть, плетя, словно паутину, прозрачный кружевной рисунок строгой геометрической формы с центром симметрии где-то в середине всей конструкции. Совершая поистине головокружительные цирковые трюки, Благовесту Седьмому надлежало плести воздушный ковер несколько часов и завершить его ровно в восемнадцать ноль-ноль, когда, по приказу графа, предстояло зажечь в самом центре «флага» огромную свечу, напоминающую по размерам скорее факел.

Зрителям отводилась отнюдь не пассивная роль. Именно от их слаженных действий во многом зависел успех всей церемонии. Мощный хор публики постоянно поддерживал Благовеста специальными припевами и призывами, текст которых вездесущие мальчишки в красивой униформе вручали всем участникам праздника. То тут, то там раздавался стройный многотысячный рев. Людское море колыхалось ритмичными волнами. Громогласное эхо стихов с исполинской силой зарождалось в одном конце громадной каменной чаши, выплескивалось через ее края, уходило далеко в город; затихало в другом конце. А затем перекатывалось в обратном направлении. В центре всеобщего буйства страстей, естественно, находился стадион.

Поддержка публики являлась необходимым условием для успешной работы «инсталлятора», который, по замыслу, черпал тайные силы в магических наговорах, произносимых дружным хором толпы, и вкладывал их в создаваемую воздушную конструкцию. Сами зрители с каждым стихом все более возбуждались, скрепляли свои эмоции в едином порыве. От припева к припеву многоголосый хор становился все стройнее и стройнее; звучание мощнее и мощнее. Любая отдельно взятая глотка незаметно находила в чародейской музыке свою особенную струну и превращалась в незаменимую нотку великолепной праздничной палитры. Даже сам воздух вокруг центрального стадиона, казалось, радостно вибрировал в неуловимом гармоничном стиле. Напористое пение публики разносилось на десятки и десятки километров. Мелодичное эхо, говорят, достигало аж пригородных поселков, густо окружающих столицу, где его тоже подхватывали местные жители и разноси-ли еще дальше. Граф лично через громкоговорящую связь корректировал действия «инсталлятора» и координировал поддержку публики.

Поистине, такого единения людей, как во время праздника Лели на Октябрине, не встретишь нигде. Вернее, в обычных условиях можно, конечно, сплотить небольшой коллектив и добиться в нем согласия и взаимопонимания. Но сделать то же самое хотя бы на короткий срок в масштабах праздника Лели — задача архисложная.

Народ неудержимо заводился. Все шло как нельзя лучше. Стрельцов тоже обезумел (в хорошем смысле), полностью расслабился, чувствуя себя как в дружеской компании, наслаждался всеобщим пением и ликованием. Иногда он с удовольствием выкрикивал в такт ритмичному слогу необходимые припевы. Стихия человеческой речи металась по чаше стадиона туда-сюда Иван с энтузиазмом поддерживал выкрики своей трибуны. А с противоположной стороны сквозь окружающий рев откатывалось невнятное многотысячное: «А-ау-2 у-а-а!..» Гринчанин, покачиваясь с другими зрителями из стороны в сторону, радовался, как ребенок. Но тут в ходе праздника произошел непредвиденный сбой.

Зачастую натуры широкие, волевые, властные ведут себя так, будто находятся в данный момент в кругу равных себе, где все люди обладают одинаковыми душевными качествами. Они могут походя брякнуть что-нибудь обидное, уронив невзначай, без всякого злого умысла, двусмысленное колкое словцо, на которое сами бы в аналогичной ситуации, может быть, и внимания не обратили. Но ведь не всем же дарована достаточная свобода духа и ясность мысли, не податливая глупой обидчивости! Вот и сейчас граф непроизвольно допустил публичную бестактность, даже скорее неосторожность по отношению к рабу-«инсталлятору». А тот ее превратно истолковал.

Получилось так, что немолодой уже Благовест Седьмой дважды уронил с высоты какой-то шест, являющийся необходимым элементом воздушной конструкции. В первый раз ему подали с корзины дирижабля запасной. Но во второй необходимой детали в запасе не оказалось, и установщику пришлось спускаться за ней вниз. Потому что никто, кроме него и ассистентов, находящихся в салоне цеппелина, не имел права прикасаться к магическим элементам на протяжении церемонии. А время разворачивания ажурного ковра между тем неумолимо истекало. Ведь если «инсталлятор» не закончит свою работу к шести часам вечера, временной меридиан может захлопнуться и не пропустить Лель на стадион Октябрины. Наблюдая излишнюю суету подчиненного на поле, граф негромко обронил в микрофон:

— Экий ты, братец, неловкий.

По трибунам прокатился легкий смешок. Благовест Седьмой в это время как раз спустился на землю и поднял злополучный элемент. Уловив иронию публики, «инсталлятор» растерянно оглянулся на Западную трибуну и замер, напряженно всматриваясь в ложу графа Шихалева.

Известно, что у пожилых людей нередко с годами повышается необъяснимая подозрительность ко всему окружающему. Им совершенно необоснованно кажется, что их хотят обидеть, посмеяться над ними. К примеру, нейтральная в общем-то фраза может привести к внезапной озлобленности и даже к разрыву многолетней дружбы с близким человеком.

Граф привстал и резким взмахом руки молча указал, крепостному на дирижабль, поторапливая слугу, дескать, не задерживайся, дорогой. А пожилой раб истолковал порывистый жест вельможи так, будто тот грубо ставит его перед публикой на место, осаживает, мол, работай, чего встал?.. И неожиданно для всех Благовест Седьмой, отличающийся покладистым и терпеливым нравом, взорвался. Он остервенело разломал об колено шест, отбросил далеко в стороны обломки, зло сплюнул и решительно зашагал к служебному входу на Восточной трибуне. Через несколько шагов взбунтовавшийся раб остановился, повернулся лицом к своему господину и нервно махнул, рукой через плечо. Наверное, он хотел этим сказать: «Не нравится… иди попробуй сам, а я посмотрю…»

Трибуны ахнули и замерли. Над зеленым полем повисла напряженная тишина. Всеобщая поддержка снаружи тоже сбилась с ритма. Волны стихов накатывались на стены стадиона, беспомощно разбивались о его безмолвие. Никто за воротами не мог понять, что там происходит..почему главный колокол праздника — гигантская чаша спортивного сооружения — молчит. В столице воцарилась растерянность. Весь город с надеждой притаился, готовясь подхватить ревущую волну, идущую из эпицентра события. Но стадион молчал. Жители на улицах оглядывались на дирижабль: «Ну что же там случилось?! Погода прекрасная; магический узор, распластавшийся в воздухе, уже почти готов. Что же случилось? Что? Неужели Благовест Седьмой упал на землю и разбился?»

Многотысячные взоры зрителей устремились на ложу графа. Кто, как не хозяин праздника, должен спасать положение? Граф, ощущая, по-видимому, свою вину перед публикой и пожилым установщиком, тяжело поднялся, снял шляпу, виновато наклонил к микрофону голову. Динамики разнесли над застывшим стадионом его взволнованный голос:

— О достойнейший из достойнейших, великий маг любви Благовест Седьмой, сын почтеннейшего мага Благовеста Шестого, прошу тебя, великодушный друг, перед лицом досточтимых граждан простить мне нелепую оплошность — невольную реплику, случайно слетевшую с губ, — коей я ни в малой степени не имел намерения обидеть или осрамить тебя, а лишь посетовал на превратность судьбы. Всепокорнейше прошу тебя, избранник небес, ради бесчисленных зрителей и, главное, ради влюбленных, посетивших наш солнценосный праздник, продолжить священную процедуру. Да простит нам Великая Лель эту досадную заминку. Весь народ в сей радостный день грандиозного таинства не желает ничего более горячо и искренне, нежели явления милостивой феи. И я лично непременно буду пребывать в благодарности к тебе до скончания века.

Складывалось такое впечатление, будто последние фразы граф вымолвил, еле вороча языком. Судя по всему, глубочайшее волнение легло на плечи хозяина праздника огромной тяжестью. Сам он выглядел весьма растроганным и одновременно растерянным, словно его же собственные слова явились даже для него полной неожиданностью… А, собственно, так оно и было!

Когда Иван увидел, что из-за глупой случайности разваливается магический ритуал, на который он возлагал такие надежды, то Киберчтец не придумал ничего лучше, чем нырнуть в Ноосферу, мгновенно найти там информационно-энергетическую матрицу вельможи и, управляя умственными способностями графа, произнести его же устами извинительную речь. Правда, сам инфохомос при этом чуть не отправился к праотцам. Потому что помыкание чужой волей, по законам мироздания, является невероятно тяжким грехом. Высшие силы блокировали в этот момент сознание Киберчтеца с чрезвычайной жесткостью. Можно сказать, что он находился на волосок от гибели. Вероятно, лишь относительная благость идеи смягчила удар. Если энергетическая субстанция Лели имеет какой-нибудь вес в иерархии Святого Духа, то, может быть, именно она и заступилась за дерзкого инфохомоса. Обливаясь потом и схватившись за сердце рукой, Иван все-таки закончил речь. А зрители сочли полуразбитое состояние графа признаком глубочайшего волнения.

Стрельцов никогда не общался со знатью. Поэтому не владел в достаточной мере требованиями этикета и лексикой, принятой в высшем свете. Но попытался говорить выспренне и напыщенно, теми словесными пассажами, которые он запомнил из многочисленных исторических фильмов. Однако в голове перемешались все страны, эпохи, события, сословия. Так что получилось нечто среднее. Но, судя по реакции публики и самого Благовеста Седьмого, вполне терпимо. Похоже, на большинство людей, заполнивших стадион и его окрестности, публичные извинения графа Шихалева произвели ошеломляющее воздействие. Зрители на секунду затаили дыхание, замерли, словно неживые, раскрыв в изумлении тысячи ртов. А затем громадная чаша архитектурного сооружения не просто вскипела, она буквально взорвалась громом неистовых аплодисментов, с одной стороны, и визгами возмущения — с другой.

Многотысячный рев волнами раскатился к самым окраинам города и даже дальше. Ведь жители Октябрины очень любят свой праздник и дорожат им. Именно образ Лели принес им всегалактическую известность (да и приносит, чего греха таить, немалые доходы от туризма, которые составляют одну из основных статей местного бюджета). Подавляющая часть публики сейчас восхищалась и гордилась графом за то, что он нашел в себе силы превозмочь кастовые барьеры и пренебречь сословным чванством, попросив публично прощения у крепостного. Для потомственного аристократа такой поступок, безусловно, являлся если не героическим, то уж, по крайней мере, самоотверженным. Зато центральные ложи Западной трибуны, заполненные великосветской знатью, вскипели от возмущения и гнева. Они не могли простить своему собрату того, что он опустился до извинений перед рабом на глазах у всего народа.

Трибуны вновь загудели: «А-а-у-у-а-а! А-а-у-у-а-а!» Всеобщее буйство продолжалось.

Раб-инсталлятор», услышав добрые слова своего тоже немолодого компаньона, похоже, испытал настоящее раскаяние. Он подошел к микрофону, воткнутому в траву невдалеке от гигантской сетки, грациозно опустился на одно колено, демонстрируя полную покорность и повиновение, склонил в глубоком поклоне голову. Стадион замер, отдавая дань уважения Благовесту Седьмому.

— Повинную голову и меч не сечет, — тихо произнес последний из рода установщиков. — Да простит нам Великая Лель эту досадную заминку.

После чего Благовест Седьмой поднялся и, не оглядываясь, быстрым шагом направился к контейнеру с запасными деталями для воздушного ковра, расположенному у края футбольного поля. Там он нашел злополучный шест и через минуту уже карабкался вверх с проворностью обезьяны. Вскоре шест был увязан на своем месте. А с дирижабля уже спускали следующий s элемент ажурной конструкции — огромную свечу. Работа закипела в ускоренном темпе. Поддерживая «инсталлятора», стадион по-прежнему безумствовал, все больше и больше входя в раж. Со всех сторон неслось:

А-а-у-у-а-а! У-а-а-уаа!»

И вот наконец сложный геометрический узор достиг самой земли. И здесь, похоже, в дело по-настоящему вступила чистая магия. Благовест Седьмой под восторженный шум трибун начал левитировать — парить над землей. В ткани ажурного ковра, разрывая пространство, вскрылись три больших рта в человеческий рост. Или скорее не рта, а отверстия в виде розоватого рыхлого свечения. Но это хороший знак — значит, инсталляция прошла успешно! Опытный установщик, плавно поднимаясь, словно воздушный шарик, поочередно влил в таинственные уста специальный эликсир. Говорят, для него собирали где-то, на Земле росу с цветочных лепестков ясным июльским утром, под Ивана Купалу, и растворяли в ней пыльцу лесных трав, принесенных особым видом диких пчел. Рецепт чудодейственного напитка сохранялся родом Шихалевых в строжайшем секрете вот уже несколько веков. Напоенные эликсиром магические рты медленно закрылись и исчезли. А свечение, оставшееся от них, переместилось в центр ажурного рисунка и сконцентрировалось вокруг большой свечи.

Благовест Седьмой, медленно планируя, спустился на землю метрах в десяти от ложи графа и замер в почтительном поклоне. Это означало, что процедура закончена.

Хозяин праздника с достоинством поднялся со своего сиденья, ответил кивком головы «инсталлятору», словно принимая парад. А затем указал рукой компаньону на соседнюю ложу, приглашая установщика занять отведенное ему в соответствии со старинным регламентом место. После этого граф Шихалев церемонно перекрестился и воздел руки к небу. Несколько минут он смотрел вверх. Губы его беззвучно шевелились, произнося одному ему известную магическую формулу. С последними словами вельможа легко подался вперед, будто для разгона, и широким движением обеих рук словно бы метнул из-за головы невидимый энергетический сгусток прямо в центр ажурной конструкции. Большая свеча посередине воздушного ковра ярко вспыхнула, наподобие огромного факела. Окружающее ее розоватое свечение соскользнуло с языка пламени, словно испаряясь, бестелесным облачком поднялось вверх и вдруг беззвучно взорвалось, как огромный шар праздничного салюта. А когда искры рассеялись, над стадионом завис гигантский, в половину спортивного сооружения, полупрозрачный образ Богини Любви — Лели. На зрителей сверху ласково взирало вечно молодое прекрасное девичье лицо с плутоватой, чуть ироничной улыбкой.

Многотысячная толпа в едином порыве с воплем восторга подскочила со своих мест, буквально захлебываясь чувством безграничной радости и любви. Улыбки, веселый, беззаботный смех, необъяснимое ликование заполнили весь город — от края до края. Людьми овладело безотчетное счастье человеческого общения, естественной, природной доброты.

Даже самые заносчивые и высокомерные аристократы в момент появления богини простили графу Шихалеву вопиющее нарушение им сословной этики.

Этот порыв отличался невероятной проникновенностью и искренностью. Сравнение счастливых зрителей праздника Лели, допустим, с возбужденными болельщиками футбольного матча или экзальтированными поклонниками эстрадных кумиров на шоу-представлении, совершенно некорректно, Там в значительной мере имеет место если не массовая истерия, то уж, во всяком случае, коллективный азарт, прилипчивый эффект подражания. Человек непроизвольно заражается внешними формами специфического, искусственного восторга, во многом надуманного и сильно подверженного веяниям моды. Ведь в одной стране любят, скажем, футбол. А в другой испытывают к нему полное безразличие, но восхищаются, предположим, бейсболом. А в третьей стране чем-то еще и т. д. и т. п. То есть само массовое зрелище, если посмотреть чисто объективно, по своей природе не является настолько уж привлекательным и понятным неподготовленному зрителю. Следовательно, любое такое шоу сильно сдобрено наносными, придуманными эмоциями.

А здесь, на Октябрине, во время праздника Лели, каждый, без исключения, человек ощущал безграничную радость любви и единения. Избитое выражение «Все люди — братья» наполнялось настолько конкретным духовным содержанием, что все присутствовавшие неожиданно постигали простую в общем-то истину. Люди не просто братья. Это лишь первое приближение. На самом деле, все человечество — единый живой организм, тело господне. И, пожалуй, только на этом чудесном празднике каждый индивидуум чувствовал себя не братом, не членом дружной семьи, а именно нейроном большого общечеловеческого мозга, где все равны, красивы и бесценны. Здесь начисто исчезали кастовые предрассудки, сословные неприязни и антипатии. Казалось, люди впали в групповое сумасшествие, выраженное во взаимном обожании (но разве это плохо?). Жаль, что такое сумасшествие происходит лишь раз в четыре года и лишь на одной из планет бескрайней галактики. Хотя, кто знает, возможно, существуют и другие подобные праздники. Но, как принято говорить в шоу-бизнесе, менее ангажированные. Другими словами, о них просто никто не знает. Может быть, организаторы неизвестных подобных акций специально утаивают свои обычаи от чужестранцев, не желая разрушать традицию. Ведь все хорошее так неустойчиво и мимолетно, что иногда хочется скрыть его от других, дабы не сглазить. Сейчас зрители, взявшись в едином порыве за руки и образовав живую цепь (усиливающую биотоки), с радостной надеждой смотрели вверх, ожидая избранницу или избранника. И в итоге многие из них, надо сказать, нашли свои пары или вернулись к старым, позабыв нелепые, глупые обиды и взаимные претензии.

Все знали, что Лель, хитро прищурившись, безошибочно высматривает в толпе те самые любовные связки, на которые опирается мироздание, и незаметно соединяет их между собой или скрепляет уже состоявшиеся союзы. Бывает, если встретятся влюбленные, составляющие, как выразился Жожик, вселенский мега-столб, высвобождается огромная природная энергия, которая тут же реализуется в погодных неожиданностях. Старожилы Октябрины помнят и ливни, и миражи, и штормовые ветры, и нестерпимые солнцепеки, нежданно-негаданно посещающие праздник. Но никто никогда во время церемонии от них не пострадал. Лель легким движением руки уводит катаклизмы далеко за город, в безопасное место.

Сегодня над столицей во все небо — для услады влюбленных — протянулась сочная прозрачная радуга (хорошая примета). Именно по ней куда-то в синее море, как по ледяной горке, скатывались внезапные молнии, сопровождающие, видимо, слияния особенно сильных сердец во время праздника.

И вдруг Ивану почудилось, что Лель улыбнулась лично ему. В память парню отчетливо врезалось, как она при этом подмигнула. Впрочем, может быть, и другие зрители приписывали еле уловимый знак богини себе? Гринчанин мельком оглянулся по сторонам. Все соседи зачарованно смотрели вверх, будто ничего не произошло. В сердце кольнула искорка надежды. Богиня беззвучно позвала Стрельцова. Ванька ясно расслышал в глубине души ее игривый, звонкий, как колокольчик, голос: «Иди ко мне, дружок, не стесняйся. У меня есть для тебя сюрприз». И Лель заливисто, как ребенок, рассмеялась. Не помня себя от радости, Иван потянулся вперед. Но мысли внезапно завертелись волчком; все вокруг как-то неожиданно опрокинулось; голова закружилась; почва выскользнула из-под ног. Краем глаза (вернее, чутьем инфохомоса) Стрельцов заметил, как под ним белыми полосами проскользнула разметка футбольного поля.

Ивана всегда, занимала Проблема телепортации.

Ведь могут же люди мгновенно, как он сейчас, перемещаться в пространстве. Значит, по логике, этот процесс, вероятно, можно сделать управляемым. Но если они и существуют — инфомассивы, заведующие теле-портацией, — то находятся скорее всего в тонких слоях Святого Духа, расположенных гораздо выше Ноосферы, куда нет вольного доступа простому смертному, даже если он Киберчтец. Ванька чувствовал, как неуловимая вселенская транспортная задача промелькнула у него в мозгу. Сознание как бы просочилось сквозь нее, не останавливаясь на деталях. Все произошло само по себе… Говорят, некоторые религиозные деятели способны, общаясь с Высшими Силами, полностью отключить сознание и, как следствие, вызвать спонтанную, неуправляемую телепортацию. По-видимому, где-то здесь и следовало искать ключик к решению проблемы.

Между тем Иван вихрем мчался над зеленым полем стадиона. Мир вокруг него стремительно вращался. Трибуны, заполненные зрителями, слились в одно размазанное пятно — без лиц и силуэтов. Воздух со всех сторон напряженно гудел, будто сверхмощный трансформатор. Стрельцов, точно пассажир в салоне неведомого летательного аппарата, стоял, как ему казалось, на упругой воздушной подушке внутри высокого, но узкого (метров десять в диаметре) смерча. Плотные стены с атмосферного волчка вращались с гораздо большей скоростью, нежели центр, где находился Иван. Молодому человеку доставалось лишь остаточное кручение. Но этого парню вполне хватало. Гринчанин чувствовал себя, как космонавт во время занятий на тренажере — центрифуге.

А навстречу Стрельцову (но он этого не видел) по футбольному полю со свистом несся еще один точно такой же торнадо, который неожиданно свалился на стадион откуда-то сверху. Хоботок смерча медленно кружил в метре от поверхности. Но зеленое покрытие щадил — не всосал внутрь ни одной травинки.

Зрители на трибунах в изумлении замерли и притихли. Ведь раньше Лель никогда не допускала природные стихии на чашу стадиона. А сегодня… сразу два торнадо… Одинаковые по размеру воздушные столбы отличались, пожалуй, лишь одним: направлением движения. Первый кружил вправо, второй — влево. Но этого простые наблюдатели не видели. Поэтому сильно беспокоились. Что сейчас будет?

И вот два смерча с ходу врезались друг в друга. Вращающиеся воздушные потоки, проникая один в другой, наложились, словно изображения на экране компьютера, и зафиксировались в таком положении точно по центру стадиона. Гудение и вибрация усилились. Воздух ощутимо сотрясался даже в районе трибун. Но это длилось недолго, пока противоположные завихрения не компенсировали друг друга. Через минуту над стадионом воцарилась полная тишина. В небе беззвучно повисло облачко пыли, отпущенное на свободу умиротворенной атмосферной стихией. В центре поля, пошатываясь, придерживая друг друга и опираясь друг на друга, стояли в обнимку парень и девушка — Иван и Катерина Стрельцовы.

Иван, как во сне, увидел прямо перед собой лицо Катюши. Голова кружилось, все перед глазами плыло. Но, превозмогая себя, молодой человек потянулся к милым устам, и… влюбленные слились в жарком поцелуе. В это время небосвод над стадионом вдруг потемнел, словно раскололся. По силуэту счастливых супругов яркой вспышкой пробежала огненная волна и расширяющейся спиралью разноцветными искорками ушла вверх, в бездонный космос (видимо, Катюша отдавала мирозданию излишне почерпнутую энергию). Неуловимым мгновением перед очами зрителей распахнулось звездное небо. На чашу стадиона, словно праздничный салют, ринулся метеоритный дождь. Не долетая до земли, звездочки со свистом сгорали в атмосфере, оставляя за собой полупрозрачный шлейф. Если кто не растерялся, то, может быть, успел загадать желание — на счастье. Хотя навряд ли. Видение проскользнуло быстрой молнией и померкло.

На Стрельцовых обрушился шквал аплодисментов. Катюша оторвалась от супруга и, пошатываясь, осмотрелась вокруг, ничего не понимая:

— Где мы, Вань?

— На Октябрине, — с улыбкой откликнулся муж. — Праздник Лели. — Молодой человек задрал голову вверх.

Девушка последовала его примеру и встретилась глазами с ласковым взглядом Лели:

— Здорово, Вань. Мы же хотели в конце круиза попасть на Октябрину.

— Ну вот и попали…

Стрельцовы дружно рассмеялись. Молодые супруги вспомнили, что первоначально отпуск планировался как романтическое свадебное путешествие по семи самым известным планетам Лиги, так называемым «жемчужинам». Но события обрели непредсказуемый характер.

— Вань, а как ты там оказался?

—Где?

— Внутри смерча.

— Я? — удивленно переспросил Стрельцов.

—Да.

— Не знаю, — признался гринчанин. — А ты?

— Что?

— А ты как оказалась?

— Не знаю, — произнесла Катерина.

— Наверное, это Лель все придумала…

Катька помахала богине рукой:

— Спасибо тебе, милая Лель.

— Спасибо! — присоединился Иван.

Праздник на Октябрине шел своим чередом. Зрителей ожидали все новые и новые чудеса. Каждый с замиранием сердца искал благоволения свыше к себе. Поэтому публика, порадовавшись за счастливую пару, невесть как оказавшуюся в центре стадиона, больше не докучала Стрельцовым особым вниманием. Ведь это был день удачи для всех влюбленных.

Вдруг в ушах у инфохомосов одновременно словно бы заскрежетало технополе. К Киберчтецам откуда-то издалека, будто из пучины, прорвался голос Старолюба:

— Ваня, Катенька, вы живы там, милые? Слышите? — После этого голос закашлялся и надолго исчез, а потом вновь повторил: — Катюша, Иван, живы?

— Живы, — хором ответили гринчане.

— Старик, родной, — крикнул в киберпространство Иван, — что с тобой? Ты-то в порядке? Говоришь будто из подземелья… Там что, Ноосфера рухнула, что ли? Как ты, старик?

— Эге-гей!!! — поторопила Катерина.

— Ой, родненькие мои, — отозвался фантом. — Я уж думал грешным делом, не видать мне более света белого, не внимать молитвам паствы, не кружить над родной землицей…

«Видно, и призрак может слезу пустить, — сочувственно подумал Иван. — Человек, ведь он и на том свете человек».

— Ах, родные мои, как сладко жить-то, — по-деревенски восторгался Старолюб. — Как сладко!

— Точно!

— Только после смерти это и понимаешь по-настоящему… Слава Всевышнему.

— Слава, — поддержали молодые.

Иван доверительным тоном обратился к потустороннему другу:

— Слушай, старик, ты вот мне объясни, пожалуйста, что ей от нас надо?

—Кому?

— Зловещей Тени, естественно. Ведь мы вроде разобрались с ней…

— Зловещую Тень нельзя победить один раз, — объяснил Старолюб.

— Почему?

— Потому что ее это отнюдь не устраивает. Она — самолюбива и тщеславна…

— И никогда не оставит нас в покое?..

— Думаю, вам придется подтверждать свою победу всю жизнь.

— Ничего себе перспективочка, — присвистнул Иван.

— Не очень привлекательная, конечно. Но все же лучше, чем опустить руки без борьбы.

— Это уж точно, — подтвердил Стрельцов.

— Не так страшен черт, как его малюют, — подытожила Катюша.

И тут ее прорвало. Гринчанка окончательно растрогалась. По девичьему Лицу потекли слезы счастья и радости. Иван прижал супругу к себе, пытаясь успокоить:

— Все хорошо, Кать, все хорошо.

Однако Катя вдруг неожиданно ощупала себе грудь, будто что-то искала под одеждой, а потом с озабоченным видом нагнулась и начала шарить рукой в траве. Когда девушка поднялась, на ладони у нее сверкала прозрачная капелька.

— Слезинка Вселенной? — удивленно спросил Иван.

—Да.

— Где ты ее взяла?

— В пещере у Зловещей Тени.

— Какой пещере? .

— Там, на Ночихе, где я провалилась под землю.

—Вот это да.

В переводе с языка ночихинских аборигенов, название загадочного сокровища звучало как Горечь радости. Крупинка, напоминающая с виду кусочек застывшей смолы, по легендам, хранила в себе некие секреты галактики, доступные только посвященным. Супруги с интересом склонили головы над удивительной находкой, и вдруг на блестящую бусинку нечаянно капнула Катькина слеза. Воздух вокруг волшебной капельки на ладони девушки тотчас дрогнул и поплыл, наподобие миража. В неясном туманном сгустке, словно в магическом кристалле, влюбленные гринчане смутно увидели захватывающую картину: какую-то загадочную планету, необычных людей, снующих туда-сюда. Супруги изумленно переглянулись. Так вот почему капелька называлась Слезинкой Вселенной. Это же недвусмысленный намек, более того, прямое указание на слезы. Именно они, оказывается, служили ключом к информационному ларчику сокровища. Да и индейское название Горечь радости подтверждало такую догадку. Да что говорить, сама форма представляла из себя слезинку… Цивилизованный человек ни в жизнь не додумается… Ванька внимательно всмотрелся в плавающее изображение:

— Кать, тебе не кажется, что здесь пахнет планетой инфохомосов?

— Может быть. Но как ее найти?

— Мне тут пришлось пообщаться с пиндальбоками. Я думаю, у них можно разузнать, как туда добраться.

— У пиндальбоков? — Катька с удивлением вытаращилась на мужа.

—Да.

Но тут в разговор Киберчтецов вмешался Старолюб. Иван приставил к губам палец, показывая супруге: «Тихо». Он не хотел, чтобы фантом знал об их догадке. Старолюб свято хранил тайну планеты инфохомосов даже от своих друзей (пусть это будет для него сюрпризом).

— Я рад, что у вас все в порядке, — пропел знакомый голос в технополе. — Но мне нужно восстановить силы. Поговорим позже. Я на вас выйду.

— Счастливо, старик, — попрощались Стрельцовы.

— Да, кстати, Ваня, срочно сообщите своим друзьям о себе. По пути сюда я заглянул через киберпространство на компьютер генерала Войко. Они там, в БГБ, обыскались. После вашего исчезновения перевернули всю Ночиху.

— Хорошо, старик. Спасибо. Катюша шутливо добавила:

— Береги себя. Всю неделю — постельный режим.

— Слушаю и повинуюсь, — отозвался Старолюб.

— До встречи.

— До встречи.

Когда фантом покинул пределы технополя, Катя вопросительно взглянула на Ивана, а потом кивнула головой на раскрытую ладонь. Супруги Стрельцовы пока еще не знали, что в руке у Катюши лежало начало нового опасного приключения.

Стрельцов, мягко загибая Катькины пальцы, нежно закрыл девичью ладонь. Видение исчезло. '

— Месяцок-другой передохнем, разберемся с делами, а потом маханем к братьям инфохомосам на экскурсию…

— А Краб отпустит?

— Отпустит, куда он денется, — ответил Стрельцов.

— А это не опасно, как ты думаешь?

— Думаю, опасно.

—Да?

— Поэтому и отпустит. Не на прогулку же… на задание…

— Понятно, — шепотом произнесла Катя без особого энтузиазма.

Тем временем Иван через технополе уже проник в систему спецсвязи Галбеза и набрал личный номер генерала Войко.

— Добрый день, шеф, — поприветствовал бывшего начальника Стрельцов.

Получив звание полковника, Иван вышел из прямого подчинения Войко. Но продолжал из уважения и по привычке называть старшего сослуживца (и друга семьи) шефом. Тем более что по многим секретным заданиям они с генералом работали в самом тесном контакте. Войко, узнав Стрельцова по голосу, радостно выкрикнул:

— Иван, Ваня, где ты?

— На Октябрине.

— Катя с тобой?

— Здесь.

— Все в порядке?

— Так точно.

— Что вы там делаете?

— Стоим в центре стадиона. На трибунах восторженно ревет публика. А над нами, улыбаясь, висит древняя богиня Любви. Праздник Лели в разгаре, старина…

— Все развлекаетесь? — с обидчивой претензией в голосе вымолвил генерал.