12 великих античных философов Коллектив авторов
Больше того: самый свет изменяет окраску предметов,
800 Падая прямо на них или косвенно их освещая.
Это мы видим, когда освещается солнца лучами
Пух голубей, что венком окружает затылок и шейку:
То багровеет он вдруг, отливая блестящим рубином,
То засияет он так, что покажется, будто лазурный
Камень, сверкая, горит посреди изумрудов зелёных.
Так же павлиньи хвосты под лучами обильного света
При поворотах свою постоянно меняют окраску.
Если ж зависят цвета от падения света, то надо
Нам несомненно считать, что они без него невозможны,
810 И раз удары зрачок испытует различного рода
При ощущении, так называемом, белого цвета,
Или же черного, или другого какого угодно,
И если вовсе не цвет осязаемых нами предметов
Важен, а только какой обладают предметы фигурой,
То очевидно, что он для начал совершенно не нужен,
Но разнородность их форм осязается нами различно.
Если же, кроме того, не имеют особые формы
Также особых цветов, если всех очертаний начала
Могут являться всегда и в окраске любого оттенка,
820 То почему же тогда и всему, что из них возникает,
В каждом разряде вещей не носить всевозможной окраски?
Воронов ты бы тогда в оперении белом увидел:
Всюду летали б они и сверкали окраскою белой;
Черных тогда лебедей порождало бы черное семя,
Семя цветное – цветных и какого угодно оттенка.
Мало того: если ты на мельчайшие части предметы
Больше и больше дробишь, то ты видишь, как мало-помалу
Цвет пропадает у них и совсем, наконец, потухает.
Так происходит, когда багряницу в клочки раздираешь:
830 Пурпур и даже сама финикийская яркая краска,
Если по ниткам ты ткань разорвешь, целиком исчезает,
Можешь отсюда понять, что лишаются цвета частицы
Раньше ещё, чем они на вещей семена разложились.
И, наконец, так как ты не считаешь, что всякое тело
Запах и звук издаёт, то выходит тогда несомненно,
Что невозможно всему приписывать звук или запах.
Также, раз мы далеко не всё различаем глазами,
То, очевидно, тела существуют лишённые цвета,
Как существуют и те, что и звуку и запаху чужды;
840 Но проницательный ум познаёт их не менее ясно,
Чем постигает он то, в чем других не имеется качеств.
Но не подумай смотри, что тела изначальные только
Цвета совсем лишены: и тепла нету в них никакого,
Так же как им не присущи ни холод, ни жар раскалённый;
Да и без звука они и без всякого носятся вкуса.
И не исходит от них и особого запаха также.
Так, если думаешь ты драгоценный бальзам изготовить,
С миррой смешав майоран и букет благовонного нарда,
Запах которого нам представляется нектаром, надо,
850 Прежде всего, отыскать непахучее масло оливы,
Чтобы затронуть оно не могло обонянья и чтобы,
Соком своим заразив, не могло заглушить и попортить
Весь ароматный отвар и душистость его уничтожить.
В силу таких же причин при созданьи предметов не могут
Первоначала вещей придавать им иль собственный запах,
Или же звук – раз они ничего испускать не способны, —
Равным же образом вкус, наконец, или холод, а также
Жар раскалённый, тепло или прочее в этом же роде,
Ибо и это, и всё, что является смертности свойством:
860 Мягкость и гибкость, и ломкость и рыхлость, и полость и редкость —
Всё это также должно совершенно быть чуждо началам,
Если построить весь мир мы хотим на бессмертных основах,
Чтобы он мог пребывать нерушимым во всём его целом,
Ибо иначе в ничто у тебя обратятся все вещи.
[445]
Ты убедишься теперь, что и всё, что, как видно, способно
К чувству, однако, должно состоять из начал, безусловно
Чувства лишённых. Ничто против этого не возражает
Из очевидных вещей и того, что для каждого ясно,
Но убеждает нас в том, что, как сказано, из совершенно
870 Чувства лишённых начал возникают живые созданья [446] ,
Видеть бывает легко, как из кучи зловонной навоза
Черви живые ползут, зарождаясь, когда разлагаться
Почва сырая начнет, от дождей проливных загнивая;
Так же и прочее всё возникает одно из другого:
В скот переходят ручьи, и листья, и тучные пастьбы,
Скот, в свою очередь, сам переходит, меняя природу,
В тело людей, а оно точно так же нередко собою
Силы питает зверей и способствует росту пернатых.
Так превращает природа всю пищу в живые созданья
880 И зарождает у них из неё же и всякие чувства
Тем же примерно путём, как она и сухие поленья,
В пламени все разложив, заставляет в огонь обращаться,
Видишь ли ты, наконец, что большое значенье имеет,
Как и в порядке каком сочетаются между собою
Первоначала вещей и какие имеют движенья?
Что же такое ещё смущает твой ум и колеблет
И заставляет его сомневаться, что можно началам,
890 Чувства лишённым, рождать существа, одарённые чувством?
Это наверное то, что ни лес, ни земля, ни каменья
Чувства живого родить и в смешении даже не могут.
Должен, однако же, ты припомнить, что я не считаю,
Будто решительно всё, что рождает способное к чувству,
Тут же должно порождать непременно и самые чувства;
Важно здесь, прежде всего, насколько малы те начала,
Что порождают собой ощущенье, какой они формы,
Также какие у них положенья, движенья, порядок.
Этого мы ни в дровах, ни в комьях земли не заметим,
Но, коль загнили они, разлагаясь как будто от ливней,
То производят червей, потому что материи тельца,
900 Прежний порядок тогда изменяя в условиях новых,
Сходятся так, что должны зарождаться живые созданья.
Кто ж утверждает затем, что способное к чувству творится
Из одарённого им, давая его и началам,
903а Тот вместе с тем признает за началами смертную сущность,
Мягкими делая их. Ибо связано всякое чувство
С жилами, мышцами, мясом; а это, как всем очевидно,
Мягко и всё состоит несомненно из смертного тела..
Но тем не менее пусть вековечны такие частицы:
Всё же им должно иметь или только отдельные чувства,
Или созданьям живым они в целом должны быть подобны,
910 Чувствовать сами собой, однако же, части не могут:
В членах отдельных всегда сочетается чувство с другими,
И невозможно руке, отделённой от нас, или части
Нашего тела иной сохранять обособленно чувство.
Значит, частицы подобны живому созданию в целом
923 И непременно должны ощущать, что и мы ощущаем,
915 Чтобы их чувства могли совпадать с ощущением жизни.
Но разве можно сказать, что такие живые частицы —
Первоначала вещей? Разве можно им смерти избегнуть,
Раз всё живое всегда одновременно также и смертно?
Но коль и можно, то всё ж из их сочетаний друг с другом
920 Только б одна мешанина созданий живых получалась
Так же, как если бы все воедино сошлись и смешались
922 Люди, и звери, и скот, ничего бы от них не родилось.
Если же чувство своё они, в тело попавши, теряют
925 И получают взамен другое, к чему придавать им
То, что отходит от них? И мы вновь к заключенью приходим [447] , —
Если в живого птенца яйцо превращается птичье,
Если у нас на глазах кишат, из земли выползая,
Черви, когда от дождей проливных разлагается почва, —
930 Что для рождения чувств никакого не надобно чувства.
Если же мне возразят, что только путём изменений
Чувство из чуждого чувству способно возникнуть, иль только
Как бы посредством родов, что приводят к его появленью,
Я удовольствуюсь тем указанием и разъясненьем,
Что не бывает родов, если не было раньше соитья,
Что изменения все происходят путём сочетанья.
Чувствам, во-первых, нельзя оказаться в каком-либо теле,
Прежде того, как само народится живое созданье,
Ибо материя вся, пребывая рассеянной всюду —
940 В воздухе, в реках, в земле и во всяких земли порожденьях,
Не образует ещё, не сошедшися в должном порядке,
Жизни движений в себе, от которых всезрящие чувства,
Вспыхнувши, зорко блюдут и хранят все живые созданья.
Далее, каждый удар, не по силам живому созданью,
Валит на месте его и немедленно следом за этим
В теле его и в душе все чувства приводит в смятенье,
Ибо тогда у начал разрушаются их положенья
И прекращаются тут совершенно движения жизни
Вплоть до того, что материя вся, сотрясённая в членах,
950 Узы живые души отторгает от тела и душу,
Врозь разметав её, вон чрез отверстия все выгоняет.
Да и чего же ещё ожидать при ударе возможно
Кроме того, что он всё разнесёт и все связи расторгнет?
Правда, бывает и так, что при менее резком ударе
Могут его одолеть уцелевшие жизни движенья
И, одолев от толчка происшедшую сильную бурю,
Всё возвращают опять к теченью по прежнему руслу,
А завладевшее было всем телом движение смерти
Врозь разгоняют и вновь зажигают угасшие чувства.
960 Иначе как же тогда у самого смерти порога
К жизни вернуться скорей и к сознанию было бы можно,
Чем удалиться навек, предначертанной цели достигнув?
Кроме того, если боль возникает, коль, некою силой
В членах и в мясе живом потрясаясь, тела основные
Во глубине своих гнезд приходить начинают в смятенье,
А по местам водворясь, вызывают отрадное чувство, —
Ясно, что первоначал никакая не может затронуть
Боль и самим по себе им не ведомо чувство отрады,
Раз никаких у них нет своих собственных тел изначальных,
970 От перемены движений которых они бы страдали
Или какой-нибудь плод наслаждений вкушали приятных.
Значит, началам вещей никакое не свойственно чувство.
Если же чувство иметь способны живые созданья
Лишь потому, что самим началам их свойственно чувство,
То каковы же тогда в человеческом роде начала?
Верно, способны они заливаться и хохотом звонким,
И орошать и лицо и щеки обильно слезами,
И о составе вещей говорить с пониманием дела,
И рассуждать, наконец, о собственных первоначалах?
980 Ибо ведь, если вполне во всём они смертным подобны,
Значит, и сами должны состоять из других элементов,
Эти – опять из других, и конца ты нигде не положишь:
Ибо, по-твоему, всё способное к речи, ко смеху,
К мысли должно состоять из начал совершенно таких же.
Если ж мы видим, что вздор это всё, да и прямо безумье,
Что и без всяких начал смеющихся можно смеяться
И разуметь и в ученых словах излагать рассужденья,
Не состоя из семян и разумных и красноречивых,
То почему же нельзя, чтобы всё, одарённое чувством,
990 Сложный имело состав из семян, не имеющих чувства?
Семени мы, наконец, небесного все порожденья [448] :
Общий родитель наш тот, от которого всё зачинает
Мать всеблагая, земля, дождевой орошённая влагой,
И порождает хлеба наливные, и рощи густые,
И человеческий род, и всяких зверей производит,
Всем доставляя им корм, которым они насыщаясь