12 великих античных философов Коллектив авторов
Мало того: зеркала из бочков, обладающих в целом
Тем же изгибом, какой существует у нашего бока,
К нам отсылают назад расположенный правильно призрак
Иль потому, что несётся от зеркала к зеркалу образ
И долетает затем до нас, отразившися дважды,
340 Или ещё потому, что, идучи, образ крутится
И обращается к нам, искривлению зеркала вторя.
Далее, кажется нам, что призраки ходят и с нами
Вместе шагают и всем подражают движениям нашим
Из-за того, что та зеркала часть, от которой ушли мы,
Перестаёт от себя отбрасывать призраки тотчас,
Ибо отскакивать всё от вещей заставляет природа
И отражаться назад под таким же углом, как упало.
299 Дальше: стремятся глаза убежать и укрыться от блеска.
300 Если же станешь смотреть ты на солнце, оно ослепляет,
Ибо и сила его самого велика, да и сверху,
В воздухе чистом летя, его призраки падают тяжко
И ударяют в глаза, приводя в разрушение ткани.
Кроме того, всякий блеск слишком яркий глаза опаляет
Часто нам в силу того, что семян в нём огня заключённых
Много, которые боль порождают, в глаза проникая.
Дальше, становится всё желтоватым, на что ни посмотрит
Всякий желтушный больной, ибо тело у них источает
Много семян желтизны навстречу призраку вещи,
310 Да и в глаза, наконец, у них вмешано много таких же,
Бледный оттенок всему, что затронут они, придающих,
Из темноты ж потому освещённые видим мы вещи,
Что, хотя мрачная мгла ближайшего воздуха раньше
Нам проникает в глаза открытые, их застилая,
Следом, однако, идёт белизною сияющий воздух
И очищает наш взор, разгоняя все чёрные тени
Воздуха тёмного: он несравненно его и подвижней,
Тоньше гораздо его и гораздо более мощен.
Только лишь светом своим он проходы глазные заполнит,
320 Освободивши пути, что до этого заняты были
Воздухом тёмным, тотчас появляются призраки следом
Всех освещённых вещей, заставляя нас тут же их видеть.
348 Из освещённых же мест ничего в темноте мы не видим
Из-за того, что вослед надвигается мрачною мглою
350 Воздух густой и собой отверстия все заполняет;
Все занимает он тут проходы глазные, и призрак
Вещи уже никакой, ударяясь, глаза не затронет.
Если же издали мы на квадратные города башни
Смотрим, то нам потому они круглыми кажутся часто,
Что всякий угол вдали представляется нам притуплённым,
Или он даже скорей незаметен совсем: пропадает
Всякий толчок от него, и удар не доходит до глаза,
Ибо, коль воздуха слой, чрез который все призраки мчатся,
Толст, то удары слабеть начинают от частых препятствий.
360 Так, когда вовсе углы ускользают от нашего чувства,
Кажется нам под резец округлённой постройка из камня;
Правда, не так, как вблизи действительно круглые зданья,
Но в очертаньях своих приблизительно сходною с ними.
Кажется также, что тень шевелится наша на солнце,
По следу идя и всем подражая движениям нашим,
Ежели только шагать, по-твоему, воздух способен,
Света лишённый, и всем человека движениям вторить:
То ведь, что тенью мы все называем обычно, не может
Что-то иное собой представлять, как не воздух без света.
370 Это действительно так, потому что земля постепенно
Света лишается там, где солнце, идя, мы закроем,
И наполняется им в том месте, откуда уходим.
Вследствие этого нам представляется как бы бегущей
Прямо за нами та тень, что своим мы отбросили телом.
Вечно ведь света лучи изливаются прежним на смену
И исчезают, как шерсть, коль в огонь ее тянутся нити.
Вот почему так легко земля и лишается света,
И наполняется им, и смывает все чёрные тени.
[501]
Не допускаем при том мы, чтобы глаз хоть слегка ошибался,
380 Ибо увидеть, где свет, а где тени легли, – это дело
Нашего глаза; но тот же ли свет здесь сияет иль новый,
Та же иль новая тень переходит с места на место,
Иль происходит здесь то, о чём только что мы говорили, —
Этот вопрос разрешить единственно разум обязан;
Глаз же природу вещей познавать совершенно не может,
А потому не вини его в том, в чем повинен лишь разум.
Кажется нам, что корабль, на котором плывём мы, недвижен,
Тот же, который стоит причаленный, – мимо проходит;
Кажется, будто к корме убегают холмы и долины,
390 Мимо которых идёт наш корабль, паруса распустивши.
Звёзды кажутся нам укреплёнными в сводах эфирных,
Но тем не менее все они движутся без перерыва,
Так как восходят и вновь к отдалённому мчатся закату,
Путь совершив в небесах и пройдя их сверкающим телом.
Кажется нам, что и солнце с луной остаются на месте,
Стоя спокойно, хотя и несутся они в самом деле.
Горы, которые ввысь из морской поднялися пучины,
Между которых проход кораблям остаётся обширный,
Издали всё-таки нам представляются островом целым.
400 Даже тогда, как уже перестали ребята кружиться,
Всё ещё кажется им, что вертится атрий и ходит
Вся колоннада кругом; и едва они могут поверить,
Что не грозят задавить их, обрушившись, стены и крыша.
И над холмами когда поднимать начинает природа
Красную зрю, в лучах переливных горящую ярко,
Кажется, будто холмы, над которыми солнце восходит,
Прямо вплотную огнём раскалённым оно заливает.
Тысячи две лишь полётов стрелы отделяет нередко
Все эти горы от нас иль пятьсот перелётов копейных,
А на пространстве от них и до солнца раскинулись глади
410 Моря огромных равнин, под безбрежным простёртых эфиром,
Многие тысячи стран в промежутке находятся этом,
Где и различный народ обитает и всякие звери.
В луже стоячей воды, глубиною не более пальца,
Что меж камней мостовой соберётся на улицах наших,
Видно такую же глубь необъятную нам под землёю,
Как от земли до небес, распростёртую бездной открытой;
Нам представляется тут, что и тучи мы видим и небо,
И в изумленьи глядим на небесные звёзды под землю.
420 И, наконец, если конь заупрямится борзый под нами
Посередине реки и мы взглянем на быстрые воды,
Будет казаться тогда, что влечётся стремительной силой
Тело коня поперек и уносится против теченья;
И, обращая глаза на любые предметы, увидим,
Будто бы мчатся они и плывут точно так же в потоке.
Портик, который в конец из конца равномерно построен,
На протяжении всём утверждённый на равных колоннах,
Кажется всё-таки нам, если вдоль сквозь него мы посмотрим,
Мало-помалу к концу сходящимся конусом узким,
430 Кровлю сближая с землёй и правую сторону – с левой,
Вплоть до того, пока весь не сольётся в туманной вершине.
А морякам на морях представляется, будто бы солнце
Утром восходит из волн и в волнах, заходя, потухает,
Ибо они ничего, кроме моря и неба, не видят;
Но не подумай смотри, что всегда посрамляются чувства.
Кажется в гавани тем, кто не знает морей, что хромают
Все корабли на воде и стоят с перебитой кормою,
Ибо у вёсел та часть, что из волн выдаётся солёных,
Прямо идёт, и пряма у рулей их надводная доля;
440 Всё же, что в воду ушло, представляется нам преломлённым,
Загнутым будто назад и как будто изогнутым кверху,
Так что на самой почти поверхности плавает водной.
Иль, когда ветры начнут по небу ночною порою
Редкие тучи нести, то нам кажется, будто навстречу
Светлые звёзды скользят и поверх облаков убегают,
Идя совсем не туда, куда мчатся они в самом деле.
Если же как-нибудь мы, случайно подпершись рукою,
Снизу надавим на глаз, то покажутся нам почему-то
Будто двойными тогда все предметы, какие мы видим:
450 Станет двоиться в глазах и светильника яркое пламя,
Станет двоиться и вся по дому стоящая утварь,
Так же, как лица людей и тела их начнут раздвояться.
И, наконец, когда сон дремотою сладкою свяжет
Члены, и тело лежит, безмятежным объято покоем,
Всё-таки кажется нам, что мы бодрствуем будто, и члены
Движутся наши тогда, и в тумане ночном непроглядном
Будто сияние дня и блестящее солнце мы видим;
И, находясь взаперти, мы по морю, и рекам, и горам
В страны иные идём, и поля мы пешком переходим;
460 Слышим мы звук голосов в суровом безмолвии ночи
И произносим слова, сохраняя, однако, молчанье.
Видим мы много ещё в этом роде чудесных явлений,
Словно желающих в нас подорвать всё доверие к увствам,
Но понапрасну: ведь тут большей частью ведут к заблужденью
Нас измышленья ума, привносимые нами самими,
Видимым то заставляя считать, что чувствам не видно.
Ибо труднее всего отделить от вещей очевидных
Недостоверную вещь, привносимую умственно нами.
Если же думает кто, что немыслимо знанье, не знает,
470 Может ли это он знать, коль своё утверждает незнанье.
И с утверждающим так заводить не желаю я спора,
Ибо он голову там помещает, где ноги должны быть.
Но тем не менее я, допуская, что знает он это,
Как же, – спрошу, – если он не видал достоверного раньше,
Знает он то, что собой представляет незнанье и знанье,
Что породило в нём мысль как об истинном, так и о ложном,
Как разобрался он в том, что сомнительно, что достоверно?
Ты убедишься сейчас, что понятие истины чувства
В нас порождают; и чувств опровергнуть ничем невозможно.
480 Ибо доверие в нас возбуждать наибольшее должно
То, что само по себе своей истиной ложь побеждает.
Что же доверие в нас возбуждать может больше, чем чувство?
Будет ли разум, идя от ложного чувства, способен
Противу чувств возражать, коль из них целиком он исходит?
Если ж не верны они, то и разум весь должен быть ложен.
Или же ухо глаза опровергнуть окажется в силах,
А осязание – слух? Или вкус уличит осязанье,
Или же ноздри его укорят, иль глаза образумят?
Я полагаю, что нет: ведь особые каждому чувству
490 Область и сила даны, и поэтому необходимо
Чувству особому в нас ощущать то, что мягко, что твёрдо,
Холодно иль горячо иль окрашено так иль иначе,
И различать у вещей присущую каждой окраску.
Силой особою вкус обладает, особо родится
Запах, особо и звук. И поэтому необходимо
Следует, что обличать не способны чувства друг друга,
Да и не могут никак они сами себя опровергнуть,
Так как им всем доверять всегда одинаково должно.
А потому то, что им показалось когда-либо, – верно.
500 Если же разум у нас разобраться не будет способен
В том, почему тот предмет, что квадратен вблизи, издалёка
Кажется круглым, то всё ж, когда нет оснований разумных,
Лучше ошибочно дать объясненья обеим фигурам,
Чем упускать из-под рук неизвестно куда очевидность
И, подорвав основное доверие к чувствам, низвергнуть
То, на чём зиждется вся наша жизнь и её безмятежность.
Ибо не только падёт всякий разум тогда, но погибнет
Самая жизнь вместе с ним, коль ты ввериться чувству не смеешь
И от стремнин убегать и от прочих опасностей также,