Грехи отцов Зверев Сергей

24

Хьюго Баррингтон не сдержал улыбки, когда прочел в «Бристоль ивнинг ньюс» о том, что Гарри Клифтона похоронили в море через несколько часов после объявления войны.

Наконец-то немцы сподобились на что-то полезное. Командир подлодки в одиночку решил величайшую проблему в его жизни. Хьюго начал верить в то, что он, возможно, со временем сумеет возвратиться в Бристоль и вернет себе место председателя совета директоров «Пароходства Баррингтона». Он начнет обрабатывать мать, регулярно названивая в Баррингтон-холл, но только после ухода отца на работу. В тот вечер он вышел отпраздновать событие и вернулся домой пьяный в стельку.

Когда Хьюго перебрался в Лондон после крушения дочерней свадьбы, он снял жилье в цокольном этаже дома по Кадоген-Гарденс за фунт в неделю. Единственным плюсом трехкомнатной квартиры был адрес, придававший ему имидж самостоятельного человека.

У Хьюго оставалось еще немного денег в банке, которые вскоре, однако, закончились, и он болтался без дела, не имея постоянного заработка. Незадолго до этого Хьюго расстался с «бугатти», что продлило его платежеспособность еще на несколько недель, но лишь до того момента, как первый чек не приняли к оплате. Он не мог обратиться за помощью к отцу, поскольку тот отрекся от него, да и, честно говоря, сэр Уолтер скорее протянул бы руку помощи Мэйзи Клифтон, а уж потом пошевелил пальцем, чтобы помочь сыну.

После нескольких месяцев безделья Хьюго попытался найти в Лондоне работу. Однако это оказалось делом непростым: если потенциальный работодатель знал его отца, то ему отказывали даже в собеседовании, а если и принимали, то новый босс предлагал такой график, о существовании которого он и не подозревал, а жалованье не покрыло бы даже его расходы в клубе.

Хьюго пустил свои скромные сбережения на фондовую биржу. Он слишком много наслушался от старых школьных приятелей о «верных» сделках и даже поучаствовал в паре авантюр, которые привели его к тем, кого пресса окрестила спекулянтами, а отец назвал бы жульем.

Через год Хьюго уже занимал деньги у друзей и даже у друзей друзей. Однако без средств для оплаты долгов ты быстро исчезаешь из списка желанных гостей к ужину и друзья больше не зовут тебя на охоту.

Всякий раз, когда наваливалось отчаяние, Хьюго звонил матери, но сперва убеждался, что отец находится в офисе. Мама всегда могла подбросить десяточку – совсем как на карманные расходы в школьные времена.

Старый школьный приятель Арчи Фенвик тоже, бывало, по доброте душевной приглашал его на обед в свой клуб или на свои фешенебельные коктейльные вечеринки в Челси. Там-то Хьюго и познакомился с Ольгой. Его мгновенно привлекли не лицо и не фигура молодой женщины, а жемчуга в три ряда, украшавшие ее шею. Хьюго отозвал в уголок Арчи и спросил, настоящие ли они.

– Вне всяких сомнений, – ответил друг. – Но должен предупредить, что ты не единственный, кто мечтает запустить лапу в этот горшочек с медом.

Ольга Пиотровска, рассказал ему Арчи, недавно прибыла в Лондон из Польши после германского вторжения. Ее родителей схватило гестапо за одно то, что они были евреями. Хьюго нахмурился. Больше Арчи не смог сообщить ничего, разве только добавил, что Ольга живет в великолепном особняке на Лоундес-сквер и владеет прекрасной коллекцией живописи. Хьюго никогда особо не интересовался искусством, но даже он слышал о Пикассо и Матиссе.

Хьюго пересек комнату и представился мисс Пиотровска. Когда Ольга поведала ему о причинах бегства из Германии, он изобразил негодование и заверил ее, что его семья гордится своими столетними деловыми отношениями с евреями. Его отец, сэр Уолтер Баррингтон, был другом Ротшильдов и Гамбросов. Задолго до окончания вечеринки Хьюго пригласил Ольгу пообедать в «Рице», но так как он лишился права подписывать чеки, ему пришлось выклянчить очередную пятерку у Арчи.

Обед прошел достойно, и следующие несколько недель Хьюго усердно ухаживал за Ольгой, насколько позволяли его материальные ресурсы. Он рассказал ей, что оставил жену после ее признания в романе с его лучшим другом и поручил своему адвокату инициировать бракоразводный процесс. По сути, Элизабет уже находилась с ним в разводе, и судья вынес решение оставить ей Мэнор-Хаус и все, что в спешке не вывез Хьюго.

Ольга была очень чуткой и отзывчивой, и Хьюго пообещал ей, что, как только станет свободным, попросит ее руки. Он неустанно повторял Ольге, как она красива и как искусны ее довольно вялые ласки по сравнению с Элизабет. Он постоянно напоминал, что после смерти его отца она станет леди Баррингтон, а временные финансовые затруднения разрешатся, как только он унаследует поместье Баррингтонов. Возможно, он внушил ей, что его отец много старше и слабее здоровьем, чем было на самом деле. «Дряхлеет на глазах» – так он выражался.

Через несколько недель Хьюго переехал на Лоундес-сквер и в считаные месяцы вернулся к образу жизни, который, как он считал, был его по праву. Приятели Хьюго отметили, что ему крупно повезло с такой очаровательной красавицей, а некоторые не удержались и добавили, что и «деньжата у нее водятся».

Хьюго почти забыл, каково это – питаться три раза в день, носить новую одежду и ездить на машине с персональным шофером. Он разделался почти со всеми долгами, и в скором времени перед ним снова открылись двери, которые еще недавно захлопывались перед его носом. Однако он начинал задумываться, как долго это продлится, потому что намерения жениться на еврейской беженке из Варшавы у него, разумеется, не было.

Дерек Митчелл сел на курьерский поезд из Темпл-Мидз в Паддингтон. Частный детектив возобновил работу на старого хозяина, и его жалованье, как прежде, выплачивалось в первый день месяца, а расходы возмещались по предъявлении счетов. Раз в месяц Хьюго ожидал его докладов о событиях в семье Баррингтонов; в частности, Хьюго интересовали приезды и отъезды отца, бывшей жены, Джайлза, Эммы и даже Грэйс, но его по-прежнему мучила паранойя по поводу Мэйзи Клифтон, и он требовал от Митчелла информировать его о каждом ее шаге.

Митчелл приезжал в Лондон поездом, и они встречались на Паддингтонском вокзале в зале ожидания напротив седьмой платформы. Час спустя Митчелл садился на обратный поезд в Темпл-Мидз.

Так Хьюго узнал, что Элизабет продолжала жить в Мэнор-Хаусе, а Грэйс редко приезжала домой, с тех пор как получила стипендию в Кембридже. Эмма родила сына, которого нарекла Себастьяном Артуром. Джайлз записался добровольцем в Эссекский полк и после двенадцатинедельной подготовки был командирован в учебную воинскую часть для будущих офицеров.

Последняя новость оказалась для Хьюго сюрпризом: он знал, что вскоре после начала войны глочестерцы признали Джайлза непригодным к службе, потому что он, как и его отец, был дальтоником. В пятнадцатом году это помогло избежать призыва самому Хьюго.

Шли месяцы, и Ольга все чаще спрашивала Хьюго, когда же завершится развод. Он всякий раз преподносил это событие как неизбежное, но решил, что пора принять меры, когда она предложила ему пожить на Кадоген-сквер, пока он не подтвердит, что документы переданы в суд. Он выждал еще неделю, после чего сообщил Ольге, что его адвокаты начали бракоразводную процедуру.

Последовало еще несколько месяцев семейного счастья. Не сказал он Ольге только о том, что домовладелец с Кадоген-сквер прислал уведомление о выселении в месячный срок. Если Ольга бросит его, жить ему будет негде.

Примерно месяцем позже Митчелл позвонил Хьюго и попросил о срочной встрече, что было для него необычно. Они договорились встретиться в четыре на следующий день на обычном месте.

Когда Митчелл вошел в зал ожидания, Хьюго уже сидел на скамье, спрятавшись за номером лондонских «Вечерних новостей». Он читал об осаде Роммелем Тобрука, не будучи в силах, правда, отыскать этот Тобрук на карте. Он продолжал чтение, даже когда Митчелл сел рядом. Частный детектив заговорил негромко и ни разу не взглянул в сторону Хьюго.

– Я полагал, вам будет интересно узнать, что ваша старшая дочь устроилась на работу официанткой в отель «Гранд» под именем мисс Дикенс.

– Не к Мэйзи ли Клифтон?

– Да, в ее ведении ресторан. И ваша дочь была у нее в подчинении.

Хьюго не мог представить, зачем вдруг Эмме вздумалось работать официанткой.

– Ее мать знает?

– Скорее всего, потому что Хадсон высаживал ее в ста ярдах от отеля без пяти шесть каждое утро. Но я просил о встрече по другой причине.

Хьюго перевернул страницу, чтобы рассмотреть фотографию генерала Окинлека, снятого в пустыне перед своей палаткой в момент обращения с речью к войскам.

– Вчера утром ваша дочь взяла такси и поехала в порт. С чемоданом в руках она поднялась на борт пассажирского судна «Звезда Канзаса», обратилась в справочное бюро и получила работу. Матери она сказала, что отправляется в Нью-Йорк навестить двоюродную бабушку Филлис, приходящуюся, полагаю, сестрой лорду Харви.

В другое время Хьюго, наверное, живо бы заинтересовался, как Митчеллу удалось раздобыть именно эти сведения, но все его старания ушли на то, чтобы понять, зачем Эмме устраиваться на работу на судне, на котором погиб Гарри Клифтон. Понять не получалось. Он поручил Митчеллу «копать глубже» и дать ему знать немедленно, если будет хоть какая-то новая информация о намерениях Эммы.

Перед уходом Митчелл, спешивший поспеть на обратный поезд в Темпл-Мидз, сообщил Хьюго, что немецкие бомбардировщики сровняли Брод-стрит с землей. Хьюго не мог взять в толк, зачем ему это, пока Митчелл не напомнил, что именно на этой улице находилась чайная Тилли. Мистеру Баррингтону, решил он, следует знать, что некоторые застройщики проявляют интерес к земельному участку, принадлежавшему в прошлом миссис Клифтон. Хьюго поблагодарил Митчелла за информацию, не показав, однако, что она его заинтересовала.

Добравшись до Лоундес-сквер, Хьюго сразу позвонил мистеру Прендергасту в «Нэшнл провиншл банк».

– Полагаю, что вы звоните по поводу Брод-стрит, – без предисловий ответил управляющий.

– Да, я слышал, что участок чайной Тилли может пойти с молотка.

– После бомбардировки с молотка пойдет вся улица, – сказал Прендергаст. – Большинство владельцев магазинов лишились средств к существованию, а поскольку это произошло вследствие военных действий, страховка им не положена.

– Значит, я могу выкупить участок Тилли по умеренной цене?

– Откровенно говоря, вы можете за бесценок выкупить улицу целиком. Более того, если у вас есть наличные, мистер Баррингтон, я рекомендую вам это как перспективное капиталовложение.

– При условии нашей победы в войне, – напомнил ему Хьюго.

– В известном смысле это авантюра, которая может обернуться значительной прибылью.

– О какой сумме идет речь?

– Полагаю, мне удастся договориться с миссис Клифтон уступить участок за двести фунтов. Между прочим, поскольку половина торговцев с той улицы мои клиенты, я думаю, что вы сможете заполучить все тысячи за три. Это как жульничать в «Монополию».

– Я займусь этим, – ответил Хьюго и положил трубку. Чего он никак не мог сказать Прендергасту, так это того, что у него нет даже игрушечных денег.

Он попытался придумать способ осилить эту сумму, поскольку сейчас никто не желал ссудить ему даже пятерку. У Ольги просить он тоже не мог – разве лишь в случае, если позовет ее к алтарю, но это было исключено.

Возможно, Хьюго оставил бы эту затею, не встреться он на вечеринке у Арчи с Тоби Данстейблом.

Тоби и Хьюго когда-то учились в Итоне. Хьюго помнил о Данстейбле лишь то, что тот регулярно приворовывал у младших студентов. Однажды Тоби все же попался на краже из шкафчика десятишиллинговой банкноты, и все решили, что он заслуживает отчисления – так бы и вышло, не будь он вторым сыном Эрла Данстейбла.

Хьюго спросил у Тоби, чем он занимается, и тот довольно туманно ответил, что балуется недвижимостью. Хьюго рассказал ему о перспективах вложения в Брод-стрит, но Тоби как будто не особо заинтересовался. При этом Хьюго не мог не заметить, что Тоби не сводил глаз с бриллиантового ожерелья, сверкавшего на шее Ольги.

Тоби вручил Хьюго свою визитку со словами:

– Если тебе вдруг понадобится наличность, то добыть ее не составит труда… если улавливаешь ход моих мыслей.

Хьюго уловил ход его мыслей, но не придавал значения прозрачному намеку, пока однажды утром за завтраком Ольга не осведомилась, назначена ли дата постановления о разводе. Хьюго заверил ее, что ждет решения со дня на день.

Он вышел из дома и отправился прямиком в клуб, где, сверившись с визиткой Тоби, набрал номер его телефона. Они договорились о встрече в пабе в Фулхэме, где устроились в углу, потягивая двойной джин и непринужденно беседуя об успехах «наших парней» на Ближнем Востоке. Тему они сменили, когда убедились, что их не подслушают.

– Мне нужен только ключ от квартиры, – сказал Тоби. – И точное место хранения драгоценностей.

– Это не составит труда, – заверил его Хьюго.

– От тебя же требуется одно, дружище: дать знать, что вас не будет дома достаточно долго, чтобы я успел сделать дело.

Когда Ольга за завтраком изъявила желание взглянуть на постановку «Риголетто» в «Садлерс-Уэллс», Хьюго пообещал забронировать пару билетов. Обычно он находил отговорки, но на сей раз охотно согласился и даже предложил поужинать после в «Савое» – отметить.

– Что отметить? – спросила она.

– Постановление о разводе получено, – небрежно бросил он, и Ольга порывисто обняла его. – Еще шесть месяцев, дорогая, и ты станешь миссис Баррингтон.

Хьюго достал из кармана обтянутую кожей коробочку и вручил ей обручальное кольцо, которое накануне купил на пробу[21] в «Берлингтон эркейд». Она приняла подарок. Хьюго планировал вернуть кольцо через шесть месяцев.

Опера, казалось, растянулась на три месяца вместо обещанных трех часов. Но Хьюго не жаловался – он знал, что Тоби не теряет времени даром.

За ужином в «Ривер рум» Хьюго и Ольга обсуждали, где провести медовый месяц, поскольку за границу выехать не могли. Ольге нравился Бат, который, по мнению Хьюго, находился излишне близко к Бристолю, но сбыться ее мечтам было не суждено, и он с радостью согласился.

В такси по дороге домой Хьюго прикидывал, как скоро Ольга обнаружит пропажу бриллиантов. Однако произошло это раньше, чем он ожидал: едва они вошли, как увидели, что все в квартире перевернуто вверх дном. От картин остались лишь четкие контуры, свидетельствовавшие об их размерах.

Пока Ольга билась в истерике, Хьюго снял трубку и набрал «999». Полиции потребовалось несколько часов, чтобы составить полный список украденного, так как Ольге никак не удавалось успокоиться и ответить на несколько вопросов кряду. Старший инспектор заверил их, что подробные описания украденных ценностей в течение сорока восьми часов передадут всем ведущим ювелирам и торговцам живописью.

Хьюго был вне себя от ярости, когда на следующий день встретился в Фулхэме с Тоби. Старый приятель выдержал этот удар хладнокровно, как боксер-тяжеловес. Когда Хьюго наконец выдохся, Тоби подтолкнул к нему коробку из-под обуви.

– В новых туфлях не нуждаюсь, – огрызнулся Хьюго.

– Может, и так, но с тем, что внутри, ты купишь целый обувной магазин. – Тоби постучал пальцем по крышке.

Хьюго поднял ее и уставился в коробку: обуви там не оказалось – она была доверху набита пятифунтовыми банкнотами.

– Можешь не пересчитывать, – сказал Тоби. – Здесь десять тысяч фунтов наличными.

Хьюго улыбнулся, внезапно успокоившись.

– А ты молодец, – похвалил он, закрыл коробку и заказал еще два двойных джина с тоником.

Недели шли, но у полиции не было даже зацепки. Однажды старший инспектор намекнул Хьюго, что в деле замешан кто-то, как он выразился, из своих. Однако Тоби уверил дружка, что никто и никогда не посмеет арестовать сына сэра Уолтера Баррингтона без железных доказательств его вины, которые убедят присяжных больше, чем «обоснованное сомнение».[22]

Ольга спрашивала Хьюго, откуда у него новые костюмы и с каких пор ему по карману «бугатти». Хьюго показал ей сервисную книжку, запись в которой подтверждала, что автомобиль приобретен еще до их знакомства. Правда, он не сказал ей, как ему повезло, что дилер не успел продать заложенную машину и имя владельца осталось прежним.

Названный срок решения по делу о разводе стремительно приближался, и Хьюго начал готовиться к тому, что в военных кругах называлось «стратегией отхода». Именно тогда Ольга объявила, что у нее для него есть замечательные новости.

Когда-то Веллингтон сказал молодому офицеру, что в жизни главное выбрать подходящий момент, и кем был Хьюго, чтобы не согласиться с победителем Ватерлоо, особенно когда пророчество великого человека вот-вот должно было коснуться его самого?

Он читал за завтраком «Таймс», перешел к некрологам и увидел своего отца, пристально глядевшего на него с фотографии. Некролог он изучил тайком от Ольги, чтобы та не прознала, что в их жизни грядут изменения.

По мнению Хьюго, «Громовержец»[23] устроил старику достойные проводы, но Хьюго привлекла вовсе не фотография, а фраза: «У сэра Уолтера Баррингтона остался единственный сын, Хьюго, который наследует титул». Но «Таймс» не добавил: «…и все, что в нем».

25

Мэйзи все еще помнила боль, которую испытала, когда ее муж не вернулся с ночной смены. Она знала, что Артура нет в живых, за годы до того, как ее брат Стэн решился сказать ей правду о его гибели в доках.

Но та боль была несравнима с той, что она испытала, когда ей сообщили, что через несколько часов после объявления войны немецкая подлодка торпедировала «Девонец» и ее единственного сына похоронили в море.

Мэйзи хорошо помнила последний визит Гарри. В тот четверг он пришел в отель «Гранд» с утра. Ресторан был переполнен, да еще у входа выстроилась очередь. Он встал туда, но, когда увидел мать, без передышки сновавшую в кухню и обратно, ушел, решив, что она не заметила его. Он всегда был чутким мальчиком и знал, что мать не любит, когда ее отрывают от работы, и, сказать по правде, не хотел расстроить и тем, что оставил Оксфорд и записался добровольцем.

Сэр Уолтер Баррингтон заглянул к ней на следующий день. Он сообщил, что Гарри вышел в рейс четвертым помощником капитана на пароходе «Девонец» и через месяц вернется для службы матросом на корабле ее величества «Решимость» – охотнике за немецкими подлодками в Атлантике. Гарри не знал, что подлодки уже искали его самого.

Мэйзи собиралась взять выходной, когда Гарри вернется, но сбыться этому было не суждено. Ее не утешил тот факт, что многие матери потеряли детей в этой страшной войне.

В тот октябрьский вечер она возвращалась с работы. Доктор Уоллес, старший медицинский офицер «Звезды Канзаса», ждал Мэйзи у ее дома на Стилл-Хаус-лейн. Все было написано на его лице.

Они сели в кухне, и доктор поведал ей, что отвечает за материальную помощь семьям тех моряков, которых подняли на борт после потопления «Девонца». Доктор поклялся, что сделал все возможное для спасения жизни Гарри, но тот, к несчастью, так и не пришел в сознание. В действительности из девяти найденных моряков, которыми он занимался в ту ночь, выжил один Том Брэдшо, третий офицер «Девонца», который, по-видимому, был другом Гарри. Брэдшо написал письмо соболезнования, которое доктор Уоллес пообещал доставить миссис Клифтон, как только «Звезда Канзаса» вернется в Бристоль. Слово свое он сдержал. Мэйзи стало совестно, когда доктор ушел на свое судно. Она даже не предложила ему чаю.

Письмо Тома Брэдшо она поставила на каминную полку рядом с ее любимой фотографией Гарри, поющего в школьном хоре.

На следующий день ее сослуживцы вели себя деликатно и предупредительно, а мистер Хёрст, управляющий отелем, предложил ей взять несколько выходных дней. Она ответила, что это последнее, что ей сейчас нужно. Вместо отдыха Мэйзи взвалила на себя столько сверхурочной работы, сколько смогла, – в надежде заглушить свою боль.

Не помогло.

Многие молодые сотрудники уходили в армию, и их места занимали женщины. Теперь для молодой особы не считалось зазорным работать, и Мэйзи чувствовала все большую ответственность по мере того, как редел мужской персонал.

В день своего шестидесятилетия управляющий рестораном должен был выйти на пенсию, но Мэйзи полагала, что мистер Хёрст попросит его поработать до конца войны. Она была потрясена, когда мистер Хёрст пригласил ее к себе в кабинет и предложил занять эту должность.

– Вы заслужили это, Мэйзи, – сказал он. – И главный управляющий согласен со мной.

– Мне нужно пару дней подумать, – ответила она.

В течение следующей недели мистер Хёрст не возвращался к этому разговору, а когда сделал это, Мэйзи предложила дать ей месячный испытательный срок. Он рассмеялся:

– Испытательный срок – философия начальника, а не подчиненного!

Через неделю они оба забыли об этом сроке. Хотя часов прибавилось, а новые обязанности стали обременительнее, Мэйзи никогда не была так довольна собой. Она знала, что после войны вернется в официантки. Она бы не задумываясь снова пошла на панель, если бы это помогло Гарри вернуться домой вместе со всеми.

Мэйзи были ни к чему грамотность и газеты, чтобы узнать, что японская авиация уничтожила американский флот в Перл-Харборе и жители Соединенных Штатов как один поднялись против общего врага и присоединились к союзникам – вот уже несколько дней эта тема была у всех на устах.

А незадолго до этого события Мэйзи впервые познакомилась с американцем.

Следующие два года на юго-запад Англии прибыли тысячи янки, и многих расквартировали в военных лагерях в окрестностях Бристоля. Некоторые офицеры обедали в ресторане отеля, но не успевали зачастить, исчезали и больше не возвращались. Иные, как мучительно отмечала Мэйзи, были не старше Гарри.

Но вот один из них все же вернулся. Мэйзи не сразу узнала его, когда он въехал в инвалидном кресле и спросил, свободен ли его столик. Она всегда считала, что обладает хорошей памятью на имена и еще лучшей – на лица; неграмотным иначе нельзя. Но в голове у нее что-то щелкнуло при звуке певучего южного акцента.

– Никак лейтенант Малхолланд?

– Ошибочка, миссис Клифтон. Теперь майор Малхолланд. Меня вернули сюда на поправку, прежде чем выпроводить домой в Северную Каролину.

Мэйзи рассмеялась и показала майору его столик, однако тот отказался от всякой помощи с креслом. Майк, как он потребовал себя называть, сделался завсегдатаем и приезжал по два, а то три раза в неделю.

Мэйзи рассмеялась, когда мистер Хёрст прошептал:

– Он к вам неравнодушен, имейте в виду.

– Боюсь, невеститься мне поздновато, – ответила она.

– Бросьте, – возразил он. – Вы в самом расцвете, Мэйзи. Точно вам говорю – майор Малхолланд не первый, кто спрашивал, свободны ли вы.

– Вы, наверное, запамятовали, мистер Хёрст, что я уже бабушка.

– На вашем месте я бы ему об этом не говорил, – сказал управляющий.

Второй раз Мэйзи не узнала майора, когда тот явился на костылях, распрощавшись с инвалидным креслом. Минул еще месяц, и костыли сменили палки; прошло еще немного времени – не стало и этого.

Однажды майор Малхолланд заказал столик на восемь вечера – хотел кое-что отпраздновать, сообщил он Мэйзи. Она решила, что он возвращается в Северную Каролину, и впервые почувствовала, как сильно будет по нему скучать.

Она не считала Майка симпатичным мужчиной, но зато он обладал добрейшей улыбкой и манерами английского джентльмена, или, как он уточнил, джентльмена с Юга. Возникла мода на глумление над американцами с британских баз и постоянные насмешки над тем, что на уме у них только секс, что за все-то они переплачивают. То и дело слышала она это из уст бристольцев, которые прежде в глаза не видели американцев, и не в последнюю очередь от брата Стэна, но переубедить его не могла.

К тому времени, как праздничный ужин майора подошел к концу, ресторан почти опустел. Ровно в десять один из офицеров за столом Малхолланда поднялся с поздравлением и тостом за здоровье Майка.

Когда компания уже собралась возвращаться в лагерь, Мэйзи от имени ресторана сказала Майку, как все они рады тому, что он полностью поправился и достаточно окреп, чтобы вернуться домой.

– А я не еду домой, Мэйзи, – рассмеялся Майк. – Мы отмечаем мое повышение: теперь я заместитель командующего базой. Боюсь, что буду мозолить вам глаза до конца войны. – Мэйзи очень обрадовалась этой новости и удивилась, когда он добавил: – В следующую субботу у нас в полку будет бал, и я прошу вас оказать мне честь быть моей гостьей.

Мэйзи потеряла дар речи. Она не помнила, когда ей последний раз назначали свидание. Майк, наверное, долго простоял в ожидании ответа, но прежде, чем ей удалось произнести слово, он проговорил:

– Боюсь, однако, я уже много лет не танцевал…

– Я тоже, – призналась Мэйзи.

26

Каждую пятницу Мэйзи клала на депозит свою зарплату и чаевые.

Она не держала дома много денег, чтобы Стэн не прознал, что она стала зарабатывать больше его. На двух ее счетах всегда было положительное сальдо, и текущий счет неизменно показывал баланс в десять фунтов – пять будут переведены на ее сберегательный счет: деньги на черный день, как она называла их. После неприятности с Хьюго Баррингтоном она всегда ждала какого-нибудь подвоха.

И вот она высыпала на стойку монеты. Клерк начал раскладывать их по аккуратным столбикам, как делал каждую неделю.

– Здесь шесть шиллингов и девять пенсов, миссис Клифтон, – сказал кассир, заполнив и протолкнув под решетку ее расчетную книжку.

– Благодарю вас, – сказала Мэйзи.

Она уже убирала в сумочку кошелек, когда кассир добавил:

– С вами хотел переговорить мистер Прендергаст.

У Мэйзи екнуло сердце. Она считала банкиров и сборщиков ренты особой породой людей, которые приносят только дурные новости, и мистер Прендергаст усердно доказывал это, ибо в последний раз искал с ней встречи для того, чтобы сообщить о недостатке средств на ее счету для оплаты последнего семестра Гарри в бристольской классической гимназии. Она отправилась к нему с большой неохотой.

– Доброе утро, миссис Клифтон, – произнес Прендергаст, поднявшись из-за стола и жестом предложив присесть. – Я хотел поговорить с вами по личному делу.

Мэйзи встревожилась еще больше и попыталась вспомнить, выписывала ли она за последнюю пару недель чеки, способные превысить ее кредитный лимит. Она купила красивое платье для бала, куда пригласил ее Майк Малхолланд, но оно было «секонд-хенд» и вполне вписывалось в бюджет.

– Наш важный клиент, – начал мистер Прендергаст, – заинтересовался вашим участком на Брод-стрит, где была чайная Тилли.

– Но я же все потеряла, когда здание разбомбили…

– Не все, – возразил Прендергаст. – Земля остается вашей.

– Но какую она может иметь ценность, – удивилась Мэйзи, – сейчас, когда немцы сровняли с землей почти весь квартал? Когда я последний раз проходила по Чэпел-стрит, там были одни развалины.

– Так оно и есть, – согласился мистер Прендергаст. – Тем не менее мой клиент предлагает вам двести фунтов за фригольд.[24]

– Двести фунтов? – повторила Мэйзи так, словно выиграла в тотализатор.

– Это сумма, которую он готов заплатить, – подтвердил Прендергаст.

– А сколько, по-вашему, стоит этот участок?

Вопрос Мэйзи застал управляющего врасплох.

– Понятия не имею, мадам, – ответил он. – Я банкир, а не перекупщик недвижимости.

Несколько секунд Мэйзи молчала.