Волчья натура Васильев Владимир

– Тебе не жарко? – поинтересовался Коршунович. – Снял бы ты его…

– Жарко, – фыркнул полковник и выразительно воздел указательный палец горе: – Однако, я сейчас являю собой лицо Сибири. Вот прибалтов проведем, тогда и сниму.

– Тучноватое, надо признать, лицо, – фыркнул Коршунович. – Ты когда в футбол последний раз бегал?

– Футбол я не люблю, – вздохнул Золотых, выходя из кабинета. – Я теннис люблю.

– Теннис? – Коршунович задумчиво пожевал губу. – Это импортное дрыгоножество и рукомашество? Я понимаю – футбол, или, там волейбол. Но теннис? Тебе не кажется, что это игра для маленьких девочек?

– Тогда уж давай всей толпой в регби играть. Дабы подчеркнуть мужескость. И без судьи, чтоб клочья из всех летели…

– Клочья из нас полетят, Семеныч, не беспокойся. В самое ближайшее время.

– Так! – Золотых остановился посреди коридора. – У нас обед, понял? Мы отвлекаемся душой и… это… восстанавливаем силы. Так что о деле – ни слова.

– Молчу, молчу, – отмахнулся Коршунович. – Порядочки у вас…

– А что, в России иначе?

Коршунович только вздохнул.

В буфете было полно спецназовцев. Рядом с каждым столом аккуратными треугольными вигвамами стояли иглометы. Да не ручные, а длинноствольные, каждый с рукоятью и выступом под вторую ладонь, с упором для плеча и приживленным двуморфом целеуказателя.

– Что-то у меня аппетит разыгрался, – проворчал Коршунович. – Хотя, когда я по-людски обедал в последний раз – и вспомнить не могу…

Едва они вернулись в кабинет, Степа Чеботарев сообщил:

– Сдались прибалты. Приехали на тачке прямо к кордону на Звездном, и вылезли с поднятыми руками. Сейчас здесь будут.

– Вот видишь, Семеныч, как полезно обедать в буфете. Пока ты насыщаешься, дело само делается…

– Сделается оно, как же, – Золотых уселся на свое место. – Рак на горе семикратно свистнет, пока оно само сделается…

Всю дорогу Рихард был мрачен, а Цицаркин – уныл. Единственное, что радовало, так это отпавшая необходимость сохранять осторожность и глядеть в оба. Тем не менее, еще на басовокзале Рихард тихонько пихнул Цицаркина локтем и взглядом указал на сибиряка-безопасника, который созерцал их проход к стоянке такси из-под темных очков.

– Следят, орелики, – буркнул Рихард по-балтийски. – Боятся, наверное, что мы сбежим куда-нибудь.

Он исподлобья взглянул на сибиряка и несколько секунд его откровенно рассматривал.

– Интересно, – сказал Цицаркин, – а если бы мы и правда решили сбежать – что бы они сделали?

– Не знаю, – Рихард пожал плечами, отчего изрядно похудевший рюкзачок за его плечами колыхнулся. – Могли бы и пристрелить, между прочим. Мы теперь как бы в юрисдикции Сибири.

– Почему – как бы? Действительно в юрисдикции. Дурацкое, кстати, положение.

– У других – не лучше.

– Лучше, Рихард. Лучше. Они подтягиваются из отстающих к основной группе. А мы – из лидеров влипаем в самый пелетон. В самую гущу.

Рихард с сомнением пожал плечами и обратился по-русски к проходящему мимо таксисту:

– Ехать бум, папаша?

– Бум! – оживился папаша. – А куда?

– В управу службы безопасности.

Лицо у папаши вытянулось.

– Ето на Басевича, что ль? – переспросил он. – Так туды хрен теперича проедешь! Кордонов и не счесть, еще от бульвара.

– Ну, тогда до кордонов поедем, – вздохнул Рихард, открывая дверцу заслуженной «Тайги», изрядно потрепанной временем и суровыми сибирскими условиями.

Цицаркин молча уселся рядом с Рихардом.

Едва таксист тронул пестики и рванул «Тайгу» с места, как завзятый раллист, Рихард снова перешел на балтийский:

– Ты действительно веришь, что у нас был серьезный отрыв? У научников наших, в смысле.

– А зачем тогда дом Эрлихмана разнесли? От скуки, получается?

– А я вот что думаю, – сказал Рихард. – Может и было у Эрлихмана что-нибудь интересное, да только он это сумел скрыть. Замаскировать. Если бы там содержалась информация о базе волков, результаты наблюдений – и все это было бы доступным – сибиряки ни за что не позволили бы кому-либо все это уничтожить. Даже волкам. Эвакуировали бы, в конце-концов. Куда-нибудь от греха подальше. В собственную контору, например. Или к дружинникам в гарнизон.

Цицаркин хмыкнул.

– Ты полагаешь, волкам труднее было бы разнести контору безопасников? Вон, какой-то одиночка там такого шороху навел – сибиряки, небось, до сих пор зады оттирают от вазелина. Да и гарнизон волки, по-моему, растаскали бы по клеточкам без особого напряга. Подобную информацию в подобное время сохранить вообще невозможно.

– Может, ты и прав, – вздохнул Рихард. – Может…

Они помолчали, и таксист решился осторожно вставить фразу:

– Эй, ребятки! А по-каковски это вы гутарите? Ну ни словечка не понятно!

– По-мадьярски, – зачем-то соврал Рихард.

Таксист впечатленно покачал головой:

– Надо же… Так вы мадяры, что ль?

– Не, мы зулусы, – продолжал сочинять Рихард. Цицаркин покосился на него с сомнением.

Неизвестно чем бы завершился столь содержательный разговор с уклоном в этнографию, но тут «Тайга» уперлась в переносной барьерчик, стоящий поперек улицы. Рядом переминались с ноги на ногу и бродили туда-сюда европейцы в спецназовской форме.

– Гляди, – пробурчал Цицаркин. – Явились. Оккупация, прям.

Долговязый овчар-бельгиец, чернявый, словно облитый смолой, заглянул в окошко экипажа.

– Документики, пожалуйста!

Говорил он по-европейски твердо, с преувеличенной артикуляцией. Даже странно было слышать такой выговор после десятка дней в Сибири.

Рихард и Цицаркин отдали рабочие паспорта; дедок протянул спецназовцу водительские права и вдруг громко зашептал в окно:

– А ети двое по-ненашему гутарють, о! Проверьте их похлеще, граждане охранники.

– Ах ты, зараза, – скучным голосом протянул Рихард. – Стучишь? Хрен теперь денег от нас дождешься!

– А не нать мне ваши поганые евромарки! – агрессивно вскинулся дедок.

– Выходите из экипажа, – велел овчар, отступая на два шага и поднимая игломет. Рядом немедленно возникло еще трое плечистых прицеливающихся ребят – выучка у мобильного спецназа Европы была традиционно безукоризненной.

Цицаркин и Рихард послушно подняли руки и полезли из «Тайги» наружу.

– Кто тут у вас старший? – сморщившись от дневного света осведомился Цицаркин. Потом увидел на плечах ближнего спецназовца-ризеншнауцера капральские лычки и очень усталым голосом сообщил:

– Темно здесь у вас по ночам… Столько всякого из темноты лезет…

Капрал выпрямился.

– Кто вылез, те уже неопасны, – сдавленно отозвался он после некоторого раздумья. – Опасны те, кто все еще кроется в темноте.

И без паузы:

– Капрал Оверпельт. Извольте сдать оружие, господа.

Рихард и Цицаркин одинаковыми движениями сбросили с плеч рюкзаки и отдали спецназовцам. Оделись они нарочито легко – в шорты и майки, чтоб сразу было видно, что при себе оружия нет.

– Пойдемте в наш экипаж, – велел капрал. – И спасибо за сотрудничество.

Рихарду очень хотелось сказать, куда капрал может засунуть свое «спасибо», но он сдержался. В конце-концов, не капральское это «спасибо». А просто спущенное сверху. Капрал выполняет, и бессмысленно тут грубить. Вместо этого Рихард сердито пнул заднюю маршевую опору ни в чем не повинной старушки-«Тайги». Бдительный дедок что-то сердито зашипел внутри.

Экипаж у спецназовцев был европейский, микробиобус «Мазовия». С бронированными надкрылками и усиленной ходовой. Понятно, что до самого здания управления ни один патруль их больше не останавливал.

Перед входом в управу тоже толклись спецназовцы, причем в изрядном количестве. Цицаркин вторично поймал себя на мысли, что такая картина до странного напоминает оккупацию. Ну где это видано – службу безопасности Сибири охраняют европейцы!

– Выходите, – велел капрал Оверпельт, самолично открывая дверцы-надкрылки «Мазовии». Тон у него был неопределенный: с одной стороны это и не звучало как приказ арестованным, но и крылось что-то на втором плане эдакое, грозное, типа намека «трепыхаться не рекомендуется».

Рихард с Цицаркиным и не собирались трепыхаться. Все-таки они оставались профессионалами и на этом своем последнем задании.

Они оба не сомневались, что последнем. После такой засветки их уже никуда не пошлешь – их лица, отпечатки носов, пальцев и сетчатки глаз будут в каждой картотеке. Голоса и феромонные карты – в каждом компе. В каждой более-менее полной и упорядоченной базе.

Больше они не разведчики. Возможно, Сибирь слегка использует их в качестве боевиков, в качестве первой шеренги, которая, по преданиям, не выживает после боя… Если получится выжить и вернуться в Балтию – их ждут долгие мытарства с отчетами и собеседованиями, проверки на детекторах откровенности и в финале, если повезет, досрочный выпих на пенсию.

Но нужно еще, чтобы повезло.

И чтобы волков либо передавили всех до одного, либо почистили им геном. Откорректировали, как каждого землянина в тысяча семьсот восемьдесят четвертом.

– Сюда… – капрал предупредительно придерживал двери, пропуская их вперед. Охрана, которой хватало и внутри здания, поедала процессию глазами. Перед лифтом проверили документы, причем у капрала и его ребят – тоже. На выходе из лифта – снова.

– Сурово тут у них, – впечатлился Рихард, поворачиваясь к Цицаркину.

– …стало, – закончил за Рихарда Цицаркин. – Угадай с трех раз – почему?

Рихарду показалось, что капралу очень захотелось приказать им заткнуться, но тут они как раз пришли. Кто-то распахнул перед капралом дверь кабинета – совершенно неказистого на вид. Раньше тут, небось, какой-нибудь занюханный бумагомарака в нарукавниках заседал.

– Разрешите? – вопросил капрал у человека в полковничьем мундире.

Тот энергичным жестом поманил всех внутрь.

– Капрал Оверпельт, старший патруля на Звездном бульваре. Задержаны два человека; при проверке документов один из них произнес условную фразу. Сопротивления не оказывали, проследовали сюда добровольно. Вот их вещи, – капрал указал на рюкзачки в руках одного из своих лбов.

– Степа, – сказал с нажимом полковник, и моложавый сибиряк-лайка, похожий, кстати, на полковника в миниатюре, забрал рюкзачки.

– Свободны, капрал.

Оверпельт козырнул и отправился прочь – наверное, снова тащить службу на Звездный бульвар.

– Итак, господа, – полковник указал на два жестких табурета напротив своего стола. – Прошу садиться.

«Как на допросе, блин… – сердито подумал Рихард. – Могли бы и стулья поставить…»

– Для начала назовитесь.

– Юрий Цицаркин, внешняя разведка Балтии. Это – Рихард Вапшис, он из корпуса nopea reagoida.

– Замечательно! Я – полковник Золотых, руководитель единой программы, о которой вы, безусловно, уже знаете. Рад, что вы и ваше правительство сочли возможным посотрудничать. Мы очень на вас рассчитываем, господа.

Прибалты тактично отмолчались.

– Не хотите ли поделиться своей информацией? Наверняка вы знаете что-нибудь неизвестное нам…

Рихард и Цицаркин переглянулись с таким видом, словно сбылись все их ожидания одновременно.

– Например, подробности пребывания в Алзамае Эдуарда Эрлихмана, – предложил тему сибиряк.

– Надо говорить, – Цицаркин взглянул на Рихарда. – Приказ был, выкладывать все…

– Ну и выкладывай, – буркнул Рихард.

Цицаркин перевел взгляд на полковника Золотых.

– Не думайте, что для нас все это большая радость. С гораздо большей охотой мы бы продолжили свою сольную деятельность…

– Незаконную, – спокойно сказал Золотых. – По соглашению Россию, Европу, Сибирь и Балтию представляет единый агент. Вы двое и ваш Эрлихман являетесь преступниками.

– Ну, да. Старая песня. Для вас, полковник, сибирский разведчик в Балтии – разведчик. А балтийский разведчик в Сибири – шпион. А для нас все наоборот. Так что, давайте не будем трепать друг другу нервы.

– Давайте, – с готовностью согласился Золотых. – Я вообще трепать нервы не люблю, ни свои, ни чужие. Давайте сотрудничать в этом странном деле, и если вы внесете посильный вклад – Сибирь не будет иметь к вам никаких претензий и не станет препятствовать вашему возвращению на родину.

Цицаркин потер виски, собираясь с мыслями, и начал:

– В Балтии существует научная разведка, организация полуполитическая и очень глубоко скрытая. Мы, например, агенты внешней разведки и корпуса, о ее существовании не подозревали до определенных событий в Алзамае. Одной из разрабатываемых ею тем было изучение предметов и явлений внеземного происхождения. Нам неизвестны подробности и причины внедрения Эрлихмана в Алзамай, известно лишь, что окрестная тайга давала много материалов по разрабатываемой теме. Эрлихман работал здесь довольно долго, и, вероятно, собрал ценнейшие сведения. Когда внешняя разведка заинтересовалась темой волков, научники быстро связали это со своей темой, и в одностороннем порядке вышли на внешнюю разведку. Эрлихман должен был сыграть роль временного связного и снабдить нас координатами вероятных точек активности волков; после чего намеревался уйти в тень и дожидаться результатов. Но ему не дали с нами встретиться, и вдобавок теперь потеряны все его наработки и записи. Относительно убийцы Эрлихмана: мы так и не пришли к окончательному мнению – кого он представляет. Очевидно только, что не Сибирь.

– Америку он представляет… Точнее, представлял, – сказал Золотых. – Но вы продолжайте, продолжайте…

– Америку? – переспросил Цицаркин и немного подумал. – Очень может быть. Во всяком случае, это единственная страна, которая не стесняется афишировать наличие научной разведки.

Золотых подался вперед, навалившись локтями на столешницу.

– Американцы-научники явно вели ту же тему, что и ваши. Но они отставали от вас, и потому всеми силами пытались затормозить ваш прорыв к цели.

– Ну, в общем это им удалось, – честно признал Цицаркин. – Собственно, с убийством Эрлихмана мы сели на мель, и сошли с нее только сейчас.

– Значит, координаты объекта, за которым следил Эрлихман, вам до сих пор неизвестны?

– Нет. Если честно, то мы и об объекте слышим впервые. По крайней мере, я.

– Я тоже, – буркнул Рихард и снова умолк.

– М-да, – хмыкнул Золотых. – Странные у вас порядочки, в Балтии.

Он поразмыслил.

– Ладно. Поскольку информация получена именно со стороны официальной Балтии, думаю, что нет смысла ее утаивать от балтийских агентов.

Цицаркин с легким интересом и в то же время с некоторым сомнением глядел на Золотых: мол, ну, что ты еще нам расскажешь?

– Эрлихман наблюдал за устройством, которое ваши научники называют «маяк». Вам известно, что в районе Алзамая последнее время во много раз чаще, чем в среднем по Сибири засекались неопознанные летающие объекты? Так вот, это именно из-за маяка. Ваш Эрлихман за ним следил и все эти объекты регистрировал. После нескольких лет наблюдений он вычислил две возможных посадочных площадки и временную базу. И пусть меня режут на части, если это никак не связано с волками. Вот так-то, ребятки.

Цицаркин склонил голову набок.

– Если вам известны координаты посадочных площадок и временной базы – зачем вы остаетесь в Алзамае и ловите нас, бестолковых? – недоверчиво спросил он. – Как-то это странно выглядит.

– Координаты нам известны всего пару часов. С того момента, когда правительство Балтии приготовило нам сводную директиву научной и внешней разведки. Сегодня вечером начинается операция по окружению и блокаде вышеупомянутых волчьих объектов. Кстати, вы в этой операции участвуете. Есть пожелания, в качестве кого?

Цицаркин и Рихард переглянулись.

– А что… есть варианты? – осторожно справился Цицаркин.

– Почему нет? – Золотых развел руками. – Вы – опытные профессионалы, наверняка с солидным практическим опытом. В операции принимают участие сибирские пограничники, собственно оцепление, и европейский мобильный спецназ, который полезет в самое пекло. Думаю, что и ваше участие в ударной группе будет нелишним. Во всяком случае, агенты Японокитая, Европы и Турана уже выразили желание поработать в этом направлении.

Цицаркин и Рихард снова переглянулись.

– Ну, раз так… – вздохнул Цицаркин. – То и мы не откажемся. В конце концов, у нас приказ подчиняться вам до завершения этого дела.

– Ну и отлично. Желаете что-нибудь добавить?

– Наше снаряжение нам вернут? – спросил Рихард.

– Конечно.

– Тогда – все.

– Степа, – обратился Золотых к одному из своих. – Вызывай Герасима, пусть проводит…

Степа что-то негромко забормотал в селектор и дверь кабинета тотчас открылась; вошел еще один безопасник.

– Ступайте с ним, – сказал Золотых. – И спасибо за сотрудничество. И рюкзачки, рюкзачки не забудьте…

Коршунович, как и уславливались, ненадолго выскочил из здания управы. Он миновал четыре патруля, пока добрался до угла Сибирской. В двухстах метрах от перекрестка располагалась чебуречная, в старом доме с подслеповатыми маленькими окошками.

Лутченко с Багратом уже сидели внутри. Коршунович кивнул им, встал в очередь за троицей каких-то трудяг, однозначно собирающихся сообразить по хмельному делу во время перерыва. Дождался, пока всем впереди отпустили кто чего желал, взял минералки и пару чебуреков и присоединился к своим ребятам за столиком. Те дожевывали чебуреки и допивали скверный кофе.

– Ну как, орлы?

– Все в норме, – тихо сказал Лутченко. – Он подсядет в нашу машину ближе к вечеру.

– С погранцами договорился?

– Да. Гарькавый соорудил приказ о прикомандировании к подразделению связи подвижной спецлаборатории в составе двух экипажей. Приказ протащен через все инстанции и, по-моему, никто ничего не заподозрил. Все будут убеждены, что лабораторщики – самые настоящие сибирские пограничники.

– Отлично. Прикрытие подготовил?

– Наспех, Вениамин Палыч. Времени нет. Да и какое тут прикрытие? Операция новая, неотработанная, бардака будет выше крыши. На бардак все и спишется.

– Ладно. До вечера в конторе не показывайтесь, Золотых – тертый филин, может унюхать неладное. О Шерифе я ему сам все расскажу. Как договаривались.

– Ясно.

– Все, – Коршунович глотнул для виду минералки, оставил чебуреки нетронутыми и торопливо направился к выходу.

«Эх, – подумал он сокрушенно. – Нехорошо Семеныча за нос водить. А ведь придется…»

И – спустя несколько секунд:

«Чертова работа…»

Золотых при виде российского коллеги заметно оживился:

– А, Палыч? Куда это ты запропастился?

– Начальству докладывался… – озабоченным тоном объяснил Коршунович.

– У нас тут новость… Довольно странная.

Коршунович и не подумал спросить – какая именно.

– У нас эксперт один пропал, Шверников. Вышел из здания, миновал два наружных патруля, и пропал. К третьему патрулю, дальше по улице, он так и не пришел. Ума не приложу, что с ним могло стрястись, тут спецназовцев сейчас больше, чем крыс в подвалах.

– А чем он занимался? – Коршунович проявил наконец-то некоторый интерес.

– Да этим самым ашгабатским биноклем… Пытался его судьбу отследить, от клонирования до сегодняшнего дня.

Золотых склонил голову набок, недовольно поморщился, а потом подозрительно уставился на коллегу.

– Чего это ты… словно ужа проглотил?

Коршунович свалился в кресло.

– Да понимаешь… еще проблемы у нас.

– У вас?

– У нас. И у тебя тоже.

Золотых сложил руки на груди.

– Так-так… Ну, и какие же у нас еще проблемы?

– Шериф пропал. Лутченко его до сих пор ищет. Ушел с утра на базар – и тю-тю. Говорят, сел в какой-то экипаж, и его увезли.

Золотых подозрительно поцыкал зубом.

– Слушай, Веня… А вы часом не задумали какой-нибудь пакости, а? Он же ваш, россиянин?

Коршунович фыркнул:

– Ага. И накануне окружения волчьей базы убрали его к чертовой матери подальше. Чтоб он ничего не узнал и ничего не увидел. Очень умный ход.

– Гм… В самом деле, глупо, – согласился Золотых. – Но что с ним могло произойти?

– Мало ли, – Коршунович потерзал ворот рубашки. – Жарко, ч-черт… Во-первых, в городе все еще остаются агенты не примкнувших к единой программе стран и наша веселая ашгабатская команда. Во-вторых, волки. Их мы даже отследить толком не в состоянии. И в-третьих, случай. Попал под экипаж. Нарвался на жуликов и временно выпал из событий.

– А не мог он начать свою игру?

Коршунович ответил не сразу.

– Мы его долго отбирали… Понимаешь, Семеныч, в прошлом у него были такие дела, когда он смело мог переметнуться на вражью сторону и безнаказанно купаться в деньгах до конца жизни. Но он этого не сделал. Зачем ему предавать сейчас?

Золотых некоторое время пристально всматривался в глаза Коршуновичу.

– Ну что ж… Тебе лучше знать. Что будем делать?

– Подождем, – Коршунович пожал плечами. – Не такой он парень, Шериф, чтоб исчезать без следа. Всплывет, обязательно всплывет в нужный момент.

Золотых кивнул и потянулся к селектору.

– Чеботарев уже вернулся? Хорошо, зови его, и оперативную группу зови… Да, всех, плюс резерв.

Минут через десять в кабинете Золотых собрались Чеботарев, Михеич, Герасим, Нестеренко, Богдан По, Шелухин плюс шестеро безопасников из Иркутска. И два офицера-европейца, из спецназа.

– Ну, что, господа? Начнем?

Золотых разложил вокруг себя листики срочных распечаток. Как и все работники старшего поколения, он недолюбливал компьютеры, и втайне побаивался их, предоставляя манипулировать с этой новомодной селектурой своим более молодым и гибким коллегам.

– Итак, господа! Среди ашгабатских гостей интерес у нас вызвала следующая группа, прибывшая одним рейсом, как раз накануне первых событий в рамках разрабатываемой темы. Все они поселились в гостинице «Централь», причем гостиница эта обычных гостей вообще не принимает. Принадлежит она деловым кругам и не имеет даже вывески. Без рекомендации поселиться туда невозможно, гостиница охраняется частной службой, и даже у нас могут быть с проникновением туда легкие проблемы. Интересуют нас шестеро: Сулим Ханмуратов, Саймон Варга, Фарид Юнусов, Курбан Гафур-оглы, Гейдж Мустафы и Родион Феоктистов.

Золотых называл имена, а Чеботарев одновременно с этим выводил с компа на проектор фотографии.

– Сегодняшнее свидетельство агента-европейца Генриха Штраубе лишний раз подтверждает наши подозрения, поскольку опознанный Генрихом Руслан Эльяшов…

Новая фотография на экране проектора.

– …дважды имел контакты с Юнусовым и Мустафы. Вероятно, Эльяшов является оперативным агентом ашгабатской группы, Юнусов, Гафур-оглы и Мустафы – связующим звеном, а Ханмуратов и Варга – мозговым центром и руководителями указанной группы. Феоктистов, похоже, нечто среднее между стюардом и денщиком Варги. В эту группу, безусловно, входили и братья Шарадниковы, и их убийца, до сих пор нами не идентифицированный, и Давор Мрмич по кличке Испанец. Возможно, в городе есть и еще их люди.

Сведений о высшем звене этой группы – Ханмуратове и Варге, нам собрать не удалось. Вообще. Эти люди словно и не существовали никогда. Скорее всего, имена, под которыми они прибыли в Алзамай, ненастоящие.

Цель нашей сегодняшней операции – арест всей этой группы, и всех, кто окажется в номерах этих людей. Учитывая чрезвычайное положение в городе… – Золотых выразительно помолчал, – действовать придется предельно жестко. Степа, твои сегодня у психологов были?

– Конечно, Константин Семеныч. Как и было приказано накануне.

– Иркутск?

Встал один из резервистов – старший по званию и должности.

– Психокондиционирование прошли в полном объеме, – коротко доложил он и сразу сел.

– Господа европейцы?

Один из офицеров, не поднимаясь с места, сказал:

– Наши подразделения имеют штатных психологов и постоянно находятся в состоянии готовности.

– Прекрасно. Тогда сообщаю, чтобы ни для кого сей факт не явился новостью: на операцию идем с боевым, а не с парализующим оружием. В случае необходимости прибегать к крайним мерам… потому что другого выхода нет.

Все в кабинете вдруг стали очень серьезными. Не то, чтобы до сих пор они шутили и веселились – просто не так уж часто даже при их работе приходилось слышать подобные слова.

– Значит, так, – продолжал Золотых. – Если наши компьютерные гении не ошибаются, живет эта публика в трех номерах.

Чеботарев тотчас выдернул из недр памяти компа-селектоида объемный план здания. Сотканный из светящихся голубых линий макет повис посреди комнаты, словно мираж над оазисом.

– Варга и Феоктистов – в люксе, на третьем этаже…

Часть макета засветилась ярче, выделяя указанный номер.

– Ханмуратов – на втором этаже, в полулюксе. А остальные трое – в противоположном крыле, в трехкомнатном бизнес-номере с общим предбанничком, санузлом и кухней.

Нет смысла объяснять, что нам гораздо важнее взять Варгу и Ханмуратова, чем остальных, это понятно и так. Но надо постараться никого не упустить.