Весёлый Роджер на подводных крыльях Васильев Владимир

В увлечения сына он никогда не вмешивался.

К общежитию Ромка приближался ильфо-петровским «фривольным полугалопом», моля бога, чтобы Багдасаров оказался дома. Начинало темнеть. Ромка уже собирался нырнуть в вестибюль, когда его окликнули:

– Эй, Рома!

Он оглянулся. От спортплощадки неторопливо и даже как-то вымотано тянулась вереница парней в футболках. Среди них был и Багдасаров. Он шел чуть поотстав от передних, держа подмышкой пестрый ромбиковый мяч.

Вместо ответа Ромка поднял дипломат и выразительно ткнул в него пальцем. Багдасаров бегом кинулся к нему. Громко дыша, он остановился около Ромки.

– Замок? – с такой отчаянной надеждой спросил он, что Ромка внутренне содрогнулся, представив всю глубину разочарования Багдасарова, если бы замка найти не удалось.

Ромка, довольно улыбнувшись, кивнул. Багдасаров немедленно потащил его в комнату. Ловко забросив мяч в сетку под потолок, он нетерпеливо повернулся к Ромке: «Ну?»

Но Ромка и не думал тянуть: он уже открывал дипломат.

Багдасаров осторожно прикоснулся к «кирпичу» и еще более осторожно взял его в руки.

– Замок, старший… – прошептал он завороженно.

Диму Федоренко он называл «старшим», потому что они родились в один год и один день, но Дима на полтора часа раньше.

Ромка молчал.

– Черт меня побери, это же действительно замок! – уже громче сказал Багдасаров, бережно ставя его на стол, и плюхнулся на кровать. Ромка вынул из дипломата письмо и протянул ему.

– Тут еще какие-то факты. Он так и сказал: «факты», повторив выражение отца.

Багдасаров живо подскочил и распечатал плотный забугорный конверт. По мере чтения лицо его вытягивалось, отражая безграничное удивление. Прочитав, он медленно протянул письмо Ромке и вновь опустился на кровать. В письме говорилось, что женевский знакомый отца без труда отыскал и антикварную лавку, и упомянутую необычную вещь. Продавец-хозяин, видя, что «замком» интересуются всерьез, заломил за него кругленькую цену, но позже все-таки удалось столковаться на вполне приемлемой сумме. Насчет перстней: их у торговца было два. Один он продал болгарскому туристу еще зимой, второй – русскому, всего с месяц назад – без сомнения подразумевался Ромкин отец. На расспросы о болгарине лавочник, совершенно неожиданно дал исчерпывающий ответ: оказалось, они обменялись сувенирами. Болгарин уступил продавцу антикварную книгу, где оставил памятную надпись, свое имя, фамилию и адрес. На вопрос откуда у него в лавке подобные предметы торговец дал уклончивый туманный ответ. Насколько понял знакомый Ромкиного отца, лавочник не брезговал скупкой краденого и эти вещи, вероятно стащил какой-нибудь воришка. По-крупному торговец не играл, это выяснили точно. Потом все же удалось выудить признание, что замок и оба перстня он перекупил у некоего итальянца, часто посещающего Женеву. Итальянец зовется Пьетро Трускалотти, на момент разговора он в Женеве отсутствовал. Этими «фактами» письмо исчерпывалось.

– Прочел? – спросил Ромку Багдасаров. – Однако, знакомые у твоего папани! Хватка, как у Штирлица.

Ромка усмехнулся:

– А я знаю кто все это раскопал. Ни много, ни мало – шеф охраны нашего консульства в Женеве. Профи.

– Н-да, впечатляет. Теперь еще и итальянец какой-то входит в круг. – Багдасаров умолк на некоторое время. – Я так и не понял каким путем два перстня и замок попали в Швейцарию, а тут, оказывается, еще и Италия…

– Что же ты хочешь, четыреста лет прошло, – пожал плечами Ромка, – сколько раз эти перстни из рук в руки переходили…

– Подожди, – поморщился Багдасаров. – Если перстней было два, то чей же второй? Гурьева или Мурзаева? А? Как ты думаешь?

Ромка осторожно ответил:

– Полагаю, что не Гурьева.

– Точно, – подтвердил Багдасаров. – И я так думаю. Значит, перстень Мурзаева каким-то образом перекочевал из рук немца, из Южной Америки в Швейцарию. Или сначала в Италию? Черт, голова кругом идет!

– А может он вообще в Южной Америке не бывал?

Багдасаров двинул плечами.

– Может, и так…

Ромка обернулся к столу и несколько секунд глядел на замок.

– Слава, – робко спросил он, – а ты не задумывался, почему замок и два перстня оказались вместе? Они ведь сначала находились достаточно далеко друг от друга. А?

Багдасаров прищурился.

– А ты можешь это объяснить?

Ромка развел руками:

– Может быть, кто-то уже пытался собрать все перстни? Может, кто-то узнал о забытой дороге, о ключе и замке?

– Я тоже об этом подумал, – медленно кивнул Багдасаров. – Это самое вероятное. – Он усмехнулся. – Но этому человеку что-то помешало.

Довольно долго они молчали, рассматривая замок. Потом Багдасаров достал коробку с перстнями, открыл ее и положил на столешницу рядом с замком. Ромка, затаив дыхание, следил за руками Багдасарова. Тот взял один из перстней, внимательно осмотрел сначала его, потом замок.

– Они как-то должны соединяться… – сказал он задумчиво.

Ромка протянул руки:

– Можно?

Багдасаров уступил перстень, с интересом глядя в его сторону.

Ромка взял еще один перстень и аккуратно соединил их оправы – обруч к обручу, камень к камню. Перстни идеально подошли друг к другу: выступы на одной стороне обруча прочно вошли в зацепление с пазами другого. Получилась занятная штуковина – нечто вроде короткой трубочки с двумя состыкованными камнями на внешней грани.

– Вот, – сказал Ромка, – протягивая Багдасарову соединенные перстни. – Я понял, что они должны соединяться еще когда рассматривал перстень в кабинете отца. Эти пазы явно предназначены для этих шипов, – Ромка мягко указал пальцем на перстни.

– У тебя хорошее пространственное мышление, – одобрительно покачал головой Багдасаров, – кубик Рубика, небось, в секунды складываешь…

Ромка покраснел от удовольствия. У него действительно было завидное геометрическое воображение.

– А дальше-то что?

– А дальше – вот, – повинуясь внезапному озарению Ромка взял перстни и попытался, перевернув их камнями вниз, состыковать с выступами на торцах каменной полоски замка.

Но у него ничего не вышло. Камень перстня уперся в камень замка раньше, чем соединения на обруче и оправе замка оказались на одном уровне. Неровности камня мешали им состыковаться.

– Как же так? – растерялся Ромка.

– Э-э-э, не спеши, – улыбнулся Багдасаров. – Вот ведь подсказка, – он указал на знаки, выгравированные на подставке замка, – их нужно располагать в строгой последовательности. Это ж ясно, как божий день.

– Правильно! – обрадовался Ромка, взглянув на знаки и убедившись, что он пытался втиснуть седьмой и четвертый перстни на место первого и второго.

– Надо вот так…

Он осторожно взял первый и второй перстни, соединил их и аккуратно состыковал с замком. Камни и не подумали упираться – они подошли друг к другу, каждый выступ нашел свою выемку. Соединение на обруче крайнего перстня ловко сочленилось с торцовыми креплениями на оправе замка.

– Потом так, – подхватил Багдасаров, отсоединяя седьмой перстень от четвертого и закрепив его на противоположной стороне полоски замка. Камни снова подошли друг к другу и крепление перстня с замком сработало.

– И еще вот так, – радостно закончил Ромка, соединив четвертый и пятый перстни и опустив их камнями вниз на камень замка в промежуток между вторым и седьмым.

Теперь на каменной полоске замка на хватало всего двух перстней чтобы получилась длинная, сантиметров десять-двенадцать, трубка, прочно соединенная с замком.

Багдасаров, Ромка и молчун-Дима переглянулись.

– Двух не хватает, – вздохнул Ромка.

Багдасаров выпрямился.

– Ну-ка, где адрес того болгарина?

Осенью Багдасаров добрался до следующего перстня. Он списался с болгарином, договорился с ним и ждал только случая, чтобы переправить перстень из Пазарджика в Киев. Случай подвернулся в октябре: несколько матчей в Болгарии проводили киевские волейболисты. Связка сработала безотказно: перстень под номером три присоединился к своим близнецам. Оставался единственный перстень – шестой, увезенный Степаном Гурьевым куда-то в Сибирь. Багдасаров методично принялся за поиски изредка привлекая Ромку. Они дали совершенно неожиданный результат. Не в Сибири, не где-то далеко, а здесь же, в Киеве, на кладбище при одной из старых церквей, Багдасаров наткнулся на скромный дубовый крест с полустертой надписью: «Русский мореход Степан Гурьев». Перерыв кучу документов и литературы, в том числе церковную библиотеку, он выяснил, что перстня у Гурьева к моменту смерти почти наверняка уже не было. Кому и когда передал он свою реликвию оставалось только догадываться.

Это был тупик, безнадежный тупик и преодолеть его могло помочь лишь чудо. А Багдасаров в чудеса не верил. Отступить сейчас, когда до заветной цели остался лишь шаг, было вдвойне, втройне обидно. Ромка разделял отчаяние Багдасарова, но помочь ничем, увы, не мог.

Однако, история с перстнями на этом не закончилась. Развязка наступила летом следующего года. Ромке осенью предстоял уход в армию. Багдасаров с Димой Федоренко закончили практику и уехали восвояси, в маленький южный городишко. Ромка целыми днями жарился на пляже в Гидропарке, заявляясь домой только для того, чтобы переночевать. В один прекрасный день он обнаружил на зеркале в прихожей телеграмму. Она была короткой; прочитав неровно наклеенные строчки, Ромка сжался и почувствовал в груди прозрачный холодок.

«Восьмого августа открываем дорогу. Будь дома. Багдасаров».

– Восьмого августа, – пробормотал Ромка. – Август… восьмой месяц. Гм, восьмого восьмого восемьдесят восьмого – надо же, сплошные восьмерки, и день, и месяц, и год.

Ромка вздохнул, вспомнив, как уважал Багдасаров эту цифру. Все его футболки неизменно носили на спине восьмерку. Или две. И комната в общежитии была 88-я.

Ромка еще раз вздохнул и на всякий случай вспомнил, когда родился Багдасаров. Результат заставил его вздрогнуть. Восьмого августа, около полудня! Ромка, сообразив, что Славкин друг-неразлейвода Дима Федоренко всего на полтора часа старше, яростно зашипел и стал столь же яростно стаскивать рубашку. В проеме дверей появилась мать.

– Где тебя носит, несчастный? – не особо сердито осведомилась она. – Дома тебя не увидишь. Я начинаю забывать, как ты выглядишь…

Ромка чмокнул ее в щеку.

– Завтра целый день дома сидеть буду! – пообещал он и подумал, что дает обещание не только и не столько матери…

День провел он словно на иголках. Отоспавшись на пляже на месяц вперед, он проснулся рано, не пробило еще и семи часов. Уныло пожевав чего-то на кухне, Ромка забрался в самый темный и самый прохладный угол своей комнаты и попробовал почитать, но в голову ничего не лезло. Мысли вновь и вновь возвращались к Багдасарову.

Значит, он все-таки отыскал последний перстень. Гадать как он узнал о судьбе реликвии Степана Гурьева было, конечно же, бесполезно.

Отбросив книгу, Ромка стал бродить по квартире, мучительно ожидая вестей от Багдасарова. К десяти часам он едва не завыл от тоски. К двенадцати стал поминутно направляться к двери и всякий раз останавливался в прихожей. К часу он жутко проголодался, видимо от волнения, и на какое-то время отвлекся от своего тревожного ожидания.

Багдасаров позвонил только в четыре.

– Рома?

– Да!!! Наконец-то! Я чуть с ума не сошел! Ты нашел перстень Гурьева?

– Э-э-э… В общем, да.

– Где? У кого? – затараторил Ромка.

Не будем спешить, – философски хмыкнул Багдасаров. – Мы сейчас на вокзале, ты подходи к нашей общаге через полчасика. Ладушки?

– Понял! – выдохнул Ромка. – Бегу!

С треском опустив трубку на аппарат он бросился к выходу. С Подола до Севастопольской площади выходило поболее, чем полчаса. Так что бежал Ромка не зря.

Багдасаров на вокзале отнял коротко гудящую трубку от уха, глянул на нее и проворчал:

– Беги-беги… – он повернулся к стоящему позади Диме Федоренко.

– Ну, и мы пошли…

Они отмахнулись от назойливых таксистов и зашагали в сторону «Украины», к остановке девятки.

Когда они приблизились к общежитию, в глаза сразу же бросилась приплясывающая от нетерпения фигура Ромки. Увидев их, Ромка со всех ног кинулся навстречу.

– Ну? Ну, что?

Багдасаров с Димой переглянулись и одновременно захохотали.

– Может быть, здравствуй, для начала?

Ромка смутился. После крепких рукопожатий все трое поднялись наверх, в 88-ю.

На столе за время их отсутствия скопился толстый слой буроватой пыли. Багдасаров вытер ее газетой и водрузил на стол новенький кожаный дипломат.

– Ну, что, расскажем? – спросил он у Димы. Тот утвердительно кивнул.

Багдасаров покосился в сторону окна и начал:

– Значит так, Ромочка. Последний перстень, номер шесть – это вовсе не перстень Степана Гурьева. Тот перстень был среди тех двух, что попали к женевскому лавочнику. Либо это тот, который принес ты, подарок (хотя, какой к чертям это подарок – за деньги) твоему отцу, либо тот, что успел побывать в Болгарии. Во всяком случае, эти два перстня когда-то принадлежали Гурьеву и Марату Мурзаеву, правда какой кому, уже вряд ли удастся узнать.

Ромка слушал, раскрыв рот. Багдасаров продолжал:

– Но мы этого даже не предполагали, считая, что перстень Гурьева в Сибири. И пошли по неверному пути. На самом же деле у нас не хватало перстня Клауса Морке, который, как мы считали, давно был у нас в руках. Найти его в который раз помог случай.

Багдасаров задумчиво провел ладонью по волосам.

– Я еще подумал, не слишком ли много случаев помогало мне в поисках? Словно вел кто-то сквозь туман и неизвестность.

– Разве это плохо? – тихо спросил Ромка.

– Кто знает? – неопределенно отозвался Багдасаров после недолгой паузы.

– В общем, когда я вернулся из Киева домой, – возобновил он рассказ, – меня ждало письмо. От кого, думаешь?

– От женевского торговца? – храбро предположил Ромка.

Багдасаров улыбнулся и покачал головой.

– Нет. От моего сослуживца – Леокса Тита. Помнишь?

Ромка кивнул.

– Так вот. Леокс теперь живет в Таллине. Работает в порту. Этой весной он заметил на шее одного иностранного моряка цепочку, а на цепочке…

– Перстень! – догадался Ромка.

– Два перстня, – поправил Багдасаров. – Целых два!

– Как два? – опешил Ромка. – Их же семь! А получается уже восемь!

И подумал: «Снова восемь! Магическое число!»

– Вот и я так же удивился. Леокс познакомился с моряком. Его зовут Эрвин Гийс. А девичья фамилия его бабки, – Багдасаров сделал паузу, – Морке.

– Морке, – выдохнул Ромка. И повторил: – Морке.

– Да, Морке. Он служит матросом на судне, которое ходит по маршруту Антверпен – Таллин. Поэтому он часто бывает в Таллине.

– И ты помчался в Таллин, в Эстонию?

– А что оставалось делать? Мы с Димой собрались и живо уехали. Четыре дня назад Гийс, вместе со своим судном, разумеется, пришвартовался в Таллине. Мы за него взялись. Леокс еще раньше пытался уговорить его обменять или продать перстни. Но тот неожиданно уперся, заявив, что если и продаст когда-нибудь, то только человеку, собирающему их. Я его все же уломал, хотя он упирался донельзя.

Тут-то и началось самое интересное. Перстни Гийса значились под номерами шесть и два. Я поинтересовался – откуда они? Тот ответил, что это семейная реликвия, передающаяся по наследству – стандартный расклад, значит правда. Истории перстней Гийс не знал, но догадывался, что их несколько штук. У него возникла смутная идея сделать себе целое ожерелье. Гийс в первые часы даже пытался склонить меня к продаже моих перстней. Боже, как я с ним намучался, пока уболтал!

В общем, теперь у меня было восемь перстней, среди них два вторых. Я обратился к одному старому искушенному ювелиру, и оказалось, что… – Багдасаров вдруг замолчал.

– Что? – не выдержал Ромка.

– Что перстень Яна Вылчека, присланный мне из Польши – поддельный.

Ромка ошарашенно фыркнул, всем своим видом показывая: «Вот это да!»

– Да, подделка. И подделка настолько искусная, что внешне их практически не отличить, все подогнано до микрона. А различаются они вот чем: настоящие перстни изготовлены из сложнейшего сплава, который и в наше-то время получить непросто, а тогда и вовсе невозможно…

– Когда – тогда? – перебил Ромка.

– В середине восемнадцатого века. Когда сработали поддельный перстень, – ответил Багдасаров. – Видишь ли, он изготовлен знаменитым ювелиром-фальшивомонетчиком Уильямом Кроу, настолько искусным, что вскоре подделанные им драгоценности стали цениться не дешевле, чем настоящие, чем оригиналы. Так что этот перстень тоже солидная редкость.

– А поляки тебе его так, за здорово живешь, отослали? – ухмыльнулся Ромка.

– Выходит так, – пожал плечами Багдасаров. – Но вернемся к нашим баранам… Так вот, в сплаве поддельного перстня начисто отсутствует иридий, в настоящих же перстнях и металле оправы замка иридия довольно много. И камень: в настоящих перстнях, ну и замке, конечно, какой-то необычный минерал со странной кристаллической структурой, редкими примесями и анизотропными свойствами. В подделке – самый заурядный александрит, правда до неправдоподобия похожий на этот самый минерал.

– Вот она, подделка, – Багдасаров протянул Ромке перстень, на первый взгляд ничем не отличающийся от остальных. – И вновь нам остается только гадать кому и зачем понадобилось подделывать такой перстень.

– Чем дальше заходит эта история, тем больше в ней темных мест, – заметил до сих пор упорно молчавший Дима. Ромка никогда не понимал говорит ли он серьезно или шутит. Не понял и в этот раз.

Багдасаров тем временем открыл дипломат и поставил на стол завернутый в хрустящий целлофан замок и коробку с перстнями. Теперь все семь ее ячеек были заняты.

Освободив замок от упаковки, Слава сказал:

– Пожалуй, самое время вставить ключ в замок…

Они неторопливо соединили перстни в нужном порядке. Толстая составная трубка, в которую превратились семь перстней, приятно утяжеляла руку. Все трое по очереди подержали ее в ладонях. Потом Багдасаров перевернул ее камнями вниз и решительно вставил в замок.

Трубка уверенно встала на место, тихо щелкнув.

Минута тянулась за минутой, в комнате повисло напряженное молчание. Они ждали, но ничего не происходило.

Наконец Ромка не выдержал:

– Где же дорога?

Его вопрос прозвучал на удивление жалобно.

– Я ничего не вижу…

Багдасаров внимательно взглянул на Ромку и отрешенно прошептал:

– Дорогу не обязательно видеть. По ней нужно просто идти. Где-то я это читал…

Шаг к столу они сделали одновременно, к столу, где покоился вставленный в замок ключ.

– Откуда я знаю? – сердито сказал Багдасаров, словно огрызнулся. – Не сработала, и все.

Ромка требовательно таращился на него и отставать не собирался. Перстни уже рассовали по ячейкам, замок, завернутый в замшу и целлофан, остался в центре пыльного стола.

– Может, мы не учли чего-нибудь. Не выполнили некое условие. Или, наоборот, сделали что-нибудь лишнее. Или выбрали неудачное время. Да мало ли? Что мы в сущности знаем? Почти ничего – собери ключ и вставь в замок. А вдруг это нужно делать лишь в полночь с четверга на пятницу, убив предварительно летучую мышь и сориентировав замок по компасу? Да чтобы в радиусе десяти метров не было ничего железного? А?

– Ерунда, – отрезал Дима.

Ромку распирала досада.

– Ерунда, конечно, – уныло согласился Багдасаров. – Но ведь не сработала эта штуковина?

Федоренко поморщился.

– Погоди, Слава, не пыли. Во-первых, с чего ты взял, что не сработала? Вдруг это мы, олухи, попросту ничего не рассмотрели? Думал над этим?

Багдасаров сел на диван.

– Иносказание? – неуверенно предположил он.

– Необязательно, хотя и не исключено.

– А что еще? Не отпирайся, старший, я вижу, что у тебя есть теория.

Багдасаров оттаял и вновь превратился в прежнего Багдасарова – пытливого, цепкого, расчетливого и спокойного. Ромке, как всегда, досталась роль слушателя.

Дима помедлил, словно взвешивал в последний раз свои мысли и доводы.

– Ты не задумывался, почему практически все восточные философские системы так или иначе называются «Путь»? Путь длинного кулака, путь дракона, звенящий путь? Даже каратэ – это «Путь пустой руки», а не просто «пустая рука», как все привыкли переводить. Каратэ-до!

– Своеобразный метод самоуглубления? – вдумался Багдасаров, подхватив мысль и развивая ее. – А что? Сколько мы документов переворошили, сколько информации впитали и перелопатили… Это ведь тоже способ самосовершенствования, путь к себе, грубо говоря. Хм, забавно!

– Другой вариант, – продолжил Дима. – Экзамен. Дорога открывается только со второго раза. Или с третьего. Цель – проверить, насколько ты в ней нуждаешься. Если один раз попробовал и охладел от неудачи – гуляй, такие не требуются. А если ищешь, пробуешь снова и снова…

– Да ты просто кладезь мудрости, – усмехнулся Багдасаров. – Только у тебя чересчур уж… астральный подход.

– Предложи материальный, – парировал Дима.

– Я уже предлагал: невыполнение какого-либо условия-фактора.

Дима покивал.

– Знаешь, – досадливо сказал Багдасаров, – поспешили мы с тобой в Киев. Зря не стали копаться в дневниках Филиппа-ключника. Откуда у него такое странное прозвище?

Федоренко пожал плечами:

– Еще не поздно!

Багдасаров вздохнул и глянул на Ромку.

– Вот так-то, Ромочка!

Улыбка его была азартной и чуть-чуть грустной. Ромка улыбнулся в ответ.

– Знаете, ребята… Мне кажется, вы уже давным-давно в дороге. Один я на обочине застрял. Возьмите меня с собой, а?

– То есть? – не понял Дима.

– Можно с вами в архив? Ни разу ведь не был. Авось, помогу что-нибудь раскопать.

– Эк хватил! – покачал головой Славик и обратился к Диме: – Ну, что, берем его?

– Но учти, – честно предупредил Федоренко, – архив Филиппа в Ярославле, а куда нас потом занесет…

– Ну и ладно, – не смутился Ромка. – Дорога есть дорога!

– Вот и отлично.

Багдасаров любовно уложил футляр с перстнями и замок в дипломат и направился к выходу. Только теперь Ромка вдруг увидел на внутренней стороне двери полустертую надпись: «Via est vita» – гласила она. – «Дорога – это жизнь.»

И Ромка понял, что согласен.