Мой любимый джокер Островецкая Ирина

– А сюда чего пришёл? – перебила его учительница.

– Танцевать.

– Хочешь танцевать, значит…

– Очень – выдохнул Толик. Он думал, учительница закричит и снова вытолкает из класса, но Элеонора Тарасовна уже переключилась на Ингу и её маму.

– Ребёнка водить каждый день. Она слишком много пропустила. Догонять очень тяжело. Дома придётся заниматься. Тебя, сорванец, это тоже касается, – повернулась она к Толику. – Понял?!

Резкая форма обращения к нему учительницы заставила мальчика вздрогнуть, но взгляд он не опустил. Толик выглядел испуганным, но огромное желание танцевать не давало возможности расслабиться.

– У-гу! – снова шмыгнул носом Толик, и глаза его радостно заблестели. Он уже давно понял: его не выгонят сегодня!

– Становитесь в строй, мелюзга! А вам придётся подождать за дверью, – обратилась учительница к маме. – Так, дети, приготовились… Слушаем музыку, и…

В тот день у Инги и Толика ничего не получалось. Они не могли повторять нужные движения в комплексе упражнений разминки. Расстроенная Инга села на пол в углу класса и стала внимательно следить за тем, что делали другие дети. Она и не подозревала, что танцевать так сложно!

Толик же бойко пытался успеть за остальными. Он смешно подпрыгивал, уморительно наклонялся, неловко бежал, когда это требовалось, но вскоре и он устал и присоединился к Инге.

– Не получается… – вздохнул он, тяжело дыша, и подсел к подруге.

– А мы посидим, посмотрим и сделаем, как они… – рассудительно сказала Инга.

– Выгонят… – уверенно прошептал Толик и махнул рукой.

– Не-е, не выгонят! Мы же с мамой… – уверенно прошептала Инга в ответ, и слова её прозвучали как самый убедительный аргумент.

Прошло несколько изнурительных дней занятий. Инга больше не садилась в углу. Больше она не отставала от остальных детей, а во дворе показывала Толику нужные движения, громко отсчитывая ритм.

Школьные годы весело пролетели, оставив в памяти неизгладимый след о весёлом озорном детстве и ранней юности. Училась Инга легко и получала только хорошие отметки. И никто из учителей не жаловался маме на дочь.

Толик всегда был рядом и старался не отставать. И не беда, казалось Инге, что он много списывал. Это было так естественно. Их дружба была крепкой и надёжной, а школьная малышня дразнила их женихом и невестой. И не было бы ни облачка на их горизонте, если бы не тот страшный случай на последнем занятии в балетной школе, круто изменивший судьбы обоих.

Почему-то правый пуант назойливо растирал ногу. Инга несколько раз переобувала его, но так и не смогла добиться необходимого удобства. Воспоминания не отвлекали от проблемы.

«Потом посмотрю, что там мешает», – подумала девушка.

В тот момент Инге предстояло высоко подпрыгнуть, чтобы Толик выполнил поддержку и закружил Ингу в волчке.

Неожиданная резкая боль в большом пальце правой ноги не дала возможности подпрыгнуть достаточно высоко, чтобы партнёр удобно подхватил её, как было необходимо. Но Толик не сдаваясь, пронёс партнёршу несколько шагов, аккуратно опустил девушку на пол и придал её гибкому телу вращательное движение.

Инга помнила только противный сухой треск. Потом воцарился густой, полный мрак. Она не видела, как суетились перепуганные несчастьем люди, как вызывали скорую помощь, как врачи привязывали к временным шинам сломанные ноги, как везли в больницу.

Очнулась в палате. Обе ноги были в гипсе и подвешены к какому-то сооружению, подъёмным краном, возвышавшемуся над кроватью.

Мутными глазами взглянула на унылый пейзаж, попробовала двинуть ногой и от жуткой боли снова провалилась в пропасть беспамятства.

Когда снова пришла в себя и убедилась, что унылость пейзажа над кроватью не наваждение, горько заплакала. Она вспомнила всё. В больничной белой тишине всхлипывания молодой балерины далеко разнеслись по пустым коридорам.

Неожиданно бесшумно у кровати появилась, озабоченная чем-то, молоденькая медсестра.

– Очнулась! – радостно констатировала медсестра. – Которые сутки уж…

– Лучше бы умереть! – перебила Инга. Она даже не почувствовала, какое впечатление её громкий шёпот произвёл на девушку-медсестру.

– Что, вы, зачем вы так?! Доктора сказали, поправитесь, если не умрёте. Ну, не умерли же, значит, поправитесь!

– Это что такое?! – вскричала Инга, указывая на «подъёмный кран».

– У вас тяжёлые переломы костей обеих ног. И вам повезло, что оперировал Алексей Валериевич. У него ручки золотые. За что ни берётся, всё в золото превращает.

– В золото для кого, для него?

– Ну, что вы, ну, зачем вы так?! Посмотрите, как срастутся ваши переломы, будете в полном боевом порядке! – уверяла медсестра. С самого того момента Инга поверила девушке и стала ждать чуда.

В больницу к Инге приходила целая делегация от балетного класса. Принесли цветы и много фруктов. Сообщили о том, как прошли долгожданные спектакли, особенно «Жизель». Рассказали, кто танцевал вместо неё в том спектакле. После ухода ребят, Инга проплакала весь день, а ночью не смогла уснуть. Она осязала, не понимая всей серьёзности своего положения, что это – конец. Конец всем мечтам и надеждам. Её уже ждёт совсем другая жизнь, жизнь калеки! Об этом она с особым надрывом души сообщила всем, кто посетил её той ночью.

После этого случая к Инге никого не пропускали, чтобы не расстраивать, и без того потрясённую случившимся несчастьем, молодую балерину. Только тётя Люда, любимый, милый Люсик, имела неоспоримое право посещать больную. Мама с папой находились далеко от дома и ничего не знали о несчастье, которое случилось на последнем занятии с их доченькой, с папиной принцессочкой! Сообщения к ним не доходили, там шла война.

Тёплым летним днём тётя Люда забрала Ингу из больницы. В то тяжёлое время глаза бедняжка не просыхали от слёз. Девушку нельзя было успокоить ни сказками, ни музыкой, ни телепрограммами. Инга отчётливо понимала, что назад дороги нет, и никогда не будет. Балетный класс и сверкавшая огнями и так манившая сцена, навсегда отодвинулись в прошлое корявой лапой несчастного случая. Инге обещала молоденькая, совсем неопытная медсестричка выздоровление и «полный боевой порядок». Она поверила и так ждала чуда! Но как же обещание было далеко от жуткой действительности!

«Полного боевого порядка» не случилось, и чуда не произошло. Ингу выписали из госпиталя. В родной дом девушка вошла на костылях, а Алексей Валериевич не обещал больной ничего утешительного.

– Вы хорошо отделались, юная леди. Могло быть гораздо хуже. Постепенно начнёте ходить, а пока потерпите костыли. О балете придётся забыть, но вы так молоды… – как же больно было слышать такие слова. Инга свято верила в чудо, но с чудом вышло недоразумение.

С карьерой балерины Инга распрощалась навсегда. Только новые балетные тапочки и подготовленный к выступлению костюм больно напоминали о былом счастье.

Однажды, лёжа в постели, Инга попросила подать ей пуанты. Тётя Люда принялась отговаривать племянницу, сетуя, что не убрала с глаз подальше любимую вещь. А потом, вдруг, вытащила из-под шкафа новенькую коробку и, обтерев случайную пыль, поставила Инге на колени.

С трепетом девушка сняла крышку и, склонившись, застыла над коробкой. Крупные слёзы катились по её лицу, Инга даже не замечала ручейков, нахально струившихся по щекам. Её душа в те мгновения прощалась с балетом… Людмила не выдержала напряжения тяжёлой минуты и выскочила из комнаты, вытирая на ходу слёзы, а бывшая балерина со слезами на глазах любовалась тем, что увидела внутри коробки. Потом она робко слегка прикоснулась к непокорным ленточкам, откровенно свисавшим с края картонки, и, заливаясь слезами, будто котят, принялась гладить дрожащими руками дорогие сердцу пуанты.

Неожиданно для самой себя, взяла в руки правую балетную туфельку и принялась её внимательно рассматривать…

Вдруг что-то маленькое с тихим грохотом выкатилось на пододеяльник и покатилось на пол. Инга не успела поймать рукой крошечный непонятный предмет.

– Тётя! – возбуждённо заорала Инга, забыв про слёзы. На пороге неслышно возникла заплаканная Людмила.

– Ты чего так орёшь? Скоро обедать будем, – сказала тётя, вытирая мокрые руки о кухонное полотенце.

– Тётя, посмотри, что-то выпало отсюда и покатилось на пол! Вон оно, вон оно! Что же это?! – возбуждённо выкрикнула Инга и встряхнула пуант над пододеяльником. И опять что-то маленькое, подленькое выкатилось изнутри тапочка на белое полотно пододеяльника.

– Что это?! – удивилась Людмила. – Подожди, не шевелись, я посмотрю, что упало… Откуда оно выпало? – немного погодя, спросила женщина, разминая что-то маленькое в руках.

– Что это?! – возбуждённо выкрикнула Инга, не в силах сдержать нахлынувшие чувства.

– Вот, смотри!.. Откуда такое могло взяться! – Людмила протянула ладонь так, чтобы Инга смогла лучше рассмотреть найденный маленький предмет.

– Так это же… гречневая каша! Подожди, я ещё потрясу… – воскликнула Инга в крайнем возбуждении и удивлении, и принялась трясти пуант над пододеяльником.

На белое полотно выкатилось ещё одно зёрнышко гречневой крупы. Оно беззвучно покатилось по белой ткани пододеяльника. А Инга вместе с тётей, словно завороженные, наблюдали за его движением и не верили своим глазам.

– Так вот, почему я свалилась! Мне же что-то натирало ногу, а я понять не могла! Кто же мог так?… – воскликнула девушка, в отчаянии откинувшись на подушку. Инга была неприятно удивлена и напугана своей находкой. – Хотела бы я сейчас посмотреть в глаза той дуре!

– Всё узнаешь в своё время. Не дура она вовсе. Только зла никому не желай. Слава Богу, живая осталась, и ноги тебе не отрезали, – прошептала тётя, судорожно сглотнув, и погладила расстроенную девушку по красивым волосам, буйной волной спадавшим на худенькие плечи.

– И мамы нету!.. – всхлипнула Инга.

– Девочка моя, ты уже выросла. Без мамы обходись. Сама должна барахтаться в жизни. А маме я сообщила о несчастье. Скоро, наверное, приедет.

– Ой, как будет хорошо! – захлопала в ладоши Инга, заплаканными глазами ясно взглянув на тётю.

Но мама так и не смогла приехать, лишь её письмо случайно нашло адресата. Каждая буква этого случайного письма кричала об ужасе, о диком сожалении, о том, что случилось такое несчастье, а она, мама, не может находиться рядом со своей любимой девочкой. Там, куда послали в длительную командировку отца, шла война. В связи с тяжёлой военной обстановкой домой мама выехать не могла.

Инга терпеливо ждала возвращения мамы, но с каждым прожитым днём всё отчётливее понимала: мама не скоро сможет вернуться домой. Там война. Письма от родителей приходили теперь с большими перерывами, а потом перестали приходить вообще. Каждый раз Инга с надеждой смотрела в руки приходившей днём тёте, но долгожданных конвертов тётя не приносила, только пожимала плечами, отвечая на вопросительные взгляды племянницы.

– Ну, как же они совсем позабыли обо мне?! – воскликнула Инга, не найдя письма в очередной почте.

– Ингуша, девочка моя, потерпи немножко. Не могут они… Война там…

– Ой, Люсик, как же тяжело терпеть и ждать!

– Знаю, девочка моя, но выхода другого у нас с тобой нет. Вот, дядя Жора заболел, не знаю, что к вечеру будет. Ночью в больницу забрали. Сказали – инсульт, – неожиданно стала сокрушаться тётя.

– Как же плохо мы живём! – вдруг с досадой выкрикнула Инга и горько расплакалась.

– Да, уж, совсем плохо… – вздохнула тётя. – И денег теперь совсем мало будет. Кончаются уже…

– Что же делать? – Инга с надеждой взглянула на Людмилу.

– Не знаю, что и сказать. Пойду я лучше тебе еду приготовлю на пару дней. Жорик умереть может, если меня рядом не будет. А там – посмотрим, что будет, – махнув рукой, вздохнула Людмила и побрела в кухню.

Инга осталась в комнате одна. Обычно тётя не уходила сразу на кухню. Они долго разговаривали обо всём на свете. Сегодня у тёти своя беда, и не известно ещё, какая беда тяжелее.

«Хоть бы Толик зашёл в гости! Куда он пропал?!» – с досадой вздохнула Инга и взяла в руки книгу, пытаясь чтением отвлечь мысли от тревожной действительности.

Переломы не давали покоя, ноги болели нещадно, только с помощью чтения увлекательной литературы Инга, хоть на время, могла отвлечься от надсадной изнуряющей боли. Приходилось принимать таблетки, чтобы обмануть и прогнать разбушевавшуюся боль, и тогда наступал благодатный сон. Но боль будила снова. Инга уже привыкла, даже здоровалась с нею, проснувшись. Но, когда тётя подсаживалась рядышком на кровать и принималась рассказывать свои забавные истории, боль пугалась и куда-то пряталась, не ощущалась.

Сегодня Людмила разговаривать с племянницей была не расположена. У тёти случилась беда. Заболел её любимый муж. Инга от всей души жалела дядю, но как же ей хотелось хоть чуть-чуть привлечь внимание тёти к себе! Грохот кастрюль на кухне не обещал ничего хорошего. Тётя торопилась в больницу. Дядя Жёра был Инге неродным дядькой, но она очень любила такого большого плюшевого мишку, который всегда закармливал её вкусными конфетами. Он был добрым и смешным. Инга любила его шутки. Тётя Люда была на десять лет моложе мамы. Она гораздо лучше понимала Ингу и была ей подружкой.

Тёплый летний вечер постепенно овладевал городом, готовясь к приходу ясной и такой же тёплой ночи. Инга уже не видела текста. Книга вываливалась из рук. Сумерки постепенно, но неуклонно сгущались, превращаясь в узорчатую темноту. На кухне уже горел свет. Там Людмила всё ещё гремела кастрюлями, и этот грохот настораживал. Тётя торопилась наготовить еды, казалось, на всю неделю, чтобы надолго уйти в больницу к мужу.

Инга отложила книгу, подхватила безмолвно лежавшие и терпеливо ожидавшие своего часа костыли и встала. Стоять было больно. Сделав первый шаг, девушка вскрикнула, но удержалась на ногах и не выпустила из рук костыли.

Подошла к окну и засмотрелась на нежно дрожавшую под лёгким ветерком и освещённую снизу уже включившимися фонарями, ярко-зелёную листву деревьев, росших под окнами.

«Как в сказке! – подумала Инга. – Только ноги болят по-настоящему, и нету волшебной палочки, чтобы снять эту боль и вернуть всё назад. Я уже никогда не буду принцессой, потому, что я – калека, и виновата во всём гречневая каша!..»

Повернувшись к двери, бойко застучала костылями, передвигаясь к кухне. По дороге бросила взгляд на телефонный аппарат, уныло скучавший в коридоре. Сегодня он не звонил ни разу. Толик знает, как тяжело Инге к телефону добираться и сегодня совсем не звонил.

– Ингуша, ты встала?! – удивилась тётя, выбежавшая в коридор, навстречу грохоту костылей.

– Больше не могу лежать. Все бока болят. Жаль, танцевать не могу…

– Подожди, наладится твоя жизнь, посмотришь! Только сейчас потерпи немного. И танцевать начнёшь, верь мне, придёт твой звёздный час, – печально улыбнулась тётя, сама не веря в правдивость своих слов.

– Ноги чуть перестанут болеть, и я начну тренировки. Толик мне поможет, – упрямо мотнула головой Инга. – Люсик, я так легко не сдамся!

– Где он, твой Толик?! Уже вторую неделю не появляется! – махнула рукой тётя.

– Занят, наверное… – пожала плечами Инга.

– Занят, занят! В казино его вчера видели! Подожди, девочка моя, сейчас меня послушай, не перебивай. Хлеба тебе дня на три хватит. Борщ сварен, тоже, на три дня. В этом лоточке – каша, а здесь – мясо. Всё свеженькое. Только прячь еду в холодильник, чтобы не скисла, и ложками грязными в кастрюли не лазь. Тепло сейчас, опасно. Микробы тепло любят. Поняла? Я через три дня снова приду. Не сдавайся, вера в победу – самое лучшее лекарство!

– Зачем ты мне всё это рассказываешь? – удивилась Инга. – Лучше скорее приходи. Как я без тебя буду жить эти три дня?!

– Не знаю, смогу ли раньше. Дядя Жора сильно заболел. Мне необходимо быть рядом с ним в больнице.

– А как же я?! У меня же никого, кроме тебя сейчас нету! – не на шутку испугалась Инга.

– Ингуша, девочка моя, я забегу к тебе на днях, не волнуйся! Я о тебе не забуду, только бы дяде Жоре легче стало.

«Осталась совсем одна!.. Пусть бы дядя Жора скорее выздоровел…» – подумала Инга, закрыв на ключ дверь после ухода тёти.

Подошла к телефону и набрала номер телефона Толика. Долго никто не брал трубку. Наконец, что-то там щёлкнуло, и раздался знакомый голос его матери.

– Да… – хрипло отозвалась женщина на том конце провода.

– Здравствуйте, скажите, пожалуйста, а Толик дома? – несмело спросила Инга.

– Инга, ты, чё-ли?

– Я…

– Дак, его нету. Уже ночь на дворе. Я сама его жду.

– Скажите ему, пожалуйста, что я ему звонила, ладно?

– Ладно, скажу, если увижу. Мне рано на работу, можем и не встретиться. Ты мне лучше расскажи, как ты себя чувствуешь? – вдруг спросила мать Толика.

– Что говорить? Больно. Хожу с трудом…

– Уже ходишь? – почему-то искренне обрадовалась женщина.

– Да, только по квартире. И то, больно, больно!

– Ничего, были бы кости целы, а мясо нарастёт. Ещё плясать будешь с моим-то!

– Надеюсь… Так вы скажете Толику?

– Стряслось чего-то? – вдруг, почувствовав неладное, с тревогой спросила женщина. – Если чего надо, скажи, я после работы завтра…

– Нет, просто, соскучилась. Тётя ушла и я теперь совсем одна.

– Он, поганец, наверняка, с дружками во дворе околачивается. Подарили дураку гитару, так он теперь её из рук и не выпускает, песни непотребные распевают и в бутылочку иногда с дружками заглядывают.

– Ему же нельзя пить, он же танцует! – нечаянно вырвалось у Инги.

– Вот я танцору трёпки-то задам, пусть только вернётся!

– Не надо трёпки, скажите ему, пусть позвонит.

– Ладно, скажу. Может перед тобой стыдно будет оболтусу, – с облегчением выдохнула женщина.

– До свиданья, – вежливо попрощалась Инга и осторожно положила трубку на рычаг.

Стоять у телефона было больно, да и звонить больше некуда было…

Инга терпеливо ждала возвращения тёти Люды, но на третий день тётя не пришла, как обещала, и даже не позвонила. Прошло ещё несколько томительных дней ожидания. Телефон молчал, а Людмила так и не появилась в доме у Инги, и девушка терялась в догадках. Как могла, растягивала и сокращала приёмы пищи, но это не помогло. Еда закончилась, а Людмила так и не пришла навестить племянницу.

Однажды утром, заглянув на кухню, Инга ужаснулась беспорядку, поселившемуся там. Чистой посуды уже совсем не осталось, а грязные тарелки и кастрюли, нахально и неряшливо выпячивались из мойки, выставляя напоказ остатки нехитрой пищи, присохшие к краям невымытой посуды. Пол кухни не сохранил и следа былой чистоты, которую старалась поддерживать тётя Люда. Грязное полотенце, небрежно перекинутое через спинку стула и совсем забытое там, будто, кричало: «Хочу в стирку!»

Орудуя костылями, Инга подступила к мойке и принялась отковыривать присохшую кашу с краев невымытых тарелок. Желудок настойчиво требовал пищи. В хлебнице лежала последняя горбушка батона. Эту драгоценную реликвию следовало дотянуть до вечера. А что делать дальше, Инга не могла придумать.

«Надо бы вымыть эту гору…», печально вздохнула Инга и приоткрыла кран горячей воды. Немного постояла в нерешительности, следя за тоненькой струйкой воды, которая, стекая по верхней тарелке, сделала чистую дорожку для своего ручейка. Вода была горячей. Из раковины начал подниматься пар, наполненный кислым запахом давно не убиравшихся объедков.

Немного разбавив горячую струю холодным потоком, Инга нерешительно потрогала пальчиком текущую воду.

– Нормально, не горячо… Теперь можно и помыть эту противную посуду… – пробурчала она сама себе, царапая ногтем и стараясь тщательно отмыть присохшую пищу с поверхности тарелок.

Неожиданно для себя, Инга увлеклась непривычной работой, и не заметила, как на край мойки смело выполз наглый, рыжий таракан и, удивлённо крутя длиннющими усищами, стал внимательно наблюдать за действиями неизвестного ему враждебного объекта. Видимо, на повестке дня у таракана не стоял вопрос о мытье грязной посуды, так, как откормочную базу неумолимо смывало водой. Он наблюдал за решительными действиями Инги с каким-то сожалением, и осуждением, будто понимал, что совсем скоро ему здесь нечего будет делать и придётся искать новую среду обитания.

Инга не видела тараканов в доме с тех пор, как с родителями вселилась в эту квартиру. Мама всегда боролась со всей нежелательной в доме живностью весьма решительно, так же действовала и тётя Люда, и тараканы не заползали в квартиру. А тут, вот, пожалуйста, первая ласточка!

Инга постаралась тряпкой достать неожиданного гостя, но прыткое насекомое спряталось в щель так стремительно, что поймать проходимца не было ни малейшей возможности, только костыли разлетелись в разные стороны. Облокотившись о мойку, Инга расплакалась от досады, но, вытерев ненужные слёзы, всё равно, никто не увидит и никто не оценит, продолжила начатое дело.

Посуда, наконец, была вымыта и перетёрта всё тем же грязным полотенцем, безрадостно висевшим на спинке стула. Но на полке не видно было, чем тёрли посуду. Тарелки блестели чистотой, как прежде.

С полом было сложнее. Веник долго не находился. Потом пришлось отставить костыли и приступить более серьёзно к сметанию мусора на совок. Но скоро и этот этап уборки был завершён. Голод вызывал единственное желание – что-нибудь съесть, и от неутолимого желания темнело в глазах.

«Ну, и что, что последняя горбушка, я её съем и головокружение отступит до обеда, а там что-нибудь придумаю…» – уговаривала себя Инга, уминая хлеб и запивая его водой из крана. Недавно она и предположить не могла, что когда-нибудь хлеб станет таким желанным, а вода из-под крана – драгоценной влагой.

Покончив с уборкой в кухне и доев последнюю корочку хлеба, Инга подхватила костыли и двинулась в комнату. Необходимо было отдохнуть после такого изнурительного труда и разобраться в делах. Если тётя Люда до сих пор не пришла, значит, случилось что-то страшное, непредвиденное. От родителей тоже нет никаких вестей. А, может, и есть, только добраться до почтового ящика Инге было невозможно. Значит, ждать больше нельзя. Необходимо пересчитать свои активы, не отчаиваться и подумать, как жить дальше. Всегда можно найти выход из сложного положения дел. Так её учил поступать папа.

В шкатулке, в которой обычно хранились деньги семьи, почти ничего не осталось от прежних запасов, которые ей оставили родители, уезжая в длительную командировку. Пыльное дно шкатулки бессовестно просматривалось среди редких купюр разного достоинства. Инга пересчитала их и задумалась. Она даже предположить не могла, что будет делать, когда и эти купюры уйдут на продукты. Она ещё никогда не решала денежных проблем, и вообще, никаких домашних проблем у неё не возникало, но сейчас отчётливо понимала, что оставшихся денег едва хватит, чтобы прожить какой-то небольшой отрезок жизни. Что делать дальше, девушка не имела ни малейшего понятия.

Растерянная, она снова и снова заглядывала в шкатулку и сглатывала давившие горло слёзы. Вдруг зазвонил столько дней молчавший телефон. Вздрогнув от неожиданности, Инга неуклюже бросилась в коридор, забыв про костыли, ведь, если человек на том конце провода устанет ждать и отключится, Инга этого не перенесёт. Удары гипса о паркет противно отдавались в мозгу головной болью, но она старалась не обращать на такие мелочи никакого внимания. Звонил телефон, кто-то интересовался ею.

В коридоре, прямо у тумбочки, на которой красовался важный телефонный аппарат, всегда стояла маленькая скамеечка для удобства, когда разговор затягивался на неопределённое время. Инга сама придумала такой выход из-за частых ситуаций, когда было о чём поболтать с подругами. Теперь и подруг не осталось. Никто не звонил до сих пор, а скамеечка стояла на прежнем месте. Тётя Люда не убрала и не задвинула скамеечку в дальний угол для удобства уборки в коридоре. Как же Инга была благодарна сейчас тёте за её предусмотрительность или невнимательность. Сейчас скамеечка так выручила!

– Ин, привет! – заорала трубка юным баском Толика. – Как ты там?

– Плохо, даже очень плохо! – печально вымолвила Инга и вдруг громко разрыдалась.

– Не реви, ща приду! – Толик отключился так неожиданно, а Инга всё сидела на маленькой скамеечке и горько плакала. Она не могла поверить, что разговор так быстро закончился, ещё не начавшись.

Прошло полчаса. Обессиленная Инга добралась до постели, улеглась, вытянув многострадальные ноги и попыталась успокоить боль. Длительное путешествие с препятствиями по квартире не на шутку утомило. Она так и не нашла нужного решения нависшей над ней грозной проблемы. Вся в слезах, лежала и пялилась в потолок, будто кто-то невидимый должен был обрисовать на нём выход из сложившейся ситуации, а ноги тонко и противно ныли, не делая никаких поблажек…

Резкий дверной звонок прервал медитацию.

«Кто бы это мог быть? – удивилась Инга. – У тёти есть ключи, родители давно бы позвонили из аэропорта, а больше некому, наверное… Может, дворничка рассчётку за квартиру принесла? А платить нечем!» Она совсем забыла о Толике и его обещании «ща прийти», но, движимая любопытством, превозмогая нестерпимую боль в ногах, Инга отправилась открывать входную дверь.

Увлечённая стремлением дойти до намеченной цели, Инга, даже забыла задать обычный и такой всегда необходимый вопрос: «Кто там?». Она сразу же распахнула дверь настежь и несказанно обрадовалась, увидев на пороге Толика.

– Толя, как же я рада, что ты пришёл! – воскликнула она, с каким-то внутренним облегчением, искренне радуясь встрече.

– А, если бы, не я? Если бы воры? – удивился, и даже рассердился, Толик.

– Так, красть-то особенно нечего, всё съедено. Даже таракан убежал к соседям… – с досадой махнула рукой Инга.

– Подожди, а как ты без костылей дошла до двери? – удивился Толик.

– Я сегодня с утра без них. С ними так неудобно. Только, конечно, устала с непривычки.

– Пойдём, я помогу тебе добраться до удобного места отдыха, – сказал Толик и, подхватив Ингу на руки, понёс её в комнату и уложил в постель. Потом хозяином прошёлся по квартире и очень удивился, не встретив ни души. – Ты одна, что ли? – не веря своим глазам, спросил он.

– Ага, уже который день… – печально кивнула Инга.

– А где же?…

– Нету, никого нету!.. – в отчаянии выкрикнула она.

– А куда же они все подевались?

– Ну, чего пристал? Вопросики ещё задаёт! Не знаю! Война там, понимаешь?! Мама выехать не может, а тётя куда-то пропала!.. – Инга поморщилась от досады, потому, что не знала, как отвечать на такие вопросы.

– Не-е, ты скажи, давно одна живёшь?

– Неделю уже. Скоро мама приедет.

– А когда?

– Не знаю. Чего ковыряешься в моей личной жизни!? Ты ко мне пришёл, или квартиру для чего-то рассматриваешь?

– Да, не-е, чего ты?! Я принёс тебе, вот, первых яблочек!

– Опять в чужом саду нашёл?

– Ну, дак, как же?

– Ох, Толик, сколько я тебя просила по чужим садам не лазить?! Но, за яблочки спасибо, очень они кстати, пусть и такие, – у Инги набежало полный рот слюны, и она судорожно сглотнула.

– Ты чего? – удивился Толик.

– Есть хочется. Тётя приготовила еду и ушла. Её уже целую неделю нет, а еда кончилась. Не знаю, что делать. Мне пока даже страшно подумать, чтобы по лестнице на костылях…

– Вот, недотёпа! Сразу надо было сказать. Ну, я пошёл в магазин, – он уже намерился уйти, но Инга остановила.

– Толя, возьми деньги… – несмело сказала она.

– Гусары денег не берут! Я скоро вернусь. Где ключи? Сам закрою, чтобы ты попусту не прыгала по квартире. Ноги тебе ещё пригодятся.

Толик так стремительно выскочил из квартиры, что Инга не успела опомниться, а ключ уже весело скрежетал в замочной скважине с другой стороны, закрывая входную дверь.