Колдун и кристалл Кинг Стивен

1

Через три дня после визита Роланда и Дипейпа на Коос, ближе к вечеру, Рой Дипейп и Клей Рейнолдс на пару поднялись на второй этаж «Приюта путников» и направились к двери просторной спальни, которую занимала Корал Торин. Клей постучал. Джонас предложил им войти, дверь, мол, не заперта.

Прежде всего в глаза Дипейпу бросилась сэй Торин, сидевшая в кресле-качалке у окна. В ночной рубашке из белоснежного шелка, с красным bufanda[37] на голове. Сэй Торин вязала.

Дипейп в изумлении уставился на нее, она же, улыбнувшись, поздоровалась с ними: «Привет, господа», — и продолжила свое увлекательное занятие. Снаружи доносился треск шутих (молодым не терпелось, если шутихи попадали к ним в руки, они тут же доставали спички), нервное ржание лошади, громкий смех ребятни.

Дипейп повернулся к Рейнолдсу. Тот пожал плечами и сложил руки на груди, подхватив полы плаща. Так он выражал сомнение или неодобрение, а то и первое, и второе.

— Проблемы?

Джонас стоял на пороге ванной, уголком полотенца, что лежало у него на плече, стирая с лица остатки мыльной пены. Голый по пояс. Дипейп многократно видел его таким, но всякий раз ему становилось не по себе от этих перекрестных шрамов.

— Ну… я понимаю, что мы в комнате дамы. Не знаю только, можем ли мы говорить в ее присутствии.

— Можете. — Джонас швырнул полотенце в ванную, снял с крючка рубашку. Корал подняла голову, бросила жадный взгляд на его спину, вновь заработала спицами. Джонас надел рубашку. — Как дела в СИТГО, Клей?

— Все тихо. Но станет шумно, если некие молодые vagabun-dos[38] сунут туда свои длинные носы.

— Сколько там людей?

— Днем — десять, ночью — двенадцать. Рой и я заглядываем к ним несколько раз на день, но, как я и говорил, пока все тихо.

Джонас кивнул, но сообщение Клея его не порадовало. Он-то надеялся, что молокососы не замедлят объявиться в СИТГО. Он надеялся на стычку с ними после того, как разгромил их жилище и убил голубей. Однако они по-прежнему прятались за своим Укреплением. Он видел себя тореро, вышедшим на бой с тремя молодыми бычками. У него красная тряпка, он машет ею изо всех сил, однако молодые toros[39] не желают атаковать его. Почему?

— Транспортировка? Как обстоят дела с ней?

— Строго по плану, — ответил Рейнолдс. — Четыре цистерны за ночь, перевозим по две зараз. Шестнадцать уже на новом месте. Руководит транспортировкой Ренфрю с «Ленивой Сюзан». Ты все равно хочешь оставить полдюжины для приманки?

— Да, — кивнул Джонас.

В дверь постучали.

Дипейп подпрыгнул:

— Это не…

— Нет, — ответил Джонас на невысказанный вопрос. — Наш приятель в черной сутане отбыл. Может, сейчас он благословляет войска Благодетеля перед битвой.

Дипейп заржал. Женщина, сидевшая у окна, наклонила голову, но ничего не сказала, продолжая вязать.

— Открыто! — крикнул Джонас.

Вошел мужчина в сомбреро, пончо и сандалиях фермера или vaquero[40], но белокожий, с торчащим из-под сомбреро клоком светлых волос. Латиго. Суровый, жестокий мужчина, что все же лучше, чем этот смеющийся клоун в черном.

— Рад видеть вас, джентльмены. — Он вошел в комнату, закрыл за собой дверь. Лицо у него оставалось мрачным, лицо человека, долгие годы не видевшего ничего хорошего, может, с самого рождения. — Джонас? Ты в порядке? Как идут дела?

— Я в порядке, а дела идут хорошо. — Он протянул руку, и Латиго коротко пожал ее. Дипейп и Рейнолдс такой чести не удостоились, а вот на Корал он взглянул.

— Долгих дней и приятных ночей, леди.

— И пусть у вас их будет в два раза больше, сэй Латиго. — Она не подняла головы от вязанья.

Латиго присел на край кровати, достал из-под пончо кисет, начал сворачивать самокрутку.

— Надолго я не задержусь, — говорил он, рубя слова: манера, свойственная выходцам из северных феодов Привходящего мира. — Задерживаться здесь мне не стоит. Очень уж я отличаюсь от местных.

— Отличаетесь, это точно, — вставил Рейнолдс.

Латиго бросил на него короткий взгляд, вновь повернулся к Джонасу.

— Большая часть моего отряда расположилась лагерем в тридцати колесах отсюда, в лесу к западу от каньона Молнии… что за мерзкий звук, идущий из каньона? Он пугает лошадей.

— Червоточина, — ответил Джонас.

— Он пугает и людей, если подойти поближе, — добавил Рейнолдс. — Лучше держаться от нее подальше, капитан.

— Сколько вас? — спросил Джонас.

— Сто. Все хорошо вооружены.

— То же говорили и про людей лорда Перта.

— Не остри.

— Они участвовали в боях?

— Они знают, что это такое, — ответил Латиго, но Джонас видел, что он лжет. Опытных бойцов Фарсон держал при себе, в горах. А в таком вот экспедиционном отряде пороха нюхали разве что сержанты, да и то не все. — Двенадцать человек у Скалы Висельников, охраняют цистерны, которые привезли твои люди.

— Больше, чем нужно.

— Я рискнул приехать в этот вонючий городишко не для того, чтобы обсуждать с тобой мои приказы, Джонас.

— Прошу меня извинить, сэй, — ответил Джонас. По голосу чувствовалось, что это всего лишь слова. Он сел на пол рядом с Корал, начал сворачивать самокрутку. Она оставила вязанье, чтобы погладить его по волосам. Дипейп не мог понять, что находит в ней Джонас. Лично он видел перед собой костлявую уродину с длинным носом и крошечными сиськами.

— Теперь насчет этих молодых людей, — продолжил Латиго, ясно показывая, что в них причина его появления в Хэмбри. — Благодетель очень обеспокоился, узнав о посланцах Привходящего мира, объявившихся в Меджисе. А теперь ты говоришь, что они не те, за кого себя выдают. Так кто же они?

Джонас сбросил с головы руку Корал, как настырное насекомое. Она, нисколько не обидевшись, принялась вязать.

— Они — не молодые люди, а мальчишки, и если их приезд сюда — ка (а насколько мне известно, Фарсон к ка относится более чем серьезно), то это скорее наша ка, а не Альянсова.

— К сожалению, мы не можем порадовать Фарсона твоими теологическими изысканиями, — ответил Латиго. — Мы привезли с собой радиопередатчики, но они или сломаны, или не работают на таких расстояниях. И никто не знает, в чем причина. Ненавижу я эти игрушки. Боги смеются над ними. Так что самостоятельность у нас полная. Хорошо это или плохо.

— Фарсон волнуется понапрасну.

— Добродетель не желает, чтобы эти три парня воспринимались как угроза его планам. Полагаю, Уолтер сказал тебе то же самое.

— Ага. И я не забыл ни слова. Сэй Уолтер из тех, кто не забывается.

— Да, — согласился Латиго. — Он — доверенное лицо Благодетеля. И приехал сюда только потому, что с этими парнями надо обязательно разобраться.

— Мы восприняли его слова как руководство к действию. Рой, расскажи сэй Латиго о твоей позавчерашней встрече с шерифом.

Дипейп нервно откашлялся:

— Шериф… Эвери…

— Я его знаю. Жирный как свинья, каких режут на Полную Землю, — кивнул Латиго. — Продолжай.

— Один из помощников Эвери отвез записку этим мальцам, когда они пересчитывали лошадей на Спуске.

— Какую записку?

— Не появляться в городе на день Жатвы. Не появляться на Спуске в день Жатвы. Держаться поближе к своему жилищу в день Жатвы, потому что в дни своих праздников местные жители не жалуют приезжих, даже тех, к кому в другое время отношение самое благожелательное.

— И как они это восприняли?

— Тут же согласились на все условия, — ответил Дипейп. — Для них это обычное дело, они соглашаются со всем, о чем их просят. Они, конечно, что-то подозревают, это точно… нет такого закона или обычая, запрещающего приезжим принимать участие в празднествах, на Жатву или другой день. Наоборот, участие приезжих только приветствуется, и молокососы об этом знают. Идея…

— …в том, чтобы они поверили, что мы запланировали выступление именно на день Жатвы, да, да, — нетерпеливо закончил за него Латиго. — Я хочу знать другое, убеждены ли они в этом? Сможете вы взять их за день до праздника? Будут они дожидаться, пока вы их возьмете?

Дипейп и Рейнолдс посмотрели на Джонаса. Джонас положил руку на бедро Корал. Приплыли, подумал он. То, что он сейчас скажет, придется выполнять. Если все пройдет, как он и пообещает, Больших охотников за гробами похвалят и вознаградят… может, даже дадут премию. Если обещание останется невыполненным, подвесят головами вниз на конце веревки.

— Мы возьмем их без труда. По обвинению в измене. Трое молодых людей, все высокого происхождения, на службе Джона Фарсона. Шокирующий, но факт. Убедительное доказательство того, в какие жуткие времена мы живем.

— Одно обвинение в измене, и сбежится толпа?

Джонас холодно улыбнулся.

— Как идея измена едва ли будет воспринята простым людом, даже если толпу подогреть спиртным, выставленным за счет Ассоциации конезаводчиков. А вот убийство… особенно горячо любимого мэра…

Дипейп стрельнул глазами на сестру мэра.

— Печальное событие, — вздохнула дама. — Пожалуй, я даже смогу повести этих людей за собой.

Дипейп подумал, что наконец-то раскусил причину влюбленности Джонаса: эта женщина не уступала ему в хладнокровии.

— Другой вопрос. Некий предмет, охрану которого Добродетель поручил вам. Хрустальный шар.

Джонас кивнул.

— Да, конечно. Бесценное сокровище.

— Как я понимаю, вы оставили его у местной bruja[41].

— Да.

— Вам следует забрать его. В самое ближайшее время.

— Яйца курицу не учат, — чуть резче, чем следовало, ответил Джонас. — Я подожду, пока этих молокососов не осудят.

— Вы видели этот шар, сэй Латиго? — с любопытством спросил Рейнолдс.

— Вблизи — нет, но я знаю людей, которые видели. — Латиго помолчал. — Один обезумел, и его пришлось пристрелить. В таком состоянии я видел человека тридцать лет назад, на краю Великой пустыни. Его укусил бешеный койот.

— Благословим Черепаху, — пробормотал Рейнолдс и пальцами трижды постучал себя по шее. Он ужасно боялся зверей, заболевших бешенством.

— Тебе уже никого не придется благословлять, если Колдовская радуга доберется до тебя, — сухо ответил Латиго и повернулся к Джонасу. — Взять его тебе будет куда сложнее, чем отдать. Эта ведьма наверняка уже попала под воздействие магического кристалла.

— Я собираюсь послать за ним Раймера и Эвери. От одного Эвери толку, конечно, мало, но Раймер, думаю, найдет, как уговорить старуху.

— Боюсь, не получится, — качнул головой Латиго.

— Почему? — Его рука сжала бедро Корал, а губы изогнулись в неприятной улыбке. — Может, ты скажешь своему тугодумному слуге, почему не получится?

Но ответила Корал:

— Потому что, когда придет пора забирать у Риа часть Колдовской радуги, канцлер будет сопровождать моего брата к месту его последнего приюта.

— О чем она говорит, Элдред? — спросил Дипейп.

— О том, что Раймер тоже умрет. — Улыбка Джонаса стала шире. — Еще одно ужасное преступление, совершенное шпионами Джона Фарсона.

Корал согласно улыбнулась, рукой переместила руку Джонаса повыше по бедру и опять взялась за вязание.

2

Девушка, хотя и юная, была замужем.

Юноша, хоть и красивый, был психически неуравновешен.

Однажды ночью она встретилась с ним в укромном месте, чтобы сказать, что на их романе, при всей его сладостности, надо ставить точку. Он ответил, что роман их не закончится никогда, так указывают звезды. Она возразила, что, возможно, указывали, но нынче созвездия переменились. Может, он начал плакать. Может, она рассмеялась — от нервов, естественно. Но, независимо от причины, для смеха она выбрала самый неудачный момент. Он схватил с земли камень и вышиб ей мозги. Потом, придя в себя и осознав, что натворил, он привалился спиной к гранитной стене, положил ее бедную разбитую голову на свои колени и перерезал себе горло под взглядом сидящей на соседнем дереве совы. Он умер, покрывая ее лицо поцелуями, а когда наутро юношу и девушку нашли, кровь, его и ее, склеила намертво их губы.

Стародавняя история. Со своим вариантом в каждом городе. Местом обычно служила или Роща Влюбленных, или пустынный берег реки, или городское кладбище. О случившемся слагали песни. Пели их обычно прыщавые юноши, еще не познавшие женщину, только научившиеся играть на гитаре или мандолине. Как бы ни разнились слова, последний куплет всегда заканчивался одинаково: и вместе умерли они-и-и.

В хэмбрийском варианте этой печальной истории влюбленных звали Роберт и Франческа, и случилась она давным-давно, до того, как мир «сдвинулся». Убийство-самоубийство имело место быть на кладбище Хэмбри. Мозги Франчески выплеснулись на столб с табличкой, указывающей номер участка, у которого стояли влюбленные, а гранитной стеной, к которой привалился Роберт, послужил мавзолей Торинов (сомнительно, что пять или более того поколений назад в Хэмбри или Меджисе жили какие-либо Торины, но в народных сказаниях всегда велика доля вымысла).

Правда или нет, но считалось, что по кладбищу бродят призраки влюбленных. Их видели прогуливающимися рука об руку по дорожкам, залитых кровью и очень печальных. Поэтому по ночам горожане обходили кладбище за версту, и вполне естественно, что Роланд, Катберт, Ален и Сюзан решили встретиться именно там.

По мере приближения встречи Роланд волновался все больше. И не без повода: Сюзан, вернее, ее тетка, все больше пугала его. Даже без письма Риа подозрения Корделии в отношении Сюзан и Роланда крепли с каждым часом. Однажды, за пять или шесть дней до встречи на кладбище, Корделия начала орать на Сюзан, едва та переступила порог дома с корзинкой в руках.

— Ты была с ним! Была, отвратительная девчонка, это написано у тебя на лице!

Сюзан, которая в тот день не видела Роланда даже издалека, поначалу только вытаращилась на тетку.

— Была с кем?

— О, не ври мне, мисс Юная Красавица! Не смей врать! Кто не сводит с тебя глаз, проходя мимо нашего дома? Диаборн, вот кто! Диаборн! Диаборн! Я могу повторить это тысячу раз! Срам! Какой срам! Посмотри на свои брюки! Зеленые от травы, на которой вы вдвоем валялись! Я удивлена, что они не порваны в промежности! — Тетя Корд уже визжала как резаная. Вены выступили у нее на шее, как веревки.

Сюзан, улыбаясь, взглянула на старые брюки цвета хаки.

— Тетя, это же краска… Разве ты этого не видишь? Мы с Кончеттой подкрашивали китайские фонарики, которые в день Жатвы украсят дворец мэра. А пятно на моей заднице — сперма Харта Торина… не Диаборна, а Торина. Он кончил на мне в сарае, где хранятся украшения и шутихи. Решил, что это место ничем не хуже любого другого. Залез на меня, подергал свой крантик, а потом засунул его в штаны и ушел счастливый. Что-то насвистывая себе под нос. — Она поморщилась. Сюзан уже давно не боялась Торина и теперь даже жалела его.

Глаза тети Корд по-прежнему дико сверкали. И впервые Сюзан задалась вопросом: а в своем ли уме ее тетушка?

— Правдоподобная история, — наконец прошептала Корделия. На лбу у нее выступили капельки пота, вены на висках ритмично пульсировали. И в эти дни от нее постоянно шел запах, принимала она ванну или нет. Неприятный, резкий запах. — Ты ее придумала вместе с ним, когда вы закончили ваши грязные игры?

Сюзан шагнула к тетке, схватила ее за костлявое запястье, прижала ладонь к пятну на колене. Корделия попыталась вырваться, но сила была на стороне Сюзан. А потом она подняла руку к лицу тетки и держала там, пока не убедилась, что Корделия унюхала запах краски на своей ладони.

— Чем пахнет твоя рука, тетя? Краской! Чем еще мы могли подкрашивать китайские фонарики?

Корделия оставила попытки вырвать руку из пальцев Сюзан. И взгляд ее очистился.

— Ага, — с трудом выдавила она из себя. — Краска, — пауза. — На этот раз.

С той поры Сюзан, оборачиваясь, частенько замечала крадущуюся за ней тетку или ловила на себе подозрительный взгляд кого-то из ее знакомых. Даже на Спуске ее не оставляло ощущение того, что за ней наблюдают. Встрече на кладбище предшествовали две неудачные попытки. Оба раза встречу отменяла она, второй — в самый последний момент, заметив, что старший сын Брайана Хуки очень уж пристально смотрит на нее. Возможно, она перестраховалась, но внутренний голос звучал так настойчиво…

Ситуация осложнялась еще и тем, что ей безумно хотелось встретиться с Роландом, и не только для того, чтобы держать совет. Она ждала того мига, когда сможет увидеть его лицо, сжать его руку в своих. Остальное, пусть и приятное, могло подождать, но ей не терпелось увидеть и коснуться его. Убедиться, что он существует наяву, а не в грезах, которыми одинокая испуганная девушка утешает себя.

В конце концов Мария помогла ей, да благословят боги эту маленькую служанку, которая, возможно, знала куда больше, чем предполагала Сюзан. Именно Мария пошла к Корделии с запиской, в которой говорилось, что Сюзан проведет ночь в гостевом крыле Дома-на-Набережной. Записку написала Олив Торин, и, несмотря на всю свою подозрительность, Корделия не смогла принять ее за фальшивку. Да и не была она фальшивкой. Ее по просьбе Сюзан действительно написала Олив Торин, не задав ни единого вопроса.

— Что случилось с моей племянницей? — только и спросила Корделия.

— Устала, сэй. И еще dolor de garganta.

— Болит горло? Накануне Ярмарки? Нелепо! Я в это не верю. Сюзан никогда не болела!

— Dolor de garganta, — бесстрастно повторила Мария, и больше Корделия от нее ничего не добилась. Мария сама понятия не имела о планах Сюзан. Последнюю это вполне устраивало.

Она ушла через балкон, спустившись по лианам винограда, которым заросло северное крыло дворца, выскользнула через ворота в стене, используемые для хозяйственных нужд. Там ее встретил Роланд, и после двух минут объятий и поцелуев, до которых нам нет никакого дела, Быстрый понес их к кладбищу, где уже ждали Катберт и Ален.

3

Сначала Сюзан посмотрела на флегматичного блондина с круглым лицом, которого звали не Ричард Стокуорт, а Ален Джонс. Потом на второго, который, она это чувствовала, сомневался в том, что она может помочь, и даже злился на нее. Катберта Оллгуда.

Они сидели бок о бок на поваленном могильном камне, их ноги прятались в тумане. Сюзан соскользнула со спины Быстрого и медленно направилась к ним. Они встали. Ален поклонился по обычаю Привходящего мира, выставив ногу вперед.

— Леди, долгих дней…

А закончил фразу второй, тощий и чернявый, с прекрасными черными глазами.

— …и приятных ночей. — Он повторил поклон Алена.

В паре они так напоминали шутов на празднике Ярмарки, что Сюзан рассмеялась. Просто не сдержала смех. Потом склонилась в глубоком реверансе, расправляя руками воображаемые юбки.

— И вам того же дважды, джентльмены.

Потом они просто смотрели друг на друга, трое молодых людей, не знающих, как продолжить общение. Роланд не собирался им помогать: сидел на Быстром, наблюдая за ними.

Сюзан шагнула к Алену и Катберту. Она уже не смеялась, в глазах застыла тревога.

— Надеюсь, вы не испытываете ненависти ко мне. Я бы поняла, если бы испытывали… я помешала вашим планам, вклинилась между вами… но я ничего не могла с собой поделать. — Она подняла руки, протянула их Алену и Катберту, ладонями вверх. — Я его люблю.

— У нас нет ненависти к тебе, — ответил Ален. — Не так ли, Берт?

Какое-то страшное мгновение Катберт молчал, глядя через плечо Сюзан на восковую Демоническую Луну. Она почувствовала, что у нее остановилось сердце. Затем его взгляд вернулся к ее лицу, и он одарил Сюзан такой ослепительной улыбкой, что сквозь ее голову кометой пронеслась крамольная мысль: Если бы я встретила этого первым…

— Любовь Роланда — моя любовь. — Катберт взял ее за руки, потянул к себе, и она встала между ним и Аленом, как сестра меж двух братьев. — Ибо мы дружны с колыбели и останемся друзьями, пока один из нас не пройдет тропу до конца и не ступит в пустошь. — Он улыбнулся совсем по-детски. — А может, судя по тому, как все складывается, мы вместе найдем конец тропы.

— И скоро, — добавил Ален.

— Так давайте перейдем к делу, пока есть время, — предложила Сюзан, — а то тетя Корделия очень уж плотно меня опекает.

4

— Мы — ка-тет, — объявил Роланд. — Мы — единство из множества.

Он по очереди посмотрел на каждого и не увидел в их глазах возражений. Они прошли в мавзолей, при выдохе из их ртов и носов вырывался пар. Роланд присел на корточки, вновь оглядел всех троих, рядком сидевших на каменной скамье, по краям которой в каменных горшках стояли засохшие букеты цветов. Пол усыпали опавшие лепестки роз. Катберт и Ален, сидевшие по бокам, обняли Сюзан. Вновь Роланд подумал о них как о сестре и ее братьях-защитниках.

— Мы стали сильнее, чем прежде, — подал голос Ален. — Я это чувствую.

— Я тоже, — кивнул Катберт, огляделся. — И место для встреч очень удачное. Особенно для такого ка-тета, как наш.

Роланд не улыбнулся, с юмором у него всегда было не очень.

— Давайте поговорим о том, что происходит в Хэмбри, а потом — о нашем ближайшем будущем.

— Ты знаешь, нас не посылали сюда с каким-либо заданием. — Ален повернулся к Сюзан. — Наши отцы отправили нас сюда для нашей же безопасности, вот и все. Роланд пробудил вражду человека, который скорее всего сторонник Джона Фарсона…

— Пробудил вражду, — прервал его Катберт. — Хорошая фраза. Неизбитая. Постараюсь запомнить ее и использовать при каждом удобном случае.

— Угомонись, — одернул его Роланд. — Мы не можем сидеть здесь всю ночь.

— Приношу мои извинения, о великий. — Но глаза Катберта продолжали весело поблескивать.

— Мы привезли с собой почтовых голубей, чтобы отправлять и получать вести, — продолжил Ален, — но, думаю, голубей нам дали лишь для того, чтобы родители знали, что с нами все в порядке.

— Да, — поддержал Катберт. — Ален хочет сказать, что мы никак не ожидали столкнуться с тем, что здесь происходит. Роланд и я… разошлись во мнениях… относительно наших дальнейших действий. Он хотел выжидать. Я — нет. Теперь я вижу, что правота на его стороне.

— Да только причины, из которых я исходил, не те, — сухо добавил Роланд. — В любом случае, все разногласия улажены.

Сюзан переводила взгляд с одного лица на другое, третье. Заметила она и синяк на нижней челюсти Роланда слева, у самого подбородка, видимый даже в том свете, что проникал в полуоткрытую дверь.

— И как вы их уладили?

— Не важно, — ответил Роланд. — Фарсон готовится к сражению, может, к череде сражений, в Лысых горах, к северо-западу от Гилеада. Армия Альянса двинется на него, вроде бы загоняя в ловушку. Возможно, в обычной ситуации так бы оно и было. Но на самом деле ловушка расставляется армии Альянса. Фарсон намерен уничтожить ее оружием Древних. Которое он приведет в движение с помощью нефти с СИТГО. Нефти, залитой в те цистерны, которые мы с тобой видели, Сюзан.

— Но где ее удастся перегнать, чтобы Фарсон сумел ею воспользоваться?