Закон военного счастья Басов Николай
Герундий вдруг произнес:
– Тысячи три… Я имею в виду, их тут собралось.
Рост прикинул на глазок пернатые полчища.
– Тысяч пять, а может, больше.
– Пять шестьсот, – с заметным одобрением отозвалась младший ефрейтор Михайлова, появившись сбоку.
– И все равно, – заговорил Каратаев. – Что они нам сделают? Пойдут в атаку – так мы из них торфу наделаем.
Он рассмеялся. Но Ростик знал, что все это непросто. Он посмотрел на Каратаева даже с каким-то сожалением, словно ему вдруг открылось, что тот никогда по-настоящему уже не научится понимать этот мир.
– Они не пойдут. Они сделают что-то такое, чего мы не ожидаем.
– Что? – Каратаев поперхнулся своим смехом. – Что они сделают?
Но Рост не ответил, он ушел, попросив звать его, если ситуация изменится. Но ситуация изменилась не сразу. Все войско пернатых, окруживших крепость, присело на траву, устроилось в тени щитов, надетых на копья, самые наглые даже попробовали кидать в крепость камни, но когда некоторых из них уложили стрелки со своих постов, тоже угомонились. И вдруг под вечер за Ростиком пришли.
Он сидел в своей комнате и занимался давно обещанным себе делом – проверял по ведомостям, что у него хранилось на складах. Едва он дошел до раздела тачек – кстати, отменной конструкции, на широких дюралевых колесах с четырьмя спицами, с дюралевыми же корытцами миллиметровой толщины, с длинными ручками из кипарисовых палок, – как появилась Михайлова. Она проговорила от двери:
– Разрешите?
– Докладывай.
– Они что-то тащат.
– Что?
– Вам лучше самому посмотреть.
Рост даже не стал надевать китель, в бессменной отцовской еще тельняшке, с биноклем в руках он взлетел в наблюдательную башенку. И увидел.
Это были двое пернатых. Они несли что-то на длинной, чуть не в десять метров, палке. Вид их был странен – у каждого на загривке болталась очень длинная ярко-желтая лента. И больше ничего на этих пернатиках не было. У двоих или троих бегимлеси, бегущих в сотне шагов, были такие же ленты, и они тоже были, фигурально говоря, «голыми».
И двигались они как-то странно. Палку свою придерживали боком, одной рукой, не давая страховочной ременной петле соскользнуть с плеча, и бежали парой, ровненько, чуть не шаг в шаг. То есть ни один из носильщиков, как и сопровождающая их смена, не попадали в след, остающийся в воздухе от той… От того предмета, который они тащили переброшенным, как тряпка, через жердь.
А было это в самом деле что-то любопытное – ярко-красное, тугое, как кусок мяса, плоское, словно флаг, бессильно свисающее, иногда теряющее на землю капли желтоватой жидкости… Он отставил бинокль, спросил:
– Давно вы их заметили?
– Давно, уже скоро час, как заметили, – отозвалась Михайлова.
– Откуда они бегут?
– С юга, из глубины болот.
– Быстро бегут?
– Изо всех сил. Только вот что странно…
Внезапно один из бегунов упал. У него не подломились ноги, он не оступился. Он просто упал и больше не шевелился. Тогда один из следующих параллельно сменщиков подскочил к жерди со стороны упавшего, нацепил петлю и побежал вместо него. Пока напарника меняли, второй носильщик даже не смотрел в его сторону, наоборот, он, вытянув шею, смотрел куда-то вбок, подальше от той красной тряпки, которую они тащили. Упавшему никто даже не пытался оказать помощь.
– Да, это я и имела в виду. Они часто падают, километров через десять. Их меняют, и все продолжается.
Рост прикинул, до крепости – а он не сомневался, что именно к ним и несли красный «гостинец» – осталось километров пять.
– Общая тревога! Приготовить пушки, расставить всех стрелков по бойницам. Не дать положить эту штуку к нашим воротам.
– Что за шум? – поинтересовался знакомый голос. Это опять был Каратаев.
Рост оставил его выслушивать доклад, а сам спустился, чтобы привести себя в порядок и нацепить доспехи. Когда в полном боевом облачении, даже со своим ружьецом пурпурных на ремне поверх кирасы, он снова появился наверху, бегунам предстояло пробежать последний километр, не больше. Люди, которые стояли вокруг, были готовы к бою. Некоторые нервничали.
Правильно нервничают, решил Рост. Неизвестно же, что это такое. Он протянул руку и взял карабин Михайлова. У того каким-то образом оказался еще земной «винтарь» той системы, из которой Ростик немало пострелял богомолов и кузнечиков во время Рельсовой войны.
Потом он пристроился к брустверу, выставил прицел. Первый выстрел прошел мимо, но уже вторым он снял одного из бегунов. До него было метров восемьсот, выстрел был неплох. Такого не постыдился бы и снайпер с оптическим прицелом. И тогда пернатые засуетились. На этот раз к бегунам с желтыми лентами подбежало чуть не три десятка вояк. Они все дружно, как на картинке, выставили перед собой щиты, подхватили жердь и…
Рост выпулил всю обойму, потом еще три. Потом ему стали помогать одиночными выстрелами его бойцы, последние двести метров по носильщикам палили уже всей крепостью, но… Но пернатые все равно приближались. На место выбитого бегуна тут же становились новые добровольцы. Ростик выпрямился и отдал карабин Михайлову. Его пальба уже ничего не могла изменить – они косили пернатых как косой, но те продвигались вперед почти без остановок.
– Ты замечаешь, командир? – спросил вдруг Михайлов. – Те, кто ближе к красному языку, падают чаще. И кажется, не совсем от выстрелов.
– Вернее, совсем не от выстрелов, – отозвался Рост, решив не заметить этого «ты» от мальчишки. Потому что глаз у паренька оказался верным, и он умел читать происходящее не по подсказке.
– Так что же будет? – спросил Михайлов.
Рост не ответил, он ждал. И дождался. Устилая свой путь трупами, наваленными, как брусчатка, от слитного, мощного, не останавливаемого щитами огня защитников крепости, пернатые донесли-таки свою ношу и бросили ее на расстоянии всего лишь десятка метров от ворот крепости. И все разом отступили. А те, кто не принимал участия в смертельной эстафете, еще разок вскочили, покричали, помахали пиками, копьями, дротиками, мечами, луками, арбалетами, ружьями или даже пушками и тоже успокоились. Снова уселись на траву. Только в том месте, где пронесли красную тряпку, никто уже не сидел, от этой дорожки старались держаться метров за двести.
Ростик нашел одно-единственное окошко, которое позволяло выглянуть на предвратный пятачок с расстояния метров в пятнадцать, и рассмотрел то, что им принесли. Это был кусок мяса, еще сочащийся желтоватой кровью, заваленный трупами пернатых, какой-то очень уж правильной треугольной формы. В самой этой правильности была какая-то тайна, словно, если бы Рост постарался, он разом понял, что это такое и как это сработает против людей.
А оно действительно сработало – стражники у бойниц, выходящих к воротам, к обеду стали жаловаться на головную боль, а ближе к вечеру одна девушка потеряла сознание. После этого Ростик приказал заложить камнем и залить наглухо все бойницы, выходящие в сторону принесенного «языка» – как выразился рядовой Михайлов.
Но несмотря на принятые меры, язык оказывал свое действие. Хотя, в общем, это и неудивительно. Пернатые не стали бы тратить столько своих бойцов, если бы их трюк можно было нейтрализовать, запломбировав бойницы.
Вечером в верхней наблюдательной башенке появился Каратаев. Он был взъерошен и сразу перешел на агрессивный тон.
– Я протестую против того, что ты приказал заложить бойницы со стороны ворот. Это не позволяет нам наблюдать за этим сектором.
– У нас есть эта башенка, – отозвался Ростик. – Так что совсем без наблюдения за той стороной мы не окажемся.
– Но они могут подкрасться оттуда, воспользовавшись, так сказать, искусственной «слепотой», устроенной тобой. Ты эту опасность учитываешь?
– Идите вниз, – попросил его Рост. – И не забивайте себе голову проблемами, в которых не слишком… – ему не хотелось обижать старшего по возрасту, но уж очень раздражал его тон, – не слишком смыслите.
– Как это понимать?
– Они не пойдут в атаку с той стороны, – отозвался вдруг сзади Герундий.
Даже ему не нужно было объяснять, почему. Это решило спор в пользу Ростика. Каратаев повернулся на месте и ушел.
А потом, за час до темноты, вдруг прибежал наблюдатель от той бойницы, откуда Ростик смотрел на язык днем.
– Товарищ командир, вам нужно посмотреть. Язык развернулся, – доложил он.
Ростика, как почти всегда, покоробило слово «товарищ». Не было в нем того смысла, который оно изначально имело, а употребление при обращении наносило какой-то ущерб самой идее дружественности и товарищества. Но люди от него не отвыкали, тем более что некогда предложенные Солоухиным обращения «сударь» и «сударыня» оказались не лучше.
Раздумывая над этим, он прошел к бойнице, осторожно выглянул и… поразился. Это был большой, чуть не в два метра, кусок треугольной красной, как вареный рак, плоти. Ровный по бокам, с пупырышками, с какими-то ярко-желтыми наростами, бугорками… С того края, откуда он сочился кровью, если желтая жидкость была кровью, язык был грубо и жестоко отрезан, отсечен от чего-то большего, тугого и, безусловно, живого. Может, оно и осталось живым, когда этот лепесток отрезали, подумал Рост. Потом он понял проблему:
– Стоп, – он посмотрел на бойца, сходившего за ним. – Ты говоришь, он развернулся? Значит, он еще жив?
– Он лежал иначе. Но развернулся. Следовательно, не умер.
– Хорошая формулировка, – решил Рост. – Так, может, его можно убрать от ворот? Как-нибудь поджарить с одной стороны, и он уползет?
Вдруг сверху, из невидимой с этой бойницы башенки, ударили выстрелы. Их было не много, но они били часто, словно мишень оставалась непораженной. Рост рванул было наверх, но тут же вернулся к бойнице, то, что происходило за стенами крепости, должно было проявиться тут. И проявилось.
Откуда-то сбоку возник воин пернатых, он уже даже не бежал – заливаясь кровью от множества ранений, он почти летел над самой землей, устремляясь к единственной цели… К этому лоскуту красной плоти. В последнем усилии он прыгнул, взмахнул своим копьем – и воткнул его в нетвердую поверхность почти на всю длину наконечника, пригвоздив красный треугольник. Теперь, сколько бы у того ни оставалось жизненных сил, уползти от ворот крепости людей он не мог.
Рост вздохнул. И пожалел, что у пернатых есть ребята с такой самоотверженностью и решимостью. Без этих качеств они были бы куда более приемлемым противником. Он повернулся к солдатикам, стоящим рядом, выглядывающим из-за его плеч. Скомандовал:
– Заложить эту бойницу тоже. Без крайней необходимости не появляться в галерее на этой стороне. Потом залить ворота каменным раствором, и постарайтесь, чтобы не осталось щелей.
– Как так – залить ворота?
– Как можно толще, – отозвался Рост. – Если получится, если хватит каменного разбавителя – на всю толщину стены.
Уже уходя, он услышал чей-то растерянный вопрос, заданный шепотом:
– А как же мы отсюда выйдем?
Глава 4
Ростик стоял в верхней башенке рядом с гелиографом, направленным на Перевальскую крепость. Михайлов и оказался тем самым связистом, который был способен подменить погибшего в разведке старшего сержанта, посылавшего донесения прежде. Теперь он молотил на подвижной рамке выставленной под солнце жесткой дюралевой конструкции. Фокус был в том, что эта рамка выдвигалась из специальной ниши, когда работала, а сигнальный рычаг был так ловко изогнут, что телеграфист работал, не подставляясь под выстрелы противника.
А впрочем, никакого противника не было видно. Все бегимлеси словно испарились, их не было ни вблизи, ни даже поодаль. Но Рост не сомневался, стоит кому-то из людей оказаться на равнине и попытаться удрать, пернатые бойцы обязательно появятся.
– Есть, командир, связь установлена, – доложил Михайлов.
Но Ростик уже и сам увидел дальний, но четкий блеск зеркала в районе Перевала. Он собрался с духом и начал диктовать:
– Докладываю. – Михайлов послушно и быстро, как на пишущей машинке, застрекотал подвижными жалюзи. Ростик мельком подумал – рассказать кому-то, что это они с Квадратным впервые опробовали этот способ связи тут, в Полдневье, так никто и не поверит. – Ввиду применения противником оружия, от которого не существует защиты, решил эвакуировать гарнизон. Точка. Прошу оказать поддержку с воздуха, так как наверняка буду атакован противником численностью более пяти тысяч бойцов. Точка. Также прошу выслать машины для эвакуации раненых, детей и беременных женщин. Точка. Прошу поддержать огнем на последнем этапе марша и принять выходящий из окружения гарнизон. Точка. Как поняли?
– Поняли хорошо, – отозвался Михайлов, и не мог не отозваться с той фамильярностью, которая иногда появляется между командирами и связистами. – Классный телеграфист у них там сидит… Поддержку окажем, гравилеты придут только под вечер. Может быть, будет только один. Не оставляйте оружия противнику, если возможно, используйте его до истощения боеприпасов.
– Это кто же такой умный там считает, что я не знаю, что делать с боеприпасами? – спросил вполголоса Рост.
– Передавать, товарищ командир? – спросил Михайлов.
– Передавай вот что… И впредь без «товарища», понял? – Рост подумал. – Движение начну завтра утром, возможно, без предварительного подтверждения. Большая благодарность неизвестному советчику про боеприпасы – иначе как бы мы догадались?
– У меня нет вопросительного знака в таблице, – шепотом сказал Михайлов.
– Ну так напиши без вопросительного. Все. Конец связи.
Но стоило Ростику повернуться, как он чуть не налетел на Каратаева. Тот стоял и, щурясь, смотрел на дальние ответные блески.
– А может, все-таки не торопиться? – спросил он задумчиво. – Ну, положили они что-то к воротам, но мы залили ворота наглухо – чем теперь-то они смогут нам повредить?
– Умел бы – помолился, чтобы хоть до утра досидеть, – немедленно отозвался Ростик. – Как бы нам ночью не пришлось драпать.
И решил обращаться к этому человеку тоже на «ты». Особенно при подчиненных.
– Я не понимаю… – начал было Каратаев.
– Командир, – донеслось откуда-то снизу. И к нему из темного квадрата, ведущего в крепость, поднялась фельдшер. Она дышала, словно за ней гнались. Увидев Ростика, она поморгала и тут же стала говорить в своей обычной, напористой манере. – У меня один из солдатиков умер. Неизвестно от чего.
– Как так умер? – не понял Рост.
– Тот, что стоял вчера на посту у ворот и заливал последние щели.
– Так. – Рост растерянно посмотрел на Каратаева. – А ты говоришь, «торопимся». – Он снова посмотрел на фельдшера. – Что это – инфекция? Труп выбросили или сожгли?
– Нет, – чуть растерянно отозвалась фельдшер. – Я его обследовала… Ведь нужно знать, что это. И в общем, я убеждена, что это токсины. Отравление какими-то очень мощными токсинами, воздействующими на нервную систему. Понимаете, приборов у меня нет, но симптоматика…
– Сколько у нас времени?
– Я думаю, с каждым часом ситуация будет только ухудшаться. Для некоторых из нас уже слишком поздно.
– Тогда так, Михайлов, поторопи ребят на Перевале с гравилетом. Скажи, что у нас нет выхода, уходим сегодня, еще до темноты.
– До темноты? – ахнул Каратаев, но спорить не стал.
– Кто у нас дежурный по гарнизону? Впрочем, неважно… Пусть собирает всех людей и волосатиков, разбирают тачки и из дюралевых листов делают листовые волокуши. На них потащим раненых и оружие.
– Сколько нужно волокуш? – спросил вдруг Герундий, подскочив к Ростику, словно он и был дежурным.
– Лучше, если их будет пять… Да, не меньше пяти. В каждые запряжем по десять волосатиков, другие будут отдыхать. Так. Следующее – волосатики пусть вяжут из ремней и тряпок – что найдут – постромки. Они знают, как это делать, для грузовых телег не раз себе делали. И третье… – Он задумался. Ах, как не хватало Квадратного. – Ладно, оружием займусь я сам. Каратаев, тебе придется озаботиться людьми. Чтобы все раненые, все дети волосатиков и беременные девушки бакумуров тоже были отправлены на Перевал. В этом переходе мне нужны только функциональные и эффективные бойцы – никаких обозников и слабаков.
– Хорошо, – кивнул Каратаев. – Кроме того, полагаю, что я, как представитель центра, должен буду отправиться на Перевал, чтобы…
Рост подошел к плешивому мужичку, не веря своим ушам. Должно быть, в его лице появилось что-то, что заставило Каратаева попятиться.
– Ты чего, Гринев? Вместо себя я оставлю… вот, – он указал на Герундия. – Он лучше, чем я, сможет…
– Если ты, – спокойно, как-то даже лениво проговорил Рост, – уж не знаю твоего официального звания, попытаешься залезть в летающую лодку, я самолично выстрелю тебе сюда, – и Рост довольно сильно стукнул указательным пальцем Каратаева в лоб между бровями. – Как дезертира и труса. Понятно? – Оба помолчали. – Грузить только детей, раненых и беременных бакумурш. И пойди найди себе хотя бы пистолет, иначе… В общем, о твоем поведении будет доложено. Поэтому сейчас тебе нужно быть или молодцом, заслуживая прощение, или не быть вообще.
– Ты не так понял… – заныл Каратаев, но Рост его не слушал, у него было много дел.
За остаток дня они потеряли еще четверых, почему-то все были ребятами, должно быть, сопротивляемость токсинам, источаемым красным куском мяса, у девиц была повыше. Но тоже ненамного, потому что, когда пришла единственная лодка, оказавшаяся поблизости, – чтобы тем, кто в тылу планирует движение гравилетов, как говорят старухи, повылазило! – у них уже была и одна дева, явно не ориентирующаяся в пространстве. Ее тоже загрузили в летающую машину и отправили на Большую землю.
Кстати, сажать летающую лодку пришлось на крышу крепости. Она была для этого не очень приспособлена. Тогда, должно быть, в раздражении, Ростик приказал взорвать восемь столбов верхней башенки, чтобы расчистить место для безопасной посадки. Так и сделали, благо динамитных шашек в крепости было ящика два.
И все это время они работали. Склепывая, а иногда просто связывая проволокой листы дюраля, содранные с тачек и выпрямленные мощными, плоскими, как толкушки, ступнями бакумуров, загибая вверх передний край этим импровизированным салазкам, укрепляя его какими-то распорками, посаженными на проволоку, Ростик и его ребята не прерывались ни на минуту. Все торопились, потому что понимали: находиться в Пентагоне теперь стало смертельно опасно.
Еще, разумеется, привели в порядок оружие, разложили на пятнадцать мешков боеприпасы, хотя у них теперь было чуть более тридцати стрелков и в общем-то полагалось бы выдать каждому патронов под завязку, но Ростик рассчитывал, что по три мешка на волокуши будет в самый раз. А кому придется пополнять три обоймы, которые выдавались заранее, и кто умрет раньше, чем расстреляет боекомплект, – никто предсказать не мог.
В промежутке между обходами всех работающих, готовящихся к эвакуации, а точнее – к бегству, ребят и, конечно, волосатиков Рост не раз и не два поднимался в свою комнату. Тут он подходил к карте и, старательно измеряя расстояние пальцами, словно циркулем, пытался понять: не ошибся ли он, планируя отход.
А план был прост – идти не по дороге, по которой они возили добытый торф, то есть сначала на северо-восток, затем на запад, вдоль Олимпийского хребта, и лишь потом оказываясь в достаточно безопасной зоне, а напрямую, к Перевалу, на северо-северо-запад. Таким образом, пройти предстояло не восемьдесят километров, а всего лишь сорок, правда, тридцать из них – по болоту.
Вспоминая, как он, Пестель и Квадратный как-то раз уже пытались пройти на конях по болоту, Ростик ощутил испарину на лбу и холод в груди, но это было, кажется, единственное разумное решение. Единственное – потому что именно тут скорее всего пернатые не заготовили людям ловушку, только на этом пути они не ждали их. Бегимлеси, без сомнения, сторожили их на относительно твердой дороге – то есть как раз там, где люди, по всем логическим предпосылкам, и должны были пройти. Но где проходить, принимая во внимание эту опасность, Ростик не собирался.
– Кмдр, – раздался из-за двери голос Дутил, или, как ее часто называли, – Дутилихи. Главной бакумурской командирши, начальницы одной из двух рабочих смен, когда еще не остановилась работа и волосатики добывали торф.
– Входи, – отозвался Рост. – Чего тебе, Дутил?
Она молча взяла Роста за руку и указала куда-то вбок. Ее глаза отлично справлялись с темнотой крепости, но Рост увидел этот жест только потому, что на столе горела масляная плошка. Он вздохнул и серьезно поинтересовался:
– Это срочно?
– Два-Й, – вполне решительно отозвалась командирша, и – делать нечего – пришлось идти.
Но когда Рост поднялся на наблюдательную башенку, он понял, что дело действительно было куда как срочным. Гравилет, загруженный под завязку, только что поднялся в воздух и взял курс на Перевал. Теперь до темноты оставалось не больше часа, скорее всего летающая машина еще одну ходку в крепость на Скале сделать уже не успеет. Да и некого было больше увозить, все, что остались, были нужны тут, вернее, в предполагаемом походе.
И, видимо, сообразив все это не хуже людей, десяток с небольшим волосатиков обезоружили единственного постового в одной из боковых башенок, пробили не очень толстую тут стену и спустились вниз на связанных одеялах. Сейчас они направлялись туда, куда собирался держать путь и Ростик – в сторону Перевала, через болото. Казалось, им ничто не помешает, казалось, они прорвутся…
Как вдруг из каких-то кустиков, ямок, а то и просто из болотин стали подниматься воины пернатых. Их было не очень много на этом направлении, не больше сотни, но для десятка практически безоружных волосатиков это было приговором. Пернатые молча, неторопливо, вперевалочку окружили волосатиков, которые стали спина к спине, лицом к противнику, потом спины и хвосты пернатых стали теснее, вверх взметнулись копья, испятнанные чем-то темным клинки, и… Все было кончено.
Ростик опустил бинокль, повернулся к Дутил. Рядом с ней уже стоял Прикат, начальник второй смены волосатиков, следующий по влиятельности вождь в их стае, оба смотрели на Ростика. Наконец Прикат, как более эмоциональный, проговорил:
– Мы – не-а! Мы не так!
– Понимаю, – кивнул Ростик. – Вы не побежите, будете с нами.
– Аг-а, – подтвердила Дутил.
– Я верю, – сказал Рост, едва не добавив, что увиденного хватит, чтобы подтянуться даже самым недисциплинированным. – Тогда приказ такой: разбейтесь на отряды по числу волокуш. Пусть в каждом будет пара-тройка очень сильных мужчин и кто-нибудь способный командовать всей упряжкой. Тебе, Прикат, придется тащить мою волокушу и быть главным. Тебе, Дутил, придется бегать от упряжки к упряжке и поддерживать слабых. Справитесь?
Ростик уже давно разучился пояснять свою речь, обращенную к волосатикам. Каким-то образом они, не шибко красноречиво выражая собственные мысли и желания, понимали почти все. По крайней мере, недопониманий у Ростика в последнее время не случалось.
– Так, – подтвердил Прикат.
Потом он произнес несколько слов на своем языке Дутил. Она досадливо поморщилась, мол, да поняла я, не нужно мне переводить, и на всякий случай, чтобы Ростик не принял гримасу на свой счет, кивнула раза три.
– Вот и отлично, – сказал Рост. – Идите, определите старших по повозкам, приведите в мою комнату как можно скорее, я покажу, как мы будем двигаться.
Это могло быть важно, если кто-либо забредет в сторону и потеряет связь с остальным отрядом. Он оглянулся. На посту в башенке находились только двое – Михайлов с женой.
– Михайлов, через тридцать минут собери ко мне старшин и сержантов. Я проведу инструктаж. И сам тоже подходи. У тебя будет особое задание.
– Есть, – мальчишка козырнул и бросился вниз, едва не оттолкнув своего командира. Видимо, нервное напряжение действовало и на него, хотя внешне он оставался спокойным.
К тому же Ростик и сам отвлекся, он смотрел туда, где погибли дезертиры-волосатики – над ними целая стая пернатых, громко квохча и каркая на свой особый манер, делила добычу. Красные от крови клювы не оставляли сомнения – за неимением костров и из-за голода бегимлеси на этот раз решили пировать сырым мясом.
Через полчаса волосатики поняли, что от них требуется, осознали обозначенный маршрут, а Рост пожалел, что не отправил неизвестному коменданту крепости на Перевале пожелание разжечь большой костер у стен своей цитадели, его наверняка было бы видно на протяжении всего марша, и он был бы отличным ориентиром. Впрочем, у них было еще время, и эту просьбу можно было передать с помощью Михайлова…
Потом пришла пора то же самое объяснить людям. Люди оказались менее понятливыми, или просто привыкли, получив приказ, от души его пообсуждать. Так или иначе, все согласились, что на прорыв следует идти своеобразным каре – двенадцать бойцов впереди, по пять с боков волокуш, выстроенных треугольником, и пятнадцать сзади. Причем сзади должны быть самые сильные, умные и умелые. Потом, когда проход будет свободен, все должны, не ввязываясь в долговременный бой, попрыгать в волокуши, а волосатики, впряженные в постромки, дружно рванут вперед…
Отстреливаться от преследователей придется уже из салазок, конечно, меткость будет не ахти, но другого выбора нет. Выиграют волосатики у пернатых соревнование в перемещении по болоту – кто-нибудь да уцелеет. Проиграют – пернатые еще раз поужинают, на этот раз сытнее, потому что добычи у них будет больше.
Выходить на марш решили через полчаса после наступления темноты, взорвав динамитом заднюю стену крепости. Пускать ракеты для освещения придумали лишь в самом начале боя, чтобы пробиться через заслон пернатых, а потом – только в крайнем случае, чтобы лишний раз не обозначать себя. Что ни говори, у беглецов было преимущество – в темноте бакумуры видели не в сравнение лучше пернатых.
Обсуждать больше было нечего, следовало снести в волокуши все, что собирались забрать с собой, – пищу, воду в кожаных бурдюках, лишние ружья, которых после разгрома разведки под командованием Квадратного было совсем немного, лопаты, ручки и колеса от тачек, которые были сделана из дюраля, а потому цену имели немалую, одеяла и остатки светильного масла в канистрах.
Когда ребята разошлись, чтобы довести сборы до конца, Ростик подошел, сел на свое ложе, которое почти год принадлежало только ему, и закрыл глаза. Он пытался своим пророческим даром осознать: ожидает его в этом отступлении успех или провал. Успехом, конечно, должны считаться малые потери и относительно спокойный, без осложнений марш. Провалом, без сомнения, была бы гибель людей. Да, именно так, потому что людей невозможно было заменить. Даже потерю оружия можно компенсировать, но люди – они были единственным материалом, который тут, в Полдневье, не заменялся. Даже умнеющие на глазах волосатики могли подменять людей только на самых грубых работах. И, конечно, не подменяли их в плане продолжения вида, а значит…
– Командир, – раздался из темного угла слабый, просительный голос.
Рост очнулся, он и не заметил, что стал задремывать, ведь вторую ночь, обдумывая ситуацию, почти не спал.
– А-а, Михайлов, – он вздохнул, чтобы быстрее прийти в себя. – Да, я помню. Давай-ка, Михайлов, влезай в доспехи старшины Квадратного. Он просил меня их сохранить, а мне почему-то кажется, если ты будешь в моих салазках, то непременно спасешься. И доспехи заодно вывезешь.
– Я? – глаза мальчишки стали круглыми от изумления. Доспехи были высшим отличительным знаком в Боловске, даже не все офицеры могли похвастаться, что у них была эта стальная скорлупа, способная, как однажды случилось с Ростиком, остановить пулю из «калаша».
– Ты.
– Не знаю… Я должен попробовать.
– Я тебе подскажу.
Прикладывая к себе доспехи, Михайлов вдруг расхрабрился.
– Командир, если я поеду в ваших… Ну, в волокушах, где вы будете старшим, можно я Лидку с собой возьму?
– Жену? Конечно. Лидия будет с нами.
– Хорошо. – Связист помолчал. Потом добавил: – Спасибо. С вами-то мы уж обязательно выживем.
– Что?
– Говорят, что вы всегда из воды сухим выходите. Умеете остаться в живых, не погибнуть… – Вдруг он так смутился, что даже при свете плошки стало видно, как краска заливает его скулы и щеки.
– Когда приоденешься, – хмыкнул Рост, – поднимись в башенку и просигналь последний раз, пусть Перевал в течение всей ночи поддерживает костер. Самый большой, какой только сможет. Вдруг это поможет нашему спасению?
– Есть. – Михайлов подумал и отозвался: – Тогда я лучше сейчас сбегаю, передам послание, а то скоро уже и Солнце выключится. Придется масло жечь, а его жаль… Доспехи я потом надену, до выхода на марш у меня будет время.
– Давай, – согласился Ростик. – Заодно меня перед выступлением разбудишь. А то я…
Договорить он не успел. В его сознании возник какой-то разрешающий сигнал, и сон мягко затопил Ростика. Он знал, что может поспать почти час до выступления, и не собирался упускать такую возможность. Все-таки его ждала еще одна, третья подряд бессонная ночь. А это, для такого сони, каким был Ростик, являлось серьезным испытанием.
Глава 5
– И что потом? – спросил старший лейтенант Смага, командир Перевальской крепости, поглядывая какими-то очень осторожными глазками по сторонам. Ростик никак не мог понять их выражения.
– Ничего, – ответил Рост лениво. Он сидел в главном зале крепости, развалясь, почти довольный собой и всем светом. – Пробились через их ряды, слитным огнем смяли попытки пернатых разъединить возки, а потом – болотами, болотами и оказались у кромки твердой почвы почти на пять километров раньше погони бегимлеси. А тут они уже не особенно и рвались в бой, видно, помнили, как мы чистили эту местность из недели в неделю и гравилетами, и «БМП», и огнем, и холодным оружием.
Они прорвались, они были почти все живы. Осталось только сдать раненых, отделить для срочной отправки в город подхвативших таинственную болезнь уже после того, как они вышли из крепости, и можно считать свою миссию оконченной. Почти наверняка его гарнизон будет расформирован, следовательно, его командование подошло к концу.
В комнату неожиданно вошел Каратаев. Он был решителен, как паровоз.
– Из Боловска запрашивают о потерях.
– Люди – раненых четверо, заболевших – семеро. Волосатики…
– Это неважно, – отозвался Каратаев, но Ростик резким жестом привлек его внимание.
– Ты отправишь доклад так, как я его сформулирую, или я сам поднимусь к телеграфистам. – Убедившись, что Каратаев в очередной раз, закатив глаза к небу, выразил ужас нахождения рядом с Ростом, но больше не спорит, добавил уже спокойнее: – Бакумуры – двенадцать поцарапанных из пращей, трое серьезно задеты из ружей, остальные, чуть больше восьмидесяти душ, – в порядке.
– Теперь все? – спросил Каратаев.
– Все.
Он ушел. Рост потянулся за великолепным травяным чаем, когда Смага неожиданно спросил:
– Не понимаю, почему вы с ним не поладили? Это не очень хорошо, Гринев.
– Тогда позвольте мне удивиться, как вам удалось с ним поладить? – Он отхлебнул чай, потом посмотрел на вежливого, немолодого, лет уже под тридцать, с франтоватыми усиками старлея. Ему не хотелось, но он обязан был задать этот вопрос. – Кстати, как могло получиться, что вы отпустили гравилет в Боловск? Вы же знали, что из крепости на Скале к вам идет гарнизон, поддержка с воздуха могла оказаться решающим фактором в бою. И вы все-таки…
– Полагаю, это находится в моей, и только моей компетенции? – чуть заметно потемнев лицом, отозвался Смага.
– Как вас по отчеству?
– Кузьма Владиленович, – с неудовольствием ответил старший лейтенант.
– Ума не приложу, Кузьма Владиленович, почему вы считаете свои решения, от которых зависела жизнь людей и бакумуров, которыми командовал я, только своим делом?
– Значит, вы полагаете, я должен отвечать?
Бред какой-то, подумал Ростик, нам еще остается начать расшаркиваться и теребить аксельбанты.
– Хорошо, – решился Смага. – У меня вышел срок работы гравилета, и по графику я должен был отправить его на алюминиевый завод.
У Ростика отпала челюсть.
– Что? Вы хотите сказать, что вы просто выполняли… график? – Его рука зависла так, что чай пролился на колени, но это было не страшно, он был еще в доспехах, и кипяток остыл прежде, чем попал в зазоры коленного шарнира. – Вы выполняли график, который составили какие-то тыловые крысы за месяц до этих событий, который не может и не должен учитывать изменений общей обстановки?.. Который вообще никто никогда не принимает во внимание?
– Я думаю иначе. Если в штабе решили, что гравилет нужен где-то еще, он должен быть отправлен туда, куда его определили работники, которых вы называете «крысами».
– Так. – Ростик встал. Злость его была безадресной, вернее, адресной, но, к сожалению, человека, который действительно отвечал за сложившееся положение вещей, тут не было, а находился он скорее всего в городе, в своем кабинете, и назывался Председателем. – Вы понимаете, конечно, что я обязан буду донести до командования ваши действия? Разумеется, с моими комментариями?
Теперь Смага был красен, как рак.
– Не понимаю, что в этом такого… особенного? Никто ведь не погиб, все дошли?
– Дошли, только нас встретили почти на десять километров позднее, чем обязаны были. Только костер горел всего лишь половину ночи, хотя я просил, требовал, приказывал, чтобы он горел ночь напролет. Только гравилет – наше главное оружие тут, на болотах, был отправлен в тыл, видите ли, для того, чтобы соблюсти график.
– С полночи вы не выстреливали ни одной ракеты, мы подумали, что… Ну, что вы…
– Договаривай. Решили, что нас нет в живых?
– Да. Мы решили, что вы полегли при прорыве, и я приказал поддерживать огонь, уменьшив дорогое масло наполовину.
– Ты пожалел масло. И не на половину, а совсем. С полуночи огонь не горел вовсе. – Ростик вздохнул. – Хорошо, что у нас были волосатики, они запомнили направление, а не то…
– Я слышал, Гринев, что ты невозможный человек, но чтобы ты действительно оказался таким… – Смага встал и пошел к двери из офицерской комнаты, которую когда-то, еще при строительстве Перевальской крепости, стали называть кают-компанией. Видимо, решил выдержать характер.
– Минуточку, – окликнул его Рост. – Смага, вы в каком звании?
– Я? – словно тут был кто-то еще. – Старший лейтенант, я же тебе представился.
– Значит, вы старше меня по званию. – Ростик сел, решил дать роздых усталым ногам. – А позвольте полюбопытствовать, за какие заслуги вы его получили? В каких сражениях вы отличились и где?
– Довольно, я не намерен больше делать вид, что не понимаю твоих оскорблений!
– А я так понимаю, что вы не заслужили это звание. Вы его просто получили. И боюсь, что даже не на Земле, а тут, в Полдневье, без понимания, что и как следует делать, чтобы люди рядом с вами могли выжить.
Продолжать смысла не имело, Смага ушел. Рост допил свой чай. Спать хотелось невероятно. Если бы он знал, что они будут делать в ближайшие часы, он бы свернулся калачиком прямо тут и прямо в доспехах, сунул бы ружье под руку, как ребенок устраивает на ночь своего медвежонка, и уснул… Он так давно не спал.
Но следовало ждать Каратаева, который должен был принести новые известия и приказы. Тогда-то и станет понятно, что с ними сделают за проигранную войну, практически самовольный отход из Пентагона, за крики возмущения, за придирки к старшим по званию офицерам.
В дверях в сопровождении Смаги показался Каратаев. Он выглядел торжественным, как на похоронах. Причем, похоже, на таких, на которых хоронили его главного конкурента.
– Гринев, нам приказано быть в Боловске как можно скорее. Вот старший лейтенант предлагает воспользоваться его мотоциклом.
– Нас же двое.
– Он с коляской.
Рост посмотрел на Смагу.
– У вас был мотоцикл, и, бьюсь об заклад, – вы даже не подумали выслать его нам навстречу и подобрать раненых.
– Бросьте, Гринев, у вас не было тяжелораненых.
– Но вы-то этого не знали.
– Все, что я не сделал, по-вашему, получается очень плохо.
– Получается, – кивнул Рост и пошел к выходу, прихватив свое оружие. – Когда отбываем? В приказе говорится, что нужно спешить?