Закон военного счастья Басов Николай

Глава 12

Антона, как Дондик и обещал, они нашли в небольшом, одиноко стоящем, похожем на дом триффидов полевом посту. Он уже все знал и ждал ребят в форме. Был задумчив, вернее, слегка заторможен, и лицо у него оказалось какое-то малоподвижное. Но это был, несомненно, Антон – дружище и старый сослуживец, а потому всякие мелочи были несущественны.

Он, как и ребята, несомненно, обрадовался встрече, но выяснения, как он, чего поделывал в последнее время и как вообще смотрит на мир, очень быстро угасли – Антон оказался неразговорчивым. Та странная травма, когда он разом, за ночь, оставшись в Одессе в одиночестве, лишился памяти, множества человеческих навыков и даже обычных эмоциональных реакций, видимо, отзывалась в нем даже сейчас, по прошествии почти двух лет. Возможно, даже следовало признать, что он теперь вообще никогда не станет тем Антоном, каким был прежде.

Ростик немного покрутил в голове эти соображения. И без всякого результата… А может, он так ничего и не придумал, потому что в какой-то момент стало понятно, что они заблудились. И возникли, само собой, совершенно новые, куда более важные и неотложные проблемы – наблюдать по сторонам, пытаться определиться, подсказывать Киму, что следует делать, – хотя пилот и сам все знал, разумеется.

Ким решил, что своим напутствием Дондик сглазил их. В самом деле, он не очень часто, но все-таки летал в этих местах, и вот поди ж ты – заблудился, как новобранец. Когда это выяснилось, у всех разом появилось странное, все более крепнущее чувство, что, если бы они прилетели на место раньше, что-то можно было бы изменить, кого-то спасти, чего-то избежать… Но они кружили, кружили над огромными, на сотни километров протянувшимися равнинами, заросшими высоченными, чуть не в рост бакумура травами, и никак не могли найти даже следа присутствия человечества.

Что поражало в раскинувшейся растительности – так это ее разноцветность. И какие цвета тут только не вспыхивали под солнышком – и нежный сиреневый, и белый, и желтый, даже коричневый в розоватых разводах… Но преобладающими были, конечно, зеленые и серые тона местных листьев. А впрочем, попадались такие пятна, что просто в глазах рябило, – как, например, от интенсивно-голубого, со стекольным блеском цветка, который, распустив свои зонтики выше остальной травы, закрывал все в округе, словно маскировочная сеть.

Если бы в Полдневье было хоть немного ветра, эти травы ходили бы волнами, поражая жизненной силой и красотой. Но ветра не было, они просто росли, вонзаясь в низкое, серое полдневное небо. Это зачаровывало, как какой-нибудь шаманский напев, как журчание реки на камнях, как топот тысячи ног невесть откуда и куда переселяющегося народа.

В очередной раз Рост убедился в необъятности, невероятности и разнообразии Полдневья. И еще, конечно, в том, что слабым человеческим разумом с ним не потягаешься – в каждой своей частице оно превосходило любые доступные людям представления и, кружа, уводило в пропасть, в неведомое, откуда и выбраться-то почти невозможно…

– Это оттого, что тут все каким-то плоским кажется, – прервал Ростиковы размышления Антон, который ушел назад, помогать Винторуку, но, видимо, время от времени отходил от котельного экватора передохнуть и выглянуть в иллюминатор.

– Что именно? – спросил Ким.

– Эта трава.

– А… Да, я от нее тоже одурел.

Все, поэтические ассоциации кончились. Ростик, вяло потянувшись, попробовал подначить:

– А я замечал, для этого дела тебе и травы не нужно.

Но шутка не пошла, должно быть, все слишком остро ощущали свою промашку. Или глубже, чем казалось сначала, их задевало чувство уязвимости и одинокости в этом мире, над этими бесконечными слоями разноцветного растительного моря.

– И чего они только тут свою фабрику затеяли? Дикое какое-то место, – пожаловался Ким.

– Можно подумать, в Полдневье есть хоть что-то не дикое, – отозвался Рост.

– Из травы легче пульпу делать, так мне сказали. А ее тут столько, что ни с каким лесом не сравнится, – слегка начальственно пояснил Антон.

Вдруг в просвете между разноцветными, словно бензин на воде, разводами мелькнула узенькая и показавшаяся короткой, не более сотни метров, ленточка.

– Стоп, – попросил Ростик. – Ким, давай вниз, кажется, я видел речку.

– Ну и что? Я ее уже раз десять тут видел… А толку?

– Мне говорили, Бумажный холм стоит на берегу какой-то безымянной речки.

– Почему безымянной? – снова отозвался сзади Антошка. – Я, когда бывал тут, слыхал, ее Цветной назвали. Нетрудно догадаться – почему.

Помолчали, Ким завернул вдоль речки на юг. Море даже здесь, в полутора сотнях километров, вставало за кормой серо-голубой стальной стеной. Но уже не очень широкой, по крайней мере, не всеохватной. Рядом с ним уже изрядный кусок пространства занимал полуостров Бегимлеси…

– Наконец-то! – вдруг возопил Ким. – Вот они, видишь?

Ростик приник к стеклу, Бумажный холм, как они и ожидали, оказался на правом берегу, с его стороны. Потом Рост достал бинокль, негромко, но уверенно скомандовал:

– Ким, ты в героя не играй, сразу-то не садись. Походи немного вокруг, осмотрись.

– А если им помощь нужна?

– А если пернатые, не будь дураками, в этих кустиках засаду оставили? Специально для таких вот решительных?

– Ким, он дело говорит. Поступай, как велено.

В подтверждение этих слов сзади зазвучали щелчки застегиваемых латных железок, а немного позже и клацанье предохранительной планки «калаша». Ростик вспомнил, что Антон так и не подобрал себе плазменного ружья пурпурных, остался верен человеческому оружию.

Больше Ким не спорил. Он вышел на высоту метров двадцати и плавно, словно сдавал экзамен на вождение с поставленным на приборный щиток стаканом воды, стал ходить кругами около пологого холма, на самой верхушке которого были выстроены соломенные навесы и глиняные сараюшки. Наверное, это и была пресловутая бумажная фабрика. От реки до нее был километр с небольшим.

Сейчас, когда они не торопились, стало заметно, что местность уже немного обжита, даже с высоты без труда читались пробитые тропинки – к реке, к относительно ровной площадочке на запад от холма, где, вероятно, в обычное время находились автомобили, к овражку, где стояли жилые бараки, и чуть в сторону, к вековечному домику с плоской, словно срубленной наискось крышей. Должно быть, у дураков мысли действительно сходятся, потому что Ким тут же проговорил:

– Смотри-ка, от одних земель к другим перешли, может, вообще в другую Вселенную нас занесло, а сортир в своей основе неизменен. Ого, да он тут внушительный, на полдесятка посадочных мест с каждой стороны.

Ростику только вздохнуть осталось. К тому же засаду они или не смогли увидеть в такой траве, или ее вовсе не было. Поэтому, покружив еще немного, Ростик приказал:

– Ладно, Ким, садись. Но сделаем так. Мы с Антоном выскакиваем, а ты поднимаешься и летишь рядом. Невысоко, с визуальным контактом, но рядом.

– Не буду я так лететь, – вдруг вскипел пилот. Ростик сразу понял, насколько Ким сердит, потому что заговорил с горловым, щелкающим выговором. – Если они вас вязать станут, я должен буду повздыхать и на Боловск податься?

– Ты должен будешь машину спасти, – отозвался сзади Антон. – И прикрывать сверху от их летунов.

– Нет, не должен. И не буду. Пойду с вами. Тем более что летунов тут и в помине нет.

– Ким, это приказ, – попытался надавить Ростик.

– Ты еще арестуй меня за его невыполнение. – Выполняй, говорю!

И вдруг Ким белозубо, как киноактер, улыбнулся, тряхнул головой в истертом кожаном шлеме и вполне дружелюбно ответил:

– Шиш тебе.

Все, решил Ростик, сейчас я тебе… Но тут же взял себя в руки.

– Будь мы помоложе, я бы тебе нос расквасил.

– Знаю… Я же все про тебя знаю. И потому вместе пойдем. А у машины Винт останется.

Они сели на ту самую вытоптанную площадочку за холмом, откуда окрестности относительно неплохо просматривались. Конечно, в этой траве можно было по-пластунски подобраться чуть не к самому котлу с кашей почти любого, сколь угодно тщательно охраняемого лагеря, но делать было нечего.

Оставив Винторука сзади, потопали вверх, на сам холм. Он в самом деле был гораздо выше других окрестных холмиков, хотя было их тут немало. Остановившись, Ростик осмотрелся еще раз. Да, трава, трава и холмы. Чуть дальше к реке – небольшое углубление, а за ним – снова холмы. Может, и повыше тутошнего, а впрочем, не повыше. Уж очень легко читались луговины за ними, так что следовало признать – место было выбрано с умом. Научились со временем…

Первые навесы были отделены от ближайших трав довольно широкой, метров сорок, полосой чуть ли не вскопанной земли. Стебельки тут поднимались не выше щиколотки, приходилось только удивляться трудолюбию бумажников. И почти сразу стало ясно, зачем это устроено.

– От пожаров обезопасились, – отозвался Антон глуховатым из-за шлема голосом. Впрочем, забрала он пока не опустил, с его чувством опасности это что-то да значило.

Под первым навесом не было никого. И ничего. Лишь десяток каких-то чанов из сырой, необожженной глины. В следующей сараюшке не оказалось даже чанов. Так и пошло, то какое-то самодельное оборудование, то ничего. Исключение составили козлы, поверх которых, как столешницы, лежали плотно сбитые, довольно гладкие доски с клиновыми струбцинами, в них чувствовалась работа рубанком… Вдруг Ким закричал:

– Сюда, они тут!

Ростик ломанулся было, чуть не столкнувшись с Антоном. И лишь тогда понял, как на него давило это безлюдье.

Людей было много, почти четыре десятка довольно пожилых мужчин и женщин и с полдюжины ребятишек. Все они были связаны травяными веревками, многие, особенно ребятишки, оказались без сознания. Разрезая путы, прикладывая горлышко своей фляги к губам самых слабых, Рост с друзьями провозился минут десять, пока наконец пленники не начали оживать. Матери принялись обихаживать детей, мужики организовались, чтобы сбегать за водой, кто-то отправился в казармы за тряпочками для перевязки – среди пленных оказалось немало изрядно побитых, у одного нестарого мужичка, кажется, были сломаны ноги.

Всем довольно быстро и уверенно начал распоряжаться лысоватый старикашка, изрядно похожий на того, который во время войны с губисками подсказал Ростику, что стрелять нужно в хвост лодок. Впрочем, это мог быть и не он. Ростик хотел спросить его о том эпизоде, но забыл, слишком много было работы. А едва стало полегче, старичок подошел к Ростику, взглядом опытного человека выделив в нем командира, и повел совсем другую тему:

– Мы не виноваты, они неожиданно налетели.

– Когда? – спросил Антон, который не столько помогал освобождать пленных, сколько по-прежнему осматривался.

– Вчера ночью.

– То есть вы тут ночь и весь день провалялись? – спросил Ким.

– Верно.

– Сколько вас? – поинтересовался Ростик.

– Тут сорок человек должно работать. Да еще с пяток у реки… Бумагу делали.

– Акимыч, – донесся от двери этого самого большого, сплетенного из травы сарайчика девичий голос. – Все запасы пищи и вся бумага, что сделали, исчезли. От инструментов следа не осталось, только что котлы не унесли… Что делать-то будем?

Акимыч кивнул, потом почти спокойно ответил:

– Погоди, видишь, с людьми разговариваю.

Но «годить» девица не собиралась. Она пристала к имеющемуся в наличии начальнику Бумажного холма и стала выливать на его голову какие-то малопонятные упреки, словно именно он был виноват в нападении пернатых. Ростик не выдержал. Он взял девицу за руку, развернул ее в ту сторону, где должны были находиться казармы, и несильно толкнул в спину.

– Все, девушка. Топай в казарму и уводи остальных. Попытайтесь найти пищу, сходите за водой. Скоро придет помощь.

– Ты, что ли, начальник будешь? – Девица, видно, только этого и ждала. – Так я и тебе скажу…

– Топай, – очень сердечно попросил Антон, и девушка, словно споткнувшись на бегу, замолкла, повернулась и ушла. И даже увела остальных, которым тут теперь было, конечно, не место.

– Значит, помощь будет? – серьезно спросил старик-бумагодел.

– Не знаю, – честно ответил Ростик. – Когда летели сюда, я думал, что тут уже целая армия собралась. А оказывается, мы первые.

– Мы не из Боловска, – отозвался неизвестно откуда появившийся Ким. – Мы из Одессы прилетели.

– Слыхал, – кивнул старик. – Значит, всех сюда собираете? Ладно, так что хотите знать?

– Какие они были? – спросил Антон.

– Дак обычные бегимлеси и есть. Их так называют, не знаю уж почему.

– Я знаю, – вмешался Ростик, чтобы время не терять, до вечера осталось не так уж долго. – Продолжай.

– Очень здоровенные. В разукрашенных доспехах, все с холодным оружием. Но есть и с такими пистолетами, что просто страх господен… Хотя пистолеты уже не у всех. И заряды экономят. Когда напали, должно, ни разу не выстрелили. Пиками да шашками всех согнали… Хотя, вы видели, рабочих не убивали, только повязали да бросили.

– Раненые все-таки есть, – отметил Ростик.

В полете ему, как обычно, было холодно. Сейчас, в доспехах, становилось нестерпимо жарко. Должно быть, отвык носить их. Ничего, с непонятным ожесточением к себе подумал он, теперь привыкну. И лишь потом попытался взять себя в руки, в самом деле – не он же был виноват, что людей тут захватили врасплох.

– Так всегда же найдутся такие, что против силы прут.

– Ясно, – кивнул лейтенант Антон, но осуждения тому, что такие есть, в его голосе не чувствовалось. – Охрана что делала? И где она?

Старик замолчал. Потом вдруг провел рукой по лицу, словно умывался.

– Туточки их… В овражке прирезали.

Ростик быстро посмотрел на друзей, их лица стали невыразительными, замкнутыми. Лишь в щелочках глаз появился блеск смерти.

– Проводи… – начал было Антон.

– Где этот овражек? – одновременно с ним спросил Ким.

Овражек был чуть левей тропы, что вела к реке. Ребят было десять, все без доспехов, хотя, судя по поддоспешным курткам, до боя железа на них было немало. И оружия их нигде видно не было.

Окровавленные, они лежали на самом дне глинистой выемки, которая заросла лишь чуть менее густой травой, чем в других местах. Над ними вились рои мух, со всех сторон к ним спешили полчища разных букашек.

Когда ребят перевернули, среди них, несмотря на кровь и следы этих трупогрызов, оказалась… Ростик сначала даже не поверил своим глазам, а когда поверил, снял шлем. Среди них оказалась цыганистая девица, та самая, которая еще в первой войне с пурпурными ходила с ними за противотанковыми ружьями, а потом вроде решила работать с Чернобровом. Мертвая, со своей дурацкой темной челкой, падающей ей на глаза, словно и не было всех этих прошедших лет, она выглядела самое большее на семнадцать. Стараясь, чтобы голос не выдал его, Ростик спросил:

– Эта, молоденькая, тоже была из охраны?

– Курицына? – отозвался старик. – Дак она… Самая стойкая и меткая из всех. До последнего дралась. Даже когда резали ее – все ругалась… Не могла осознать, что они не понимают по-человечьи.

Теперь шлем снял и Антон. Глуховато, странно спросил:

– Много она пернатых положила?

– Не знаю, – отозвался старик. – Девки, что поблизости от нее оставались, говорили, если бы сдалась, может, охранников и не тронули бы. Но постреляла их много, хотя и отбивалась всего минут десять… Недолго то есть.

– Десять минут в таком бою, когда все уже решено, а нападающих не счесть – это очень много, – отозвался Ростик. – Это, дед Акимыч, почитай что подвиг.

– Когда твои мужики с водой разберутся, пришли их сюда, пусть ребят похоронят по-человечески, – распорядился Антон.

– Да уж… Конечно.

Они пошли назад, к лодке. И вдруг погасло Солнце. Сколько Ростик себя помнил тут, оно всегда гасло неожиданно. Никак не удавалось угадать, что наступил вечер. Даже по жаре, накопленной за день, или хотя бы по деревьям, по усталости или по наваливающейся с востока ночной тени… И по поведению других людей можно было судить, что они тоже не догадывались.

– Смотрите, – вдруг тихо, словно его никто, кроме своих, не должен был услышать, проговорил Ким.

Он смотрел на противоположный берег реки. Там почти тотчас после наступившей темени один за другим стали появляться костры. Они чем-то напоминали далекие неяркие звездочки на ночном небе Земли… А впрочем, Ростик уже и не помнил, какое оно – то небо. Он больше привык к своему, Полдневному.

– Много их, – проговорил Антон. И в его голове прозвучало что-то, что обещало пернатым мало хорошего. – И близко. Всего-то километрах в трех-пяти от нас.

И верно, даже в наступившей темени можно было разобрать, что костры в основном сгруппировались на склоне другого такого же, как Бумажный, холма с той стороны реки, то есть не дальше чем в пяти километрах… А впрочем, это были лишь первые из костров. Потому что слева и справа от них то тут, то там все уверенней загорались новые огни. Потом еще, еще… И скоро ночная темень как бы даже и отступила – костры протянулись на сотни метров влево и вправо от первого засветившегося холма. Ростик опустил бинокль.

– Целая армия. Значит, они не разграбить нашу бумажную фабрику собрались. Дальше пойдут.

– Не пустим, – отозвался Антон, тут же перехватывая Ростиков бинокль.

– Ты из нас пятерых хочешь оборону организовать? – спросил Ким.

– Почему пятерых, нас же четверо? И то – включая Винта, – отозвался лейтенант Антон, не отрываясь от бинокля.

– Я тебя за двоих посчитал. – Но шутка не получилась, слишком уж непонятное было у них положение.

Ростик подумал и попытался сознательно вызвать свой дар предвидения, чтобы узнать, что им теперь делать. Но усилие это отозвалось только все возрастающим бессилием. Он ничего не ощущал, перед ним лежала такая же область незнаемого, как и перед обычным человеком, у которого ни разу в жизни не было ничего похожего на прозрение.

– Вчетвером нападать на пернатых глупо, – отозвался наконец Антон.

– И договариваться глупо, – отозвался Ростик. – Глупо и бесполезно. Такие драчуны начинают переговариваться, только если получают по шее. И очень крепко. И если мы не можем надавать им по шее, а они собираются перейти речку и навалиться на Боловск, то переговоры эти – что припарки…

Он не договорил, потому что про смерть вдруг расхотелось.

– А они собираются?

Да, это был вопрос. Почему-то Ростику казалось, что это очевидно. Но если вдуматься, это было не столь очевидно. По крайней мере, явных доказательств не существовало.

– К тому же, – спросил Антон, возвращая бинокль Ростику, – почему они, если их цель – Боловск, не воспользовались выгоднейшей ситуацией с захватом Бумажного холма и не поперли дальше?

Ростик повернулся к пилоту.

– Ким, давай-ка слетаем туда, разведаем. Все равно ничего более полезного мы сейчас не придумаем.

Сказано – сделано. Сели, полетели. Но и сверху, из темной невидимости для противника ситуация стала проясняться совсем не сразу.

Оказалось, что костры, которые были обращены к речке, составляли лишь малую часть лагеря. Всего же их горело гораздо больше, чем было видно с позиции людей, гораздо больше, чем можно было сначала вообразить. Ростик, который попытался было считать эти огоньки, наконец не выдержал и повернулся к Антону, который на этот раз, в порядке разнообразия, сидел на месте стрелка.

– Антон, как думаешь, сколько около такого костра пернатых?

– Думаю, три-пять.

– В среднем – четыре. Тогда всего их только на холме – тысяч пятнадцать.

– Что-то много, – заметил Ким.

– Нет, – подумав, ответил Ростик. – Скорее мало. Что-то тут не так… Может, вокруг костра солдат больше, или иные из них костерки не разжигают, а просто в траве прячутся? Как дикие иногда на болотах делают?

Спорить с этим было бесполезно, диких пернатиков из Водяного мира Рост, безусловно, знал лучше всех. Он вообще знал пернатых лучше, наверное, чем кто-либо из людей. Пролетели за холм, потом развернулись и зашли на него с севера. Из этой точки огоньки вдруг стали казаться какими-то упорядоченными. В пять рядов, по пятьдесят штук на ряд.

– Ого, что это? Протянулось будь здоров, километра на полтора. – Ким даже скорость замедлил, чтобы рассмотреть как следует. – Слишком большие расстояния между кострами для обычного бивака.

Именно так, подумал Рост, слишком большие расстояния, но и слишком мало костров, чтобы это было какое-то отдельное боевое соединение. Если только… Он понял.

– Ким, это летуны. Те страусоподобные летуны пернатых, на которых сидят наездники с вмонтированными в броню пушками.

– Сколько же их? – ахнул Ким. – Нам такой прорвы не сдержать. У нас всего-то десяток пилотов, которые драться способны. Ну, может, еще штук несколько, которые вообще машину поднимут в воздух.

– Там дальше еще летуны, – хладнокровно заметил Антон. – С той стороны холма.

Проделали тот же маневр, только теперь на самый главный, светящийся сейчас уже едва ли не как новогодняя елка холм пернатых зашли с юга. Тут ситуация была все же послабее. Только три ряда, но с теми же интервалами, и в ряд по пятьдесят штук.

– Если это правда летуны, если около костра только по одной птице, тогда их тут еще полторы сотни, – обронил Антон, хотя мог бы этого и не говорить.

– Значит, они могут одними летунами город разнести, – заметил Ким.

– Они хотят не разнести, а оставить тех, кто может только работать, как случилось тут, на бумажной фабрике.

– Тогда без дополнительных силенок нам – хана, – отозвался Антон. – Не эти, так другие добьют.

Помолчали. Ким повернул гравилет к Бумажному холму, но Ростик попросил его зайти теперь на холм пернатых с востока, прямо из степи позади их позиции. Ким проделал это механически, как машина, его сознание было поглощено обдумыванием только что полученной информации. Наконец он озвучил свое состояние:

– Что ни говорите, а летуны – их главная сила.

– Главная, потому что умеют летать, и тебе с ними драться, – отозвался Ростик. Цифры превосходства пернатых давили и на него, но ощущение, что это еще не все, не оставляло.

– А тебе – не драться?

– Я пехтура, против меня только пятнадцать тысяч наземных пойдет.

Картина с этой стороны выглядела опять по-новому. Четко, очень наглядно по сторонам выделялись ряды с кострами, разведенными, так сказать, военно-воздушными силами бегимлеси, а между ними седлал холм главный лагерь пехоты. А вот от него на восток горели костры, расположенные более плотно и беспорядочно. Они казались какими-то слегка другими, хотя что составляло их чуждость, догадался не Ростик, а Антон.

– Знаешь, эти… другие костры, они принадлежат диким бегимлеси. Тем, которые тебя из Водяного мира изгнали. – Он помолчал, потом нехотя добавил: – Их, оказывается, тоже привлекают, когда хотят создать перевес сил.

– А может, они наемники? – неизвестно кого спросил Ким.

– Пусть наемники, и что тогда?

– Тогда легче, – решил Ким.

– Как ты сам говоришь – шиш тебе. Во всем мире наемники самые дрессированные и сильные вояки. Так что на легкость не рассчитывай, – завершил дискуссию Антон.

– Утешил.

– Согласен, – отозвался и Ростик. – Сам хотел то же самое сказать.

– Что же делать-то? – распереживался Ким. – Что делать?

Ростик знал это состояние друга. Он казался запаниковавшим, потерявшим нить событий, готовым бросить все и бежать… Это была чистая игра. Как раз во время таких состояний Кима и приходилось удерживать от глупостей. Он был готов броситься на десятерых с кулаками. Один раз, когда на Кима это нашло, он на спор влез на фабричную трубу по таким старым скобам, по которым уже лет двадцать не решались лазить даже настоящие монтажники.

Поэтому Рост предложил:

– Давай тихонько обойдем их лагерь сзади еще раз. Только иди над самой травой. Антон, поищи, там в башенке где-то ракеты должны быть.

Антошка наверху завозился, как мышь в амбаре. Наконец отозвался:

– Нашел. И много. Откуда они у тебя, Ким?

– Когда кого-то спасать вылетаем, я всегда на складе под завязку беру, вот и накопились.

– Антон, – позвал Рост, – как скажу, так стреляй. Только смотри, чтобы они не поняли, откуда мы ее пустили. Обстреляют еще, а нам это – ни к чему.

Ростик представил, что под ними не просто тьма, а нечто угрожающее, что обязательно нужно увидеть, чтобы не бояться… Нет, не то, не бояться, а… Может быть, просто увидеть?

– Антон, давай!

Ракета вылетела не ввысь, а здорово вбок, это помешало понять, что происходит, но ее света было все-таки достаточно – внизу, прямо под ними, в высоченной траве – лишь одни головы и копья торчали, – двигались колонны диких пернатых. Направлялись они, конечно, к светящемуся впереди бивачному холму главной армии бегимлеси.

– Вот это да! – крякнул Ким. – Даже травы под ними почти не видно.

– Антон, отойдем чуть южнее и снова попробуем.

Отошли километров на пять и снова пустили ракету. На этот раз идущих к главному лагерю пернатых было еще больше.

– Ты как догадался, что они тут… в темноте копошатся? – спросил Антон.

– Воевал с ними за торфоразработки и знаю, что и как они делают.

– К утру их будет тысяч сорок, – отозвался Ким. – Но из них, как мы посчитали, только пятнадцать – организованные бойцы, остальные – дикари.

– Еще неизвестно, кто лучше дерется, – отозвался Антон. – Они хоть и без пушек, но, если до нас доберутся и пустят в ход свои… Что там у них, Рост, я что-то плохо помню?

– Ружей мало, в основном тесаки и копья, а сзади идут пращники. Лучников и арбалетчиков я не видел.

– Не видел лучников? – Ким был мрачен, его голос даже ниже стал от напряжения. – Ну, это сразу меня успокоило. А я думал, у нас неприятности.