Торговцы жизнью Басов Николай
Ситуация в самом деле была выигрышная. После гибели одного из китов над гаванью стало твориться что-то немыслимое. Все эти червяки носились в воздухе, как псы с подпаленным хвостом, иногда даже сталкиваясь мягкими, тягучими телами.
И все-таки ребятам потребовался почти десяток снарядов, пока они сбили еще одного червяка, а незадолго до того, как боеприпасы кончились, они удачно подпалили еще одного. Но этот третий не взорвался, а стал то опускаться, то подниматься вверх. Из общей стаи к нему на выручку бросилось два других червяка, и вся троица стала весьма торжественно уползать в сторону моря… как вдруг один из поддерживающих червяков отскочил в сторону, и подранок рухнул в воду.
Здоровые червяки, разумеется, принялись летать поблизости, отряхиваясь, как собаки после дождя, а вот раненый от воды больше так и не поднялся. Почему-то Ростик был уверен, что с ним все кончено.
— Здорово, — согласился Ким, которому Ростик передал все, что видел в приборе. — Может, теперь они оставят нас в покое?
Но, как выяснилось на следующий же день, оставлять людей в покое червяки не стали. Скорее наоборот, теперь они держались более настороженно и агрессивно. Пару разу даже попытались спикировать на Коромысло, греющегося на набережной, или на чуть более высокого, чем другие разведчики, бакумура.
После полудня они нашли еще одну баллисту с полусотней ракет и, тщательно подготавливая каждый выстрел, подбили еще двух червяков. И на этом их возможности сопротивляться оказались исчерпаны — бомбочки гошодов больше не находились, сколько бы ребята ни бродили по чердакам и башням.
За ужином, который на этот раз очень удачно для них приготовил Винторук, они разговорились.
— Ума не приложу, что делать? Может, использовать спаренную установку с гравилета? — предложил Антон.
— Нет, — покачал головой Ростик. — Я об этом тоже, ночей не сплю, думаю. Для того чтобы добраться до их газового мешка, нужно бить сверху. А они слишком большие, чтобы попасть в них с земли.
— Может, стоит взлететь?
— А может, вообще не нужно отбиваться? — спросил Ким, — Ведь никто нас не гонит, посидим тут. Коромысло в норму придет, а?
— Меня вот что удивляет, — признался Ростик, — двары палили с земли. Почему?
— Это понятно. — Антон ухмыльнулся. — Пастухи, что с них взять. К тому же им ничего больше и не остается. Защищать стада нужно, а полетов они не знают, вот и…
— Я думаю, — размеренно проговорил Ростик, — они просто не хотят убивать червяков. Они лишь отгоняют их, жалят, но не калечат. Это разумнее, чем убивать. На убийство червяки реагируют слишком… В общем, мы попробовали и имеем, что имеем.
— Катапульты зеленых явно предназначены для убийства, — сказал Ким. — Как ты это объяснишь?
— Не знаю, — признался Ростик. — Иногда, сам не понимая отчего, знаю, а тут пока еще нет. Но это может быть напрямую связано с отсутствием здесь зеленокожих. Они перестарались и вынуждены были откатиться от моря. Хотя, мне кажется, оно им очень нужно. И этот порт… — Он взглянул на сидящего в конце стола обожженного на солнце Коромысло. — Эта Одесса — более старый город, чем Чужой.
— Философия, — махнул рукой Антон. — Просто у дваров пушки более мощные и червякам их удар кажется мощнее. Нам бы такие.
Внезапно Коромысло встал, пошатываясь, шагнул к лестнице, ведущей в его комнату, и рухнул как деревянная кукла, растянувшись во весь рост и ударившись о плиты пола. Пока ребята собрались вокруг, на пыли под ним образовалась ясно видимая лужица. При свете очага, который ребята зажгли для света, невзирая на мошкару, она показалось зловеще темной, почти черной.
Покрикивая друг на друга, они подняли силача и отволокли его в кровать. Ростик быстро обследовал его.
— Плох, — наконец проговорил он. — Не знаю, в чем дело, но кровотечение возобновилось, и даже гораздо обильнее. Если он дотянет до утра, то…
Почти как врач, он развел руками. Он знал этот жест, ненавидел его, как может ненавидеть только тот, кто хорошо понимает его, но ничего другого сейчас просто не могло получиться.
— Допрыгался Коромысло. Ведь просили же его не вставать, — с отчетливым раздражением проворчал Антон.
— Так, — решил Ким, — делать нечего, придется вылетать. Не взлетим, потеряем гиревика — век себе не прощу. Уж пусть лучше червяки сожрут меня по дороге.
— Слушайте, ребята, — проговорил Антон. — А что, если один кто-нибудь начнет палить с земли, отвлекать на себя китов. Вы же сами говорите, они на пальбу раздражаются, а тем временем гравилет потихоньку, в темноте…
— В темноте двары били по ним не меньше, чем днем, — отозвался Ростик. — Это значит, червяки в темноте тоже видят и не теряют активности.
— План хорош, только оставить кого-то нужно, — согласился Ким. Он подумал, потом обреченно махнул рукой:
— Нет, не получится, мы же все крыши облазили, больше снарядов под баллисты нет, так что все равно придется без твоего диверсанта обойтись.
— У нас есть лодка Фарида. Ей пока не летать, а на ней есть пушки.
— Я снял те, что были в кабинке, и дварам отдал, — проговорил Ростик. — Ты что, забыл?
— Ну, там есть еще один неподвижный ствол под днищем, для пилотов, и одна сзади… Ах да, она же пропала. Ну все равно остается пилотская. — Антон помолчал. — Я знаю, как ее снимать.
Ким внимательно, очень внимательно посмотрел на Антона, который для убедительности своих слов широко, во все тридцать два зуба, улыбнулся.
— И ты согласен остаться?
— Конечно, — быстро проговорил Антон. — С пищей тут не очень плохо, в крайнем случае рыбку с причала половлю. Вода есть…
— У него сотрясение, — резко сказал Ростик. — Ему нужно в госпиталь не меньше, чем Коромыслу. Предлагаю оставить меня.
— Нет, — покачал головой Ким. — Ему работать с пушкой придется минут десять, максимум полчаса. Это можно вынести в его состоянии. А если на нас насядут черви, нам придется отбиваться всю дорогу, да еще как отбиваться! Этого он не выдержит. Этого, может, никто из нас не выдержит.
— Но он же останется один! — почти крикнул Ростик.
— Ну и что? — удивился Антон. — Вы же за мной вернетесь?
— Конечно, — очень серьезно ответил Ким.
И никто из них не добавил такого очевидного — если они сами не сложат головы в этом ночном полете наперегонки со смертью. Если в Боловске узнают об Одессе, обо всем, что тут случилось. В противном случае у Антона были все шансы опробовать на своей шкуре судьбу Робинзона или, в крайнем случае, совершить одинокое возвращение домой пешком, по враждебной, плохо изученной территории, практически не восстановившись после сотрясения мозга.
— Знаешь, — сказал Ростик, — я еще оставлю тебе свой автомат. С ним тебе будет все-таки привычнее.
10
Пока их машина поднималась, Ростика не оставляло ощущение, что вот-вот раздастся треск обшивки, кто-то, может быть он сам, закричит, гравилет потеряет управление и они начнут камнем валиться во тьму, раскинувшуюся под ними… Это было странно, потому что тьма, казалось, подступала именно снизу, хотя объективно для его глаз разницы между низом и верхом быть не могло. Но почему-то небеса всегда казались чуть светлее, — должно быть, причиной тому был некий психологический эффект, оставшийся с Земли.
Пока они взлетали, из небольшой башенки, чуть пониже остальных, чтобы ее было труднее атаковать, в воздух, почти наобум, бил лучемет Антона. Он не мог видеть в этой смоляной черноте не то что червяков, но даже рукоятки своей пушки и все-таки работал.
Когда они расставались, он вполне решительно отмахнулся от совета Ростика бить в сторону гавани, где червяки всегда копошились над привычной для них поверхностью воды. Он выбрал тактику веерной стрельбы, чтобы как можно больше собрать этих чудовищ вокруг себя. Так или иначе, его идея великолепно сработала. Было не очень понятно, собрались ли они над Антоном, но нападений на гравилет не случилось.
Ростик мельком подумал: если бы они как следует поработали головами раньше, они бы оставили для баллисты хоть пяток снарядов. Их хризантемные разрывы во все стороны были бы не только отменной приманкой, но и освещали пространство над Одессой, а это было бы совсем нелишне. Почему-то Ростик думал, что их свет выявлял бы червяков, потому что они были именно против них обращены и придуманы довольно изобретательным народом. А вот люди пока в этом не блистали — три сигнальные ракеты подряд, которые выпустил Ким для пробы, направив их в сторону моря, не высветили ничего. До такой степени ничего, что стало ясно — при свете человеческих сигналок воздушных червяков будет не видно.
— Винторук, жми, чем меньше мы тут будем крутиться, тем лучше! — заголосил Ким.
Больше он ничего не говорил, он работал, стиснув зубы. И машина в самом деле набирала скорость со свистом. Конечно, эти червяки запросто могли настигнуть и вполне разогнавшийся гравилет, почему-то в этом никто не сомневался. Но одно дело гнаться за быстро исчезающим противником, другое — толочься в небе над городом, зевать и почесываться, пока не наткнешься на машину людей почти случайно.
В общем, они делали ноги, улепетывали, рвали когти, мотали по-шухерному. И это было самым лучшим, что им удалось придумать.
— Сейчас, Ким, скоро спущусь к тебе, попробую помочь, — процедил Ростик вполголоса, но не сомневался, что друг его услышал. В том напряженном ожидании гибельной для них атаки из ничего, из тьмы, перемешанной с пустотой, Ким просто не мог его не услышать. Ким слышал сейчас даже стук деревянной державки о гнезда в экваторном поясе котла, который проворачивал Винторук, как слышал его Ростик. Слышал бы стук шестеренок в часах, если бы они у кого-нибудь были.
— Рост, я больше подниматься не смогу, и так уже дышать тяжко… Видишь что-нибудь?
Едва ли не первым, что сделали люди после победы над губисками, было восстановление сигнальной башни, устроенной из прежней ретрансляционной радиотелебашни, и установка на ней нового, белого, шара, служащего в дневное время солнечным маяком.
Именно тогда же кому-то пришло в голову, что по ночам маяк нужен не меньше. И вот уже полтора месяца над вышкой должен был по ночам гореть сигнальный костер. Пока, как Ростику говорили, его устраивали на временной ферме, закрепленной над шаром. Но похоже, как и в России, все временное тут превращалось в постоянное.
Ростик достал бинокль, провел зигзагообразно по темноте. Не видно было ни зги. Он даже расстроился немного.
— Слишком они дрова жалеют. — Он наклонился к темной фигуре, которая закрывала ряд несложных приборов, расположенных на панели перед пилотом и слабо фосфоресцирующих в этой могильной черноте. — Ты по своему гирокомпасу путь правильно определил?
— Боловск прямо по курсу, — прошипел Ким. Управление и в самом деле давалось ему ценой немалых усилий.
Ростик снова провел окулярами плавную кривую и вдруг увидел… Это была далекая искорка теплого, уязвимого света, которая тем не менее бросала вызов всей тьме Полдневья.
— Есть, вижу! Градусов на двадцать левее курса.
— Так, а я-то думал… — признался Ким. — Ладно, теперь не выпущу из вида. Спускайся, на рулях поможешь.
Ростик убрал бинокль и перелез во второе пилотское кресло. Собственно, почему он сразу не засел тут, оставалось загадкой. Просто так было спокойнее, все-таки человек сидит на пушках, и если… Хотя, без сомнения, это был самообман. Червяки были слишком сильны, и, если бы вздумали напасть, никакой Ростик в темноте, без ориентировки их не остановил бы.
Потом они неслись над темным Полдневьем, то теряя из вида далекую искорку, то обретая ее снова. Но промежутки, когда они ее не видели, становились все короче.
Правда, Ким так гнал, что примерно с полдороги Ростик вымотался окончательно и потерял малейшую способность наблюдать, что происходит за бортом лодки. Вероятно, это же относилось и к великолепно тренированному Киму. Потому он настоял, чтобы Ростик время от времени отдыхал и смотрел по сторонам во все глаза.
Конечно, смотреть было не на что, но совсем не следить за окружением тоже получилось бы неправильно. В общем, этот перелет Ростик потом вспоминал как затяжной, темный кошмар, но, к счастью, он длился не очень долго. К исходу второго часа, когда они уже не теряли костер над Боловском из вида и им оставалось лететь менее семидесяти километров, что они определили по слабым огонькам, оставшимся слева, которые были, без сомнения, факелами Чужого города, Ким вдруг спросил:
— Винторук, как он там?
Скрип и переборы деревянной рукоятки, раздающиеся сзади, стихли. Потом оттуда донеслось сопение. Чувствовалось, что бакумур не знает, как выразить свои наблюдения.
— Хорошо, Винторук? — Молчание, не было ни малейшего отзвука. — Плох?
Тут бакумур вполне уверенно гмыкнул, и стук дерева о металл возобновился.
— Рост, нужно поднажать, — решил Ким.
Они поднажали, уже через четверть часа пот заливал глаза обоих, а Ростику даже стало казаться, что он не только слепнет от него, но и глохнет. И все-таки он не сдавался. Может, в самом деле минуты могли все решить?
— Я думаю… — Он не договорил, снова набрал воздуха в легкие. — Давай сядем прямо во двор больницы. Так будет скорее.
— Правильно, — кивнул Ким. — А… они нас не обстреляют?
— Не должны, а если даже… Охрана там не очень, сразу не собьют.
— Машину жалко. — Ким помолчал. — Ладно, рискнем.
Их не обстреляли. Просто выбежали посмотреть, как они плавно, словно выполняя учебное упражнение, пальнув в воздух сигнальной ракетой, чтобы показать себя всем, кто оказался поблизости, заходили на посадку во двор больницы. Это было ошибкой, народ не понимал, что подлезать под саму машину попросту опасно, и сесть пришлось на дороге перед больницей. Но все равно до нее оставалось метров сто, это было вполне по силам четырем санитарам, даже учитывая нестандартные габариты и вес Коромысла.
Потом Рост выскочил, сбегал в больницу. Место, где находился приемный покой, он помнил еще с младенческих пор, тут у мамы всегда было больше работы, чем в других отделениях. Он помнил, как ходил сюда дожидаться ее после дежурств…
Его поняли не сразу, но когда поняли, снарядили двух ребят. Пришлось им помогать, после гонки над Полдневьем это казалось уже выше сил, но они с Кимом взялись за ручки армейских переносных носилок. В общем, с врачами они справились, и Коромысло доставили наилучшим образом, вот только оставаться с ним для заполнения формуляров и справок отказались. Нужно было докладывать начальству, и еще более насущным было подготовить экспедицию за Антоном.
Так или иначе, но в машине, когда четверть часа спустя она вновь поднималась в темноту, чтобы перелететь на аэродром, Ростик сидел с Кимом рядом. Взглянув на друга, Ким устало улыбнулся, Ростик понял это по его голосу.
— Может, тебя и вправду выбросить перед Белым домом? Доложишь, распишешь Одессу, выпросишь разрешение на поиск Антошки. Чего с аэродрома таскаться-то, не ближний путь?!
— Вместе пойдем, — решил Ростик.
Но когда они проходили над зданием бывшего райкома, в окнах которого горело с десяток окон, он чуть было не попросил посадку… И все-таки не попросил. Он был уверен, что помощь Кима ему понадобится, когда придется объяснять иные действия в этой экспедиции.
До аэродрома они добрались минут за десять. Тут все было как обычно, светились окна на диспетчерской вышке, в ангарах были раскрыты ворота, оттуда тоже выбивался свет. Кто-то ходил по земле, отбрасывая такие забытые в Полдневье тени. Оказалось, Ростик по ним почти соскучился.
Они сели метрах в пятидесяти от вышки. Их уже заметили и встречали. Три солдатика с карабинами, пара грязных, как всегда, техников и Серегин. Одноногий истребитель хмуро выслушал торопливый рассказ Кима, похлопал по плечу:
— Ладно. Что мы делаем дальше?
— Эту лодку нужно подрегулировать, как обычно, набить топливом, особенное внимание обрати на обоймы для пушек. Хотелось бы взлететь на рассвете, ну а там — как получится.
— Как начальство распорядится, — поправил его Ростик.
Внезапно из заднего люка показался Винторук. Он волок в руках те самые палки с намотанными непонятными култышками.
— А это что? — спросил Серегин. — Что с этим-то делать?
— Выгрузи и пошли умникам в университет. Пусть разбираются, — решил Ким.
Дорога до города оказалась на удивление приятной. Во-первых, идти оказалось не в пример полету легче, во-вторых, как на заказ, подул ночной ветерок. Он был слабым, как всегда, ласковым, чистым, его дыхание так здорово охлаждало лицо, что усталость прошла сама собой.
В Белом доме оказалось почти все начальство, как сообщила им секретарша, но принять их, вероятно, не смогут… Каково же было ее удивление, когда выяснилось, что их необходимо пропустить к Рымолову без всяких отлагательств.
В кабинете Рымолова уже оказался Дондик. То ли он тут находился раньше, то ли успел прибежать из своего крыла, пока Ростика и Кима мотали по приемным.
Рассказ про воздушных червей на начальство произвел слабое впечатление. Дондик то и дело торопил ребят, словно опаздывал куда-то. А вот город, море, порт — это их заинтересовало, да еще как. Настолько, что по вызову Рымолова пришел какой-то дядька, который сразу попытался врубиться, но не в ситуацию, а в разговор. Он несколько раз прервал Ростика самым хамским образом, и наконец Ростик не выдержал. Он поднялся, посмотрел Рымолову в глаза и произнес, чеканя каждое слово:
— Андрей Арсеньич, как видно, этот товарищ, — он сделал едва уловимую паузу, — знает ситуацию с нашей экспедицией лучше всех. Полагаю, он и доведет доклад до конца. А мы, пожалуй, отправимся на аэродром, нужно Антона вытаскивать.
— Погоди, Гринев, не кипятись. Этого… товарища я пригласил, чтобы он возглавил работы в городе, который вы нашли. Поэтому…
— Сомневаюсь, что он хороший руководитель, Арсеньич, — отозвался Ким устало со своего места. — Он даже доклад выслушать не в состоянии.
Внезапно Ростик испытал прилив такой тоски и печали, что даже закрыл глаза. Власть перерождалась, она становилась ничуть не лучше, чем высокомерные и подловатые в своих повадках, как пляжные шулеры, коммунисты. Что с этим делать и как избежать серьезной опасности, которая при этом возникала, он не знал.
Приглашенный мужик покраснел. Он уже распахнул было рот, чтобы заорать, но Дондик вдруг с тонкой улыбкой хлопнул его по руке:
— Вот такие это ребята. Они даже меня не раз срезали, когда я пытался их подмять.
Мужик взглянул на капитана, поперхнулся и ничего не сказал.
— Да, думаю, что мы пока обойдемся без руководства, — проговорил Ким раздельно.
— Ну, это, в конце концов, нам решать — кто и как будет руководить, — промямлил наконец мужик.
Ростик поймал себя на том, что даже не знает его имени.
— Не так, — произнес он довольно зло и разочарованно. — По договору с Рымоловым нам решать — кто вообще будет сидеть в этом доме.
В кабинете возникла тишина. Ростик на мгновение подумал, что, пожалуй, это слишком круто. Если бы можно было этого не говорить, он бы, пожалуй, промолчал. Но слова были произнесены, и вернуть их невозможно.
— Ладно, не задирайся, — вдруг проговорил Дондик вполне по-человечески, — Давай лучше вместе планировать. Как я понимаю, вы предлагаете устроить в этом городе…
— В Одессе, — подсказал Ким и быстро, в двух словах объяснил, что таково предложение Коромысла.
— Хорошо. Вы предлагаете устроить в Одессе полноценную колонию. Арсеньич, это возможно с нынешними ресурсами?
— Какие именно ресурсы ты имеешь в виду?
— Людей, автомобили, снаряжение для постоянной охраны… Обязательно радиостанцию для связи. Ведь между… Одессой и Боловском, хотим мы того или нет, придется поддерживать постоянную связь.
— Напрямую сигнал тут не пройдет, — уверенно произнес Ким. — Нужно одну промежуточную рацию поставить в Чужом.
— А может, солнечный телеграф? — спросил Ростик. — Там, правда, речка поблизости, вообще город стоит в низинке, но если вознестись на соседний холм и установить примерно такой же шар, как тут, то…
— Каково расстояние между вашей Одессой и Чужим? — спросил Рымолов.
Ким поколдовал над картой. Подумал, посчитал, напряженно разглядывая потолок рымоловского кабинета.
— Сто тридцать километров по прямой, может, больше. Но Рост прав, Одесса стоит в низине.
— Вот и нужно будет найти место, откуда солнечный телеграф будет как следует просматриваться.
— Стоп, с телеграфом может не выйти, — вздохнул Ростик. — Мы же забыли о воздушных червях.
— Ну, это не единственная проблема, — отозвался Рымолов, устало улыбнувшись. — Нужно еще уговорить гошодов сдать в аренду нам одну из башен своего города.
— Вообще-то я думаю, их для начала нужно упросить отдать нам всю Одессу, — вмешался Дондик. — Как Гринев сказал, по всем признакам, это их город.
— Согласен, — кивнул Рымолов. — Вот и получается, ребята, сегодня ночью вы никуда не полетите. Отправитесь завтра, когда мы укомплектуем солидную экспедицию. И скорее всего, на нескольких машинах, чтобы как можно больше пилотов знали этот путь. — Он осмотрелся. Только сейчас все заметили, что мужика, с которым разругался Ростик, в кабинете не было, он незаметно ускользнул. — И сразу учтите, я придаю этой вашей Одессе первостепенное значение. — Помолчав, Председатель повторил:
— Первостепенное, с которым ничто не может конкурировать.
11
Давно включилось Солнце, а они все еще не вылетели. Третью команду почему-то в последний момент не выпустил Серегин, кажется, из-за состояния гравилета. На недоуменный взгляд Ростика Ким пояснил:
— Обученных людей не хватает, чтобы эти лодки регулировать. Вот и получается, что…
— Неужто губиски их тоже все время ремонтируют?
— Не думаю. Хотя… не знаю, может, мы их как-то неправильно эксплуатируем или слишком уж перестроили под габариты человека? Сам помнишь, губиски-то поменьше будут и весят соответственно около пятидесяти.
— Зато у них на котле стоят два двухметровых облома, так что про перегруз мне лучше не рассказывай.
— А я и не буду. Я просто напомню, что мы ведь так и не знаем, с какой базы они прошлый раз на нас налетели. Может, они расположились всего-то километрах в двухстах-трехстах. А это расстояние можно перескочить одним перелетом, даже не присаживаясь для отдыха.
Как раз в этот момент из ангара и вышел раздраженный пилот третьей машины, плюнул в сероватую траву и ушел в сторону командной вышки. Ким усмехнулся:
— Так, значит, с нами летит Казаринов.
— Кто это? — спросил Ростик.
— Есть тут один мужик. Был инженером на заводике, из тех, что стояли за железнодорожным вокзалом.
С той стороны путей, километрах в пяти — семи от зоны, которую отрезал Перенос, действительно находились скученные в один узел заводики старой, еще довоенной постройки. Что там были за предприятия, никто из знакомых Ростика толком не знал, у них была своя рабочая слобода, свои магазины. Они лишь в кино да на праздники приезжали в город. Жаль, что они не переехали в Полдневье, почему-то всегда казалось, что от них тут была бы большая польза, потому что зря секретность никто не разводит. А значит…
Впрочем, нет, глядя на Дондика, Ростик не раз убеждался, что секретность для того была просто воздухом, которым он дышал. А значит, те заводики вполне могли выпускать никелированные чайники в такой обстановке, словно они ядерную начинку для ракет делают.
— А как он вообще? — спросил Ростик.
— Сам летает не очень, но уверенно. Загребным у него Молоток. Увидишь, колоритный тип. Весом семьдесят, волосы на треть седые, но жилистый и выносливый, как камень. Если лететь не на скорость, а на дальность, то даже Коромысло может перегрести. А вот стрелком…
— Рост! — раздался голос, от которого сразу потеплело на душе.
Ростик вскочил, вытянув руки для приветствия.
— Квадратный, старшина-старина! Тебя выпустили?
— Что значит — выпустили? Это из дурдома выпускают, а меня выписали, — Они обнялись, потом обхлопали друг друга по плечам. Их немало связывало, а не виделись они уже почти два месяца.
— Как ты тут?
— Прибыл для дальнейшего прохождения службы.
— Неплохо. Жаль, тебя так долго держали в городе. Когда мы стали расселять фермеров, мне было бы легче с тобой. Уж очень много новых и бестолковых ребят прислали.
— Ну, в этом частично и твоя мамаша виновата. Я был уже здоров, а она — нет, нельзя выписывать, не выдержит. Она у тебя — в авторитете, с ней никто и спорить не брался.
— Жаль, я не знал, что она тебя держит, — усмехнулся Ростик. — Я бы тебе по блату досрочную выписку попробовал организовать.
— Да ладно, что об этом вспоминать. Слышал — тебя повысили! Когда звездочки обмоем?
— Погон сейчас не носят, так что звание — номинальное. Но про обмыть — неплохо придумано. Вернемся, попробую собрать ребят, заодно и свадьбу отыграем, а то и не гуляли вовсе.
Они еще похлопали друг друга по плечам, потом на Квадратного навалился Казаринов. Он был хмур, хотя и непонятно почему. Может, потому, что лететь в Одессу не хотел, в отличие от пилота, которого от этого задания отставили.
Он и сообщил старшине Квадратному, что тот пойдет в казаринской машине стрелком. Потом скептически осмотрел сплошные, как скафандр, доспехи старшины.
— Вы, часом, не на танцы в таких-то железках собрались, старшина?
— Если это остроумие, товарищ командир, то неумное, — спокойно ответил Квадратный. — Эти железки мне уже раза три спасали жизнь. И никто не знает, что нас там ждет. А если…
Казаринов, не дослушав, рявкнул:
— Свободен, старшина!
Но повернулся и ушел к своей машине, словно не он, а его «освободил» Квадратный.
— Странный он какой-то, — проворчал Квадратный и сел на травку рядом с Ростиком.
Ростик, который сам на этот раз тоже пришел в доспехах, словно собирался в дальний поход на неопределенный срок, согласно кивнул.
— Да ну их, этих пилотов. Сам знаешь, им летный паек положен, они в рукопашной ни разу не бывали, а панцирных шакалов видели только с высоты. Не обращай внимания.
Посидели молча пару минут. Потом Квадратный, кажется за это время уже вполне освоившись с обстановкой, вполголоса пробормотал:
— Да, не стоило его так, может, он обидчивый. Ну, ладно… Рассказывай, что у нас с этим новым городом.
Ростик принялся рассказывать, но не как начальству, а с подробностями и даже чуточку хвастая. Он и моргнуть не успел, а вокруг него сидело на травке и стояло человек пятнадцать. Среди них были даже техники, которым полагалось бы ремонтировать забракованную Серегиным третью машину. Но они тоже слушали затаив дыхание. Более того, за их ногами Ростик увидел даже костыль самого Серегина, который был не против того, чтобы его подчиненные немного поволынили. Видно, им всем не хватало новостей, или распорядитель аэродрома считал, что краткая политинформашка, которую затеял Ростик, пойдет людям на пользу — будут знать цель, для которой работают, и лучше осознают происходящее.
В общем, рассказ получился. Когда Ростик кончил расписывать вчерашние решения, принятые в кабинете начальства, и выдал свои комментарии к ним, люди загудели, обсуждая услышанное.
— Так, — сказал Квадратный. Но если Антон там, а мы тут, то какого хрена мы валандаемся?
Ким улыбнулся и посмотрел за спины ребятам в спецовках. Он тоже давно заметил Серегина. Тот понял, что от ответа ему не отвертеться. Он мог бы не чикаться со своими, но Квадратный, Ростик и сами пилоты были не вполне его подчиненные. Он крякнул, посмотрел на солнце, словно определял по нему время, и пробормотал:
— Какого-то Пестеля ждем. Он должен подтащить приборы, чтобы этих… прозрачных изучать. Ну и вообще.
— Пестеля? Здорово! — обрадовался Ростик.
— И еще Тюкальника, — довольно мрачно добавил Серегин.
— А это что за фрукт? — спросил Квадратный.
— Плотник один с завода. Его нам присылали в помощь, так я его через неделю отослал назад. Такое сокровище, что… — проговорил Серегин. — В общем, сами увидите.
— Грозный? — спросил Ростик.
— Нет, — пожал плечами Ким. — Наоборот, небольшой, поджарый, даже маленький, как мальчишка. Но спорщик и крикун. Правда, плотник — золото. Зато человек… Говорят, ему присылали больше десятка учеников, но он затюкивает их так, что те рады на фронт убежать, чтобы избавиться от такого-то наставника. По-моему, он даже не злой, просто дурак.
— Да что мальчишки, от него все жены сбегали через неделю. А при нынешнем-то дефиците мужского населения заставить иную девку от мужа сбежать — это же суметь нужно, — отозвался Казаринов. Выяснилось, он тоже крутился недалеко.
Потом вдруг все разошлись, оказалось, к ним приближался почерневший от недосыпа Дондик. Но рядом с ним семенило несколько солдатиков, которые несли ящики с оборудованием. А следом шли Пестель, улыбающийся, как незабудка, и какой-то довольно гнусный на вид хмырь с плотницким ящиком в руке. За ним волокли, правда, еще три ящика покрупнее, но главные инструменты Тюкальник — а это, видимо, был именно он — нес самолично.
Выслушав последние напутствия от капитана, распределились по лодкам. Конечно, Пестель попал к Киму, иначе и быть не могло. Он источал желание работать, помогать, действовать. Он тоже выписался совсем недавно и выглядел таким же отдохнувшим, как и старшина. Ростик даже позавидовал ему.
Впрочем, ненадолго. Машины раскочегарились, потом все доложили о готовности, и вот уже обе лодки, «плавно переваливаясь на невидимых гравитационных волнах», как наверняка написал бы в своей книге Эдик Сурданян, случись ему оказаться на аэродроме в это утро, стали подниматься, одновременно принюхиваясь, как собаки, к курсу на северо-северо-запад.
Ростик сидел на пушках, в стеклянной кабинке. В доспехах даже увеличенное, по словам Кима, сиденье оказалось неудобным. Он ворочался, но подходящего положения так и не нашел. Пестель сидел рядом с Кимом. И можно было только догадываться, какую роль в этом решении сыграла странная смерть предыдущего экипажа с разбитой лодки и исчезновение Сопелова. Но может быть, и немалую. Подсознательно Ким хотел спасти Пестелю жизнь, если у них выйдет все так, как вышло у Фарида с его ребятами.
Ростик пригляделся ко второй машине. Сумел ли он донести понимание угрозы со стороны червей до Казаринова? По приказу Дондика тот держался очень близко от лодки Кима, всего-то метрах в пятидесяти. Но как он поведет себя при подлете к Одессе, когда угроза станет более чем реальной? Тем более реальной, что после ночной стрельбы Антона воздушные черви наверняка еще не успокоились.
Внезапно он увидел, что в пилотском кресле справа от Казаринова кто-то сидит. Ростик пригляделся, но понять, кто это, не сумел.
— Ким, второго пилота у Казаринова знаешь?
— Серегин подсунул нам какого-то техника. Все никак не хочет примириться, что лодку Фарида мы не смогли отремонтировать и отвести на аэродром.
— Понятно. — Ростик кивнул. — Мне и самому жалко.
— Знаешь, если дело так серьезно, как мне рассказали, — подал голос Пестель, — я бы взял побольше людей.
— Мы много чего помимо людей взяли и так перегрузились, — объяснил Ким.
Потом они замолчали окончательно. Ким работал, Пестель пытался ему помогать. На такой скорости, с какой они ползли по небу, это было еще возможно. И в общем, это было правильно, Ким экономил силы обоих пилотов и гребцов для решающего рывка, когда опасность станет более очевидной.
На траверзе Чужого города Ростик вдруг почувствовал странное напряжение. Привыкнув доверять ему за год жизни в Полдневье, он не стал его изгонять, а внимательнее осмотрелся. Снова и снова он сканировал небо вокруг машин и наконец нашел.
— Ким, две штуки, на два часа.
Ким заохал, потом затих. Ростик видел со своего места, как пилот вытянул свою шею, как напряглись его плечи.
— Ничего не вижу. — Он тихо выругался. — А… Теперь вижу.
— Где? — забеспокоился Пестель. — Покажите!
— Как их покажешь? — удивился Ким. — Разве что протаранить? Так лодку жалко.
— Рост, у тебя бинокль с собой? — волновался Пестель, не обращая внимания на подначки.
Ростик отдал бинокль не сразу, а только минут пять спустя, когда изучил, может быть, все остальное небо. Потом, как мог, попытался описать Пестелю, как нужно смотреть, чтобы видеть прозрачных тварей.
Черви держались поодаль. Потом пошли на сближение. Ростик оглянулся. Во второй машине ничего не видели. Зато наконец-то их увидел Пестель. От этого почему-то заворчал сзади Винторук.
— Да, здорово! — признал биолог. — Никогда бы не подумал.
— Больше-то не видно? — с тревогой спросил Ким. Ростик, который уже всю голову себе отвертел и даже шлем снял, отозвался:
— Пока нет. Я скажу, если замечу.
Они пролетели еще с час, черви держались менее чем в полукилометре, но не ближе. Вдруг Пестель спросил:
— Рост, ты видел и других червей. Как тебе эти-то?
Ростик подумал, потом стал объяснять:
— Ну, мне кажется, движения у них не очень быстрые. Много складок. И стали менее прозрачными, чем прежде. Может, голодают?
— Да, хорошие новости, — мрачно высказался Ким. Он принял слова друга на веру. — Ты только стрелять в них не вздумай.
— Нет, конечно, — отозвался Ростик.
Напряжение в кабине сгустилось почти до ощутимой субстанции. При желании его можно было отрезать ножом и рассовывать по карманам. Именно тогда-то Ростик и добавил: