Талисман Кинг Стивен
Джек нагнулся и поцеловал мать, но она почти оттолкнула мальчика. Официантка с интересом смотрела на них, словно они разыгрывали представление. Предугадывая, что сейчас скажет его мать, Джек подумал, что она все же не до конца верит ему.
Ее глаза заблестели. Боже — слезы?
— Будь осторожен, — прошептала Лили и подозвала официантку.
— Я люблю тебя, — сказал Джек.
— Постарайся не забывать об этом, — теперь она почти улыбалась. — Отправляйся в путь, Джек. Уходи, пока я не осознала до конца, что это безумие.
— Я уже иду, — и он быстрым шагом вышел из кафе.
Голова раскалывалась от нахлынувших мыслей, и каждое движение давалось с трудом. Солнечный свет резал глаза. Он перебежал через Прогулочный бульвар, не обращая внимания на гудящие машины. На другой стороне улицы он сообразил, что ему понадобится кое-что из одежды. Мать еще не вышла из кафе, когда Джек влетел в гостиницу.
Клерк удивленно посмотрел на него. Джек не обратил на это никакого внимания. Разговор с матерью — гораздо более короткий, чем можно было ожидать — продолжался, казалось, вечность. С другой стороны, он еще не так давно был груб с этим клерком. Извинился ли он? Джек не помнил…
Мама согласилась с его уходом — она позволила ему отправиться в путешествие. Джек не знал, что такое Талисман, но если бы даже и знал — и если бы рассказал ей об этой части своей миссии, — то она все равно согласилась бы. Если бы он сказал, что принесет бабочку размером с носорога, она согласилась бы съесть ее. Смешно, но так оно и было.
И еще одна причина побудила Лили отпустить сына: в глубине души она знала про Территории.
Может быть, она даже просыпалась среди ночи с именем Лауры де Луизиан на устах?
В номере он быстро побросал одежду в рюкзак: рубашки, носки, свитер, шорты… Он подумал, что неплохо было бы прихватить старые джинсы, но, попробовав рюкзак на вес, отказался от этой мысли. Большинство рубашек и носков пришлось оставить, та же участь ждала и свитер. В последнюю минуту он вспомнил про зубную щетку. Теперь рюкзак весил всего несколько фунтов; с таким весом за плечами можно идти хоть весь день.
В гостиной Джек на секунду задержался, как бы прощаясь с привычными вещами. Мама не вернется, пока не будет уверена, что он ушел: если она увидит его сейчас, то велит остаться.
Мальчик подбежал к телефонному столику, вырвал листок из блокнота и написал на нем главное, что хотел сказать:
«Спасибо!
Я люблю тебя!
Я вернусь!»
Джек вышел на улицу, думая о том, где он… приземлится. Это было подходящее словечко. И увидит ли он Смотрителя перед тем, как «приземлится» в Территориях? Он хотел сказать старику кое-что, потому что так мало знал о том, куда идет, кого может встретить, что должен искать!..
«Выглядит, как хрустальный шар».
И это все, что мог сказать ему Смотритель о Талисмане? Это и еще то, что его нельзя ронять? Джек ощутил свою полную неподготовленность. Словно надо было сдавать экзамен по курсу, о котором ничего не слышал.
Он подумал, что может «приземлиться» прямо там, где стоит. «Он вновь будет в Территориях», внезапно понял мальчик; он хочет вдохнуть их воздух, он уже изголодался по нему. Территории манили его — безбрежные равнины и пологие горы, поля, поросшие высокой травой, и ручьи, их орошающие… Всем своим существом Джек стремился туда. Ему стоит достать из кармана бутылку, глотнуть напиток… Вдруг он споткнулся о сумку, из которой выглядывал огромный бутерброд с колбасой и сыром, и в тот же момент почувствовал на своих плечах чьи-то руки.
— Сейчас ты отправишься, — сказал Смотритель (ибо это был он), ласково улыбаясь. — И пойдешь своей дорогой. Ты попрощался с мамой? Она знает, что тебя не будет какое-то время?
Джек кивнул, и старик протянул ему бутерброд:
— Ты голоден? Вот, возьми, он слишком велик для меня.
— Я поел, — сказал мальчик. — И рад, что могу попрощаться с тобой.
— Смелый Джек, он отправляется в путь! — пропел Смотритель. — Счастливой дороги!
— Лестер…
— Но ты не можешь уйти без нескольких маленьких вещиц, которые я приготовил для тебя. Видишь эту сумку?
— Лестер?..
Старик отошел от Джека и присел под деревом.
— Ты знаешь, что отец тоже называл меня Странник Джек?
— Да, я где-то слышал это, — усмехнулся Смотритель. — Подойди и погляди, что я тебе собрал. И потом, я же должен рассказать, куда пойти вначале, верно?
Джек подошел поближе. Старик отложил бутерброд в сторону и пошире раскрыл свою сумку.
— С Новым Годом! — сказал он и извлек оттуда ветхую истрепанную книгу, бывшую, как увидел Джек, старым атласом дорог.
— Спасибо, — ответил Джек, беря ее из рук своего друга.
— Никакие другие карты тебе не понадобятся. Вот дорога, по которой ты пойдешь.
— Ладно! — Джек старался затолкнуть атлас в рюкзак.
— А вот это не должно находиться в мешке за спиной, — продолжал Смотритель, заворачивая в бумагу огромный бутерброд. — Это нужно нести в кармане. — И он показал пальцем на левый карман своей куртки. Между его вторым и третьим пальцами, подобно сигарете в руке Лили, был зажат белый треугольный предмет, в котором мальчик узнал медиатор для гитары. — Возьми и храни. Ты покажешь его человеку, который поможет тебе.
Джек взял у него медиатор. Таких он еще не видел: нанесенный на него рисунок напоминал некие неизвестные письмена. На ощупь медиатор казался тяжеловатым.
— Кто этот человек? — спросил Джек, кладя медиатор в карман.
— На его лице большой шрам, так что не ошибешься. Он — солдат. Собственно, он капитан внутренней охраны и доставит тебя по назначению, где ты увидишь то, что должен увидеть. Даму, которую тебе нужно увидеть… Тогда ты поймешь вторую причину, по которой суешь голову в петлю. Мой тамошний друг — он знает, что тебе нужно, и покажет дорогу к этой даме.
— Эта дама… — Джек умолк.
— Да, — сказал старик. — Ты прав.
— Она — Королева?!
— Хорошенько рассмотри ее, Джек. Ты увидишь, кто она есть на самом деле, понимаешь? Потом ты пойдешь на запад. — Черты лица старика стали жестче и суровее. — Опасайся Блоута. И его самого, и его Двойника. Старина Блоут будет искать тебя и найдет, если осторожность изменит тебе; когда попадешься в сети, — он поступит с тобой, как лиса с гусем в известной сказке. — Смотритель засунул руки в карманы. Он тщательно подбирал и взвешивал каждое слово. — Возьми Талисман, сынок. Возьми и принеси его в целости и сохранности. Это нелегкая ноша, но ты принесешь нечто большее, чем просто нелегкую ношу.
Джек усиленно вдумывался в слова Смотрителя. Человек со шрамом, капитан внутренней охраны. Королева. Морган Слоут, охотящийся за ним, как хищник. В этом чертовом месте на другом конце страны. Нелегкая ноша.
— Хорошо, — сказал он, внезапно почувствовав желание вернуться в кафе, к маме.
С теплотой в голосе Смотритель произнес: — Да, Странник Джек — умница. Не забудь о волшебном напитке, дружок.
— Конечно, — ответил мальчик. Он извлек из кармана темную бутылку и откупорил ее, затем оглянулся на Смотрителя. Светлые глаза, не мигая, смотрели на Джека.
— Я помогу тебе, когда смогу.
Джек кивнул и, запрокинув бутылку, отпил глоток. Горло сдавил спазм. Зубы свело, из глаз покатились слезы.
Он долго не мог открыть глаза, но уже знал, что находится в Территориях, — по запаху, по аромату и чистоте воздуха.
Лошади, трава, свежий воздух кругом, и неожиданно — пыль и запах сырого мяса.
ИНТЕРМЕДИЯ. СЛОУТ В ЭТОМ МИРЕ (I)
— Я знаю, что работаю слишком много, — говорил в этот вечер Морган Слоут своему сыну Ричарду. Они беседовали по телефону: Ричард — стоя возле общественного телефона в нижнем коридоре школьного общежития, его отец — сидя за столом на верхнем этаже одного из самых респектабельных зданий на Беверли-Хиллз, владельцем которого была компания «Сойер и Слоут».
— Но хочу сказать тебе, мой мальчик, что потребуется немало времени для осуществления многих планов. Особенно если семья моего старого партнера в беде. Я надеюсь, поездка будет недолгой. Во всяком случае, я не собираюсь торчать в этом чертовом Нью-Хэмпшире больше недели! Когда все закончится, я тебе позвоню. Возможно, тогда мы прокатимся в Калифорнию поездом, как в старые добрые времена. Пожелай мне удачи!
Слоуту, любившему все делать самому, было особенно приятно занимать это здание. После того, как он и Сойер арендовали это помещение на краткий срок, а потом на более длительный, — они, наконец, смогли выкупить его вплоть до последнего квадратного миллиметра. Лишь первый этаж арендовал владелец маленького китайского ресторанчика.
Слоут долго спорил с китайцем, но когда тот сообразил, что ему хотят увеличить арендную плату, то сразу перестал понимать английский язык. Попытки Слоута продолжались несколько дней, пока ему неожиданно не помог случай. Однажды он увидел, как из двери кухни служащий выносит бачок с растопленным жиром, и, проследив за ним, выяснил, что тот вылил жир в канализационный сток. Днем позже пришедший из департамента здравоохранения инспектор наложил на владельца ресторана внушительный штраф. Теперь работникам ресторана приходилось выносить все кухонные отходы через обеденный зал, что резко сократило число посетителей; а возле задней двери кухни Слоут посадил на цепь злющую собаку — для верности. Владелец ресторана был вынужден вспомнить английский язык и согласиться удвоить, а потом и утроить сумму ежемесячной платы.
Да, он добился этого… но если бы он не сумел настоять на своем, то не был бы Морганом Слоутом. В тот же вечер он подъехал к ресторану и, выпив предварительно три порции мартини, перебил бейсбольной битой все окна.
На следующее утро китаец попросил о встрече и предложил увеличить платежи в четыре раза.
— Вот теперь это мужской разговор, — усмехнулся Слоут. — И вот что я вам скажу. Поскольку отныне мы играем в одной команде, расходы по замене стекол мы также разделим пополам.
Через девять месяцев после того, как компания «Сойер и Слоут» завладела зданием, арендная плата в городе резко подскочила до немыслимых размеров. Морган Слоут был чрезвычайно горд своим удачным приобретением. Прогуливаясь возле здания, он любил вспоминать, как много они вложили в компанию «Сойер и Слоут» и как велики теперь их достижения.
Чувство особой гордости проснулось в нем во время разговора с Ричардом. Прежде всего, Ричард является причиной того, что Морган вознамерился отобрать часть компании, принадлежащую Филу Сойеру. Ричард — его наследник. Слоут-младший должен учиться бизнесу в лучшей школе, затем получить правовое образование — и после этого прийти работать в компанию; таким образом, всесторонне вооруженный Ричард Слоут уверенной рукой поведет компанию «Сойер и Слоут» — или просто «Слоут и сын» — в следующее столетие. Глупое желание мальчика стать химиком вызывало у отца смех. Ричард достаточно умен и, в конце концов, поймет, что отец предлагает ему нечто более интересное. «Химико-исследовательские» порывы необходимо искоренить как можно скорее, и в один прекрасный день мальчик прозреет. Ну, а если его волнует справедливость в отношении Джека Сойера, то Ричард должен понять: пятьдесят тысяч в год и гарантия получения образования в колледже — это не только справедливо, но и чрезмерно щедро. Разве можно быть уверенным, что Джек захочет заниматься бизнесом или что у него есть к этому хоть какие-нибудь способности?
К тому же — кто даст гарантию, что Джек доживет хотя бы до двадцати лет? Мало ли…
— Пора, давно пора оформить все права на собственность и подписать соответствующие бумаги! — втолковывал Слоут сыну. — Лили слишком долго скрывается от меня. Жить ей осталось меньше года, и ее сознание быстро тускнеет. Я должен увидеть ее, потому что так больше продолжаться не может, и она должна передать мне все права на руководство фирмой. Но я не хочу посвящать тебя в эти проблемы. Я только хочу сказать — на тот случай, если ты позвонишь — что несколько дней буду отсутствовать. Можешь написать мне письмо. И помни о поезде, хорошо? Мы обязательно сделаем это.
Мальчик обещал писать, много работать и не тревожиться за отца, Лили Кэвэней или Джека.
Иногда Слоут думал, что когда его единственный сын поступит в Стэнфордский или Йельский университет — он представит его в Территориях. Ричарду будет тогда на шесть или семь лет меньше, чем было ему самому, когда Фил Сойер в их первом маленьком офисе в Северном Голливуде сперва привел своего партнера в замешательство, потом в ярость (Слоут был уверен, что Фил смеется над ним), а потом весьма заинтриговал (Фил был слишком приземлен, чтобы просто так излагать фантастическую теорию о другом мире). Когда Ричард увидит Территории, может произойти то же самое, — замешательство, ярость, удивление — если он не постарается изменить мышление сына раньше.
Слоут закинул руки за голову и слегка помассировал затылок. Разговор с сыном привел его в доброе расположение духа: когда Ричард с ним, все идет превосходно. Была уже ночь — в Спрингфилде, Иллинойсе, в частной школе Нельсона. Ричард Слоут идет сейчас по зеленому коридору назад, к учебникам, думая о добрых старых временах, которые вскоре наступят вновь, и об игрушечной железной дороге. Он уже будет спать, когда его отец откроет окно и сможет вволю насладиться лунным светом и ночной прохладой.
Ему хотелось поскорее оказаться дома — дом был в тридцати минутах езды от конторы, — переодеться, поесть и, возможно, немного выпить перед тем, как отправиться в аэропорт. Но вместо этого он отправился на свидание с капризным клиентом, которое нельзя было отложить. Слоут дал себе слово, что как только удастся разобраться с Лили Кэвэней и ее сыном, он сократит до минимума число подобных клиентов: ему хотелось поймать рыбку побольше. Сейчас вокруг бегают сотни брокеров, и его доля акций должна составлять не менее десяти процентов. Оглядываясь назад, Слоут недоумевал, как он мог так долго терпеть Фила Сойера. Его партнер никогда не ставил на чистый выигрыш, он был в плену сентиментальных принципов порядочности и честности. Давно вынашивая свой план, Слоут всегда помнил, что Сойер в долгу у него; в груди кипела ярость при одной мысли о размерах этого долга; и он сжал кулаки, засунув их глубоко в карманы.
Фил Сойер недооценивал его, Моргана Слоута, и это все еще не давало Слоуту покоя. Фил считал его хищником, которого можно выпускать только под неусыпным наблюдением. Множество прихлебателей, носящих мятые ковбойские шляпы, постоянно крутилось перед глазами. Один из них, Ди-Джель, был особенно назойливым, и в Слоуте непрерывно росло раздражение, вылившееся однажды во вспышку ярости — когда Ди-Джель особенно допек его разговором о том, что автосервис работает плохо, день хуже ночи, а машина Слоута — дерьмо.
— Заткни свою грязную пасть, — сказал ему Слоут. — Это дерьмо, как ты выразился, стоит вдвое больше твоего недельного заработка. Я бы сейчас пристрелил тебя, идиот, и единственная причина, по которой не делаю этого — это то, что на два процента ты прав; но если ты еще когда-нибудь заговоришь со мной и скажешь больше, чем «Здравствуйте, мистер Слоут», я пристрелю тебя так быстро, что ты даже моргнуть не успеешь.
С тех пор мерзавец Ди-Джель боялся приблизиться к нему, даже когда прощался. Иногда из окна Слоут замечал, что тот поглядывает в его сторону с задумчивым видом.
Взглянув на себя в зеркало, он обнаружил, что выражение лица у него точно такое же, как у Фила Сойера в последние секунды его жизни — тогда, в Юте.
Он улыбался.
Фил Сойер недооценивал Моргана Слоута с момента их знакомства, когда они были вольнослушателями в Йельском университете. Его тогда было легко недооценить — восемнадцатилетнего провинциала из Акрона, неуклюжего, толстого, с претензиями и амбициями, впервые в жизни покинувшего Огайо.
Слушая, как его соученики болтают о Нью-Йорке, о «21» и Аистинском клубе, о встрече с Брубеком на Байсин-стрит и Эрролом Гарнером в Ванкувере, Морган старался сохранять невозмутимый вид.
— Я предпочитаю злачные места, — с важным видом сообщал он так часто, как мог.
— Какие злачные места, Морган? — интересовался Томми Вудбайн. Остальные хихикали.
— Сам знаешь. Бродвей или Вилидж. Примерно так.
Смеялись еще дружнее. Он был непривлекателен и плохо одет; его гардероб состоял из двух грязно-серых костюмов, висевших на нем мешком. Еще в колледже Слоут начал лысеть, и сквозь реденькие волосики на макушке просвечивала розовая кожица.
Нет, он не был красив, и это было частью его сущности. Другие — поглощенные театром, как и они с Филом — тяготели к красивым лицам, прекрасным зубам, отличным манерам. Все они хотели стать актерами, драматургами, авторами песен. Слоут же всегда видел себя только продюсером.
Сойер и Том Вудбайн, казавшиеся Слоуту невообразимо богатыми, жили с ним в одной комнате. Вудбайна театр интересовал исключительно с эстетической точки зрения, да еще потому, что это интересовало Фила. Юноша из другого круга, Томас Вудбайн отличался от остальных удивительной серьезностью и любовью к занятиям. Он хотел стать юристом, и, казалось, был справедлив и бескомпромиссен, как и подобает судье. (Большинство же его знакомых считало, что у Вудбайна есть серьезное препятствие — стеснительность.) В отношении Слоута Вудбайн не проявлял никаких комплексов, проповедуя скорее жизнь правильную, чем обеспеченную. Конечно, у него было все, и если он что-то терял, то ему сразу же это возмещали; как же мог он, такой справедливый и дружелюбный, быть заносчивым?
Слоут почти бессознательно сторонился Вудбайна и не мог заставить себя называть его «Томми».
За четыре года Слоут поставил две пьесы: «Нет выхода», названную студенческой газетой «неистовым беспорядком», и «Вольпон». Эта постановка была охарактеризована как «слащавая, циничная и зловещая». Многие из характеристик подошли бы и самому Слоуту. Во всяком случае, он вовсе не был талантливым режиссером — Морган не отличался даром видения. Но его амбиции не угасли, они по-прежнему тлели. Слоут хотел быть на виду, впереди всех. Фил Сойер тоже иногда начинал мыслить подобным образом, поскольку не был уверен, что его любовь к театру взаимна. Он решил, что можно использовать свой талант, представляя писателей и актеров.
— Давай поедем в Лос-Анджелес и откроем там агентство, — заявил Фил спустя некоторое время. — Наши родители сочтут нас ненормальными, но, может быть, дело все-таки выгорит.
Фил Сойер — Слоут понял в то самое мгновенье — вовсе не был богат. Он только выглядел богатым.
— А когда мы прочно встанем на ноги, то пригласим Томми в качестве юриста. К этому времени он уже закончит изучать право.
— Ну что ж, я согласен, — ответил Слоут, думая, что сумеет воспрепятствовать появлению Вудбайна в свое время. — Как же мы будем называться?
— Как тебе нравится «Слоут и Сойер»? Или в алфавитном порядке? Или…
— «Сойер и Слоут», конечно. Это будет правильно, поскольку идею подал ты, — заявил Слоут (чертыхаясь про себя при мысли, что его партнер теперь всегда будет первым, а он — лишь вторым).
Конечно, родители сочли их идею безумием, как и предсказывал Фил, но партнеры все же выехали в Лос-Анджелес на взятой в аренду машине (машину брал Морган — еще один показатель того, как многим Сойер обязан ему), сняли офис в Северном Голливуде, — здание славилось своими крысами и тараканами — заказали визитные карточки и стали посещать клубы. Четыре месяца их преследовали сплошные неудачи. У них был комик, который пил слишком много, чтобы выглядеть смешным; писатель, который не умел писать, артистка, любящая деньги до такой степени, что была готова продать своих агентов. Но как-то однажды, после виски и марихуаны, хихикающий Фил Сойер поведал Слоуту о Территориях.
«Знаешь ли ты, что я могу сделать, ты, честолюбивый болван? О, дружок, я могу путешествовать. Все время».
Вскоре после того, как они уже путешествовали оба, Фил Сойер встретил на вечеринке подающую надежды молодую актрису, и через час имел их первого значительного клиента. А у той было три подруги, которым не повезло с импресарио. А у одной из подруг был приятель, который написал действительно хороший киносценарий и нуждался в продюсере, а у приятеля был свой приятель… Не успел истечь третий год их совместной деятельности, как у них объявились новый офис, новое жилье и порядочный кусок голливудского пирога. Территории, как хорошо знал и не мог до конца понять Слоут, помогали им. Сойер работал с клиентами; Слоут с деньгами, инвестициями, деловой стороной агентства. Сойер тратил деньги — банкеты, авиабилеты; Слоут копил их, что приносило ему удовлетворение и давало возможность вскарабкаться повыше. Слоут вкладывал деньги в землю, промышленность, в бизнес, в акции. К моменту прибытия в Лос-Анджелес Томми Вудбайна «Сойер и Слоут» стоили не менее пяти миллионов.
Слоут заметил, что все еще смущает однокашника. Томми прибавил в весе тридцать фунтов, и в своих голубых костюмах (стоимостью не менее трех сотен каждый) выглядел заправским судьей. Его щеки всегда слегка лоснились (алкоголик? — удивлялся Слоут), манеры были блестящими, как и раньше. В уголках глаз лучились смешинки. Слоут почти сразу же понял то, что Фил Сойер никогда бы не узнал, если бы ему не рассказали: Томми Вудбайн жил со страшной тайной — он был гомосексуалистом, и сам себя называл «петушком». Это многое упрощало — даже убийство Томми.
Потому что насильники должны быть казнены, верно? И какому же подростку захочется быть изнасилованным идиотом весом в двести десять фунтов? Можно сказать, что Слоут спас Фила Сойера от тяжелой руки правосудия. Сойер сделал Слоута своим душеприказчиком и опекуном его сына. Когда это произошло, убийцы из Территорий — те самые двое, которые некогда пытались изнасиловать мальчика — были извлечены из того мира и арестованы до того, как смогли вернуться домой.
Слоут множество раз думал, что все могло бы быть значительно проще, если бы Фил Сойер никогда не женился. Нет Лили, нет Джека — нет проблем.
Слоут собрал все факты из прежней жизни Лили Кэвэней — где, как часто, с кем, — и надеялся убить этот роман в зародыше, как чернокожий водитель убил Томми Вудбайна, но Сойер ничего не желал слушать. Он хотел жениться на Лили Кэвэней, и он женился на ней. А его чертов двойник женился на королеве Лауре.
Вот так-то.
Слоут с удовлетворением думал, что после того, как некоторые детали будут улажены, все непременно встанет на свои места. Когда он вернется из Аркадия-Бич, все дела компании «Сойер и Слоут» будут у него в кармане. А в Территориях произойдет так: вожделенный плод сам свалится в руки Моргана. Как только Королева умрет, ее формальный преемник поведет страну к вящей пользе себя и Моргана Слоута.
А потом посыплются деньги, думал Слоут, выезжая на трассу в Марина дель Рей, где была назначена встреча. Потом посыплется все!
Его клиент, Эшер Дондорф, жил в Марина, на одной из тенистых улочек сразу же у берега океана. Дондорф был старым характерным актером, который завоевал признание в конце семидесятых годов благодаря удачно сыгранной роли в телесериале: он играл частного детектива. Его популярность после нескольких серий стала столь велика, что авторы расширили рамки его роли, сделав Дондорфа неофициальным отцом юного детектива, подослав к нему двух убийц, придумав для него множество опасностей, и т. д. и т. п. Его жалованье удваивалось, утраивалось, и через шесть лет, после окончания показа сериала, он решил вернуться к съемкам в отдельных фильмах. А это уже было проблемой. Дондорф думал, что он — звезда, но студии и продюсеры видели в нем только характерного актера — известного, но не пригодного для использования в другом качестве. Дондорф жаждал славы, цветов, собственных костюмеров и сценаристов; он хотел денег, любви и больше всего — признания.
В сущности же он был нулем.
Бросив свой автомобиль незапертым на стоянке, Слоут пришел к выводу: если он узнает, или даже сможет предположить в течение нескольких следующих дней, что Джек Сойер раскроет существование Территорий — он убьет его. Такими вещами нельзя рисковать.
Слоут мысленно усмехнулся и постучал в дверь. Он уже знал: Эшер Дондорф пытался покончить жизнь самоубийством. Он совершил это в гостиной, чтобы привлечь к себе максимум внимания. Этот темпераментный уже-почти-не-его-клиент надеялся на внимание прессы.
Когда бледный, дрожащий Дондорф открыл дверь, теплое приветствие Слоута было почти искренним!
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ДОРОГА ИСПЫТАНИЙ
6. КОРОЛЕВСКИЙ ПАВИЛЬОН
Острые листья травы выглядели похожими на сабли. Они не гнулись под ветром, а, казалось, рассекали его. Джек поднял голову. Он еще не мог прийти в себя. Головная боль постепенно проходила, мысли прояснялись. Джек встал — сперва на колени, потом во весь рост. По пыльной дороге ехала телега, запряженная лошадью; погонщик, краснолицый бородатый мужчина, смотрел на него. Джек попытался изобразить из себя бездельника мальчишку, вышедшего на прогулку. У него уже ничего не болело — напротив, с того времени, как Джек покинул Лос-Анджелес, он чувствовал себя как никогда лучше; дух его полностью гармонировал с телом. Теплый, свежий воздух Территорий ласкал лицо, откуда-то доносился запах свежего сырого мяса. Джек поднес руки к лицу и опять взглянул на погонщика, первого встреченного им в Территориях Человека.
Если погонщик обратится к нему, то как он должен отвечать? Говорят ли здесь по-английски? Отличается ли их английский от привычного для него? Он решил, что если их язык незнаком ему, то он притворится немым.
Погонщик, наконец, отвел от Джека взгляд и что-то крикнул лошадям на достаточно старомодном английском языке. Хотя, возможно, именно так и нужно разговаривать с лошадьми.
Хей, хей!
Джек присел на корточки, жалея, что обнаружил себя так рано. Погонщик вновь посмотрел на него и кивнул, чем немало удивил Джека: это не было дружелюбным или недружелюбным приветствием, а скорее общением между равными.
«Я буду рад, когда сделаю сегодняшнюю работу, браток».
Джек улыбнулся в ответ, не вынимая руки из карманов, и остолбенел: погонщик вполне искренне засмеялся.
Одежда Джека изменилась — вместо джинсов он обнаружил на себе брюки из грубой домотканой шерсти. На плечи была наброшена голубая куртка с рядом крючков и петель вместо пуговиц. Как и брюки, она была домотканой. Кроссовки исчезли, уступив место потертым сандалиям. Рюкзак превратился в кожаный мешок. Погонщик был одет примерно так же.
Поднимая клубы пыли, телега с грузом проехала мимо Джека. Из бочек доносился хмельной запах пива. За ними лежали груды чего-то, сперва показавшиеся мальчику автомобильными покрышками. Но это «что-то» пахло так, что перепутать было невозможно: телега везла круги сыра, какого Джеку никогда не доводилось пробовать. От внезапно нахлынувшего голода у мальчика засосало в желудке. Возле бортика были свалены туши сырого мяса — телятина, говядина, баранина, — и над ними кружились мухи. Крепкий мясной аромат подавил в Джеке чувство голода, вызванное сыром. Он вышел на дорогу и проводил взглядом телегу.
Чуть погодя, он и сам последовал за ней, идя на север.
Джек успел пройти совсем немного — и вдруг увидел крышу со шпилем, на котором развевался флаг. Туда ему и нужно идти, решил мальчик. Следующие несколько шагов он продирался сквозь кусты ежевики, и, помня ее чудесный вкус, не удержался и съел несколько ягодок. Тут он обнаружил огромный навес. Собственно, это был широко раскинувшийся павильон с внутренним двориком и воротами. Как и Альгамбра, это причудливое строение — инстинкт подсказывал, что перед ним летний дворец — стояло прямо на берегу океана. Небольшие группы людей бродили на территории павильона и вокруг него. Они встречались, смешивались и вновь разделялись.
Некоторые мужчины были в богатых одеждах, но большинство одевалось так же, как и Джек. Через дворик, подобно влиятельным особам, важно прошли несколько женщин в ослепительно белых платьях. За воротами стояли небольшие палатки и деревянные хижины, рядом с ними также толпились люди. Они жевали, делали покупки, разговаривали. Где-то здесь, в этом скоплении народа, Джек должен был найти человека со шрамом.
Но вначале он решил посмотреть, во что же превратилась Страна Чудес.
Когда он заметил двух маленьких темных лошадок, впряженных в плуг, то решил, что восхитительный парк стал фермой. Потом его внимание привлек огромный рыжеволосый детина, стягивающий с себя жилет и крутящийся волчком. Он держал в руках какой-то продолговатый тяжелый предмет. Внезапно мужчина прекратил крутиться и метнул предмет, который, пролетев значительное расстояние, упал в траву и оказался молотом. Страна Чудес была не фермой, а ярмаркой. Теперь Джек отчетливо видел столы, уставленные едой, и детей на коленях у своих родителей.
Был ли здесь, на ярмарке, Смотритель Территорий? Мальчик очень надеялся на это.
А его мать — сидит ли она все еще в кафе, раздумывая, зачем отпустила его?
Джек повернулся и увидел, что длинная телега с грохотом въехала через ворота во двор и свернула налево, рассекая толпу на две части. Минуту спустя мальчик последовал за ней.
Он боялся, что все эти люди в павильоне будут глазеть на него и что он будет очень отличаться от них. Джек опустил глаза и попытался придать себе вид мальчика, которому поручили сделать покупки, и который ужасно боится забыть купить что-нибудь из порученного.
«Лопата, две кирки, круг сыра, бутылка гусиного жира…»
Но никто не обращал на него внимания. Все были заняты своими делами: ходили, беседовали, присаживались перекусить и выпить или вступали в разговоры с охранниками за воротами. Джеку незачем было притворяться. Он выпрямился и направился к воротам.
Почти сразу же он понял, что не сможет проникнуть сквозь них — два охранника с обеих сторон останавливали и допрашивали каждого, кто пытался войти во внутренние покои летнего дворца. Люди показывали свои документы или какие-нибудь значки, которые давали им право войти. У Джека был только медиатор для гитары, данный Смотрителем, но он сомневался, что эта безделушка поможет ему миновать пропускной пункт. В этот момент к воротам подошел мужчина, показал охраннику серебряный значок — и тут же был пропущен; человек, идущий вслед за ним был остановлен. Он начал спорить, потом его тон изменился, голос зазвучал виновато. Охранник покачал головой, и человек отошел.
— Его люди всегда беспрепятственно попадают сюда, — сказал кто-то справа от Джека. Мальчик повернул голову, желая увидеть, кто это заговорил с ним.
Но идущий рядом с ним мужчина средних лет обращался к другому мужчине, также одетому в грубое простое платье, как и большинство находящихся здесь людей.
«Да куда уж чаще всяких прочих, — ответил второй. — Говорят, Его ожидают сегодня…»
Джек пристроился за ними и пробрался к самым воротам.
Когда мужчины приблизились к входу, охранники выступили вперед. Оба мужчины подошли к одному и тому же охраннику. Другой сделал шаг в сторону Джека и окинул его цепким взглядом. Мальчик отпрянул назад. Он не заметил офицера среди охранников. Во дворе были только солдаты; краснолицые, в буро-зеленой униформе, они выглядели скорей фермерами в праздничной одежде. Двое мужчин тем временем предъявили охраннику свои документы и прошли вовнутрь.
Да, по-видимому, пока он не найдет Капитана со шрамом, он не сможет проникнуть во дворец.
К охранникам подошла группа людей и, оживленно жестикулируя и звеня деньгами в карманах, попыталась пройти, не предъявив никаких документов. Охранник воспрепятствовал им, тщетно ища глазами кого-то — видимо, Капитана. Предводитель группы стиснул кулаки, размахивая ими перед лицом охранника. На помощь товарищу поспешило несколько солдат. Неожиданно откуда-то возник высокий крепкий мужчина в форме, несколько отличной от солдатской, — эта одежда могла быть как военной формой, так и опереточным костюмом. Вместо пилотки его голову украшала треугольная шляпа. Он отдал приказ охранникам, и те направились к предводителю маленькой группы. Но уже никто не размахивал кулаками. Группа повернулась и быстро отошла от ворот. Офицер проводил пришельцев внимательным взглядом, и что-то сказал солдатам.
Джек внимательно посмотрел на офицера и увидел длинный бледный шрам, пересекающий правую бровь.
Офицер закончил отдавать приказания и быстро пошел прочь, не глядя по сторонам. Джек побежал за ним.
— Сэр, — прошептал он, но офицер словно не слышал его.
Джек бегом обогнул толпу стоящих перед воротами людей и, оказавшись в непосредственной близости к офицеру, вновь обратился к нему:
— Капитан!
Офицер поискал глазами столь настойчивого просителя. Мальчик подумал, что изувеченное лицо воина способно внушать лишь антипатию.
— В чем дело, мальчик? — спросил офицер.
— Капитан, мне нужно поговорить с вами. Я должен увидеть Госпожу, но не знаю, как попасть во дворец. Ах да, я забыл показать вам вот это, — он полез в карман куртки и достал медиатор. Но уже не медиатор, а длинный зуб, похожий на зуб акулы с инкрустированными золотыми пластинками.
Выражение лица Капитана изменилось. Он взял Джека за руку и приказал:
— Следуй за мной!
Они отошли в сторону от павильона. Капитан остановился. Сгущались сумерки, и лицо офицера казалось нарисованным мелом.
— Этот знак… — медленно начал он. — Где ты взял его?
— У Лестера — Смотрителя Территорий. Он сказал, что я должен разыскать вас и показать вам этот значок.
Мужчина покачал головой.
— Я не знаю этого имени. Дай сюда значок. — Он встряхнул Джека за плечо. — Давай его мне и расскажи, как он попал к тебе.
— Я говорю правду, взмолился Джек. — Я действительно получил его от Лестера, который работает в Стране Чудес. Но когда он попал ко мне, он не был зубом. Он был медиатором для гитары!
— Ты, наверное, не понимаешь, что с тобой произойдет, мальчик! — если ты…
— Вы знаете Лестера, — настаивал Джек. — Он описал мне вас. Он сказал, что вы — капитан внутренней охраны. Он велел мне найти вас.
Капитан опять покачал головой и крепче стиснул плечо мальчика.
— Опиши этого человека, и если он тот, о ком я думаю, то я помогу тебе.
— Лестер старый, — начал Джек. — Он был музыкантом.
В глазах офицера что-то промелькнуло.
— Он черный — чернокожий. С белыми волосами. Глубокие морщины на лице. Он худой, но гораздо сильнее, чем выглядит.
— Черный человек? Ты имеешь в виду — коричневый человек?
— Ну, чернокожие ведь на самом деле не черные. Как и белые люди — не совсем белые.
— Чернокожий по имени Лестер, — Капитан оставил, наконец, в покое плечо мальчика. — Здесь его зовут Паркус. Так что ты из…
Движением головы он указал в сторону горизонта.
— Да, верно, — ответил Джек.
— И Паркус… то есть Лестер… послал тебя увидеть нашу Королеву?
— Он сказал, что я должен увидеть Госпожу. И что вы проведете меня к ней.
— Это необходимо сделать быстро, — произнес Капитан. — Я думаю, что знаю, как это сделать, но мы не должны медлить.
Он объяснял свои намерения, как будто отдавал приказы.
— Слушай меня. Вокруг множество незаконнорожденных детей, так что мы объявим, что ты — мой незаконнорожденный сын с другой стороны поверхности. Ты не выполнил моего приказа, и я сержусь на тебя. Думаю, что никто не остановит нас, если мы сумеем это разыграть. Так я проведу тебя вовнутрь, но могут возникнуть непредвиденные обстоятельства. Сможешь ли ты убедить людей, что ты — мой сын?
— Моя мать — актриса, — с гордостью за нее сказал Джек.
— Ну, тогда посмотрим, в нее ли ты удался! — Капитан подмигнул ему. — Я не причиню тебе боли.
Крепкая рука сжала кисть мальчика.
— Пошли, — сказал он и повел Джека за собой.
— Когда я приказываю тебе — мыть мостовые плиты за кухней, ты должен мыть мостовые плиты за кухней, и ничего, кроме этого, — громко произнес Капитан, не глядя на мальчика. — Тебе понятно? Ты должен делать свое дело. А если ты не делаешь свое дело, ты будешь наказан.
— Но я вымыл несколько плит… — жалобно завыл Джек.
— Я не приказывал тебе вымыть несколько плит! — заорал Капитан, волоча мальчика за собой. Люди расступались, чтобы пропустить их. Некоторые из них сочувственно поглядывали на Джека.
— Я собирался, честное слово, я хотел через минуту…
Капитан швырнул его через ворота, не глядя на солдат, и замахнулся.
— Пока что я собираюсь спустить с тебя шкуру, — ответил Капитан, и потащил его по вымощенному плитами внутреннему дворику.
Солдаты на другом конце двора внимательно наблюдали за ними.
— Играй как можно лучше! — прошептал Капитан, волоча Джека по длинному коридору.
— Я больше никогда не буду! — истошно заверещал Джек.
Они попали в другой, более узкий коридор. Дворец, как успел заметить мальчик, состоял из множества загаженных комнатушек и коридорчиков.
— Обещай! — потребовал капитан.
— Обещаю! Обещаю!..
Стоящие в коридоре люди, как один, повернули головы и внимательно рассматривали их. Один из них, отдававший перед этим какие-то распоряжения двум женщинам, подался вперед, настороженно глядя на Джека и Капитана.
— А я обещаю выбить из тебя всю дурь! — громко сообщил Капитан.
Слушавшие их люди рассмеялись. Все они были толстыми, без проблеска мысли в глазах, кроме одного, который отдавал распоряжения. Этот был высоким и худым. Он не сводил глаз с мальчика и офицера.
— Пожалуйста, не надо! — молил Джек. — Пожалуйста!
— Каждое пожалуйста лишь продлевает порку, — ответил Капитан, и люди опять рассмеялись. Даже худой выдавил из себя некое подобие улыбки, и опять повернулся к ожидающим его женщинам.
Капитан завел Джека в пустую комнату, заставленную пыльной мебелью. Там он, наконец, отпустил руку мальчика.
— Это были его люди, — вздохнул он. — Какая настала бы жизнь, если бы… — он покачал головой, словно в забытьи. — В «Книге Правильного Хозяйствования» сказано, что на землю снизойдет кротость, но эти парни явно не страдают избытком кротости. Они жаждут богатства, они жаждут… — он поднял к небу глаза, не желая или не смея сказать, чего же еще хотят эти люди. Потом опять взглянул на мальчика.
— Нам нужно торопиться; здесь еще осталось несколько тайн, не известных Его людям. — Он огляделся по сторонам и толкнул тяжелую деревянную стену.
Стена поддалась на удивление легко, и Джек прошел через образовавшееся отверстие вслед за Капитаном.
— Ты только одним глазком увидишь ее, но, я думаю, этого будет достаточно.
Мальчик безмолвно последовал за ним в потайной ход.
— Иди молча, — прошептал Капитан. Стена за ним вернулась на место, и они медленно углубились в темноту.
Вскоре глаза Джека привыкли к отсутствию света, и он начал различать размытый силуэт своего спутника.
— Стой, — сказал, наконец, Капитан. — Теперь я подниму тебя вверх. Давай руки.
— Я смогу что-нибудь увидеть?
— Через секунду узнаешь, — сказал Капитан и легко оторвал мальчика от пола. — Перед тобой панель. Сдвинь ее влево.
Читать бесплатно другие книги:
