Не грусти Волок Людмила
Ого. Он что, повезет меня на концерт на мотоцикле?! Да я со страху окочурюсь, так и не увидев Кена Хенсли!
– Ты хочешь, чтобы я это надела? – осторожно поинтересовалась я.
– Ну да! Ты боишься? Не стоит, я езжу очень осторожно и соблюдаю все правила! – начал заверять меня Дима.
Я приуныла и подумала, что Вселенная таки нашла, чем взять с меня плату за дармовой рок-н-ролл. Моим страхом!
И вот еще что: зачем мотоцикл покупать, если ездить тихо и по правилам? В моем представлении все городские мотоциклисты – безбашенные придурки, которым не хватает адреналина. И этот образ никак не вязался с интеллигентным, спокойным Димой.
– А может, на такси поедем? – без особого энтузиазма спросила я.
– Давай попробуем сначала, Тин? – спросил он с такой надеждой, что я рискнула и, вдохнув побольше воздуха для смелости, кивнула. Произнесли вслух короткое «да» смелости уже не хватило.
На улице, возле парадного, сверкая всеми своими частями (которым я не знала названья), стоял великолепный мотоцикл. Даже я смогла понять, что он великолепный.
– Ух ты, – с уважением произнесла я.
– Поехали? – предложил польщенный Дмитрий. Заметное было, что мое восхищение ему пришлось по душе.
И мы поехали.
Я вцепилась в беднягу мертвой хваткой, зажмурилась, и приготовилась к головокружительной гонке.
Однако все оказалось совершенно не так, как я себе вообразила. Во-первых, не было никакой гонки. Мы плавно двинулись с места (а не сорвались, как бешеные – именно так обычно показывают в кино). Слегка покачиваясь на удобном сиденье, прильнув к своему мотоциклисту, я отдалась движению и ветру, постепенно с изумлением понимая, что испытываю настоящий кайф!
А во-вторых, Дмитрий оказался вовсе никаким не беднягой. Под футболкой прощупывалось не худосочное тельце с торчащими ребрами (как можно было вообразить), а крепкий и твердый, как железо, торс – он каждый день по пять часов в спортзале проводит, что ли?
Дима вел мотоцикл, как и обещал – аккуратно и не выпендриваясь на дороге, как пижон, при каждом удобном случае. Терпеть не могу таких: как можно подвергать жизнь свою и окружающих ради самолюбования?
Но доехали мы быстро, и как раз вовремя: ко всеобщему удивлению, концерт начался без опоздания, и я отдалась во власть любимых, знакомых с детства композиций. Рок слушал мой отец, рок слушала моя мама, – это была музыка их молодости; она звучала в нашем доме с утра до вечера, и разве я могла полюбить что-то другое?
Когда старички затянули психоделическое «Июльское утро», я уже совсем ушла в нирвану и только одобрительно кивнула, когда Дима поставил передо мной на столик стакан с виски на донышке.
– Я не знал, что тебе заказать, и решил взять виски! – прокричал он мне на ухо.
– Отличный выбор для девушки! – радостно прокричала я в ответ. И начала потягивать бодрящий напиток.
Потом мы отправились танцевать. Энергичные песни сменились непременным рокерским медляком. Когда зазвучала классика, Дима протянул мне руку:
– Позвольте, Валентина, пригласить вас на танец, – проговорил он мне в самое ухо, немного наклонившись. Я не успела обидеться на «Валентину», потому что его щека прикоснулась к моей, и я отпрянула, словно обожглась.
– Что ты, – сказал он невпопад, словно испугавшись моего испуга, и нежно прикоснулся к моему лицу.
Я смутилась. Причем смутилась сильно; неловко протянула ему руку и позволила увлечь себя в самый центр танцпола.
Танцевал Дима прекрасно. Он уверенно вел меня в толпе топчущихся на месте пар, крепко и то же время нежно держал за талию, пока легенды рока душевно выводили: «Кам бек ту ми!..». Я испытывала насущную необходимость что-то сказать, словно боялась, что, отдавшись танцу, открою свое сердце незваному гостю. А я не могла этого сделать. Там жил Артем – как можно было пускать кого-то в дом моей любви?
– Ты учился где-то танцевать? – спросила Диму, лишь бы не молчать.
– Да, – ответил он, снова соприкоснувшись своей щекой с моей. – Все свое сознательное детство танцами занимался.
И уверенно опрокинул меня на свою руку – ну совсем как в танго. И потом сразу поднял – я даже опомниться не успела. Это было совершенно удивительно, потому что согласно всем законам физики я должна была рухнуть, словно мешок с картошкой, на пол. И он никак не мог меня удержать! Он же не муравей. Только муравей может тащить груз, превышающий его собственный вес. А я по-прежнему весила явно больше Димы. Но он меня удержал, причем с такой легкостью, словно я была невесомой анорексичной балериной.
Смущенная пуще прежнего, я пыталась снова попасть в такт движению; мой партнер все быстро исправил, снова уверенно повел меня в танце, серьезно глядя мне прямо в глаза.
Мне казалось, что я немного схожу с ума. Потому что на долю секунды подумала, словно танцую с Артемом…
Музыка закончилась, я отвернулась и прошла к нашему столику. Оказалось, композиция была последней – музыканты раскланялись, на прощанье потешили публику несколькими знаменитыми рифами, а потом ушли со сцены. Я залпом допила оставшийся виски, протянула Диме его стакан с яблочным соком и спросила:
– Ты отвезешь меня домой?
– Конечно. Я ведь тебя пригласил, – ответил он, поставил свой стакан на стол, взял меня за руку и вывел из клуба, умело лавируя между почитателями классики рока, которые, наверное, съехались сюда со всего города: почему-то народу была тьма.
Уже спустились сумерки, похолодало. Я поежилась, представив, что сейчас придется садиться на мотоцикл и мчаться холодному ветру навстречу. Но мои худшие опасения и в этот раз не оправдались – я плотно прижалась к Диме, снова ощутив приятную упругость его тела. И мне совершенно не было холодно. Даже, я бы сказала, стало жарко. И захотелось ехать так долго-долго. И захотелось это тело погладить… Мешала футболка. Блин, если говорить уж совсем честно, я совершенно не желала выпускать его из своих практически объятий!
Доехали мы снова быстро. Слишком быстро. Я с сожалением покинула удобное сиденье, но никак не хотела покидать Диму. И внезапно предложила:
– Не хочешь подняться? У меня дома тоже есть яблочный сок…
Ничего нелепее он, пожалуй, в своей жизни не слышал. Но, словно и ждал этого приглашения, быстренько поставил свою чудо-машину на подножку и просто ответил:
– С радостью. Я люблю яблочный сок.
Но до сока мы не добрались. Потому что мне прямо в коридоре мучительно захотелось снова дотронуться до его тела. И я дотронулась, положив ладонь на его талию.
Он вспыхнул немедленно, словно зажегся огонь – повернулся ко мне, взял обеими ладонями мое лицо и поцеловал. О господи… Я забыла, что это такое – первый поцелуй с мужчиной. С мужчиной, у которого такое совершенное тело… И, наверное, еще душа, мысли и прочее, но это в тот момент было неважно. Нет, неправда: конечно, важно; но меня очень волновала именно прекрасная оболочка его души.
Он все целовал и целовал меня, пока я чуть ли не начала терять сознание от желания. Осознав, словно сквозь туман, что мы все еще стоим в коридоре моей квартиры, я увлекла Диму в спальню. Последней осознанной мыслью было воспоминание, что простыни на постели свежие.
Он был сложен, как Аполлон. Даже невысокий рост не портил это впечатление, потому что все в этом теле было пропорциональным до идеальности.
– Ты такой красивый, – прошептала я.
– Ага, – улыбнулся Дима. – Красивее меня здесь только ты…
Я чувствовала себя красавицей; легкой, стройной, юной. Дима дал мне это чувство – своим восхищением и своей нежностью.
– Твоя кожа словно шелк, – спустя вечность, сказал он тихо, и осторожно провел кончиками пальцев шелковую линию по моему телу – от макушки до пяток. – Ты, наверное, купаешься в морской пене, или в шампанском, или в молоке молодых буйволиц – как Клеопатра.
– А ты знаешь, кстати, что Клеопатра была ужасно некрасивой? И не просто дурнушкой, а настоящей уродиной по современным понятиям, – сообщила я, одной фразой угробив всю романтику момента.
– Знаю, – засмеялся Дима. – Для всех – может быть. Только не для Цезаря. Для него она была красавицей.
Я ухмыльнулась, и опять свела зарождающуюся было романтику «на нет». Мне не хотелось продолжать в таком же ключе – любовь-морковь и все такое. Если не остановиться – бог знает, к чему это приведет! Я ни к чему такому приходить сейчас не желала. У меня, можно сказать, еще постель после мужа не остыла. Вернее, после мужа и его лахудры. И все же – не тащить ведь сразу в нее, то есть в постель эту самую, нового мужика! Правда, я его уже притащила. И, если честно, секс с ним оказался удивительно классным – не то что с Максом. Даже вспоминать не хотелось. Хотелось опять с Димой…
… Солнце разбудило меня. В буквальном смысле: я проснулась от того, что оно немилосердно слепило глаза. Даже закрытые. И, едва их открыв, пришлось сразу же их закрыть. И все вспомнить.
Теперь я глаза вообще открывать не буду. Лишь бы не встретиться взглядом с Димой! Ужас какой. Я переспала с парнем на первом свидании. Да это даже не свидание было! Он меня пригласил, потому что билеты на шару достались, а пойти было не с кем. Наверное, не с кем было и ночь провести, а тут я подвернулась.
Хотя, если рассудить здраво, мне тоже было одиноко. И вчерашний вечер – далеко не самое худшее, что было у меня в жизни за последнее время. Не открывая глаз, я сладко потянулась на кровати, выгибая спину, словно довольная кошка. Вот уж, точно – это станет прекрасным воспоминанием, только и всего. Из серии «вспомнить есть что, а детям рассказать нечего».
Я осторожно протянула руку на соседнюю половину кровати и провела ревизию: там было пусто. Интересно, где мой вчерашний кавалер? В душе? На кухне, готовит завтрак? Или ему хватило такта уйти, пока я спала? Конечно, мои вчерашние пятьдесят граммов виски – не бутылка водки, чтобы вырубиться мертвецким сном. И все же, спала я очень крепко – даже не слышала, как Дима поднялся.
Это, конечно, к лучшему. Можно хоть кое-как привести себя в порядок и прошмыгнуть в душ – как минимум, зубы почистить. Вот чего я совершенно не понимаю – так это полного романтики кинематографического утреннего секса с нечищеными зубами. Поэтому я тихонько поднялась и, находясь вне пределов солнечных лучей, смогла наконец открыть глаза.
На подушке лежала ромашка. Свежая, с огромным цветком, летняя чистая ромашка. Ах, как хорошо! Он утром проснулся и сбегал за цветком! «Молодец какой», – мысленно похвалила я парня. Это хорошо, что он не оставил на подушку какую-нибудь пошлую записку, вроде: «Спасибо за прекрасный вечер!» Обычно к таким посланиям должна прилагаться купюра в пятьдесят долларов. Или сто. В зависимости от щедрости кавалера. Ну и от уровня прекрасности вечера и мастерства дамы, разумеется.
А тут – ромашка! Набросив халатик, я легко прошмыгнула в ванную. На полке возле зеркала лежала ромашка. Такая же, как в спальне. Ну он вообще умница!
Я быстренько умылась, приняла душ, расчесала волосы и, сияя улыбкой, вышла на кухню. Там никого не было. Кроме огромного букета ромашек, который стоял в литровой банке с водой посередине кухонного стола.
Быстро оббежав всю квартиру, я не нашла Диму. Но везде были ромашки – на обеих балконах, в Левкиной комнате, в коридоре, в гостиной. Они были расставлены в вазах и банках (все, что находилось на виду и подходило как емкости для цветов, Дима использовал). Казалось, он скупил все ромашки во всех цветочных ларьках в округе!
Но самого Димы не было в моей квартире, он ушел, и меня это почему-то расстроило. Хотя еще десять минут назад я мечтала об этом.
Я заварила кофе и уселась с чашкой на балконе, вспоминая весь вчерашний вечер, и ночь, и утро… Пришедшая спустя приблизительно час смс-ка меня не удивила: «Дорогие ромашки! Поцелуйте за меня вашу хозяйку!»…
Побродив некоторое время из угол в угол своей пустой квартиры, я поняла, что заняться мне особенно нечем. Мне хотелось избавиться от становящихся навязчивыми воспоминаний (правда, слишком приятных, чтобы от них избавляться; и в то же время опасно приятных, чтобы начать мечтать о повторении). Пришлось отправиться на тренировку, где без энтузиазма (мягко говоря) промучилась еще час, твердо решив после обеда съездить к Левке в гости. А по дороге завернуть в большой магазин игрушек и выбрать ему суперконструктор в подарок: ведь скоро Левушкин день рожденья!
Сын родился ярким летним утром 8 августа, рыжеволосый, в мелких светленьких веснушках. Он был словно маленькое солнце, сильный и ласковый. Львенок, – подумала я. Так и назвала. Многие не понимали, почему я дала ребенку такое редкое имя; но для меня других вариантов не существовало.
Он рос жизнерадостным и добрым мальчишкой. Несмотря на то, что с моим мужем Максимом они сосуществовали словно в параллельных мирах, но все равно как-то умудрялись находить общий язык. В конце концов, сын к нему попросту привык.
И вот теперь мне предстояло сообщить Левке, что мы с его отчимом разводимся.
… Лева отреагировал на удивление спокойно. Конечно, переживал, но вида не показывал – старался держаться и меня не расстраивать.
– Ничего, мам. Ты не сильно переживай. Мы и вдвоем нормально жить будем.
Я обняла его крепко и почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. Наверное, именно из-за моей какой-то явной жизненной «несерьезности» (как говорила моя мама) мой сын стремительно взрослел. М-да, нет худа без добра…
Почти все выходные я провела в поездках к Леве, поисках подарка для него и размышлениях о том, как же все-таки теперь изменится наша с сыном жизнь вообще, а также моя неудачная личная жизнь в частности. И очень обрадовалась наступлению новой рабочей недели: можно будет занять мысли чем-то другим. Кроме неудачной личной жизни.
Глава 8
Утро в офисе прошло спокойно. Несмотря на Светкины настойчивые расспросы, я не раскололась. То есть, конечно, рассказала, что концерт был прекрасным и все такое, но о страстном продолжении вечера умолчала. Почему-то мне хотелось хранить это в тайне от всех – даже от себя…
При этом со страхом думала, как вести себя при встрече с Дмитрием. Делать вид, что ничего не произошло? Как в анекдоте: «Девушка, как вас зовут? – Я на улице не знакомлюсь! – Но ведь мы вчера с вами переспали! – А это не повод для знакомства!»
Или просто избегать встречи, пока все не забудется?…
Но ужас в том, что мне не хотелось, чтобы все забылось. Мало того, мне хотелось, чтобы все повторилось. Но даже если Дима тоже был не против (в чем я не была уверена), я совершенно не была готова к новым отношениям… Ни с кем, кроме Артема.
Итак, способ отвлечься был только один: снова предаться грезам об Артеме.
Я строила планы нашей внезапной встречи. Погрузившись в увлекательный мир наволочек и простыней, жаккарда и бязи, я лихорадочно пытаюсь найти какие-то информационные поводы, чтобы проникнуть в холдинг «ТекСтиль». Но вот в тяжкой конкурентной борьбе покоряю вакантное место главного редактора воображаемого журнала «Хлопок и ситец», а его хозяином оказывается Артем. Начальник отдела кадров знакомит нас, и Артем немеет: в стройной (тут я немножко преувеличила, но в мечтах ведь можно?!), уверенной в себе красотке он вдруг узнает любовь его юности и вообще всей жизни – меня…
Или нет, лучше так: я создаю журнал «Хлопок и ситец», пишу уникальную концепцию, разрабатываю подробный бизнес-план и являюсь к нему с предложением стать инвестором. Далее Артем немеет… Я не просто стройная (да ладно уже!) красотка, я еще и сражаю его своим зрелым, развившимся дальше некуда интеллектом. Ведь никто раньше не додумывался так углубить и расширить неиссякаемую тему ситца, а тем более хлопка, как я в своей гениальной концепции! Он достает из шкафчика столетний виски и разливает в два стакана с толстым дном. Один протягивает мне нетвердой рукой (конечно, он же волнуется!). И говорит хриплым от волнения голосом:
– Как я счастлив, что ты пришла…
Тихо звучит романтичная музыка… Какая-нибудь классика рока… Или баллада… Гарри Мур, например… или лучше Тина Тернер… Не, Бон Джови. Ага, точно – «Олвейс». Ай вил лав ю-у-у, беби-и, оо-лве-е-ейс!
– За хлопок и ситец? – предлагаю я глубокомысленный тост и таинственно улыбаюсь.
– За тебя, – говорит он, приближая себя ко мне.
На этом месте мне стало жарко и дальше мечтать было сложно. Особенно сейчас, потому что мечтала я на совещании. И тут как раз Игорь, наш главный редактор, обратился ко мне:
– Валентина?
– Да, я все сдам в срок, – на всякий случай соглашаюсь.
– Вообще-то, я спрашивал, сколько писем пришло в этом месяце, – вздохнув, повторяет Игорь. Смешной: он считает, что количество писем о чем-то таком важном свидетельствует.
– Вот я и говорю, что оформлю отчет и сдам его завтра, – пытаюсь выкрутиться.
– Отчет? – удивляется главный.
– Ну да, – важничаю я и начинаю фантазировать. – Отчет. По всей форме. Количество писем, темы для статей, вопросы к юристам, вопросы к коммунальщикам и так далее.
– Молодец, – хвалит меня Игорь. Но я не радуюсь: на самом деле, это он должен бы придумать, какую пользу можно извлекать из нашей почты. А ведь до сих пор все лучшие вопросы в нашей газете составляли мы сами. Как и сочиняли темы для статей.
Наш главный редактор в недавнем прошлом возглавлял рекламный отдел в одном из регионов нашей необъятной родины. И так хорошо проявил себе на ниве заключения рекламных контрактов, что, когда предыдущий главред ушел на пенсию, учредители посчитали лучшей кандидатурой именно Игоря.
– Давыдова, зайдешь ко мне после совещания, – говорит Игорь.
– Прямо сейчас? – невпопад спрашиваю я, гадая, что за срочность. Обычно после совещаний Игорь демонстративно отправлялся на обед с учредителем, демонстрируя ему свою преданность, а нам – свой высокий статус.
– Ну, через пять минут.
Выпить кофе с коллегами и злорадно разобрать по косточкам неудачи других отделов я не успевала, поэтому явилась в кабинет к главреду не в лучшем расположении духа.
– Садись, – гостеприимно показал мне на диван. Это означало, что разговор пойдет о чем-то очень важном. Наверняка о рекламе. Потому что Игорь считал самым важным элементом в любом издании именно рекламу. Впрочем, больше ни в чем он и не разбирался. Но справедливо полагал, что пока газета приносит прибыль – учредители будут им довольны.
А что сейчас происходит такого важного в рекламном отделе? Да ничего, за исключением того, что отдел лишился отличного копирайтера. А рекламный отдел без копирайтера – все равно, что корабль без штурмана. Что самолет без пилота. Что автомобиль без… ну, в общем, вы поняли. Неужто будет просить меня подставить плечо? Надо быстренько придумать, как можно удачно свое плечо продать.
Подождав, пока я устроилась с комфортом на мягком диване, Игорь немало меня удивил:
– Кофе будешь?
– Буду, конечно.
Игорь не отличатся любезностью, может, поэтому не успел с коллегами подружиться за те полгода, что работал в новой должности.
– Ты, вроде, раньше рекламой занималась? – Осторожно начал подбираться к теме разговора Игорь, словно раздумывая при этом, не совершает ли он роковую ошибку.
– Занималась, – согласилась я, имея в виду свою предыдущую работу копирайтера в небольшом рекламном агентстве.
– Знаешь, что Таня Клименко в декрет ушла?
– Ага, – кивнула, отхлебывая принесенный наконец-то секретаршей кофе.
– А рекламный отдел без копирайтера – что корабль без штурмана, – вдохновенно начал озвучивать мои мысли Игорь. Нежели я это вслух произносила?! Словно в подтверждение моих опасений, главред доверительно сообщил:
– Это ты когда-то написала – в статье о копирайтинге для журнала «Рекламный менеджмент».
Точно. Был в моей практике такой эпизод.
– Клименко грозится на работу выйти уже через полгода. А временного сотрудника найти очень трудно. Походящие кандидаты рассчитывают на постоянное место. На полугодовой контракт соглашаются только вчерашние студенты, – Игорь поморщился, как от зубной боли.
– Так вот, – продолжил он все с такой же болезненной миной на лице. Видно, необходимость просить меня об услуге хорошего настроения ему не прибавляла. – Не согласишься ли ты некоторое время помогать коллегам?
– Конкретнее, – холодно произнесла я. За время своего руководства Игорь успел отличиться стремлением к жесткой экономии. Например, нагружая сотрудников дополнительной неоплачиваемой работой, маскируя это под благородную помощь товарищам по работе.
– Конкретнее – поработать полгодика вместо Клименко.
– При этом работа в отделе писем все равно останется за мной? – уточнила я.
– Конечно! – Игорь снова вдохновился. Как-то подозрительно часто, как для раба цифр и счет-фактур, накатывало на него это поэтическое состояние. – Ты же знаешь, что лучше тебя никто не справится с потоком писем от наших дорогих читателей, – тут Игорь принялся мне льстить, и стало окончательно понятно, что прибавку к зарплате он давать мне не планирует.
– Двойная работа – двойной оклад, – глядя прямо ему в глаза, твердо произнесла я.
– Не получится, – словно обдает меня ледяной водой Игорь. – Ты же понимаешь, что нужно просто помочь родному коллективу. Ради нашего общего дела.
Голос его становится мягким и вкрадчивым. Он, наверное, уверен, что я тут же соглашусь. А я смотрю на этого человека, под началом которого провела последние шесть месяцев, и внезапно понимаю, что еще один день на этой работе – и начну стремительно деградировать.
Когда-то один хороший знакомый, глава крупного телеканала, сказал мне в откровенной беседе (когда я брала у него интервью по просьбе наших читателей):
– Я давно понял один из секретов успеха: работать можно только под руководством того, кто знает больше тебя в вашей профессии. У кого есть чему учиться! Если начальник не вызывает безусловного уважения, то нужно менять работу и идти учиться к другому руководителю. А когда таких больше не осталось – начинать работать самому.
Насчет самостоятельного плавания я еще не решила. Но факт, что трудиться дальше под руководством совершенно некомпетентного в журналистике Игоря – подобно профессиональной кончине, открылся передо мной с пугающей ясностью.
А он все продолжал вещать:
– … одна команда, и подставить плечо коллеге – святая обязанность каждого члена коллектива.
– Игорь, наш еженедельник совсем не приносит прибыли? – Внезапно прерываю его вдохновенную речь.
– Что? – поперхнулся очередной пафосной фразой главред.
– При-быль, – как полоумному, по слогам повторила я. – У нашей газеты. Есть?
– Ну да, конечно, есть. Иначе бы ее никто не издавал, – обиженно проговорил он. И, приосанившись, добавил: – Я ведь не зря это место занимаю!
Доказывать ему, что успешная рекламная деятельность – обязательная и важная, но не единственная составляющая часть успеха действительно хорошего издания, я не стала.
– И большая? – спросила я.
– Кто? – снова удивился Игорь, обнаружив свою непроходимую глупость. И как ему верят рекламодатели?
– Так прибыль же, – я вздохнула.
– Это тебя не касается, – резко ответил он. – Экономические показатели – закрытая информация.
– Еще как касается, – возразила я. – Полагаю, исчисляется она достаточно высокими цифрами, судя по твоей новой машине.
– Да какое право… – Аж задохнулся от возмущения начальник.
– Да простое право, – передразнила я Игоря, окончательно осознав, что терять мне нечего. – Я своим трудом ежедневно участвую в создании этой самой прибыли. И мои коллеги, наша команда то есть, о которой ты так любишь разглагольствовать, тоже. Но у нас почему-то за четыре года ни разу не было не то что премии, но даже честно заработанной доплаты за дополнительную работу! И та небольшая сумма, которую мне можно было бы доплачивать за выполнение обязанностей копирайтера, вряд ли значительно отразится на размере той самой прибыли…
Я горько улыбнулась.
Игорь впал в ступор и только громко сопел – наверное, пытался составить предложение без слов «экономия», «команда», «долг» и «дакактысмеешь».
В конце концов он выродил половину какой-то сентенции:
– Ну, если сотрудник отказывается выполнять свою работу…
Мне внезапно расхотелось с ним спорить. Нам просто не о чем было говорить дальше. Объяснять ему, что свою работу я выполняю, речь идет лишь об оплате дополнительной? Он это и так понимает, но при этом отрицает очевидное. Значит, подлец. А если не понимает и верит в то, что говорит, – то дурак.
Но мне ни с тем, ни с другим дальше не по пути.
– Я увольняюсь, – произношу спокойно, и с легким сожалением поднимаюсь с удобного дивана. Выхожу из кабинета, оставив Игоря в полнейшем изумлении стоять посреди комнаты с чашкой кофе в руке. Нет, наверное, все-таки дурак.
Когда я возвращаюсь к своему рабочему месту, обессилено плюхаюсь на стул и роняю голову на клавиатуру, испуганная Светка подбегает ко мне и начинает причитать:
– Тина, Тиночка, что Игорь тебе сказал? Вы так долго совещались, я аж извелась вся. Вот бы он тебя наконец своим замом назначил, – глядишь, и газетка бы наша поинтересней стала! – начинает мечтать Света, при этом не переставая гладить меня по голове. – Кофе тебе сделать? Или чаю с плюшкой хочешь?
Я улыбаюсь и поднимаю голову. Перед моим взором на клавиатуре вырисовывается бессмысленный набор букв и цифр, написанный моей безумной башкой: 76рнг.
– Светка, знаешь, что ты слишком добрая? Такой доброй быть нельзя. И видеть во всем только хорошее. Съедят, – поучительно говорю я.
– Кто? – пугается Света.
– Люди, – обтекаемо продолжаю.
– Это Игорь!? Он тебя… съел?! – округлившиеся от ужаса Светкины глаза наливаются слезами. – Наехал за что-то? Вот гад некомпетентный!
Светка отличалась способностью составлять удивительно точные предложения из совершенно не подходящих друг другу слов.
– Нет, – смеюсь, – скорее, я его…Съела. А потом выплюнула.
Света смотрит на меня с недоумением. Но, замечая, что я совсем не расстроена, тоже улыбается. И таки заставляет меня выпить чаю с плюшкой. Эх, диета… Мы веселимся, и я принимаю решение пока что ничего не рассказывать подруге: лучше признаюсь в своем бегстве из нашего издательства завтра. А сегодняшний день пусть закончится вкусными, запретными (и от этого еще более сладкими) плюшками.
Потом я втихомолку пишу заявление и отношу его в отдел кадров. Конечно, говорить, что я совсем не расстроена, – не совсем верно. Потерять в течение недели мужа и работу никому не пожелаешь. Теперь придется искать новых – и работу, и мужа. Я представила себе объявление в газете: «Блондинка с высокими запросами, 36 лет, немного б/у – но все еще в хорошем состоянии, с собственным позитивным десятилетним сыном и роскошной трехкомнатной квартирой в тихом зеленом районе, ищет третьего мужа и пятую работу».
Бр-р. Придет же в голову такое. Хотя запросы, конечно, надо бы конкретизировать.
Вот насчет мужа, например, у меня нет совершенно никаких особенных требований. Он даже не обязательно должен быть красивым. В этом смысле у меня нет высоких запросов. Нет ничего хуже мужа-фотомодели. Да и потом, они же почти все геи! Так что у меня и так практически нет шансов. Чтобы я его полюбила всей душой, вполне достаточно быть добрым, великодушным, умным, веселым и социально успешным. А, да, и еще остроумным. Ну и аккуратным – опускать крышку унитаза, не разбрасывать вещи по квартире и всякое такое. Еще, конечно, он должен делить со мной поровну все тяготы быта. Простой помощи по дому недостаточно – мы ведь вместе этим бытом пользуемся. Так что нечего отлынивать. А, и отцом должен быть замечательным. Время с детьми проводить (у нас ведь будут общие дети?), веселиться и учиться вместе с ними. И, само собой, быть внимательным мне: цветы по поводу и без повода, подарки, письма, стихи… Музыка, свечи… Шубы, бриллианты… Новая модная машина, вилла на острове Санторини… Ну да, а что тут такого? Он ведь социально успешный. Это я еще в первой десятке своих требований обозначила!
К работе тоже нет особых требований. Это не обязательно должна быть должность вице-президента крупного издательского дома (желательно с иностранным капиталом). Нет, конечно! Мне достаточно работать в каком-то приятном глянцевом журнале, с высокой зарплатой, с милыми и адекватными коллегами, с умным, высокопрофессиональным и великодушным начальником. Чтобы он пил кофе с нами по утрам, разрешал свободный график, за ошибки журил ласково и по-отечески, и все время выплачивал бы нам премии. А за рекламу турагентств не брал бы денег, а просил путевки на заграничный отдых для сотрудников.
М-да. Быть мне, судя по всему, и без мужа, и без работы…
Глава 9
Утро следующего дня моей полностью свободной жизни начинается неожиданно хорошо.
– Тетя Ася приехала! – радостно ору я, потому что таки да: приехала моя любимая тетушка, подруга дней моих суровых, мамина старшая сестра. Вообще-то, она Александра. Но я никак не могла пройти мимо такой удачной рекламной фразы, и дальше страсть к нестандартным сокращениям сделала свое дело. Теперь она тетя Ася – не только для меня, но и для всей семьи. Тетя Александра в конце концов смирилась, и единственное, чего боится – чтобы об этом уменьшительно-ласкательном имечке не прознали ее чопорные коллеги. Потому что тетя Ася – самая интеллигентная из всей нашей не слишком интеллигентной родни.
Она искусствовед. Причем специализируется на современном искусстве, то есть, что называется, в тренде. Конечно, на заре карьеры она специализировалась на социалистическом реализме, а современное искусство любила тайно, иначе ее карьера закончилась бы в дурдоме. Откровенно говоря, я и сейчас не понимаю, что же такого прекрасного в отрезанных коровьих головах, плавающих в формалине, или в гигантской куче глянцевых пластиковых какашек. То есть, в этом смысле мы с социалистическим реализмом заодно.
Но тетя Ася, похоже, действительно разбирается в красоте пластиковых какашек. И даже возит выставки за границу, а также привозит выдающихся творцов из-за границы к нам. При этом не оставляет надежды просветить меня. Думаю, сейчас она явилась именно с такой целью: через неделю открывается первая международная биеннале современного искусства в нашем городе, и, согласно тетиной концепции, я там обязана быть.
Мы обнимаем друг друга прямо на пороге, и я, как всегда, искренне восхищаюсь вслух:
– Выглядите – отпад! Кофе?
Тетя Ася царственно кивает: она согласна и с тем, что выглядит отпадно, и с тем, что кофе пить будет. Именно она приучила меня к хорошему кофе да и вообще к правилу: выбирай все только лучшее, а если не можешь себе его позволить – тогда откажись вообще.
– Кофе какой? – Она проходит за мной на светлую, просторную кухню и удовлетворенно окидывает ее взглядом: моя кухня ей всегда нравилась. Открывает знакомый наизусть шкафчик с чаем и кофе, перебирает коробки и пакетики и выносит вердикт:
– Будем пить Далмайр, – и протягивает мне пакет.
Пока я завариваю кофе, тетя Ася распахивает окно и тут же закуривает свои сигареты Трежерер – пачка удовольствия стоит столько, сколько я зарабатываю за два дня тяжкого труда.
– Ты не представляешь, деточка, сколь от многого приходится отказываться с возрастом, – вздыхает она, выпуская колечко ароматного дыма (приблизительно по доллару за каждое). – Я, например, не могу теперь себе позволить дешевые сигареты и плохой кофе. Это вредно для здоровья пожилых людей, – поучительно произносит она, и мы вместе смеемся. Во-первых, над тем, что она никак не может относиться к пожилым людям, несмотря на ее шестьдесят два года. А во-вторых – над тем, что даже самые хорошие сигареты и самый распрекрасный кофе в неимоверных количествах здоровья тоже никому не прибавляют, но при употреблении качественных продуктов это как-то мало волнует.
Разливаю кофе по чашкам и сажусь напротив тетушки. Она смотрит мне в глаза, театрально вздыхает и произносит:
– Я слышала, ты рассталась с Максом.
– Ага, – соглашаюсь я.
– Это хорошо, – кивает одобрительно тетя Ася. Она про Максика знала все с самого начала и постоянно пыталась меня предупредить, что не бывает хороших мужей-холериков. При этом перевирала цитату из песни группы «Агата Кристи». «Ты будешь с ним все время, «как на войне». Он же припадочный!» Тети Асина интеллигентность не мешала ей выражаться экспрессивно. Такая лексика помогала ей всегда быть исключительно точной в высказываниях.
– А еще я слышала, ты потеряла работу.
– Ага, – снова соглашаюсь я. Наверное, мама вчера рассказала новости всей родне. Зря я ей звонила вечером.
– И что планируешь делать?
– Искать новую, – уныло отчитываюсь.
– Что, опять будешь разбирать письма читателей? Или сочинять рекламные слоганы? – подозрительно интересуется тетя Ася. Рекламные слоганы – это она о моей предыдущей работе, с которой мы распрощались к взаимному удовольствию несколько лет назад. Венцом моей карьеры тогда стал гениальный текст о стиральных машинах эконом-класса: «Мы стираем грани между грязным и чистым». Что, в общем-то, выглядело весьма двусмысленным текстом. Но клиенту понравилось.
– Не нужно ждать. Не нужно искать такое же, как уже потеряла. Просто подними задницу и сделай что-то новое. Сделай сама.
Тетя Ася многозначительно смотрит мне в глаза – я знаю, что она имеет в виду. Но я никогда не потяну то, что она предлагает. Хотя и очень хочется. Она предлагает мне открыть собственное дело – мне, которая с трудом вспоминает таблицу умножения, и у которой от слов «бухгалтерия», «налоги» и «отчетность» начинает болеть голова.
– Я наделаю кучу ошибок. Я ничего не знаю. У меня не получится, – уныло лепечу я.
– Девочка, ты не в силах изменить прошлое, – серьезным тоном говорит тетя Ася. – Но будущее станет таким, каким ты захочешь.
– Тетя Ася, вы знаете, как я вас люблю, – медленно произношу я, глядя в чашку. – Но мне просто не по силам открыть свой журнал. Я не смогу. Сама.
– А ты и не будь – сама, – легко говорит она, закуривая очередную ароматную сигарету. – Будь с единомышленниками. С теми, кому доверяешь. И у тебя все получится, потому что ты талантливая и безумная. Именно у таких все всегда получается.
И я верю ей. Потому что тетя Ася тоже талантливая и немного безумная, и я ее люблю.
Когда она уходит, чмокнув меня на прощанье в щеку и обдав ароматом своих как всегда изысканных духов, я звоню маме.
– Мам, ну зачем ты тете Асе рассказала, что я теперь безработная? – спрашиваю немного обиженно.
– Затем, что больше никто тебе не вставит мозги на место, – грубовато парирует моя родная мать. И она, как всегда, права.
– Тетушка убеждает меня, что пора открывать свое дело, – вздыхаю я.
Она молчит в трубку. А потом спрашивает тихо:
– Ты помнишь, чему я тебя учила в детстве? Ну, главное правило?
– Не дать поцелуя без любви? – ухмыляюсь я.
– Нет, – коротко смеется мама. – Хотя, конечно, лучше бы все твои поцелуи были именно с любовью, – грустно добавляет. – Но я о главном правиле жизни…
И я вспомнила. Вспомнила, как мама, прочитав «Атлант расправил плечи», изводила меня, десятилетнюю сорвиголову, занудными поучениями:
– Валентина, запомни: что бы ты ни делала, делай это хорошо. Только так можно добиться успеха.
Я не хотела добиваться успеха. Я хотела играть, и новую куклу, и платье, как у соседской Леночки, и чтобы всегда лето, только один день зима, и чтобы это был Новый год.
А мама твердила, как заведенная, при каждом удобном случае:
– Ты почистила зубы, Валентина? Ты сделала это хорошо? Ты же помнишь, все нужно делать хорошо. Что бы ты ни делала.
– Валентина, ты убрала в своей комнате? Хорошо убрала? Тщательно? Ведь нельзя стать успешным человеком, если не делать все максимально качественно…
– Ты сделала уроки? Хорошо все выучила? Вспомни, о чем мы с тобой говорили…
Я искренне недоумевала, как от качества чистки зубов и уборки зависит будущий успех. Вообще-то, я собиралась стать актрисой. И даже в малолетстве знала, что дома у актрис убирает прислуга, а за актрисиными зубами следят лучшие стоматологи. Уроки, кстати, актрисам тоже ни к чему. Тут главное – красота! А я собиралась быть красивой. Такое вот приняла решение.
Мама же была под впечатлением монументальной книги около месяца, и все это время вдалбливала мне в голову свое железное правило. Надо сказать, кое-чего она все же добилась: я стала параноидальной блюстительницей порядка в быту. Меня как замкнуло где-то на уровне домашнего хозяйства, так до сих пор разомкнуть не может. Что-что, а квартира моя всегда вылизана до блеска.
– Да, мама, я помню, – после паузы наконец отвечаю я. – Что бы ты ни делала, старайся все делать хорошо…
– Вот именно, – подхватила мама. – Так что иди и открывай свой журнал. И сделай это… идеально!
Читать бесплатно другие книги:
