Третья жертва Гарднер Лиза

Lisa Gardner

The Third Victim

Copyright © 2001 by Lisa Baumgartner

© Самуйлов С. Н., перевод на русский язык, 2014

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство „Э“», 2015

Фото автора на переплете © Philbrick Photography

Глава 1

Вторник, 15 мая, 13:25

Первый звонок застал Лоррейн Коннер, или попросту Рейни, в закусочной «У Марты», где она сидела в красной кабинке, вяло ковыряя салат с тунцом и слушая последние новости от Дага и Фрэнка. Одиночество и салат объяснялись тем, что ей исполнился тридцать один год и она вдруг стала замечать, что фунты не исчезают волшебным образом, как в двадцать один или даже, черт возьми, в двадцать семь. Она все еще пробегала милю за шесть минут и влезала в восьмой размер, но тридцать один фундаментально отличался от тридцати. Ей требовалось больше времени на укладку длинных каштановых волос так, чтобы они, как раньше, заставляли мужчин обернуться. И на ленч она брала уже не чизбургер, а салат с тунцом – пять раз в неделю.

Напарником Рейни был в тот день двадцатиоднолетний полицейский-доброволец Чарльз Каннингэм, он же Чаки. В крохотном отделе полиции Бейкерсвиля, штат Орегон, Чаки называли зеленым новичком. Он даже не прошел девятимесячные подготовительные курсы в полицейской школе. Это означало, что ему дозволялось смотреть, но не трогать. Чтобы стать полноправным полицейским, Чаки надлежало закончить курсы и получить соответствующее свидетельство. Пока что он набирался опыта – ходил в патрулирование и писал отчеты. Ему также разрешалось носить стандартную форму и оружие. Чаки был совершенно счастлив.

До звонка он сидел у стойки – выпятив грудь, согнув в колене ногу и положив руку на пистолет – и испытывал свои чары на длинноногой блондинке-официантке по имени Синди. Та, со своей стороны, старалась обслужить сразу шестерых фермеров, заказавших домашний пирог Марты с черникой. Один из них, сварливый старикан, уже посоветовал Чаки убраться и не мешать. Тот лишь добавил обаяния.

В кабинке позади Рейни два пенсионера, Даг Аткинс и Фрэнк Уинслоу, взялись делать ставки.

– Десятку на то, что она не устоит, – объявил Дуглас, бросая на розовый столик из формайки мятую бумажку.

– Двадцатку на то, что она охладит пыл нашего Ромео стаканом ледяной воды на голову, – ответил Фрэнк, доставая бумажник. – Я точно знаю, что для Синди хорошие чаевые дороже руки и сердца Кларка Гейбла[1].

Отодвинув салат, Рейни повернулась к двум приятелям. День тянулся медленно, и ничего лучшего, чтобы как-то убить время, она не придумала.

– Я с вами.

– Привет, Рейни.

Фрэнк и Даг, друзья с пятидесятилетним стажем, улыбнулись ей дуэтом. Фрэнк мог похвастать ясными голубыми глазами на прокаленном солнцем лице, зато Даг умудрился сохранить больше волос. Оба были в красных клетчатых рубашках с жемчужными кнопками, которые надевали исключительно для выхода в город. Зимой этот наряд дополнялся коричневыми замшевыми блейзерами и ковбойскими шляпами кремового цвета. Рейни как-то обвинила их в попытке спародировать Ковбоя Мальборо с пачки сигарет – старики сочли это за комплимент.

– Скучный денек, а? – спросил Даг.

– Весь месяц такой. Май. Жарко. Народ слишком доволен для того, чтобы драться.

– И никаких домашних разборок?

– Никто даже не выясняет, чей пес нагадил в чьем саду. Если хорошая погода простоит еще немного, я останусь без работы.

– Такой красавице, как ты, работа и не нужна, – сказал Фрэнк. – Тебе мужчина нужен.

– Да, на тридцать секунд. А потом?

Друзья фыркнули. Рейни им подмигнула. Ей нравились Фрэнк и Даг. Сколько она себя помнила, они всегда появлялись здесь, в закусочной, ровно в час дня, каждый вторник. Вставало и садилось солнце – и с таким же постоянством Фрэнк и Даг заказывали у Марты фирменный мясной пирог. Вот так.

Рейни поставила десятку на Чаки. Ей и раньше случалось наблюдать юного Дон Жуана в действии; к тому же бейкерсвильские дамочки просто обожали его улыбку и ямочки на щеках.

– Так что думаешь о новом добровольце? – спросил Даг, кивая головой в сторону стойки.

– А что тут думать? Выписывать штрафные талоны – это не на головном мозге оперировать.

– Слышал, у вас на прошлой неделе небольшая размолвка вышла с какой-то немецкой овчаркой, – заметил Фрэнк.

– Бешенство, – поморщилась Рейни. – Жаль, собака-то хорошая.

– Так она и вправду набросилась на Ромео?

– Всеми девяноста фунтами.

– Говорят, Чаки чуть штаны не намочил.

– Думаю, ему просто собаки не нравятся.

– Уолт сказал, овчарку ты пристрелила. Прямо в голову пальнула.

– Мне за то и платят большие деньги – чтобы пьяных уговаривала да домашних любимцев расстреливала.

– Перестань, Рейни. Уолт сказал, ты ее круто уложила. Эта овчарка, она ж на месте не стояла. Так Чаки теперь у тебя в долгу?

Рейни бросила взгляд на напарника, все еще распускавшего перья у стойки.

– Думаю, Чаки теперь до смерти меня боится.

Фрэнк и Даг расхохотались. Потом Фрэнк наклонился вперед, и в его голубых стариковских глазах блеснул огонек заядлого рыбака, нацелившегося на крупную рыбу.

– Шепу сейчас помощь лишней не будет, – сказал он со значением.

Рейни оценила наживку и покупаться не стала.

– Ни один шериф не станет отказываться от желающих поработать бесплатно, – ответила она нейтрально.

И это было так. Скромный бюджет Бейкерсвиля позволял иметь только одну полную ставку шерифа и две – рядовых полицейских. Две последние занимали Рейни и Люк Хейз. Шестеро других патрульных были волонтерами. Они не только тратили свое время бесплатно, но и сами оплачивали обучение, форму, бронежилеты и оружие. Такая система действует во многих маленьких городах. В конце концов, большинство вызовов связаны с домашними конфликтами и преступлениями против собственности. Ничего такого, с чем не могли бы справиться спокойные и рассудительные люди.

– Я слышал, Шеп на месте нечасто бывает, – закинул удочку Даг.

– Не знаю. Я учет не веду.

– Да ладно, Рейни. Все же знают, что у Шепа и Сэнди сейчас проблемы. Так он что, замириться старается? У жены работа, вот он под нее и подстраивается?

– Мое дело, Фрэнк, регистрировать происшествия, а не шпионить за налогоплательщиками.

– Да ты хотя бы намекни. Знаешь, мы сейчас в парикмахерскую идем. И если свежих новостей подбросим, так Уолт с нас и денег не возьмет.

Рейни закатила глаза.

– Уолт и так знает больше меня. Мы, по-вашему, к кому за информацией обращаемся?

– Да, Уолт знает все, – проворчал Фрэнк. – Может, и нам стоит парикмахерскую открыть… Уж стричь-то большого ума не надо.

Рейни посмотрела на их руки, мозолистые, заскорузлые, с распухшими от артрита пальцами.

– Я бы к вам пошла, – смело заявила она.

– Видишь, Даг. Мы еще могли бы и цыпочек снимать.

Дагу такая перспектива пришлась по душе, но когда он всерьез заговорил о перспективах, Рейни решила, что ей пора уходить со сцены. Одарив стариков прощальной улыбкой, она отвернулась и посмотрела на часы. 13:30. Никаких звонков с самого утра, даже в рапорте записать нечего. Даже для их мирного городка день выдался необыкновенно тихим. Женщина взглянула на Чаки – у того, должно быть, уже щеки болели от улыбки.

– Сворачивайся, шустряк, – проворчала она, нетерпеливо барабаня пальцами по столу.

В отличие от Чарли Каннингэма, Рейни не планировала становиться копом. Первой ее мыслью по окончании бейкерсвильской средней школы было убраться куда подальше из этой молочной страны. За спиной у нее были восемнадцать лет постоянно нараставшей клаустрофобии и никаких родственников, которые держали бы ее здесь. Ей позарез была нужна свобода. И никаких призраков – так она думала.

Рейни села в первый же автобус до Портленда, где записалась в местный университет и стала изучать психологию. Ей нравилось учиться. Нравился молодой город с его кулинарными школами, художественными институтами и «альтернативными стилями жизни». У нее случился головокружительный роман с тридцатичетырехлетним помощником окружного прокурора, разъезжавшим на «Порше».

Ночь… Ты берешь в руки руль могучей машины и опускаешь стекла. Вжимаешь в пол педаль газа и мчишься, срезая острые углы на Скайлайн-бульвар. Ветер в волосах… Ты взбираешься все выше и выше, давишь все сильнее, сильнее, сильнее. Ты ищешь… чего-то.

Они вылетали на самый верх, и перед ними открывался весь раскинувшийся звездным одеялом город. Они сбрасывали одежды и трахались по-сумасшедшему между сиденьями и рычагами.

Потом Хоуи отвозил ее домой, и она в одиночку открывала блок пива, хотя и знала получше многих, чем это кончается…

На поясе затрещала, оживая, рация. Наконец-то хоть что-то, с облегчением подумала Рейни.

– Один-пять, один-пять. Вызываю один-пять.

– Один-пять слушает, – ответила Рейни, уже выскальзывая из кабинки. – Что у вас?

– Сообщение о происшествии в восьмилетней школе. Подождите… секунду…

Она нахмурилась. На заднем плане слышался какой-то шум – то ли диспетчер подняла рацию слишком высоко, то ли трубка лежала рядом с приемником. До Рейни доносился треск статических разрядов и крики. Потом четыре четких и ясных хлопка. Выстрелы…

Какого еще черта?

Она шагнула к Чаки, развернула его к себе и снова услышала диспетчера. Впервые за восемь лет в голосе Линды Эймс не слышалось привычного самообладания.

– Всем нарядам, всем нарядам. Сообщение о стрельбе в бейкерсвильской восьмилетней школе. Говорят там… кровь… кровь в коридоре. Вызываю шесть-ноль… шесть-ноль… Уолт, присылай «Скорую»! Оставляю для связи третий канал. Похоже, стреляют в школе… Господи, у нас стрельба в школе!

Рейни уже вытащила Чаки из закусочной. Вид у него был бледный и растерянный. Она ждала от себя каких-то эмоций, но так ничего и не почувствовала. Только в ушах звенело. Не обращая внимания на эту мелочь, Рейни втиснулась в старенький полицейский седан, пристегнулась и привычно включила сирену.

– Ничего не понимаю, – бормотал Чаки. – Какая стрельба в школе? У нас в школе не стреляют.

– Держи радио на третьем канале. Это выделенный канал, и вся информация будет поступать по нему. – Рейни переключила передачу и выехала со стоянки.

Они находились на Мейн-стрит, в пятнадцати минутах от бейкерсвильской восьмилетней школы, Рейни знала, что за четверть часа случиться может много чего.

– Такого не может быть, чтобы у нас в школе стреляли, – гнул свое Чаки. – Черт, да у нас и банд никаких нет. И наркотиков. И убийств, если уж на то пошло. Должно быть, диспетчер что-то напутала.

– Да, – спокойно сказала Рейни, хотя звон в ушах становился все громче. В последний раз она слышала этот звон много лет назад. Когда, еще маленькой девочкой, вернулась из школы домой и, едва ступив за порог, поняла – вот по этому упреждающему звону в ушах, – что мать напилась и что все будет плохо.

Теперь ты коп. И ты – главная.

Ей вдруг отчаянно захотелось пива.

Радио снова затрещало. Рейни только что проскочила первый светофор на Мейн-стрит, когда до нее донесся голос шерифа Шепа О'Грейди.

– Один-пять, один-пять, вы где сейчас?

– В двенадцати минутах от школы, – доложила Рейни, объезжая остановившуюся во втором ряду машину и с трудом уходя от встречной.

– Один-пять, перейдите на четвертый канал.

Рейни бросила взгляд на Чаки – напарник переключился на частный канал. Голос Шепа тут же вернулся, но спокойствия в нем как не бывало.

– Рейни, тебе нужно добраться туда как можно быстрее.

– Мы были в закусочной «У Марты». Гоню как могу. Ты где?

– Мне еще шесть минут. Слишком далеко. Линда уже оповестила остальных, но им еще нужно забежать домой за бронежилетами и оружием. Парни из полиции округа будут минут через двадцать, а из штата – через тридцать-сорок. Если случай действительно тяжелый… – Он не договорил, потом вдруг добавил: – Рейни, ты будешь главная.

– Я не могу. У меня и опыта-то никакого нет. – Рейни взглянула на Чаки – тот тоже выглядел озадаченным. В любом деле главный всегда шериф. Такова процедура.

– Опыта у тебя больше, чем у кого-либо еще, – сказал Шеп.

– Моя мать не в счет.

– Послушай, я не в курсе, что именно происходит в школе, но если там действительно стреляют… Рейни, в школе мои ребята. Я не могу не думать о детях.

Рейни промолчала. Проработав с Шепом восемь лет, она знала двух его детей так же хорошо, как другие знают любимых племянников и племянниц. Восьмилетняя Бекки была страстной лошадницей. Тринадцатилетний Дэнни частенько проводил свободное время в полицейском участке. Однажды Рейни дала мальчику пластмассовую звезду шерифа. Он носил ее почти полгода, а когда Рейни приходила на обед, всегда требовал, чтобы ему разрешили сидеть рядом с ней. Отличные ребята. И теперь они в школьном здании вместе с двумястами пятьюдесятью другими отличными ребятами. Старше четырнадцати там никого нет.

Нет, только не в Бейкерсвиле. Чаки прав. В Бейкерсвиле ничего такого произойти не может.

– Ладно, я – главная, – негромко сказала Рейни.

– Спасибо. Всегда знал, что могу рассчитывать на тебя.

Радио отключилось. Рейни выскочила на еще один красный свет и поневоле ударила по тормозам. К счастью, ее заметили, и машины сразу же остановились. Мельком она отметила тревожные, озабоченные лица водителей. Полицейские сирены на Мейн-стрит? Здесь никогда не слышали сирен на Мейн-стрит. До места оставалось еще добрых десять минут, и Рейни всерьез начала опасаться, что может не успеть, приехать, когда будет слишком поздно.

Двести пятьдесят детей…

– Переключись снова на третий, – сказала она Чаки. – Пусть санитары остаются на месте.

– Но в сообщении говорилось о крови…

– Медики допускаются на место преступления только после того, как будет установлено, что там безопасно. Таково правило.

Напарник сделал, как ему было велено.

– Свяжись с диспетчером. Нам нужна полная поддержка. Думаю, в полиции округа и штата уже в курсе дела, и я не хочу путаницы и суматохи – нам нужна любая помощь, какая только есть. – Она помолчала, припоминая, что им говорили на занятиях восьмилетней давности в душной классной комнате в Салеме, штат Орегон, где она была единственной женщиной среди тридцати мужчин. Полномасштабная мобилизация. Порядок действий на случай большого числа жертв. Тогда это все выглядело странным.

– Пусть местные больницы будут наготове, – добавила она. – Скажи медикам, чтобы связались с местным банком крови на случай, если понадобится пополнить запасы. И пусть Линда запросит поддержку спецназа. И, да, надо предупредить криминалистов – пусть будут наготове. На всякий случай.

Диспетчер вышла на связь еще раньше, чем Чаки успел поднять рацию и выполнить полученные указания. Голос Линды звучал непривычно пронзительно:

– Нам сообщают, что там все еще слышны выстрелы. Информации о стрелке нет. Информации о жертвах нет. Есть сообщения о каком-то мужчине в черном. Стрелок до сих пор может быть на месте. Будьте осторожны. Пожалуйста, пожалуйста, будьте осторожны.

– Мужчина в черном? – Чак как-то вдруг сразу охрип. – Я думал, это кто-то из учеников. Обычно они стреляют…

Рейни вырвалась наконец на шоссе на краю города и добавила газу до восьмидесяти миль в час. Теперь они ехали прямо к цели, до которой оставалось семь минут. Чак передавал распоряжения.

Рейни вспоминала другие подобные случаи в школах, о которых рассказывали в новостях. Но ведь там совсем другое дело. Отсюда, из Бейкерсвиля, даже Спрингфилд казался совсем далеким. И потом, Спрингфилд ведь город, а в городах, как всем известно, свои проблемы. Поэтому люди и перебираются в Бейкерсвиль. Туда, где ничего плохого просто не может случиться.

Но ведь ты-то знаешь, что это не так, а, Рейни? Уж ты-то должна знать

Чак закончил, и теперь его губы шевелились в молчаливой молитве. Рейни отвернулась.

– Я уже еду, – прошептала она детям, чьи лица стояли перед ее мысленным взором. – Я мчусь к вам изо всех сил.

Во вторник, во второй половине дня, Сэнди О'Грейди попыталась бросить все силы на составление отчетов по исследованиям рынка. Ничего не получалось. Сидя в тесном угловом офисе – бывшей спальне перестроенного викторианского дома, – она чаще смотрела в окно, чем на стопку отчетов, высившихся на ее видавшем виды дубовом столе.

День выдался чудесный, на небе ни облачка. Редкий случай в штате, где дождь идет так часто, что местные жители называют его жидким солнцем. И температура вполне подходящая. Не так холодно, как могло бы быть в это время года, но и не так тепло, чтобы в город потянулись надоедливые туристы.

Идеальный день для всех жителей Бейкерсвиля, переживших немало других дней – дождливых осенних, морозных зимних, с оползнями, из-за которых иногда перекрывался проезд через горные перевалы, и весенней распутицей, угрожавшей уничтожить плодородные поля. Один хороший день на сотню, как иронически заметил бы отец. Но он же первым сказал бы, что и этого вполне достаточно.

Сэнди жила в Бейкерсвиле всю свою жизнь, и на земле не было другого места, где она хотела бы поднимать семью, растить детей. Уютно расположенная между Орегонским береговым хребтом на востоке и Тихим океаном на западе, долина могла похвастать невысокими зелеными холмами, усеянными черно-белыми пятнышками голштинских коров, и окружающими ее высокими лесистыми горами. Молочных буренок здесь было вдвое больше, чем людей. Семейная ферма сохранилась как форма и образ жизни. Все знали всех и принимали участие в жизни соседей. Здесь были и пляжи для летнего веселья, и пешеходные тропы для неспешных осенних прогулок. На обед можно было получить свежевыловленного краба и чашку только что собранной земляники с шапкой свежих сливок. Неплохая жизнь.

Единственным, на что могла бы пожаловаться Сэнди, оставалась погода. Бесконечные серые зимы и густой, как суп, туман действовали на некоторых удручающе. Впрочем, ей самой даже нравились эти серые туманные утра, когда горы едва выглядывали из-за укрывавших их пушистых пелерин и мир обволакивала тишина.

В первое время после свадьбы они с Шепом часто гуляли по утрам, до его работы. Надевали куртки, черные резиновые сапоги и шли через мокрые от росы поля, чувствуя нежное, шелковистое прикосновение тумана к щекам. Однажды, когда Сэнди была на четвертом месяце беременности и гормоны вытворяли с нею черт знает что, они даже занимались любовью в тумане, под старым дубом, и промокли до костей. Шеп тогда смотрел на нее с обожанием, а она, крепко обхватив его за талию, слушала, как колотится его сердце, и думала о растущем у нее в животе ребенке. Мальчик или девочка? И что ему достанется – ее блондинистые кудряшки или густые каштановые локоны Шепа? Каково это, кормить грудью крохотного человечка?

Волшебный момент. К сожалению, потом таких моментов в их браке было не слишком много.

В дверь постучали. Сэнди виновато отвела взгляд от окна и увидела прислонившегося к дверному косяку босса, Митчелла Адамса. Он стоял, скрестив ноги и сунув руки в карманы брюк трехсотдолларового костюма цвета древесного угля. Его темные волосы едва касались воротничка, впалые щеки были чисто выбриты. Митчелл Адамс принадлежал к тем мужчинам, которые всегда выглядят хорошо – что в наряде от «Армани», что в ширпотребе из «Л. Л. Бин». Шеп невзлюбил его с первого взгляда.

– Как дела с отчетами? Идут? – осведомился Митч.

Что бы ни выдумывал себе Шеп, Адамса интересовал только бизнес. Сэнди он взял на работу не потому, что она и в сорок сохранила фигуру и красоту. Он взял ее потому, что понял – у бывшей королевы красоты есть мозги в голове и потребность в успехе. Когда Сэнди попыталась объяснить это мужу, тот возненавидел Митчелла еще сильнее.

– У нас завтра встреча с представителями «Уолмарт»[2], – напомнил Митч. – Если мы хотим убедить их прийти в наш город, нам нужно иметь на руках все цифры.

– И мне нужно привести эти цифры в порядок.

– Далеко продвинулась?

Она замялась.

– Продвигаюсь.

Понимать это следовало так – не сделано ни черта. Понимать это следовало так, что они с Шепом крупно поцапалась накануне вечером. Понимать это следовало так, что она засиделась допоздна за делами, из-за чего снова поругалась с мужем и в результате осталась с ощущением полного бессилия и беспомощности. Но сделать что-то по-другому ей – как, впрочем, и Шепу – мешало католическое мировоззрение.

И вот они ходили и ходили по кругу, а между тем Бекки все время проводила в своей комнате с муляжами животных, которые, как ей представлялось, могли говорить, тогда как Дэнни все чаще и чаще задерживался в школьном компьютерном кабинете, где играл в Интернете. Сэнди он говорил, что хочет показать себя в глазах мисс Авалон. Но скорее всего – и в этом мнения родителей сходились – мальчика просто не тянуло больше домой. А потом, в прошлом месяце, этот неприятный случай со шкафчиками…

Сэнди машинально потерла виски. Митчелл сделал шажок в комнату, но сдержался и отступил.

– К завтрашнему утру, – тихо сказал он.

– Конечно. К утру все будет готово. Я понимаю, насколько важна эта встреча.

Митчелл наконец кивнул, хотя Сэнди и видела, что убедить его ей не удалось. Но что еще сказать? Она не знала. Вот такая жизнь. Все чем-то недовольны – босс, муж, дети… Сэнди постоянно твердила себе, что если продержаться еще немножко, а потом еще немножко, то все как-нибудь сложится. К предстоящей встрече с «Уолмарт» они готовились последние девять месяцев. Работали, засиживались допоздна. Но зато, если все пройдет хорошо, в город придут большие деньги. Их занимающаяся недвижимостью компания сможет наконец нанять больше сотрудников; сама Сэнди, вероятно, принесет домой солидный бонус; а Шеп наконец признает, что у нее – как и у него – есть и способности, и амбиции.

Без четверти два Сэнди встала из-за стола и опустила жалюзи на своем окне с таким расчетом, что это поможет ей сосредоточиться. Налила стакан воды, взяла ручку и приготовилась взяться за дело всерьез.

Но едва она успела углубиться в материал, как у локтя зазвонил телефон. Сэнди рассеянно сняла трубку, мысленно перерабатывая числа. И оказалась совершенно не готовой к тому, что услышала.

– Сэнди! Сэнди! – с истерическим надрывом заговорила Люси Тэлбот. – Ох, слава богу, я до тебя дозвонилась… В школе стреляли. Какой-то мужчина… говорят, его там уже нет. Я слышала по радио. В коридоре кровь. Учеников или преподавателей – не знаю. Все бегут туда. Так что давай побыстрее!

Сэнди не помнила, как положила трубку, как схватила сумочку, как крикнула Митчеллу, что ей нужно уйти.

Она помнила, как бежала. В школу, ей нужно попасть в школу. Ей нужно к Дэнни и Бекки.

И еще она помнила, что впервые за долгое время подумала: как хорошо, что Шеп О'Грейди – ее муж. Он нужен их детям.

Глава 2

Вторник, 15 мая, 13:52

Бейкерсвильская восьмилетняя школа напоминала сумасшедший дом. Остановившись в полуквартале от растянувшегося во все стороны одноэтажного здания, Рейни увидела бегущих через парковочную площадку родителей и отчаянно ревущих на огороженном школьном дворе детей. Звенела пожарная сигнализация. Выла сирена «Скорой» – черт бы подрал Уолта. С соседних улиц подлетали все новые машины – вероятно, вызванных с работы родителей.

– Черт, – пробормотала Рейни. – Черт, черт, черт…

Учителя собирали своих подопечных небольшими группами. Мужчина в костюме – может быть, директор Вандерзанден, Рейни встречалась с ним только один раз – стоял у флагштока и вроде бы пытался преобразовать хаос в некое подобие порядка. Без особого, впрочем, успеха. Его организаторским усилиям мешали родители, бегающие от одной группы к другой в поисках своих детей. Дети тоже кружили бесцельно, высматривая родителей. Какой-то мальчик в испачканных кровью джинсах выбрался, пошатываясь, из безумного круговорота и свалился на тротуар. На него никто не обращал внимания.

Рейни выскочила из машины и побежала. Каннингэм последовал за ней. Пробившись через людское море к стеклянным входным дверям, она заметила патрульную машину Шепа, блокировавшую стратегический западный вход на парковочную площадку. Однако самого шерифа видно не было.

Передние двери распахнулись, и Рейни увидела в конце широкого коридора двух бейкерсвильских медиков-добровольцев, Уолта и Эмери, оказывавших помощь жертве.

– Черт, – снова выругалась она. Пока здание не проверено, этим двоим делать здесь было нечего.

Незнакомый мужчина, вероятно родитель, пробежал мимо, прямиком к открытой двери. В последний момент Рейни схватила его за руку и оттянула назад.

– Мой ребенок… – начал он.

– На парковку! – крикнула она. – В здание никому не входить! Эй, вы… Да, вы, там, в костюме! Подойдите сюда.

Торопливо проходивший рядом моложавый мужчина остановился, словно зацепился за сучок. Вид у него был важный, чему способствовали приталенный костюм оливкового цвета и начищенные до блеска черные туфли. Он был явно взволнован и спешил и, остановившись, недовольно посмотрел на Рейни.

– Вы работаете в школе? – строго спросила она. – Ваше имя?

– Ричард. Ричард Манн. Я – школьный консультант, и мне нужно попасть к учащимся. У нас раненые…

– Знаете, что случилось?

– Там стреляли. Потом сработала пожарная сигнализация… все побежали. Я был у себя в кабинете, работал с бумагами, и вдруг… вся эта суматоха.

– Вы видели, кто стрелял?

– Нет, но кто-то сказал, что какой-то мужчина выбежал из западной боковой двери. Я не знаю…

– А что учащиеся? Все вышли?

– Мы следовали стандартной процедуре эвакуации, – машинально ответил Ричард Манн. Лицо у него вдруг вытянулось. Он наклонился и, понизив голос, чтобы слышала только Рейни, добавил: – Двое учителей сказали, что видели учеников в коридоре. Они спешили в свои классы и не стали задерживаться… не хотели, чтобы дети увидели… А еще я видел здесь раненых ребят. Хотел позвать медиков, но они уже вошли в здание.

– У вас есть медицинская подготовка?

– Умею делать искусственное дыхание, проводить первичную реанимацию…

– Хорошо. Вот что вы сейчас сделаете. Организуйте пункт медпомощи на школьной лужайке. Соберите всех раненых детей. Я видела, как какой-то мальчик упал возле тротуара, так что пошлите кого-нибудь туда. Спросите, есть ли среди родителей такие, кто умеет что-то делать – искусственное дыхание, перевязку, не важно. Пусть помогают детям и держатся по мере возможности. Уолт, похоже, занят в здании, так что до прибытия «Скорой» из Кэбота еще минут десять-пятнадцать, не меньше.

– Я постараюсь. Просто из-за всего этого шума почти ничего не слышно.

Рейни указала на патрульную машину Шепа:

– Видите ее? Там, на заднем сиденье, мегафон. Сделайте так, чтобы вас услышали. Потом, когда устроите пункт медпомощи, у меня будет для вас другая работа. Вы меня слушаете?

Консультант кивнул. Он был бледен, но держался собранно и слушал внимательно, хотя над верхней губой выступил пот.

– Видите, сколько народу собралось на парковке? Нам нужно перевести всех на другую сторону улицу. Пусть учителя построят свои классы и проведут перекличку. Потом можно передать детей родителям. Но с парковки нужно убрать всех, кроме раненых, понятно? Здесь оставаться опасно. И еще. Никто не должен уходить, пока не будет разрешения полиции. Ясно?

– Да. Я постараюсь.

– Вы видели шерифа О'Грейди?

– Видел, как он вошел в здание. Думаю, искал своих детей.

Ричард Манн поспешил к машине Шепа. Рейни прошлась взглядом по белому школьному зданию, которое еще только надлежало проверить, и посмотрела на напарника. Чак нервно поглаживал оружие.

Рейни глубоко вдохнула. Весь ее опыт в такого рода делах сводился к практическим занятиям на курсах подготовки, а с тех пор прошло уже несколько лет, но ничего другого не оставалось. Уолт и Эмери уже были в школе. И Шеп тоже. Почему бы и им с Чаки не присоединиться?

Она повернулась к нему:

– Идешь за мной, Чаки. Глаза открыты, оружие не трогать. Уолт там без разрешения, но стрелять в него из-за этого не стоит.

Чаки послушно кивнул.

– Есть три вещи, о которых ты должен помнить на месте преступления. Ничего не трогать. Ни в коем случае ничего не трогать. И вообще ни хрена и ничего не трогать. О'кей?

Чаки снова кивнул. Рейни взглянула на часы. 13:57. На парковке все еще творилось черт знает что, и весь этот шум и гам, детский плач, крики и звон сигнализации мешали думать, мешали сосредоточиться. Тем более что она уже заметила красные пятна на дорожке, очевидный кровавый след, тянувшийся из школы во двор. Там бежали раненые дети. А другие? Те, которых, по словам Ричарда Манна, видели учителя?

Думать об этом она пока не могла.

С собой у нее был «глок» в правой руке и запасной двадцать второго калибра в кобуре на щиколотке. Рейни надеялась, что этого хватит. Она кивнула Каннингэму и, держа в левой руке «уоки-токи», переступила порог.

Здесь было еще шумнее. Неутихающий свист пожарной сигнализации эхом разлетался по длинным коридорам и дождем обрушивался на голову.

– Диспетчерская! – крикнула Рейни в рацию. – Один-пять вызывает диспетчерскую. Линда, ответь!

– Один-пять, диспетчерская на связи.

– Дай мне Хэнка. Пусть скажет, как отключить эту чертову пожарную сигнализацию.

– Э… о'кей. Один момент.

Они остановились в вестибюле, морщась от нарастающего шума.

Главный коридор был, на удивление, чист. Ни брошенных рюкзаков, ни книг, раскиданных по выложенному белой плиткой полу. Справа – приемная, окна которой были оклеены вырезанными из бумаги цветочками и бодрым приветствием – «Добро пожаловать!» Никаких признаков насилия.

«Уоки-токи» затрещал, и Рейни прижала рацию к уху, вслушиваясь в передаваемые Линдой инструкции. Войти в главный офис. Найти приборную панель. Она посмотрела на закрытую дверь. Что там, с другой стороны? Неизвестно. И не послушаешь. В том-то и проблема.

Рейни сделала знак Чаки – отступи в сторону. В таких делах лучше ничего не откладывать.

Пригнуться пониже и вперед, с пистолетом наготове. Ногой в дверь, упасть и перекатиться. Вскочить и вперед… Ничего. Ничего. Ничего. Офис безопасен.

Рейни подошла к панели управления, и уже секундой позже звон пожарной сигнализации оборвался.

Чаки даже вздрогнул от неожиданности. Внезапная тишина оглушила. А еще в ней было что-то неестественное и пугающее.

– Так-то лучше, – сказал через секунду Чаки, пытаясь придать голосу уверенности, хотя лицо его уже приобрело цвет пергаментной бумаги.

– Колумбайн[3] многому научил, – негромко ответила Рейни. – Пожарная сигнализация заглушала все прочие звуки, и спецназовцы долго не могли определить местоположение стрелков в здании.

– Тебя обучали на случай стрельбы в школе? – с надеждой спросил Чаки.

– Нет. Об этом писали в журнале «Тайм». – Рейни мотнула головой. – Идем. Не тушуйся. Смотри и слушай. Все будет в порядке.

Держа наготове оружие, они осторожно вернулись в главный коридор. За офисом шли ряды голубых шкафчиков. Все они были закрыты. Скорее всего, стрельба случилась после того, как учащиеся вернулись в классы с ленча, решила Рейни. Но имеет ли это какое-то значение? И что она найдет в классах?

Они двинулись дальше. На полу валялись несколько деформированных пуль – то ли залетели случайно, то ли их запинали сюда ноги разбегавшихся школьников и учителей. Рейни аккуратно обошла их, хотя и не питала иллюзий относительно того, что ждало их впереди.

Первая задача каждого полицейского при подходе к месту преступления – сохранить человеческую жизнь. Вторая – схватить, если это возможно, преступника и обезопасить место происшествия. Третья – отыскать свидетелей и обеспечить сохранность улик, поскольку работа полицейского еще и в том, чтобы смотреть дальше момента трагедии. Уже в самое ближайшее время жители городка потребуют ответов, захотят восстановить события этого дня и установить, кто что и с кем сделал. Что пошло не так. Кто виноват.

Рейни уже знала, что ответить на эти вопросы будет нелегко. Школа находилась в жилом районе города, и слишком много горожан попали к ней раньше полицейских. Родители, медики, учащиеся – все оставили здесь свои следы, все поучаствовали в нарушении неприкосновенности места преступления. А теперь здесь еще и они, двое вооруженных и неопытных полицейских, впервые оказавшихся в столь сложной ситуации. Собственно говоря, проблемы начались до того, как она вошла в здание, и теперь ей не оставалось ничего другого, как только продолжать.

Рейни слышала за спиной хрипловатое дыхание Каннингэма; впереди, ярдах в пятидесяти, ругался Уолт.

– Черт бы тебя побрал, Брэдли, – бормотал он. – Не вздумай свалить. Держись, у нас же покер в пятницу.

Рейни и Каннингэм тихонько подошли к Уолту сзади и огляделись. На пересечении двух широких коридоров лежал школьный уборщик Брэдли Браун. С этой новой стратегической точки Рейни видела с десяток классных дверей слева. Все они были закрыты. По спине у нее пробежал холодок.

Страницы: 12345678 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Правовое регулирование строительства и использования в России сетей связи нового поколения на базе с...
В настоящем монографическом исследовании инновационная деятельность рассматривается как стратегическ...
В основе монографии лежит диалектическое описание судебной системы, имеющей сложную иерархию и прави...
Казалось бы, фирма по производству игрушек, что там может случиться криминального? Оказывается, мног...
«Ольга сидела в кресле самолета и смотрела в крошечное окошечко с ширмой.Миловидная, с большими серы...
Данная книга является живой историей двух молодых людей, которые встретили друг друга и полюбили. В ...