Третья жертва Гарднер Лиза
В дальней кабине закусочной «У Марты» Эйб Сандерс принялся за обильный завтрак – омлет из трех яиц. Большущее преимущество работы в провинции – здоровая пища. Его омлет был сдобрен пухлыми грибами, первоклассным сыром «тилламук» и, самое главное, свежим шпинатом. В большинстве городских кафе такого уже не найти. Они предлагали консервированный шпинат или – вообще кошмар! – шпинат в белом соусе. При мысли об этом Эйба аж передернуло. К такой дряни даже Попай[21] не прикоснулся бы.
Нет, в Бейкерсвиле определенно подавали хорошую еду, в том числе оладьи из отрубей на пахте. Эйб обожал оладьи из отрубей. Этим утром, однако, он охотно удовлетворился тем, что считал здоровой, богатой белками пищей. Дело шло к своему завершению, хотя и в противоположном от первоначально им избранного направлении и он не хотел перегружать себя углеводами.
Сандерс покончил с омлетом, оставил миловидной официантке щедрые чаевые и преодолел на машине то небольшое расстояние, что отделяло закусочную от муниципалитета.
С мансарды, куда вела узкая деревянная лестница, не доносилось ни звука. Удивительно. Было почти восемь утра – поздно по стандартам последних нескольких дней, – и он предполагал, что уж хотя бы Рейни в оперативном центре наверняка будет. Похоже, она всегда приходила первой и уходила последней. С отношением к работе у нее все в порядке, тут придраться не к чему. Вот бы еще перестала изводить карандаши. Он купил три коробки, прежде чем догадался держать их в «бардачке» машины.
Сандерс открыл дверь мансарды, обвел небольшое помещение быстрым взглядом. Судя по всему, сегодня он первый.
Он включил кофеварку и подхватил перевязанную стопку писем, доставленных утром конторским служащим. Пришедший накануне вечером конверт с калифорнийским штемпелем – для Рейни. Наверное, личное дело Ричарда Манна из Лос-анджелесской школы. Извещение о поступившем телефонном сообщении. В небрежно написанной записке сообщалось, что агент Куинси вынужден уехать по срочному семейному делу и вернется через несколько дней. Скорее всего, из-за дочери, подумал Эйб с искренней симпатией. Вот ведь незадача. Агент не распространялся об этом, но по городу ходили слухи, что дочь Куинси сбил пьяный водитель. Эйб слышал эту историю от четырех разных людей за ужином.
Остальная корреспонденция представляла собой обычную ерунду. Он бросил ее на край занимаемого Рейни стола. Сама потом разберется.
Оказавшись предоставленным самому себе, детектив воспользовался случаем и, вытащив мобильный, позвонил домой. Жена пребывала в волнении. У песика возникли утром проблемы, и она хотела отвезти его к ветеринару.
– Бога ради, накорми его отрубями, и все будет в порядке.
Она восприняла идею «на ура». Потом, конечно, настояла на том, чтобы он сам поговорил со щенком.
– Да, да, да, – сказал Эйб.
Песик залился восторженным лаем.
– Ты совсем не контролируешь свой мочевой пузырь, – сказал ему Эйб.
Еще более громкое гавканье.
– Обмочишь все мои коврики.
Радостный лай.
– Ну да. Хорошо. Я тоже тебя люблю. А теперь дай мне мою жену.
Трубка вернулась к жене. Господи, со стыда умереть можно…
– Ну как, продвигается? – спросила она.
– Продвигается.
– Скоро будешь дома? – Эйб знал, что она сдерживается как может, но в голосе прозвучала тоска.
– Люблю тебя, солнышко, – сказал он уже нежнее. – Я тоже по тебе скучаю.
Сандерс дал отбой. Жаль, конечно, что Дэйв Дункан проскользнул у них меж пальцев прошлой ночью, но теперь, когда они знали, кого искать, его поимка становилась лишь вопросом времени. Парень ударился в бега. Наверное, запаниковал, испугался и думает, что спрятаться ему больше негде.
Чертовски верно. Накануне Сандерс лично разослал по всему штату ориентировку. Если Дункан еще где-то здесь, какой-нибудь местный ретивец обязательно его заприметит.
Сандерс занялся составлением отчета и не отрывался от бумаг вплоть до полудня. А потом вдруг обнаружил, что Рейни так и не появилась.
И тут у него появилось нехорошее предчувствие.
Эйб Сандерс позвонил ей домой. Затем попытался связаться по рации. Ни там, ни тут ему не ответили, и тогда детектив запаниковал по-настоящему.
Лоррейн Коннер словно исчезла с лица земли. И пусть Эйбу не нравились методы Рейни, он знал – такое поведение не в ее духе.
Глава 31
Суббота, 19 мая, 12:16
Бекки сидела на своей маленькой кроватке в окружении своей армии, прижимая к груди Большого Мишку. Родители невесело обсуждали что-то в гостиной. Они старались не повышать голоса, как поступали всегда, когда злились друг на друга, но не хотели, чтобы об этом знали другие. Бекки показалось, что мамочка плачет. А папочка в своем Самом Плохом Настроении. Он заколотил гардероб в коридоре, в котором Бекки проснулась этим утром, и объявил, что маленькие девочки должны спать в своих кроватках, так что ей лучше бы уже начать привыкать к своей.
Бекки не думала, что мамочка с ним согласна. Сама девочка не расстроилась: в этой комнате тоже был гардероб. Она выбрала тот, что в коридоре, только потому, что он был ближе к папиному дивану. А как бы сильно Бекки ни любила Большого Мишку, она пока не знала, будет ли от него польза в драке. В конце концов, он был всего лишь набивной игрушкой с пуговкой вместо носа.
Мамочка и папочка спорили из-за Дэнни.
– Ему нужна помощь, Шеп! Серьезная помощь, которую не получишь в следственном изоляторе для несовершеннолетних!
– Да знаю я. Но мы должны проявлять терпение, Сэнди. Ты же слышала, что сказал адвокат. Если Дэнни заговорит не с тем человеком, это может аукнуться в суде. Тогда какую помощь он получит? Мы должны дождаться окончания судебной экспертизы. Тогда будем знать больше.
– От шести месяцев до года? Бога ради, он и так уже под наблюдением, как склонный к суициду…
– Там о нем хорошо заботятся.
– Ему даже поговорить не с кем! Ты бы слышал его этим утром. Он уже хочет умереть. Господи, это же наш сын!
Бекки слезла с кроватки вместе с медвежонком. Стараясь не шуметь, подкралась к общей комнате и прислонилась к стене в коридоре.
– Мы сделали все, что могли, – бубнил папочка. – Надо просто… дать ему пройти через все это.
– Нет.
– Сэнди…
– Есть другой выход.
– Ну да, конечно!
– Говорю тебе, Шеп, это сделал он! Ох, ради всего святого, да не закрывай ты уши, словно дитя малое… Это был Дэнни, и он позвонил мне в шесть утра, чтобы сказать, что это он спустил курок и теперь ни о чем другом и думать не может. Ему всего тринадцать. Даже не знаю, как до такого могло дойти. Хотела бы, да не знаю. Но вот как-то же… Он пришел в школу, Шеп, и сделал то, что сделал, и теперь у него душа разрывается. И мы можем либо сидеть здесь, отказываясь в это верить, либо броситься на амбразуру вместе с ним… Думаю, ничего другого нам не остается.
– На амбразуру? Нет никакой амбразуры. Есть тюрьма. И он отправится туда один и умрет там один. Боже, ты что, не следила за другими делами? У тех, кто совершает массовое убийство, никакого второго шанса нет. Даже у тринадцатилетних. Дэнни по совокупности светит столько пожизненных, что ему и не прожить столько. Всё. Больше и говорить не о чем.
– Эвери Джонсон сказал, что если Дэнни признает себя виновным, округ, возможно, согласится на сделку. Это избавило бы всех от мучительного судебного процесса.
– Мой сын не убийца.
– Нет, убийца.
– Предупреждаю последний раз, Сэнди…
– Дэнни застрелил двух девочек! Дэнни убил Салли Уокер и Элис Бенсен. Их родители до конца жизни будут проходить мимо пустых спален. Из-за нашего сына. Как тебе это, Шеп? Как тебе это?
– Черт бы тебя побрал, Сэнди…
В голосе Шепа прозвучали нотки ярости. Бекки заглянула в комнату и увидела, что лицо папочки раздулось и приобрело безобразный багровый оттенок. Он отвел руку назад, словно хотел по чему-нибудь ударить. Вот только перед ним стояла ее мамочка. Стояла, гордо задрав подбородок и глядя ему прямо в лицо, как это всегда делал Дэнни, когда подбивал кого-нибудь на нехороший поступок.
Бекки испугалась. Ей хотелось крикнуть: «Прекратите!», но, как и в школе, она так испугалась, что не могла вымолвить ни слова. Она не узнавала этих людей с раскрасневшимися лицами и кулаками. Ей хотелось, чтобы они ушли и домой вернулись ее настоящие родители. Она скучала по тем временам, когда они ужинали все вместе, даже Дэнни, который украдкой перекладывал свой горошек на ее тарелку.
– Тебе что, легче станет, если ударишь жену, Шеп? – спокойно спросила Сэнди. – Или, может, до тебя наконец начало доходить, где мы допустили ошибку?
Шеп вздрогнул. Рука медленно опустилась.
– Я пытаюсь, – мягко продолжала Сэнди. – Пытаюсь даже усерднее, чем пыталась когда-либо раньше, объединить эту семью. Но я так больше не могу. Мы облажались, Шеп. Допустили где-то ошибку, и Дэнни свернул не туда, а бедняжка Бекки… одному богу известно, что будет с нею дальше. Как мне это представляется, у нас есть два выхода. Мы можем сделать вид, что ничего не случалось, и не изображать слишком уж большое удивление, когда однажды нам позвонят и скажут, что наш сын умер. Или же можем перестать обманывать себя и начать думать, как быть с тем, что случилось на самом деле.
Дэнни оказался вовлеченным в убийства. У Дэнни есть проблемы, связанные с внезапными приступами ярости. Дэнни – очень трудный ребенок. Но он при всем том хороший мальчик, как это ни парадоксально, и чувство вины разрывает ему душу. Если мы не попросим его все рассказать, и как можно скорее, не думаю, что он вообще что-то расскажет. В конце концов он либо раздобудет где-нибудь вилку или ножик и сделает то, что сделает, либо, что еще хуже, замкнется в себе и отключит все чувства. В нем не останется ни тепла, ни сочувствия, ни жалости.
Ему всего тринадцать, Шеп. Я хочу, чтобы он получил шанс стать тем человеком, которого мы мечтали воспитать, а не заголовком газет. Не знаю, как для тебя, но для меня наш выбор очевиден.
– Какой выбор, Сэнди? – устало спросил Шеп. – Дэнни уже не наш. Он принадлежит судебной системе, и я знаю, что это за чудище. В ту самую минуту, как он признает себя виновным, его засадят на всю жизнь. И даже если он пройдет через консультанта-психолога и снова станет нашим хорошим мальчиком, какого черта наш хороший мальчик будет делать, сидя всю жизнь за решеткой с отъявленными мерзавцами? Почему бы нам просто не купить ему футболку с надписью ТРАХНИТЕ МЕНЯ СЕЙЧАС ЖЕ и дать ему надеть ее в гребаном суде?
– Шеп!
– А что, Сэнди, по-твоему, с ним случится? Почему, по-твоему, мне так страшно?
Мамочка умолкла. Бекки подумала, что она выглядит так, будто вот-вот заплачет. Бекки и сама уже плакала. Слезы ручьем текли по ее щекам.
– Должны быть другие варианты, – сказала наконец ее мамочка, но убежденности в ее голосе поубавилось. – Нужно поговорить с Эвери Джонсоном. Вдруг чего-то придумаем…
– Он не может пойти в тюрьму, Сэнди. Я этого не допущу. Не допущу.
Сэнди потерла руки, как будто замерзла.
– Даже не знаю, что еще можно сделать, – прошептала она. – У меня такое чувство… что худшее впереди.
– Я что-нибудь придумаю, Сэнди. Он мой сын. Дай мне время, и я что-нибудь соображу.
Мамочка в итоге кивнула. Крепко прижав к себе Большого Мишку, Бекки на цыпочках отошла от дверного проема. Сердце молотом стучало в груди. Ей сделалось так плохо, что она едва могла дышать.
Ей хотелось ворваться в комнату. Хотелось обнять руками ноги папочки и умолять его оставить Дэнни в покое. Но, как и в школе, она была слишком испугана. Так испугана, что едва ли смогла бы что-то сказать.
Бекки вернулась в свою спальню и начала бросать одеяла и одежду в стенной шкаф, где собиралась укрыться. Медвежонку нужно будет где-то спрятаться. И жучихе миссис Битл, и лошадке Полли, и ее новому котику.
Дел у Бекки было много.
Нельзя трогать Дэнни. Если кто-то тронет Дэнни, случится что-то плохое. Очень плохое. Монстр все еще рядом, и если Дэнни не будет умницей, если Бекки не будет умницей, он убьет их всех.
Он обещал.
Рейни занялась приготовлениями сразу же после звонка Куинси. Первым делом подстригла газон. Потом занялась границами участка. В высокой траве, если все пойдет по задуманному, следы будут заметнее.
Она надела маску, взяла лопату и, не обращая внимания на звонящий телефон, приступила к работе, не позволяя себе думать о том, что предстояло сделать. Потом снова раскидала траву, чтобы скрыть отметины, приняла долгий горячий душ и смыла с рук влажную землю.
Еще час ушел на возню с дробовиком – на всякий случай.
В самом начале третьего, когда Рейни вернулась в дом, прихватив из багажника патрульного автомобиля два запасных пистолета, девятимиллиметровый и двадцать второго калибра, вновь зазвонил телефон. Она не ответила, но потом услышала на автоответчике голос Люка.
Он звал ее снова и снова, и ей пришлось взять трубку:
– Слушаю.
– Господи, Рейни? Где, черт возьми, тебя носит? Сандерс с ума сходит, пытаясь тебя найти.
– Я подстригала газон. Как там Портленд?
– Да так себе. Сплошная неразбериха. – Судя по голосу, Люк пребывал в растерянности. Судя по шуму машин, звонил он с мобильного. – Ты что, не пошла на работу, чтобы прибраться во дворе?
– Траве на убийство наплевать – растет себе и растет. А что за неразбериха в Портленде?
– Дэниел Авалон исчез. Утром мы должны были встретиться у него в офисе, но секретарша долго водила меня за нос, придумывая отговорки, одна другой нелепее. В конце концов я добрался до его жены. Похоже, дома мистер Авалон сегодня не ночевал… И вот что еще: по дороге в Портленд я заглянул в его охотничий домик. Им определенно недавно пользовались.
– И ты полагаешь, он и есть Дэйв Дункан.
– Ну, с хорошей маскировкой… Черт, да все возможно. – Люк вздохнул. – Я распространил ориентировку с его «нормальным» описанием плюс описанием машины. Пока что это все.
– Уверена, он вскорости объявится, – бесстрастно заметила Рейни и посмотрела на заднюю веранду.
– Рейни… Я попросил Энджелину показать мне оружейный шкаф. Одного дробовика не хватает. Думаю, это не к добру.
– Клин клином вышибают, – пробормотала Рейни.
– Я возвращаюсь в Бейкерсвиль, да? Здесь мне больше делать нечего. Чувствую, будет лучше, если вернусь в город.
– Смотри сам. Тебе виднее.
– Ладно…
Он колебался. Рейни слышала в его голосе невысказанные вопросы. Они через многое прошли вместе. Она знала, стоит только попросить, и он приедет. Даже умрет за нее, если понадобится, – такой уж человек.
Но она тоже была такая, как есть, и она не могла просить кого-то расплатиться за ее грехи.
– Рейни… – произнес он.
– Я уже большая девочка, Люк. И знаю, что делаю.
Рейни положила трубку. День перевалил на вторую половину, и времени оставалось не так уж много. Она надела простую белую рубашку, накинула легкую куртку, идеально скрывавшую пистолет. В пару к верху подобрала длинные расклешенные джинсы – пистолет под ними было не разглядеть.
Она взяла удостоверение. Понадобится, чтобы попасть в центр содержания несовершеннолетних округа Кэбот. Но после посещения полицейская Лоррейн Коннер отойдет в тень; останется просто Рейни, которая сделает то, что следовало сделать еще несколько дней назад.
Она приготовила небольшой сюрприз в гостиной – так, на всякий случай. Потом бросила взгляд на часы.
Дэнни должны перевозить в пять вечера. Шеп решил направить сына на освидетельствование в расположенную поблизости психиатрическую больницу. Времени в обрез.
Рейни выехала на своем видавшем виды «Ниссане». Спустя час она уже сидела напротив Дэнни О'Грейди, чье худое, изможденное лицо мало чем отличалось от ее собственного.
– Дэнни, – сказала она тихо, – думаю, пришло время поговорить.
Она ушла лишь после того, как он рассказал все.
Куинси устало шел по больничному коридору к палате, надеясь, что никогда больше ее не увидит. Путь в аэропорт Даллес пролегал через Чикаго, и, так как его рейс из Портленда прибыл с сорокапятиминутным опозданием, ему пришлось буквально бежать к нужному выходу. Он боялся опоздать на стыковочный рейс, боялся застрять в аэропорту О'Хара. Боялся, что придется звонить Бетти и объяснять, что он пропускает очередное знаковое событие в жизни их дочери, хотя на сей раз уж точно последнее. Ха-ха-ха.
В голове кружились сырые, полуоформленные мысли. Усталость смешивалась с напряжением, как бывало, когда он приближался к новому месту преступления, и это еще больше выбивало его из колеи.
Несколько сиделок в коридоре приветливо ему кивнули. Он узнал лица, но не смог вспомнить имен.
Вот наконец и дверь. Снова этот проклятый запах. И давящее ощущение белого. Его воспитали в убеждении, что смерть носит черное, и теперь он чувствовал себя обманутым.
Сделав решительное лицо – войти в палату с другим выражением он наверняка бы не смог, – Куинси резко открыл дверь.
Бетти крепко спала, свернувшись на приставленном к кровати стуле. Ее темные волосы посветлели за последние несколько лет, но по-прежнему ниспадали на плечи изящными волнами. В серо-коричневых брюках и красивом шелковом свитере она выглядела слишком привлекательной для той, что целыми днями просиживала в больничной палате. Куинси тотчас же ощутил укол вины, что стало привычной реакцией на все касавшееся его бывшей супруги.
Он негромко откашлялся. Она медленно очнулась, щуря голубые глаза, и с явным удивлением посмотрела на него.
– Пирс? Уже спас мир? Я думала, на это у тебя уйдет еще как минимум неделя.
Куинси проигнорировал ее сарказм и пристально посмотрел на старшую дочь. Лицо Аманды было все еще покрыто белой марлей. Трубочки и иголки щетинками поднимались от распростертого тела, почти скрывая то, что некогда отличалось тонким изяществом. Он замедлил шаги, вновь шокированный тем, каких трудов и усилий стоило поддержание ее живой.
– Я прилетел так быстро, как только смог, – сказал он Бетти, беря руку Мэнди в свою и нежно ее пожимая. Никакой реакции не последовало. Он взглянул на маленькие бледные пальцы, лежащие на его ладони, восхитился ее ногтями, длинными, розовыми и здоровыми, тогда как все остальное в ней увяло. Казалось, только вчера эти пальцы – нет, пальчики, нежные, детские – крепко сжимали его большой палец.
– Не понимаю, – произнесла Бетти за его спиной. – Я думала, с тебя уже достаточно.
– Я не собирался пропускать это, Бетти. Я всегда планировал быть здесь, как только ты будешь готова.
– Когда я буду готова к чему?
Куинси обернулся. Он все еще держал руку Мэнди в своей, но теперь заметил на лице бывшей жены неподдельное замешательство. У него вдруг свело живот. Где-то глубоко внутри резко похолодело.
– Позвонил кто-то из персонала больницы. Сказали, что ты готова отключить ее от аппарата обеспечения жизнедеятельности…
– Ни в коем случае!
– Бетти…
– Это какой-то фокус, Пирс? Думаешь, повлияешь на меня этой небольшой мелодрамой? Не получится. Я не стану убивать мою дочь только ради твоего удобства.
– Бетти… – Куинси остановился. Она не имела ни малейшего представления, о чем он говорит. Его подставили, и он шагнул в западню так же покорно, как мышь заходит в мышеловку.
О боже, Рейни…
Куинси осторожно опустил руку Мэнди на простыню. Поцеловал дочь в висок. У него задрожали руки.
– Никаких изменений?
– Никаких, – холодно сказала Бетти.
– А Кимберли?
– Вернулась в колледж, полагаю. Даже позвонить не удосужилась.
Куинси кивнул и, стараясь не сорваться на бег, направился к двери.
– Спасибо, что навестил, – съязвила у него за спиной Бетти. – Приезжай еще.
Куинси на мгновение задержался в дверном проеме.
– Ты не виновата, – сказал он со всей искренностью. – В том, что случилось с Мэнди, твоей вины нет.
– Я себя не виню, – с трудом проговорила Бетти. – Я виню тебя.
Куинси прошел по коридору и, едва оказавшись на парковке, щелкнул крышкой мобильного. Первый звонок был другу, работавшему в криминалистической лаборатории, – тому самому, который получил накануне вечером сабо.
– Ты пробил его по системе «Драгфайр»?
– Господи, Куинси, рад тебя слышать.
– У меня мало времени, Кенни. Что там с этим сабо?
– Ну, если бы ты потрудился проверить свою голосовую почту, то знал бы, что я работал над ним всю ночь. Совпадения по нарезам с двумя другими подобными случаями. Двумя другими школьными расстрелами. И оба этих дела считались закрытыми, двое парней за решеткой. Так что если эти преступления продолжаются, тащи свою задницу в Квантико, Куинс. Ты тот, кто там нужен.
– Я возвращаюсь в Орегон. Сбрось все факсом на бейкерсвильский номер, и как можно скорее.
– Ты что, сдурел? У нас одно и то же оружие, использованное при трех различных школьных расстрелах в трех разных городах за десятилетний период! Как думаешь, что будет дальше?
– Дальше он собирается убить Рейни, – просто сказал Куинси. – Это часть его игры. Прижать ее к обочине, а когда упадет – атаковать. И я это упустил! Черт, я это упустил, а теперь, на хрен, нахожусь на другом конце этой гребаной страны!
На этом он отключился и уже в такси, крича водителю, чтобы ехал быстрее, быстрее, быстрее, думал о дочери и обо всех тех моментах в своей жизни, когда не сделал всего, что мог.
Глава 32
Суббота, 19 мая, 16:48
Дэнни чувствовал себя совершенно опустошенным. Рейни уже давно ушла, а он все лежал на кровати, свернувшись калачиком, и смотрел на одну и ту же точку на полу. Он рассказал ей все. Не надо было бы, но он рассказал – и теперь не находил сил даже подняться на ноги.
Рейни сказала, что от секретов бывает только хуже. Сказала, что секреты дают тому человеку власть над ним. Дэнни ничего уже не понимал. В голове крутилось столько картинок. Вот бы взять да и отключить мозг, чтобы все наконец исчезло.
Утром начали дрожать руки, и с тех пор они так и дрожали не переставая. Насморк прошел, но теперь все тело горело от боли. Зудела кожа. Дэнни не смотрел на себя в зеркало – противно. Окажись под рукой что-нибудь острое, отрезал бы себе пальцы, и тогда не пришлось бы смотреть, как они сжимают рукоятку револьвера и тянут спусковой крючок. Тогда бы снаружи ему стало так же больно, как и внутри, и это, наверное, было бы правильно.
Он вымотался, но заснуть не мог – беспокоился о Бекки. Надо бы заставить себя подняться, сделать что-нибудь. Но что?
Из коридора донеслись шаги. Пришел один из смотрителей – улыбающийся, веселый, как клоун.
– Пора, – бодро сообщил он.
Дэнни посмотрел на него, ничего не понимая.
– Вы отправляетесь на экскурсию, мистер О'Грейди. Родители посылают вас в психушку. – Мистер Весельчак рассмеялся над своей шуткой.
Дэнни еще плотнее свернулся на кровати.
За спиной Мистера Весельчака материализовались двое мужчин. Они были в форме и показались Дэнни смутно знакомыми. В руках мужчины держали кандалы. Если ты покидаешь стены центра, то должен быть в кандалах. Без этого никак. Они все равно увезут его, так или иначе.
Отправят в психушку. Внутри все горело. И надо же – под рукой ничего острого!
Дэнни встал, как ему было приказано. Поднял руки. Тот, что помоложе, надел кандалы на лодыжки. Не очень плотно. Не так плотно, как тот, что делал это же в прошлый раз. Тогда кандалы врезались глубоко в кожу и оставили рубцы. Дэнни понял тогда по взгляду того типа, что именно этого он и добивался.
Дэнни молчал. Тот, что помоложе, надел ему на пояс ремень и приковал к поясу, спереди, руки. Всё, готов.
Тот, что постарше, кивнул.
– Дэнни, – сказал он грубовато-фамильярно.
Дэнни понял, что должен его знать. Может, приятель его отца. Для старины Шепа все люди в форме – братья. Только вот теперь ему будет трудновато.
Патрульные отвели его к полицейской машине округа Кэбот, запихнули на заднее сиденье, а сами уселись впереди. Переглянулись, но ничего не сказали.
Дэнни ни о чем и не спрашивал. Он не знал, почему его везут в психбольницу, надолго ли и что его ждет там. Он давно уже не задавал никаких вопросов. Раздобыть бы только что-нибудь острое. Отрезать себе пальцы. И никогда больше не видеть этих рук. Мисс Авалон, мисс Авалон, мисс Авалон…
Беги, Дэнни, беги!
Машина тронулась. Тот, что постарше, пристально посмотрел на Дэнни в зеркало заднего вида. Ему не понравился этот взгляд. Он ссутулился, вобрал голову в плечи, словно пытаясь уменьшиться в размерах.
Минут через десять тот, что постарше, повернулся к напарнику:
– Что думаешь?
– Думаю, это место ничем не хуже любого другого.
– Эй, ты, – бросил Дэнни тот, что постарше, – держись, малыш.
Машина вдруг вильнула в сторону. Еще секунду назад они были на дороге, а теперь, подпрыгивая, неслись по насыпи вниз. Дэнни подумал, что водителю следовало бы ударить по тормозам. Но тот поддал газу. Бум.
От удара Дэнни бросило вперед, на перегородку. Он зажмурился. Пыль рассеялась через несколько секунд. Когда он наконец очухался, то понял, что патрульная машина врезалась в дерево. Из-под капота поднимался пар. Оба копа выглядели не лучшим образом; у того, что по-младше, весь лоб был в крови.
– Черт, – пробормотал молодой коп, дотрагиваясь до раны и морщась. – Черт, похоже, шрам будет настоящий.
– Давай, вылезай, – сказал тот, что постарше. Губа у него кровоточила, на щеке красовался синяк. Он посмотрел на Дэнни. – Бога ради, малыш, хватай ключи и уматывай. Или отец тебя не предупредил?
Дэнни наконец заметил, что задняя дверца открыта. Сделал ли это один из них или всему виной авария? Он не мог вспомнить, как и что произошло, но ноги уже двигались, пусть и не по его собственной воле.
Он выбрался из машины. Оба копа стонали. Затрещало радио. Они притворно застонали погромче, и тот, что постарше, указал на ключи, свисавшие с его служебного пояса.
Дэнни взял ключи и открыл кандалы. К месту происшествия приближалась другая полицейская машина, вот только была она не из округа Кэбот, а из Бейкерсвиля, и Дэнни тотчас же понял, кто из нее сейчас вылезет.
Он бросил ключи в траву, наклонился вперед, застав копа постарше врасплох, и выхватил у него оружие.
Глаза у патрульного побелели от страха. Он что-то залепетал, но Дэнни не стал задерживаться и слушать. В воздухе стоял дым. Сомнений больше не оставалось.
Он побежал. Прямо в овраг, пробиваясь сквозь подлесок. Он слышал, как кричали копы, как кричал его отец.
– Подожди, постой, мы просто пытаемся помочь… Сынок, прошу тебя…
Дэнни побежал еще быстрее.
Теперь у него был пистолет, и он знал, что должен сделать.
Он же такой умный.
Чуть позднее половины шестого вечера автомобиль Стивена Вандерзандена свернул на подъездную дорожку, ведущую к директорскому дому. Сидевшая рядом с мужем Эбигейл держала его за руку. После стрельбы она не упускала ни единой возможности прикоснуться к нему: чаще, чем прежде, гладила по щеке, выманивала из кресла на двухместный диванчик у окна и, засыпая, крепко прижималась к нему.
Такой нежной она не была давно, и теперь, после стрельбы, Стивен даже не знал, как это понимать и как реагировать. Опечаленный случившимся, придавленный чувством вины перед Мелиссой, он как никогда нуждался в сочувствии и участии и был благодарен Эбигейл за внимание. Однако же чем дальше, тем сильнее ее забота и внимание отдавались ощущением внутреннего дискомфорта.
В этот день он понял, что должен рассказать ей правду. Просто взять и раскрыть все карты. А потом посмотреть, что она с ним сделает.
Вот только утром жена предложила съездить на пляж и немного развеяться. Дни после школьного расстрела тянулись медленно – слишком многие люди нуждались в его руководстве, слишком тяжелые сомнения не позволяли ему сомкнуть глаза ночью. На то, чтобы все осмыслить, во всем разобраться, требовались недели и даже месяцы. Недели и месяцы, прежде чем он снова осознает свою роль и ответственность как директора и опекуна учеников.
Жена была в новом открытом платье без рукавов, которое, судя по всему, купила накануне в «Сирз». Светло-синий цвет добавил яркости ее глазам, и он поймал себя на том, что смотрит на нее, замечает ее манеру улыбаться. Она с ним флиртует, понял он наконец. Мягко, неуловимо, оставляя ему полную свободу действий.
Стивен обнаружил, что вспоминает былые времена, когда они только поженились и не помышляли ни о чем другом, кроме как поваляться, дурачась, на диване. Он вспомнил, что всегда ценил ее здравомыслие, то, что благодаря ей всегда ощущал себя сильным и уверенным в себе, а не коротышкой ростом в пять футов шесть дюймов, которому никогда не бывать героем на футбольном поле. Он вспомнил, как ему нравилась его жена, особенно до того, как в Бейкерсвиле появилась Мелисса Авалон и сразила его наповал своей улыбкой.
В пять вечера Стивен Вандерзанден принял решение. Он совершил ошибку, поступил эгоистично и необдуманно и теперь надеялся, что жена никогда не узнает, какую боль он причинил ей. Он просто хотел вернуть назад свою прежнюю жизнь.
Они подъехали к дому.
Первым признаком беды стало какое-то мимолетное движение, которое Стивен заметил краем глаза. В следующее мгновение заднее стекло автомобиля осыпалось градом осколков.
– О боже, – воскликнула Эбигейл.
– Пригнись! – крикнул Стивен.
Инстинктивно вдавив в пол педаль газа, он вылетел за пределы подъездной дорожки. Лишь чудом не перевернувшись, машина скатилась по склону и уткнулась в кусты. Он попытался дать задний ход. Неудачно. Вперед. Никак. Они застряли.
Еще один выстрел. Боковое окно разлетелось вдребезги.
Стивен посмотрел на ту, с которой прожил пятнадцать лет в браке, и понял, что происходит. Убежать не удастся. Мелисса его предупреждала.
– Беги, Эбигейл, – сказал он спокойно. – Беги со всех ног.
А потом директор Вандерзанден вышел и приготовился принять свою участь.
В мансарде мэрии Сандерс не находил себе места от беспокойства. Полседьмого. Господи, сколько же времени нужно женщине, чтобы привести в порядок собственный двор? Вот что значит местная… Замечательно хороша, пока дело захватывает и волнует. Но как только дошло до тяжелой и изнурительной работы, ее и след простыл.