Зачарованные Изерлес Инбали

– Я все думал… пытался понять, не стоит ли нам начать передвигаться днем, а отдыхать ночью. Мы уже недалеко от той крылатой бесшерстной, но нам нужно продолжать идти вперед. Вся стая Карки будет искать тебя, очень старательно искать. А они как раз, скорее всего, будут действовать ночью.

У меня на спине шевельнулась шерсть, когда какой-то манглер со скрежетом пронесся по дороге смерти, совсем рядом.

– Но днем везде бесшерстные. И похитители кругом рыскают. Это опасно!

Сиффрин смотрел на дорогу смерти, шерсть на его холке поднялась.

– Кто пугает тебя сильнее?

Я взглянула на него, гадая, не дразнит ли он меня, но его морда была серьезной. Я подумала об искаженной от ужаса морде лисицы, попавшейся в манглер похитителя. Тихонько заскулив, я припомнила и одноглазую лисицу возле моей норы. Я не знала, что ответить.

– Чем скорее ты научишься таять, тем лучше для тебя.

– Но Карку не обмануть лисьим искусством, ты сам это сказал!

Сиффрин вскинул голову:

– Но ты хотя бы будешь защищена от других из ее стаи, если и не от нее самой…

– Или от Тарра, – перебила я его.

Сиффрин строго посмотрел на меня:

– Все равно истаивание – очень важная наука. Ты сможешь самостоятельно ловить для себя еду. Вдоль этой тропы есть мыши.

Я насторожила уши. Как можно вообще что-то расслышать сквозь вой Путаницы? Я прислушалась старательнее. По дороге смерти промчался очередной манглер. А через несколько мгновений я уловила тихий шорох лап. Мое тело напряглось, я мгновенно насторожилась. И осторожно пошла вдоль стены.

Раздался короткий тонкий писк.

Сиффрин был прав: в трубе, что лежала у стены здания, жила мышь.

Я исследовала трубу. Осторожно постучала по ней передней лапой. Она была твердой и толстой и выглядела неприступной.

Сиффрин наблюдал за мной, наклонив голову:

– Теперь нам нужно только дождаться, когда она выйдет.

Мои уши опустились, и я снова сосредоточилась на трубе. Она шла вдоль всей наружной стены, невысоко над землей. А возле угла поворачивала прямо к серым камням. Я подобралась немного ближе. По-видимому, труба была открыта на том конце, именно там и забралась в нее мышь. Но лисице было не проползти в такое узкое пространство.

Я вернулась к Сиффрину, который стоял почти рядом. Должно быть, он уже заметил отверстие. Он принялся вылизывать переднюю лапу.

Я перевела взгляд с него на трубу:

– Мышь может очень долго не появиться снаружи.

– Возможно.

– А нам надо добраться до крылатой бесшерстной.

– Верно.

Мой хвост взметнулся от возбуждения. Он что, хочет меня разозлить?

– Значит, нам нужно просто забыть о мыши и идти дальше?

Сиффрин выкусил какой-то мусор из передней лапы.

– Если хочешь. Кому нужна еда?

Я прижала уши. Теперь я понимала, что он меня к чему-то подстрекает.

– Да, но тут можно провести целую вечность, прежде чем мы поймаем эту мышь… Пока она сидит в трубе, до нее не добраться.

Сиффрин вздохнул:

– Какая ты нетерпеливая Айла!

Я ощетинилась. То же самое мне постоянно говорил Пайри.

Рыжий лис опустил лапу:

– Еда не прыгнет сама к тебе в зубы. Иногда приходится выжидать.

Я вспомнила зеленую полосу рядом с нашей территорией. Мама подходит ко мне, наморщив нос: «Какой простой урок может спасти жизнь лисицы?»

Наблюдай! Выжидай! Прислушивайся!

Я раздраженно встряхнулась и немного отошла от Сиффрина; улегшись на живот, я стала смотреть на трубу. Сиффрин смотрел на меня, словно оценивая. Теперь мне придется сидеть и ждать, что бы ни случилось… иначе он станет просто невыносимым.

Я слушала рычание дороги смерти. И пыталась представить себе бесшерстную с огромными крыльями. Неужели Пайри до сих пор там? Мои мысли блуждали, а глаза смотрели на то место, где труба открывалась над серыми камнями. Я думала о папе, о его молодости в Диких землях. Может, он тоже жил в болотах рядом с Дремучим лесом? Вряд ли… Почему я не расспросила его получше о том времени, когда он был детенышем, пока у меня была такая возможность?

В трубе заскреблись маленькие лапки.

Мышь свалилась на серые камни.

Сердце сильно забилось в груди, и меня охватило огромное желание тут же прыгнуть на мышь. Нет, Айла! Мышь была слишком далеко… она бы убежала или запрыгнула обратно в трубу. Я не шевелилась в течение нескольких ударов сердца, стараясь сдержать возбуждение. Я очень медленно оглянулась через плечо на Сиффрина. Он припал к земле, поджав хвост к боку. И подмигнул мне. Я понимала, чего он от меня хочет: чтобы я попробовала растаять.

Мышь сидела неподалеку от открытого конца трубы, намывая лапками усы и скаля желтые зубы. Я не осмеливалась заговорить, даже чуть слышно зашептать, но слова заговора сами кружились в моем уме.

«Что было видимым, теперь невидимо; что ощущалось, становится неощутимым. Что было костью, сгибается; что было мехом, стало воздухом».

Я задержала дыхание. Потом очень медленно припала на все лапы, низко опустив голову; мои усы почти касались земли. Я замерла, ощущая, как серые камни холодят мне живот. Я сосредоточилась на напеве, позволяя словам легко течь сквозь меня. Дыхание попыталось вырваться наружу, но я его сглотнула. Прижимаясь к земле и двигаясь так осторожно, словно я вообще не двигалась, я начала подбираться к мыши. Она подняла острую мордочку, ее маленькие черные глазки стрельнули в мою сторону. Я ощущала тепло ее шкуры и быстрое биение ее сердца. Я замерла, сдерживая дыхание, мысленно повторяя заговор.

«Что было видимым, теперь невидимо; что ощущалось, становится неощутимым. Что было костью, сгибается; что было мехом, стало воздухом…»

Через мгновение мышь отвела взгляд и принялась расчесывать маслянистую шкурку.

Я продвинулась еще на шаг вперед. Пульс бился у меня в языке. Нос четко удерживал запах мыши, хвост невесомым облаком волочился за мной. Все мое тело покалывало. Но тут передо мной словно упала тонкая завеса: я больше не видела мышь. Только теплый след остался на ее месте, поблескивая на фоне темной стены. Я потянулась к нему, напрягая все чувства, чтобы уловить тепло тела мыши, ее серой шкурки. Я все еще сдерживала дыхание, и оно пыталось вырваться наружу.

Мышь двигалась: я видела это мысленным взглядом. Она неуверенно шагнула в мою сторону и замерла. Она чувствовала, что что-то не так, но не могла увидеть меня. И не знала, куда бежать.

«Я это делаю, Пайри. Я повторяю твой фокус!»

Мне хотелось, чтобы брат оказался здесь и сам все увидел. Он бы не поверил собственным глазам! Я была уже так близко…

«Что было видимым, теперь невидимо…»

Близко, но недостаточно близко. Еще один маленький шаг по направлению к мерцающему свету…

«Что ощущалось, становится неощутимым…»

Я прыгнула. Одним ударом обеих передних лап мышь была повержена. Я куснула, тряхнула головой – и она была мертва.

– Если мы не будем останавливаться, то доберемся до крылатой бесшерстной раньше, чем луна поднимется до высшей точки.

Сиффрин бежал быстрым нервным шагом, поворачивая уши в разные стороны и внимательно осматривая дорогу смерти. Кончик его хвоста дергался, когда мимо нас проносился очередной манглер.

А я, держась рядом с Сиффрином, никак не могла разделить его тревогу. Я сумела растаять, я поймала мышь! Потом еще три мыши вылезли из трубы, и их я тоже сумела поймать, правда с помощью Сиффрина. Мой живот был набит жирным острым мясом, а в моих мыслях вертелось то, что я собиралась рассказать своим родным, когда мы доберемся до крылатой бесшерстной. Не только об истаивании, но и обо всем, что случилось с тех пор, как я покинула нашу нору. Я расскажу им, как научилась избегать манглеров, расскажу, что лисице ничто не грозит, если она остается на краю дороги смерти. Они изумятся тому, что я сумела в одиночку выжить в Большой Путанице целую ночь! И тому, как я с помощью Сиффрина сбежала от огромной собаки и сражалась с напавшими на нас лисицами.

Поймав мышей, я почувствовала себя очень щедрой и с радостью поделилась добычей с рыжим лисом. Я наблюдала за тем, как он посматривал через дорогу смерти и наконец пересек ее. Не отставая от него, я припомнила, как он растаял, чтобы защитить меня, и как яростно и упорно сражался с Тарром и остальными. Потом еще была маа-шарм, когда Сиффрин поделился со мной самым драгоценным – его собственной энергией жизни. По правде говоря, помощь Сиффрина была огромной. Если бы он не появился тогда, когда появился, меня, пожалуй, и не было бы здесь. Но я все равно не понимала его по-настоящему и не понимала, почему он здесь.

– Сюда!

Сиффрин повернул вдоль другого потока дороги смерти, я держалась рядом с ним. Множество бесшерстных топотали по серым камням, стуча задними лапами по твердой почве. Сиффрин разочарованно фыркнул:

– Они тут везде…

Солнце все еще стояло высоко, так чего же он ожидал? Я чуть не произнесла это вслух.

– Нам нужно двигаться быстрее, – сказал Сиффрин и, не ожидая от меня ответа, припустил вдоль берега, прямо между ногами бесшерстных.

Кто-то испуганно завизжал, когда мы приблизились, и шарахнулся с нашего пути. Другие показывали на нас и вопили.

«Что было костью, сгибается; что было мехом, стало воздухом…»

Сдерживая дыхание, я скользила между ними, стараясь не позволить им налететь на меня. Они не смотрели на нас… вернее, не видели меня.

– Айла! – Сиффрин остановился немного впереди и неодобрительно сморщил нос. – Ты не должна постоянно таять!

Я раздула грудь, хватая воздух:

– Но почему? Это помогает против бесшерстных! – Я подпрыгнула на месте, не в силах сдержать возбуждение.

– Бесшерстные не видят даже того, что у них прямо под носом. Прибереги истаивание для лисиц или собак либо на то время, когда будешь охотиться. Ты зря тратишь маа. Если не остановишься, к закату останешься совсем без сил. – Его взгляд скользнул по толпе бесшерстных, по смотровым дырам пробегающих мимо манглеров. – Что за скверное место! Одна только вонь…

Он повел ушами, и я на мгновение увидела мягкий белый пух внутри их.

Я моргнула:

– А не лучше было бы идти ночью?

Сиффрин прижался к стене, когда бесшерстный с огромными задними лапами остановился на расстоянии хвоста от него.

– Чем больше земли мы оставим за спиной за день, тем лучше для нас. Я должен уйти из Серых земель задолго до малинты. Я не хочу терять время.

Мы осторожно пошли вдоль стены, изо всех сил стараясь избегать бесшерстных. Это было нелегко, в особенности потому, что несколько из них прислонились к этой стене, сидя на краю дороги смерти. Странно было видеть бесшерстных на земле. Эти выглядели молодыми, хотя и не такими молодыми, как детеныши, – у них были высокие скулы и пустые глаза.

– Что такое «малинта»? – спросила я.

Любопытство пересилило мой страх перед очередным выговором. Я ведь была уже не просто каким-то лисьим детенышем, я была лисицей, которая умеет истаивать. Я заслуживала ответов.

Сиффрин припустил бегом, когда мы проходили мимо молодых бесшерстных, а потом остановился и внимательно посмотрел на изгиб дороги смерти.

– Малинта случается дважды, когда меняются времена года, когда день и ночь равны по длине. Это очень важное время. Большинство детенышей рождается во время второй малинты, когда морозы ослабевают, а на деревьях набухают почки.

Я инстинктивно посмотрела вверх, но вдоль дороги смерти не было деревьев. Часть дороги уходила вбок, превращаясь в широкую уродливую тропу между грязными серыми зданиями. Даже их дыры для наблюдения были покрыты грязью. Одна, ближайшая к нам, у самого края дороги смерти, была разбита. Другая закрыта деревянными досками.

– Ты поэтому сказал, что я родилась рано?

Сиффрин бросил на меня взгляд – все равно что вспышка бронзы. Он снова побежал вдоль края дороги смерти, и я держалась рядом.

– Твой мех уже потемнел. Видимо, ты родилась в самые холода. – Он нахмурился, его усы шевельнулись, указывая вперед. – Думаю, именно поэтому ты отличаешься…

– Отличаюсь чем?

Наверное, мне не стоило задавать этот вопрос. Сиффрин сбился с шага. Когда дорога смерти разделилась, он как будто слегка растерялся. Позади здоровенный бесшерстный тащился вдоль края дороги, стуча палкой. Я прижала уши и тихонько заскулила:

– Оглянись! Тот бесшерстный скалится на тебя.

Сиффрин резко повернулся:

– Откуда ты знаешь?

Я немножко подумала:

– Наверное, я уже достаточно пробыла в Путанице. Их лица меняются, когда они злятся.

Как только я произнесла эти слова, бесшерстный залаял. Он поднял свою палку и угрожающе затряс ею, а Сиффрин выгнул спину, поджав хвост и прижав уши. Бесшерстный стукнул палкой по серым камням. Он был недостаточно близко к Сиффрину и не мог его поймать, но его движения встревожили рыжего лиса, и он тявкнул и налетел на меня, пятясь. Мы упали, но тут же вскочили на лапы.

Хвост Сиффрина бешено заметался из стороны в сторону.

– Бежим отсюда!

Мы помчались вдоль края дороги смерти, и разозленный бесшерстный что-то прокричал нам вслед. Я оглянулась через плечо. Он размахивал палкой в воздухе, а другие бесшерстные кудахтали вокруг него.

Мы повернули на другой приток дороги смерти. На берегу толпилось еще больше бесшерстных. Сиффрин раздраженно вздохнул:

– Нет, это невозможно…

Он осторожно сделал несколько шагов вперед, но мне пришлось остановиться, потому что я задохнулась от ядовитых испарений Путаницы. Сиффрин вернулся ко мне:

– В чем дело?

Пепел и угли.

Или это просто вонь дороги смерти?

Сиффрин принюхался, двигая кончиком носа вверх-вниз. Он повернул уши вперед и посмотрел на меня.

– Я не уверена… – Я говорила медленно, все еще впитывая вонючий воздух. – Но возможно, это стая Карки.

Сиффрин поднял нос, слегка приоткрыв пасть:

– Здесь? Но еще даже не стемнело!

Он стал внимательно изучать окрестности. Шерсть на его спине встала дыбом. Он выглядел как потерявшийся детеныш.

Так много бесшерстных… Может быть, чтобы избежать их, нужно посмотреть на их мир под другим углом? Мой взгляд поднялся по неровным стенам красного камня. Между двумя норами, громоздившимися рядом друг с другом, я заметила множество металлических ступенек. Запрокинув голову, я увидела, что они ведут на самый верх стены.

– А если мы заберемся на ту нору?

Сиффрин проследил за моим взглядом.

– Хорошая идея! – тявкнул он.

Мне стало тепло, я вильнула хвостом. Он позволял мне вести. Я вспрыгнула на холодные ступени, что висели на красном камне, и мои когти застучали по металлу. Мир шума и вони как будто уплывал куда-то по мере того, как я поднималась. Я не смотрела вниз, сосредоточившись на каждом шаге. Между верхней ступенькой и крышей был разрыв. Я глубоко вдохнула и прыгнула, приземлившись на красную черепицу.

Я оглянулась, чтобы посмотреть, как Сиффрин преодолевает последние ступени, и моя пасть сама собой раскрылась. Дорога смерти была далеко внизу, под нами. У меня что-то перевернулось в животе. Отсюда все выглядело незнакомым: манглеры казались намного меньше, не крупнее лисиц… даже голубь, сидевший на краю крыши, казался больше, чем они. Здания заполняли все пространство, наползая друг на друга, как грибы, что разрастаются в сырых местах. Я видела путаницу соседних крыш, где ворковало множество голубей, – здесь опасности Большой Путаницы им не грозили.

Я всмотрелась в даль, гадая, где же мы найдем крылатую бесшерстную. Она вряд ли могла быть далеко отсюда. Надежда шевельнула мою шерсть, когда я вспомнила слова папы:

«Сны – это начало».

Сиффрин подошел ко мне. Его глаза расширились, хвост хлестнул по воздуху, когда он с крыши посмотрел на дорогу смерти, съежившуюся вдали.

Мы вместе подползли к самому краю крыши. Ветер здесь мчался свободно, здания не мешали ему. Холодный воздух трепал мой мех и играл с хвостом. Я прижалась к крыше животом, всматриваясь в дорогу смерти. Бесшерстные носились вдоль ее берегов, лая друг на друга, но их голоса не доносились сюда, на крышу. Громкий зов Большой Путаницы превратился в неразборчивое бормотание.

Сиффрин прижимался к крыше рядом со мной.

– Невероятно… – Он тряхнул головой. – Да, это была хорошая мысль. Никому не додуматься искать нас тут. – До меня долетел его сладкий мускусный запах. – Я как будто перестал ощущать опасность. Все мои чувства увяли, как трава без воды. Мне необходимо вернуться в Дикие земли.

При мысли о том, что он уйдет, у меня в груди что-то трепыхнулось. Но вместо того чтобы посмотреть на Сиффрина, я наблюдала за двумя бесшерстными, обнимавшимися на краю дороги смерти. Другие не обращали на них внимания, проносясь мимо, как будто та парочка применила истаивание и стала невидимой.

– Здесь небо серо-фиолетового оттенка.

А в Диких землях оно перед сумерками становится малиновым и розовым… – Сиффрин испустил протяжный вздох. – Не мое это место.

Меня кольнуло негодованием, когда я подняла голову к солнцу, просвечивавшему сквозь облака. Серые тучи отливали коричневым оттенком. Но все равно, что уж там такого хорошего, в этих Диких землях? Кому нужно малиновое небо?

– Наверное, Джана тебя ждет?

– Она, скорее всего, уже гадает, почему я до сих пор не вернулся. Я могу ей понадобиться для другого задания.

Я прижала уши:

– Какого еще задания?

Краем глаза я заметила, как Сиффрин опустил голову на лапы:

– Лис, потерянный для Старейшин за шкурой и сухожилиями величайшего из детей Канисты.

Я уставилась на него:

– Что бы это могло означать?

Сиффрин не повернул головы:

– Я толком не знаю. Просто так сказала Джана… и, наверное, мне не следовало говорить это тебе.

– А она всегда говорит загадками?

Сиффрин посмотрел на меня, его глаза сверкнули.

– Время от времени, – признал он.

Мгновение я смотрела в его бронзовые глаза, в которых играли зеленые и золотые искры. Потом облизнула кончик носа:

– Моя семья пропала. Думаешь, это могут быть они?

Сиффрин откликнулся очень тихо:

– Джана говорила только об одном лисе.

– А мог это быть один из Старейшин? Тот, который не пришел на… ну, на то место, о котором ты говорил?

– К Камню Старейшин. – Сиффрин снова сосредоточился на дороге смерти далеко под нами, и я сделала то же самое.

Манглеры носились внизу и рычали, а бесшерстные шныряли между ними отчаянными группами.

– Может быть, – наконец уклончиво ответил Сиффрин. – Берега дороги смерти, которую пересекают бесшерстные… мы только что были там. А теперь все это выглядит таким далеким.

Я не обратила внимания на его слова. Меня внезапно ошеломила новая мысль, и я заволновалась: а что, если потерянный лис – это Пайри? Джане, похоже, очень хотелось, чтобы Сиффрин его отыскал. Что такого особенного в моем брате? Что означает «потеряться за шкурой и сухожилиями величайшего из детей Канисты»?

Когда я снова сосредоточилась на дороге смерти, мой взгляд остановился на бесшерстной, завернутой в блестящую красную ткань. Она быстро шагала по улице, ее одежда выделялась на фоне серых камней. Когда она на мгновение остановилась, чтобы оглядеться по сторонам, я заметила узенькую тропинку, что уводила в сторону от дороги смерти. Серое на сером, движение теней… И блестящие в темноте глаза. Я вытянула шею, насторожила уши. Там что, компания кошек?

Бесшерстная в красном пошла по темной тропе. Другой бесшерстный остановился перед дорожкой, загородив ее. Когда он отошел, я увидела силуэты нескольких существ с острыми мордами и ушами. Одна фигура вышла вперед. Ее уши были круглее, а тело было толстым и мускулистым.

«Мы ведь только что были там…»

– Карка! – вскрикнула я, и все мое тело напряглось, а усы задрожали.

Сиффрин нервно вздохнул. Его голова была рядом с моей, когда он внимательно оглядывал дорогу смерти, потом темную тропинку. Белки его глаз светились, как лунные полумесяцы. Он отпрянул от края крыши, и черепица звякнула под его лапами.

– Назад! – приказал он. – Уходим отсюда. Ты не знаешь, на что она способна! Если Карка тебя видит, считай, что мы уже мертвы.