Пятиозерье Точинов Виктор

ИНТЕРЛЮДИЯ

Между временем и пространством – I

ОН продирается сквозь запутанный лабиринт, который человеческому глазу может показаться громадным, перекрученным клубком, чудовищной комбинацией бесконечных и разноцветных нитей – но ОН смотрит не человеческими глазами.

ОН видит след, который нашел, поднявшись на Пик-над-Мирами – тонкую, яркую голубую нить, безнадежно и неразрывно перепутанную с десятками и сотнями других; концы ее исчезают совсем уж в диких сплетениях, чтобы вынырнуть, сделать ложную петлю и снова пропасть в пульсирующей разноцветной паутине.

ОН пытается разобраться и понять, где начало и конец этой нити. Не может и рычит от бессилия (нет, не от бессилия, сила переполняет ЕГО и рвется наружу, но здесь она бесполезна) – от осознания несовершенства чужого и чуждого мозга, которым ОН пытается разобраться во всех этих хитросплетениях – там, на нижнем уровне. Поднявшись сюда, наверх, ОН способен лишь убедиться, что нить не потеряна, что внизу ОН – та часть его, что управляет чужим телом – идет правильным путем… ОН не может спуститься вниз, в Мир, во всей своей мощи – вернее, может, но судьба Мира станет тогда незавидной… И недолгой. Даже когда в чуждой и чужой оболочке идет ОН внизу – слабые нити вокруг лопаются одна за одной, рвутся все чаще…

ОН не одинок наверху, в сверкающих джунглях – порой выскакивают небольшие, агрессивные твари, не рассуждающие хищники, атакующие все, что могло бы послужить им пищей; другие, странные и бесформенные сущности, похожие на огромные сгустки мрака, скользят своими таинственными путями – и там, где они проходят, не остается уже ничего . Первых ОН убивает быстро, почти небрежно; а когда надвигалась сумрачная чернота других, делает так, чтобы они ушли – ЕГО не страшит схватка, ОН уверен в победе, но опасается уничтожить хрупкий след, единственную и бесценную находку за долгие, бесконечно долгие поиски…

ОН останавливается и поворачивает в сторону. Тонкая и яркая голубая нить исчезает в огромном переплетении иных – более коротких и тусклых. Выходящей нити – ЕЕ нити – ОН не видит. Клубок велик… Придется распутывать.

И многие нити лопнут.

Пейзаж мрачный: по низкому багровому небу ползут багровые тучи – но никогда не прольется из них ни капли воды. Бесплодные скалы покрыты поблескивающей спекшейся коркой цвета венозной крови, а зажатое между скалами озеро наполняет жидкий огонь.

Воздух сух и горяч. Да и вообще жарковато – человек смог бы просуществовать здесь весьма недолгое время.

Но тварь, сидящая на берегу огненного озера, на человека похожа мало – красная, под цвет скал, чешуйчатая шкура покрывает ее, защищая от жара; нижние конечности заканчиваются копытами, уверенно попирающими раскаленный камень. Выдвигающиеся когти на четырехпалых руках напоминают размером и остротой кинжалы. Лоб существа неизвестно зачем украшен одним, спирально завитым рогом – за оружие для защиты или нападения его принять трудно.

– ОНА прошла здесь давно, очень давно… – задумчиво говорит тварь на своем языке. Человеческому уху фраза показалась бы оглушительным и немодулированным скрежетом – но большая часть звуков лежит вне доступного для людей диапазона.

След – невидимый простым глазом, и даже огромными фасеточными глазами винторогого – ныряет в озеро, исчезая в сполохах пламени. Когда тут прошла ОНА – здесь находился обычный водоем, или обычная суша, но никак не исполинская каменная чаша, полная огня. И вообще весь этот Мир был иным, светлым и добрым. И другие существа населяли его…

Теперь же никакой из тварей, убивающих и умирающих в жестоком раскаленном Мире, нет здесь прохода. Озеро надежно перекрыло ущелье.

Существо встает на ноги – сидело оно на мощном хвосте, свитом, как и рог, в спираль. Тварь огромна по сравнению со своими собратьями. Впрочем, те в последнее время предпочитают держаться от нее подальше. Их пугает ОН, Нерожденный, какая-то часть которого поселилась временно в этой оболочке – выросшей с тех пор от распирающей ее изнутри силы.

Винторогий идет вперед. Прямо на озеро. Скалы содрогаются – землетрясения здесь часты, но это не землетрясение. Переливающиеся тысячами разноцветных граней глаза существа меняются. Сейчас они похожи на две ослепительных звезды – и никто из рожденных не выдержал бы этого взгляда. Потоки пламени – потоки чистой энергии – льются из глаз существа. Льются вперед, на огненное озеро – и пламя огненных волн кажется тусклым рядом с ними.

Озеро раздается – в стороны, открывая проход. Нерожденный шагает туда.

Скалы шатаются и рушатся за его спиной. ОН не оглядывается. Огромные трещины рассекают берега и дно озера, кипящая лава рвется наружу – но и она под взглядом Князя Ста Имен кажется едва теплой…

ОН миновал озеро и идет дальше. Сзади царит ад.

ОН – какая-то часть ЕГО – все еще пребывает в чешуйчатой шкуре винторогого. Но это ненадолго. Ведущий его след – тонкая, видимая сверху голубая нить – стремится к месту, называемому Перекрестком. Мало подобных мест есть (было? будет?) в Реальности. Восемь Миров сходятся там в одной точке – и ОНА могла направить путь свой в любой из семи других. Не могла лишь остаться в этом Мире – иначе никогда бы не стал он таким, каким стал.

ОН останавливается. И стоит долго. Копыта винторогой твари словно вросли в багровый камень. Впереди все неправильно .

Впереди высится замок. На самом Перекрестке. Он стоит в низине – но шпили башен поднимаются выше окрестных гор. Его никогда не было там, и сейчас он не должен быть – по-разному течет время, и разным законам подчиняются вещи в восьми Мирах, пересекающихся в одной точке, – внутреннее напряжение разорвет на части любую возведенную тут постройку.

Замка не может быть здесь – однако он стоит. Громадная серая цитадель, увенчанная двумя донжонами-близнецами, нависает над багровым Миром, совершенно чуждая ему, – и над остальными семью нависает тоже.

Странные игры начал кто-то с временем и пространством…

Это не фантом, не видимость – ОН смотрит не глазами и видит, что замок вполне реален. Хотя столь единым и компактным он лишь выглядит – восемь сегментов его протянулись в иные места и времена. Но непонятно чья цитадель реальна и переполнена мощью – тоже непонятной природы. Пронзающему – в здешнем его обличье – трудно сокрушить эту мощь. Явившись во всей силе своей, ОН способен, конечно, превратить эти стены и башни даже не в пыль – в ничто, во вспышку чистой энергии. Но – тогда не станет и голубой нити, исчезающей под серым фундаментом…

Князь Ста Имен принимает решение. Винторогий несколькими прыжками взлетает на вершину ближайшей скалы. Голос его гремит и далеко разносится по багровому Миру.

Других похожих существ нет поблизости от замка – слишком загадочна и опасна мощь его. Винторогие ныне перестали совершать экскурсии через Перекресток в иные Миры – хотя до сих пор бродят там легенды, зовущие их демонами или дьяволами.

И кажется – никто не слышит громовой призыв, от которого содрогаются кровавые скалы, и багровые тучи, – наполненные отнюдь не водой – вздрагивают и быстрее плывут по багровому небу.

Но так лишь кажется.

Голос креатуры, чьими устами вещает Огнеглазый, разносится далеко – и достигает самых потаенных уголков Мира, самого дна самых глубоких пещер.

И – мертвый Мир оживает. В заваленных валунами расщелинах заметно движение. Винторогие существа – по одному, по двое-трое – спускаются в ущелья, рассекшие горы.

Князь продолжает взывать.

Ручейки багровых тварей катятся по ущельям, и в долинах сливаются с другими ручейками, и уже стремительными потоками несутся к замку. Сотни копыт грохочут по камню – и он дрожит под их ударами, рождая звук горного обвала. Но сквозь этот звук слышен шепот – больше напоминающий оглушительный скрежет: “Сокрушающий вернулся… Сокрушающий вернулся…”

…Они идут на приступ, и Пронзающий ведет их. Десятками гибнут твари от валунов, катящихся навстречу – катящихся в гору! – грубые массивные тела сминает и расплющивает камень, еще более грубый и массивный. Сотнями гибнут они от смерчей, летящих от замка – смерчей, в которых вращается не воздух, но потоки энергии – потоки, разрывающие винторогих на атомы…

Кровь их льется на камень – красная, как у людей.

Десятки гибнут – но встают на их место сотни. Гибнут сотни – но спешат встать в строй тысячи. Со всего багрового Мира тянутся колонны восставших по призыву Князя Ста Имен.

И валуны буксуют в грудах мертвых и живых тел. И огромная – но не бесконечная – энергия смерчей-убийц рассеивается над полем смерти.

Тогда хрипло ревет труба – и распахиваются ворота цитадели. Гарнизон идет на вылазку: люди, и винторогие, и другие странные обитатели восьми Миров – их много, и каждый из них не совсем то, чем выглядит – ОН видит это не глазами. Но в чем дело, не успевает понять. Армии сшибаются.

Винторогие дерутся отчаянно. Впервые какое-то подобие смысла появилось в их лишенной Любви жизни – они умирают, пытаясь понять: в чем оно состоит? Не успевают и гибнут. Противники не уступают им упорством, и в каждом сидит частица таинственной силы замка. Винторогие гибнут.

Но на их стороне сражается Пронзающий и Сокрушающий Миры – не проигравший за Вечность ни одной битвы. Удары его страшны. Потоки пламени из глаз его прожигают широкие бреши в рядах врагов. Винторогие устремляются туда.

И видит ОН – на стороне защитников замка бьется кто-то, не уступающий ему силой. Князь Ста Имен спешит к нему – по телам павших врагов.

И останавливается в растерянности…

Это ОНА!

ОНА!!!

Но…

Что-то сдвинулось в Реальности, и происходит то, чего быть никак не должно. Никогда и ни под каким знаменем не вступала ОНА в битву, хотя владела силами, не меньшими, чем Пронзающий. Как же…

Пораженный, ОН пропускает удар. Второй. Третий. Кровь хлещет из ран винторогой твари, носящей часть сущности ЕГО. Красная, как у людей…

Глаза лгут, и лгут не-глаза, решает ОН – и атакует как бы ЕЕ всеми силами, что остались у винторогого – и даже чуть большими, зачерпнув их сверху .

ОНА исчезает в ослепительной беззвучной вспышке. Нет, не ОНА! – квази-Дарящая, псевдо-Светлая… Очень похожая, но не ОНА… Кем-то и зачем-то сделанная фальшивка.

Чуть позже:

ОН прошел Перекресток, следуя за нитью. Замок повержен. Позади – дымящиеся руины, уцелевшие победители бродят по ним в тоске и странном недоумении. Их жизнь вновь пуста и лишена смысла, им остается лишь снова убивать и пожирать себе подобных… ОН не оглядывается.

Князь снова наверху – и прослеживает изгибы нити в новом Мире. ЕМУ кажется, что Дарящей там тоже нет – но, судя по всему, покинула она его не так давно. Мир и его обитатели не успели деградировать до уровня винторогих – но все идет к тому.

Однако – голубая нить теряется где-то здесь. И это странно. ОНА не покидала Мир. ОНА не могла умереть. И – ЕЕ нет внизу. Очередная загадка…

Только что (или века назад, время в том Мире ведет себя иначе) ОН выбрал себе креатуру среди местных обитателей. Не пугающую и отталкивающую своей мощью, как недавно. Этот Мир относительно спокойный. Относительно…

Князь отводит не-взгляд от нити. И видит – не глазами – приближающегося зверя.

Глава 5

05 августа, 13:49, ДОЛ “Варяг”, шестой корпус.

Наступил тихий час.

Название, впрочем, не соответствовало действительности: во-первых, длился тихий час девяносто минут, и, во-вторых, проходил в старших отрядах весьма шумно.

Иные вожатые предлагали отменить этот пережиток прошлого, оставив послеобеденный сон лишь самым младшим. Но СВ и Горловой оставались непреклонны: порядок есть порядок, не хотят спать – пусть сидят в палатах и читают книжки или играют в тихие игры.

Дронт – здоровенный шестнадцатилетний оболтус из четвертого отряда – лелеял на тихий час великие планы.

Он собирался отыграть у своих соседей по палате и неразлучных компаньонов – Михи и Укропа – двадцать семь рублей, утраченных вчера исключительно из-за вовремя не пришедшей карты. Слон, четвертый их приятель, в азартные игры не играл из принципа (и никому, глядя на его литые плечи и пудовые кулаки, не приходило в голову упрекнуть Слона в трусости или попробовать взять “на слабо”). Дронту позарез нужны были деньги, и он торопил Миху с Укропом, расслабленно шагавших из столовой и вяло спорящих о размерах бюстгальтеров встречных девчонок из старших отрядов…

Но оказалось, что в палате Дронта ждет еще одно развлечение, не предусмотренное обычной послеобеденной программой.

– А у нас новенький! – доложил Димка Осиков, выскакивая из палаты и уворачиваясь от ленивой попытки Слона ухватить его за большое, просвечивающее на солнце красным ухо.

На самом-то деле Слон питал к Ослику непонятную слабость, и Димка благоразумно считал, что быть изредка дружески потрепанным за уши – совсем небольшая плата за спокойную и безопасную жизнь за широченной спиной Слона. Но надо сказать, что во вред другим он благосклонностью Слона никогда не пользовался.

Дронт радостно осклабился.

Новенький в середине смены – большая редкость. Нужно ему сразу популярно объяснить, кто тут главный (главным в отряде Дронт считал, понятно, себя). А вечером, после отбоя, надлежит устроить “прописку” по полной программе.

Новенький – невысокий, худощавый белоголовый паренек – стоял у окна, спиной к ввалившимся в палату приятелям. И – не обращал на них внимания. Похоже, его больше привлекала панорама лагеря – вид из окон «шестерки» открывался на редкость красивый.

– Здорово! – широкая ладонь Дронта чувствительно, с размаху шлепнула по плечу новенького.

Точнее, должна была шлепнуть – описала дугу в пустоте, зацепив за подоконник. Отбитые подушечки пальцев заныли. А белоголовый уже стоял лицом к Дронту, глядя в упор, очень внимательно и изучающе…

Пальцы болели, за спиной глупо хихикнул Укроп и одобрительно хмыкнул Слон, единственный в палате успевший оценить быстроту и точность движения новенького.

– Крутой, да? – набычился Дронт.

Миха, протиснувшись между койками, неторопливо подходил к пареньку слева.

А тот, словно и не понимая, что с лету влип в чреватую неприятностями ситуацию, разочарованно отвернулся от Дронта. Медленно обвел взглядом остальную троицу.

– Тихий час, надо спать, – неожиданно поучительным тоном заявил он в результате осмотра. И снова вернулся к прерванному занятию – созерцанию лагеря.

Через минуту, будто вспомнив что-то важное, опять обернулся и зачем-то сообщил обмякшему на койке Дронту:

– Меня зовут Тамерлан.

Дронт, не открывая глаз и продолжая ровно посапывать, согласно кивнул головой.

Алина-Киса спустя двадцать минут заглянула в палату в полной уверенности, что ее обитатели тайком двинули купаться или еще по каким-то своим делам – так безмолвно на тихом часе здесь еще не бывало. И удивилась, обнаружив всю компанию, сладко спящую в одежде и обуви. Слон, поддавшийся сну на несколько секунд позже остальных, вообще тихо похрапывал, лежа поперек кровати – ноги и голова свешивались в проходы.

Худощавую фигурку в нише окна Алина почему-то не заметила.

05 августа, 13:49, ДОЛ “Варяг”, библиотека.

Библиотека выходила окнами на север – и в пасмурные, сырые дни в ней бывало мрачновато.

Но сегодня – как и в предыдущие дни – солнце на безоблачном небе напоминало не то о Кара-Кумах, не то о Сахаре. Выходить в послеполуденную жару из прохладной библиотеки не хотелось. Света задержалась, занимаясь какими-то мелкими и, по большому счету, не нужными делами. А потом к ней заскочила Астраханцева – посидеть и поболтать в холодке.

– Нет, ты посмотри, что написал мне вчера Ященко! – Ленка, по обыкновению возбужденная и экспансивная, держала в руке листок из тетрадки в клеточку. – Я на литкружке плановую тему даю, “Что такое счастье?” – сидят, пишут старательно: приносить пользу людям, любить взаимно, мечты свои все исполнить – ну ты сама знаешь… А Кирилл (помнишь его, из моего отряда, спортивный такой, красивый парень…) кладет мне через десять минут на стол этот вот перл и уходит… Ты только послушай:

– “Забыться” и “позабыв” в соседних строчках не слишком удачно, – сказала Света. – А так очень неплохо.

– Нет, но у парня самомнение, а? Да откуда ему в пятнадцать лет знать, что такое счастье? Цветок ему, понимаешь, сорвать за счастье, растение зазря изгадить… Надо бы его к нам вечером на посиделки пригласить, вдруг у него еще что-нибудь интересное написано, —неожиданно заключила свою критическую речь Ленка.

– А ведь это, наверное, здорово – знать в пятнадцать лет, что такое счастье, – мягко улыбнулась Света. – Даже если ошибаешься… Кстати, про цветы мне тут Лешка Закревский все подробно объяснил: зачем мужчины их дамам дарят и почему дамы этому радуются…

– И почему? – подозрительно спросила Ленка.

К Лешке она относилась настороженно – ее ум и интеллигентность не производили на того впечатления…

– Видишь ли, с точки зрения ботаники, цветы – просто органы размножения растений. Ну а дальше все по Фрейду…

Иногда Света позволяла себе беззлобно подшучивать над Астраханцевой, любившей толковать все – от сновидений до окружающих предметов по Фрейду, Юнгу и другим менее известным светилам психоанализа.

– Пошляк твой Лешка, – констатировала подруга. – Пошляк и старый циник.

Ретроспекция. Викторина.

Репутация пошляка и циника Закревский заслужил в глазах Ленки в начале первой смены. Заслужил своим триумфальным выступлением на устроенной Астраханцевой и Светой кинолитературной викторине.

Викторина – заурядное и проводимое для галочки мероприятие – расцвела пышным цветом от неуемной Ленкиной фантазии. Пока Света готовила вопросы, Ленка поставила на уши всех. Начлаг с неохотой отдал ключи от большого актового зала, обычно пустовавшего до концерта в Родительский День. Подопечные Аллы Богдановны четыре дня, отложив другие работы, дружно готовили оформление и декорации. Меланхоличного монтера и осветителя Володю (дальнего родственника жены Горлового) Астраханцева безжалостно вырвала из вялотекущего запоя — и он уныло настраивал звуко– и светоаппаратуру, подгоняемый ее железной волей и припасенными ею же бутылками с холодным пивом “Балтика”. Закончив с вопросами, Света тоже присоединилась к всеобщей суете и авралу, но до кипучей энергии подруги ей было далеко.

Шоу получилось красочное. Световые и звуковые эффекты Володи подтверждали старую мысль, что мастерство не пропьешь; призы за каждый удачный ответ вручались смешные и неожиданные, вызывая дружный хохот зала; вместо заставок драмкружковцы разыгрывали веселые сценки, пародирующие телерекламу и сочиненные Ленкой.

Заминка случилась на одном из вопросов третьего тура. Вообще-то Света составляла вопросы так, чтобы дать равные шансы командам разного возраста. Но определить произведение, где “одна палочка и семь дырочек победили вражеское войско” не смог никто. Вопрос попал в “мертвую зону”. Старшие уже подзабыли когда-то постоянно крутимый по ТВ получасовой мультфильм “Заколдованный мальчик”, а младшие гораздо лучше разбирались в диснеевских сериалах.

– Давай мнение зала! – прошипела Володе Астраханцева, раздраженная безмолвием, потянувшимся после отзвучавшей минутной музыкальной паузы, отведенной на раздумья.

Тот, увидев, что Закревский что-то говорит Доктору Пробиркину, без раздумий включил стоявший перед ними микрофон.

– …Это ведь, Сережа, “Зори здесь тихие”! – на весь притихший зал разнесся звучный Лешкин голос.

Повисло трехсекундное молчание. Первым понял Пробиркин – его заливистый, высокий смех усилился динамиками и вскоре перешел в истеричное всхлипывание. Следом грохнули дружным хохотом остальные: смеялись вожатые и воспитатели; жеманно хихикали девицы из старших отрядов (парни ржали во весь голос); младшие, хоть ничего и не понявшие, посчитали долгом внести свою лепту, визжа и топая ногами. Володя, все ниже сгибаясь в пароксизме веселья, рухнул наконец на кнопки и рычажки своего пульта – последовавшая светозвуковая какофония еще больше усилила эффект от Лешкиного выступления. Света, пытавшаяся поначалу сдерживаться, тоже в конце концов расхохоталась, отворачиваясь от своего микрофона ведущей…

Не смеялась, неприязненно глядя на Лешу, только Астраханцева – смешить на этом празднике она считала своей прерогативой…

05 августа, 13:57, ДОЛ “Варяг”, библиотека.

– Слушай, Ленка, а отчего бывает склероз?

– Склеро-о-оз? – протянула Ленка. – По-моему, от старости… возрастные изменения сосудов мозга… У тебя уже начался?

– Нет, но… – Света помялась, не зная как объяснить ей, что… И не стала объяснять ничего.

– Рыбы надо больше кушать. Танакан пить. Замуж, в конце концов, сходить…

Пристроить Свету замуж было давней и заветной мечтой Астраханцевой.

Она вообще обожала знакомить между собой самых разных людей, а также выполнять для подруг роль бесплатной свахи. Правда, удачно ее попытки почти никогда не заканчивались.

Глава 6

05 августа, 14:09, ДОЛ “Варяг”.

“Ну до чего же похож на генерала Лебедя!” – подумала повариха Вера, провожая взглядом высокого, плечистого человека в черной куртке-ветровке. Человек неторопливо вошел в ворота лагеря и двинулся по главной аллее, пересекающей “Варяг” насквозь и проходящей мимо всех корпусов.

Именно черная куртка первой привлекла внимание выскочившей из раскаленного пищеблока Веры – перекурить и глотнуть свежего воздуха (тоже, конечно, не прохладного, но по сравнению с экваториальным климатом столовой вполне приемлемого). Ей, изнывавшей у плиты в натянутом на голое тело коротком белом халатике, показалось диким, что кто-то способен в тридцатиградусную жару существовать в одежде из плотной черной ткани.

Докуривая сигарету, Вера следила: вот гость медленно идет, поглядывая по сторонам, вот остановил одну из вожатых младших отрядов, спешившую по каким-то своим делам…

Их разговора она не слышала, но обратила внимание на странную, напомнившую ей знаменитого генерала неподвижность лица прибывшего. Шевелились лишь задающие вопрос губы; жестикуляция почти отсутствовала, за весь разговор один-единственный жест – волнообразное движение руки в районе шевелюры. Вожатая что-то отвечала, показывая рукой вверх, в сторону БАМа, «пятерки» и «шестерки».

Пришелец кивнул вожатой, попытался улыбнуться – получилось плохо, рот дернулся в незаконченном движении — и неспешно направился вверх по главной аллее. А Вера вернулась на кухню, до полдника оставалось меньше сорока минут.

Человек в черной куртке двинулся дальше.

Он выглядел совершенно чужим и инородным здесь, в залитом солнцем лагере – мысль о том, что у него могут отдыхать тут дети, не пришла бы никому в голову. Почему-то людей с подобной внешностью никак не вообразить любящими папашами, окруженными ребятней.

Человек двигался вперед уверенно и прямо, как танк по детской песочнице – двигался в сторону шестого корпуса; и следующими из увидевших его обитателей лагеря стали Ленка со Светой. Он их, впрочем, не заметил за окнами библиотеки, где подруги обсуждали новенького в четвертом отряде – белоголового мальчика по имени Тамерлан.

– Это сынок одного нового русского, предпринимателя-азербайджанца… – Ленка сама поняла, что сказала странную вещь. – Ну… в общем… богатый у него очень папа.

Света удивилась. Отпрыски действительно богатых семейств отдыхали на лучших пляжах мира, но никак не в бывшем пионерлагере. Даже в «шестерке», считавшейся элитной, жили в основном чада предпринимателей ларечно-павильонного уровня и менеджеров средней руки фирм.

– В общем, это теперь персона VIP в моем отряде; лично СВ предписала его не обижать, не перетруждать, не надоедать, но и не давать скучать.

Аббревиатуру “Эс-Вэ” Астраханцева произнесла так, что Свете подумалось: она подразумевает под этими буквами не “старшую вожатую”, а какое-нибудь менее благозвучное словосочетание. А Ленка продолжала:

– Тем более что парнишка маленько контуженый – зимой копался в компьютере, схлопотал удар током. Жив остался, и все прошло, но вот голова поседела – до этого был черный, как и папочка… А что, вы с ним уже познакомились, откуда такой интерес?

– Да… Встретила их сегодня утром, вместе с отцом и Горловым. Странный случай тогда произошел… с Чубайсом. Никогда ничего похожего не видела…

Ленка раздраженно фыркнула. Кошек она не любила, а Чубайса особенно. Хотела сказать что-нибудь едкое, машинально посмотрела в окно… И замолчала.

…Лицо идущего мимо библиотеки человека в черной ветровке и черных джинсах показалось Астраханцевой незнакомым. Совершенно незнакомым. Но что-то при виде его зацепило, укололо, царапнуло Ленку по восприятию.

Что-то тревожное.

05 августа, 14:18, ДОЛ “Варяг”.

Мальчик по имени Тамерлан выскользнул из шестого корпуса и двинулся вниз по склону, в сторону центральной части лагеря. Шел напрямик, игнорируя бетонные дорожки и протоптанные тропинки. Откос там, где он спускался, был крутой и неровный, но белоголовый мальчик шагал легко и непринужденно, словно прогуливался по самому удобному для променада месту.

Целью его похода стал небольшой деревянный домик, живописно затерянный в разросшихся кустах жасмина.

Тамерлан неторопливо обошел строение вокруг. Внимательно и заинтересованно изучил сверху донизу, как будто имел дело с уникальным произведением деревянного зодчества. Но дом никаких архитектурных изысков не имел, а имел три выходящие наружу двери – за ними размещались небольшие квартирки для работников лагеря (комнатка с прихожей, без санудобств и кухни).

У третьей двери мальчик остановился, сжал в ладони дверную ручку и замер с полузакрытыми глазами. Но никто, будь у этой сцены зрители, не назвал бы его позу нерешительной – скорее подумал бы, что стоит он уверенно, а если взялся за ручку и медлит распахнуть дверь – значит, так и надо.

Затем началось странное.

Замок щелкнул раз, другой – казалось, что его отпирали изнутри, не дождавшись от застенчивого гостя ни звонка, ни стука. Дверь приоткрылась – но никто за нею не стоял. Тамерлан шагнул внутрь.

…Занавески были задернуты, но неплотно – яркий солнечный свет врывался в щели лучами театрального прожектора, освещая отдельные детали обстановки – другие тонули в полумраке, почти не различимые. Впрочем, мальчику видимых неудобств это не доставило. По мере того, как он скользил взглядом по комнате, зрачки его сокращались и расширялись, – почти мгновенно.

Комната роскошью не блистала: стол с настольной лампой, двустворчатый шкаф, тумбочка. Аккуратно заправленная кровать. На столе стопочка книг и фотография – черно-белый портрет в застекленной деревянной рамке – именно он привлек внимание Тамерлана. Он подошел, взял снимок в руки, долго разглядывал изображенную на нем женщину. На вид лет пятьдесят, приятное, немного усталое лицо, – в общем, самая обыкновенная фотография. Но мальчик всматривался и всматривался в нее… Потом положил на стол, поднес к портрету ладонь. Низко, почти касаясь стекла, подержал руку над снимком, закрыв глаза. Покачал головой…

Снял со стены другую фотографию – простенькую, без рамки, наверняка сделанную “мыльницей”. Эта изображала улыбающуюся Свету на фоне сосен и озера. Тамерлан положил ее рядом с портретом – в лицах двух женщин явно просматривалось фамильное сходство.

Он повторил манипуляцию с низко опущенной ладонью, вновь закрыв глаза. Недоуменно пожал плечами. Отошел от стола и застыл на середине комнаты, так и не открыв глаз. Простоял несколько секунд неподвижно. Затем стряхнул оцепенение и быстрыми, уверенными движениями восстановил статус-кво.

Уже двинувшись к выходу, он еще раз окинул взглядом комнату. Вернулся к столу и перевернул белеющий рядом с лампой лист бумаги. С обратной стороны обнаружилась записка.

МЕНЯ ЗОВУТ СВЕТА. СВЕТЛАНА ИГОРЕВНА ПОЛЛАК. Я РАБОТАЮ ЗДЕСЬ, В ЛАГЕРЕ “ВАРЯГ”, БИБЛИОТЕКАРЕМ.

…Выйдя из домика и притворив дверь, Тамерлан недолго постоял на низеньком крылечке, на этот раз даже не притрагиваясь к ручке – замок сам собой дважды щелкнул, запираясь.

Потом мальчик негромко сказал:

– Это она. И – не она.

05 августа, 14:23, окрестности ДОЛ “Варяг”.

В огороде опять кто-то побывал. Похозяйничал. Пошуровал. Неторопливо и уверенно. Именно – по-хозяйски. Как говорят – с расчетом на длительную перспективу…

Федор Павлович стоял неподвижно, на лице эмоций не проявлялось. Но внутри набирал силу шторм. Ураган. Тайфун с ласковым женским именем. Тайфун Эриния. Или – тайфун Фурия. Или – Немезида. Или Медуза Горгона. Федор Павлович любил читать на досуге греческие мифы – во “взрослых” переводах.

Федор Павлович Обушко, завхоз ДОЛ “Варяг” (на одолженном именно у него велосипеде Пробиркин совершал свои утренние прогулки) был сухоньким старичком на исходе седьмого десятка.

Завхозом он стал три года назад, вновь вернувшись к трудовой деятельности после нескольких лет беззаботного, но и безденежнего пенсионерского житья.