Копье Пустыни Бретт Питер

Глава 6

Ложное пророчество

333 П. В., зима

– Чины оказались идеальными рабами, – заметил Джайан. – Даже самые жалкие из них ценят свою жизнь так высоко, что никогда не наберутся мужества на бунт. Это поистине великая победа, отец. Твоя слава не имеет границ.

Джардир покачал головой:

– Сдвинуть пару песчинок – не признак великой силы, как увидеть солнце – не признак острого зрения. Победа над слабыми не приносит славы.

– И все же это великое благо, – настоял Джайан. – Мы одержали сокрушительную победу, и нам это ничего не стоило.

Аббан, сидевший напротив за крошечным письменным столом, фыркнул.

– Тебе есть что добавить, хаффит? – надменно осведомился Джайан.

– Ничего, мой принц, – поспешно ответил Аббан, подняв взгляд от гроссбуха. Хаффит встал, оперся на костыль с ручкой в виде верблюжьей головы и низко поклонился. – Я просто закашлялся.

– Нет уж, – возразил Джайан. – Говори, что тебя так развеселило.

Аббан взглянул на Джардира. Тот кивнул.

– Пусть мы не потеряли ни одного даль’шарума, мой принц, но цена победы высока. Еда, одежда, кров, перевозка… Такая огромная армия, как наша, в походе стоит неизмеримо дорого. Твой отец владеет сокровищами всех двенадцати племен и Даром Эверама в придачу, но даже его богатство не безгранично.

Асом кивнул:

– В Эведжахе сказано: когда кошелек пустеет, противники смелеют.

Джайан засмеялся:

– Кто дерзнет бросить вызов отцу? Да и с какой стати Шар’Дама Ка станет платить? Мы завоевали эту землю и можем брать, что захотим.

Аббан кивнул:

– Верно, но ограбленному купцу не на что пополнить запасы. Можно забрать у торговца все свечи, но если не заплатить хотя бы их стоимость, придется сидеть в темноте, когда догорит последняя.

Джайан фыркнул:

– Свечи нужны слабым хаффитам, бумажным крысам. Воины в ночи прекрасно обойдутся без них.

– А как насчет дерева и стали для копий? – терпеливо спросил Аббан, как будто разговаривал с ребенком. – Ткани для формы и обожженной глины для доспехов? Кожи и масла для упряжи? Они берутся не из воздуха, и если сейчас отнять все зерно и всех коз, через год мы умрем от голода.

– Мне не нравится твой тон, пожиратель свинины, – прорычал Джайан.

– Молчи и слушай, – прикрикнул Джардир. – Хаффит делится с тобой своей мудростью, сын мой, и отвергать ее глупо.

Джайан потрясенно посмотрел на отца, но поспешно поклонился:

– Разумеется, отец.

Глаза его метали молнии в Аббана.

Джардир взглянул на Асома, который пока помалкивал:

– А ты, сын мой? Что ты ответишь на слова хаффита?

– Презренный прав, – признал Асом. – Некоторые Дамаджи до сих пор не смирились с твоим возвышением и воспользуются любой нуждой своих соплеменников, чтобы посеять рознь.

Джардир кивнул:

– И как бы ты решил эту проблему?

Асом пожал плечами:

– Убил и заменил вероломных Дамаджи, пока они не осмелели.

– Это само по себе посеет рознь, – заметил Джардир и перевел взгляд на Аббана.

– Держать армию в городе слишком накладно, – сказал Аббан. – Ее надо рассеять по весям.

Сыновья Джардира недоверчиво уставились на толстого купца.

– Распустить нашу армию? Вот так глупость! – воскликнул Джайан. – Отец, этот хаффит – трус и дурак! Молю, позволь мне его убить!

– Глупый мальчишка! По-твоему, я не знаю того, что говорит хаффит?

Джайан потрясенно уставился на него.

– Когда-нибудь, дети мои, – Джардир перевел взгляд с Джайана на Асома и обратно, – я умру. Если вы хотите пережить меня, не пренебрегайте мудрыми советами, кто бы их ни изрекал.

Джайан повернулся к Аббану и поклонился. Вернее, едва заметно кивнул, пронзив толстого купца взглядом за свой позор.

– Пожалуйста, хаффит, поделись со мной мудростью.

Аббан поклонился в ответ, хотя мог бы согнуться и ниже, даже несмотря на костыль.

– Зерно пропало, и главный город не может прокормить всех красийцев, мой принц. Но вокруг сотни деревушек, словно спицы у колеса. Мы заставим герцога землепашцев составить списки и поделим веси между племенами.

– Такую обширную территорию нелегко удержать, – заметил Асом.

Аббан пожал плечами:

– Кто посмеет на нее покуситься? Нам никто не угрожает, и мой принц прав, чины – идеальные рабы. Лучше распустить армии Шар’Дама Ка до поры до времени, чтобы не кормить их. Пусть каждое племя добывает продовольствие на своем клочке земли, собирает с него дань и охотится по ночам на алагай. Они могут построить шараджи для юных землепашцев на своих территориях, а женщины и старики засеют весной поля. Через год племена разбогатеют, как никогда, и у них будут тысячи най’шарумов-землепашцев. Дай племенам изобилие вместо лишений, и когда новички войдут в возраст, Шар’Дама Ка возглавит армию, каких еще не знал мир, – огромную, фанатично преданную, и самое замечательное – ее не надо будет кормить.

Джардир взглянул на сыновей:

– Теперь вы видите прок в хаффите?

– Да, отец. – И мальчики дружно поклонились.

Дамаджи Ашан вполз на четвереньках в тронный зал и коснулся лбом пола. Его белые одежды были забрызганы кровью, глаза под черным тюрбаном смотрели угрюмо.

– Встань, друг мой, – произнес Джардир.

Ашан всегда был самым верным его советником, даже до возвышения. Теперь он говорил от лица всех Каджи, самого могущественного племени Красии, и назначил своим наследником старшего сына, Асукаджи – племянника Джардира, сына его сестры Аймисандры. Он был самым могущественным человеком на свете после Джардира.

– Шар’дама ка, у меня важная новость, – сообщил Ашан.

Джардир кивнул:

– Я ценю твои советы, друг мой. Говори.

Ашан покачал головой:

– Лучше тебе услышать это своими ушами, Избавитель.

Джардир поднял бровь, но кивнул и вместе с Ашаном вышел из особняка на промерзшие улицы. Недалеко от дворца Джардира стоял один из городских храмов. Он был жалким и аскетичным по сравнению с великим Шарик Хора, но довольно впечатляющим по меркам северян – трехэтажное здание с толстыми каменными стенами, сверху донизу покрытыми метками.

Ашан завел его в храм, и Джардир увидел, что дама не просто присвоили Праведный дом. Они уже начали украшать его отбеленными и лакированными костями даль’шарумов, павших на поле боя с тех пор, как армия покинула Копье Пустыни. Под охраной духов доблестных воинов это здание станет самым защищенным на севере.

Они спустились в лабиринт холодных коридоров под храмом.

– Чины хоронили здесь своих почитаемых жителей, – пояснил Ашан, заметив, что Джардир разглядывает пустые ниши в стенах. – Мы выбросили из тоннелей нечестивый мусор и приспособили их для более полезной цели.

Будто в ответ на его слова подземные коридоры огласились криками смертной муки. Ашан не обратил на них внимания и провел Джардира в нужное помещение. На потолочной балке посреди комнаты висели северные священники – так называемые рачители, – привязанные за запястья. Их торсы были обнажены, плоть глубоко иссечена хвостом алагай – плеткой, способной сломить волю самых сильных мужчин.

Ашан жестом велел палачам-даль’шарумам отойти и подошел к одному из пленников:

– Повтори Шар’Дама Ка то, что сказал мне, если осмелишься.

Рачитель с трудом поднял голову. Один его глаз распух и заплыл, из другого текли слезы, оставляя полосы на покрытом кровью и грязью лице.

– Иди ты в Недра, – пробормотал он и попытался плюнуть в Ашана, но кровавая слюна повисла на губе.

Палач шагнул вперед с щипцами в руке. Он ухватил рачителя за подбородок, принудил открыть рот и сомкнул их на переднем зубе. Комната наполнилась воплями.

– Довольно, – произнес Джардир через мгновение. Палач немедленно прекратил, поклонился и отошел к стене. Рачитель безвольно повис на веревках. Джардир приблизился и с грустью посмотрел на него:

– Я – Шар’Дама Ка, посланник Эверама, милосердие коего не знает границ. Скажи правду, и я положу конец твоим страданиям.

Рачитель поднял взгляд и, похоже, собрался с силами.

– Я тебя знаю, – прохрипел он. – Ты называешь себя Избавителем, но ты не Избавитель.

– Почему? – спросил Джардир.

– Потому что Избавитель уже явился, – ответил рачитель. – Меченый не боится ночи, и подземники бегут при его виде. Он спас Лощину Избавителя, когда ей угрожала гибель, и с тобой тоже разберется.

Джардир удивленно взглянул на Ашана.

– Я слышал об этом меченом неверном и от другого чина, Шар’Дама Ка, – сказал Дамаджи. – Нужно развеять это ложное пророчество, и поскорее, чтобы защитить твое законное место.

Джардир покачал головой:

– Ты говоришь, как моя жена, старый друг.

Глава 7

Землепашец

326 П. В

– Однажды шарум ка стану я! – Джайан вонзил копье в набитое тряпками чучело, которое для него изготовил Джардир. Чучело лениво покачивалось на веревке, привязанной к потолочной балке.

Джардир засмеялся, радуясь живости сына. В свои двенадцать лет Джайан уже носил бидо, а за похлебкой стоял в первых рядах. Джардир начал обучать сыновей шарукинам, едва они научились ходить.

– Я тоже хочу быть шарум ка, – заканючил Асом, одиннадцати лет. – Я не хочу быть дурацким дама. – Он дернул белую ткань у себя на плече.

– Зато ты будешь посредником между шарум ка и Эверамом, – утешил Джардир. – А со временем, возможно, Дамаджи всего племени Каджи. Или даже андрахом.

Он улыбнулся, хотя в глубине души был согласен с мальчиком. Ему хотелось, чтобы его сыновья стали воинами, а не священниками. Грядет Шарак Ка.

Сперва Инэвера предложила, чтобы белое надел Джайан, но Джардир отказал наотрез. Это была одна из его редких побед над женой, хотя он сомневался, что действительно победил. С тем же успехом Инэвера могла изначально хотеть, чтобы белое надел Асом.

Подбежали остальные мальчики, с благоговением глядя на старших братьев. Большинство сыновей Джардира были слишком малы для Ханну Паш. Им еще предстояло отыскать свой путь в жизни. Вторые сыновья станут дама, остальные шарумами. Надвигалась первая ночь Ущерба, когда полчища Най особенно грозны и Алагай Ка рыщет в ночи. Ничто так не придает воину сил, как вид его сыновей.

«И дочерей», – подумал Джардир и повернулся к Инэвере.

– Хорошо бы мои дочери тоже возвращались домой каждый Ущерб.

Инэвера покачала головой:

– Нельзя мешать их обучению, муж мой. Ханну Паш най’дама’тинг… тернист.

И действительно, девочек забрали намного раньше, чем мальчиков. Старших дочерей он не видел несколько лет.

– Не могут же все они стать дама’тинг, – заметил Джардир. – Кого-то нужно выдать за моих верных людей.

– Выдавай, – согласилась Инэвера. – Но только дочерей, на которых не осмелится поднять руку ни один мужчина; дочерей, которые верны тебе больше, чем своим мужьям.

– И верны Эвераму больше, чем своему отцу, – пробормотал Джардир.

– Разумеется, – согласилась Инэвера, и он почувствовал, что жена улыбается под покрывалом. Он собрался возразить, но в комнату вошел Ашан. За ним плелся его сын Асукаджи, ровесник Асома, в бидо най’дама.

Ашан поклонился Джардиру:

– Шарум ка, кай’шарумы просят тебя уладить один вопрос.

– Ашан, я давно не видел сыновей. Это не может подождать?

– Боюсь, не может, первый боец.

– Ладно, – вздохнул Джардир. – Что случилось?

Ашан снова поклонился:

– Лучше пусть шарум ка сам посмотрит.

Джардир поднял бровь. Ашан всегда с готовностью высказывал свое мнение, даже если знал, что Джардир с ним не согласится.

– Джайан! – окликнул Джардир. – Принеси мои копье и щит! Асом! Одежду мне!

Мальчики поспешно повиновались. Джардир встал. К его удивлению, Инэвера тоже встала:

– Я пойду с мужем.

Ашан поклонился:

– Разумеется, дама’тинг.

Джардир пристально взглянул на нее. Что ей известно? Что рассказали ей о нынешней ночи проклятые кости?

Они оставили детей и втроем спустились по широкой каменной лестнице дворца шарум ка, стоявшего напротив тренировочных площадок шарумов. В дальнем конце возвышался Шарик Хора, по бокам располагались шатры племен.

У подножия лестницы, во внутреннем дворе, шарумы и дама теснились вокруг пары хаффитов. Джардир озлился. Кто позволил хаффитам осквернить землю цитадели шарум ка? Он было открыл рот, чтобы возмутиться, когда узнал одного из хаффитов.

Аббан.

Джардир много лет не вспоминал о старом друге, как будто Аббан действительно погиб в ночь, когда Джардир нарушил свои клятвы. Прошло больше пятнадцати лет, и если низкорослый костлявый мальчишка в бидо превратился в шарум ка, то Аббан изменился еще сильнее.

Бывший най’шарум невероятно разжирел, почти сравнявшись размерами с андрахом. На нем по-прежнему были бурая безрукавка и шапочка хаффита, но ближе к телу – яркая рубашка и штаны из разноцветного шелка, а на коричневую коническую шапочку он намотал тюрбан из алого шелка с драгоценным камнем посередине. Пояс и шлепанцы у него были из змеиной кожи. Аббан опирался на костыль из слоновой кости с ложем в форме верблюда. Подмышка приходилась как раз между горбов.

– С чего ты взял, что вправе стоять здесь среди мужчин? – осведомился Джардир.

– Прошу прощения, о великий. – Аббан упал на четвереньки и прижался лбом к земле.

Шанджат, ставший кай’шарумом, засмеялся и пнул его под зад.

– Погляди на себя! – громыхнул Джардир. – Одеваешься как женщина и выставляешь напоказ свое грязное богатство, словно оно не оскорбляет всего, во что мы верим. Напрасно я тебя вытащил.

– Нижайше прошу меня простить, повелитель. Я не хотел тебя оскорбить. Я всего лишь переводчик.

– Переводчик? – Джардир взглянул на второго хаффита, пришедшего с Аббаном.

Но это был не хаффит. Это было ясно любому по его светлой коже и волосам, по одежде и особенно по видавшему виды копью в руках. Чин. Чужак из зеленых земель на севере.

– Чин? – Джардир повернулся к своему дама. – Ты позвал меня сюда, чтобы поговорить с чином?

– Выслушай его, – настаивал Ашан. – Сам поймешь.

Джардир взглянул на землепашца. Он никогда еще не видел чина так близко. Он знал, что вестники-северяне иногда посещают Великий базар, но это не место для мужчин, а детские воспоминания были смутными, отравленными голодом и стыдом.

Джардир не так представлял себе чинов. Чужак был молод – не старше Джардира, когда тот впервые надел черное, – и не слишком могуч, но в нем угадывался несокрушимый дух. Он стоял и двигался, как воин, и смело смотрел в глаза Джардиру, как должно мужчине.

Джардир знал, что северяне отказались от алагай’шарак и прячутся за метками, как женщины, но пески Красии тянутся на сотни миль без всяких укрытий. Этот человек преодолел их, а значит, смотрел в лицо алагай ночь за ночью. Он не шарум, но и не трус.

Джардир опустил взгляд на поскуливавшего Аббана и проглотил отвращение.

– Говори, и поскорее. Твое присутствие меня оскорбляет.

Аббан кивнул, повернулся к северянину и произнес несколько слов на грубом гортанном языке. Северянин ответил грозно и ударил копьем оземь, чтобы подчеркнуть свои слова.

– Это Арлен асу Джеф ам’Тюк ам’Брук. – Аббан снова повернулся к Джардиру, не отрывая глаз от земли. – Он прибыл из Форта Райзона, что на севере, приветствует тебя и просит дозволения сражаться сегодня ночью на алагай’шарак вместе с мужами Красии.

Джардир был потрясен. Северянин желает сражаться? Неслыханно!

– Это чин, первый боец, – прорычал Хасик. – Его народ – трусы. Он не заслуживает права сражаться!

– Трус не пришел бы сюда, – заметил Ашан. – Многие вестники добирались до Красии, но только один явился в твой дворец. Мы оскорбим Эверама, не дозволив сражаться тому, кто этого хочет.

– Я не доверю в бою свою спину землепашцу! – Хасик сплюнул под ноги вестнику. Многие шарумы закивали и согласно заворчали, несмотря на слова дама. Похоже, даже власти священников существовал предел.

Джардир размышлял. Теперь он понял, почему Ашан хотел, чтобы он сам принял решение. Любой ответ повлечет за собой серьезные последствия.

Он снова посмотрел на землепашца. Любопытно испытать его отвагу в бою! Инэвера предсказала, что однажды Джардир захватит зеленые земли, а Эведжах учит: познай врага, прежде чем сражаться с ним.

– Муж мой. – Инэвера коснулась его руки. – Если чин хочет сражаться в Лабиринте как шарум, нужно предсказать его судьбу.

Вот зачем она пошла с ним! Она знала, что чин не простой человек, и хотела погадать на крови. Джардир сощурился, размышляя, о чем она умолчала, но жена предложила ему выход из непростой ситуации, и только дурак им не воспользуется. Джардир снова повернулся к Аббану, скорчившемуся в пыли:

– Скажи чину, что дама’тинг бросит для него кости. Если расклад окажется благосклонным, ему будет дозволено сражаться.

Аббан кивнул, повернулся к землепашцу и заговорил на грубом языке северян. На лице чина мелькнуло раздражение. Знакомое чувство! Джардир был рабом костей больше половины жизни. Хаффит и чужак некоторое время переговаривались, затем чин скрипнул зубами и согласно кивнул.

– Я заберу его во дворец, чтобы предсказать судьбу, – постановила Инэвера.

Джардир кивнул:

– Я буду охранять тебя во время ритуала.

– Это ни к чему. Ни один мужчина не посмеет причинить вред дама’тинг.

– Ни один красиец, – поправил Джардир. – Кто знает, на что способны эти северные варвары?

Он ухмыльнулся.

– Я не могу рисковать твоей несокрушимой добродетелью, оставив тебя наедине с чужаком.

Джардир знал, что она злится под покрывалом, но ему было все равно. Он должен увидеть, что произойдет между ней и землепашцем! Джардир взял с собой Хасика и Ашана. При свидетелях Инэвера не посмеет прогнать его из дворца. Аббан поплелся следом, хотя его присутствие осквернило полы дворца. Придется смыть скверну кровью.

Вскоре Джардир, Инэвера и чин остались втроем в темной комнате. Джардир взглянул на землепашца:

– Протяни руку, Арлен, сын Джефа.

Чин с любопытством смотрел на него.

Джардир вытянул руку, изобразил неглубокий порез и поднес ладонь к алагай хора.

Чин нахмурился, но без промедления закатал рукав и шагнул вперед, вытянув руку.

«Я был не столь отважен в первый раз», – подумал Джардир.

Инэвера рассекла чужаку ладонь, и вскоре кости ярко запылали в ее руках. Чин пристально наблюдал за ней широко распахнутыми глазами. Она бросила кости, и Джардир окинул взглядом расклад. Он не проходил обучения дама’тинг, но на уроках в Шарик Хора узнал немало костных символов. На каждой кости демона была только одна метка – метка прорицания. Остальные символы были просто словами. Слова и их узор слагались в будущее… неизбежное или всего лишь возможное.

Джардир разобрал слова «шарум», «дама» и «один», прежде чем Инэвера сгребла кости. Шар’Дама Ка. Что это значит? Разумеется, чин не может быть Избавителем. Возможно, он как-то связан с Джардиром?

К удивлению Джардира, Инэвера снова встряхнула и бросила кости. Он не видел ничего подобного с той первой ночи в Лабиринте. Инэвера оставалась совершенно спокойна, как и положено дама’тинг, но ее выдало уже то, что она метнула кости во второй раз.

И в третий.

«Не знаю, что она видит, – подумал Джардир, – но ей хочется в этом увериться».

Он посмотрел на землепашца. Тот пристально наблюдал за происходящим, но было ясно, что он воспринимает его как примитивный ритуал, необходимый, чтобы попасть в Лабиринт.

«Ах, сын Джефа, если бы все было так просто!»

– Пусть сражается. – Инэвера достала из складок одежды глиняный горшочек, смазала рану чина вонючей мазью и перевязала чистой тряпицей.

Джардир кивнул. Он так и думал, что она ограничится простым «да» или «нет». Он вывел чина из комнаты.

– Хаффит, – окликнул он Аббана. – Скажи сыну Джефа, пусть начнет на стене. Поймает сетью алагай – сможет ступить в Лабиринт.

– Еще чего! – возмутился Хасик.

– Хасик, Эверам сказал свое слово, – отрезал Джардир, и воин умолк.

Аббан торопливо перевел. Чин фыркнул, как будто поймать воздушного демона сетью – невелика заслуга. Джардир улыбнулся. Похоже, он поладит с этим парнем.

– Возвращайся в дыру, из которой выполз, – велел он Аббану. – Сын Джефа, может, и достоин стоять на стене, но ты потерял это право. Ему придется говорить на языке копья.

Аббан поклонился и повернулся к землепашцу, объясняя. Чин посмотрел на Джардира и кивнул в знак того, что понял. Лицо его было мрачным, но глаза горели нетерпением. Он выглядел как даль’шарум на закате.

Джардир направился было на учебную площадку с остальными, но Инэвера придержала его за руку. Ашан и Хасик остановились и обернулись.

– Идите и попытайтесь научить чина нашим сигналам, – приказал Джардир. – Я скоро приду.

– Этот чин поможет тебе стать Шар’Дама Ка, – сказала Инэвера без обиняков, едва они остались одни. – Прими его как брата, но держи на расстоянии копья. Однажды тебе придется убить его, чтобы тебя признали Избавителем.

Джардир пристально смотрел в непроницаемые глаза жены. «О чем ты умалчиваешь?» – думал он.

На закате землепашец не выказал ни страха, ни трепета. Он стоял на стене во весь рост и с нетерпением смотрел на пустыню, ожидая появления врагов.

Поистине, он ничуть не походил на слабых недомужей севера, о которых Джардиру рассказывали на уроках. Как давно красийцы посещали зеленые земли и видели их жителей своими глазами? Сто лет назад? Двести? Кто-нибудь вообще покидал Копье Пустыни после Возвращения?

Два воина пересмеивались у него за спиной. Они были из племени Мехндинг, самого могущественного после Маджах. Мехндинги посвящали все свое время оружию дальнего боя. Они строили камнеметы и скорпионы, добывали камень для катапульт и изготавливали жала скорпионов – огромные копья, способные пробить броню песчаного демона с тысячи футов. С копьем они обращались не так искусно, как другие племена, но их слава не знала границ, поскольку мехндинги убивали больше алагай, чем Каджи и Маджах, вместе взятые.

– Интересно, сколько он протянет, прежде чем его прикончит алагай, – заметил один мехндинг.

– Наверняка обгадится и пустится наутек, едва они встанут, – засмеялся другой.

Землепашец посмотрел на них. По его лицу было ясно – он понял, что над ним смеются, но северянин снова вперил взгляд в колышущиеся пески, не обращая на воинов внимания.

«Он принимает боль, когда видит цель», – подумал Джардир, вспомнив, как над ним издевались в первую ночь в Лабиринте.

Джардир подошел к насмешникам.

– Солнце садится, а вам больше нечего делать, кроме как высмеивать собрата по оружию? – громко спросил он. Все на стене повернулись к ним.

– Но, шарум ка, – возразил один воин, – он же всего лишь дикарь!

– Дикарь, который смотрит на врага, в то время как ты потешаешься у него за спиной, как хаффит! – возразил Джардир. – Еще одно слово, и я отправлю тебя в шатер дама’тинг учиться вежливости.

Он говорил спокойно, но даль’шарум отпрянул, как от удара.

Внимание Джардира привлек крик землепашца. Чужак стучал копьем по стене и что-то вопил на своем гортанном наречии. Он указал на пески, и Джардир внезапно понял, в чем дело.

Вставали алагай.