Безнадёга Кинг Стивен

— Я бы послушала и поговорила, если б не умирала с голоду, — подала голос Мэри. — Наверное, с едой здесь не густо?

Том Биллингсли переминался с ноги на ногу.

— Пожалуй, что так, мэм. Мы приходили сюда, чтобы выпить и поговорить о прошлом.

Мэри вздохнула:

— Так я и думала.

Он указал в сторону правой лесенки:

— Но Марти Ивз пару ночей назад принес пакет с едой. Кажется, там были сардины. Марти любит сардины и крекеры.

— Это хорошо. — Глаза Мэри загорелись. Джонни решил, что еще час-другой, и она будет рада анчоусам.

— Я пойду посмотрю, может, найду что-то еще. — Уверенности в голосе Биллингсли не чувствовалось.

Дэвид встал:

— Если хотите, я взгляну.

Биллингсли пожал плечами. Он вновь смотрел на ноги Одри, потеряв всякий интерес к сардинам Марти Ивза.

— Как сойдешь со сцены, по левую руку выключатель. А впереди увидишь полки. Всю еду обычно складывали туда. Может, найдешь и пачку сладкого печенья.

— Похоже, вы, парни, пили много, но не забывали и про еду, — усмехнулся Джонни. — Это я одобряю.

Ветеринар ему ответил коротким взглядом, вновь пожал плечами и вернулся к лицезрению ног Одри Уайлер. Она, правда, не замечала его заинтересованности. Или ей было не до этого.

Дэвид пересек сцену, потом вернулся и взял револьвер. Он взглянул на отца, но Ральф по-прежнему смотрел в зал, на растворяющиеся в темноте ряды красных бархатных сидений. Мальчик осторожно засунул револьвер в карман джинсов, так, что снаружи осталась одна рукоятка, направился к лесенке, опять остановился и спросил Биллингсли:

— А водопровод здесь работает?

— Это пустыня, сынок. Если в доме никого нет, воду сразу же выключают.

— Жаль. Я же весь в мыле. Чешется.

Он пересек сцену, спустился по лесенке и прошел в коридорчик. Там вспыхнул свет. Джонни шумно выдохнул: почему-то он ждал, что кто-то или что-то прыгнет на мальчика из темноты. Тут он заметил, что Биллингсли смотрит на него.

— То, что сделал этот мальчик… как он выполз из камеры… это невозможно.

— Тогда мы должны сейчас сидеть под замком, — без запинки ответил Джонни. Но тут до него дошел смысл сказанного старым ветеринаром. И в голове сразу возникло подходящее словосочетание: ненавязчивое чудо. Джонни записал бы это в свой блокнот, если бы тот не остался на шоссе 50. — Или вы думаете, что мы и сидим?

— Нет, мы на свободе, и мы видели, как он это проделал, — ответил Биллингсли. — Обмазался мылом и выскользнул в щель между прутьями, как арбузное семечко. Вроде бы все ясно и понятно. Но говорю тебе, приятель, такое не удалось бы даже Гудини[55]. Из-за головы. Голова его должна была застрять, но не застряла. — Он оглядел всех, дошел до Ральфа. Тот теперь смотрел на ветеринара, а не на стулья, но Джонни чувствовал, что из сказанного стариком Ральф ничего не понял. Может, решил Джонни, оно и к лучшему.

— Куда вы клоните? — спросила Мэри.

— Полной уверенности у меня нет, но думаю, что нам надо держаться за «молодого мастера Карвера». — Старик помялся, потом добавил: — Так его назвали бы в любой истории, рассказанной холодной ночью у костра.

Существо, демон в обличье Эллен Карвер, подняло мертвого койота, оглядело его.

— Сома умирает, пневма улетает, только сарк остается, — произнес ровный, бесстрастный голос. — Так всегда было. И будет. Жизнь уходит, потом ты умираешь.

Существо спустилось вниз, держа животное в руке. Постояло у парадной двери, вглядываясь в темноту, прислушиваясь к ветру.

— Со ках сет! — воскликнуло существо, повернулось и понесло труп в приемную. Оно оглядело крюки, на которых висели тела, и тут же увидело, что девочка, которую ее брат называл Пирожком, больше не висит на крюке, а лежит, укрытая портьерой.

Бледное лицо злобно перекосилось.

— Он посмел снять ее с крюка! — пожаловалось существо мертвому койоту. — Паршивый мальчишка посмел снять ее с крюка! Глупый, несносный мальчишка!

Да. Нерадивый мальчишка. Грубый мальчишка. Глупый мальчишка. В определенном смысле последнее — самое лучшее, не так ли? Самое правдивое. Глупый мальчишка пытался хоть в этом что-то изменить, будто это что-нибудь меняло, будто смерть — грязное пятно, которое можно соскоблить со стены жизни крепкой рукой. Словно прочитанную и закрытую книгу можно открыть и перечитать вновь, изменив концовку.

Однако злость существа смешивалась со страхом, ибо этот мальчишка не сдавался, а потому не сдавались и остальные. Им не следовало убегать, даже если широко раскрылись двери их камер. Однако они убежали. Из-за мальчишки, этого мерзкого, раздувшегося от гордости набожного мальчишки, которому хватило наглости снять свою гребаную сестру с крюка и устроить ей похороны…

Теплая волна окатила кисти рук существа. Оно посмотрело вниз и увидело, что руки Эллен Карвер по запястья погрузились в тело койота.

Существо собиралось повесить койота на один из крюков, потому что точно так же поступало и с остальными, но теперь у него возникла другая идея. Существо подошло к зеленому «гробу» на полу, опустилось на колени, сдернуло портьеру и, ухмыляясь, посмотрело на мертвую девочку, которую выносило нынешнее тело демона.

Существо вытащило руки Эллен Карвер (теперь они были как бы в кровавых перчатках) из тела койота и положило животное на Кирстен. Оно раскрыло пасть койота и повернуло его голову так, чтобы шейка девочки оказалась между челюстей. Получилось что-то мерзкое и фантастическое, иллюстрация к «черной» сказке.

— Тэк, — произнесло существо и улыбнулось. Нижняя губа Эллен Карвер при этом треснула, и кровь побежала по подбородку. Этот отвратительный мальчишка, наверное, никогда не узнает, что вышло из его начинания, но так приятно представить себе его реакцию! Жаль, что он не сможет увидеть, к чему привели его потуги, как легко свести на нет все то, что пытается сотворить человек.

Существо накрыло парочку портьерой, оставив лишь головы. Теперь койот и ребенок казались любовниками. Какая досада, что здесь нет мальчишки. Отца тоже, но главное — мальчишки. Потому что именно ему следует преподать наглядный урок.

Да и главная опасность исходила от него.

Позади послышалось шебуршание, слишком тихое, чтобы услышать… но существо его услышало. Оно повернулось на коленях Эллен Карвер и увидело возвращающихся пауков-отшельников. Пауки промаршировали через дверь приемной, повернули налево и поползли на стену, отведенную для объявлений о различных событиях деловой и общественной жизни города. Над одним из таких объявлений, где сообщалось о собрании, на котором руководство Безнадегской горнорудной компании намеревалось доложить о ходе работ по возобновлению добычи меди на так называемой Китайской шахте, пауки вновь образовали круг.

Высокая женщина в комбинезоне, перепоясанном широким ремнем, встала и направилась к стене. Круг вибрировал, то ли от страха, то ли в экстазе, а может, по обеим причинам. Женщина сложила окровавленные руки перед собой, потом протянула их к стене ладонями вниз.

— Ах лах?

Круг распался. Пауки рассыпались, чтобы с дисциплинированностью вымуштрованных солдат сложиться в новую фигуру. На стене появилась буква К, за которой последовали И, потом Н, О, затем Т…

Существо остановило их, когда они складывали букву Е.

— Ен тоу, — изрекло оно. — Рас.

Пауки из недостроенной Т перестроились в вибрирующий круг.

— Тен ах? — спросило существо-демон мгновение спустя, и пауки образовали новую фигуру, похожую на восьмерку. Существо в обличье Эллен Карвер несколько секунд смотрело на эту восьмерку, постукивая пальцами Эллен Карвер по ключицам Эллен Карвер, потом махнуло рукой. Фигура распалась. Пауки устремились на пол.

Существо уставилось в пол, не глядя на пауков, которые бежали между ног Эллен Карвер. Главное в том, что пауки явятся по первому зову, а остальное значения не имело.

Существо некоторое время постояло в дверях, глядя в ночь. Отсюда не был виден старый кинотеатр, но существо знало, где находится «Американский Запад», примерно в одной восьмой мили к северу от здания муниципалитета, чуть ли не сразу за единственным городским перекрестком. Благодаря паукам демону теперь было известно, где находятся беглецы.

Где находится этот мерзкий набожный мальчишка.

Джонни Маринвилл вновь рассказал свою историю, на этот раз всю. Впервые за много лет он старался не забывать, что краткость — сестра таланта. Многие критики Америки отметили бы сей подвиг аплодисментами, если б поверили.

Джонни рассказал о том, как остановился, чтобы справить малую нужду, о том, как Энтрегьян подложил мешок с марихуаной в его седельную сумку, пока сам он опорожнял мочевой пузырь. Рассказал о койотах, с которыми вроде бы говорил Энтрегьян и которые выстроились вдоль шоссе, словно почетный караул. О том, как здоровяк коп избил его. Подробно описал убийство Билли Рэнкорта и нападение стервятника, несомненно, по команде Колли Энтрегьяна.

На лице Одри Уайлер читалось откровенное неверие, а вот Стив и худющая девчонка, которую он где-то подобрал, похоже, ничуть не удивились, даже понимающе переглянулись. По ходу рассказа Джонни ни на кого не смотрел, предпочитая разглядывать свои руки, лежащие на коленях, и концентрируясь на том, что ему необходимо донести до слушателей.

— Этот парень хотел, чтобы я пососал его член. Думаю, он рассчитывал услышать от меня вопли: «Только не это!» — и униженные мольбы смилостивиться надо мной, но я нашел эту идею не столь шокирующей, как предполагал Энтрегьян. Собственно, отсосать — стандартное сексуальное требование в ситуациях, где власть определяется законами, отличными от тех, по которым живет цивилизованное общество. На поверхности насилие выражается в доминировании агрессивности. Изнутри оно предопределяется злостью, вызванной страхом.

— Благодарю вас, доктор Рут, — бросила Одри. — В следующий раз мы обсудим ночные страхи.

Джонни посмотрел на нее без всякой злобы.

— Я написал роман на тему гомосексуального изнасилования. «Тибарон». Критики оценили его не слишком высоко, но я беседовал со многими людьми, так что этот предмет знаю достаточно глубоко. Суть в том, что Энтрегьян разозлил меня, а не испугал. К тому времени я решил, что терять мне особенно нечего. Я сказал, что готов пососать его член, но, как только он окажется у меня во рту, я откушу его. Тогда… тогда… — Джонни глубоко задумался, пытаясь вспомнить все до мельчайших подробностей. — Тогда я бросил в лицо Энтрегьяну одно из его собственных бессмысленных слов. Во всяком случае, бессмысленных для меня, слов из какого-то искусственного языка.

— Вы про тэк? — спросила Мэри.

Джонни кивнул.

— Но слово это оказалось совсем не бессмысленным ни для койотов, ни для Энтрегьяна. Когда я его произнес, он отпрянул… после чего приказал стервятнику спикировать на меня.

— Не могу я в это поверить, — стояла на своем Одри. — Конечно, вы знаменитый писатель и все такое, к тому же вы вроде бы не из тех, кто будет сочинять подобные истории только ради красного словца, но все-таки я не могу вам поверить.

— Однако именно так все и произошло. Вы не видели ничего подобного? Странного, агрессивного поведения животных?

— Я пряталась в городской прачечной-автомате. Вы это понимаете? Мы говорим на одном языке?

— Но…

— Послушайте, вы хотите поговорить о странном и агрессивном поведении животных? — спросила Одри, наклонившись вперед, ее ярко блестевшие глаза не отрывались от Маринвилла. — Мы ведь говорим о Колли. О том, каким он стал. Он убивал всех, кого видел, всех, кто попадался ему на пути. Этого вам недостаточно? Надо ли добавлять сюда еще и дрессированных стервятников?

— А как насчет пауков? — Стив и худышка уже сидели в самом кресле, а не на подлокотниках. Стив обнимал девушку за плечи.

— А они при чем?

— Вы видели пауков, которые… э… сбиваются в стаи?

— Как птицы осенью? — Во взгляде Одри читалось: Осторожно, сумасшедший!

— Вот-вот. Путешествуют вместе. Как волки или койоты.

Одри покачала головой.

— А как насчет змей?

— Не видела я никаких змей. И койотов в городе тоже. Не видела и собаки, разъезжающей в шляпе на велосипеде. Для меня все это новости.

Дэвид вернулся на сцену с мешком из плотной коричневой бумаги, в каких клерки обычно носят мелкие покупки: пачки печенья, пакеты молока, банки пива. Под мышкой он держал коробку крекеров «Риц».

— Еду я нашел, — доложил он.

— Отлично. — Стив глянул на мешок и коробку. — Этим мы точно победим голод в Америке. Что нас ждет, Дэйви? По одной сардинке и два крекера на человека?

— На самом деле еды много, — ответил Дэвид. — Больше, чем вы думаете… — Он помолчал, задумчиво и в то же время тревожно оглядел всех. — Никто не будет возражать, если я помолюсь, прежде чем раздам еду?

— Хочешь произнести благодарственную молитву? — спросила Синтия.

— Да.

— Нам сейчас как раз необходимо Его заступничество, — заметил Джонни. — Так что молитва может прийтись весьма кстати.

— Аминь, — откликнулся Стив.

Дэвид положил мешок и коробку между кроссовками, закрыл глаза и сложил руки перед собой, пальчик к пальчику. Что поражало Джонни в этом мальчике, так это полное отсутствие показушности. Вел он себя абсолютно естественно.

— Господи, пожалуйста, благослови еду, которую нам предстоит съесть, — начал Дэвид.

— Конечно, куда ж мы без этого, — вырвалось у Синтии, и тут же по ее лицу стало ясно, что она сожалеет о своей несдержанности. Дэвид, впрочем, не выразил никакого неудовольствия. Возможно, он даже не услышал ее.

— Благослови нашу дружбу, позаботься о нас и убереги от зла. Пожалуйста, позаботься о моей маме, если будет на то Твоя воля. — Дэвид помолчал, затем добавил, но уже тише: — Возможно, ее нет, но, пожалуйста, если будет на то Твоя воля. Именем Иисуса, аминь. — И он открыл глаза.

Молитва мальчика тронула Джонни, задела те струны, до которых пытался, но не смог дотянуться Энтрегьян.

Естественно, тронула. Потому что он искренне верит. В сравнении с этим мальчишкой папа римский в его роскошных одеяниях — просто маскарадный христианин.

Дэвид наклонился, поднял крекеры и мешок, сунул в него руку.

— Держите, Мэри. — Он достал банку сардин и протянул ей. — Ключ на дне.

— Спасибо тебе, Дэвид.

— Благодарите приятеля мистера Биллингсли. Это его еда, а не моя. — Он передал Мэри крекеры. — Пустите по кругу.

— Возьми сколько нужно, а остальное оставь, — изрек Джонни. — Так говорим мы, члены Внутреннего круга… правильно, Том?

Ветеринар хмуро посмотрел на него, но промолчал.

Дэвид дал по банке сардин Стиву и Синтии.

— Нет-нет, дорогой, этого достаточно. — Синтия попыталась вернуть свою банку. — Нам со Стивом хватит одной.

— В этом нет необходимости, — ответил Дэвид. — Сардин хватит на всех. Честное слово.

По банке получили Одри, Том и Джонни. Последний повертел свою банку в руках, как бы желая убедиться, настоящая ли она, потом сорвал обертку, отломил ключ, вставил в его прорезь полоску металла, отходящую от стенки, и открыл банку. Едва до его ноздрей долетел запах рыбы, Джонни понял, какой же он голодный. Если бы раньше кто-нибудь сказал ему, что банка паршивых сардин вызовет у него такую реакцию, он бы поднял этого человека на смех.

Кто-то постучал Джонни по плечу. Он обернулся. Мэри протягивала ему коробку с крекерами. Она просто сияла от счастья. Из уголка рта по подбородку текла струйка масла.

— Берите. С крекерами сардины просто восхитительны. Убедитесь сами!

— Точно, — поддакнула Синтия. — С крекерами все кажется вкуснее, я давно об этом твержу.

Джонни взял коробку, заглянул в нее и увидел, что там только один полупустой столбик вощеной бумаги. Джонни достал из него три круглых оранжевых крекера. Но урчащий желудок запротестовал против такого ущемления его прав, поэтому Джонни не удержался и взял еще три крекера, прежде чем передать коробку Биллингсли. Их взгляды на мгновение встретились, и он вспомнил, как старик говорил о том, что даже Гудини не смог бы этого сделать. Из-за головы. И, разумеется, Джонни помнил о телефоне. Три черты, сигнализирующие о том, что телефон к работе готов, появились лишь тогда, когда он перекочевал в руки мальчика. Когда же телефон находился в руках Джонни, этих черточек не было вовсе.

— Теперь вопрос решен окончательно, — говорила Синтия с полным ртом. А физиономия у нее сияла совсем как у Мэри. — Еда куда лучше секса.

Джонни посмотрел на Дэвида. Тот сидел на подлокотнике кресла-качалки отца и ел. Банка с сардинами, которую мальчик отдал Ральфу, стояла на его бедре. Ральф так ее и не открыл. Он все смотрел в глубь зала. Дэвид взял пару сардин из своей банки, аккуратно положил на крекер и отдал отцу, который начал механически их жевать, похоже, только для того, чтобы освободить рот. Джонни отвернулся от мальчика и заметил стоящую на полу коробку с крекерами. Все увлеклись едой, поэтому никто не обратил особого внимания на Джонни, когда тот поднял коробку и заглянул в нее.

Она обошла всех, каждый взял не меньше полудюжины крекеров (Биллингсли даже больше, старый козел заглатывал их, как удав), но цилиндр вощеной бумаги по-прежнему лежал в коробке, и Джонни мог бы поклясться, что число крекеров в нем не изменилось.

Пока народ ел сардины, изредка возвращаясь к прерванному разговору, Ральф прокручивал в голове крушение семьи Карвер. Он пытался вырваться из воспоминаний, вернуться в настоящее, хотя бы ради Дэвида, но давалось ему это с трудом. Перед его мысленным взором вновь и вновь возникала Кирсти, застывшая у подножия лестницы, Энтрегьян, уводящий Эллен. Не волнуйся, Дэвид, я вернусь, сказала она, но для Ральфа, который за четырнадцать лет совместной жизни изучил все интонации Эллен, фраза звучала иначе: Прощай навсегда. Однако ради Дэвида он не должен был оставаться в прошлом. Ему нужно было перенестись в настоящее и встать плечом к плечу с мальчиком, поддержать его.

Но как же это трудно, Господи, как же это трудно.

— Хоть тут нет никаких ссылок на зверье, — прокомментировала Одри, когда Ральф закончил свой рассказ. — Но мне так жаль вашу маленькую девочку и вашу жену, мистер Карвер. И тебя тоже, Дэвид.

— Благодарю, — вырвалось у Ральфа.

А когда Дэвид произнес: «С моей мамой, возможно, все обойдется», — он потрепал сына по волосам и сказал:

— Да, конечно, наверняка все обойдется.

Следующей изложила случившееся с ней Мэри: мешок с марихуаной под запасным колесом, фраза Энтрегьяна: «Я собираюсь вас убить», вставленная в предупреждение Миранды, внезапное убийство ее мужа.

— Здесь, к счастью, тоже никаких животных. — Одри, похоже, волновал только этот момент. Она поднесла банку ко рту и выпила остатки масла.

— Вы или не слышали ту часть, что касалась койота, оставленного Энтрегьяном охранять нас, или не захотели услышать, — возразила Мэри.

Одри отмахнулась. Теперь она сидела в кресле, тем самым позволив Биллингсли любоваться лишними четырьмя дюймами ее ног. Ральф тоже смотрел на ее ноги, но, похоже, ничего не видел. Во всяком случае, он явно не мог дать увиденному эмоциональную оценку.

— Их можно приручить, — гнула свое Одри. — Прикормить гейнс-бургерами[56] и выдрессировать, как собак.

— И вы видели Энтрегьяна, шагающего по городу с койотом на поводке? — вежливо осведомился Маринвилл.

Одри зыркнула на него.

— Нет. Я знала его не больше, чем остальных. Большую часть времени я проводила на шахте, в лаборатории или в разъездах. Городская жизнь не по мне.

— А что расскажешь нам ты, Стив? — спросил Маринвилл.

Ральф увидел, как долговязый парень с техасским акцентом переглянулся со своей подружкой (если она была его подружкой) и вновь посмотрел на писателя.

— Если вы скажете вашему агенту, что я подвозил попутчицу, он лишит меня премии.

— Думаю, что об этом следует волноваться в последнюю очередь. Рассказывай.

Рассказывали они оба, то и дело дополняя друг друга, отчего их история только прибавляла в достоверности. Оба с раздражением отметили, что не могут в точности передать те мерзкие ощущения, которые вызвала у них полуразбитая каменная скульптурка, увиденная в лаборатории, и исходящую от этой скульптурки силу. Оба так и не смогли заставить себя сказать, что с ними происходило, когда волк (они пришли к согласию в том, что это был волк, не койот) принес эту скульптурку и положил перед ними. Ральф понял, что речь шла о чем-то сексуальном, но не более.

— Вы все еще Фома Неверующий? — обратился Маринвилл к Одри, когда Стив и Синтия рассказали обо всем. Он говорил мягко, словно не хотел, чтобы Одри почувствовала, будто ее противопоставляют остальным. И это правильно, подумал Ральф. Нас всего семеро, не считая Дэвида, писатель хочет, чтобы мы стали единой командой. И немало в этом преуспел.

— Я не знаю, кто я, — задумчиво ответила Одри. — Я не хочу верить в то, что вы говорите, у меня от ваших рассказов мурашки бегут по коже, но, с другой стороны, и врать вам незачем. — Она помолчала. — Если только эти повешенные в «Убежище Эрнандо»… Ну, не знаю, так напугали вас, что…

— Что нам начало что-то мерещиться? — продолжил ее мысль Стив.

Она кивнула.

— Змеи, которых вы видели в том доме… это по крайней мере понятно. Они чувствуют такие вот бури дня за три и ищут, где бы укрыться. А насчет остального… Не знаю. Я ученый и не понимаю, каким образом…

— Послушайте, дамочка, вы напоминаете мне ребенка, который притворяется, что у него зашиты губы, лишь бы не есть тушеную капусту, — прервала ее Синтия. — Все, что мы видели, полностью совпадает с тем, что видел до нас мистер Маринвилл, с тем, что видела Мэри, с тем, что видели Карверы. Вплоть до поваленного забора, где Энтрегьян задавил парикмахера. Так что хватит тыкать нам в нос своей ученостью. Мы все на одной странице, а вот вы совсем на другой.

— Но я ничего этого не видела! — Одри чуть не плакала.

— А что вы видели? — спросил Ральф. — Расскажите нам.

Одри скрестила ноги, подоткнула юбку.

— Я отправилась в поход. У меня было четыре свободных дня, поэтому я оседлала Салли и поскакала на север, в Коппер-Рэндж. Во всей Неваде это мое самое любимое место. — Ральфу показалось, что в ее голосе слышатся виноватые нотки. Словно она извиняется за свой прошлый образ жизни.

Биллингсли взглянул на нее, словно пробудился ото сна… Похоже, ему снились голые ноги Одри, скрещенные над его дряблой, старой задницей.

— Салли? А как она себя чувствует?

Одри недоуменно посмотрела на него, потом радостно улыбнулась:

— Все нормально.

— Растяжение прошло?

— Да, благодарю. Мазь очень помогла.

— Рад это слышать.

— О чем вы толкуете? — поинтересовался Маринвилл.

— Год тому назад или около того я пользовал ее лошадь, — ответил Биллингсли. — Ничего больше.

Ральф не знал, позволил бы он Биллингсли пользовать его лошадь, если б она у него была. Он даже не знал, допустил бы он Биллингсли даже к дворовому коту. Но, наверное, год тому назад ветеринар был другим. Человек пьющий за двенадцать месяцев может разительно измениться. Как правило, не в лучшую сторону.

— Поставить Рэттлснейк на ноги — задача не из легких, — продолжала Одри. — В последнее время мы перешли от дождевальных установок к эмиттерам. Умерло несколько орлов…

— Несколько? — переспросил Биллингсли. — Перестаньте. Я не защитник природы, но говорить о нескольких орлах просто неприлично.

— Ладно, примерно сорок. Не так уж много, учитывая всю популяцию. Орлов в Неваде хватает с лихвой. И вы это знаете, док. «Зеленым» тоже об этом известно, но каждого умершего орла они воспринимают как ребенка, свалившегося в чан с кипятком. Цель-то у них одна: заставить нас отказаться от добычи меди. Господи, как я от них иной раз устаю. Они приезжают на юрких зарубежных автомобилях, в каждом из которых по пятьдесят фунтов американской меди, и говорят нам, что мы чудовища, насилующие землю. Они…

— Мэм, — прервал ее Стив, — извините, но среди нас гринписовцев нет.

— Разумеется, нет. Я лишь хотела сказать, что и нас не радовала смерть орлов, ястребов или ворон, что бы там ни говорили «зеленые». — Одри оглядела сидящих, дабы убедиться, что ей поверили. — Мы выщелачиваем медь из земли с помощью серной кислоты. Проще всего подавать ее дождевальными установками вроде тех, из которых поливают пастбища. Но установки оставляют лужи. Птицы их видят, опускаются, чтобы искупаться и попить, а потом умирают. Нелегкой смертью.

— Это точно, — кивнул Биллингсли. — Когда в пятидесятых годах здесь добывали золото, в лужах был цианид, который стоил серной кислоты. Только «зеленых» тогда не было. И горнорудная компания не возражала, так ведь, мисс Уайлер? — Старик встал, прошел к бару, плеснул в стакан виски и выпил, как лекарство.

— А мне вы позволите выпить? — спросил Ральф.

— Да, сэр, пожалуйста. — Биллингсли протянул Ральфу стакан с виски, роздал стаканы и остальным. Предложил всем теплые прохладительные напитки, но народ отдал предпочтение родниковой воде, которую Биллингсли и разлил из пластиковой бутылки.

— Мы убрали дождевальные установки и заменили их эмиттерами, обеспечивающими капельную подачу кислоты. Система эта гораздо более дорогая, зато птицы больше не попадали в лужи кислоты.

— Не попадали, — согласился Биллингсли и вновь налил себе виски. Эту порцию он выпил медленно, глядя поверх стакана на ноги Одри.

Трудности?

Еще нет… но они могут возникнуть, если вовремя не принять меры.

Существо в облике Эллен Карвер сидело за столом на втором этаже здания муниципалитета, среди пустых камер, и мрачно поблескивало глазами. Снаружи то усиливался, то ослабевал вой ветра. С лестницы донеслось клацанье когтей. Зверь поднялся на верхнюю площадку и остановился. Послышалось глухое рычание. Дверь распахнулась, и в помещение всунулась морда пумы. Самка, крупная, не меньше шести футов от кончика носа до задних лап плюс еще три фута на толстый хвост.

Когда пума, приникнув к полу и прижав уши к голове, проскользнула в дверь, демон побывал в ее мозгу: хотелось узнать, что чувствует зверь. Животное было испугано. Его призвали в обиталище людей, но этим дело не ограничивалось.

Пума ощущала, что место это гиблое. Во-первых, запах порохового дыма: совсем недавно здесь стреляли. Во-вторых, запах страха, ассоциировавшийся у пумы с запахами пота и горящей травы. В-третьих, запах крови, крови койота и крови человека. И, наконец, существо, сидящее за столом, которое пристально смотрело на пуму. Она не хотела идти к нему, но ничего не могла с собой поделать. Выглядело существо как человек, но пахло иначе. С таким запахом пума сталкивалась впервые. Она легла на пол и протяжно мяукнула.

Существо в комбинезоне встало, обошло стол, опустилось на колени Эллен Карвер, подняло морду пумы, заглянуло ей в глаза и начало быстро говорить на ином, нечеловеческом языке, объясняя пуме, где и как она должна ждать, что ей делать, когда наступит срок. Ее будущие противники вооружены и скорее всего убьют пуму, но сначала она должна выполнить порученное.

Пока существо говорило, из носа Эллен закапала кровь. Существо почувствовало горячие капли и вытерло их. Щеки и шея Эллен пошли красными пятнами. Чертова грибковая инфекция! Ничего особенного, просто это совершенно некстати! Почему некоторые женщины не умеют следить за собой?

— Хорошо, теперь можешь идти, — напутствовало существо пуму. — Дождись удобного момента. Я тебя услышу.

Самка вновь мяукнула, лизнула шершавым языком руку демона, принявшего обличье Эллен Карвер, повернулась и выбежала из комнаты.

Существо вернулось за стол и село, закрыв глаза Эллен Карвер, прислушиваясь к стуку песка, барабанящего в окна, послав часть себя с пумой.