Путешественница. Книга 1. Лабиринты судьбы Гэблдон Диана
Уэйкфилд протянул Клэр список, но его перехватила ее дочь Брианна и, нахмурив рыжие брови, принялась его изучать.
– Прочти первую часть, – попросил Роджер. – Которая «Офицеры».
– Хорошо, – согласилась Брианна и прочитала вслух: – «Саймон, сын Ловата»…
– Молодой Фокс, – перебил Роджер. – Сын Ловата. И еще пять имен, так?
Брианна покосилась на историка, но продолжила:
– «Уильям Чисхольм Фрэзер, лейтенант. Джордж Д’Амерд Фрэзер Шоу, капитан. Дункан Джозеф Фрэзер, лейтенант. Байард Мюррей Фрэзер, майор».
Брианна чуть побледнела, сделала паузу, чтобы сглотнуть слюну, и произнесла последнее имя:
– «Джеймс Александр Малькольм Маккензи Фрэзер, капитан». – Она опустила бумаги. – Мой отец.
Клэр, тоже побледнев, быстро подошла к дочери и взяла ее за руку.
– Да, – сказала она Роджеру. – Я знаю, что он отправился к Каллодену. После того как там… у круга камней… он расстался со мной, он решил вернуться на Каллоденское поле и помочь товарищам, которые боролись на стороне Карла Стюарта. Мы знаем, что он это сделал. – Клэр кивнула на папку. Папка лежала под настольной лампой и казалась таким невинным предметом. – Вы нашли их имена. Но… но… Джейми…
Сказанное вслух, одно это имя произвело на нее сильное действие: Клэр изо всех сил стиснула губы.
Настала очередь Брианны оказать поддержку.
– Ты же говорила, он собирался вернуться, – сказала она, ободряя мать светом синих глаз, – что он хотел увести своих людей с поля, а потом вернуться и принять бой.
Несколько пришедшая в себя Клэр кивнула.
– Он понимал, что убежать от англичан ему почти невозможно, и не хотел, чтобы его схватили, а потом повесили… и заявил, что предпочтет погибнуть на поле боя. Он был намерен так поступить.
Обернувшись к Роджеру, она обратила на него взор. Ее янтарные глаза всегда напоминали ему ястребиные, словно зрение ее было куда острее, чем у большинства.
– Не может быть, чтобы он остался в живых, – там столько было убито, а Джейми осознанно стремился к смерти!
При Каллодене под пушечными ядрами и мушкетными пулями пала почти половина армии хайлендеров. Но не Джейми Фрэзер.
– Да нет, – упрямо заявил Роджер. – Вот же у Линклатера определенно сказано.
Он открыл книгу в белом переплете под названием «Принц в вереске».
– «После сражения, – прочитал ученый, – восемнадцать раненых якобитских офицеров укрылись в крестьянской хижине близ вересковой пустоши, где они провели два дня без пищи и ухода. На исходе второго дня англичане нашли их и расстреляли. Избежал этой участи только один человек, некий Фрэзер из полка Ловата. Все прочие похоронены на опушке местной рощи». Видите? – Он положил книгу и выразительно глянул на женщин. – Офицер полка Ловата.
Роджер снова схватил список.
– Вот они! Все шестеро. Теперь мы понимаем, что человек в хижине не мог быть молодым Саймоном – он хорошо изученная фигура, и что с ним произошло, известно точно. С частью своих людей он, заметьте, не раненный, совершил отступление, с боями пробился на север и в конце концов добрался до замка Бофорт, того, что тут неподалеку.
Уэйкфилд показал куда-то за высокое окно, туда, где неясно светились вечерние огни Инвернесса.
– Однако человек, спасшийся из дома в Линахе, не был и одним из оставшихся офицеров – Уильямом, Джорджем, Дунканом или Байардом. Почему? – Он выхватил из папки следующую бумажку и почти торжественно ею помахал. – А потому, что все они погибли при Каллодене! Все четверо были убиты – я обнаружил их имена на поминальной табличке в церкви у Бьюли.
– О господи, – выдохнула Клэр и бессильно рухнула в старое крутящееся кожаное кресло, которое стояло у стола.
Наклонившись, она положила на стол руки и опустила на них голову. Разметавшиеся густые каштановые кудри скрыли ее лицо. Брианна, высокая стройная девушка с длинными, сияющими в свете лампы рыжими волосами, встревоженно склонилась над матерью.
– Но если он не умер… – осторожно начала она.
Клэр подняла голову.
– Но он мертв! – воскликнула она. Ее лицо застыло, и обозначились мелкие морщины у глаз. – Ради бога, прошло двести лет. Погиб ли он при Каллодене или не погиб – все равно он мертв!
От такого пыла матери Брианна отпрянула, опустила голову, и рыжие – такие же, как у отца, – волосы закрыли лицо.
– Вероятно, – прошептала она, и Роджер увидел, что Брианна еле удерживается от рыданий.
Совершенно неудивительно, подумал он. Сколько всего разом навалилось на бедняжку! Каково это – во-первых, обнаружить, что человек, которого она любила и всю жизнь называла «папа», на самом деле не ее отец; во-вторых, узнать, что ее настоящий отец – шотландский горец-хайлендер, живший двести лет назад; а в-третьих, осознать, что он пожертвовал собственной жизнью для спасения жены и ребенка и умер какой-то страшной смертью. Да уж, есть от чего прийти в смятение!
Роджер подошел к Брианне и коснулся ее руки. Она подняла на него блуждающий взгляд и слабо улыбнулась. Он заключил ее в сочувственные объятия, однако мельком подумал о том, как хорошо чувствовать ее в своих руках – такую теплую, нежную и вместе с тем упругую.
Клэр так и оставалась сидеть за столом. Ее ястребиные глаза чуть посветлели от воспоминаний. Она водила невидящим взглядом по стене кабинета, сверху донизу уставленной книгами, заметками и хрониками – наследством покойного преподобного Уэйкфилда, приемного отца Роджера.
Посмотрев туда же, Роджер обнаружил приглашение на ежегодное собрание Общества Белой Розы – компании энтузиастов-эксцентриков, до сегодняшнего дня борющихся за независимость Шотландии. На традиционных встречах они чтили память Карла Стюарта и его героических соратников-горцев.
Роджер кашлянул.
– Э-э… но если Джейми Фрэзер не погиб при Каллодене… – сказал он.
– Следовательно, он, вероятнее всего, умер после.
Клэр уставилась на него холодным спокойным взглядом.
– Вы не можете себе представить, что там было, – сказала она. – В Горной Шотландии царил голод – никто из них не брал в рот ни крошки несколько дней до битвы. Нам известно, что Джейми был ранен. Даже в случае, если он сумел спастись, не было никого… никого, кто мог бы о нем позаботиться.
Голос ее чуть дрогнул. Да, теперь она стала доктором, но ухаживать за больными и ранеными умела уже тогда, двести лет назад, когда прошла через круг стоящих камней и нашла свою судьбу с Джеймсом Александром Малькольмом Маккензи Фрэзером.
Роджер понимал чувства обеих гостий: высокой нежной девушки, которую он держал в объятиях, и неподвижно сидевшей за столом женщины, что застыла в решимости. Эта женщина прошла сквозь круг камней и совершила путешествие во времени; ее подозревали в шпионаже и арестовали как ведьму. Удивительное стечение обстоятельств вырвало ее из объятий первого мужа, Фрэнка Рэндалла; через три года второй муж, Джеймс Фрэзер, отчаянно пытавшийся спасти от верной смерти ее и еще не рожденного ребенка, отправил ее, беременную, назад через камни.
Роджер прекрасно понимал, что выпавших на ее долю страданий и приключений более чем достаточно, но прежде всего он был историком. Им двигал интерес ученого, не признающий ограничений морали, слишком сильный, чтобы придерживаться лишь сострадания. Более того, Уэйкфилд каким-то образом чувствовал, что в семейной трагедии, к которой он оказался причастен, незримо участвует еще один человек – Джейми Фрэзер.
– А если он не погиб при Каллодене, – более решительно начал он вновь, – можно попробовать узнать, что с ним произошло. Хотите, чтобы я это сделал?
Затаив дыхание, он ждал ответа и ощущал через рубашку теплое дыхание Брианны.
Джейми Фрэзер прожил свою жизнь и встретил свою смерть. Казалось, это очевидно, но Роджер счел, что обязан докопаться до истины. Он и сам толком не понимал зачем. Женщины Джейми Фрэзера имели право знать о нем все известные факты. Брианна вообще никогда его не видела и благодаря этим сведениям могла бы составить какой-то образ отца. А Клэр… Он уже задумался о том, о чем она сама если еще не стала размышлять, то, скорее всего, только из-за шока. Раз она дважды смогла преодолеть временной барьер, то, значит, хотя бы теоретически, это ей вновь удастся.
А коли Джейми Фрэзер не погиб при Каллодене…
В смутном янтаре глаз Роджер увидел искру понимания – та же мысль посетила и ее. Клэр, и так белокожая, побледнела так, что стала цвета лежавшего перед ней на столе ножа для бумаг из слоновой кости. Она стиснула нож с такой силой, что побелели костяшки пальцев.
Несколько долгих минут она молча и пристально смотрела на Брианну, затем перевела взгляд на Роджера.
– Да, – чуть слышно сказала она. – Да. Выясните это для меня. Пожалуйста. Выясните.
Глава 3
Фрэнк и новое открытие
По мосту через Несс шло много народу: люди торопились домой, к ужину. Роджер двигался впереди и закрывал меня от толпы своими широкими плечами.
Мое сердце гулко стучало о твердую книгу, которую я прижимала к груди. Я чувствовала это каждый раз, когда останавливалась и задумывалась, чем же мы занимаемся. Непонятно было, какое знание хуже: что Джейми не пережил Каллоден или что спасся.
Мы возвращались к дому преподобного; мост глухо гудел под нашими ногами.
– Эй, смотри, куда едешь! – крикнул Роджер и быстро отодвинул меня из-под колес велосипеда, водитель которого собирался на полной скорости проехать по мосту против движения.
– Извините! – бросил велосипедист и, просочившись между какими-то школьниками, махнул рукой.
Я осмотрелась в поисках Брианны рядом с собой, но ее нигде не было.
Мы провели день в Обществе охраны древностей. Брианна спустилась в подвал, в отдел кланов, чтобы сделать фотокопии документов, включенных Роджером в список.
– Вы так любезны, Роджер, приняв на себя такие хлопоты, – сказала я, намеренно громко, чтобы меня было слышно сквозь шум речной воды и гул движения.
– Да пустяки, – несколько смущенно ответил он и остановился, чтобы я могла его догнать. – Понимаете ли, мне интересно.
И он слегка улыбнулся.
– Вы же знаете: мы, историки, ненавидим нераскрытые тайны.
И Роджер кивнул, чтобы откинуть с лица темную челку, растрепанную порывом ветра.
О да, историков я знала. Прожила с историком двадцать лет. Фрэнк тоже не хотел оставить эту тайну. Впрочем, не хотел он и раскрывать ее на самом деле. Но два года назад Фрэнк умер, и теперь это было наше дело – мое и Брианны.
– Вы уже получили ответ от доктора Линклатера? – спросила я, когда мы зашли под мост.
Приближался вечер, но северное солнце все еще стояло высоко. Сквозь листву высаженных по берегу лаймов пробивались теплые лучи, которые окрашивали в розовый помещенный под мост гранитный кенотаф.
Роджер, щурясь от ветра, покачал головой.
– Нет, но ведь я написал ему только неделю назад. Если ответ не придет до понедельника, я позвоню. Не волнуйтесь, – улыбаясь, продолжил он, – я был очень осторожен и не рассказал никаких деталей, только общее направление исследования. Написал, что мне нужен список якобитов, прятавшихся в крестьянской хижине в Линахе после Каллоденской бойни, если он имеется, и, возможно, сохранившиеся сведения о человеке, избежавшем казни. И попросил указать мне на источники.
– Вы знакомы с Линклатером? – спросила я и сунула книги под мышку, чтобы моя левая рука отдохнула.
– Нет, но написал ему на бланке колледжа Баллиоль и аккуратно приплел мистера Чизрайта, моего старого руководителя, который действительно знает Линклатера.
Роджер хитро подмигнул, и я рассмеялась. Его ярко-зеленые глаза на смуглом лице сияли. Наверное, ему действительно интересна судьба Джейми, но было совершенно ясно, что им движет еще один, куда более сильный интерес – к Брианне. Мало того, я видела, что это чувство взаимно, однако не уверена, понимает ли это Роджер.
В кабинете покойного преподобного я с облегчением сложила книги на стол и рухнула в кресло у камина. Роджер же принес мне из кухни стакан лимонад.
Кисло-сладкий напиток помог мне перевести дух, но только я окинула взглядом стоявшую на столе книжную стопку, как сердце застучало сильнее.
Есть ли в них сведения о Джейми? Руки, державшие холодный стакан, неожиданно вспотели. Впрочем, я попыталась прогнать неуместные мысли. Не заглядывай так далеко вперед, предостерегла я себя. Посмотрим, что мы найдем, а потом разберемся.
Роджер изучал книжные корешки в надежде выбрать новый путь изысканий. Преподобный Уэйкфилд, приемный отец Роджера, помимо служения, оказался еще и историком-любителем, краеведом-энтузиастом и ужасным барахольщиком – шкафы были забиты старинными и современными книгами, редкими томами и массовыми брошюрами, журнальными подшивками и папками с вырезками из газет и прочим подобным хламом.
После некоторой паузы Роджер оперся на ближайшую к нему стопку. В ней были книги авторства Фрэнка – большой успех, если судить по отрывкам из рецензий на пыльных суперобложках.
– Вы это читали? – поинтересовался он, показав мне книгу под названием «Якобиты».
– Нет, – ответила я, отпила лимонада и поперхнулась. – Не могла.
После возвращения я категорически отказалась хоть как-то соприкасаться с текстами по истории Шотландии, хотя специализацией Фрэнка был в том числе восемнадцатый век. Я, вынужденная жить со знанием, что Джейми умер, стремилась обходить все, что могло мне о нем напомнить. Впрочем, из этого все равно ничего не вышло – попробуй-ка выкини его из головы, если перед глазами с утра до вечера своим существованием напоминает о нем Брианна. В любом случае, я не могла себя заставить читать что-либо, связанное с этим пустозвоном Красавчиком принцем Чарли[1] или его несчастными соратниками.
– Понятно. Я лишь предположил, что здесь можно найти что-то полезное.
Роджер покраснел и замолчал.
– А… э-э… ваш муж – я имею в виду Фрэнка, – поспешно добавил он. – Вы рассказывали ему… э-э… о…
Но окончательно смутился и не договорил.
– Конечно, рассказывала! – холодно парировала я. – Как вы это себе представляете? Я появляюсь на пороге его кабинета после трехлетнего отсутствия и спрашиваю: «Здравствуй, милый, что бы ты хотел сегодня на ужин?»
– Нет, конечно, нет, – пробормотал Роджер, отвернулся и впился взглядом в книги на полке, покраснев от смущения до кончиков ушей.
– Простите меня, – вздохнула я. – Вы задали правильный вопрос, просто рана еще не вполне зажила.
Правильнее говорить «совершенно не зажила». Острота полученной боли меня испугала и удивила. Отставив стакан, я решила, что для продолжения беседы мне понадобится что-то покрепче лимонада.
– Да, я все рассказала. О камнях, о Джейми. Обо всем.
Какое-то время Роджер молча изучал портрет Фрэнка на задней стороне обложки – с фотографии потомкам улыбался смуглый, красивый и худой автор.
– А он вам поверил? – тихо спросил Роджер.
Лимонад налип на губы, и перед ответом понадобилось их облизать.
– Нет, – сказала я. – Сначала нет. Он решил, что я сошла с ума, даже отправил к психиатру.
Я усмехнулась воспоминанию, хотя при нем кулаки у меня сами собой сжались от злости.
– А после этого? – Роджер повернул ко мне бледное лицо, сверкнув любопытными блестящими глазами. – Что он подумал?
Я глубоко вздохнула и зажмурилась.
– Не знаю.
В маленькой инвернесской клинике царили запахи карболки и крахмала, превратившиеся для меня в чужие. Я не могла думать и пыталась не чувствовать. Возвращение оказалось много ужаснее прошлого – там меня спасал кокон из сомнений и неверия в реальность происходящего и подпитывала надежда на спасение. Тут же было слишком хорошо понятно, где я и что со мной. И я знала, что спасения нет. Джейми мертв.
Врачи и сиделки пытались вести себя приветливо, кормили и поили, но все мои чувства вытеснили тоска и ужас. У меня спросили имя, я назвала, но больше не сказала ничего.
Меня уложили в чистую белую постель, я сцепила руки над своим оберегаемым животом и закрыла глаза, чтобы перед глазами оказались лишь дождь над вересковым болотом и лицо Джейми – все, что осталось в памяти за миг до того, как я вошла в круг камней. И пыталась продлить воспоминания, поскольку знала, что новые образы – лица сиделок или ваза с цветами возле кровати – неизбежно изгонят прежние и станут обыденностью.
Осторожно я прижала один большой палец к основанию другого, и меня посетило странное облегчение: шрам был на месте. След от маленького пореза в форме буквы «J». Джейми сделал его по моей просьбе – это его последнее прикосновение.
Сколько я так пролежала, не знаю. Иногда я засыпала и попадала во сне к окончанию восстания якобитов. Снова видела покойника в лесу, как Дугал Маккензи умирает на полу Каллоден-хауса и как оборванные хайлендеры спят перед битвой, спрятавшись в грязных окопах.
Просыпалась обычно резко, с жалобными стонами или криком ужаса – и вновь оказывалась среди запаха карболки и умиротворяющего бормотания сиделок, которое после гэльских боевых кличей я не понимала. Но затем меня вновь одолевал сон, и я задремывала, спрятав в кулаках свою боль.
Как-то раз я открыла глаза и увидела Фрэнка. Он стоял в дверях и ладонью приглаживал свои темные волосы. Похоже, он был растерян, что неудивительно.
Я вновь молча откинулась на подушки, не повернув голову в его сторону. Фрэнк был похож на своих предков Джека и Алекса Рэндаллов: те же утонченные черты аристократов и красивой формы голова с непослушной темной шевелюрой. Однако, кроме некоторого несходства обликов, в нем имелись и внутренние отличия: никакого страха или жестокости, ни вдохновленности Алекса, ни высокомерия Джека. Длинное небритое лицо Фрэнка с мешками под глазами казалось умным, добрым и чуть усталым. Мне никто этого не говорил, но я знала: чтобы добраться до больницы, он ехал всю ночь.
– Клэр?
Он нерешительно приблизился к койке и начал так, словно не был уверен, что это в самом деле я.
Сама я тоже не была в этом уверена, однако кивнула и ответила:
– Здравствуй, Фрэнк.
Вероятно, от долгого молчания я говорила хрипло и с трудом.
Он взял меня за руку, я не отвела ее.
– С тобой все… в порядке? – после паузы спросил он, нахмурившись.
– Я беременна.
Моему спутанному разуму это казалось самым важным. Я не задумывалась о том, что сказать мужу, если вновь с ним встречусь, но когда я увидела его в дверях палаты, все стало ясно: скажу ему, что беременна, он уйдет – и оставит меня в покое, наедине с образом Джейми в памяти и жарким касанием на руке.
Фрэнк на мгновение замер, но не отпустил руку.
– Знаю. Мне сказали, – тяжело вздохнул он. – Клэр, ты можешь рассказать, что произошло?
На мгновение я почувствовала ужасную пустоту внутри, но сразу пожала плечами.
– Думаю, да, – устало промолвила я, сосредоточиваясь.
Рассказывать не хотелось, но перед Фрэнком у меня имелись определенные обязательства. Я все-таки была его женой.
– Если совсем коротко, то я встретила другого, полюбила и вышла за него замуж. Прости меня, – быстро добавила я, поскольку мое признание произвело очевидное потрясение. – Так уж вышло. Ничего не могла поделать.
Такого Фрэнк не ожидал. Он молча открыл и закрыл рот, как рыба, и сжал мою кисть так крепко, что я скривилась от боли и выдернула ее.
– Что ты имеешь в виду? – резко поинтересовался он. – Клэр, где ты была?
Он резко поднялся и навис надо мной.
– Помнишь, когда мы виделись в последний раз, я собиралась к кругу камней на Крэг-на-Дун?
– Да.
Его лицо выражало гнев, смешанный с недоверием.
– В общем… – облизала я сухие губы. – Видишь ли, там я прошла сквозь расколотый камень и попала в тысяча семьсот сорок третий год.
– Не издевайся надо мной, Клэр!
– Ты, что ли, думаешь, я шучу?
Внезапно это показалось мне ужасной нелепостью, и я захихикала. Но, по правде сказать, в этом не было ничего забавного.
– Перестань!
Я замолчала. В дверях, как чертики из коробочки, появились две сестры. Наверное, сидели в коридоре рядом с палатой.
Наклонившись, Фрэнк вновь схватил меня за руку.
– Послушай, – процедил он. – Ты мне объяснишь, где пропадала и что делала!
– Я и объясняю! Пусти меня!
Я села и опять выдернула руку.
– Говорю же, прошла сквозь камень, и меня забросило на двести лет назад. Где, кстати, встретилась с Джеком Рэндаллом, твоим отвратительным предком!
Фрэнк, совершенно ошарашенный, поморгал.
– Кем-кем?
– Черным Джеком Рэндаллом. Ты бы знал, каким он был мерзким, отвратительным извращенцем!
Фрэнк и медсестры разинули от удивления рты. Я услышала за дверью приближавшиеся быстрые шаги и голоса.
– Я была вынуждена выйти замуж за Джейми Фрэзера, потому что только так могла отвязаться от Джека Рэндалла. А потом, Фрэнк, прости, ничего нельзя было поделать: я его полюбила и осталась бы с ним, если бы могла, но он отправил меня обратно из-за Каллодена и из-за ребенка, и…
Человек в белом халате зашел в палату и оттеснил сестер. Я резко замолчала, потом устало проговорила:
– Фрэнк, я не желала, чтобы так вышло, и первое время всеми путями пыталась вернуться. Правда-правда. Но не могла. А теперь слишком поздно.
По лицу заструились непрошеные слезы. Я рыдала по большей части над Джейми, над собой и младенцем, которого носила, но частично и над Фрэнком. Пытаясь перестать, я шмыгнула носом и резко выпрямилась.
– Слушай, – проговорила я, – я понимаю, что теперь ты не пожелаешь иметь со мной никакого дела, и совершенно тебя не виню. Просто… просто уйди, хорошо?
Выражение лица Фрэнка сменилось. Теперь он не злился, а казался расстроенным и несколько озадаченным. Не обращая внимания на врача, пытавшегося посчитать мне пульс, он уселся на кровать.
– Я никуда не уйду, – спокойно сказал он и вновь, против моей воли, сжал руку. – Этот Джейми… Кто он такой?
Я прерывисто вздохнула. Врач попытался определить пульс на другой руке, и мне с ужасом показалось, будто меня захватили в плен. С большим трудом я справилась со своим страхом и заставила себя говорить спокойно.
– Джеймс Александр Малькольм Маккензи, – проговорила я с той же расстановкой, с какой назвал себя Джейми в день нашей свадьбы. Тогда я и узнала его полное имя.
Воспоминание вызвало новый приступ рыданий; меня держали за руки, поэтому пришлось утирать слезы плечом.
– Он был горцем. Его у-убили при Каллодене.
Ничего не выходит! Я вновь принялась плакать, но слезы нисколько не облегчали рвавшееся из меня горе, это был единственный мой ответ на невозможную боль. Я слегка наклонилась вперед, пытаясь оградить от враждебного чужого мира маленькую, почти неощутимую жизнь в моем чреве, единственное, что осталось мне от Джейми Фрэзера.
Фрэнк и доктор обменялись мало понятными мне взглядами. Ну да, это для них Каллоден – далекое прошлое, а для меня эта битва состоялась два дня назад.
– Может, нам следует дать миссис Рэндалл небольшой отдых? – предложил врач. – Похоже, она немного расстроена.
Фрэнк растерянно посмотрел сперва на врача, затем на меня.
– В общем, она действительно расстроена. Но, право же, мне хочется знать… Что это, Клэр?
Он нащупал на безымянном пальце моей правой руки серебряное кольцо и наклонился, чтобы его рассмотреть. Это кольцо подарил мне Джейми на свадьбу: широкое, плетеное, со звеньями из маленьких цветков чертополоха.
Фрэнк попытался снять кольцо с моего пальца.
– Нет! – испуганно крикнула я, отдернула руку, сжала кулак и притиснула его к груди, обхватив левой рукой, тоже с кольцом – золотым обручальным кольцом, полученным от Фрэнка.
– Я не дам тебе его, ты не имеешь права! Это мое обручальное кольцо!
– Клэр, послушай…
Фрэнка прервал врач: он обогнул кровать, встал возле него и что-то зашептал ему на ухо. Я уловила только «Не беспокойте сейчас свою жену… Шок».
Фрэнк вновь встал и, подталкиваемый доктором, направился к двери. По дороге врач кивнул одной из сиделок.
На меня накатила новая волна грусти, и я почти не почувствовала укол шприца и почти не поняла сказанное Фрэнком на прощание:
– Ладно, Клэр, но я все равно все выясню.
Вскоре настала долгожданная тьма – я погрузилась в долгий-долгий сон.
Роджер наклонил графин, наполовину наполнил стакан и с легкой улыбкой вручил его Клэр.
– Бабушка Фионы всегда утверждала, что виски помогает от любых хворей.
– О да, не самое плохое лекарство.
Клэр, также улыбнувшись в ответ, взяла стакан. Роджер налил виски себе и, отпив маленький глоток, присел возле нее.
– Знаете, я пыталась прогнать Фрэнка, – неожиданно проговорила Клэр, опустив стакан. – Заявляла, что он не может чувствовать ко мне то же, что раньше, как бы он ни воспринимал произошедшее. Говорила, что дам ему развод, что он должен забыть меня и продолжать жить так, как он уже начал, пока меня не было.
– Но он на это не пошел, – заметил Роджер, который включил ветхий электрический камин, потому что после заката в кабинете существенно похолодало. – Потому что вы ждали ребенка?
Криво улыбнувшись, Клэр быстро поглядела на него.
– Да, именно поэтому. Фрэнк заявил, что бросить беременную женщину фактически без денег может лишь мерзавец. Особенно, – ядовито добавила она, – если связь с реальностью у этой женщины слабовата. Нельзя сказать, что у меня совсем не было денег, – дядя Лэм оставил мне маленькое наследство, – но мерзавцем Фрэнк точно не был.
Сказав это, она посмотрела на книжные полки. Тесными рядами там стояли труды по истории, написанные ее мужем. В свете настольной лампы мерцали позолоченные корешки.
– Да, Фрэнк был чрезвычайно порядочным, – тихо промолвила Клэр, отпила виски и закрыла глаза, чувствуя, как алкоголь проникает в мозг. – А потом… он узнал или заподозрил, что не может иметь детей. Для историка и специалиста по генеалогии – ужасное потрясение. Наверняка вы понимаете: почувствовал себя выпавшим из исторического процесса.
– Да, понимаю, – медленно согласился Роджер. – Но разве он не чувствовал… я хочу сказать, ведь ребенок от другого человека?
– Видимо, чувствовал. – Она подняла свои янтарные глаза, чуть затуманенные виски и воспоминаниями. – Но поскольку не мог поверить в мой рассказ о Джейми, отец ребенка оставался, по сути, неизвестным. Поскольку он не знал, кто этот человек, и убедил себя, что я тоже этого не знаю, а просто сочинила небылицу как результат травматического шока, – тогда никто не мог заявить, что это не ребенок Фрэнка. И, конечно, не я, – с некоторой горечью добавила она.
Клэр отхлебнула виски, поперхнулась и украдкой смахнула с глаз слезы.
– Но чтобы никакой отец точно не появился, он меня увез. Далеко, в Бостон. Ему предложили в Гарварде хорошее место, а у нас там не было никаких знакомых. В Бостоне и родилась Брианна.
Меня в очередной раз разбудил детский плач. Я легла в шесть тридцать, после пяти подходов к ребенку. Мутным взором посмотрела на часы и обнаружила, что стрелки на семи. В ванной шумела вода, а Фрэнк бодро напевал «Правь, Британия».
Я лежала в постели с тяжелыми, как свинец, от усталости руками и ногами и думала лишь о том, смогу ли я вытерпеть плач до момента, когда из ванной выйдет Фрэнк и принесет мне девочку. Но тут Брианна словно прочитала мои мысли и заорала совершенно отчаянно, страшно захлебываясь. Я скинула с себя одеяло и понеслась к ней с таким же ужасом, какой переживала на войне во время воздушной тревоги.
Миновав холодный коридор, я попала в детскую. Трехмесячная Брианна лежала на спине и вопила изо всех сил. Голова у меня от недосыпа варила не слишком, поэтому я даже не сразу поняла, что, когда я уходила в прошлый раз, младенец лежал на животе.
– Радость моя! Ты перевернулась! Сама?
Брианна, напуганная собственной храбростью, замотала розовыми кулачками и, зажмурившись, закричала еще громче.
Я взяла ее на руки и стала гладить спинку, бормоча в рыжую пушистую макушку:
– Моя радость, мое сокровище. Какая умница!
– Что у нас такое? Что случилось?
Из ванной вышел Фрэнк, вытиравший полотенцем голову. Еще одно полотенце он повязал на бедрах.
– Что-нибудь случилось с Брианной?
И обеспокоенно направился к нам. Ближе к родам мы оба волновались, Фрэнк раздражался, я нервничала. Мы не знали, как будут развиваться наши отношения, когда на свет появится ребенок Джейми Фрэзера. Однако когда нянька вынула Брианну из колыбели и вручила Фрэнку со словами «Вот она, папина дочка», на его лице нельзя было прочесть ни следа недовольства. А когда он посмотрел на маленькое личико, напоминавшее бутон розы, весь вид его выражал удивление и нежность. Не прошло и недели, как малышка полностью его покорила.
Улыбаясь, я обернулась к нему.
– Она перевернулась! Сама!
– Да что ты?
Фрэнк провел рукой по восторженному лицу.
– А не рановато?
– Именно что рановато. Если верить доктору Споку, переворачиваться она должна только через месяц!
– Да что он понимает, твой доктор Спок? Иди-ка сюда, моя красавица, поцелуй папу, раз уж ты такая удивительная умница.
Читать бесплатно другие книги:
