Старые долги Брячеслав Галимов

– Одевайся, мой мальчик.

Андрюша хотел было ответить, что ему всегда помогает одеться мама, но это бы означало, что сейчас к нему лишний раз прикоснутся руки дяди Вовы, а этого не хотелось. Не потому, что эти руки неприятны, просто – не хочется ничьих прикосновений. Он оделся сам, не глядя на дядю, и подошёл к двери. Однако, когда та открылась, не сразу ступил за порог. Словно надеялся, что вот-вот с лестницы войдут мама и папа.

Они спустились во двор и сели в чёрные «Жигули» дяди Вовы. Андрюша смотрел в сторону, изредка смахивая набегающие слёзы. Дядя Вова раздумывал, что и как сказать, и предпочитал пока воздерживаться от излишних слов.

Когда дядина машина тронулась, увозя его от родного дома, памяти мамы и папы, детских игрушек, новогодней ёлочки, которой так и не доведётся приодеться в праздничный наряд, Андрюша беззвучно заплакал: здесь и в эти минуты заканчивалось его детство.

Андрей проснулся и почувствовал на лице слёзы – будто снова окунулся в тот ужас, самую страшную минуту своей жизни. Всего лишь сон… Рассудок подсказывал, что за сном не следует искать ничего глубокого, но интуиция упорно твердила: берегись, это неспроста.

Андрей обернулся, чтобы посмотреть на самую прекрасную из женщин. Таня безмятежно спала, улыбалась во сне. «У нас будет ещё малыш», – с тайным восторгом обещанного отцовства подумал Андрей и осторожно, едва касаясь губами, поцеловал руку Тани, лежащую на подушке. Спать не хотелось – наверное, виной тому было злополучное видение. Кароль осторожно встал с постели и прошёл в соседнюю комнату. Сел за компьютер, включил. Внутри вспыхнул азарт: интересно, какую реакцию вызвал вчерашний материал о поведении господина депутата Иванова и его спутников?

«Ха, удивили! Водители вообще не дают пешеходам пройти по зебре, намеренно стараются сбить, а эти, которые приложились к кормушке, самые наглые».

«Когда просто по тротуару идёшь, стараются обдать из ближайшей лужи – специально по ней проезжают».

«Зачем вы обобщаете? Я сам вожу машину, «Мицубиси», и всегда пропускаю пешеходов. И из лужи никогда не обливаю».

«Ну, значит, вы один такой на всю Москву. А большинство водил просто звери».

Андрей не без разочарования отвернулся: его сообщение, вроде бы скандальное, почти не вызвало удивления у читателей, просто каждый высказал накипевшее. О пулях, выпущенных в депутатский автомобиль, вообще ни слова, словно их никто не заметил. Однако главное сделано, читатели в курсе случившегося, история получила огласку, и теперь господину Иванову будет гораздо труднее представить это событие как покушение на свою драгоценную персону.

Кароль вздохнул: при всём, что вроде бы дело идёт как надо, не оставляло ощущение какой-то тревоги. Видимо, оно и вызвало тот самый жутковатый сон. Конечно, воспоминания не выбросишь, да и не нужно от них шарахаться, и всё же не так часто они приходили к Андрею во время сна. Что не так? Как действовать, чтобы устранить основания для беспокойства? Наверное, правильнее всего поговорить с Сергеевым. Правда, в этом случае следователь не сможет сделать вид, что не знает, кто стрелял в депутатскую машину.

Сергеев

– Вызывали, товарищ следователь? – с нервной улыбкой обратился к нему белобрысый приземистый парень лет двадцати пяти в кожаной куртке, джинсах и кроссовках.

– Вы – гражданин Парамонов Аркадий Сергеевич?

– Да, – парень протянул повестку. Сергеев кивнул:

– Присаживайтесь, Аркадий Сергеевич. Вы работаете шофёром у депутата Иванова Владимира Александровича?

– Да.

– Вы управляли вчера машиной, когда произошло дорожно-транспортное происшествие?

– Да, я, – тон водителя становился всё более озадаченный.

– Вы слышали выстрелы?

– Да…

– Сколько?

– Три. Кажется.

Сергеев удивлённо посмотрел на Парамонова: выстрел – не кукование кукушки, тут в количестве нелегко ошибиться, если не было автоматной очереди.

– Кажется – или три?

– Три, – кивнул Парамонов.

– Почему вы не затормозили перед женщинами, которых сбили?

Парамонов озадаченно закашлялся:

– Так ведь это… Стреляли в нас.

– Стреляли до или после того, как вы наехали на людей?

– Не помню… До.

– То есть вы остановились из-за выстрелов, а не оттого, что перед вами оказались люди?

Физиономия Парамонова отразила кипучую работу мысли.

– Товарищ следователь! На товарища депутата Иванова покушались!

– Почему вы так полагаете – из-за выстрелов?

– Конечно!

Сергеев пристально посмотрел вы глаза допрашиваемому:

– Вы сказали – выстрелов было три. Машине нанесено три повреждения, в цель попали три пули, но все – в покрышки. То есть вас хотели не убить, а остановить. До или после выстрелов вы наехали на женщин. Так где же тут покушение на депутата?

– Товарищ следователь… – промямлил Парамонов и замолчал. Сергеев подождал немного и спросил:

– Выстрелы были до или после того, как вы наехали на людей?

– До! – с готовностью воскликнул водитель.

– Получается, вам в покрышки стреляли для того, чтобы вы ни на кого не наехали? Если бы не это, вы бы тех женщин задавили насмерть?

Водитель охнул:

– Что вы, товарищ подполковник! Я же не убийца!

Сергеев вздохнул:

– Там два перехода. С какой скоростью вы проехали первый из них?

На Парамонова было жалко смотреть, он чуть не плакал.

– Товарищ следователь, я не помню…

В дверь постучали, и на пороге появился Зелинский. Сергеев недовольно посмотрел на него:

– Олег, извини, я сейчас занят.

– Только одну секунду! – поспешно произнёс майор, положил на стол перед приятелем какую-то распечатку и вышел. Водитель робко уставился на следователя: тот был похож сейчас на пса, настигшего кошку.

– Товарищ следователь, мне можно идти? – пробормотал Парамонов.

– Почти, – зловеще ответил Сергеев. – Гражданин Парамонов, объясните, что всё это значит? – и он положил перед своим собеседником распечатку фотографий с Интернета, которые поместил туда вчера Кароль. Парамонов побледнел, как бумага.

– Я жду ответа.

– Товарищ следователь… я…

Последовала пауза, в течение которой Сергеев понемногу успокаивался.

– Гражданин Парамонов! Вы задержаны по подозрению в том, что являетесь виновником опасного дорожно-транспортного происшествия! Вы также подозреваетесь в даче заведомо ложных показаний, которые могли привести к ошибочному обвинению другого человека в покушении на депутата Иванова!

– Это не я!

– А кто?

– Это Владимир Александрович!

– Иванов?

– Да! Он сказал, чтобы все мы говорили про покушение…

– А на самом деле как было?

Парамонов ответил не сразу, и следователь добавил:

– Вы имеете право отказаться от дачи показаний, всё равно результаты экспертизы, с учётом вот этого снимка, – он помахал распечаткой, – дают исчерпывающую картину события.

Парамонов вздохнул и глухо заговорил:

– Владимир Александрович говорит: какой русский не любит быстрой езды? И требует, чтобы я даже в городе ездил быстро, не останавливаясь на переходах. Обычно я стараюсь выбрать такой маршрут, чтобы на нём оказалось поменьше переходов, но на этот раз не получилось. В общем… виноват я, товарищ следователь. Но иначе меня бы уволили.

Сергеев подвинул к Парамонову протокол допроса:

– Прочтите свои показания и подпишите.

Водитель уныло кивнул и подписал не читая.

– Может, вы меня отпустите? У меня двое детей…

– Пока не могу, вы совершили опасные действия. Возможно, прокуратура и суд пойдут вам навстречу, особенно если будете правдивы в показаниях.

– Меня теперь уволят…

– Боюсь, этого не избежать, и это ещё не худший для вас вариант. – Следователь снял телефонную трубку:

– Проводите задержанного в следственный изолятор.

Депутат Иванов

Он готовился к очередному заседанию фракции, когда дверь открылась и в кабинет, не здороваясь, тяжелыми, размашистыми шагами вошёл лидер фракции «Красное пробуждение» Жиганов Геннадий Анатольевич – Товарищ Ге, как его насмешливо прозвали политические противники.

– Что это такое, я тебя спрашиваю? – заорал он с порога и швырнул в физиономию соратнику экземпляр газеты «Новые веяния». Иванов растерянно взял газету: на первой странице красовались фотоснимки вчерашнего происшествия с издевательскими комментариями журналиста, вроде того что защитники трудящихся с удовольствием давят этих самых трудящихся, когда те имеют наглость мешать прокатиться с ветерком.

– Это фальшивка, – слабым голосом выдавил из себя Иванов, взирая на страшные снимки.

– Ах, фальшивка! Тогда подай заявление в милицию! – орал Товарищ Ге. – Пусть там проведут экспертизу! Или убирайся ко всем чертям в отставку!

– Подам заявление, – вздохнул Иванов. – После заседания.

– Нет, ты сейчас его подашь! А до тех пор, пока не разберёшься с этим делом, я тебя отстраняю! Будешь ходить только на общие голосования, ясно тебе?

– Ясно, – уныло пробормотал Иванов, не замечая нелогичность начальственных реплик и лихорадочно думая, что делать с проклятыми снимками.

– Гх-м! – зловеще прорычал Товарищ Ге и вышел, сильно хлопнув дверью. Этот звук словно пробудил Иванова – он тотчас схватился за телефон. Набрал номер своего водителя.

– Алло, – послышался в трубке унылый голос Парамонова.

– Ты где сейчас?

– В МУРе. Меня отправляют в СИЗО.

– Что? Кто ведёт дело?

– Подполковник Сергеев. Владимир Александрович, я не могу говорить, меня сейчас уведут.

Связь разъединилась, и Иванов выматерился. Только этого недоставало – чтобы дурак-водитель ещё и загремел за решётку. Будет ли он молчать, скотина? Надо как угодно заставить его держать язык за зубами. Но этого недостаточно, со снимками проклятыми тоже нужно разобраться. Откуда они взялись? – он схватился за газету и просмотрел текст внимательнее. А, вот адрес сайта, зайти туда немедленно. – Он бросился к компьютеру и лихорадочно, едва попадая по клавишам и делая ошибки, вошёл… Чёрт, точно, вот оно… Какая сволочь здесь это разместила? Это мог сделать только тот, кто стрелял! А, всё понятно: на этом сайте материалы может размещать любой желающий, достаточно зарегистрироваться под каким угодно ником. Вот этот гад – под ником «Монарх». Срочно найти эту сволочь…

Иванов снова схватился за телефон, от волнения выронил трубку. Изнутри попёрло нездоровое возбуждение – хотелось немедленно найти проклятого Монарха, разорвать его в клочки, заставить публично сознаться в фальсификации, ещё чёрт знает что с ним сделать…

– Семён, у меня проблема. Очень серьёзная. Выручай! За мной, сам понимаешь, не заржавеет!

Люба

Она шла по тёмному переулку, когда навстречу ей из подворотни выскользнули трое парней самого зловещего вида и перегородили путь.

– Что вам нужно? Дайте пройти!

Один из парней вытащил нож:

– Идёшь с нами, детка! И без шума!

Недолго думая, Люба прыгнула вперёд, движением ноги сразу выбила нож, оглушила противника, двое других бросились бежать…

– Снято! – радостно заявила Меньшикова. – Молодец, Люба!

– Галина Александровна, можно мне сказать?

– Да, конечно! Ты чем-то недовольна?

– Да. Почему он сразу вытащил нож? Он что, знает, что Маша, моя героиня, умеет драться? Почему она не пытается убежать, а сразу нападает на него? А двое его сообщников стоят и смотрят, а потом убегают.

– Хорошо! – энергично кивнула режиссёр. – Давай поставим так, как тебе кажется лучше.

Люба обратилась к «хулиганам»:

– Вы, – кивнула «бандиту с ножом», – встретите меня спереди. Нож выньте, но не угрожайте им, а просто играйте, как будто шутите. – А вы, – обратилась она к двум другим, – заходите сзади, когда я попытаюсь отступить. Так годится? – молодая женщина вопросительно посмотрела на Меньшикову.

– Отлично! Очень зловеще! Снимаем!

Статисты, изображающие хулиганов, с удовольствием поддержали мысль Любы. Через полминуты в «переулке» разгорелась пусть и киношная, но довольно эффектная драка. На этот раз довольны остались все.

– Молодец, Люба! – громко сказала Меньшикова. – Теперь я понимаю, почему Алина так дорожит вами! Перерыв!

Люба подумала, что не помешает использовать хорошее настроение режиссёра, и подошла к ней Меньшикова приветливо улыбнулась, и женщины вышли на свежий воздух.

– Курите? – поинтересовалась режиссёр.

– Нет.

Меньшикова кивнула и спрятала в сумочку вынутую было пачку сигарет.

– Галина Александровна, я хотела вот что спросить…

– Что угодно! – улыбнулась режиссёр. – Только – можно, мы перейдём на «ты»? И зови меня по имени, если можно.

Люба неуверенно кивнула: она и к Алине обращалась на «вы», хотя та в ответ «тыкала», а ведь Меньшикова старше. Но, с другой стороны, почему бы не пронивелировать разницу в возрасте?

– Можно, Галя. Давай, будем на «ты». Я хотела спросить: почему ты ушла с эстрады? Ты так великолепно пела! Я прослушала записи…

– Спасибо, – улыбнулась Галина. – Мне очень приятно, что тебе понравилось, правда! А почему ушла… – она вздохнула и задумчиво добавила:

– Это длинная история.

– За перерыв не успеем?

– Нет, но можем начать! – засмеялась Галина.

Пермь, апрель 1980 года

Галя со смешанными чувствами смотрела в окно поезда, как приближается родной город. Неполных два года назад уехала отсюда, поругавшись с мамой и твёрдо решив не возвращаться, пока не удастся показать себе и окружающим, на что способна. Но вот время прошло, безвестная провинциалочка Галя Сидорцева стала популярной певицей Галиной, солисткой ансамбля «До-ре-ми» – и именно в этом качестве возвращается на родину. Да и фильм «Сцена» должен скоро выйти на экраны, а через месяц предстоит сниматься в роли Ассоль. Своеобразный ответ маме – на её слова «Ты – ничтожество!», пусть и сказанные в запале, но от этого не менее неприятные. А ещё скорее – ответ себе самой. Не с пустыми руками домой прийти…

Однако внутренний голос подсказывал, что не всё так просто, нужно готовиться к разным сюрпризам. Поэтому, хотя в чемодане лежали столичные подарки для мамы и младшего брата, Галя чувствовала себя не в своей тарелке.

Вот и железнодорожный вокзал. Сердце замирает… Выйти из белого здания – и словно спасательный круг отбросила. Ну, теперь в пучину…На такси не хочется, денег гораздо меньше, чем хочется признаться вслух, только автобус. Домой…

Надо отвлечься, чтобы не нервничать. О чём бы таком подумать? Ребята из родного ансамбля уехали на время Олимпиады на север, в стройотряд – и денег заработают, и с милицией меньше проблем, а то им всем прозрачно намекнули, что не желают видеть их в столице до сентября.

Позади остаётся дом Мешкова. Ещё немного…

Вот и подъезд. Войти… в ноздри ударяет запах кошачьих безобразий – малоприятный, но какой-то родной. Шаг за шагом отсчитывают каблуки по ступенькам. Как поступить: открыть самой или позвонить? Хозяйка вернулась или гостья заглянула? Рука сама тянется к звонку…

Щёлкает замок.

– Мама, здравствуй, это я!

Реплика глупая, но вырвалась сама, не спрашивая.

– Здравствуй. Входи уж.

Мамин голос безрадостен – и сердце падает в пустоту.

– Галя, Галя приехала! Ура! – из комнаты выбегает Серёженька. Не обращая внимания на мамины хмурые брови – присесть, обнять братика.

– Серёженька, а я привезла подарки!

– Ура! Подарки! – братик радостно хлопает в ладоши. Быстрее, пока его восторг не успел остыть – к чемодану, открыть, вынуть припасённую коробку…

– Ура! Пожарная машина! – ликует братишка. – Совсем как настоящая!

– Мама, а вот – тебе!

Мама берёт в руки белую кофточку, рассматривает…

– Спасибо.

И это всё? Радость, вызванная восторгом Серёженьки, испаряется, уступая место глухой обиде на мамино равнодушие. Невольно вырывается горький шёпот:

– Надень хотя бы…

– Потом.

Похоже, неприятного объяснения не миновать, однако спешить с ним не стоит – пусть хотя бы братик к себе вернётся, поиграть с подарком. Но он не уходит…

– Галя, расскажи, пожалуйста, про Москву!

Ой… Что про неё рассказать? Все вроде знают. Наверное, открытки с достопримечательностями надо было привезти.

– Москва – очень большой город. Самый большой в нашей стране…

– Столица, я знаю! – радостно подхватывает Серёженька. Я киваю, изображаю улыбку, начинаю пересказывать общеизвестные вещи. Хоть бы братик уточнил, что его интересует, а то в голове совсем не столичные красоты…

– Потом поговорим о Москве, – ледяным голосом говорит мама. – Раз уж приехала, иди мыть руки – сейчас будем обедать.

Почему она так разговаривает со мной? За два года не простила наш последний скандал? Который, собственно, не я же затеяла… Однако не затем я приехала, чтобы устраивать новые выяснения. Лучше молча пройти в ванную, принять душ после дороги…

Вот я и готова идти к столу. Запах привычных вкусняшек приятно ласкает обоняние, и я невольно улыбаюсь, откладывая все обиды на потом, а лучше – ещё подальше куда-нибудь…

Обед позади, мама начинает убирать со стола, и я пытаюсь помочь ей.

– Да ладно, иди уж в комнату, столичная знаменитость, – произносит она с презрением, и я не могу сдержать удивление:

– Мама, почему ты так разговариваешь со мной? Что я такого сделала?

– И ты ещё спрашиваешь!

– Да, спрашиваю! Ты имеешь в виду – уехала в Москву два года назад? Разве я не доказала тебе после этого, что я вовсе не ничтожество?

– Ты хуже!

Я ахаю и сажусь на ближайший стул, едва не промахнувшись.

– Что значит – хуже?

– Сколько у тебя любовников? А?

Только теперь до меня доходит, в чём мама меня подозревает.

– У меня нет любовников. Ни одного. Извини за подробность – я девственница.

– Тогда почему ты одеваешься и выступаешь на сцене, как последняя шлюха?

Моё удивление нарастает. С запозданием вспоминаю, что ещё несколько лет назад тоже думала, что проститутка – это женщина, которая одета так, что видны её колени, спина, плечи… Но при чём здесь сцена?!

– Мама, что такое ты говоришь? Ты видела хоть одну настоящую проститутку? Хотя бы по телевизору!

– Ты выходишь голая перед мужиками, прыгаешь, вертишь задницей, поёшь всякие пошлости!

– Когда это я пела пошлости? Мой репертуар – классика западной музыкальной эстрады! И не верчу я ничем, а пританцовываю во время пения!

– Там все проститутки! И гомосексуалисты!

В коридоре появляется мой братик, он тревожно смотрит на нас.

– Марш в комнату! – гаркает моя мама.

– Зачем ты на него кричишь? – ахаю я. – Что плохого он сделал?

– Это тебя не касается! Ты проститутка, а не сестра!

До меня вдруг доходит, что моя мама говорит очень странные вещи.

– Мама, когда ты меня видела по телевизору? Меня ни разу не снимали!

– Видела! У соседа, Вальки, есть твоя запись! Это, как его, видео!

Моя тайная надежда, что меня как-то тайком, без моего ведома, сняли для центрального телевидения, испаряется. Кинокамерой заснять чуть ли не любой может, во время выступления такое происходит на каждом шагу. Однако не так плохо у нас живут, если уже видеомагнитофоны в ходу. Вот так популярность: денег нет, по центральному телевидению не показывают, зато моя мама пребывает в убеждении, что я… Чёрт знает что, вот уж невезение. А впрочем…

– Скоро выйдет фильм «Сцена», – с олимпийским спокойствием сообщаю я. – Там я пою. Вместе с нашим ансамблем.

– Ага! – и мама уличающим жестом воздевает указательный палец. – А говоришь, у тебя нет любовника! Сразу много!

Мне остаётся только пожать плечами. Если для мамы даже моя девственность не аргумент, то поделать вообще ничего нельзя.

– Что же, мама. Извини, я не хотела тебя огорчать. Думала, наоборот – помиримся после старых обид. Значит, не суждено. – Я поднимаюсь со стула и иду в коридор к своему чемоданчику, стараясь не разреветься, пока не переступила порог.

– Галя! Подожди, куда ты? – не очень громко и как-то просительно говорит вдруг мама.

– Ты же меня выгоняешь. Не хочу навязываться.

Чувствую, как к горлу подкатывают слёзы. Не так я видела встречу с родной мамой в доме, где прошло моё детство.

– Доченька, погоди! – мама спешит ко мне и вдруг обнимает. – Извини, родная моя! Я тебе глупостей всяких наговорила со зла! Прости старую дуру!

Мне трудно прощать или не прощать маму. Я просто люблю её. Я обнимаю её и целую в щёки – ту, которая выносила меня под своим сердцем, родила и вырастила, одна, без отца.

– Мама, я тебя люблю! Пожалуйста, давай не будем ругаться!

– Да, доченька, не сердись на меня, умоляю!

– Пойдём к Серёженьке!

– Да, доченька, ты права!

Мы направляемся в переднюю комнату. Мой братик в слезах.

– Серёженька, милый, не плачь, пожалуйста! Ну, прости свою дурную мать! Твоя сестричка хорошая, красивая, знаменитая, всё будет замечательно!

Однако слёзы не торопятся уйти, и мы воздаём им дань – теперь уже втроём.

На следующее утро, едва встав и сделав зарядку, Галя обнаружила, что в доме нет хлеба.

– Мам, я в булочную! – сообщила она, уже одеваясь, когда мать выглянула из своей комнаты и посмотрела на дочь вопросительно.

– Иди, доченька. Спасибо тебе.

– Не за что, мамочка! – весело отозвалась Галя. – Я ведь тоже буду завтракать! – с этими словами она надела сапожки, накинула плащ и выпорхнула за дверь.

Вопреки её ожиданиям, знакомая булочная за углом оказалась закрыта на учёт. Девушка растерялась, но вспомнила, что через квартал есть ещё одна, и направилась туда.

– Галя! – ахнул вдруг кто-то рядом. Девушка обернулась.

– Женька! Привет!

Евгений сидел в школе за одной партой с Галей, и они даже немного целовались иногда после уроков.

– Как ты похорошела!

Галя рассмеялась:

– А раньше была дурна собой?

– Нет, ты всегда была красавица! Просто теперь… теперь… – Юноша нервничал, краснел, щёлкал пальцами, пытаясь найти нужные слова, объяснить, что же такое в Гале «теперь».

Страницы: «« 12345 »»

Читать бесплатно другие книги:

Попасть в другой мир… Хочешь отправиться в такое путешествие?Меня, любительницу книг фэнтези, никто ...
«Вооруженные силы США навсегда избавили мир от режимов террора в Ираке и Афганистане, и обеспечивают...
Приграничье – несколько городов, неведомой силой вырванных из нашего мира, но так и не ставших часть...
Ну не сидится бывшим ворам, а ныне почтенным лавочникам из портового города Пронсвилля, Мартину и Ро...
Книга «Кому наследует власть РФ? Проблема преемственности и легитимности в Российской Федерации» выш...
«Этика пыли» (1866) – трактат британского арт-критика, писателя и социального мыслителя Джона Рёскин...