Простые смертные Митчелл Дэвид

– Это не ответ, – фыркнула моя соседка. – Видимо, «черничка», которую вы пытаетесь всучить каждому, помогает вам заглушить остатки совести.

Худ, не обращая на слова Мо ни малейшего внимания, повернулся и с нежностью, которой я в нем никак не подозревала, вдавил мне в ладонь третий цилиндрик с ядом, накрыв руку своей большой рукой. И вспыхнувшая было надежда подобно электрическому разряду ушла из моего тела в землю сквозь подошвы башмаков.

– Там, в нижнем доме, никого нет. Пожалуйста, не трогайте моих кур.

– Мы не тронем ни перышка, бабушка, – пообещал Худ.

Бородатый великан уже тащил лестницу по тропе к Дунен-коттеджу, но тут совсем рядом с нами вдруг что-то взорвалось, словно пробив дыру в плотной тишине полдня, и все вздрогнули и напряглись – даже Мо и я.

Неужели это в Килкрэнноге? Эхо, эхо, эхо и отголоски эха…

Кто-то крикнул:

– А это еще, черт побери, что такое?

Парнишка с изуродованным «крысиной лихорадкой» лицом сказал, показывая пальцем:

– Это вон там…

И мы увидели, как над стеной фуксий поднимается огромный, как джинн, столб жирного черного дыма, в котором поблескивают оранжевые вспышки. Сперва столб поднимался совершенно вертикально, а потом его начало сносить ветром за гору Кахер. Кто-то хрипло воскликнул: «Да это же гребаное нефтехранилище!»

Худ тут же включил свое переговорное устройство:

– База, это «Роллс-Ройс». Мы находимся в Дунене, в миле от Килкрэннога. Что там за взрыв? Прием.

За дальним полем слышался тошнотворный грохот оружейной стрельбы.

– База, это «Роллс-Ройс»… Вам нужна помощь? Прием!

Из наушников Худа даже до нас доносилась чья-то невнятная, лихорадочно быстрая речь, в которой отчетливо чувствовалось паническое возбуждение.

– База? Это «Роллс-Ройс». Прошу ответить на вопрос. Прием. – Худ подождал, глядя на дым, по-прежнему застилавший небеса над Килкрэнногом, потом переключил связь на кого-то другого и сказал: – «Ауди»? Это «Роллс-Ройс». У вас есть связь с Базой? Что там случилось в городе? Прием.

Он снова подождал. Ждали и все мы, глядя на него. Но в наушниках была тишина.

– Значит так, парни: либо это крестьяне восстали, либо у нас гости. Явились через Кордон, хотя и раньше, чем мы предполагали. Короче, придется срочно возвращаться в город. Бросайте всё и по машинам!

Восемь «ополченцев» тут же погрузились в джипы, даже не взглянув на нас с Мо. Джипы задним ходом выбрались на главную дорогу и рванули в сторону шоссе.

А стрельба в Килкрэнноге становилась все более интенсивной.

Значит, поняла я, нам еще, возможно, удастся перезарядить инсулиновую помпу Рафика.

И, по крайней мере, пока все будет как прежде; но Худ сказал, что скоро появятся бандиты.

– Вот гады, даже мою чертову лестницу обратно не принесли! – проворчала Мо.

Первым делом я сходила к Белой Отмели и привела детей. Волны в заливе Данманус никогда не бывают уверены, в какую сторону им направиться, если ветер дует с востока. Зимбра сразу выбежал мне навстречу из старой рыбачьей конуры, сделанной из проржавевших железных листов; следом за ним бежали Лорелея и Рафик, взволнованные и обрадованные возможностью наконец обрести свободу. Я рассказала им о «милиционерах-ополченцах» и о похищенных у Мо солнечных батареях, и мы пошли в Дунен-коттедж. Оружейные выстрелы все еще время от времени разрывали полуденную тишину, а потом мы увидели очередной беспилотник, который кружил над деревней, время от времени как бы зависая в одной точке. По нему явно стреляли, и Рафику удалось заметить, что его в итоге сбили. На вершине холма надсадно ревел какой-то джип. На краю поля мы нашли гигантский гриб-дождевик размером с футбольный мяч, и хотя мысль о еде меня в тот момент совершенно не занимала, гриб мы сорвали, и Лорелея с гордостью понесла его домой. Его нарезанная тонкими ломтиками и поджаренная в масле мясистая белая мякоть составила бы отличную основу обеда для нас четверых – кто знает, когда мы теперь увидим снова хотя бы одну коробку с пайком, если это вообще когда-нибудь произойдет. Возможно, домашние запасы и то, что еще растет в парнике, помогут нам продержаться недель пять, если очень экономно расходовать продукты. И если какая-нибудь вооруженная банда все это у нас не отнимет.

Добравшись до дому, я обнаружила, что Мо кормит кур. Она сказала, что пыталась связаться со своими знакомыми в Килкрэнноге, Ахакисте, Даррасе и Бантри, но Интернет был абсолютно мертв. Как и радио. Молчала даже станция RTE.

– Повсюду полная тишина, как в гробнице, – сказала Мо.

Что теперь делать, я понятия не имела. То ли забаррикадироваться в доме, то ли отослать детей в какое-нибудь удаленное место, скажем, на маяк, то ли сходить на ферму О’Дейли и узнать, что случилось с Исси и ее семьей. Оружия у нас не было, хотя если учесть, сколько раз сегодня на полуострове Шипсхед поднималась стрельба, то даже будь оно, нас бы скорее прикончили, чем спасли. Мне было ясно одно: пока опасность, исходящая от тех людей, приехавших на джипах, не приближается к Дунен-коттеджу, мне уже не так страшно. Особенно когда Лорелея и Рафик рядом. Конечно, если мы уже начали впитывать смертоносные радиоактивные изотопы, то все будет развиваться по классическому сценарию, но все же стоило пока что рассматривать стадии Апокалипсиса по очереди.

Сейчас самое большое неудобство – это то, что мы полностью лишены связи с кем бы то ни было, лишены жизненно необходимого доступа к новостям. В деревне, кажется, прекратилась стрельба, но мы пока не знали, что там творится, и решили, что лучше поостеречься и туда не ходить. О’Дейли наверняка знают больше нас, но это если Диклану удалось нормально вернуться домой. Казалось, их ферма сильно отдалилась от нас за один лишь этот день, исполненный стрельбы и насилия. И все же мы с Лорелеей решили туда сходить; Рафика я очень серьезно попросила остаться дома и вместе с Зимброй охранять Мо; а также, прибавила я, что бы ни случилось, он непременно должен остаться в живых, ибо именно этого так хотели его родители, оставшиеся в Марокко: ведь ради этого они и пытались переправить его в Норвегию. Мои доводы возымели нужное воздействие, хотя, может быть, мне лучше было бы таких вещей мальчику и не говорить. Но если когда-либо и существовала книга под названием «Правильные вещи, которые следует делать и говорить, когда гибнет цивилизация», то мне не довелось ее прочесть.

Мы пошли на ферму Нокро кружным путем, по берегу моря, мимо скал, где я обычно собирала ламинарию и съедобные водоросли, которые у нас называются «ирландский мох»; через нижнее пастбище О’Дейли, где паслось небольшое стадо коров джерсейской породы, мы вышли прямо к дому. Коровы двинулись было к нам, желая, чтобы их подоили, и мы насторожились: это был не слишком хороший знак. На дворе у О’Дейли стояла зловещая тишина. Лорелея указала мне на крышу старой конюшни – оттуда тоже были сняты солнечные батареи. Я помнила, что Исси сказала, будто Диклан и Макс, старший брат Исси, еще утром отправились в деревню, но Том, или сама Исси, или их мать Брана должны же были находиться где-то поблизости. И лая их овчарки Шуль тоже слышно не было, как не было видно и их пастуха-англичанина Фила. Открытая дверь в кухню хлопала на ветру, и я почувствовала, как Лорелея просунула мне в ладонь свою холодную ладошку. Дверь явно выбили. Мы прошли мимо кучи навоза через двор, и я дрожащим голосом крикнула, заглянув в кухню:

– Эй, есть кто-нибудь дома?

Колокольчик, подвешенный Браной в окне над подоконником, позванивал на ветру, поскольку окно тоже было полуоткрыто.

Лорелея крикнула так громко, как только посмела:

– ИССИ! ЭТО МЫ!

Мне было страшно заходить.

Немытые тарелки так и остались после завтрака в раковине.

– Ба? – Лорелее тоже было очень страшно. – Как ты думаешь…

– Я не знаю, милая, – сказала я. – Ты лучше подожди снаружи, а я…

– Лол? Лол!

Это была Исси, а с ней – Брана и Том. Они бросились к нам через двор. Том и Исси были невредимы, хотя явно пережили сильное потрясение, а вот Брана О’Дейли, черноволосая строгая женщина пятидесяти лет, была вся перепачкана кровью.

– Брана! Ты ранена? – невольно вскрикнула я.

Брана остановилась. Она явно была настолько же озадачена, насколько я была перепугана. Потом до нее дошло:

– Ох ты, матерь божья! Нет, Холли, нет-нет! Я вовсе не ранена! Просто одна из наших коров вздумала отелиться. У Коннолли бычок в прошлом году как раз в возраст вошел, вот мы его прошлой весной к ней в загон и запустили. А теперь она теленочка принесла. Нашла время! Но она же, бедная, не знала, что Кордон пал и банды всяких отщепенцев бродят по деревням и солнечные батареи у людей отнимают, да еще и пристрелить грозятся. Ей тоже нелегко пришлось, а она все ж таки родила телочку, да такую хорошенькую! Еще одна молочная корова будет.

– Они и у вас батареи забрали, – сказала Лорелея.

– Я знаю, детка. И я ничего не могла сделать. А потом они направились к вам в Дунен «с визитом вежливости», верно?

– Да, и сняли у Мо батареи, – сказала я, – а у нас не успели: услышали взрыв и сразу уехали. Все бросили и смотались.

– Да, и у нас они тоже быстренько убрались.

– А что, Диклан и Макс еще не вернулись? – спросила я. Брана только пожала плечами и молча покачала головой.

– Их до сих пор нет! – сказал Том и возмущенно прибавил: – А мама не разрешает мне пойти их поискать!

– Там стреляют. А туда и так двое из троих мужчин О’Дейли направились, вполне достаточно. – Было ясно, что Брана страшно тревожится, но старается этого не показывать. – И потом, папа велел тебе защищать наш дом и ферму.

– А ты меня заставила спрятаться! – Голос шестнадцатилетнего Тома дрогнул. – Спрятала меня в этой гребаной куче сена вместе с Исси! Какой же из меня защитник, если я прячусь!

– Где я заставила тебя спрятаться? – ледяным тоном переспросила Брана.

Том нахмурился и точно таким же ледяным тоном сказал:

– В куче сена на чердаке. Вместе с Исси. Но почему…

– Восемь бандитов, вооруженных новейшими китайскими автоматами, – упрекнула его Исси, – против одного парнишки, вооруженного винтовкой, которой уже лет тридцать! Догадайся, дурачок, какой будет счет? Ой, сюда, по-моему, кто-то едет на велосипеде! Вот уж помяни черта, и он тут как тут…

Том не успел ответить: у ворот радостно залаял Шуль и, махая хвостом, бросился кому-то навстречу. Из-за поворота на горном велосипеде выехал старший брат Тома Макс и спрыгнул на землю в нескольких шагах от нас. На скуле у него виднелась здоровенная ссадина, взгляд был дикий. Похоже, в деревне случилось нечто ужасное.

– Макс! – Брана испуганно смотрела на сына. – А где папа? Что с ним?

– Папа… папа жив. – Голос Макса предательски дрогнул. – А с вами все в порядке?

– Да, слава богу… Тебе глаз-то не задело, сынок?

– Нет, все нормально, это в меня камень угодил, когда… наше хранилище топлива взлетело к чертовой матери и…

Мать так крепко его обняла, что ему трудно было говорить.

– Господи, и почему в моем доме все вдруг стали употреблять бранные слова? – сказала Брана, беспомощно уткнувшись сыну в плечо. – Мы с отцом не так вас воспитывали, чтобы вы выражались, как эти чертовы бандиты! Ну, ладно, рассказывай, что там, в деревне, случилось.

Пока я на кухне промывала Максу рассеченную скулу, он сперва проглотил стакан отцовского самогона, чтобы хоть немного успокоиться, а потом – огромную кружку мятного чая, чтобы смягчить довольно-таки мерзкий вкус мутного пойла. Ему явно было трудно начать, но он все же собрался с силами и сразу затараторил, не давая себе возможности ни остановиться, ни хотя бы передохнуть:

– Мы с папой только добрались до тети Сьюк, когда прибежал Сэм, старший сын Мэри де Бурка, и закричал, что всем нужно срочно собраться в мэрии. Было часов двенадцать, по-моему, но в мэрии собралась почти вся деревня. Мартин выступал первым; он сказал, что просил всех прийти, потому что Кордон пал, а потому нам теперь нужно собрать свой добровольческий полк Шипсхед, вооружиться тем, что у кого дома найдется, и выставить посты на дорогах, ведущих в Даррас и в Рафериджин, чтобы, если нагрянут бандиты, не сидеть, как индюки в ожидании Рождества. И большинство парней сочли эту идею очень даже разумной. Но следующим выступал отец Брейди; он заявил, что это Господь позволил Кордону рухнуть, потому что мы уверовали в фальшивых идолов, понадеялись на колючую проволоку и китайцев, и теперь нам в первую очередь нужно выбрать такого мэра, который будет пользоваться поддержкой Господа. Пэт Джо и некоторые другие ему ответили типа «ну вас с вашими гребаными выборами, сейчас не время для выборов», и Мюриэл Бойс сразу завизжала, что они, мол, будут гореть, гореть, гореть в адском огне, потому что все те, кто верит, будто жалкая горстка фермеров-овцеводов с ржавыми винтовками способна предотвратить предсказанное в Книге Откровений, – это проклятые богоотступники, и они скоро станут мертвыми богоотступниками. Затем Мэри де Бурка – ой-сссс!.. – зашипел Макс, когда я щипцами извлекла кусочек камня из раны у него на скуле.

– Извини, – сказала я. – Это уже последний.

– Спасибо, Холли. Так вот, Мэри де Бурка сказала, что вполне неплохо следовать принципу «Господь помогает тем, кто сам себе помогает», и тут мы услышали рев моторов. Машин было много, и все они двигались к нам и ревели, как пятничный Конвой, только гораздо громче. Зал сразу опустел, а на площадь выехали двадцать джипов Стабильности и с ними еще цистерна. Из каждой машины выскочило человек по пять-шесть таких здоровенных ублюдков. Да, мама, это были отвратительные здоровенные ублюдки! Все они были из Стабильности и еще из этой «армии ополчения», которую они называют «милицией» и которая раньше хозяйничала по ту сторону Кордона. Нас, мужчин, было, пожалуй, не меньше, но силы все равно были не равны: эти-то были вооружены до зубов и, похоже, специально обучены убивать. Один из них, такая же здоровенная дубина, как и все они, влез на крышу джипа и стал орать в мегафон. Заявил, что его следует называть «генерал Дроэда» и что на бывших Арендованных Территориях Западного Корка теперь вводится закон военного времени в связи с падением Кордона, а сам он послан Стабильностью Корка, чтобы реквизировать у населения Шипсхеда все солнечные батареи для правительственных нужд и вывезти все топливо, доставленное вчера. Ну, мы только переглянулись – мол, «хрена тебе лысого, а не топливо», – но этот Дроэда тут же заорал, что любое противодействие будет расценено как предательство. А предательство, согласно какому-то там положению какого-то там акта Юридической Стабильности, будет караться исключительно пулей в голову. Тогда Мартин Уолш подошел к этому стоявшему на крыше джипа «генералу Дроэде», сказал, что он мэр Килкрэннога, и спросил, нельзя ли поближе познакомиться с приказом штаба Стабильности о реквизиции. И этот гад тут же выхватил револьвер и стрельнул прямо Мартину под ноги. Мартин подпрыгнул вверх аж футов на шесть и сразу назад отошел. А Дроэда, если, конечно, его действительно так зовут, сказал: «Ну что, вы достаточно близко познакомились с этим приказом, мистер мэр?» И прибавил, что, мол, если ваши герои попытаются нам помешать, то мы и продуктовый склад тоже опустошим, так что вам в Килкрэнноге зимой камни есть придется.

– Представители Стабильности не стали бы так себя вести, – неуверенно сказала Брана. – Ведь не стали бы?

Макс сделал несколько жадных глотков и поморщился.

– Теперь никто ни в чем не уверен. Когда Дроэда высказался, около десятка джипов уехали из деревни по главной дороге в сторону Дунена, а еще десять направились на противоположный конец города, чтобы сразу за дело приняться. Эти гады вытащили из багажников складные лестницы и полезли на крыши тех домов, где были солнечные батареи. Правда, внизу на всякий случай оставили охрану, и уж те пальцев со спускового крючка не спускали – это на случай каких-либо возражений. А их цистерна пока откачивала топливо из нашей. Все наши, конечно, пришли в ярость – уж больно нагло вели себя эти чертовы «представители», – но сделать ни хрена не могли: ведь если бы кто-то попытался их остановить, его бы попросту пристрелили, а батареи и топливо все равно увезли бы. В общем, цистерна потихоньку наполнилась, с крыш сняли солнечные батареи, джипы вернулись на площадь и стали ждать, когда вернутся те, что поехали в сторону фермы Нокро и Дунена. А потом… началось. Я не видел, что послужило толчком. Мы стояли вместе с отцом и Шоном О’Дуайером, когда вдруг раздались громкие крики с той стороны, где стоял джип генерала Дроэды…

Я стала осторожно, щадящими движениями смазывать рану на лице Макса антисептическим кремом; он только постанывал.

– Оказалось, что это сам Дроэда так орет на своих «милиционеров». А голову он, кстати, украсил шильдиком «Ауди». Дроэда орал, что именно ему поручено тут всем командовать, а если, мол, кому-то это не нравится, тогда он может… Ну, в общем, это имело отношение… к чьей-то матери… Неважно. Ветер как раз улегся, так что его крики разносились по всей деревне. А потом я увидел, как один из наиболее нахальных «милиционеров» зашел ему сзади и, ну… в общем… – Макс нахмурился, сглотнул, пытаясь не заплакать, но это ему не удалось, и голос у него окончательно сорвался. – В общем, он ему выстрелил прямо в затылок. Мозги так и полетели. Вот просто так, ни слова не говоря, взял и вышиб человеку мозги! У всех на глазах, на этой самой… гребаной площади!

– О господи! – прошептала Исси.

– Бедный мой мальчик, – сказала Брана. – И ты все это видел?

Макс, закрыв лицо руками, всхлипывал, тщетно пытаясь успокоиться.

– Ох, мам, – сказал он, – это было еще только начало! Представители Стабильности и «ополченцы» набросились друг на друга, как псы. И ведь все они были вооружены, так что это было… как буря с градом, только вместо града сыпались пули… – Макс помолчал, сердясь на себя за невнятный рассказ. – В общем, как в старых фильмах про войну, когда с крыш падают каскадеры, а по тротуару ползут раненые… – Макс крепко зажмурился и отвернулся, пытаясь прогнать мучившие его видения. – Мы, деревенские, отползли как можно дальше, но… мам… Шеймас Куган все равно получил пулю.

Я не сумела сдержаться:

– Шеймас Куган ранен?

Макса затрясло, и он молча помотал головой.

Тогда Том, глядя на брата широко раскрытыми от ужаса глазами, спросил:

– Его убили?

Макс кивнул. Исси, Брана, Лорелея, Том и я молча переглядывались, чувствуя холодный ветер близкого будущего. Я вспомнила, что только вчера разговаривала с Шеймасом Куганом. Макс сделал еще несколько жадных глотков и продолжил рассказ; казалось, ему, чтобы не сойти с ума, надо было обязательно выговориться, сообщить, что именно он видел. Да, скорее всего, так.

– Я… я попытался… но… все, похоже, произошло мгновенно. – Макс закрыл глаза, тряхнул головой и как-то странно отмахнулся. – Меня папа оттуда вытащил. Он кричал мне прямо в ухо, что Шеймасу все равно уже ничем не поможешь. А потом мы забежали за дом Фицджеральдов и спрятались у них в гараже. Как раз вовремя, потому что цистерна на площади взорвалась и – ну, вы же, наверное, слышали этот взрыв, да?

– Его наверняка и в Типперэри слышали, – сказала Брана.

– А через некоторое время – я не знаю, сколько времени прошло, может, час, а может, и больше – снова послышались выстрелы, и мы увидели, как какого-то парня подстрелили прямо на подъездной дорожке Фицджеральдов… И вдруг все джипы сорвались с места и поехали в горы, к трону Финна Маккула[275], и… потом опять стало тихо. Даже птицы запели. Все повылезали из своих убежищ… ошалелые, как, как… Господи, неужели все это действительно случилось? Здесь у нас? В Килкрэнноге? – Глаза Макса опять наполнились слезами. – Да, там были и убитые, и раненые – значит, все это происходило на самом деле. Берни Айткин пытался защищать свои солнечные батареи с винтовкой в руках и был серьезно ранен. Теперь, мам, он, по-моему, умрет… А наша деревенская площадь была как… как… А вы даже и не думайте пойти туда! Нечего вам на это смотреть! – строго сказал Макс, поворачиваясь к Тому, Исси и Лорелее. – Даже не вздумайте! До тех пор, пока там все не уберут, пока дождь все не смоет. Я… я… я и сам, черт возьми, жуть как хотел бы ничего этого не видеть! Теперь, наверное, могил двадцать или тридцать копать придется. И там еще остались некоторые раненые «милиционеры», которые не могли идти. Их там попросту бросили. А кто-то из наших парней предложил скинуть их в море, раз они с нами так поступили… – Лицо Макса вспыхнуло от гнева, он даже несколько успокоился. – Доктор Кумар сейчас делает для них все, что в ее силах, но они все равно, наверное, умрут. А на месте нашего склада теперь здоровенная воронка, и во всех домах, выходящих на площадь, повылетали стекла. У Джози Малоун весь фасад высадило. А гребаный паб и вовсе превратился в кучу дерьма.

Испытывая смутную тревогу, я думала о Брендане. Скорее всего, столкновения между различными бандитскими группировками за раздел быстро уменьшающихся запасов продовольствия и предметов первой необходимости происходят сейчас по всей Европе; возможны лишь небольшие вариации в плане военной формы и конкретного сценария. Интересно, где теперь Худ и тот бородатый великан, что к нам приезжали? Мертвы, спасаются бегством, умирают в клинике доктора Кумар? Глотают свою «черничку»?

– Макс, а папа сейчас чем занимается? – спросила у сына Брана.

– Помогает Мэри де Бурка руководить расчисткой. Мартин Уолш и еще двое поехали на велосипедах в Ахакисту, чтобы договориться о совместных постах на дорогах. Перекрыть дороги сейчас особенно важно. Может быть, нам удастся даже создать свой небольшой Кордон: от Дарраса через поля до Кумкина, а затем вдоль большой дороги до Бултинага и в сторону Бантри. Конечно, нам пока не под силу там поставить ограду и проложить ров; пока граница будет просто условной, а охранять ее станут группы вооруженный парней. Ночевать они будут там же, в палатках. Вроде бы есть возможность даже автоматическое оружие раздобыть – у Мартина, оказывается, двоюродный брат служит в гарнизоне Деррикауна. Во всяком случае, служил до недавнего времени. Я думаю, людям из Стабильности тоже понадобится спрятать свои семьи где-нибудь в безопасном месте. В общем, мне пора обратно. Я обещал прихватить с собой пару заступов.

– Нет, – твердо сказала Брана. – У тебя просто шок, Макс. Приляг. Завтра у тебя здесь будет полно работы.

– Мам, – сказал Макс, – если мы не создадим что-то вроде пропускных пунктов на дорогах, то завтра вполне может и не наступить. Там тоже полно работы, и ее кто-то должен делать.

– Тогда и я пойду с тобой, – заявил Том.

– Нет, – сказали уже одновременно Брана и Макс.

– Пойду! Мне уже шестнадцать. Ма, ты же и сама прекрасно справишься с дойкой. Ведь справишься, да?

Брана устало потерла лицо. Все правила менялись на глазах.

С дойкой ей помогла Лорелея, а я покормила кур. Потом мы пошли домой по берегу моря, собирая в мешок морской шпинат. Песчаные блохи то и дело кусали мои голые лодыжки; между камнями и выброшенным на отмели мусором бродили кулики-сороки, ловко охотясь за устрицами и ковыряя клювами ил в поисках червей-пескожилов. Футах в двадцати от нас ловила рыбу серая цапля, бросаясь в воду со скалы; солнце уже опускалось за западный край моря. Ветер постепенно переходил в южный, сметая беспорядочно разбросанные по небу клочки облаков, похожие на овечью шерсть, зацепившуюся за колючую проволоку. Мы нашли большой кусок плавника – толстую ветку, выбеленную водой; такой ветки зимой должно было хватить для нашей плиты на пару дней. Недалеко от дома мы увидели Рафика, который удил рыбу с причала; он так поступал всегда, когда хотел успокоиться. Историю Макса О’Дейли мы изложили ему в несколько облегченном варианте, хотя основное скрывать не стали – все равно раньше или позже он обо всем узнает, – и Рафик помог нам дотащить собранный плавник до дома. Мо задремала, устроившись в старом кресле Айлиш; Зимбра лежал у ее ног. На коленях у Мо покоилась биография Витгенштейна[276]. Возможно, теперь Мо придется перебраться к нам, в «апартаменты» бабушки Айлиш, ведь у нее в доме больше нет электричества. Я велела отделать эти комнаты, когда узнала, что Аоифе беременна; мне хотелось, чтобы она, Орвар и будущий ребенок могли спокойно останавливаться там, когда будут приезжать ко мне в гости, но со временем это помещение стало служить нам просто кладовой.

Зимбра тут же вскочил нам навстречу. Мо тоже проснулась. Лорелея приготовила целый котелок зеленого чая из листьев, собранных в парнике Мо, мы уселись, и я рассказала ей о гибели Шеймаса Кугана и обо всем, что поведал нам Макс. Мо слушала, не перебивая, потом вздохнула, вытерла глаза и сказала:

– Мартин Уолш, к сожалению, прав. Если мы хотим, чтобы жизнь через десяток лет у нас была хоть чуть лучше, чем в Средние века, нам нужно действовать по-солдатски. Варвары по два раза друг на друга нападать не станут.

Мои часы показывали пять. Рафик встал.

– Я хотел поймать еще пару рыбок, пока не стемнело, можно? А Мо будет с нами чай пить?

– Надеюсь, что да. Мы ее за ланчем совершенно объели.

Мо явно думала о своей так и не растопленной плите, о бесполезных теперь электрических лампочках.

– Почту за честь. Спасибо всем за приглашение.

Когда Рафик ушел, я сказала:

– Я завтра пойду в город.

– Не уверена, что сейчас это имеет смысл, – сказала Мо.

– Мне нужно поговорить с доктором Кумар об инсулине.

– Сколько у тебя осталось? – спросила Мо, прихлебывая чай.

– На шесть недель, – сказала Лорелея, понизив голос. – Одна запасная инсулиновая помпа и три упаковки с катетерами.

– А сколько есть у доктора Кумар? – спросила Мо.

– Именно это я и хочу выяснить. – Я почесала руку, укушенную каким-то насекомым. – Вчера Конвой ничего не привез, а послезавтра… не думаю, что Конвои теперь вообще появятся. У нас есть вода; мы, возможно, сумеем как-то обойтись самым малым количеством еды, сумеем обеспечить себе относительную безопасность, если будем вести себя как в социалистической Утопии, но инсулин синтезировать без хорошо оборудованной лаборатории все-таки невозможно.

– А Рафик что-нибудь говорил на эту тему? – спросила Мо.

– Нет. Он мальчик умный. И так все понимает.

Через боковое окно на стену падал прямоугольник последних вечерних лучей. И на фоне этого прямоугольника то и дело мелькали тени птиц.

Одни тени были видны очень отчетливо, а другие – очень смутно.

Где-то я уже видела нечто подобное – но в другое время и в другом месте.

– Ба? – Лорелея явно ждала ответа на какой-то вопрос.

– Извини, милая. Я просто… Что ты сказала?

Радио по-прежнему молчало. Мо попросила Лорелею немного поиграть нам на скрипке после такого тяжелого дня, и моя внучка выбрала «She Moved through the Fair». Слушая ее, я мыла морской шпинат, а Мо потрошила рыбу, пойманную Рафиком. Мы решили, что гигантский дождевик поджарим в масле в последнюю минуту. Будь я помоложе, я бы, конечно, тоже отправилась с Максом помогать раненым и приводить город в порядок после случившегося, но теперь от меня проку было мало; вряд ли я годилась на то, чтобы копать могилы и сколачивать гробы из чего придется. А вот для отца Брейди дело найдется. Возможно, он уже провозглашает сейчас, что спасение Килкрэннога есть акт божественного вмешательства. «Как хорошо все-таки играет Лорелея!» – думала я. Прекрасно сыграла этот совершенно магический припев к песне! Видно, от отца унаследовала не только скрипку, но и музыкальные способности. Если бы Лол принадлежала к моему поколению или хотя бы к поколению Аоифе, вполне можно было бы подумать для нее о музыкальной карьере; но музыка, по всей видимости, станет еще одним еле теплящимся огоньком, который в итоге погасит Всеобщее Затемнение.

Рафик вломился в дом с таким грохотом, что все подскочили от неожиданности. Господи, что там еще случилось?

– Рафик, – спросила Мо, – говори, ради бога, скорей, в чем дело?

Он задыхался, хватая ртом воздух, и я сразу подумала: все проклятый диабет! Но Рафик, отдышавшись, стал тыкать пальцем куда-то вниз, на берег залива:

– Там, там!..

Лорелея перестала играть.

– Глубже дыши, Раф… В чем дело?

– Там корабль! – выпалил Рафик. – И лодка! И люди с оружием! Они плыли к нашему берегу, и когда увидели меня, то заговорили со мной через такой большой рупор. Но я не знал, что сказать. Из-за того… что сегодня случилось.

Мо, Лорелея и я смущенно переглянулись.

– Ты что-то непонятное говоришь, – сказала я. – Какой еще корабль?

– Такой! – Он снова ткнул пальцем в сторону залива.

Мне видно не было, но Лорелея выглянула в окно и охнула: «Господи!» Теперь уже и я поспешила к окну, и Мо заковыляла за мной следом. Сперва я видела только серо-голубые воды залива, но потом разглядела какие-то странные точки желтого света, пожалуй, метрах в трехстах от берега.

– Сторожевой корабль, – сказала Мо рядом со мной. – Кто-нибудь из вас видит, какой на нем флаг?

– Нет, – сказал Рафик. – Но с этого корабля и спустили лодку, и она быстро поплыла прямиком к нашему пирсу. И с этой лодки со мной говорили через тот большой рупор. Очень громко! – И Рафик руками изобразил мегафон.

– По-английски? – спросила Мо, и Лорелея одновременно с ней спросила:

– И что сказали?

– Да, по-английски, – ответил Рафик. – Спросили: «Холли Сайкс здесь живет?»

Мо и Лорелея посмотрели на меня; я посмотрела на Рафика:

– Ты уверен?

Рафик кивнул.

– Я и сам подумал, что ослышался, но он снова это спросил. И я прямо-таки окаменел от удивления, а потом, – Рафик посмотрел на Лорелею, – он спросил, живешь ли здесь ты, и назвал твое полное имя: Лорелея Орварсдоттир.

Лорелея вся как-то сжалась и посмотрела на меня.

– А ты не разглядел, это были не иностранцы? – спросила Мо.

– Нет, не разглядел. Они все были в таких огромных защитных очках. Но выговор у этого человека и впрямь был не очень-то ирландский.

Сторожевой корабль так и остался на прежнем месте. Довольно-таки большое стальное судно с оружейной башней и сдвоенными пушками на носу и на корме. Не помню уж, когда я в последний раз видела у нас в заливе такое военное судно.

– Может, это все-таки английский корабль? – снова спросила Мо.

Откуда мне было знать? И я сказала:

– Я слышала, что последние шесть судов Королевского военно-морского флота ржавеют в Мидуэе – ждут топливо, которое никогда не будет доставлено. Да и потом, разве британские суда не всегда ходят под «Юнион Джеком»?

– У китайских или русских судов было бы топливо, – разумно заметила Лорелея.

– Но что китайцам или русским от нас нужно?

– Или, может, это еще какие-то охотники за нашими солнечными батареями? – продолжала размышлять вслух Лорелея.

– Ты посмотри на размеры этого корабля, – сказала Мо. – У него водоизмещение три или четыре тысячи тонн. Подумай, сколько топлива понадобится, чтобы сюда дойти. Нет, они сюда пожаловали явно не за несколькими далеко не новыми батареями.

– А вы видите моторку? – спросила я у детей и поправилась: – Моторную лодку?

Лорелея ответила не сразу – вглядывалась.

– Нет, я никакой лодки не вижу.

– Она, наверное, за пирсом, – с раздражением сказал Рафик.

И в эту минуту Зимбра, протолкнувшись у меня между ногами, подскочил к двери и зарычал на густые темные заросли боярышника у калитки. Ветер колыхал высокую траву, кричали чайки, а вечерние тени были длинными и остроконечными.

Они уже здесь, поняла я.

– Раф, Лол, – прошептала я, – быстро на чердак.

Оба начали возражать, но я тут же это пресекла:

– Пожалуйста.

– Не волнуйтесь, – сказал от калитки какой-то человек в военной форме, и мы все дружно вздрогнули от неожиданности.

Он подошел чуть ближе, и стал виден камуфляж, эргошлем и аудиовизор, которые скрывали его лицо и возраст и делали его похожим на какое-то насекомое. Сердце у меня понеслось вскачь, а он между тем попытался нас успокоить:

– Мы куда дружелюбней тех, что заходили к вам сегодня с утра.

Первой взяла себя в руки Мо.

– Кто вы такой? – строго спросила она.

– Капитан третьего ранга Аронссон. Военно-морской флот Исландии. А мой корабль называется «Сьялуфстади», что значит «Независимость». – Говорил он по-военному отрывисто и четко, а когда повернулся влево, его пуленепробиваемый аудиовизор вспыхнул в лучах заходящего солнца. – А это лейтенант Эриксдоттир. – Он указал на хрупкую женскую фигурку с ним рядом. Лейтенант Эриксдоттир, также наблюдавшая за нами, не снимая аудиовизора, кивнула в знак приветствия. – И наконец разрешите вам представить «мистера» Гарри Веракруса, советника президента, который сопровождает нас в этой миссии.

Третий человек сделал шаг вперед; он был одет как рассеянный любитель птиц, которые во множестве слонялись с фотоаппаратами по разным странам в эпоху, предшествовавшую Затемнению: на нем был рыбацкий свитер и всепогодная куртка-ветровка на молнии, в данный момент расстегнутая. Он был молод, едва за двадцать; губы выдавали его африканских предков, а глаза – восточно-азиатских; кожа у него была вполне европейская, а волосы гладкие и черные, как у американских индейцев, как их показывали в старых фильмах.

– Добрый день, – сказал он мне негромко и с такими интонациями, которые могли принадлежать жителю любой страны. – Или в это время уже полагается говорить «добрый вечер»?

Я смутилась.

– Я… хм, не знаю. Это, хм…

– Я профессор Мо Мунтервари, из бывшего Министерства международных технологий, – решительно заявила моя соседка. – Чем мы можем помочь вам, капитан Аронссон?

Капитан наконец поднял забрало своего аудиовизора, и перед нами предстало лицо классического представителя нордической расы с квадратной челюстью и светлыми глазами, которые он все время щурил из-за слишком яркого света. Ему было лет тридцать с небольшим. Зимбра пару раз сердито тявкнул, и капитан сказал:

– Во-первых, успокойте, пожалуйста, вашего пса. Я не хочу, чтобы он сломал себе зубы о наши пуленепробиваемые доспехи.

– Зимбра, – скомандовала я, – домой! Зимбра!

Пес насупился, точно вечно всем недовольный подросток, но подчинился. Однако, уже зайдя в дом, все равно старался следить за происходящим, просунув нос между моими лодыжками.

Лейтенант Эриксдоттир тоже подняла свое забрало. Она была моложе, лет двадцати пяти; все лицо буквально усыпано веснушками. По-английски она говорила с куда более заметным скандинавским акцентом.

– Вы, я полагаю, и есть Холли Сайкс?

Я бы предпочла сперва узнать, что им нужно, а уж потом представиться, но мистер Гарри Веракрус сказал с какой-то странной улыбкой:

– Да, это определенно она!

– Значит, именно вы являетесь законным опекуном, – продолжала лейтенант Эриксдоттир, – Лорелеи Орварсдоттир, гражданки Исландии?

– Лорелея – это я, и я действительно считаюсь гражданкой Исландии, – сказала Лорелея. – Мой папа был родом из Акюрейри.

– Акюрейри – мой родной город, – улыбнулся капитан Аронссон. – Он совсем небольшой, так что я хорошо знаю семью Орвара Бенедиктссона. Кроме того, ваш отец, Лорелея, был известным ученым, – он быстро глянул в сторону Мо, – весьма знаменитым в своей области.

Я тут же ощетинилась:

– Что вам нужно от Лорелеи?

– Наш президент, – сказал капитан, – приказал нам отыскать мисс Орварсдоттир и репатриировать ее. Вот почему мы здесь.

Летучая мышь зигзагами носилась по саду, пересекая длинные полосы света и тени.

Моей первой мыслью было: «Слава богу, моя девочка спасена!»

Моей второй мыслью было: «Я не могу ее потерять!»

Моей третьей мыслью было: «Слава богу, она спасена!»

Куры что-то клевали, кудахтали и возились возле своей кормушки; осенний, хрупкий, почти лишенный листвы сад шуршал под порывами вечернего ветра.

– Магно! – воскликнул Рафик. – Слушай, Лол, этот здоровенный корабль приплыл сюда из самой Исландии специально за тобой!

– Но как же моя семья? – услышала я голос Лорелеи.

– Разрешение на иммиграцию есть только для мисс Орварсдоттир, – Аронссон повернулся ко мне. – Только для нее. И это не обсуждается. Квоты у нас очень строгие.

– Но я же не могу бросить мою семью! – сказала Лорелея.

– Это трудно, я понимаю, – сказала ей лейтенант Эриксдоттир, – но все же подумайте хорошенько, Лорелея. Пожалуйста, подумайте. На Арендованных Территориях вы жили в относительной безопасности, но, как вы и сами сегодня поняли, эта жизнь в прошлом. Кроме того, довольно близко отсюда находится неисправный атомный реактор, а это очень опасно, особенно если ветер дует с той стороны. Исландия безопасна. Именно поэтому наши иммиграционные квоты столь строго соблюдаются. У нас есть электричество – благодаря геотермальным источникам, и о вас позаботится ваш дядя Хальгрид и его родные.

Я хорошо помнила старшего брата Орвара – по лету, которое провела в Рейкьявике.

– Значит, Хальгрид жив?

– Разумеется. Наше изолированное географическое положение спасает нас от самого худшего… – капитан Аронссон поискал нужное слово, – …от всех трудностей, связанных с Затемнением.

– Но, должно быть, на земном шаре существует немало исландцев по рождению, – сказала Мо, – которые молятся deus ex machina, чтобы такое судно, как ваше, подплыло к дальнему краю их сада. Почему именно Лорелея? И как получилось, что вы прибыли столь своевременно?

– Десять дней назад мы узнали, что «Pearl Occident Company» планирует уйти из Ирландии, – спокойно ответил капитан. – И один из уважаемых советников нашего президента, – Аронссон искоса глянул в сторону Гарри Веракруса и чуть нахмурился, – убедил нашего президента, что репатриация вашей внучки – это проблема государственной важности.

Мы все, разумеется, тут же уставились на мистера Гарри Веракруса. По всей видимости, этот молодой человек был персоной куда более влиятельной, чем это могло показаться. Он стоял опершись о калитку, точно сосед, заглянувший поболтать, и на лице у него было написано: «А что я-то могу сказать?» Однако он все же сказал, обращаясь ко мне, и меня снова поразило, до чего молодо звучит его голос:

– Обычно, Холли, я гораздо лучше подготавливаю почву и делаю это заранее. Но на этот раз у меня попросту не было такой возможности. Чтобы все сразу расставить по своим местам и не особенно вдаваться в подробности, скажу сразу: я – Маринус.

У меня все так и поплыло перед глазами; я пошатнулась и ухватились за первый попавшийся предмет – за дверную раму и за локоть Лорелеи. Мне казалось, что я слышу, будто кто-то с шелестом переворачивает страницы очень толстой старинной книги, но это всего лишь ветер шуршал в густых зарослях. Доктор Маринус из Грейвзенда; психиатр Айрис Фенди из Манхэттена; бестелесное существо, голос которого слышался у меня в ушах в подземном лабиринте, который не мог существовать, но все же существовал; и этот молодой человек, который внимательно смотрел на меня сейчас с расстояния в десять шагов…