Сказки кофейного фея Макаренко-астрикова Светлана

….Входя на крыльцо, пока я запираю ворота и калитку, фей еще раз оглядывается на угасающие, шипящие от воды, угли костра, и, опершись рукой о косяк, снимает туфли, разжимая крохотные пальчики, расправляя их.

– Подожди, я помогу. Что же ты? – Иду по тропинке, поднимаюсь на крылечко, торопливо беру ее под локоть. – Осторожно, не упади!

– Устали ноги.. Сил нет. – Она обхватывает нежно, чуть неловко, рукой, мое лицо, приближает губы – Поцелуй меня…. Она тянется, на цыпочках, как жаждущий капли воды птенец.

– Нет, не так… Сильнее… – Она смеется нежным, переливчатым колокольчиком – Чтобы голова закружилась! Вот так. Да. Да, мой любимый…

– О.. madame.. У меня и так от Вас всегда голова кружится, даже когда Вы просто – рядом.. – А если я целую Вас, или читаю Ваши строчки, у меня совсем сносит крышу.. Конкретно, – как говорит наш общий друг, мсье Ворохов – я улыбаюсь – в левую сторону..

– Почему – в левую? – изумленно фыркает она и гладит пальцами мою щеку.

– Ближе к сердцу! – я развожу руками и прижимаю ее к себе, осторожно целуя голову, затылок, глаза, щеки.. И тут вдруг, на волосы фея сверху, с лестницы, озорно и легко падает яркий, шелестящий фантик. От ириски. Вслед фантику раздается фырканье и сдавленный смех Лешки:

– Тили – тесто, жених с невестой! – бурчит он и хохочет, уже не таясь – Прячутся под лестницу, бе- ее! Как маленькие. Я все видел! – Лешка торжествующе высовывает язык.

– Мы – не прячемся, – Пытаясь сохранить серьезность отвечаю я.

– Лешик, не пугай, пожалуйста, фея.. Ты ведь знаешь, что от неожиданности она может вздрогнуть, споткнуться, упасть..Видишь, хорошо, что я ее держу…

– Прости. Я не хотел. Не подумал. – Лешка шмыгает носом и бежит вниз.

– Босиком – почему? – ахает в притворной строгости фей, ловя раскрытыми в ширь руками маленького мальчишку в пижаме, с веселыми краено – зелеными паровозиками и мячиками. Лешик утыкается ей в колени…

– Жарища, не хочу тапочки! – мурлыкает он, и берет в свою ладошку руку фея. – Пошли со мной, а то чего то не засыпается.. Расскажи историю, а?

– Ну – ка, иди сюда, Гаврош, сын Картуша! – я хватаю Лешку под мышку, наперевес, другой рукой – обнимаю фея. Лешик визжит восторженно, болтает ногами, и мы идем вверх по лестнице под переливы нежного смеха фея. Я пинком распахиваю двери гостевой спальни.

Фей сжимает мой локоть:

– Горушка, не урони, ради Бога, ребенка! – шепчет она мне в ухо…

– Ты что! Я крепко держу… Как я могу уронить! Сейчас вот – как брошу! За руки за ноги и в …реку – Я, держа Лешика довольно крепко за руку и ногу, как маленькую обезьянку, осторожно бросаю его на кровать. Он визжит и хохочет довольно, утыкаясь лицом в подушку, отбрыкиваясь от одеяла, которым фей пытается его укрыть.

– Жарко, не надо! Ма, не надо! – в запальчивости бормочет он, обхватывая фея рукой за шею…. Иногда у него прорывается это детское и теплое «ма» которым он называет фея, почти – неосознанно, не отделяя ее образ от Ани, соединяя с ней. Веки фея чуть дрожат и она с улыбкой шепчет:

– Погоди, Лешенька, я только ножки укрою, вот так, пониже, чтобы ты не простыл.

В саду падает яблоко. И громко хрустит ветка под чьей то рукой. Или -шагами? Фей цепенеет с одеялом в руках. Смотрит на меня. Окно гостевой спальни находится над чердаком и выходит, как раз, на левую, тыльную сторону нашего небольшого сада. Я прижимаю палец к губам, и осторожно сняв обувь, крадусь к окну. Лешка замирает нервно, цепко обхватив пальчиками запястье фея, и оторвав голову от подушки:

– Грэг, кто там? – громко шепчет он. наблюдая за моим силуэтом.

– Никого вроде бы. Может быть, это птица? – отвечаю я. Сейчас тепло, они спят на ветках.– Я стараюсь успокоить сразу обоих: и фея, и Лешика.

– Солнышко мое, вот и ты спи. – Фей присаживается на край кровати. Гладит Лешкины вихры, острые коленки, обтянутые пижамой – Поздно уже. Ты знаешь, был у султана Селима, падишаха османского, такой визирь – мудрец, который не спал по ночам, слушал соловьев в садах, шелест розовых лепестков, лепет фонтанных струй.. И вот, однажды, грезы так охватили визиря, что он, сидя у открытого окна, не заметил, как вор, прокравшийся в сад, выхватил из его пальцев важный свиток, указ Селима о помиловании невиновного человека… Сокрушаясь о потере, визирь с тех пор дал себе зарок – спать по ночам.

Лешкино сопение в ответ – лишнее доказательство того, что он то – не нуждается ни в каких зароках. Уснул, не дослушав конца истории. Я подмигиваю фею и, взявшись за руки, мы выходим из комнаты, не затворив двери. На пороге фей приглушенно, мягко, ахает и ощупывает рукой ножку в скользком капроне.

– Милая, что такое? Что ты?! – Я крепко прижимаю ее к себе, рывком, интуитивно, по привычке: не дай бог, упадет!

– Тут – гвоздь… Зацепила колготки! – с досадой шепчет она, уткнувшись в меня носом.– Они мне надоели.. Рвутся и рвутся…

– Ходи без них! – молниеносно предлагаю я, касаясь губами ее волос на нежной макушке, края уха, изгиба шеи.. – Вообще ходи – безо всего.. Я обожаю тебя, когда ты.. безо всего… ммм… моя королева.. Девочка моя.. – Мои руки скользят по ее спине, повторяя изгиб позвоночника, контур ягодиц, собирая в ямки ладоней ее тепло, нежное, переливчатое, такое же, как смех:

– Любимый, ты ко мне – пристрастен – Она смотрит на меня сквозь ресницы, не мигая, и осторожно тянет за руку, в соседнюю комнату – нашу спальню. Входим и тоже – не затворяем дверь. Лунные квадраты блестят на полу, скользят по стенам.

– Королева в драных колготках, ежкин свет! – смешно морщится фей и садится на софу, закидывая руки за голову, гибкая, маленькая. Зевает и бормочет нежно, почти что уже – сонно:

– Ты иди в душ, потом я пойду.. Уже полвторого. Кошмар! Когда у тебя завтра лекции?

– В два. Еще успеем поспать! – я обнимаю ее, не дыша, и бережно расстегивая корсетный пояс серого платья, молнию на спине, освобождая от ткани хрупкую линию шеи, изгиб плеча. Считая губами россыпь родинок, теплую, с запахом молочных пенок или остывающего кофе..– Ласточка моя, устала… Сейчас.. Какие тугие пуговицы.. Или я – плохой камерист – я медленно улыбаюсь, в попытке чуть – чуть, нежно, лукаво – раздразнить ее.

…В этот самый момент над нашей головой, на скате чердачных половиц, раздается шорох и треск, чьи – то осторожные шаги. Я смотрю в ее расширившиеся от ужаса зрачки. Вся она молниеносно напрягается в моих руках, как струна, чуть откинув голову назад, опирается рукой о подушки:

– Кто это?! – Вслух она не произносит слова. Я читаю по губам. – Горушка, это.. Ты запер дверь внизу? А чердак?

– Тсс – сс! Думай, что это – мыши. – Также беззвучно отвечаю я.– Конечно, я все запер, любимая! Не волнуйся. Сиди здесь, я схожу, проверю!

Я прижимаю палец к губам, но она встает вслед за мной, зачем – то опуская руку в карман, протестующее качает головой

– Я с тобой. Не пущу одного. Бог весть, что там!

Впервые в жизни я поднимаюсь по лестнице, почти прыгая через ступеньки и немыслимо торопясь, и в то же время – стараясь, чтобы не было скрипа. Она идет за мной – легко и бесшумно, вдавливая крошечную, необутую, пятку и стопу в пологость широких деревянных ступеней. Мы входим на чердак, я пригибаю голову, чтобы не стукнуться о низкий скат скошенного потолка.. И – почти тотчас на меня набрасывается чья то верткая и гибкая тень, кто то вцепляется мне в плечо, отпрыгнув от ниши в глубине чердака – мансарды, пытается выкрутить руки. Наша борьба молниеносна, мы не произносим ни слова, только ожесточенно дышим друг другу в лица, которых не видно в темноте. Меня спасает знание приемов кулачного боя, которому я когда – то немного учился в Алжире. С помощью заковыристой подножки —" петли» противник повержен наземь, я держу его за шиворот легкой куртки, похожей на летную штурмовку. Вспыхивает свет. Не яркий, но достаточный, для того, чтобы мы зажмурились от боли в глазах. Крохотный фей умудряется каким то образом дотянуться до выключателя, оживить тусклый плафон на потолке, и строгим, звенящим от напряжения голосом, совершенно спокойно заявить грабителю, которого я держу за воротник:

– Как Вы посмели влезть в наш в дом?! Кто Вы такой??. Что Вам нужно? Что Вы ищете здесь?

– Заткнись, минетка портовая! – неожиданно глухо шипит, в ярости поверженного, узколиций человек, со шрамом через всю щеку, сплевывая пыль на чердачный пол, и извиваясь, как змея, в моих руках. – Не п***и тут! Еще с такими, как ты, я не разговаривал!

– Милая, у тебя есть платок? – нарочито ледяным тоном обращаюсь я к фею. – -Дай мне, я заткну ему рот.

Фей кивает, опуская руку в карман. И в этот момент, что то резко, отчаянно сверкает, отражая косой лунный луч, в правой руке грабителя и остро касается сгиба большого пальца на моей левой руке. Я не успеваю отдернуть ее, что то еще раз больно тыкается мне в левый же бок, разрезая рубашку и карман на брюках..

«Нож, перо!» – молния мысли проносится птицей в моей голове, И я, думая, как увернуться от лезвия, отодвинуться в сторону, не сразу реагирую на короткую и яркую вспышку выстрела, сухой хлопок, свист, звяканье металла и яростное шипенье фея:

– Не смей касаться моего мужа, негодяй! Брось свою поганую финку, иначе узнаешь, что опасно разговаривать с такими, как я! Могу и убить. Нечаянно – холодно цедит сквозь зубы фей, презрительно морща носик.

Узколицый гость со шрамом, ядовито розовеющим на кирпично – коричневой коже щеки, сдавленно охает, и смачно ругаясь, хватается скрюченными судорогой пальцами за предплечье. По рукаву» парашютки» «расползается вширь алое пятно. Кажется, он серьезно ранен. Из маленького браунинга, который держит мой невероятный, спокойный, крошечный фей в своей тоненькой руке. Рядом с ним на полу, в пыли, валяется срезанное рикошетом пули лезвие финки, точнее, самый его конец, острый клин..

– Ласточка, – Ошеломленно хриплю я, еще не совсем понимая, что произошло, и протягивая свободную руку в сторону, где стоит она, чтобы поймать ладонью ее пальцы. – Ласточка, осторожнее. Не наступи здесь… Порежешься. Ты же – босая!