Ослепительный оскал Макдональд Росс

– Похоже, что и мать его разделяет ваши опасения. К этому есть особые причины?

– Не знаю. Она очень многое о нем знает, даже больше, чем может признаться самой себе.

– Сильно сказано.

– Это правда. Эти дофрейдистские женщины знали все, но никогда ни о чем не говорили, даже в мыслях. Вся их жизнь проходила в переодеваниях к обедам во всяких притонах. Так говорил мой отец. Он преподает философию в Брауне.

– Кто была та женщина, с которой убежал Чарльз?

– Высокая блондинка, очень красивая. Это все, что я о ней знаю. В тот вечер, когда он исчез, их видели вместе в баре отеля. Служащий на стоянке видел, как они уехали в машине Чарльза.

– Это еще не означает, что он сбежал с ней. Больше похоже на похищение.

– Нет, они все лето жили вместе. У Чарльза есть домик в горах на Скай-Роут, и эту женщину видели там с ним почти каждый уикэнд.

– Как вы узнали это?

– Я беседовала с другом Чарльза, который живет в том же каньоне. Это Горас Уилдинг, художник – вы, может быть, слышали о нем. Он был очень скрытен, но все же сказал мне, что видел там Чарли с этой женщиной. Может быть, вам стоит с ним поговорить? Как мужчине с мужчиной?

Я включил свет и достал записную книжку.

– Адрес?

– Мистер Уилдинг, Скай-Роут, 2712. Телефона у него нет. Он сказал мне, что она красивая.

Я повернулся и увидел, что Сильвия плачет. Она сидела спокойно, сложив руки на коленях, и по ее щекам текли слезы.

– Я никогда не плакала! – с досадой бросила она, и уже без всякой досады проговорила:

– Как бы мне хотелось быть такой красивой, как она. Как бы я хотела, чтобы у меня были светлые волосы.

На мой взгляд, она была красивая и такая нежная, что, казалось, дотронься до нее – и палец пройдет насквозь. Ее фигура не заслоняла от меня огней Эройо-Бич. Между неоновыми огнями улицы с ажурными строчками огоньков магазинов высилось, подобно аэропорту, величественное здание отеля. За ним, словно маленький аэростат, поднималась луна, таща за собой световую дорожку по поверхности океана.

– Если вы хотите быть блондинкой, то почему бы вам не обесцветить волосы, как это делают другие девушки? – спросил я.

– Это бы мне ничего не дало. Он бы даже не заметил этого.

– Вы влюблены в Чарльза?

– Конечно.

Она ответила таким тоном, будто каждая девушка должна была любить Чарли. Я подождал, и она продолжала:

– Я полюбила его с первого взгляда. Вернувшись после войны из Гарварда, он провел с нами уикэнд в Провиденсе. Я в него влюбилась, но он в меня – нет. Я тогда была еще девочкой. Но он был мил со мной.

Ее голос понизился до доверительного шепота.

– Он читал со мной Эмили Диккинсон. Говорил мне, что хотел быть поэтом, а я думала: если бы я была Эмили Диккинсон! И учась в колледже, я часто мечтала, что Чарльз приедет за мной и женится на мне. Конечно, он этого не сделал.

Я видела его несколько раз, однажды на ленче в Бостоне; он был мил со мной, но не больше. Потом он уехал домой, и я долго о нем не слышала. Прошлой весной, когда закончилась моя учеба, я решила съездить на Запад и навестить его. Миссис Синглентон искала компаньонку, и мой отец устроил меня на это место. Я надеялась, что если буду жить в одном доме с Чарльзом, то он может в меня влюбиться. И миссис Синглентон тоже была не против этого. Если Чарльзу суждено было на ком-то жениться, она предпочла бы для него жену, которой могла бы управлять.

Я посмотрел ей в лицо и убедился, что она говорит искренне.

– Вы странная девушка, Сильвия. Вы действительно говорили об этом с миссис Синглентон?

– Мне не пришлось. Она оставляла нас вместе при каждом удобном случае, и я понимала причину этого. Отец говорил, что главная добродетель женщины заключается в уменье видеть то, что происходит у нее перед носом. И она должна говорить правду о том, что видит – это ее основная черта.

– Беру свои слова назад. Вы не странная, вы уникальная.

– Я тоже так думаю, но Чарли – нет. Он редко бывал дома и не дал мне приличного шанса влюбить его своей близостью. Большую часть свободного времени он проводил в своем домике или в автомобильных поездках по Штатам. Тогда я не знала о женщине, но думаю, она имела прямое отношение к тому, что он пытался сделать. А пытался он, притом безнадежно, порвать с матерью и с ее деньгами и самому строить жизнь. Видите ли, миссис Синглентон владела всеми деньгами еще при жизни своего мужа. Он был старомодным типом мужа богатой женщины – яхтсмен, игрок в поло и мальчик на побегушках у жены. Чарли мыслил совсем не так, как его отец. Он считал, что у него и всего его класса порваны связи с действительностью. Считал, что нужно спасать свою индивидуальность, погружаясь на самое дно и проникая в суть вещей.

– И он это сделал?

– Он пытался, но это оказалось труднее, чем он думал. Например, этим летом он работал в долине сборщиком томатов. Мать предложила ему место управляющего ранчо, но он не согласился. Конечно, долго это продолжаться не могло. Он подрался с десятником и потерял работу, если это вообще можно назвать работой. Миссис Синглентон чуть не умерла, когда он вернулся домой весь избитый, с синяками на лице. Я тоже чуть не умерла, но Чарльзу это, казалось, даже доставило некоторое удовольствие.

– Когда это было?

– В июле, через несколько дней после моего приезда. В середине июля.

– А где произошла драка?

– На ранчо, неподалеку от Бейкерфильда. Точно я не знаю.

– И после этого он оставался здесь до сентября?

– Уезжал и приезжал. Он часто уезжал на два-три дня.

– Вы не думаете, что и сейчас он в такой поездке?

– Может быть. Но я не надеюсь, что на этот раз он вернется по собственной воле.

– Вы думаете, он умер?

Вопрос был задан чересчур в лоб, но Сильвия смогла его принять. Внешне мягкая и неуверенная, она имела достаточный запас сил.

– Если бы он умер, я бы знала. Я не могу в это поверить. Я надеюсь, что он сделал последний рывок от своей матери и от денег, которые принесла его деду земля.

– Вы действительно хотите, чтобы он вернулся?

Она помедлила, потом ответила:

– По крайней мере, я должна знать, что он в безопасности и ведет сносную жизнь. Во время войны он сбивал вражеские самолеты, и все же остался ребячливым и слишком большим мечтателем. Неподходящая женщина может разбить ему жизнь.

Сильвия глубоко вздохнула.

– Надеюсь, я не очень мелодраматично говорю?

– По-моему, вы говорите очень хорошо. Может быть, вы только даете слишком большую волю своему воображению.

Я заметил, что она не слушает меня, и замолчал.

Ее мысли блуждали по каким-то далеким извивам, и она попыталась воплотить это путешествие в слова.

– Он чувствовал угрызения совести из-за денег, которые никогда не зарабатывал. Это еще усугублялось тем, что он разочаровался в своей матери. Чарльз хотел страданиями искупить свою вину. Он хотел, чтобы вся его жизнь была искуплением. Он мог выбрать женщину, которая заставила бы его страдать.

В свете луны ее лицо казалось девственно белым. Мягкость очертания ее губ и подбородка нарушалась угловатыми тенями.

– Так вы знаете, какого сорта была эта женщина? – спросил я.

– Не совсем. Вся моя информация получена из третьих рук. Детектив передал миссис Синглентон те сведения об этой женщине, которые получил от буфетчика отеля. А миссис Синглентон рассказала мне.

– Поедемте туда со мной, – предложил я. – Я угощу вас выпивкой. Надеюсь, спиртное вы употребляете?

– О нет, я никогда не была в баре.

– Вам же двадцать один год.

– Дело не в этом. Мне уже пора идти. Я всегда читаю ей перед сном. Спокойной ночи.

Я наклонился чтобы открыть ей дверцу и увидел, что по лицу ее, как весенний дождь, текут слезы.

Глава 13

Когда я вошел, двое филлипинцев бросили на меня любопытные взгляды и тотчас потеряли ко мне интерес. Напротив входа под мавританской аркой стоял за конторкой помощник управляющего с видом святого в смокинге. Над аркой горела красная неоновая надпись «Контина». Завершив в холле необходимые формальности, я вышел в патио. В тени сидели парочки. Я быстро прошел в бар.

Это была большая Г-образная комната, украшенная картинами, изображавшими бой быков, синяя от дыма и шумная как обезьянник. Вдоль стойки бара пестрели белые женские плечи, синие и клетчатые вечерние пиджаки. У мужчин были неестественное здоровые самоуверенные лица спортсменов, никогда не имевших шанса на успех, если не считать их успеха у женщин. Тела женщин, казалось, были больше наполнены смыслом, чем их головы. Где-то за стеной оркестр заиграл самбу. Некоторые плечи и вечерние пиджаки ринулись прочь от стойки.

Работали два бармена: проворный юнец, южноамериканского вида и редковолосый мужчина, державший в поле зрения всех остальных. Я подождал затишья в их деятельности и спросил редковолосого, постоянный ли он работник. Он бросил на меня непроницаемый взгляд.

– Конечно. Что будете пить?

– Пшеничное. Я бы хотел задать вам вопрос.

– Давайте, если придумали что-нибудь новенькое.

Его руки работали независимо от языка, наполняли мой бокал и ставили его на стойку.

Я заплатил.

– Я о Чарльзе Синглентоне младшем. Вы видели его в тот вечер, когда он исчез?

– Опять.

Он посмотрел на потолок в насмешливом отчаянии.

– Я говорил об этом шерифу. Говорил частным сыщикам.

Его глаза, серые и непроницаемы, опустились до уровня моего лица.

– Вы репортер?

Я показал ему свое удостоверение.

– Еще один частный, – невозмутимо заметил он. – Вам бы следовало вернуться к старой леди и сказать, что она зря тратит время и деньги. Младший удрал с такой шикарной блондиночкой, что лучше не найти. Так зачем же ему возвращаться?

– А зачем ему было удирать?

– Вы ее не видели. У этой дамочки есть все.

Он руками проиллюстрировал свое высказывание.

– Кошечка с младшим удрали в Мексику или в Гавану и наслаждаются там жизнью. Попомните мои слова. Так зачем ему возвращаться?

– Вы хорошо разглядели эту женщину?

– Конечно. Она купила у меня порцию спиртного, пока ждала младшего. Кроме того, она и раньше была здесь с ним пару раз.

– А что она пила?

– "Том Коллинз".

– Как она была одета?

– Темный костюм, ничего яркого. Со вкусом. Не высший класс, но ближайшая ступень. Она натуральная блондинка. Я и во сне мог бы ее описать.

Он закрыл глаза.

– Может быть, так я и делаю.

– Какого цвета у нее глаза?

– Зеленые или голубые, или что-то вроде этого.

– Бирюзовые?

Он открыл свои собственные глаза.

– Один вопрос означает на твоем языке слишком многое, дружок. Может быть нам бы следовало обратиться к стихам, но это уж как-нибудь в другой раз. Если вам нравятся бирюзовые – ладно, пусть бирюзовые. Она была похожа на одну из тех польских малышек, которых я видывал в Чикаго, но от Вест-Мэдисон она держалась далеко, в этом я уверен.

– Случается ли что-нибудь, чего вы не замечаете?

– Конечно. И не думайте, что она чем-нибудь угрожала ему. Они просто приклеились друг к другу. Он от нее глаз не мог отвести.

– Как они уехали? В машине?

– Насколько я понимаю, в машине. Спросите у Дьюи на стоянке. Только сначала суньте ему немного мелочи. Он не станет задаром, как я, упиваться звуками своего голоса.

Заметив приближающийся костюм, он отошел от меня.

Я выпил и вышел на улицу. Отель смотрел на море сквозь усаженный пальмами бульвар. Стоянка находилась за рядом маленьких магазинчиков со стороны берега. Направляясь туда, я прошел мимо витрины с серебряными и кожаными украшениями, мимо двух восковых манекенов в приятных юбочках, затем мимо витрины, забитой янтарем и остановился как вкопанный под вывеской «Дениза». Это имя было написано золотой вязью на стекле витрины шляпного магазина. За стеклом красовалась всего одна шляпа, точно шедевр скульптуры в музее. Магазин был погружен в темноту, и после секундного замешательства я прошел мимо.

Под аркой света на углу стоянки находилась будка сторожа – маленькое зеленое строение. К стене его было прикреплено объявление: «Единственный доход служителя – чаевые». Я встал возле него, держа на свету доллар. Откуда-то из рядов машин, похожих на партию консервных банок, появился маленький человечек. Фигура его была тощая и серая. Под старым флотским свитером, как куски источенного водой плавника, выступали кости плеч. Он бесшумно двигался в своих теннисных туфлях, подавшись вперед, словно невидимая рука тащила его за длинный нос.

– Почистить и протереть? Где ваш лимузин, мистер?

– Моя машина стоит за углом. Я хотел спросить вас о другой машине.

Наверно, вы Дьюи? – Наверно, так. Он моргнул выцветшими глазами, наивно обдумывая сей факт. Макушка его нечесанной седой головы торчала вровень с моим плечом.

– Держу пари, вы хорошо разбираетесь в машинах!

– Держу пари, и в людях – тоже. Вы фараон, или я не угадал? Держу пари, вы хотите спросить меня о молодом Чарли Синглентоне.

– Я частный, – сказал я. – На сколько держите пари?

– На доллар.

– Вы выиграли, Дьюи.

Я передал ему доллар.

Он сложил его в маленький квадратик и спрятал в карман грязнейших на свете штанов. – Так будет по честному, – доверительно сказал он. – Я трачу на вас свое ценное время. Я протираю ветровые стекла. По субботам я зарабатываю кучу денег. – Тогда приступим к делу. Вы видели женщину, с которой он уехал?

– Совершенно верно. Она была что надо. Я видел, как она приехала и уехала.

– Расскажите подробнее.

– Приехала и уехала, – повторил он. – Леди блондинка прикатила на новеньком голубом «плимуте». Большая модель. Я видел, как она вылезала из нее перед отелем. Я неподалеку принимал машину и видел, как она вылезла и вошла в отель. Она была что надо!

Его серая челюсть отвисла, и он закрыл глаза, чтобы сосредоточиться на приятном воспоминании.

– А что было потом с машиной?

– Другая ее увела.

– Другая?

– Другая, что тоже сидела в машине. Темнокожая, которая привезла леди-блондинку. Она потом укатила.

– Она была цветная?

– Та, что правила? Может, и так. Кожа у нее темноватая. Но я к ней особенно не приглядывался, я смотрел на блондинку. Потом я вернулся сюда, а Чарли Синглентон приехал немного погодя. Он вышел и вернулся с блондинкой, а потом они уехали.

– В его машине?

– Да, сэр, «бьюик-седан» 1948 года. Зеленый двухцветный.

– Вы очень наблюдательны, Дьюи.

– Ерунда. Я часто видел молодого Чарли на этой машине. Я машины знаю.

Свою первую я водил в 1911 году в Миннеаполисе, в Штате Миннесота.

– В какую сторону они уехали отсюда?

– Извините, приятель, не могу сказать. Я не видел. То же самое я сказал и одной леди, когда она меня спросила, а она рассвирепела и не дала мне чаевых.

– А что это была за леди?

Его выцветшие глазки впились в мое лицо, и где-то в глубине их забрезжили проблески тусклой мысли.

– В субботу вечером мое время стоит дорого.

– Держу пари, что другую леди вы не помните.

– На сколько спорите?

– На доллар.

– А если удвоить?

– Ну, на два доллара.

– Принято. Она примчалась несколько минут спустя после их отъезда в голубом «плимуте». «Плимут» большой модели.

– Та, темная?

– Нет, другая, постарше. В леопардовом манто. Я и раньше видел ее здесь. Она спросила меня о блондинке и молодом Чарли, в какую сторону они поехали. Я сказал, что не видел. Она обозвала меня чучелом и уехала. По виду, она была вроде не в себе.

– С ней кто-нибудь был?

– Не помню.

– Эта женщина живет здесь?

– Я видел ее и раньше, а где живет – не знаю.

Я положил два доллара на его ладонь.

– Спасибо, Дьюи. Еще одно. Когда Чарли уезжал с блондинкой, у него был довольный вид?

– Не знаю. Он дал мне доллар на чай. Всякий был бы рад уехать с этой блондинкой.

Угол его морщинистого рта искривился в усмешке.

– Вот сам я не имел с женским полом никаких дел с тех пор, как похоронил свою старушку. Двадцать лет – долгий срок, приятель.

– Да, конечно. Спокойной ночи.

Уныло вздохнув, Дьюи направил свой нос к рядам машин и вскоре скрылся за ними из вида.

Глава 14

Я вернулся в отель и разыскал телефон-автомат. Согласно справочнику, шляпный магазин «Дениза» принадлежал миссис Денизе Гринкер, чей адрес был Джакарандамейн, 124. Я набрал ее номер, дождался чтобы кто-то ответил и повесил трубку.

Улица вилась, подобно звериной тропе, между шоссе и берегом. Кипарисы затемняли путь и бросали тень на дома, расположенные вдоль улицы. Я ехал медленно на второй скорости, освещая фасады светом фар. Это были кварталы для среднего класса с несколько богемным уклоном. Во дворах буйно росла трава. Объявления в углах темных витрин предлагали приобретать ручные изделия из глины, антикварные вещи, предлагали услуги по перепечатке: «мы специализируемся на манускриптах». Номер 124 был написан на почтовом ящике сероватого бунгало с красной крышей. Написан от руки в столбик.

Я остановил машину и вошел под обвитый вьюном свод. У передней стены дома стоял заржавленный велосипед. Когда я постучал, крыльцо осветилось и дверь открылась. В дверном проеме появилась крупная женщина в купальном фланелевом халате и выставила вперед бедро. Ее волосы были закручены на металлические бигуди, от чего лицо казалось обнаженным и очень широким. Несмотря на это, оно было приятным. Я почувствовал, как моя напряженная улыбка перешла в нечто более удобоваримое.

– Миссис Гринкер? Моя фамилия Арчер.

– Хелло, – добродушно ответила она, оглядывая меня большими, немного усталыми карими глазами. – Я опять забыла запереть свой магазин?

– Надеюсь, нет.

– Разве вы не полицейский?

– Более или менее. Это заметно, когда я устаю.

– Подождите минутку.

Она достала из кармана халата кожаный футляр и извлекла из него очки в черепаховой оправе.

– Я ведь вас не знаю, правда?

– Да. Я расследую убийство, которое произошло сегодня днем в Белла-сити.

Я вытащил из кармана тюрбан и передал его ей.

– Это принадлежало жертве. Вы его делали, не правда ли?

Она осмотрела тюрбан.

– Внутри стоит мое имя. А что, если я?

– Если это ваше изделие, то может быть вы вспомните заказчицу, которой вы его продали?

Она подошла поближе к свету, еще раз окинув меня внимательным взглядом. Очки в темной оправе резко делили ее лицо на несколько частей.

– Так речь идет об установлении личности? Вы говорите, что эта шляпа принадлежала жертве? Кто была эта жертва?

– Ее звали Люси Чампион. Это была цветная женщина лет двадцати с небольшим.

– И вы хотите знать, продала ли я ей этот тюрбан?

– Не совсем так. Вопрос состоит в том, кому вы его продали.

– Должна ли я на него отвечать? Разрешите мне взглянуть на ваш значок.

– Я частный детектив, работаю вместе с полицией, – ответил я.

– Для кого вы работаете?

– Мой клиент хочет сохранить в тайне свое имя.

– Еще бы!

Меня обдало запахом пива.

– Профессиональная этика. То же самое относится и ко мне. Я не отрицаю, что продала эту шляпу и не стану отрицать того, что такая шляпа была одна. Но как я могу сказать, кто купил ее у меня? Я продала ее прошлой весной. Впрочем, одно я скажу наверняка: ее купила не цветная девушка. Они не бывают в моем магазине, если не считать нескольких темнокожих из Индии, Персии и тому подобных мест. Они – другое дело.

– Они родом из других стран.

– О'кей, не будем спорить. Я ничего не имею против цветных, но шляпы они у меня не покупают. Девушка наверно нашла шляпу или украла ее, а может быть получила в подарок или купила по случаю. Так что, если бы даже я и вспомнила, кому ее продала, то нет никакого резона вплетать в эту историю мою клиентку, не так ли?

В ее голосе звучали фальшивые нотки, отголоски лживых разговоров, которые она вела в своем магазине.

– Если вы ее делали, миссис Гринкер, то я думаю, вы могли бы вспомнить.

– Может быть могла бы, а может быть и нет.

Она заволновалась и ее голос потерял свою глубину.

– А если даже я смогу? Это было бы грубейшим нарушением профессионального доверия.

– Разве богачи заставляют вас присягать?

– У нас есть свои правила, – мрачно ответила она. – Черт возьми, я не хочу без нужды терять клиентов. Люди, которые могут платить по моим ценам, становятся такой же редкостью, как хорошие женихи.

Я постарался придать себе вид хорошего жениха.

– Я не могу сообщить вам имени своего клиента. Скажу только, что он связан с семьей Синглентонов. – С семьей Чарльза Синглентона?

Она произносила каждый слог протяжно и отчетливо, словно строку любимых стихов. – Угу.

– Как чувствует себя миссис Синглентон?

– Не очень хорошо. Она беспокоится о своем сыне...

– И это убийство связано с ним?

– Я стараюсь это выяснить, миссис Гринкер. Но если мне не помогут, я не узнаю этого никогда.

– Очень жаль. Миссис Синглентон не моя клиентка. Думаю, что большую часть своих шляп она выписывает из Парижа, но точно не знаю. Входите. Входная дверь открывалась прямо в гостиную, облицованную панелями красного дерева. В кирпично-красном камине горело газовое пламя. Комната была теплая и запущенная, и пахла кошками.

Дениза гостеприимно указала на покрытую ковром кушетку. В стакане с пивом, стоявшем на кофейном столике возле кушетки, игриво пенились пузырьки.

– Я как раз собиралась выпить на ночь пива. Позвольте предложить и вам стаканчик.

Страницы: «« 345678910 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

В НИИ Прикладных Биотехнологий кипит работа по созданию разнообразных удивительных животных, которые...
Американский врач Кейт Нойман приезжает в Румынию в качестве консультанта. Здесь ей приходится не то...
В небольшом американском городке Элм-Хейвен в стенах школы таинственным образом исчезает мальчик. С ...
«Хитрое дело» – так назвал Эрнест Хемингуэй организованную им на Кубе группу борцов с нацистами и их...
Талантливый поэт и журналист Роберт Лузак получает от своего журнала задание разыскать в Индии таинс...