Санта-Хрякус Пратчетт Терри

– Ну, старое уходит, новое приходит, – абсолютно серьезно заявила Сьюзен.

– …Все остальные возникли много позже… они не знали, что такое первобытный ужас. Они знали только… – Даже в шепоте страшилы была слышна насмешка. – Темные углы. А я был самой темнотой! Я был первым! А потом я стал ничуть не лучше этих, нынешних… пугал служанок, портил сметану… прятался в тенях. И вдруг однажды ночью я подумал… что я вообще здесь делаю?

Сьюзен понимающе кивнула. Страшилы не отличаются сообразительностью. Да и вообще, осмысление такой штуки, как экзистенциальная неопределенность, – процесс довольно долгий и мучительный даже для куда более светлых умов. Впрочем, ее дедушка… мыслил очень похоже. Вот к чему приводит слишком частое общение с людьми. Ты больше не хочешь быть таким, каким тебя представляют, и начинаешь пытаться стать таким, каким хочется тебе самому. Зонтики, серебряные расчески…

– К чему все это? Так ты подумал, да?

– …Стал пугать детей… приходить по ночам… И начал наблюдать за ними. Во времена льда детей было немного… были большие люди и были маленькие люди, но не дети… И… вдруг я понял… у них в головах совсем другой мир… Старые времена еще живы… в их маленьких головках… Старые времена… Когда все было молодым.

– И ты решил выбраться из-под кровати…

– Я наблюдал за ними… оберегал их… – Сьюзен с трудом сдержалась, чтобы не вздрогнуть.

– А зубы?

– О… зубы нельзя оставлять без присмотра: кто-нибудь может найти их и натворить всяких страшных бед. А я любил детей, не хотел, чтобы кто-нибудь причинял им вред… – пробулькал страшила. – Я никогда не хотел обижать их, просто наблюдал. Сторожил зубы… а иногда просто слушал…

Он продолжал бормотать, а Сьюзен думала и все не могла понять, как же ей поступить – пожалеть беднягу или (второй вариант нравился ей все больше) раздавить ногой.

– …И зубы… они помнят… – Страшила начал дрожать всем тельцем.

– А деньги? – спросила Сьюзен. – Мне не приходилось встречать богатых страшил.

– …Везде деньги… зарыты в норах… старые сокровища… в спинках диванов… их только прибавляется… вложения… деньги за зубы, очень важно, часть волшебства, чтобы было безопасно, чтобы было надежно, иначе – воровство… и я все помечал… хранил… а потом пришла старость, но я нашел людей… – Существо хихикнуло, и на мгновение Сьюзен стало жаль тех людей из древних пещер. – Они не задавали вопросов, верно? Получали деньги, выполняли работу и не задавали никаких вопросов…

– Деньги решают все, да? – фыркнула Сьюзен.

– …А потом пришли они… воры…

Тут Сьюзен не выдержала. Старые боги подстраиваются под требования времени.

– Ты просто ужасен.

– …Большое спасибо…

– В смысле меня от тебя тошнит.

– …Это старость, все эти люди, слишком много сил…

Страшила застонал.

– …Здесь… не умирают, – задыхаясь, произнес он. – Просто стареют, слушают смех и стареют…

Сьюзен кивнула. Воздух был и вправду пропитан детским смехом. Она не слышала слов, издалека доносились только неразборчивые детские голоса – как будто из какого-то очень длинного коридора.

– …А этот дом… он рос вокруг меня…

– Деревья, – кивнула Сьюзен. – И небо. Из их маленьких головок…

– …Умираю… маленькие дети… ты должна… – Фигура исчезла.

Сьюзен немного посидела, слушая детский смех.

«Слова веры, – подумала она. – Всё как с устрицами. Внутрь попадает какая-нибудь грязь, а потом вокруг нее вырастает жемчужина».

Она встала и пошла вниз.

Банджо где-то отыскал метлу и швабру. В круге уже не осталось зубов, и сейчас великан, проявив удивительную инициативу, осторожно смывал с пола мел.

– Банджо?

– Да, госпожа?

– Тебе здесь нравится?

– Здесь есть деревья, госпожа.

Сьюзен решила, что такой ответ вполне можно считать положительным.

– А небо тебя не беспокоит? – Он удивленно посмотрел на нее.

– Нет, госпожа.

– Банджо, ты умеешь считать? – Он довольно улыбнулся.

– Да, госпожа. На пальцах.

– Значит, ты умеешь считать до… – подсказала Сьюзен.

– Тринадцати, госпожа, – похвастался Банджо.

Она посмотрела на его огромные ладони.

– О боги…

«Ну и что? – подумала она. – А почему бы и нет? Он сильный и надежный. И что еще он может делать в жизни?»

– Я думаю, Банджо, было бы неплохо, если бы ты немного поработал за зубную фею.

– А так можно, госпожа? Госпожа зубная фея не будет возражать?

– Ну, ты поработаешь… пока она не вернется.

– Хорошо, госпожа.

– Я попрошу, чтобы за тобой приглядели, пока не освоишься. Кажется, еду сюда привозят на телеге. И ты не должен допускать, чтобы люди тебя обманывали. – Она посмотрела на его ладони, потом на руки и нижние отроги, а затем подняла взгляд на самую вершину горы по имени Банджо. – Впрочем, вряд ли кто-то посмеет обманывать тебя…

– Да, госпожа. Обещаю, я буду поддерживать порядок, госпожа. Э…

Огромное розовое лицо наклонилось к ней.

– Да, Банджо?

– А можно мне завести щеночка, госпожа? Когда-то у меня был котенок, но наша мама утопила его, потому что он был грязный.

Подходящая кличка сразу всплыла в памяти Сьюзен.

– И ты назовешь его Пятнышом?

– Пятныш – хорошее имя, госпожа.

– Думаю, он очень скоро здесь появится, Банджо.

Казалось, он верил всему.

– Большое спасибо, госпожа.

– А теперь мне пора.

– Хорошо, госпожа.

Она оглянулась и посмотрела на башню. Во владениях Смерти все было черного цвета, но там ты мог быть уверен: с тобой не случится ничего плохого. Ты был вне досягаемости зла. Но здесь…

Став взрослым, начинаешь бояться только… как бы сказать… очень логичных вещей. Бедности, болезней. Того, что люди поймут, кто ты такой или такая. Зато ты не боишься, что кто-то мог спрятаться под лестницей. Мир – он ведь не только черно-белый. Ну а чудесная страна детства? Ее можно представить как урезанную версию взрослого мира, но это не совсем так. Скорее наоборот: это как если бы взрослый мир написали большими жирными буквами. И все там было… больше. И было больше всего.

Банджо продолжил мыть пол, а она вышла в залитый солнечным светом мир.

И увидела, что к дому спешат Фиалка и Перепой. О боже размахивал как дубиной каким-то суком.

– Это тебе уже не понадобится, – успокоила его Сьюзен и почувствовала, что страшно хочет спать.

– Мы все обсудили и решили, что должны вернуться. Помочь тебе, – сказал Перепой.

– А, мужество на демократической основе, – усмехнулась Сьюзен. – Там больше никого нет. Они ушли. Не знаю, куда именно.

О боже явно повеселел и опустил свой сук.

– Ну, не то чтобы я не… – начал было он.

– Но там действительно нужна ваша помощь. Ступайте и помогите Банджо навести порядок.

– Банджо?

– Он теперь отвечает за этот дом. – Фиалка рассмеялась.

– Но он же…

– Теперь он самый главный, – устало произнесла Сьюзен.

– Хорошо, – согласился о боже. – По крайней мере, мы можем говорить ему, что нужно сделать.

– Нет! Слишком много людей говорили ему, что надо делать. Он знает, что делать. Просто помогите ему обустроиться, хорошо? Но…

Она посмотрела на о боже и запнулась. Лишь подумала про себя: «Но если Санта-Хрякус вернется, ты ведь исчезнешь…»

– Я, гм, с радостью откажусь от старой работы, – быстро произнес Перепой. – Мне надоело отдуваться за всех богов, пока они отдыхают. – Он бросил на нее умоляющий взгляд.

– Правда?

Сьюзен искоса глянула на Фиалку. «А может, все получится? Ведь она в него вроде бы верит… Впрочем, кто знает».

– Ну хорошо, – сказала она. – Развлекайтесь тут. А я возвращаюсь домой. Не слишком легким выдалось для меня страшдество.

Бинки ждала ее у реки.

Аудиторы явно нервничали. А как это было принято среди них, если возникала какая-нибудь серьезная ошибка, требующая немедленного исправления, они сразу искали, кто виноват.

«Это всё…» – сказал один.

И запнулся. Аудиторы существовали благодаря общему согласию, что делало поиск козла отпущения весьма проблематичным. Но потом Аудитор повеселел. В конце концов, если виноваты все, значит, не виноват никто. Именно такое положение вещей и называется коллективной ответственностью. Все можно было списать на невезение или еще на что-нибудь.

«К сожалению, люди могут заподозрить неладное, – сказал один. – Возникнут вопросы…»

«А как быть со Смертью? – сказал один. – Он же вмешался».

«Э… не совсем», – сказал один.

«Перестань, это же он подослал девчонку», – сказал один.

«Э… нет. Она действовала по собственной воле», – сказал один.

«Да, но он сказал ей…» – сказал один.

«Нет. На самом деле он специально ей не сказал…»

Один немного помолчал и добавил:

«Проклятье!»

«С другой стороны…» – сказал один.

Одеяния повернулись в его сторону.

«Да?»

«Настоящих доказательств нет. Ни контрактов, ни документов. Просто какие-то людишки совсем распоясались и решили напасть на владения зубной феи. Поступок, достойный сожаления, но к нам не имеет никакого отношения. Мы, понятное дело, шокированы…»

«Остается Санта-Хрякус, – сказал один. – Это не пройдет незамеченным. Возникнут вопросы».

Некоторое время они висели молча.

«Конечно, мы можем…» – наконец сказал один.

Он помолчал, испытывая отвращение при одной мысли об этом слове, но заставил себя продолжить:

«…Рискнуть».

«Постель, – думала Сьюзен, глядя на проплывающий мимо туман. – А утром такие простые человеческие вещи, как кофе и каша. И постель. Реальные вещи…»

Бинки остановилась. Сьюзен некоторое время смотрела вперед, между ее ушей, а потом чуть ударила ее в бока пятками. Лошадь заржала, но не сдвинулась с места.

Ее держала за уздечку костлявая рука. А потом материализовался Смерть.

– ЭТО ЕЩЕ НЕ КОНЕЦ. РАССЛАБЛЯТЬСЯ РАНО. ОНИ ВСЕ ЕЩЕ МУЧАЮТ ЕГО.

Сьюзен обмякла.

– Не конец чего? Кто такие они?

– ПОДВИНЬСЯ ВПЕРЕД, Я ПОВЕДУ. – Смерть вскочил на спину Бинки и обнял Сьюзен, чтобы взять поводья.

– Послушай, я столько…

– ДА. ЗНАЮ. КОНТРОЛЬ ВЕРЫ, – кивнул Смерть, когда лошадь поскакала вперед. – ТОЛЬКО КРАЙНЕ ПРИМИТИВНЫЙ УМ МОГ ДОДУМАТЬСЯ ДО ТАКОГО. ЭТО ВОЛШЕБСТВО НАСТОЛЬКО ДРЕВНЕЕ, ЧТО ПРАКТИЧЕСКИ ПЕРЕСТАЛО БЫТЬ ВОЛШЕБСТВОМ. НО КАКОЙ ПРОСТОЙ СПОСОБ ЗАСТАВИТЬ МИЛЛИОНЫ ДЕТЕЙ ПЕРЕСТАТЬ ВЕРИТЬ В САНТА-ХРЯКУСА.

– А ты чем занимался? – спросила Сьюзен.

– ДЕЛАЛ ТО, ЧТО ДОЛЖЕН БЫЛ ДЕЛАТЬ. СОХРАНЯЛ ПРОСТРАНСТВО. МИЛЛИОНЫ КОВРОВ СО СЛЕДАМИ НОГ, МИЛЛИОНЫ ЗАПОЛНЕННЫХ ЧУЛОК, ВСЕ ЭТИ КРЫШИ СО СЛЕДАМИ САНЕЙ… ТУТ У НЕВЕРИЯ ПОЧТИ НЕТ ШАНСОВ. АЛЬБЕРТ СКАЗАЛ, ЧТО ПО КРАЙНЕЙ МЕРЕ ЕЩЕ НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ НЕ ПРИТРОНЕТСЯ К ХЕРЕСУ. ЗАТО САНТА-ХРЯКУСУ БУДЕТ КУДА ВЕРНУТЬСЯ.

– И что же я должна сделать теперь?

– ТЫ ДОЛЖНА ВЕРНУТЬ САНТА-ХРЯКУСА.

– Зачем? Ради мира, доброй воли и звона волшебных бубенцов? Да всем наплевать! Он просто старый толстый клоун, который заставляет людей веселиться в страшдество! И я пережила все это ради какого-то старика, который лазает по детским спаленкам?

– НЕТ. РАДИ ТОГО, ЧТОБЫ СОЛНЦЕ ВСТАЛО.

– Но при чем тут Санта-Хрякус и астрономия?

– СТАРЫЕ БОГИ ПОДСТРАИВАЮТСЯ ПОД ТРЕБОВАНИЯ ВРЕМЕНИ.

Главный философ на Страшдественском пире не присутствовал. Он попросил одну из служанок принести поднос в его комнату, где он, так сказать, развлекался, а между играми вел себя так, как ведут себя все мужчины, когда неожиданно оказываются наедине с представительницей другого пола, – то есть пытался надраить башмаки о штанины и вычищал грязь из-под ногтей другими ногтями.

– Еще немного вина, Гвендолина? В нем почти нет алкоголя, – предложил он, нависая над феей веселья.

– Не буду возражать, господин философ.

– О, для вас я просто Гораций. Быть может, ваша курочка еще что-то хочет?

– По-моему, она куда-то ушла, – призналась фея веселья. – Боюсь, вы находите меня такой скучной… – И она громко высморкалась.

– Ну что вы! Как вы могли такое подумать? – успокоил ее главный философ.

Он очень жалел о том, что не успел прибраться в комнате или, по крайней мере, снять наиболее нескромные предметы одежды с чучела носорога.

– Все были так добры ко мне, – покачала головой фея веселья, вытирая мокрые глаза. – А кто был тот тощий волшебник, который все время корчил рожи?

– Казначей. Но почему бы вам…

– Он показался мне очень веселым.

– Это все пилюли из сушеных лягушек – он ест их горстями, – небрежно произнес главный философ. – Но почему бы вам…

– Как жаль. Надеюсь, они не вызывают привыкания?

– Уверен, он не стал бы их есть все время, если бы они вызывали привыкание, – пожал плечами главный философ. – Но почему бы вам не выпить еще бокал вина, а потом… а потом… – И тут ему в голову пришла удачная мысль: – А потом я бы показал вам Памятный зал аркканцлера Брюхха. Там такой интересный потолок. Клянусь, честное слово.

– Мне будет очень приятно, – призналась фея веселья. – Как вы думаете, это меня развеселит?

– Конечно развеселит! – воскликнул главный философ. – Определенно! Ну что ж! Итак, я сейчас пойду и… пойду и… я… – Он кивнул в сторону гардеробной, переминаясь с ноги на ногу. – Пойду и, э-э… пойду… просто…

Он стрелой влетел в гардеробную, захлопнул за собой дверь и окинул воспаленным взором полки и вешалки.

– Чистая мантия… – пробормотал он. – Причесать лицо, умыть носки, не забыть свежие волосы… Куда же запропастился этот лосьон вместо бритья?

С той стороны двери донесся упоительный звук – это высморкалась фея веселья. А с этой стороны двери раздался приглушенный вопль – то главный философ из-за спешки и по причине плохого обоняния плеснул себе в лицо скипидаром, которым обычно натирал ноги на ночь.

А где-то наверху очень толстый малыш с луком, стрелами и нарушавшими все законы аэродинамики крылышками тщетно бился в закрытое окно, на котором мороз рисовал изображение весьма привлекательной ариентированной дамы. На другом окне уже красовалось изображение вазы с подсолнухами.

А в Главном зале к тому времени рухнул один из столов. Количество перемен блюд не поддавалось подсчету, и каждый волшебник мог наслаждаться ими в меру своей скорости, но, чтобы особо медлительные едоки не задерживали всех остальных, была введена традиция безостановочной подачи еды. Благодаря этому волшебники могли часами наслаждаться добавками особо понравившегося супа, прежде чем приступить к освоению рыбных закусок.

– Ну, как себя чувствуешь, старина? – спросил сидевший рядом с казначеем декан. – Снова принимаешь пилюли из сушеных лягушек?

– Я, э… Я, э… Мне не так плохо, – ответил казначей. – Правда, э, правда, э, меня немного потрясло, когда…

– Жаль, потому что вот твой подарок на страшдество, – сказал декан, передавая ему маленькую коробочку, в которой что-то гремело. – Можешь открыть сейчас, если хочешь.

– О, как приятно…

– Лично от меня, – пояснил декан.

– Какая красивая…

– Знаешь, я купил это на собственные деньги, – признался декан, помахав ножкой индейки.

– Какая красивая упаковка…

– Истратил больше доллара.

– Ничего себе… – Казначей развернул подарок.

– Это коробочка для хранения пилюль из сушеных лягушек. Видишь? На ней даже написано: «Пелюли Ис Сушоных Легушек».

Казначей потряс коробочку.

– Мне так приятно, – едва слышно произнес он. – И там уже лежат пилюли. Как предусмотрительно. Они мне пригодятся.

– Да, – кивнул декан. – Я взял их с тумбочки в твоей комнате. В конце концов, я и так попал на доллар.

Казначей поблагодарил его кивком и аккуратно положил коробочку рядом со своей тарелкой. Сегодня ему разрешили пользоваться ножами. Сегодня ему разрешили есть все, а не только то, что приходится соскребать со дна тарелки деревянной ложкой.

В нервном предвкушении он посмотрел на жареную свинью и аккуратно заложил за воротник салфетку.

– Э… прошу прощения, господин Думминг, – дрожащим голосом произнес он, – ты не мог бы передать мне яблочный соус…

В воздухе прямо перед носом казначея раздался звук, словно разрывали ткань, за которым последовал громкий треск, и что-то с грохотом рухнуло прямо на жареную свинью. В воздух взлетели брызги соуса и куски жареного картофеля. Вставленное в рот свиньи яблоко с громким чпоком вылетело и угодило казначею прямо в лоб.

Проморгавшись, казначей опустил взгляд и понял, что целится вилкой прямо в лицо какому-то незнакомому человеку.

– Ага-га, – пробормотал он, и глаза его начали стекленеть.

Волшебники быстренько отодвинули в сторону перевернутые блюда и разбитую посуду.

– Он вывалился прямо из воздуха!

– Он что, наемный убийца? Или это дурацкая шутка студентов?

– И почему он держит в руке меч без клинка?

– Он мертв?

– Кажется, да!

– А я так и не успел попробовать этот лососевый мусс! Вы только посмотрите! Он попал в него ногой! Все разбрызгал! Ты свой будешь доедать?

Думминг Тупс с трудом пробился к столу. Он знал, чем обычно все заканчивается, если старшие волшебники пытаются кому-то помочь. С равным успехом можно предлагать утопающему стакан воды.

– Ему нужен воздух! – крикнул он.

– А откуда мы знаем, что он ему действительно нужен? – осведомился декан.

Думминг приложил ухо к груди упавшего человека.

– Он не дышит!

– Заклинание для дыхания, заклинание для дыхания, – пробормотал заведующий кафедрой беспредметных изысканий. – Э-э… может, использовать Прямой Респиратор Спольда? У меня он где-то записан…

Протянув руку сквозь толпу, Чудакулли без особого труда поднял одетого во все черное мужчину за ногу и сильно ударил чуть пониже спины.

Волшебники с удивлением посмотрели на него.

– Научился этому на ферме, – пояснил Чудакулли. – Приводил в чувство новорожденных козлят.

– Послушай, – покачал головой декан. – По-моему, это вряд ли…

Труп издал некий звук, отдаленно похожий на кашель.

– Разойтись! – взревел аркканцлер и одним взмахом свободной руки очистил стол.

– Эй, я же так и не успел попробовать эскаффе из креветок! – завопил профессор современного руносложения.

– А я и не знал, что оно у нас есть, – удивился заведующий кафедрой беспредметных изысканий. – Кто-то – не будем показывать пальцем – спрятал его за мягкопанцирными крабами, чтобы сожрать в одно лицо. Лично я считаю это подлостью.

Чайчай открыл глаза. Нервы у него были крепкими, потому что он пережил крупный план похожего на большую розовую планету носа Чудакулли, который в данный момент заполнял всю вселенную.

– Сейчас, сейчас… – пробормотал Думминг, открывая блокнот. – Это жизненно необходимо для развития натуральной философии. Ты видел яркий свет? А сверкающий тоннель? Покойные родственники не пытались общаться с тобой? Каким словом лучше всего описать то, что…

Чудакулли бесцеремонно оттолкнул его в сторону.

– В чем дело, господин Тупс?

– Я обязательно должен поговорить с ним, сэр. Он пережил предсмертное состояние!

– Мы все его переживаем. Оно называется жизнью, – фыркнул Чудакулли. – Убери свой карандаш. Лучше налей бедняге выпить.

– Гм… должно быть, это Незримый Университет? – спросил Чайчай. – А вы все – волшебники?

– Лежи спокойно, – посоветовал Чудакулли, но Чайчай уже поднялся на локти.

– У меня был меч, – пробормотал он.

– Он упал на пол, – жизнерадостно объявил декан и наклонился. – Но он выглядит так, словно… Ой, это я сделал?

Волшебники зачарованно смотрели, как от стола отваливается огромный кусок. Каким-то образом было разрезано абсолютно все: дерево, ткань, тарелки, столовые приборы. Декан готов был поклясться, что от оказавшегося на пути невидимого лезвия пламени свечи тоже осталась только половинка, но потом фитиль вдруг опомнился и исправил ситуацию.

Декан поднял руку. Все волшебники бросились врассыпную.

– Похоже на тонкую голубую линию в воздухе, – озадаченно произнес он.

– Прошу прощения, сэр, – вежливо произнес Чайчай, забирая у него меч, – но мне пора.

И с этими словами он выскочил из зала.

– Далеко не убежит, – сказал профессор современного руносложения. – Главные двери запечатаны Правилами Аркканцлера Спода.

– Думаешь, не убежит? – спросил Чудакулли. Издалека донесся грохот падающих дверей. – Даже если у него в руке меч, способный резать что угодно?

– Интересно, откуда он вывалился? – покачал головой заведующий кафедрой беспредметных изысканий и посмотрел на остатки страшдественского пира. – Нет, вы только посмотрите, какой аккуратный разрез…