Невидимка из Салема Карлссон Кристоффер

– Типа того. – Она посмотрела на башню. – Пойдем.

Юлия начала забираться наверх, вскарабкиваясь передо мной. Я следовал за нею, пока мы не очутились на самой верхней площадке.

– Здесь я и встретил Грима в первый раз, – сказал я.

– Вот как…

Она засунула руки под платье, и что-то маленькое и черное упало к ее лодыжкам.

– Расстегни джинсы, – прошептала она. – И сядь.

Дыхание Юлии обжигало мою шею. За ее плечом расстилался Салем и темнеющее небо. Я изо всех сил старался не закрывать глаза.

Я сижу в машине напротив твоего подъезда. Вижу тебя в окне, но ты меня не видишь. Это расстраивает меня. Я хочу, чтобы ты знал. Заградительная лента одиноко бьется на ветру. Людям становится плохо, когда они видят ее. Ты помнишь это? Но мы тогда были детьми и часто наблюдали ее. Мы привыкли.

До того, как папа умер, мы много разговаривали о маме.

– Я помню ее почти только по фотографиям, – сказал я, и это разозлило его, несмотря на то, что он был довольно слаб.

Я пытаюсь сказать, что это хорошо и я помню ее так, потому как другие воспоминания таковы, что люди скорее пытаются их подавить, несмотря на то, что были и хорошие моменты. Папа не слушает, не в состоянии.

Я рассказывал, как они встретились? Кажется, да, потому что ты мне рассказывал про своих. Их знакомство произошло в баре в Сёдертелье. Она работала в музыкальном магазине, и все парни в округе хотели ее, но она переспала только с двумя, прежде чем встретила папу. Она отдыхала с друзьями из музыкального театра Сёдертелье, а папа пошел туда с друзьями-сварщиками после работы. В баре она спросила, какую музыку он любит, и папа ответил:

– Я не слушаю музыку.

Мама улыбнулась и промолвила:

– Отлично.

По крайней мере, так папа рассказывает эту историю. Я появился на свет без каких-либо осложнений, все были безумно счастливы; единственной проблемой были деньги, которых и так всегда было в обрез. Отец уже тогда пил по-черному, и средств не хватало ни на что. Потом она опять забеременела. Я тогда был совсем маленьким и многого не помню, но впоследствии я начал собирать цельную картинку. После родов мама по какой-то причине впала в кому, и, когда очнулась спустя несколько дней, то сильно изменилась: апатия и безразличие сменялись непредсказуемыми приступами. Папа рассказывал, что через какое-то время он стал бояться, что она никогда не придет в норму, и плакал каждый вечер, потому что потерял свою возлюбленную.

– По крайней мере, я так чувствовал, – говорит он. – Но, возможно, мы потеряли друг друга намного раньше.

Я утверждаю, что он не прав, что это не так, хотя не совсем понимаю, о чем он говорит. Папа чувствует то же самое, но молчит – просто кладет свою руку на мою и смущенно улыбается, приговаривая, что в семейных делах подчас трудно разобраться.

Они с мамой были так похожи. Он сильно кричал на нее и редко хвалил за хорошее. Это его мучило, потому что он не знал, почему так поступал, но справиться с собою не мог. Он не доверял себе и старался не пить в ее присутствии.

Он стал отворачиваться не только от нее, но и ото всех. Он так и не смог уйти от мамы, она слишком сильно зависела от него из-за болезни. Он был хронически несчастлив, и ему было все сложнее и сложнее вставать по утрам и ходить на работу.

Папа слабо выдохнул и попросил воды. Я принес ему. Он спрашивает, как мои дела. Я говорю, что он – все, что у меня осталось. Он улыбается и говорит, что я ошибаюсь, но он ничего не знает.

XV

ПОЛИЦЕСКИЙ ПОДОЗРЕВАЕТСЯ В УБИЙСТВЕ

Сэм достает телефон и показывает заголовки последних статей газеты «Экспрессен». Я перевожу взгляд с экрана ее мобильного на свой.

Думаю, тебе нужно посмотреть новости.

Заметка Анники Юнгмарк короткая, но очень содержательная. Вчера, около десяти часов вечера несколько источников, близких к городской полиции, подтвердили, что в деле Ребекки Саломонссон наметились определенные сдвиги. Полиция подозревает, что к преступлению причастен сотрудник правоохранительных органов. «Полицейский был на месте происшествия во время, примерно совпадающее с временем убийства», – заявляет источник.

Установление личности полицейского не займет много времени. Так происходит всегда. Я облокачиваюсь на стойку бара и отрываю взгляд от телефона. Голова начинает кружиться. Сэм смотрит на меня с непонятным выражением лица.

– Лео, это…

– Это не я, – выдавливаю я из себя.

– Знаю.

Не знаю, поняла ли она меня правильно.

– Хорошо.

Сэм смотрит на экран моего мобильного.

– Что это?

– Кто-то отправляет мне сообщения.

– Кто?

– Без понятия.

То, что происходит следом, – неожиданно, но вместе с тем очень знакомо и естественно: Сэм накрывает своей ладонью мою. Боковым зрением я замечаю, как Анна изучает нас.

– Будь осторожен, – произносит Сэм.

– Буду стараться, – отвечаю я.

– Ты всегда так говоришь. – Она не отпускает мою руку. – Но ты никогда не соблюдаешь меры предосторожности.

Внезапно Сэм словно осознает, что делает, и убирает ладонь. В ее глазах я вижу отражение собственных чувств: между нами опять легла тень воспоминаний о Викторе.

– Если обсуждать больше нечего, то я пойду, – заявляет Сэм.

Я провожаю ее до двери. На улице все еще идет дождь. Улицы блестят оттенками черного, а над нами по небу проносятся облака. Уходя, Сэм не произносит ни слова, но бросает взгляд через плечо. Я прикуриваю сигарету и провожаю ее взглядом до тех пор, пока она не сворачивает за угол и не исчезает.

Я возвращаюсь в бар, усаживаюсь рядом со стойкой и прошу абсент.

– Что это было? – спрашивает Анна.

– Что – это?

Девушка ставит передо мной стакан, наливает абсент.

– Вот это все. Она, вы…

– Мы когда-то встречались.

– Ты уже говорил.

– У нас должен был родиться сын. Мы даже выбрали ему имя.

– Что случилось?

Я делаю глоток. Боль в висках начинает отступать.

– Автомобильная катастрофа.

– Он погиб?

– Да.

Анна облокачивается на стойку. Край стойки давит на ее грудь, делая вырез блузки глубже, чем он есть на самом деле.

– Ты психолог, – говорю я.

– Только учусь, – отвечает она.

– Что твои книги говорят о таких, как я?

– Без понятия. – Анна смотрит на часы. – Я могу закрыть бар, если хочешь.

– Почему?

– Ты выглядишь так… Словно тебе нужно расслабиться.

Она слегка улыбается. Я допиваю содержимое стакана слишком быстро. Абсент уже ударил мне в голову, и мир вокруг стал понемногу расплываться.

– Думаю, что ты совершенно права, – бормочу я в ответ и направляюсь к двери. – Но это не ты… Прости, но я хочу не те…

– Знаю, – говорит Анна. – Мне все равно.

Я так и не вышел наружу в этот раз.

Девушка подходит к двери и запирает ее. Направляясь ко мне, она медленно расстегивает блузку, а затем снимает ее и распускает волосы. Анна садится на соседний барный стул, и я делаю шаг вперед, оказываясь между ее ног. Она кладет руки мне на грудь, медленно проводит ладонями вниз по животу и начинает расстегивать на мне джинсы. Мне это нужно, и когда я закрываю глаза, то удивляюсь не черному, а красному, темно-красному цвету.

Внезапно начинают мелькать картины прошлого. Это похоже на те случаи, когда неожиданно в метро встречаешь человека, которого не видел сто лет. Вы перекидываетесь несколькими словами, и после краткой встречи прошлое настигает тебя.

…Мне тринадцать лет. Меня снова избили Влад и Фред, и мне нужно на ком-то отыграться. На ком-то, кто меньше меня. Его зовут Тим. Над нами висит тяжелое небо цвета мокрого снега. Я бью его в живот.

…Мне пять. Недавно я научился кататься на велосипеде. Отец пытается сфотографировать это, но каждый раз, когда он наводит объектив на меня, я падаю. И единственное, что попадает в кадр, – это мой брат, который катается где-то на заднем плане, невозмутимый и самоуверенный. У него большой велосипед с несколькими скоростями.

…Мне двадцать восемь или двадцать девять. Я недавно познакомился с Сэм. Она смеется над чем-то. Мы на корабле. Среди пассажиров я вижу одно лицо, мне кажется, что это Грим. Но это не он. Сэм спрашивает, все ли нормально. Я отвечаю, что да.

…Мне шестнадцать. Мы с Гримом стоим у подножия водонапорной башни. Он поругался с родителями. На дворе – конец весны, и Клас Гримберг недавно получил письмо от классного руководителя сына. Учительница сообщает, что безуспешно пыталась дозвониться до родителей. Грим ударил одноклассника, и, если это произойдет снова, она будет вынуждена сообщить в полицию. Клас сильно злится и напивается, пока ждет сына из школы. Когда Йон возвращается, они ругаются, и все заканчивается тем, что отец кричит на Грима, чтобы тот нормально вел себя в школе и не брал с него пример. А если тот не будет держать себя в руках, то получит по первое число. По крайней мере, Грим утверждает, что дело было именно так. Мы забираемся на башню и стреляем по птицам. Мой друг смеется, когда я говорю, что одна из туч напоминает моего знакомого, толстяка, которого зовут Багген. Другое облако похоже на Юлию. Этого я Гриму не говорю.

…В тот же год: на улице начало весны. Мы с Гримом около Хандена, ждем того, кто продаст нам немного травы. Никто из нас раньше не пробовал пыхать. На Йоне свитер с надписью MAYHEM[19]. Мы ждем среди домов. Внезапно из темноты показываются четыре парня в тяжелых ботинках, в косухах и с длинными волосами. Они подходят к нам и спрашивают, чем мы тут занимаемся и почему носим такую одежду. Парни показывают на свитер Грима, который виден из-под расстегнутой куртки. Они валят нас на землю, и ребра у меня потом болят еще несколько недель. Через какое-то время мы слышим, что люди, связанные с группой MAYHEM, сожгли несколько церквей в Норвегии и Гетеборге. Нам становится страшно. Грим выбрасывает свой свитер, и мы никому никогда об этом не рассказываем, даже Юлии. Это остается только между нами. Вечером того же дня мы возвращаемся домой на электричке, а из наушников громилы, сидевшего неподалеку, орет песня группы «The Prodigy» «Я – поджигатель, опасный поджигатель».

Через несколько дней после провала в Хандене мы покупаем марихуану у парня из Сёдертелье. Мы совершаем сделку в Рённинге, а потом курим, сидя у водонапорной башни. Я ничего не чувствую, и Грим, судя по всему, тоже. Но мы смеемся до боли в животах, потому что слышали, что так делают все накуренные. Во второй раз меня сильно бросает в пот и становится очень плохо. Грим выглядит не лучше. Мы лежим в траве на футбольной площадке на окраине Салема. На улице вечер, и воздух довольно прохладный.

Грим не может принять тот факт, что полицейские патрулируют Салем по вечерам. Каждый раз, когда мой друг видит полицейский автомобиль, он становится мрачным. На дворе начало лета 1997 года. Мой друг, как мне кажется, очень редко говорит о своем отце. А когда и рассказывает что-то, то делает это сухо, без деталей, и выглядит это так, словно что-то скрывается за его словами, что-то не выходит наружу. Как будто он сравнивает себя с Класом. Может быть, это из-за ссоры между ними. Я собираюсь спросить об этом Юлию, изложить ей свою теорию, но так и не делаю этого.

Спустя два месяца я встретил Класа Гримберга, когда мы вынуждены были ужинать с ними. Меня просто поразило то, как Грим похож на отца. Я хочу поделиться этим и с Йоном, и с Юлией, но все же оставляю мысли при себе, потому что не знаю, к чему это приведет.

– А что если самое важное в жизни человека, – сказал Грим однажды, когда мы ехали в электричке на север, – никогда не было задумано заранее?

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, подумай о судьбе, или как это, блин, назвать. Представь, что у меня никогда бы не было семьи. Что это не планировалось, а произошло чисто случайно. Я в том смысле, что… Посмотри на нас. Зная, как у нас обстоят дела дома, складывается впечатление, что все это – несчастный случай.

– Во всех семьях – бардак.

– Нет, не во всех.

…Мне семнадцать. Прошло несколько месяцев со смерти Юлии. Я улыбаюсь на камеру. Мы фотографируемся в школе, и я не знаю никого из тех, кто окружает меня.

XVI

Из «Юмкиля» Грим возвращался в одном из невзрачных белых автомобилей социальной службы. На улице было душно. Минуту назад я заметил Влада и Фреда, прошедших по соседней улице, дыханье перехватило. Мне было интересно, что они делали в Салеме. Я сидел на скамейке между домами Триады и пытался стать невидимым, пока они не скроются из вида.

Автомобиль остановился, и одна из задних дверей открылась. Показался Грим, державший сумку, ту самую – черную спортивную сумку, в которой он носил воздушное ружье в тот день, когда мы встретились. Было ощущение, что с тех пор прошло много времени, хотя на самом деле мы были знакомы менее полугода. Мужчина с густой седой бородой, в грязной кепке, с пакетом из винного магазина сидел на соседней скамейке. Он с опаской посмотрел на белую машину, а затем собрал свои вещи, с трудом поднялся и, пошатываясь, поплелся прочь.

Грим закрыл дверь машины, и шофер – мужчина, большего я рассмотреть не смог – повернул голову, развернулся и уехал так быстро, как будто у него были срочные дела в другом месте. Я встал, и Йон вздрогнул. Когда он увидел, что это я, замешательство на его лице сменилось улыбкой, и он поднял руку в знак приветствия. Я улыбнулся, но его возвращение, хоть и важное для меня, означало, что свобода, которой я сейчас обладал, была временной, а сейчас мне снова предстояло надеть смирительную рубашку.

Потом мы пошли к водонапорной башне. Казалось, что воздух застыл, а солнце светит прямо на нас. В машинах, проезжавших по улице, по большей части ехали семьи с вещами для кемпинга. На улице стоял конец июля, и до учебы было еще далеко. Грим был одет в футболку с короткими рукавами и шорты, но время от времени все равно вытирал пот со лба.

– Завтра я собираюсь в Уппсалу, – сказал он.

– Что ты будешь там делать?

– Встречусь с Джимми. Он все еще сидит в лагере.

– Ты не знаешь, как у него дела?

– Нет. Но думаю, что все нормально. В любом случае, ему лучше, чем парню, которого он ударил ножом.

Пойти к башне было идеей Грима. Лично я предпочел бы находиться там, где ничто не напоминало о Юлии. Вместо этого мы поднялись на самый верх. Мой друг уселся на выступ, на то самое место, где несколькими днями ранее сидел я, когда Юлия скинула трусики и забралась на меня. Это было как-то абсурдно, нереально.

– Над чем ты смеешься? – спросил Грим.

– Что?

– Ты смеялся.

– Ага. Да нет, ничего. Просто в голову пришла странная мысль.

– Когда мы встретились в лагере, – сказал Грим, доставая бутылку какого-то алкоголя и два стакана из своего маленького рюкзака, – мы даже не успели поговорить о тебе.

– По-моему. мы обсуждали другие, более важные вещи, – пробормотал я.

– Как проходит твое лето?

– Хорошо. Как мне кажется. Мике съехал из дома. Мы с отцом помогли ему с переездом и с тех пор не видели. – Я замолчал. Однако нужно было сказать что-то еще. – Я ужинал у вас дома.

Грим наполнил стаканы и протянул один мне. Сначала я сделал небольшой глоток, затем он.

– Чертовски крепкая. Думаю, это абсент или что-то в этом духе. – Он выпил еще. – Ты был у нас дома?

– Хотел одолжить диск, – ответил я.

– Какой?

Я пожал плечами.

– Не помню уже.

– Ага. Не до того было? – спросил Грим.

– Да.

– Отец заставил тебя поесть?

– Точно.

Где-то вдалеке раздался громкий звук, и завыли автомобильные сигнализации.

– Это, – начал Грим, – не вина Юлии, а вина мамы… Я говорил, что у нее проблемы?

Мне это было известно, но трудно было вспомнить, кто мне рассказал – он сам или Юлия. Все стало так сложно…

– Я не помню. Наверное.

– Ну, в общем, у нее есть проблемы. Они у нее столько, сколько я себя помню. Все идет какими-то волнами: то лучше, то хуже. Когда меня отправили в колонию, ей стало хуже. Если я правильно понял. И отец неосознанно – по крайней мере, я думаю, что это так – возложил вину за все на Юлию. Я толком не знаю, просто стараюсь держаться в стороне. Мне это нетрудно, даже в каком-то смысле нравится. Лучше не влезать в это, особенно когда видишь, как туго приходится Юлии. Но дома из-за этого оставаться невозможно. – Он рассмеялся. – Несмотря на все это дерьмо в колонии, было не так уж и плохо уехать из дома. Понимаешь? Мне кажется, что я вообще не понимал, насколько все было плохо, пока не взглянул на это со стороны.

– Вы можете попросить о помощи, – произнес я.

– Кого?

– Не знаю. Социальные службы…

– Социальные службы могут катиться к черту. Они уже копались в нашем белье.

– Кого-нибудь другого?

– Ну, кого? – спросил Грим. Он выглядел очень измученным. – Кого нужно просить о помощи? К кому обращаться? И это должен делать я?

– Не знаю, – ответил я.

– Хватит говорить «я не знаю». – Он прислонился затылком к башне и закрыл глаза. – Когда я сейчас пришел, чтобы оставить вещи, дома царил настоящий хаос. Думаю, что мама забыла принять таблетки, а отец напился. Он снова начал работать, а когда он работает, то пьет еще больше, чем обычно, – наверное, потому, что у него кошмарная работа.

Какое-то время мы сидели молча. Я хотел уйти, чтобы увидеть Юлию, узнать, как у нее дела. От переживаний мои ладони стали холодными и мокрыми от пота.

– Я видел Влада и Фреда.

– Что? – спросил Грим.

– Влад и Фред.

– Те идиоты, которые доставали тебя?

– Да. Я видел их сегодня. Думаешь… – После глотка из стакана в горле ужасно запершило, а в желудке разгорелся огонь. Изо всех сил я старался скрыть свой испуг. – Думаешь, они вернулись назад?

– С какой стати кому-то сюда возвращаться? Они просто были у кого-то в гостях или типа того.

Грим достал CD-плеер из рюкзака и дал мне один из наушников. Мы сидели и слушали музыку, пока батарейки не разрядились. Домой я возвращался уже в темноте и боялся столкнуться с Владом и Фредом. Но этого не случилось, и вообще я больше никогда их не видел.

– Ты какой-то невеселый, Лео. – Отец оторвался от газеты и поставил чашку с кофе на стол.

– Просто устал. – В голове шумело и, каждый раз, когда я моргал, глаза щипало. – Я поздно вчера лег.

– Поздно. – Отец задумчиво кивнул. – Я не слышал, когда ты вернулся домой.

– Не знаю, сколько было времени.

– По крайней мере, принимая во внимание то, как ты пахнешь, не трудно догадаться, чем ты занимался, – сказал он.

– От меня не пахнет.

– Да уж. Лучше сказать – воняет.

– Маме не говори, – сказал я, медленно прожевав кусок поджаренного хлеба.

– Откуда вы взяли алкоголь? Какая-нибудь контрабанда?

– Нет, пап, – ответил я и вздохнул.

– Я не могу запретить тебе пить. Мы всегда разрешали Мике. Но…

– Вообще-то запрещали, – послышался голос мамы, а вскоре и ее шаги, приближавшиеся к кухне. С очень недовольным выражением лица она посмотрела на меня. – Если еще раз выпьешь, будешь сидеть дома.

– Анни, – начал отец, – он не…

– Нет, – безапелляционно заявила мама и посмотрела на отца. – Хватит уже. Его дома-то не бывает.

– Анни, дай мне поговорить с ним.

Мама посмотрела на меня, затем – на своего мужа и снова на меня.

– Ты будешь вести себя нормально, начиная с этой секунды, – сказала она и ушла.

Отец выглядел усталым. Он сделал глоток кофе и начал рассматривать недоеденный кусок хлеба на моей тарелке.

– Ты не будешь доедать?

– Я не голоден.

– Тебе нужно поесть. – Он замолчал на секунду, словно задумавшись. – И мне, и маме было бы легче, если б ты нашел работу.

– Папа, бли…

– Да, да, да, – перебил он и поднял руки, словно извиняясь. – Я знаю. – Он облокотился на стол и нагнулся вперед. – Мама права, Лео. Но есть же еще что-то, да?

– Что ты хочешь сказать? – пробормотал я.

– Как я уже сказал, ты выглядишь грустным. – Он сделал паузу, но понял, что больше я ничего не отвечу, и продолжил: – Ты можешь поговорить со мною, если хочешь.

Я неуверенно взглянул на него.

– Как хорошо ты знаешь тех, кто живет в Триаде?

Отец удивленно поднял брови.

– Здесь никто никого не знает, даже собственных соседей. То есть, нельзя сказать, что я с кем-то тут вообще знаком.

– О’кей.

– Речь о ком-то, кто живет в нашем доме?

– Нет. – Я кивнул головой в сторону окна. – О ком-то из того дома.

Отец проследил за моим взглядом и увидел дом, в котором жила семья Гримбергов.

– Я понимаю.

– Ты знаком с кем-нибудь из того дома?

Он отрицательно покачал головой и отпил кофе.

– Это девушка.

– Почему ты так решил?

– Отцы чувствуют такие вещи.

Я сделал глубокий вдох. Отец выглядел так, словно ждал чего-то. По крайней мере, он попытался. Я встал из-за стола и, не сказав ни слова, пошел в свою комнату. Закрыл дверь и сел у окна, глядя на дом, где жили Гримберги, в надежде увидеть Юлию.

За окном ничего не происходило. Мне стало жалко себя, а отец так и не зашел ко мне. В конце концов я улегся на кровать и слушал музыку весь остаток дня. Была мысль позвонить им, но было страшно, что трубку возьмет Грим и, я уверен, почувствует подвох. А если на звонок ответит Юлия, то брат спросит, с кем она говорила и ей придется лгать. Обманывать у нее получалось не очень хорошо, и мне в ней это нравилось, но в данном случае это скорее было бы недостатком.

В конце концов, я все же набрал номер.

– Диана Гримберг.

– Я… Это Лео. А…

– Минутку, – ответила она. – Юлия. Телефон.

Невероятно тихий голос матери Грима было невозможно услышать, если не стоять рядом. Может быть, у человека развивается какая-то чувствительность или обостренное внимание, если он живет с кем-то типа Дианы Гримберг, потому что вскоре я услышал приближающиеся шаги.

– Кто это? – спросила Юлия свою маму, но та не ответила. – Алло, – наконец в трубке раздался знакомый голос.

– Привет, – сказал я.

– О. Привет. Подожди.

Шаги. Слышно, как открывается, а потом закрывается дверь. Играет музыка, затем тишина.

Мы говорили и не могли наговориться. Через несколько дней мне придется уехать на неделю на остров Эланд. Там живет мой дядя с семьей, и мы всегда проводили неделю в конце летних каникул у них в гостях. Больше мы никуда не выезжали. Мой брат всегда ездил с нами, но не в этот раз. Ему нужно было работать.

– Почему ты не сказал об этом? – спросила она. Ее голос звучал немного расстроенно.

– Я сначала… Я думал, что не поеду.

– Почему нет?

– Из-за тебя.

– Понятно, – сказала Юлия. – А теперь, значит, все же собрался.

– Да, придется.

– А что изменилось?

– Не знаю… Ничего.

– Но что-то ведь должно.

Я лежал и долго слушал ее дыхание. Интересно, вдруг Грим за стеной слышит, о чем мы разговариваем…

Время на Эланде шло ужасно медленно. Мы вернулись через неделю, и в Салеме кое-что уже успело случиться. Около Дома молодежи я встретил Грима – его глаз заплыл и светился сине-лиловым цветом. Он пытался скрыть это парой солнечных очков «Wayfarer», но безуспешно. Синева была слишком густой. Мы нашли скамейку под солнцем. Грим рассказал, что сделал идентификационную карточку одному парню, который попытался пройти по ней в клуб.

– С карточкой все было в полном порядке, – сказал Йон. – Не в порядке было что-то с этим идиотом. Он хотел пройти туда, куда вход разрешен с восемнадцати, и я устроил ему это. Не поверишь, этот придурок пошел туда, где возрастное ограничение двадцать лет. Ему, разумеется, отказали, потому что была пятница. Что же он делает тогда? Едет в Салем с парой приятелей, чтобы найти меня, потому что считает, что я надул его. Они пришли к нам домой. Когда отец узнал, что произошло, он был пьян и поэтому выгнал меня из квартиры. Ну, а на улице ждал тот парень и его дружки. Я получил в глаз быстрее, чем успел оттуда убраться. – Грим пожал плечами. – Вот такая неприятная история.

– Но почему отец-то тебя выгнал?

– Он не выгонял меня, в общем-то. Просто носился за мной. Но лучше было убраться оттуда, чем быть пойманным.

Я попытался представить, как Клас Гримберг гоняет своего сына по дому. Во время ужина у Гримов что-то во взгляде его отца говорило о том, что он действительно на такое способен, даже если сейчас спокоен. Но тогда он был трезв.

Страницы: «« ... 678910111213 »»

Читать бесплатно другие книги:

Известный певец, символ советской эпохи, дамский угодник Леонид Волк обвинён в убийстве любовницы. В...
Прозаические образы поэта Анастасии Вольной. Притчи-сказки будут интересны как взрослым, так и подро...
Можно ли остаться человеком, если по ночам твоя душа вселяется в тело волка? Что делать, если душа о...
Зловещие и загадочные убийства в Нефритовом городе, красе и гордости Пяти королевств, заставили жите...
Знание о близости границы видимого мира и о том, что в любой момент кажущееся случайным стечение обс...
«Право на новую жизнь» — новый роман автора. В книге описаны проблемы современных школьников. Главна...