Невидимка из Салема Карлссон Кристоффер
– Как жизнь в Хагсетре?
– После того, как отсижу в Хаммаргордене, перееду.
– Куда?
– Албю. У меня там живет друг, иногда разрешает ночевать у него. И теперь он позволил мне жить у себя, так что мне есть куда идти. Я не могу оставаться дома. Папа пьет большую часть времени. Я пытался разобраться со счетами, но деньги кончились. Я даже платил какую-то часть расходов сам. И мама… дома не живет. – Он снова поднял взгляд на башню. – Ты все разрушил. Не Тим. Это ты заставил его вести себя так. Ты, долбаный травильщик. После всего того, о чем мы говорили, именно про это дерьмо, выясняется, что ты в точности такой же. И это ты принудил Юлию… она была умная, Лео, она никогда бы не зашла так далеко.
– К чему я ее принуждал? Встречаться со мной?
– И ты ничего не сказал, – продолжал Грим, как будто не слушая меня. – Ни о Тиме, ни о Юлии. Ты вообще ничего не сказал. – Он хохотнул. – Господи, как же ты заврался… Я даже не могу вспомнить, сколько раз, потому что их было слишком много.
– Она тоже ничего не рассказала.
Я почувствовал удар в грудь, как он схватил меня за куртку, и земля ушла из-под ног. Я ударился затылком о замерзшую землю, и голову пронзила резкая боль. Грим грубо прижал локоть к моему горлу, почти прижался лицом к моему лицу, и я глядел в его потемневшие глаза. Я не мог пошевелиться.
– Не сваливай все на нее, – сказал он, повышая голос и уже практически крича. – Тебе ясно? Ты понял?
– Прости, – выдавил я треснувшим голосом.
Рука Грима затрудняла дыхание. Он не сводил с меня глаз. Потом моргнул, отпустил меня и выпрямился. Я поднялся с земли. В затылке ломило. Грим уже отвернулся и удалялся от меня. Он остановился, обернулся, открыл было рот, чтобы что-то сказать, но не смог и просто выдохнул. Я переводил дыхание и разглядывал его.
– Возможно, увидимся еще, Лео, – сказал он под конец.
Тогда я последний раз видел Грима. Больше я ничего про него не слышал и никогда не встречал. Наступило лето, и на этот раз мне удалось получить подработку уборщиком на частной фирме в Салеме. Мои родители были довольны, но ничего не говорили. Я продолжал проходить терапию с Марком Левином. Я стал больше доверять людям. Это заняло какое-то время, но оно отнюдь не было бесполезным, и, когда я осознал, что могу в целом продолжать жить, то глубоко поразился. Юлия по-прежнему снилась мне, я часто посещал ее могилу. Каждый раз, когда проходил сквозь ворота церковного кладбища, я ждал, что встречу там Грима, но этого так и не произошло. Окольными путями я выяснил, что его исключили из «Хаммаргордена» и перевели в «Юмкиль». Уже не в лагерь, а в тюрьму. Причиной послужило то, что он ударил кого-то ножом во время ссоры с другим парнем, во время которой тот выкрикнул, что Грим может трахнуть свою сестру.
Я уехал из Салема, когда мне было двадцать. Следующей зимой кто-то зарезал Даниэля Вретстрема, молодого скинхеда, который выбрался в столицу погулять. Помню, мне было интересно, был ли совпадением тот факт, что все произошло в Салеме. Что-то наталкивало меня на такие мысли. Несколько имен преступников мне были знакомы. То были младшие братья моих старых знакомых.
Тима я тоже больше никогда не встречал, несмотря на то, что несколько раз планировал навестить его. Я слышал, что он пытался покончить с собой. Первая попытка случилась в ночь после суда. Тогда он использовал таблетки. Через несколько недель поранил себя бритвенным лезвием, которое ухитрился пронести с собой. Третья попытка через месяц или около того также закончилась провалом. Тим умер от передозировки примерно через год.
Я размышляю обо всех тех, кто исчез, как Влад и Фред. Не представляю, где они сегодня и живы ли вообще. То же самое произошло с некоторыми другими моими знакомыми: они просто исчезли со временем, как будто земля разверзлась и поглотила их.
Иногда я вижу парочки, гуляющие рука об руку. Они выглядят счастливыми, смеются, как будто их жизнь безоблачна, как будто они никогда не теряли никого раньше, и, конечно же, не потеряют друг друга. Если б они только знали, как быстро это может случиться… Я знаю. И ты знаешь, правда? Ты помнишь. Но речь сейчас на самом деле не о тебе.
Временами при виде их я хочу совершить что-то решительное – например, растащить их в разные стороны. Может, потому что завидую, а может, для того, чтобы они поняли, что ничто не может продолжаться вечно. Есть ли у меня право сделать это? Ведь я знаю, что что-нибудь обязательно случится с ними раньше или позже. Есть ли у меня право рассказать им об этом?
Я тоже любил когда-то. Ее звали Аня. Мы познакомились на тусовке у одного друга, предварительно поссорившись. Мы с нею не поделили последний грамм героина нашего общего знакомого. Все закончилось тем, что она ударила меня в лицо и забрала пакетик, но потом ей стало так стыдно, что она захотела поделиться. Я подумал, что это было здорово, и довольно скоро заметил, что никогда раньше не испытывал таких чувств. Аня умела смотреть прямо внутрь меня. Я безумно влюбился, до такой степени, что мы скрывали нашу любовь ото всех, чтобы никто не мог помешать нам. Ты узнаешь это чувство? Думаю, да.
Однажды я приехал к ней в гости, а ее не было. Остались только мебель и следы обыска. Ее посадили в «Кроноберг» и приговорили к двум годам лишения свободы в «Хинсеберге» за наркотики. Я не осмелился навестить ее, потому что боялся, что они выследят меня. Мы пытались поговорить по телефону, но это было сложно – частично из-за моих страхов, частично потому, что Аня все больше отдалялась от меня. Она и на свободе была переменчивой, но не так, как в тюрьме. Заточение сломало ее.
Я слышал, что она повесилась в своей камере. Она пыталась послать мне письмо, но его, по какой-то причине, изъяли по дороге в тюрьме. Изъяли и сожгли. Это случилось в 2002 году, и я так и не узнал, что она хотела сказать мне. В конечном итоге, это и подтолкнуло меня сделать так – рискнуть и исчезнуть.
Те счастливые прогуливающиеся парочки… В определенный момент я хочу сделать им больно, потому что они есть друг у друга, потому что мир – несправедлив. Мне интересно, сколько я смогу еще пройти. А тебе?
XXIII
Над высотными зданиями Албю простираются низкие облака, будто бы усердно пытаясь не задеть крыши и не упасть на землю. Поздний вечер, повсюду горят маленькие квадратные огоньки-окна квартир и домов. Пройдя через турникет, я оглядываюсь, будто бы Йозеф Абель должен появиться где-то здесь по моему желанию.
После допроса Колла, после того, как Бирк выпустил меня из комнаты, я схлестнулся с ним. Бирк попросил меня разъяснить, какого черта там происходило. Я ответил лишь, что времени объяснять нет, нужно идти.
– Останешься здесь, – сказал Бирк, крепко вцепившись в мое плечо.
– Ты много услышал?
– Много чего?
– Из того, что он сказал.
– Не очень, но достаточно, чтобы понять, что ты ему угрожал. – Он смотрел на меня. – Зачем ты пытался ударить его?
– Не знаю, – промямлил я. – Потерял самообладание.
– Это очень плохо, Лео. Это и другое… – Он помотал головой. – Не знаю, что делать дальше.
– А позднее мы не можем это решить?
Взгляд Бирка был прохладным.
– Отпечаток на украшении, Лео. Нужно узнать, как он там оказался.
– Смогу рассказать завтра. Тебе нужно найти некоего Даниэля Берггрена. Тебе нужно пообщаться с представителями NOVA.
– Не говори мне, что я должен делать. – Он глубоко вздохнул. – Подождем до завтра.
– Зачем?
– Если NOVA вмешается, по-быстрому закончить не удастся. Да и нет дополнительных ресурсов. Все задействованы на краже дорогих машин в Лэнне.
– Завтра может быть слишком поздно, – сказал я и пошел прочь.
– Лео, – грозно позвал Бирк. – Ты пойдешь домой и будешь ждать там, пока я снова не поговорю с Коллом. Я должен заставить говорить этого ублюдка. Вообще, хотелось бы, чтобы ты остался здесь, но я и так уже слишком много правил нарушил. Завтра придешь сюда и расскажешь, что знаешь. – Он взглянул на свои часы. – Я приставлю патрульный автомобиль к твоему дому. Мне нужно знать, где ты находишься.
– Не надо этого делать. Люди с Чапмансгатан уже достаточно полицейских автомобилей насмотрелись.
– И трупов тоже, – без какой-либо интонации подтвердил Бирк. – Я действительно не хочу, чтобы они опять увидели труп. В особенности твой.
С кружащейся головой я направился домой. Впервые я осознавал, что это, должно быть, именно он. Я пытался понять, что чувствую. Печаль? Что-то подобное. Я был расстроен тем, что ему пришлось зайти так далеко, чтобы защитить себя. Но это все еще не объясняло, почему он велел Коллу положить ей в руку цепочку. Я было собрался отправить ему смс-сообщение, но внезапно почувствовал неуверенность. Казалось, теперь он был еще более непредсказуем, чем когда-либо.
Затем я заметил проезжающий патрульный автомобиль, который остановился на улице. Половина его пассажиров покинула машину и пересекла улицу, зашла в дом. Подойдя к раковине, я выпил стакан воды, проглотил «Собрил» и стал ждать, когда постучат в дверь.
За дверью стоял человек с серьезным лицом и дружелюбными голубыми глазами.
– Всё в порядке? – спросил он.
Я посмотрел на знак отличия, нашитый у него на плече.
– Вы инспектор?
– Уже два года. А что?
– Меня это заставляет почувствовать себя важной персоной. – Мне удалось улыбнуться. – Всё в порядке.
Он кивнул и ушел. Я подождал какое-то время, поел, затем, оставив свет включенным, вышел через боковой вход – так же, как я выходил тогда, когда Ребекка Саломонссон была найдена мертвой. Похоже, что за мной никто не последовал. Я отправился в Сёдермальм и прошел мимо студии Сэм. Свет горел, она была внутри. Я огляделся, но ничего необычного не увидел. Улица погружалась в сон, с Сэм было все в порядке. Я развернулся и еще раз прошел мимо студии. Сэм не видела меня. Она сидела с татуировочной машинкой в руке, склонившись над девушкой, которая сидела к ней спиной. Я часто так делал – прогуливался мимо ее студии, все чаще после развода и Виктора. Об этом я никому не рассказывал, даже моему психологу. В любом случае я размышлял над тем, знает ли Сэм об этом. Может быть.
Невдалеке сверкает неоновая вывеска ALBY LIVS 24-7. Похоже, что магазин закрыт, но, возможно, именно так и было задумано.
Это небольшой магазинчик, переполненный разными товарами. В нем чувствуется резкий запах – смесь специй и чистящих средств. Откуда-то я слышу смех и разговоры на языке, которого не понимаю. Похоже на испанский, думаю я, но вперемешку еще с каким-то диалектом. Этот магазин кажется больше, чем на самом деле, поскольку его полки расставлены сложно, приходится пройти через этот лабиринт, чтобы попасть к кассе. Ленты для продуктов на кассе нет, только прилавок, как в обычном киоске. Два парня и две девушки стоят полукругом перед прилавком, словно зачарованные действиями кассира. Похоже, они не замечают меня.
Он кажется слишком старым, чтобы быть их отцом, глаза у него большие, карие, а брови широкие. Кудрявые волосы взлохмачены, когда-то они были черными, сейчас – седые. Борода пышная, острижена аккуратно.
– Не нашли то, что искали? – спрашивает он, видя, что в руках у меня ничего нет.
– Еще нет, – отвечаю я.
Он переводит взгляд на меня, затем на двух мужчин, затем опять на меня.
– Вы из полиции?
– Не совсем.
– Что это значит? – спрашивает один из парней.
Он и его приятель – высокие и худощавые. На одном черная кожаная куртка, на другом – толстовка с надписью RATW[23] на груди. Я задумываюсь о том, что значат эти буквы.
– Не уверен, что отстраненный полицейский считается полицейским…
Парень постарше пристально буравит меня взглядом перед тем, как что-то быстро и резко сказать остальным. Одна из девушек носит ярко-зеленую короткую юбку, дырявые колготки, тяжелые ботинки и короткую джинсовую куртку, всю утыканную булавками, цепями и заклепками. Ее руки скрещены, а когда куртка сползает с груди, один из парней пялится на ее декольте.
– Эй, может, хватит? – говорит она.
В ее рту что-то щелкает при разговоре – похоже на звук пирсинга, ударяющегося о зубы.
Парень смеется над нею.
– Мне нужен Йозеф Абель, – произношу я.
Я не ожидаю такой тишины.
– Зачем он вам нужен, мой дорогой друг? – спрашивает кассир, с виду невозмутимый. – Вы его ищете? И с чего вы взяли, что мы знаем, где он?
– Мне просто рассказали про Йозефа Абеля, которого здешние могут знать.
– Могут? – Кассир вопрошающе смотрит на девушку в джинсовой куртке, которая повторяет мое слово по-испански. – Ага, примерно так же, – говорит он. – Да. Вообще-то… люди здесь кое-что о нем знают. – Он улыбается, возможно, радуясь тому, что выучил новое слово. – К Йозефу приходят только тогда, когда требуется помощь.
– Мне нужна помощь.
Он щурится, глядя на меня, будто бы пытаясь понять, не вру ли я.
– У вас есть оружие?
Я мотаю головой.
Парень в кожаной куртке подходит ко мне и начинает меня обыскивать, плечи, спину, бедра, живот, ноги. Он делает это тщательно, будто это для него привычное занятие, а когда он двигается, я чувствую запах дешевой туалетной воды. Завершив обыск, он поворачивается к кассиру.
– Он чист, Папочка.
– Неприятно беспокоить старика так поздно, – говорит Папочка и проводит рукой по бороде. – У вас должно быть важное дело.
– Да. Все, что мне нужно, – одно имя. Не более.
– Вы из диалоговой полиции[24], да?
– Вовсе нет.
– Откуда вы знаете, что Йозеф может вам дать необходимую информацию?
– Так сказал Петер Колл.
Он опускает голову, рассматривая прилавок, покрытый наклейками и рекламой сигарет и нюхательного табака, и, казалось, обдумывает несколько секунд ответ, после чего кивает девушке в джинсовой куртке.
– Карин, проводи его.
Она смотрит на меня, потом – на своего приятеля, который так ничего и не говорит. Ее карие глаза ничего не выражают, будто она видела слишком многое и ее невозможно ничем удивить.
– О’кей, – отвечает девушка и что-то вынимает из кармана.
– Тебе не стоит с этим разгуливать, – пытаюсь убедить ее я, глядя на нож.
– Вообще-то, – отвечает она, – стоит.
Выйдя из магазина и направившись к высокому зданию, Карин сопровождает меня, вплотную шагая рядом со мной и держа нож в одной руке; другая ее рука засунута в карман джинсовой куртки. Нож – хорошего качества, именно такие люди покупают в охотничьих магазинах. Рукоятка изготовлена по форме ладони и имеет небольшое закругление на гарде у лезвия. Я думаю о том, использовала ли она его когда-нибудь. Что-то подсказывает, что использовала. Потом пытаюсь угадать ее возраст. Определенно ей не более двадцати, а может и не больше восемнадцати. Она – высокая, а возраст высоких девушек мне всегда было определить сложнее. Ботинки Карин тяжело стучат по асфальту. Пока она шагает, ее одежда слегка позвякивает.
– Откуда ты знаешь Йозефа? – спрашиваю я.
– Он – тот, кого на самом деле зовут Папочка. Только Дино и Леель зовут Йорана Папочка, потому как они его настоящие родственники.
– А почему Папочка?
– Потому что Йозеф – он как папа. Или даже как дедушка. Он стар, но все еще тот самый Папочка. Наши отцы – ну, ты понимаешь, наши собственные – рассказывают истории о нем.
– Его действительно называют Человеком без голоса?
– Да.
– Почему?
– Он не может говорить.
– Почему?
– Ох. Ты задаешь слишком много вопросов.
– Позвоним в звонок?
Карин мотает головой. Мы находимся на верхнем этаже одного из этих домов.
– Он уже знает, – говорит она и открывает обычную деревянную дверь с прорезью для писем и черной надписью АБЕЛЬ на полоске, которая когда-то была белой.
Прихожая – большая и аккуратная, красно-коричневый ковер с путаным узором на полу приглушает звук наших шагов. Впереди коридор разветвляется и ведет в две комнаты. Справа – помещение, похожее на большую кухню, там стоят стол и стулья. Левая комната напоминает гостиную. Карин снимает ботинки и указывает мне сделать то же самое. Она заходит в левую комнату и шепчет что-то по-испански двум парням, сидящим в креслах с джойстиками от игровой приставки в руках. Перед ними стоит телевизор, на котором видна картина борьбы двух футбольных команд. На небольшом столе между ними лежат два черных пистолета. Один из парней ставит игру на паузу, смотрит вверх, называет имя Карин, затем Папочки и добавляет что-то еще.
– Что он сказал? – спрашиваю я.
– Что ты можешь пройти, – отвечает она. – Но только со мной.
За их спинами – две запертые двери. Один из парней указывает жестом на дверь и провожает нас взглядом.
Еще один парень возраста Карин открывает нам дверь. У него – густые темные волосы и бледная кожа, яркие голубые глаза и острый нос, сильно выступающий над верхней губой. Он смотрит на девушку и говорит:
– Уже поздно.
– Мы в курсе, спасибо, – отвечает Карин.
Интерьер комнаты включает односпальную кровать, кресло, телевизор и книжную полку. На полу лежит ковер. В кресле кто-то сидит – человек с желтоватой кожей и белым нимбом волос, его взгляд устремлен в книгу. Он одет в белую рубашку и серые брюки от костюма, держащиеся на подтяжках. Рубашка расстегнута, под нею виднеются майка и густые белые волосы на груди. Нос – костлявый и низкий, брови – прямые и широкие. Плечи расслаблены и склонены над книгой. Когда-то это были плечи борца или грузчика.
– Йозеф Абель? – спрашиваю я, стоя в метре перед ним.
Абель смотрит вверх, вытаскивает черную записную книжку в кожаном чехле из нагрудного кармана и выуживает откуда-то ручку. Шум его дыхания усиливается. Пока он пишет, я разглядываю шрам, обвивающий его шею – светло-розовый, неровный и грубый, с одной стороны и до другой, прямо над ключицами. Он передает мне записную книжку.
Знаю ли я тебя?
Затем он смотрит на меня и слегка склоняет голову набок, окидывает взглядом мои ноги, руки и плечи. Затем добавляет два слова:
Знаю ли я тебя, господин полицейский?
– Лео Юнкер, – отвечаю я, и на лице старика появляется удивление.
Ты был замешан в то дерьмо, которое произошло на Готланде.
– Да, к сожалению. Мне нужна помощь. Говорит ли вам что-нибудь имя Даниэль Берггрен?
Старик поднимает палец и поворачивается. Он оглядывается, поднимает книгу, лежащую на полу перед ним, вытаскивает из нее конверт и показывает мне. Он большой и белый, как открытка, мягкий, будто бы в нем было несколько листов. На конверте только одна надпись «Лео», написанная почерком, обладателя которого я не знаю.
– Это ведь от него? От Даниэля?
Абель кивает и передает конверт мне.
– Когда он его оставил?
Пришел человек, больше ничего не знаю.
– Я не очень в это верю.
Подозрительно, да?
Старик смеется, издевательски шипя.
– Вы поддерживаете связь с Даниэлем Берггреном?
Что случилось?
– Насколько хорошо вы его знаете?
Мышцы его лица напрягаются, он мрачнеет.
Достаточно хорошо. Прошу, скажи, что ты принес добрые вести.
– Нет, к сожалению, – отвечаю я.
Старик моргает. Если он шокирован или удивлен, то на его лице это никак не проявляется; может, что-то похожее на потрясение, после которого он пишет в своей записной книжке:
Самоубийство?
– Почти, – отвечаю я. – Убийство.
Жертва или преступник?
– Преступник, – говорю я и оглядываюсь, затем пододвигаю к себе стул и сажусь на него.
Врешь, это не может быть правдой.
– К сожалению, может.
Абель вздыхает; звук такой, будто бы его прокололи, и из него выходил воздух. Перевернув страницу своей записной книжки, он обнаруживает, что это была последняя. Старик открывает рот и произносит слова, смешанные с шипением, голос – надтреснутый, будто бы говорит призрак. Звук выходит настолько страшным, будто бы кто-то говорит с осколками стекла в голосовых связках. Мгновение спустя после того, как он умолкает, я слышу:
– Новую записную книжку.
Стоящий рядом с Карин человек покидает комнату и возвращается с новой записной книжкой. Через некоторое время подходит Карин, садится на корточки и начинает что-то шептать Абелю. Он рад ее видеть. Его глаза сверкают, и он улыбается, легонько похлопывая ее по щеке, пока она что-то рассказывает. Одну его руку девушка держит в своих. В моей руке остается взмокший от потных ладоней конверт.
Д не убийца, – пишет он.
– Возможно, что не основной исполнитель, – отвечаю я. – Но косвенно причастен. Мне нужно знать то, что вы знаете. Когда-то он был моим другом. Теперь я боюсь, что он может причинить людям вред.
Что ты хочешь знать?
– Как вы с ним познакомились?
Он пришел ко мне.
Перед тем как продолжить, Абель напрягает память:
После Юмкиля.
Он вопрошающе смотрит на меня.
– Я знаю, что такое «Юмкиль», – говорю я.
Нас познакомил его друг.
– Это был друг, у которого он тогда жил здесь в Албю?
– Хм, – кивая, сипит Абель. Пустой и хриплый звук напоминает издаваемое рептилиями шипение.
Д обладал кое-какими навыками.
– Я знаю.
Я следил за тем, чтобы он использовал их для помощи многим людям.
– Он помогал многим исчезнуть?
И приехать сюда со своей родины.
Абель колеблется, затем добавляет:
За деньги.
– А у вас деньги были, – говорю я.
Эти слова заставляют старика расплыться в улыбке, за которой виднеется рот почти без зубов, а те, что остались, – косые, неровные и болезненно желтые.
Слабо сказано, – пишет старик.
– Понимаю. Наркотики?
Абель замирает в кресле и долго меня рассматривает, будто решая что-то для себя.
Среди прочего. Но это было давно, теперь я стар.
– Вряд ли вы были молоды двенадцать лет назад.
Я был моложе, господин полицейский.
– Вы знали, что у Даниэля было другое имя? Что его звали Йон?
Не помню.
– Йон Гримберг.
Абель стучит по записи, которую только что сделал, чтобы убедить меня, а затем добавляет:
Мы называли его Невидимкой.
– Почему?
Старик пишет длинный ответ.
У него начались проблемы после одного дела с С, тогда он исчез, какое-то время от него не было вестей, затем он вернулся, будто бы это было видение.
– Когда вы последний раз видели Даниэля?
Пару месяцев назад.
– При каких обстоятельствах?
– Эй, – слышу я голос Карин за спиной, рука хватает меня за плечо. – Это допрос, что ли?
– Нет.
– Тогда полегче, улавливаешь? – отвечает девушка. – Отклонись назад. – Она ослабляет хватку. – Он начинает плохо себя чувствовать, если его торопят.
– Я не тороплю.
– Не ты это решаешь.
Абель примирительно улыбается и подмигивает Карин. По телевизору, работающему фоном, играет какой-то музыкальный клип. Огромный кит плывет в космосе и будто бы собирается поглотить землю. Выглядит забавно.
– Пару месяцев назад вы встретились с Даниэлем, – говорю я. – По какому вопросу?
Он пришел по делу.
– Кто-то должен был исчезнуть?
Абель кивает.
– Он по-прежнему использует имя Даниэль Берггрен?
Этим именем он всегда назывался при встрече со мной.
– Как вы связываетесь с Даниэлем, если он вам нужен?
Шлю письмо.
– На какой адрес?
Он что-то пишет, затем отрывает клочок бумаги и передает мне адрес почтового ящика.
– Это ведь не настоящий адрес.
У меня есть только этот.
Читать бесплатно другие книги:
