Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Том 3 Дюма Александр

– Каком?

Кольбер вздрогнул; он подумал, что дело идет о доносе, что с него сорвана маска. Одно слово Фуке, одно приведенное им доказательство, и юное благородство Людовика XIV одолеет расположение, которое он к нему, Кольберу, питает. И Кольбера охватил страх, как бы смелый удар врага не разрушил его хитрого сооружения. И действительно, ход был настолько хорош, что Арамис, ловкий игрок, не преминул бы сделать это.

– Ваше величество, – сказал невозмутимо Фуке, – раз вы были так милостивы, что простили меня, я с легкой душою могу сделать признание: сегодня утром я продал одну из своих должностей.

– Одну из должностей, которые вы занимаете! – воскликнул король. – Но какую же?

Кольбер мертвенно побледнел.

– Ту, ваше величество, которая давала мне право на долгополую мантию и суровый облик, – должность генерального прокурора.

Король невольно вскрикнул и взглянул на Кольбера. У Кольбера на лбу выступил пот; ему показалось, что еще немного – и его хватит удар.

– Кому же вы продали эту должность, господин Фуке? – поинтересовался король.

Кольбер прислонился к камину.

– Одному парламентскому советнику, ваше величество, его зовут господин Ванель.

– Ванель?

– Одному из друзей интенданта финансов господина Кольбера, – добавил Фуке с такой неподражаемою небрежностью и с таким безразличием и простодушием, что художник, актер и поэт должны раз и навсегда отказаться воспроизвести их кистью, жестом или пером.

Произнеся эти слова и раздавив Кольбера своим превосходством, суперинтендант снова почтительно склонился пред королем и вышел, наполовину отмщенный изумлением властителя и унижением фаворита.

– Возможно ли это? – сказал, обращаясь к самому себе, Людовик XIV после ухода Фуке. – Он продал должность генерального прокурора?

– Да, ваше величество, – отчеканил Кольбер.

– Он сошел с ума! – заметил король.

На этот раз Кольбер ничего не ответил. Он прочитал мысль своего господина, и эта мысль также была его мщением. К его ненависти присоединилась еще и зависть; и если его план состоял в том, чтобы довести суперинтенданта до разорения, то теперь над Фуке нависла еще и угроза опалы.

Отныне – и Кольбер это почувствовал – его враждебность к Фуке не встретит больше противодействия со стороны Людовика XIV, и первый же промах Фуке, который можно было бы использовать как предлог, повлечет за собой беспощадное наказание. Фуке выронил из своих рук оружие. Ненависть и зависть только что подобрали его.

Король пригласил Кольбера на празднество; Кольбер поклонился, как человек, который уверен в себе, и принял королевское приглашение, как тот, кто оказывает одолжение.

Король принялся составлять список приглашаемых в Во. Когда он дошел до имени де Сент-Эньяна, лакей доложил о приходе графа де Сент-Эньяна. При появлении королевского Меркурия Кольбер скромно ретировался.

XVII. Соперники в любви

Прошло не более двух часов, как Людовик XIV расстался с де Сент-Эньяном. Но, обуреваемый первым пылом любви, он испытывал настоятельную потребность непрерывно говорить о Лавальер, когда не видел ее. Единственный человек, с которым он мог позволить себе откровенность подобного рода, был де Сент-Эньян; итак, де Сент-Эньян стал ему насущно необходим.

– Ах, это вы, граф! – воскликнул король, обрадованный и тем, что видит де Сент-Эньяна, и тем, что не видит больше Кольбера, хмурое лицо которого неизменно портило ему настроение. – Так это вы? Тем лучше! Вы пришли очень кстати. Вы участвуете в нашей поездке?

– В какой поездке, ваше величество?

– В поездке, которую мы предпримем в Во, где суперинтендант устраивает для нас празднество. Ах, де Сент-Эньян, ты увидишь наконец празднество, рядом с которым наши развлечения в Фонтенбло – забавы каких-нибудь приказных.

– В Во! Суперинтендант устраивает для вашего величества празднество в Во? Только-то?

– Только-то! Ты очарователен, напуская на себя равнодушие. Да знаешь ли ты, знаешь ли, что едва станет известно об этом приеме в Во, назначенном суперинтендантом на следующее воскресенье, как все наши придворные начнут грызть друг другу горло, лишь бы получить приглашение? Повторяю тебе, де Сент-Эньян, ты участвуешь в этой поездке.

– Да, ваше величество, если не совершу прежде более отдаленной и менее привлекательной.

– Какой же?

– На берега Стикса, ваше величество.

– Куда? – воскликнул со смехом Людовик XIV.

– Нет, серьезно, ваше величество; меня побуждают отправиться в эти края, и притом в такой решительной форме, что я, право, не знаю, как отказаться.

– Я не понимаю тебя, мой милый. Я знаю, правда, ты сегодня в ударе, но не спускайся с вершин поэзии в укутанные мглою долины.

– Если ваше величество соблаговолите меня выслушать, я больше не стану вас мучить.

– Говори!

– Помнит ли король барона дю Валлона?

– Еще бы! Он отменный слуга короля, моего отца, и, честное слово, собутыльник не худший. Ты говоришь о том, который обедал у нас в Фонтенбло?

– Вот именно. Но ваше величество забыли упомянуть еще об одном его качестве – он предупредительный и любезный убийца!

– Как! Господин дю Валлон желает убить тебя?

– Или сделать так, чтобы меня убили, что то же самое.

– Ну что ты?

– Не смейтесь, ваше величество, я говорю чистую правду.

– И ты говоришь, что он добивается твоей смерти!

– В данный момент достойный дворянин только об этом и думает.

– Будь спокоен. В случае чего я сумею тебя защитить, если он в этом деле не прав.

– Ваше величество изволили произнести слово «если».

– Разумеется. Отвечай же мне, мой бедный де Сент-Эньян, отвечай так, как если бы дело касалось кого-либо другого, а не тебя. Прав он или не прав?

– Пусть судит об этом ваше величество.

– Что ты сделал ему?

– О, ему ничего. Но, по-видимому, одному из его друзей.

– Это то же, что ему самому, а его друг – один из четырех знаменитых?

– Нет, это сын одного из четырех знаменитых, всего-навсего сын.

– Но что же ты сделал ему?

– Я помог одному лицу отнять у него возлюбленную.

– И ты признаешься в этом?

– Нужно признаваться, раз это правда.

– В таком случае ты виноват.

– Значит, я виноват?

– Да, и по правде сказать, если он прикончит тебя…

– Ну?

– То будет прав.

– Ах, вот вы как рассудили, ваше величество?

– А ты недоволен моим решением?

– Я нахожу, что оно слишком поспешно.

– Суд скорый и правый, как говорил мой дед Генрих Четвертый.

– В таком случае пусть король сейчас же подпишет помилование моему противнику, который ждет меня близ Меньших Братьев, чтобы убить меня.

– Его имя и лист пергамента.

– Ваше величество, пергамент – на вашем столе, а что касается имени…

– Что же касается его имени?

– То это виконт де Бражелон, ваше величество.

– Виконт де Бражелон! – воскликнул король, переходя от смеха к глубокой задумчивости.

Затем, после минутного молчания, он вытер пот, выступивший на его лбу, и невнятно пробормотал:

– Бражелон!

– Ни больше ни меньше, ваше величество.

– Бражелон, жених…

– Боже мой, да! Бражелон, жених…

– Но ведь Бражелон находится в Лондоне?

– Да, но ручаюсь вам, ваше величество, сейчас он там уже не находится.

– И он в Париже?

– Точнее сказать, близ монастыря Меньших Братьев, где, как я имел честь доложить, он ожидает меня.

– Зная решительно все?

– И многое другое сверх этого! Быть может, ваше величество желаете взглянуть на послание, которое он мне оставил?

И де Сент-Эньян вытащил из кармана уже известную нам записку Рауля.

– Когда ваше величество прочтете эту записку, я буду иметь честь сообщить, каким образом я ее получил.

Король, явно волнуясь, прочел записку и сразу спросил:

– Ну?

– Ваше величество знаете некий замок чеканной работы, замыкающий некую дверь черного дерева, которая отделяет некую комнату от некоего бело-голубого святилища?

– Разумеется, от будуара Луизы?

– Да, ваше величество. Так вот, в замочной скважине этой двери я и нашел записку. Кто всунул ее туда? Виконт де Бражелон или дьявол? Но так как записка пахнет амброю, а не серой, я решил, что это сделано, очевидно, не дьяволом, а господином де Бражелоном.

Людовик склонил голову и грустно задумался. Быть может, в этот момент в его сердце шевельнулось что-то вроде раскаяния.

– Ах, – вздохнул он, – значит, тайна раскрыта!

– Ваше величество, я сделаю все от меня зависящее, чтобы она умерла в груди, которая ее заключает, – сказал де Сент-Эньян с чисто испанской отвагой. Он шагнул к двери, но король жестом остановил его.

– Куда вы идете? – поинтересовался он.

– Туда, где меня ждут, ваше величество.

– Для чего?

– Надо полагать, чтобы драться.

– Драться! – вскричал король. – Погодите минуту, граф.

Де Сент-Эньян покачал головой, как ребенок, недовольный, когда ему мешают упасть в колодец или играть с острым ножом.

– Но, ваше величество…

– Прежде всего, – сказал король, – я еще должным образом не осведомлен.

– О, пусть ваше величество спрашивает, и я разъясню все, что знаю.

– Кто вам сообщил, что господин де Бражелон проник в эту комнату?

– Записка, которую я нашел в замке, о чем я уже имел честь докладывать вам, государь.

– Что тебя убеждает, что это он всунул ее туда?

– Кто другой решился бы выполнить подобное поручение?

– Ты прав. Как же он мог проникнуть к тебе?

– Вот это чрезвычайно существенно, так как все двери были заперты на замок и ключи находились в кармане у Баска, моего лакея.

– Значит, твоего лакея подкупили.

– Невероятно, ваше величество!

– Что же здесь невероятного?

– Потому что, если б его подкупили, он мог бы понадобиться еще не раз в будущем, и бедного малого не стали бы губить, так явно показывая, что воспользовались именно им.

– Правильно. Значит, остается единственное предположение.

– Посмотрим, ваше величество, то ли это предположение, которое возникло и у меня.

– Он проник к тебе, пройдя лестницу.

– Увы, ваше величество, мне кажется это более чем вероятным.

– Значит, все-таки кто-то продал тайну нашего люка?

– Продал или, может быть, подарил.

– Почему такое различие?

– Потому что иные лица стоят так высоко, что не могут продать; они могут лишь подарить.

– Что ты хочешь сказать?

– О, ваше величество обладаете достаточно тонким умом, чтобы самостоятельно догадаться и избавить меня, таким образом, от затруднения назвать…

– Ты прав. Принцесса!

– Ах! – вздохнул Сент-Эньян.

– Принцесса, которая обеспокоена твоим переездом.

– Принцесса, которая располагает ключами от комнат всех своих фрейлин и которая достаточно могущественна, чтобы открыть то, чего, кроме вашего величества и ее высочества, никто не мог бы открыть.

– И ты думаешь, что моя сестра заключила союз с Бра-желоном?

– Да, ваше величество, да…

– И даже сообщила ему все эти тонкости?

– Быть может, она сделала даже больше.

– Больше… Договаривай.

– Быть может, она сама проводила его.

– Куда? Вниз? К тебе?

– Вы думаете, что это невозможно, ваше величество?

– О!

– Слушайте, ваше величество. Вы знаете, что принцесса любит духи?

– Да, эту привычку она переняла у моей матери.

– И в особенности вербену?

– Да, это ее излюбленный запах.

– Так вот, моя квартира благоухает вербеной.

Король задумался, потом, помолчав немного, сказал:

– Почему бы принцессе Генриетте становиться на сторону Бражелона и проявлять враждебность ко мне?

Произнося эти слова, на которые де Сент-Эньян легко мог бы ответить: «женская ревность», король испытывал своего друга, стараясь проникнуть в глубину его души, чтобы узнать, не постиг ли он тайны его отношений с невесткой. Но де Сент-Эньян был незаурядным придворным и не решался по этой причине входить в семейные тайны.

К тому же он был достаточно близким приятелем муз, чтобы не задумываться – и притом весьма часто – над печальной судьбою Овидия, глаза которого пролили столько слез во искупление вины, состоявшей в том, что им довелось увидеть во дворце Августа неведомо что. И так как он обнаружил свою проницательность, доказав, что вместе с Бражелоном в его комнате побывала также принцесса, ему предстояло теперь расплатиться с лихвой за собственное тщеславие и ответить на поставленный прямо и определенно вопрос: «Почему принцесса стала на сторону Бражелона и проявляет враждебность ко мне?»

– Почему? Но ваше величество забываете, что граф де Гиш – лучший друг виконта де Бражелона.

– Я не вижу тут связи.

– Ах, простите, ваше величество! Но я думал, что господин де Гиш также большой друг принцессы.

– Верно! Все ясно. Удар нанесен оттуда.

– А чтобы его отразить, не думает ли король, что следует нанести встречный удар?

– Да, но не такой, какие наносятся в Венсенском лесу, – ответил король.

– Ваше величество забываете, что я дворянин и что меня вызвали на дуэль.

– Это тебя не касается.

– Меня ждут близ Меньших Братьев, ваше величество, и ждут больше часа; и так как в этом виноват я и никто другой, то я навлеку на себя бесчестье, если не отправлюсь туда, где меня ожидают.

– Честь дворянина прежде всего состоит в повиновении королю.

– Ваше величество!..

– Приказываю тебе остаться.

– Ваше величество…

– Повинуйся!

– Как прикажете, ваше величество.

– Кроме того, я хочу расследовать эту историю, хочу дознаться, как посмели с такою неслыханной дерзостью обойти меня, как посмели проникнуть в святилище моей любви. И не тебе, де Сент-Эньян, наказывать тех, кто решился на это, ибо не на твою честь они покусились; моя честь – вот что задето!

– Умоляю ваше величество не обрушивать вашего гнева на виконта де Бражелона; в этом деле он, быть может, погрешил против благоразумия, но в остальном его поведение честно и благородно.

– Довольно! Я сумею отличить правого от виноватого! Мне не помешает в этом даже самый безудержный гнев. Но ни слова принцессе!

– Что же мне делать с виконтом де Бражелоном? Он будет искать меня и…

– Я поговорю с ним сегодня же или сам, или через третье лицо.

– Еще раз умоляю ваше величество о снисходительности к нему.

– Я был снисходительным достаточно долго, граф, – нахмурился Людовик XIV. – Пришло время, однако, показать некоторым лицам, что у себя в доме хозяин все-таки я!

Едва король произнес эти слова, из которых с очевидностью вытекало, что к новой обиде присоединились воспоминания и о былых, как на пороге его кабинета появился слуга.

– Что случилось? – спросил король. – И почему входят, хотя я не звал?

– Ваше величество, – сказал слуга, – приказали мне раз навсегда впускать к вам графа де Ла Фер, когда у него будет надобность переговорить с вами.

– Дальше?

– Граф де Ла Фер просит принять его.

Король и де Сент-Эньян обменялись взглядами, в которых было больше беспокойства, чем удивления. Людовик на мгновение заколебался, но, почти сразу приняв решение, обратился к де Сент-Эньяну:

– Пойди к Луизе и сообщи ей обо всем, что затевается против нас; не скрывай от нее, что принцесса возобновляет свои преследования и что она объединилась с людьми, которым лучше было бы оставаться нейтральными.

– Ваше величество…

– Если эти вести испугают Луизу, постарайся успокоить ее. Скажи, что любовь короля – непробиваемый панцирь. Если она знает уже обо всем (а я предпочел бы, чтобы это было не так) или уже подверглась с какой-нибудь стороны нападению, скажи ей, де Сент-Эньян, – добавил король, содрогаясь от гнева и возбуждения, – скажи ей, что на этот раз я не ограничусь тем, что буду защищать ее от нападок, я отомщу, и отомщу так сурово, что отныне никто не посмеет даже взглянуть на нее!

– Это все, ваше величество?

– Все. Иди к ней сейчас же и сохраняй верность – ты, живущий в этом аду и не имеющий, как я, надежды на рай.

Де Сент-Эньян рассыпался в изъявлениях преданности. Он приложился к руке короля и, сияя, вышел из королевского кабинета.

XVIII. Король и дворянство

Людовик тотчас же взял себя в руки, чтобы приветливо встретить графа де Ла Фер. Он догадывался, что граф прибыл сюда не случайно, и смутно предчувствовал значительность этого посещения. Ему не хотелось, однако, чтобы человек таких безупречных манер, такого тонкого и изысканного ума, как Атос, при первом же взгляде заметил в нем нечто, способное произвести неприятное впечатление или выдать, что король расстроен.

И только убедившись в том, что внешне он совершенно спокоен, молодой король велел ввести графа. Спустя несколько минут явился Атос, облаченный в придворное платье и надевший все ордена, которые он один имел право носить при французском дворе. Он вошел с таким торжественным, таким величавым видом, что король, взглянув на него, сразу же получил возможность судить, был ли он прав или ошибся в своих предчувствиях.

Людовик сделал шаг навстречу Атосу и, с улыбкой протянув ему руку, над которою тот склонился в позе полной почтительности, торопливо сказал:

– Граф де Ла Фер, вы такой редкий гость у меня, что видеть вас – большая удача.

Атос поклонился еще раз:

– Я желал бы иметь счастье всегда находиться при вашем величестве.

Этот ответ и особенно тон, которым он был произнесен, означали с полною очевидностью: «Я хотел бы находиться среди советников короля, чтобы оберегать его от ошибок».

Король это почувствовал и, решив обеспечить себе вместе с преимуществом своего положения также и то преимущество, которое порождается спокойствием духа, произнес бесстрастным и ровным голосом:

– Я вижу, что вам нужно поговорить со мной.

– Не будь этого, я не решился бы предстать перед вашим величеством.

– Начинайте же, сударь, мне не терпится удовлетворить вас возможно скорее.

Король сел.

– Я уверен, – слегка волнуясь, ответил Атос, – что ваше величество удовлетворит все мои притязания.

– А, – произнес с некоторым высокомерием в голосе король, – вы пришли ко мне с жалобой?

– Это было бы жалобой, если бы ваше величество… – молвил Атос. – Но разрешите по порядку.

– Я жду.

– Ваше величество помните, что я имел честь беседовать с вами перед отъездом герцога Бекингэма?

– Да, приблизительно в это время… Я помню это… но тему нашей беседы, признаться, я успел позабыть.

Атос вздрогнул.

– Я буду иметь честь напомнить в таком случае королю, что речь шла о разрешении, которое я испрашивал у вас, ваше величество, на брак между виконтом де Бражелоном и мадемуазель де Лавальер.

«Дошли до сути», – подумал король и сказал:

– Да, я помню.

Страницы: «« ... 678910111213 »»

Читать бесплатно другие книги:

В сборник вошли циклы рассказов «Девочки» и «Детство-49». «В жизни человека есть периоды, когда он о...
Встречи и невстречи, притяжения и отталкивания, парные случаи из жизни… Истории, собранные в повести...
Когда повесть «Сто дней до приказа» была впервые опубликована, ее назвали клеветой на Советскую арми...
На первый взгляд, эта повесть «Парижская любовь» посвящена теме «русские за границей» и несет в себе...