Рассветный шквал Русанов Владислав

— Расчистить вход в яму! Живо!

Когда петельщики копьями столкнули в сторону обугленные бревна сруба, некогда возвышавшегося над устьем шурфа, Лабон опасливо заглянул туда:

— Лестница вроде целая…

— Что, боязно? — скривился Валлан, бешенство которого понемногу уступало место охотничьему азарту.

— А то? Первый раз такого зверя в норе брать буду, — откликнулся его помощник, вытаскивая из ножен узкий прямой меч.

— Осторожнее, — заметил вскользь Квартул. — Этот сид такое с мечами вытворяет…

— Ты еще Лабона плохо знаешь! — хохотнул капитан. — Давай, задай ему жару! А еще лучше, выгони ко мне.

Валлан многозначительно взвесил на руке секиру.

— Как удача попрет… Жук! Рохля! Самострелы! — скомандовал полусотенник.

— А можно мне? — вдруг встрял подошедший с Белым старатель, вооруженный дротиком.

Лабон придирчиво оглядел его с макушки до сапог.

— Разрешаешь, командир?

— Да хоть стрыгая, лишь бы Мак Кехту приволок. Ты лезешь под землю, тебе решать.

— Добро, — хмыкнул Лабон. — Первым пойдешь?

— Пойду. — Мосластый только крепче сжал древко.

— Уважаю. — Еще один оценивающий взгляд. — Как кличут?

— Рогоз.

— Давай, Рогоз. Вперед. Я за тобой.

Старатель, не раздумывая, нырнул в шурф. Полусотенник вытащил из-за голенища широкий нож, махнул рукой арбалетчикам — мол, прикрывайте — и, зажав клинок в зубах, отправился за ним.

Валлан, Квартул и старатели заняли выжидательную позицию в нескольких шагах от развалин. Почти все уцелевшие в бою петельщики, не занятые с ранеными или лошадьми, столпились здесь же.

— Кто этот человек? — обратился Квартул к Белому.

— Это который? — не сразу понял суть вопроса голова.

— Который ушел с остроухими.

— Да кто ж его знает?..

— Ты ж голова. Кому знать, как не тебе?

— Я, это, знаю. Кто спорит? Токмо, что я знаю?

— А ты все выкладывай про него. Как звать, откуда, каков характер?

— Звать Молчуном. Ну, это кличка такая. У нас тут именами не шибко балуют, все больше клички. По выговору вроде как с юга. Из озерников. Вона, у вашей милости такой точно…

— Жаль, не поболтал с земляком.

— А с ним, это, много не наболтаешь, вы уж простите неуча. Молчун — он Молчун и есть. Нелюдимый он… Был.

— Ты его труп видал? — вмешался с увлечением прислушивающийся к беседе Валлан.

— Не-а. — Перед капитаном петельщиков Белый робел до заикания.

— Вот и не хорони его допрежде сроку. — Голос Квартула был вкрадчив и нежен, аки елей. — Чем в толпе выделялся?

— Да ничем.

— Так таки и ничем?

— Молчал все время, — буркнул заплатанный.

— Ну, это и так ясно. Еще.

— По пьяни не буянил. Порот остроухими был пару раз за это… за недоимки.

— Что ж он с сидами подался? Или порка понравилась очень?

— Да кто его знает?

— Вот заладил! Я ж с тобой это и выяснить хочу.

— Лох Белаха в березозоле хоронил.

— Это которого конные егеря порешили?

— Да. По ихнему обычаю, говорят, все соорудил.

— Откуда ж он обычаи остроушьи ведает?

— Ну не знаю я, ваша милость, — взмолился Белый. Заплатанный пришел ему на выручку:

— Колдовал он! Во!

— Что значит «колдовал»? С травами ворожил? Порчу пускал?

— Да какой там «с травами»! Он таким пламенем плюнул в Эвана!

— Трепло! — осадил не в меру разошедшегося товарища Белый. — Он мне сам говорил, то не огонь был, а это… видимость одна.

— Да какой там «видимость»! Пламя что надо!

— А почему он не пустил в нас струю пламени, защищая своих остроухих приятелей? — вкрадчиво проговорил маг.

— Так я ж говорю — не мог он. — Белый развел руками. — Видимость создать мог, а настоящее, это… жгучее — нет…

Их разговор прервал перемазанный не только сажей, но и глиной Лабон, выскочивший из шурфа, как желтопузый суслик из норки. Рогоз и арбалетчики не намного от него отстали.

— Нетути их, командир, — убитым голосом обратился петельщик к Валлану. — Ушли. Вот живучие твари!

— Как так?!

— Куда ушли??

Маг и капитан воскликнули одновременно.

— Там дырка. В стене. От этого, как его…

— Стуканца, — подсказал Рогоз.

— Точно. Его самого. Вот туда они и улезли.

— Что ж ты…

— Без толку, командир. Поди догони их. Улезли на рассвете, а ноне солнце уже к полудню подбирается.

— Клянусь Небесным Огнем, я… — снова зашелся в приступе гнева Валлан.

— Это тот стуканец, что Карапуза заел, — задумчиво проговорил Белый.

— Угу, — откликнулся Рогоз. — Долго, подлюга, здесь шарился. Знамо дело, перед спячкой они все крученые.

— Так ход этот вьется под нами, как… — ухватился за последние слова Лабон.

Капитан схватил Белого за плечо так, что вынудил ардана стиснуть зубы.

— Ты сейчас же узнаешь, у кого есть такие точно дырки в подземельях. Или кто знает про них. Ясно?

— Ясно.

— Что нароешь, сразу к нему, — кивок в сторону жреца. — Лабон, коней!

— Будет сполнено, командир. — Худощавый трейг понимал Валлана с полуслова.

Отпустив вяло потрусившего выполнять приказ Белого, Валлан повернулся к чародею:

— Жди меня здесь. Жука и Рохлю оставляю тебе в охрану. Что неладное заметишь — жги!

— А ты куда?

— Прочешем холмы. Чует мое сердце, они где-то уже выбрались. Ничего. Как ни крутись, зараза, а от меня не уйдешь!

Петельщики уже садились на коней. Худой длинный воин по кличке Жердяй подвел капитану его скакуна.

Пустив вороного быстрой рысью, Валлан с удовольствием подставил взмокшее лицо под набегающий ветерок.

У скалы Красная Лошадь полтора десятка вышедших невредимыми из утренней стычки бойцов разделились. Половина, рассыпавшись по холмам редкой цепью, поскакали направо под командой полусотенника. Остальных, таким же порядком, повел налево капитан.

Нечастый лес позволял воинам видеть двух-трех ближайших соседей с каждой из сторон. Пятнадцать пар глаз зорко обшаривали пространство между стволами, склоны холмов, покрытые желтеющей перьевицей.

Нетерпение заставляло Валлана без нужды горячить шпорами коня, а когда тот набирал скорость, осаживать, чтобы не вырываться слишком далеко вперед. Еще утром он был уверен в успехе беспримерного похода, и вдруг такое разочарование. Мак Кехта, словно назло, опять ускользнула. Будто некие высшие силы помогают ей. Покровительствуют сидской ведьме. Остроухой твари. Ну уж нет! Не выйдет! Капитан петельщиков погрозил небу кулаком, процедив сквозь зубы слова черной брани.

— Командир, вроде медведь! — донесся справа удивленный голос.

Грязно-бурое пятно мелькало между деревьями в полусотне шагов.

— Подстрелить?

— Я тебе дам! За кем охотишься?

Послабив туго натянутый повод, Валлан вылетел вперед, опережая строй на добрых четыре корпуса. Линялая клочковатая шерсть нырнула за серый ствол бука, снова выглянула. Странный зверь… Да какой же это медведь?!

— Все ко мне! — выдергивая секиру, проорал капитан. — Это человек!

Щелкнула тетива одного из самострелов.

— Легче! По ногам!

Валлан стремительно настигал во весь дух улепетывающего оборванца, одетого, несмотря на середину иснивца, в грязный, прожженный в нескольких местах кожушок и меховой треух, столь же неприглядного вида.

Уже десять скачков коня разделяют их.

Пять!

Три!

Петельщик привстал на стременах, занося секиру для удара плашмя.

И тут преследуемый бухнулся с размаху на четвереньки и, подобно уходящему от своры собак барсуку, юркнул в неприметный лаз на заросшем орешником склоне холма. Только драные подметки мелькнули под носом у погони!

— Вот сволочь! — отворачивая в последний миг коня, выкрикнул Валлан.

Разрывая животному губы мундштуком, осадил. Спешился. Его бойцы останавливались, соскакивая по примеру капитана на землю.

Нора, в которую скрылся бродяга, оказалась вовсе не норой, а остатками входа в горную выработку, просевшую и обвалившуюся по причине заброшенности.

— Что за край! Куда ни ткни, дырка в земле! — возмутился коренастый десятник, становясь на одно колено и пытаясь заглянуть внутрь хода.

Одно из бревен, бывшее когда-то боковой стойкой крепи, заскрипело под прикосновением его руки и опасно зашаталось. По склону побежали ручейки пересохшей земли, мелкие камушки.

— Легче, легче! — остерег его капитан. Десятник послушно отступил и потыкал в нору копьем. Безрезультатно.

— Длинная, стерва…

— А ну, дай!

Валлан отобрал у усатого воина самострел, присел на корточки и пустил бельт во тьму. Прислушался — не ойкнет ли кто?

Тишина.

— Что делать будем, командир?

— Разбирай завал, — последовала короткая команда.

— Погоди, а как еще больше засыплет?

— Тогда давай охотников. Пусть лезут. — Петельщики замялись. В открытом бою, грудь на грудь, они не боялись никого, а вот лезть в подземелье, да еще с непрочным потолком, не хотелось никому.

— Что, нет охочих до драки? — насупился Валлан.

— Так то ж не драка, командир, — вступился за свое подразделение десятник. — Пущай туда суслики лазят.

Взгляд капитана предостерегающе потемнел.

— Брик, Сало и Пятак! — нашелся десятник. Поименованные подошли поближе.

— Ну, вот и добровольцы нашлись. — Валлан кивнул.

— Веревками обвяжитесь. Вытянем, если что. Мечи оставьте. Ножи, кастеты, если есть, самое то…

Пока трое петельщиков готовились к спуску, остальные привязали коней к деревьям и расположились рядом, готовые в любой момент прийти на помощь.

Первым в лаз нырнул Сало, юркий и узкоплечий, за ним Пятак, сжимая в левой руке самострел с укороченным ложем. Последним пополз Брик.

Какое-то время из норы доносилось шуршание, шелест осыпающихся кусочков породы. Потом вдруг в недрах холма что-то крякнуло, затрещало и ухнуло, выбросив клуб мелкой пыли в лицо нагнувшегося десятника.

— Эй, парни! — негромко позвал он, а потом во весь голос: — Брик! Сало! Пятак! Отзовитесь!!!

Слабый, приглушенный расстоянием стон был ему ответом.

— Тяни!

Десяток рук ухватились за торчащий наружу конец веревки. Дернули…

Она подавалась, но плохо.

— А ну, разом! — Валлан оттер плечом одного из воинов. — Дружно! Раз-два!!! Взяли!!!

Локоть за локтем спасательная веревка подавалась, волоча за собой что-то тяжелое, цепляющееся за все неровности.

Еще рывок, и на жухлую траву вывалился Брик, не подающий признаков жизни. Сплошная корка грязи, замешанной на крови, покрывала его голову и плечи. С пояса свисал размочаленный, оборванный второй конец веревки.

— По коням, — угрюмо бросил Валлан. — Кто б ни был, он останется там навсегда. Души Пятака и Сала об этом позаботятся.

Томительные мгновения, отмечаемые только частыми ударами трепещущего сердца, растянулись в вечность. Тело, парализованное страхом, словно оцепенело, тогда как голова продолжала работать, рисуя ужасающие картины. Темно было, как у стрыгая в брюхе. Лишь обострившиеся до предела слух и обоняние давали возможность воспринимать внешний мир, состоящий из тьмы, вони и тяжелого загнанного дыхания.

Что ж он медлит?

Или это неправильный стуканец?

А может быть, зверь в спячке и нас не слышит?

Мак Кехта заворочалась, недовольно бормоча что-то на старшей речи, и попыталась подняться.

— Эисте, феанни. Тише, госпожа, — шепнул я, придерживая ее за плечо. — Байол… Опасность…

Она, похоже, так и не сообразила, из-за чего началась заваруха. Услышав мои слова, вместо того чтобы затаиться, рванулась, чтобы вскочить на ноги:

— Этлен!

В это время источник вони и хриплых вздохов с топотом бросился по выработке… Но не на нас, а в противоположную сторону.

— Зажигай факел, Эшт. — В голосе телохранителя явственно слышалось облегчение.

Да с удовольствием. Тьма надоела мне хуже корешков одуванчика к обеду. Когда-то они были у меня едва ли не постоянной пищей.

Смолистая ветка разгорелась быстро и весело. Огонь с жадным треском бросился пожирать сухую древесину, осветив попутно наши перепуганные лица. Нет, это у меня и у Гелки — перепуганные. У Этлена — озадаченное. У Мак Кехты — раздраженное.

— По-моему, — проговорил старик, убирая один меч в ножны, — это был человек.

— Фаг дар бр'енн, салэх, — презрительно откликнулась сида. — Судя по вони, человек.

Я сделал вид, что не слышу ее.

— Не стуканец, это точно. Иначе нас уже не было б в живых.

— Такой страшный зверь? — Этлена малость озадачила моя уверенность.

— Страшнее я не видел.

— Вы, люди, мало живете и не успеваете повидать многого.

Согласен. По сравнению с долголетием перворожденных мы сгораем, как мошки-однодневки. Однако за время трапперства и скитаний я повидал предостаточно зверья. Стуканец самый злобный, тупоумный и непредсказуемый из них.

— Может, посмотрим, кто это?

— Пожалуй, ты прав. Пойдем.

— Я с вами, — вскинулась Мак Кехта.

— Ты еще слаба, феанни. — Телохранитель умел быть непреклонным. — Подождешь нас здесь. Я дам тебе один меч.

Сида сверкнула глазами, но согласилась, покорно принимая протянутое рукоятью вперед оружие.

Мы двинулись по выработке. Именно двинулись, пошли, а не поползли на карачках. Как приятно хоть иногда побыть с выпрямленной спиной!

Если предыдущее наше пристанище — старая рассечка — выглядело старым и заброшенным, то нынешнее казалось настолько древним, насколько вообще может быть древним созданное руками людей. По всей видимости, мы попали в одну из штолен, построенных во времена расцвета Красной Лошади и десятка прочих приисков на восточных отрогах Облачного кряжа. Коли это так, мы уже удалились от прииска достаточно далеко. Можно попытаться и выбраться на свет.

Хорошо раньше крепили. На совесть. Темные венцы выгибались внутрь под тяжестью скал, но держались. Не рушились. Нынешняя крепь, прекрати за ней ухаживать, не простоит и нескольких лет. Сгниет.

Этлен шагал впереди, весь напряженный, готовый к мгновенному броску. Я держался за его спиной, подсвечивая факелом.

Полсотни шагов, не меньше, и перед нами оказался тупик. Вернее, завал. Причем весьма свежий, насколько я могу доверять своему опыту работы с землей и камнем. К беспорядочному нагромождению валунов, обломанных бревен и расщепленных досок спиной прислонился чумазый, оборванный человек. Он затравленно озирался вокруг и прикрывал голову руками, тихонько поскуливая.

Сумасшедший?

Этлен близко не подошел. Остановился на расстоянии двух шагов.

— Не бойся, — очень тщательно выговаривая человеческие звуки, произнес сид. — Мы не причиним тебе вреда.

Оборванец молчал, но я заметил между неплотно сцепленными пальцами любопытный глаз. Значит, не безумец. Просто очень напуган. Может, кто из наших? Спрятался от перворожденных, да попал под завал.

Я поравнялся с Этленом:

— Ты кто? Узнаешь меня? Ты с прииска? — Ладони убрались прочь, открывая лицо.

— Молчун… — не то удивился, не то обрадовался найденный нами. А скорее, и то и другое одновременно.

— Кто ты? — повторил я вопрос.

— Я тебя узнал. А ты меня нет. — Говоривший улыбнулся.

Где-то я эту улыбку видел… Чуть-чуть ближе факел. Круглая физиономия, превращенная грязной коркой, исполосованной дорожками пота, в диковинную маску. Нос, похожий на гриб-боровик, весь в дырочках пор…

— Желвак! Каменная крыса! Вот ты где прятался!

— Узнал!..

— Я ж тебя с весны не видел!

— Да пошли они все…

Этлен слушал нас, не убирая, впрочем, меча. Ладно, хватит болтать попусту. Пора переходить к животрепещущей теме.

— Желвак, отсюда есть выход? — Он сокрушенно покачал головой:

— Уже нет.

— Вот это? — показал на завал.

— Угу.

— Как же так?

— Там люди в лесу. На конях…

— Петельщики?

— Чего?

— Коричневые накидки с пламенем на груди.

— Да не разобрал я… — и вдруг опасливо покосился на сида, будто только что его заметил: — А это кто?

— Перворожденный. Ты разве не понял?

Ох Желвак! Ох хитрец! Любит притворяться дурачком. Только меня не проведешь.

— Они пришли мстить за Лох Белаха?

— Можно и так сказать, — сказал, как отбрил, Этлен.

— Я не виноват.

— О чем это он? — удивился телохранитель.

Не в том мы сейчас положении, чтобы предаваться воспоминаниям.

— После как-нибудь… Он был головой прииска. Тогда… Весной.

Сид кивнул.

— Так что с выходом, Желвак? — напомнил я. Клещами из него слова тянуть, что ли?

— Люди на конях… Они гнались за мной. Думал — убьют. А я — сюда. А когда за мной полезли — крепь расшатал. Вроде бы кого-то придавил. — Бывший голова самодовольно потер ладони.

— Ясно…

Этлен убрал меч. Равнодушно (как он может сохранять такое непроницаемое выражение лица?) посмотрел на завал и на Желвака.

— Пойдем обратно?

— Эй, погодите, — забеспокоился наш найденыш. — А вы-то как сюда попали?

— Как и ты. — И это была правда. — Только через другой вход.

— Так мы можем выйти?! — Он аж подпрыгнул.

— Не можем. За петельщиками соскучился?