Дети железной дороги Несбит Эдит
- Нет, тебе идет быть девочкой.
- Я глупо спросила. Конечно, ты самый настоящий мальчик. Ты храбрый.
- А ты тоже храбрая, как мальчишка. А почему ты не пошла с ними?
- Кто-то должен был остаться с тобой.
- Вот что я скажу тебе, Бобби. Ты такой человек... Я хочу пожать твою руку! - он протянул ей руку, и Бобби, нащупав в полумраке шерстяной рукав, осторожно ее пожала.
- Я бы ее пожала изо всех сил, но сейчас нельзя. Потому что я тогда расшевелю все твое тело, в том числе и ногу. Послушай, у тебя есть носовой платок?
- Не знаю, сейчас проверю, - он пошарил в карманах и обнаружил то, что нужно. - А зачем?
Бобби взяла у него платок, смочила его молоком и положила на лоб Джима.
- Ух ты! Что это?
- Молоко. Воды-то у нас нет, - объяснила Бобби.
- Ты как сестра милосердия - маленькая, веселая, добрая сестра.
- Я так делаю маме, когда у нее болит голова. Только не молоко, конечно, а одеколон, уксус или просто воду... Теперь мне придется задуть свечку, а то вдруг они, те, кто за тобой придет, забудут взять огонь, а у Питера тоже лишь малюсенький огарок.
- Какая ты! Все предусмотрела, - слегка улыбнувшись, прошептал Джим.
Свечка погасла, и теперь в кромешной темноте они с Джимом могли только говорить и слышать голоса друг друга.
- Тебе не страшно в темноте, Бобби?
- Нет... Немножко.
- Дай мне твою руку! - сказал Джим, и это был очень хороший и добрый поступок, потому что он, как большинство мальчишек его возраста, терпеть не мог поцелуев, объятий и рукопожатий, называя это «телячьими нежностями».
Теперь Бобби уже не боялась темноты, потому что ее рука лежала в большой крепкой руке страдальца в красном свитере. А Джим, держа ее маленькую гладкую руку, подумал, что, оказывается, рукопожатие - это совсем не плохо.
Бобби старалась болтать, забавлять Джима и отвлекать от боли. Но разговаривать в темноте было трудно, и они больше молчали, лишь изредка окликая друг друга.
- Как ты, Бобби? - спрашивал Джим.
- Джим, тебе удобно? Я не сделала тебе еще больнее? - доносился до него иногда тревожный голос новой знакомой.
А между тем в туннеле становилось очень холодно.
Питер и Филлис пробирались по длинному туннелю навстречу дневному свету. Обошлось без серьезных приключений. Правда, платье Филлис зацепилось за провод и оказалось порвано от талии до подола. А в другой раз она споткнулась о развязавшийся шнурок и упала на четвереньки, сильно исцарапав себе руки и ноги.
- Будет ему когда-нибудь конец, этому туннелю? - злился Питер.
Но идти надо было еще очень долго.
- Держись, - подбадривал сестру Питер, - все рано или поздно кончается, и, если выдержишь, то потом порадуешься, что все позади.
Это были очень правильные слова, и всегда полезно размышлять в таком духе в дни, когда бывает плохо или трудно: когда ты заболел корью, или не выходит задачка по арифметике, или тебя наказали. И еще, когда ты в отчаянии и тебе кажется, что никто и никогда тебя уже не полюбит и сам ты уже не в состоянии никого полюбить, - тоже полезно напоминать себе, что эта черная полоса пройдет и что надо только суметь выдержать душевную муку.
- Ура! - воскликнул Питер. - Я вижу свет в конце - как будто белая точка, с булавочную головку, на куске черной бумаги.
Булавочная головка становилась все больше, и голубые отсветы показались по обе стороны туннеля. Ребята видели перед собой усыпанную гравием тропинку. Теперь им было тепло, и воздух пах травой. Сделав еще двадцать шагов, они увидели солнце и услышали шум деревьев.
Филлис тяжело вздохнула.
- Нет, больше никогда в жизни я не полезу в туннель. Даже если двести миллионов мальчишек в красных свитерах будут там лежать со сломанными ногами.
- Не будь глупой кукушкой, - грубовато, по своему обыкновению, сказал Питер. - Ты должна была полезть.
- Значит, я хорошая и храбрая, если я полезла.
- Если ты храбрая, то нам с Бобби надо считать себя героями... Ну, и где же тут ближайший дом? Я пока вижу одни деревья.
- Вон, вон крыша! - Филлис, подпрыгивая, показывала рукой поверх зелени.
- Это будка регулировщика, - поспешил разочаровать ее Питер. - А с регулировщиком на посту не позволено разговаривать. Это нарушение правил.
- Уж если я не испугалась туннеля, то какие-то правила нарушить не побоюсь! - решительно объявила Филлис. - Пойдем.
И она побежала вдоль пути так быстро, что Питер едва поспевал за ней.
На солнце было очень жарко, и дети, оба разгоряченные, запыхавшиеся, остановились и, повернувшись к окну сигнальной будки, крикнули: «Эй, можно вас?» настолько громко, насколько у них хватило дыхания. Но им никто не ответил. Сигнальная будка была тиха, как покинутая обитель, и Питер с Филлис, обжигая руки о разогретые солнцем перила, взбежали на крыльцо. Дверь была открыта, и дети заглянули в комнату. Сигнальщик сидел на стуле, прислонясь головой к стене. Все его тело безвольно склонилось набок, рот был открыт. Он крепко спал.
- Вы что? Просыпайтесь скорее! - закричал Питер, и в его голосе был ужас, потому что он понимал, что если сигнальщик засыпает на посту, он может потерять свое место - ведь он подвергает опасности поезда, потому что не подаст им сигнал, указывая по какому пути они должны идти.
Сигнальщик не пошевельнулся. Тогда Питер стал трясти его за плечи. Мужчина, зевая и потягиваясь, начал мало-помалу приходить в чувство. А когда он, наконец, проснулся, то сразу вскочил на ноги, схватился руками за голову «как безумный маньяк» (такими словами некоторое время спустя описала его поведение Филлис) и закричал:
- О Боже! Который час?
- Тринадцать минут первого, - ответил Питер, сверяясь с большими часами на стене будки.
Сигнальщик бросил взгляд на часы, подскочил к рычагам и стал разворачивать их то в одну, то в другую сторону. Электрический звонок кольнул слух - провода и рычаги заскрежетали, и он упал в кресло. Мужчина страшно побледнел, пот выступил у него на лбу, «как будто крупные капли росы на большом белом кочане капусты» (это опять слова Филлис). Он к тому же дрожал: его волосатые руки - все, от плеч до кончиков пальцев - просто тряслись. Он «дрожал, как мотор» -это было уже выражение Питера. Наконец сигнальщик выдохнул воздух и воскликнул:
- Благодарение Богу, что он вас сюда послал... Слава Всевышнему, что вы пришли вовремя!
Сказав это, он распрямил плечи, его лицо из бледного сделалось густо-красным, и он закрыл его большими руками.
- Не надо больше расстраиваться, - успокаивала его Филлис, - теперь все в порядке.
И девочка ласково погладила его по одному плечу, а Питер для порядка похлопал по другому.
Но сигнальщик все никак не мог обрести душевное равновесие, и дети еще долго гладили его и похлопывали, пока тот не достал, наконец, свой носовой платок - красный с розовыми и белыми узорами в форме подковок. Он вытер лицо и обрел дар речи. А в то время, пока дети гладили и хлопали его по плечам, мимо промчался поезд.
- Прямо стыдно, - говорил, успокоившись, этот крупный мужчина. А до этого он, по выражению Филлис, «хныкал, как ребенок».
И вдруг тон его переменился:
- А с какой стати вы сюда проникли? Вам разве не говорили, что сюда нельзя?
- Говорили, - кивнула Филлис, - мы знали, что это плохо. Но я не побоялась плохо поступить, и вот все обернулось хорошо. Вы простите нас...
- Бог вас любит... Если бы вы не пришли, - он запнулся, потом продолжал, - это просто позор, что я заснул на посту. Не дай Бог, если это выйдет наружу, хотя бы даже от этого не случилось бы никакой беды, все равно...
- Про это никто не узнает, - стал успокаивать его Питер. - Мы не ябедники... Но только не надо больше засыпать на дежурстве, это опасно.
- Можешь мне не говорить, я и сам знаю, - вздохнул сигнальщик, - но иначе быть не могло... Знаю, что это никуда не годится. Но так уж сложилось. У них никого не нашлось, чтобы меня подменить. А я за пять дней и десяти минут не поспал. У меня заболел младший сынишка, доктор говорит, что у него пневмония. А сидеть с ним было некому, кроме меня и маленькой дочки. Но девочке тоже надо спать. Опасно? Да, опасно. Что ж, идите, докладывайте!
- Я же сказал, что мы будем молчать! - гневно возразил Питер, но Филлис словно не расслышала сказанных братом слов.
- Вы спросили, зачем мы сюда пришли, - проговорила она. - Так вот. Там, в туннеле, остался мальчик в красном свитере, и у него сломана нога.
- А какого беса он туда полез, в туннель?
- Не сердитесь, - добродушно уговаривала сигнальщика девочка, - мы ведь ничего не сделали плохого - мы пришли и разбудили вас. А с мальчиком в самом деле случилась беда.
Тогда Питер рассказал, как «пес» оказался в туннеле.
- Но чем же я могу помочь? Я не могу оставить будку, - сказал мужчина.
- Тогда, - обратилась к нему Филлис, - скажите нам, кто тут есть поблизости, не в будке...
- Вон, видите, дымок просачивается сквозь деревья? Там ферма Бригдена, ступайте туда, - как заметила Филлис, в его тоне стала проскальзывать уже сварливость.
- Ну, до свидания, - сказал Питер.
Но сигнальщик попросил минутку подождать. Запустив руку в карман, он достал горстку монет - множество пенсов, несколько шиллингов, шестипенсовики и полкроны. Он выбрал из горстки два шиллинга и протянул Питеру, остальное положив в карман.
- Вот, - сказал он, - я это даю, чтобы вы держали язык за зубами. Вы тут не были и ничего не видели!
Наступила короткая неприятная пауза, вслед за которой Филлис выпалила сквозь слезы:
- Вы нехороший, гадкий человек!
А потом Питер подскочил и изо всей силы ударил по волосатой руке, так что монеты покатились по грязному полу.
- Запомните: ябедой никогда не был и не буду. Пойдем, Фил! - и дети, с горящими щеками, пошли прочь из будки.
Но Филлис все же вернулась, помогла сигнальщику собрать монеты с полу.
- За Питера не ручаюсь, а я вас прощаю. Вы просто были в тяжелом состоянии, иначе бы вы так не поступили. Когда люди несколько ночей не спят, они делаются, ну, как бы безумными. Мне мама говорила. Я верю, что ваш малыш скоро поправится.
- Пойдем, Фил! - нетерпеливо повторил Питер.
- Даю вам честное слово - и это свято, - что мы никому ничего не скажем! - Филлис чувствовала, как благородно с ее стороны положить конец ссоре, в которой она не виновата.
Сигнальщик обнял ее и поцеловал.
- Ну, прости, детка. Я в самом деле был не в своем уме. Ступай домой, к маме. Я не хотел тебя обидеть.
И Филлис, выйдя из душной будки сигнальщика, бросилась догонять Питера. Они шли вместе по направлению к ферме.
Когда Питер, Филлис и фермер с решеткой, накрытой попонами, вошли в туннель и добрались до ниши, Бобби крепко спала. Джим тоже спал. Боль измотала его, как сказал позднее доктор.
Джима донесли на решетке до фермы.
- Где он живет? - спросил вызванный туда помощник шерифа.
- В Нортумберленде, - ответила Бобби.
- Мы начали игру от школы, - приходя в себя, сказал Джим. - Мне бы как-то надо туда добраться.
- Сначала пусть доктор тебя посмотрит, - покачал головой помощник шерифа.
- Его надо отнести к нам, - предложила Бобби. - Это недалеко - прямо по дороге. Я думаю, что мама это одобрит.
- Думаешь, твоей маме понравится, что мы принесем к вам незнакомого парня с переломанными ногами?
- Она же приютила русского писателя, у которого украли деньги. Джиму она тоже будет рада помочь.
- Ну, что ж, если мама не возражает...
- А она точно не возражает? - спросил «пес».
- Точно.
- Значит, несем его в «Три Трубы»? - осведомился шериф.
- Да, конечно, - кивнул Питер.
- Тогда я пошлю нашего полицейского за доктором. А вы, друзья, поднимайте его осторожнее. Раз, два, три!
Мама, управившись с делами, села, наконец, писать историю о герцогине, о преднамеренном злодействе, тайной поездке и загадочной пропаже, как вдруг дверь ее комнаты распахнулась. Выронив перо, мама вскочила с места и увидела на пороге комнаты Бобби, раскрасневшуюся от бега и без шляпки.
- Мама! Спустись скорее вниз... Мы нашли «пса»... У него сломана нога. Мы принесли его сюда.
- Хорошо. Я дам вам денег, сходите с ним к ветеринару... Вообще я не знаю, что мы будем делать с хромой собакой.
- Мама, ты не поняла, - сквозь смех и слезы проговорила Бобби. - Это мальчик.
- А мальчика надо отправить к его маме.
- Понимаешь, мама его умерла. А папа далеко, в Нортумберленде. Мама, пожалуйста, не отказывай. Я обещала, что ему у нас будет хорошо. Ты же ведь всегда всем помогала!
Мама вздохнула и улыбнулась. Все же приятно, когда твои дети верят, что твой дом и твое сердце открыты для каждого, кто нуждается в помощи. Но с другой стороны, одержимость детей такой верой доставляет мамам немало хлопот.
- Хорошо, я сделаю для него все, что в моих силах.
Когда Джима внесли, лицо у него было очень бледное, а губы вытянулись в тонкую сине-фиолетовую нитку.
- Вы молодцы, что принесли его сюда, - сказала мама. - Джим, сейчас я тебе постелю, и ты ляжешь. Ляг, как тебе удобно. Скоро придет доктор.
Джим, почувствовав доброе к себе отношение, сразу успокоился и расхрабрился.
- Я в самом деле сломал ногу. Я не притворяюсь. Если я вдруг опять потеряю сознание, вы не думайте, что я трус... И мне неприятно, что я доставил столько хлопот.
- Не тревожься, Джим. Это ведь ты попал в беду, а не мы.
И она поцеловала его с такой же нежностью, как целовала Питера, когда тот напоролся на грабли.
- Мы рады, что ты у нас побудешь. Правда, Бобби?
- Да, - кивнула Бобби и по маминому взгляду поняла, что поступила правильно, распорядившись принести домой раненого «пса» в красном свитере.
Глава XIII
ДЕДУШКА ДЖИМА
Мама в этот день не возвращалась больше к своей писательской работе, потому что надо было ухаживать за мальчиком, которого дети принесли в дом. Пришел доктор и напугал Джима. Но мама все время была рядом с раненым, и от этого ему было легче.
Бобби, Питер и Филлис сидели внизу в прихожей, и оттуда им было слышно, как доктор расхаживает взад и вперед по комнате. Несколько раз до них доносился стон.
- Бедняга Джим! - покачала головой Бобби. - Скорее бы уж доктор ушел - он так страдает.
- Это, конечно, ужасно, но интересно, - принялся рассуждать Питер. - Вот если бы доктор не был так строг и разрешил посмотреть, как он будет приводить в порядок ногу Джима. Наверное, при этом кости хрустят...
- Замолчи! - воскликнули в один голос девочки.
- Отчего? Тоже мне! А еще хотите быть сестрами милосердия! Сами говорили по дороге, что если война, то пойдете. Какие же из вас сестры, если я только сказал про хруст костей, а вы сразу в крик? А на поле боя кости еще как хрустят! И у сестер руки бывают по локоть в запекшейся крови...
- Замолчи... - побледнела Бобби. - Ты говоришь какие-то немыслимые вещи, и это, наконец, смешно.
- И мне это смешно, - покраснев, повторила Филлис.
- Вы просто трусихи!
- Между прочим, - заметила Бобби, - когда ты напоролся на грабли, я помогала маме обрабатывать твою ногу. И Филлис тоже.
- Тогда вот что, - заявил Питер, - я буду каждый день по полчаса рассказывать вам о сломанных костях и о человеческих внутренностях. Это чтобы вас приучить.
Наверху в это время заскрипел стул.
- Вот, это кость хрустит! - торжественно воскликнул Питер.
- Лучше молчи, - вмешалась Филлис. - Бобби это не нравится.
- Сказать вам, что они делают? Джиму плохо, но отчего, это трудно объяснить... Он был с утра здоровый и потому добрый, а теперь в нем произошла перемена. Это называется «реакция». Каждый может это наблюдать на себе. Если, например, человек долгое время был лучше, чем он обычно бывает, то потом вдруг на него находит, и он делается плохим... Да, сейчас я вам расскажу, что они делают. Они связывают Джиму руки за спиной, чтобы он не сопротивлялся и не мешал доктору делать то, что нужно. А потом кто-то один держит ему голову, а другой - ноги. И его - то есть, Джима, - начинают растягивать. И при этом кости хрустят. Понимаете? И кости тогда становятся на место. Давайте играть в костоправов!
- Ой, нет! - закричала Филлис.
Но Бобби неожиданно изъявила согласие.
- Давайте. Я буду доктор, Филлис медсестра, а ты - тот, кто сломал ногу. Тебе легче быть больным, потому что на тебе не надеты всякие верхние и нижние юбки.
- Хорошо. Тогда я схожу за бинтами и корпией[29], а вы приготовьте место, куда меня класть.
В деревянном коробе на чердаке были собраны веревки и ленты, которыми увязывали багаж при переезде из города. Когда Питер принес спутанный клубок лент и две картонки для корпии, Филлис возбужденно захихикала.
- Ну, вот! - сказал Питер, а потом он улегся на длинный диван со спинкой и подлокотниками и тяжело застонал.
- Тише ты, - проворчала Бобби и начала прикручивать ногу Питера к лежбищу.
- Не так туго, - стонал Питер, - вы мне сломаете другую ногу.
Бобби усердно продолжала бинтовать ногу.
- Хватит уже! Я не могу шевельнуться. Моя бедная нога... - продолжал изображать раненого Питер.
- Ты в самом деле не можешь двинуть ногой? - спросила Бобби каким-то странным тоном.
- Мы как будем играть, - весело поинтересовался Питер, - как будто у меня перелом или рана?
- Как тебе хочется! - и Бобби, отступив на шаг, сложила руки на груди, рассматривая брата, который лежал, весь обвязанный веревкой. - Вот! А теперь мы с Фил пойдем погуляем. И мы не разбинтуем тебя до тех пор, пока ты не дашь обещания, что прекратишь говорить о ранах, о крови и о том, как скрипят кости. Пойдем, Филлис!
- Зверюги! - возмутился Питер, корчась на диване. - Я не буду вам ничего обещать. Я завоплю так, что мама сюда прибежит.
- Вопи! - пожала плечами Бобби. - Только тебе придется объяснить ей по-честному, почему мы тебя связали. Я не зверюга. Когда мы тебя просили перестать говорит в-всякие ужасы, ты не послушался. Филлис, пойдем.
- Вы не сами до этого додумались! У вас бы ума не хватило. Вы в книжке прочли!
Когда Бобби и Филлис, исполненные негодования, подошли к двери, им встретился доктор Форрест. Он улыбался и потирал руки, явно довольный собой.
- Ну вот, - обратился он к девочкам, - я свое дело сделал. Перелом в самом чистом виде. Но Джим пойдет на поправку. Мужественный паренек... Что это? - спросил он, бросив взгляд на лежащего в углу Питера. - Это что, игра в пленники?
Доктора удивило и то, что Питер лежал тише мыши, и то, что дети могли затеять игру в то время, когда наверху страдал от боли раненный человек.
- Нет, - мотнула головой Бобби. - Не в пленники. Мы играли в костоправов. Как будто бы Питер сломал ногу, а я врач.
Мистер Форрест нахмурился.
- Тогда я должен вам сказать, - и лицо доктора приняло суровое выражение, - что это очень бессердечная игра. Неужели вы настолько лишены воображения, что не подумали о том, каково там вашему товарищу наверху? У бедного паренька весь лоб был в испарине, он губы себе искусал, чтобы не закричать, потому что каждое наше прикосновение доставляло ему адскую боль!
- Тогда вас надо было связать, потому что вы такой же злой, как... - начала было Филлис.
- Не говори глупостей! - остановила ее Бобби. - Мы в самом деле проявили бессердечие. Вы правы, доктор.
- Прежде всего я был виноват, - признался Питер. - Бобби, ты можешь продолжать играть в благородство и все валить на меня... Я стал рассказывать девочкам про переломы и раны. Я их тренировал - они ведь хотят быть сестрами милосердия. А они стали меня просить, чтобы я перестал. Ну, а я не перестал.
- И что же дальше? - спросил доктор Форрест, присаживаясь.
- Ну, и я тогда предложил поиграть в костоправов. Я это так, в шутку, предложил. Я не думал, что Бобби согласится. А она сказала «да». Ну, а уж если сказала, то пришлось мне соглашаться на то, что со мной сделали. Позор, что говорить!
Он опять скорчился и отвернулся к деревянной спинке дивана.
- Я не думала, что кто-то узнает, кроме нас, - проговорила Бобби, возмущенно отвечая на немой упрек Питера. - Я же не думала, доктор, что вы придете! Он просто вывел меня из себя этими разговорами про кости и раны. И мне захотелось все обратить в шутку. Вот я его в шутку и связала. Давай, Питер, я тебя развяжу.
- Да уж, будь добра. Пошутили, нечего сказать!
- На вашем месте, - пробормотал доктор, не знавший, что сказать, - я бы поскорее развязался, пока мама к вам не спустилась. Вы ведь не хотите ее огорчать, правда?
- Я все же не могу дать обещания, что никогда не буду говорить о ранах и обо всем таком, - раздраженно сообщил Питер, пока Бобби и Филлис распутывали узлы на «бинтах».
- Прости меня, Питер, - сказала Бобби, наваливаясь на диван и нащупывая огромный узел под ним, - но ты меня просто вывел из себя своей болтовней!
- А мне каково! - отозвался Питер, вставая и стряхивая с себя «путы».
- Я вообще-то пришел, чтобы кого-то из вас позвать с собой. Нужно кое-что принести сюда из моей приемной. А то мама одна не может со всем справиться. Я прислал бы своего помощника, но как раз сегодня я отпустил его в цирк. Ты пойдешь, Питер?
И Питер пошел, не проронив ни слова и не взглянув на сестер.
Доктор Форрест с Питером подошли к калитке, выводившей с поля возле «Трех Труб» на дорогу.
- Давайте я понесу вашу сумку, - предложил Питер, - она, наверное, тяжелая. Что там?
- Ножи, ланцеты и разные другие инструменты, которыми терзают людей. А еще пузырек с эфиром. Мне пришлось дать Джиму эфир - очень сильная была боль.
Питер промолчал.
- А как вы его нашли, этого парня? Расскажи мне.
Мальчик рассказал. Тогда доктор стал рассказывать ему истории о мужественных спасателях. Мистер Форрест был интересным собеседником, как Питер давно уже успел заметить.
Попав в приемную, Питер получил возможность вплотную рассмотреть весы, балансиры, микроскоп и мерные стаканы. Когда было собрано все, что Питер должен был унести с собой, доктор вдруг сказал:
- Ты прости, что я лезу со своим, но...
- Да, конечно! - Питеру очень даже любопытно было его выслушать.
- Это по части науки, - прибавил доктор.
- Да, - отвечал Питер, разглядывая древний аммонит,[30] который доктор использовал как пресс-папье.
- Видишь ли... Мальчики и девочки - это маленькие мужчины и женщины... И вот мы с тобой... Мы гораздо крепче, чем они. - (Питеру понравилось это «мы с тобой», и доктор, наверное, говоря так, понимал, что мальчику это понравится) - И мы гораздо сильнее. Какие-то вещи нам безразличны, а их они ранят. Ты никогда не должен обижать девочек.
- А я разве не знаю? - возмущенно пробормотал Питер.
- Это относится и к твоим сестрам. Да, девочки гораздо нежнее и слабее нас. И так должно быть. А еще ты заметил, как все животные любят своих мам? Ни один зверек не ударит свою маму.
- Я знаю, - заинтересованно отозвался Питер, - два кролика могут драться с утра до ночи, если их не разнять. Но крольчиху они никогда не обидят.
- Конечно, - продолжал доктор, - и, между прочим, самые свирепые дикие звери - тигры и львы - особенно нежно относятся к своим самкам. И в этом нам надо брать с них пример.
- Будем как львы! - улыбнулся Питер.
- У женщин очень нежное сердце. Какая-то вещь, для нас ничего не значащая, может их глубоко задеть. Поэтому мало того, что мужчина не должен распускать руки, он и в словах должен быть осторожным. И если уж говорить начистоту, женщины очень мужественны. Та же Бобби - подумай, каково ей было в темном туннеле вдвоем с этим бедным пареньком! Удивительно то, что именно женщина, более слабая и ранимая, часто раньше нас понимает, как найти выход из трудного положения. Я знал нескольких очень мужественных женщин. Одна из них - ваша мама.
Питер кивнул головой.
- Ну вот, прости меня, что я так долго говорю тебе об этом. Но чтобы человек что-то понял, надо ему об этом сказать. Ты понял, что я имел в виду?
- Да, я понял. Пожалуйста, простите меня.
- Вот и хорошо. Каждый, кто чему-то учился, должен уметь объяснять жизнь, исходя из своего научного опыта. Ну, до встречи!
Они простились. Когда Питер пришел домой, сестры взглянули на него с подозрением и смущением.
- Мир! - проговорил он, ставя на стол корзину. - Доктор Форрест провел со мной научную беседу. Подробно я пересказывать не буду, вы все равно не поймете. Но суть в том, что вы, девочки, нежные, слабые, запуганные, как кролики, и нам надо быть осторожными в обращении с вами. Он вас называл львиными самками... Вы это отнесете наверх или мне самому подняться?
Филлис подбежала к брату, и щеки у нее горели:
- А я тебе скажу, кто такие мальчики. Самые скверные, самые грубые...
- Все же иногда они бывают храбрыми, - улыбнулась Бобби.
- Ну да - ты имеешь в виду этого, который наверху... А тебе, Фил, я прощаю то, что ты сказала, потому что ты слабая, хрупкая, запуганная, нежная.
- Вот я тебе выдеру волосы - посмотрим, как ты меня тогда простишь! - крикнула Филлис вслед брату, который уже поднимался по лестнице.
- Он же сказал: «Мир», - и Бобби толкнула Филлис в бок. - Он как бы просит прощения, хотя не решается прямо об этом сказать. А мы прямо должны ему сказать, что прощаем и сами просим нас извинить.
- Послушать тебя, он уж такая душка... А кто сказал, что мы львиные самки, и кролики, и запуганные?
- Так давай покажем ему, что мы не кролики и не запуганные. А что мы львиные самки - в этом нет ничего плохого.
Когда Питер сошел вниз, все еще не успокоенный, девочки сказали в один голос:
- Пожалуйста, прости нас, Питер, что мы тебя связали.
- Давно пора! - жестко и гордо проговорил Питер.
Это было тяжело вынести, но Бобби сказала:
- Ну вот, враждующие стороны пришли к соглашению.
- Я же и сказал: «Мир».
Читать бесплатно другие книги:
