Из бутика с любовью Хмельницкая Ольга

Петр уже открыл дверь, когда услышал за спиной сдержанные рыдания.

– Ты что? – спросил он Евгению, вернувшись и остановившись на пороге кухни. – Сильная женщина плачет у окна?

Евгения подняла голову, кутаясь в платье, пуговиц на котором уже не было.

– Вас это не касается, молодой человек, – холодно сказала она, подошла к столу, переступив через мусор, взяла в руки терку и принялась тереть морковку. – Вас больше ничего не касается. Я желаю вам всего доброго.

– Это официальное прощание? – спросил Петр.

Платье Евгении распахнулось, Евгения его запахнула, оно распахнулось опять.

– Я вижу, что вы заняты морковкой, – сказал Петр. – Так и до чеснока очередь дойдет.

– С вами уже попрощались.

– И снова здравствуйте.

Петр снял обувь, которую успел надеть, подошел к ней, снял платье и повесил его на плечики в прихожей.

– Тебе так будет удобнее, – сказал он, – кстати, доску надо положить параллельно краю стола, и три не с этой стороны, где мелкие острые края, как будто броню пробило шрапнелью, а там, где есть ряд аккуратных выемок, похожих на черепичную крышу. Ты трешь не оптимально, много морковки остается на зазубринах.

Он взял ее за плечо, крепко, надежно, уверенно, развернул терку нужной стороной. И Евгения вдруг почувствовала, что ей стало так спокойно и хорошо, что от этого даже расхотелось думать.

– Потом чеснок, – сказал Петр. – За чесноком дорежешь мясо. Потом возьмешь щепотку...

Очарование вмиг исчезло.

– Ты готов остаться, только если ты главный, – сказала Евгения. – Чтобы все было по-твоему. Ты тиран, сатрап, угнетатель и эксплуататор.

– Чего я только о себе сегодня не услышал, – сказал Петр. – Почти все правда.

Она стояла перед ним в одном белье и помахивала теркой.

– Это безнадежно, – сказал Петр.

– Да, я уже знаю, – согласилась Евгения. – Не понимаю, почему ты вернулся от порога.

– Ты начала плакать.

– Это тебя правда не касается.

Он пожал плечами и вышел. Она больше не плакала. Он больше не возвращался.

«Мой младший брат отправил родственникам посылку, – читала Ира блог, – в посылке был шоколадно-вафельный торт, две шоколадки и коробка с печеньем. На почте все это упаковали в коробку, напихав в коробку пенопластовых палочек. Потому что не было на почте подходящей коробки. Либо слишком большие, либо слишком маленькие. Поэтому все пространство, не занятое сладостями, и набили палочками. И родственники, представьте себе, все съели. Пять человек. Радостно собрались вокруг коробки и жевали. Ели, пока не добрались до торта. Говорят, решили, что им прислали коробочку кукурузных палочек. Но все живы, ни один кролик, короче, не пострадал».

Ира рассмеялась так громко, что на нее начали оборачиваться. Тогда она закрыла рот рукой и принялась читать дальше.

«Когда идет дождь, – писала Стекл_offa, – в спортивном клубе «Планета фитнес» принято при входе надевать на обувь синие бахилы, такие точно, как в аэропортах выдают, когда через рамку проходишь, а обувь проезжает в ящичке через рентген-аппарат. Еще такие бахилы выдают на станциях переливания крови. Так вот. Надеваю сегодня в фитнес-клубе бахилы. И забываю их на выходе снять. Так и иду по улице. Ребенок рядом скачет. И хоть бы намекнул! Нет, ни я, ни малыш ничего не замечаем. Зато замечают окружающие. И смотрят. Пристально так. То на мои ноги, то на меня. Пока на мои ноги смотрели только мужчины, я не нервничала. Но когда начали и тетки внимательно меня разглядывать, у меня появилось подозрение – что-то не так, ведь тетки мною никогда раньше не интересовались. Увидела наконец бахилы, сняла, выбросила, и теперь гадаю, что же они обо мне думали».

– Смешно, – сказала сама себе Ира, – но где же обещанный пост про Александра?

Она принялась читать дальше.

«Моему сыну шесть. Сегодня на детской площадке он долго уговаривал хорошенькую девочку с кудряшками скатываться с ним с горки в обнимку. Сначала девочка отнекивалась и кокетничала, потом согласилась, и они некоторое время вместе скатывались, визжа и смеясь. Дальше моему сыну с ней скатываться надоело, хотя девочка только вошла во вкус. А сын уже захотел идти на море, помахал ей ручкой, развернулся и ушел».

– Прямо маленькая драма, – подумала Ира и снова отправилась к кофейному автомату.

Они шли по торговому центру. Лампу Марина положила в сумочку. Справа от них был бутик с бельем, и Марина притормозила.

– Дорогая, не отвлекайся, – сказал Дима, – наша задача – пройти торговый центр и найти то место, где могло быть совершено преступление.

Прямо перед глазами Марины на белых зажимах висели стринги с бабочкой на пояснице.

– Минутку, – сказала она. – Я верю, что хороший шопинг положительно повлияет на мою способность соображать.

Бабочка была с капроновыми крылышками, с глазами из красных стразов, воздушная и забавная. Марина вошла в бутик.

– Давай проверим примерочные кабинки, – сказала Марина. – Представь, что Ульяна, к примеру, хотела померить лифчик, зашла в примерочную...

К Марине подошла консультант, широко улыбаясь. На ее лице было написано хорошо скрытое недоумение. И правда, зачем покупать новое белье, если через месяц рожать и все размеры снова изменятся.

– Мы живем один раз, – сказала Марина, – и жизнь эту надо прожить красиво. Вы меня понимаете?

Она взяла вишневый кружевной лифчик, украшенный впереди одним большим белым стразом, и пошла к примерочной. Дима вошел за ней.

– Ну, свети, – сказала Марина.

Ультрафиолетовый свет проник в самые укромные места примерочной. Осветил складки тяжелой портьеры, пол с ковровым покрытием, зеркало, пуфик. Никаких следов крови.

– Тут много примерочных, – сказала Марина. – Отсутствие или наличие крови ни о чем не говорит. У кого-то могла кровь носом пойти. А мы решим, что это следы преступления.

– Свежая кровь отличается в ультрафиолете от застарелой, – не согласился с ней Дима, – тем более что наличие крови может указать след.

Они вышли. Лифчик Марина примерять не стала, но стринги купила.

– В самом факте двойного убийства «под копирку» есть что-то странное, нездоровое, подозрительное, – продолжила Марина. – Обычно убивают за что-то. Или для чего-то. Чтобы что-то скрыть, потому что кого-то ненавидят. Хорошо, Даша Цукерман ненавидела Киру. Кира продавала таблетки. Но зачем убивать Ульяну?

– Ну, я вижу как минимум два варианта. Первый – Ульяна была потребителем тайских таблеток для похудения. А они запрещены и попадают под закон об обороте наркотических веществ. Я пока не могу придумать, почему надо было убивать и клиента, и потребителя...

– На семинаре я не заметила, чтобы Кира и Ульяна были знакомы. Никто ни с кем знаком не был.

– Возможно, они это скрывали. Хотя это действительно нелогично. Ибо из факта их знакомства еще ничего не следует, скрывать особого смысла не было. Но женщины вообще существа нелогичные.

– А второй вариант?

Они заглянули в бутик, в котором на красивые серебряные пластинки наносилось все, что только хотел покупатель. Копия любимой фотографии детей, имя, символ или надпись.

– Вах, – сказала Марина, – как красиво.

Гравировка по серебру была тонкой-тонкой, с полутонами. Сами заготовки – разного цвета, размера и формы – сердечки, крестики, овалы, строгие и лаконичные прямоугольники.

– Второй вариант – что на семинаре кто-то из женщин сказал что-то такое, что не должен был говорить. Случайно выболтал что-то важное. Какую-то тайну. Я почти уже поверил в это, но демонстративный характер убийств, эсэмэски с очередностью жертв... Кстати, я убежден, что ты увидела свой сон с манекенами именно в тот момент, когда кто-то решал, в каком порядке будут происходить убийства. Наш мистер Икс определился с Кирой и Ульяной. Он также почти решил, что третьей убьет Иру. Но не до конца, насчет Иры у него оставались сомнения.

– То есть таки убийца – один из тех, кто был на семинаре? Петр, Евгения, Вероника, Анастасия, Лиза и я? Раз Кира, Ульяна и Ира – жертвы и их можно исключить?

Дима засмеялся.

– Часто в жизни оказывается больше вариантов, чем нам видится, – сказал он, – например, вы сидели за столом, слушали Петра, а за окном висел маляр в люльке. Вы его не видели, а он вас – да.

Следующим был бутик с бриллиантами.

Вероника умылась, смыв с лица абсолютно все. Вымыла голову, убрала высокую прическу, которую ей сделали в парикмахерской. Теперь волосы лежали на плечах свободно, без лака, без пенки, без спрея для укладки.

Потом переоделась в голубые джинсы и белую футболку. Футболка была до этого надета один раз, Вероника, с ее пристрастием к яркой и блестящей одежде, вовсе не понимала смысла в простых вещах. Голубые джинсы едва налезли на ее обширный зад, но все-таки получилось. Она сунула ноги в шлепки, взяла сумку и вышла на лестничную площадку.

«Сильный антропный принцип: Земля существует для того, чтобы на ней жили люди, – подумала Вероника, – человечество не может погибнуть, ибо задача среды – обеспечивать жизнь. Не природа – сама по себе, человек – сам по себе. А окружающая среда – для человека. Колыбель, нянька и эстетический фон».

Она шла вниз по лестнице.

«И этот рыжий парень – не просто так. Не парень – отдельно, а я – отдельно. Это единая система. Он не мог не появиться. И он не может не появиться снова. Почему я так мало верю в бога? Почему мы все такие маловеры? И я тоже. И почему я всю жизнь верила своей матери, которая сказала, что без косметики я уродлива, и именно в ней – мое спасение?»

Внизу хлопнула дверь. Послышались шаги. Он поднимался по лестнице, держа в руках розу. Глаза в таких светлых ресницах, что казалось, их совсем не было, равнодушно скользнули по Веронике. Он пошел дальше.

– Это же я! – хотела закричать Вероника ему вслед голосом Алены Свиридовой. – Как же ты не узнал?

Но она промолчала. Парень нажал на кнопку звонка. Вероника смотрела на него снизу, с лестничной площадки между этажами. Роза в его руках была толстой, длинной, с глянцевыми зелеными листьями и черно-красными лепестками. Он звонил и звонил. А потом сел на корточках у двери и стал ждать.

Бриллианты за столом светились и сверкали.

– Когда-то я работал в Якутии на приисках, – сказал Дима, – алмазы добывались, потом из пустой – то есть якобы пустой – породы делали дорогу. Каждую ночь путешественники, едущие по этой дороге, то тут, то там видели сияние в свете фар, эдакие четкие вспышки.

– И сотни людей ползали по дороге с фонариком?

– Проза жизни в том, что найти эти бриллианты невозможно. Поэтому никто и не искал.

Дима посмотрел на драгоценности.

– Хочешь чего-нибудь? – спросил он Марину.

– Хочу браслет на ногу. Пусть мне уже не шестнадцать. Буду носить со шпильками. Вот буквально вчера думала о том, как мне не хватает браслета на ногу. Такой цепочки крупного плетения, с маленькими бриллиантовыми ключиками, сердечками, кошечками, колокольчиками.

– Ты впадаешь в детство, – улыбнулся Дима.

Консультант изогнулся в полупоклоне.

Ире оставалось прочитать совсем немного.

«Когда мой сын был маленьким, – писала Стек_offa, – я очень боялась, что он узнает, что эта вот аппетитная ножка была недавно хорошеньким цыпленочком, а шашлык хрюкал. Почему-то думалось мне, что ребенок будет шокирован убийством беззащитного существа, которое хочет жить и у которого есть мама, папа, сестренки и братишки, ну и так далее. И вот случился у нас с малышом локальный финансовый кризис. Деньги закончились. А следующие ожидались не скоро. У нас это временами бывает.

– Хочу мяса, – сказал ребенок.

– Нету, – говорю, – маленький мой. Есть макароны.

Малявка без слов пошел в свою комнату и достал игрушечное ружье с оранжевыми резиновыми пульками, которое ему подарил его папа.

– Пойдем, – говорит, – мама, в лес. Поймаем волка, убьем, сделаем из него мясо».

Ира улыбнулась.

«Мораль: даже если вы думаете, что ребенок чего-то не знает, он вполне может хорошо ориентироваться в ситуации», – подумала она.

«Как некоторых девушек все-таки красит беременность, удивительное дело, – было написано в блоге дальше, – некоторые из нас становятся блеклыми, опухшими, бесформенными и ходят мелкой гусиной походкой с мрачными тошнотными личиками. Некоторые почти не меняются, что с пузом, что без, как бегали бодро в штанишках и в очочках, так и бегают. Но у меня есть подруга, которая с каждым месяцем беременности становится все красивее и красивее. Только что получила ее новые фотографии, прямо звезда. Вот как бывает».

Ира скользнула взглядом еще ниже. И да – это был он. Пост про Александра.

Он сидел под дверью Вероники, а Вероника – на подоконнике у окна на пол-этажа ниже. Мужчина, казалось, заснул. Он положил голову на локоть согнутой руки, уткнулся лбом и замер. Роза лежала у его ног. Вероника привалилась головой к оконной раме.

«Интересно, – думала она, – сколько мы будем так сидеть? И что в итоге? Ладно бы, мы высиживали яйца. Так нет, мы сидим просто так, но он не знает, что это я».

Мужчина повернул голову и вопросительно посмотрел на Веронику. Она смотрела на него. Молчание затягивалось. Он встал, взял розу и принялся спускаться, и с каждым шагом улыбка на его лице становилась все шире и шире.

– Красавица, – произнес он. – На, это тебе.

Он протянул руку и убрал волосы с ее лба. Волосы были влажными и сворачивалась на висках колечками.

– Ты смотрела на себя в зеркало? – спросил он. – Внимательно?

Она кивнула. Он дал ей розу. Она положила ее рядом с собой.

– Смотрела, – ответила Вероника. – Но я же ничего не понимаю в женской красоте. Не могу понять, красива женщина или нет. В мужчинах хоть что-то понимаю, а в девушках...

– Поверь мне, ты необыкновенно хороша.

Вероника сидела на подоконнике и прислушивалась к себе. В душе у нее было какое-то странное, новое и сладкое ощущение. Как будто она сбросила тяжелый панцирь, а может, скафандр, а может, старую лягушачью кожу, и теперь ей стало жить легко и приятно. Ей не надо было больше заискивать, ей не надо было бояться, что она не понравится.

– Как тебя зовут? – спросила Вероника, улыбаясь.

Она не могла поверить, что еще полчаса назад рыдала, не решаясь смыть с себя слой косметики, которая заключала ее в виртуальную тюрьму.

– Какая тебе разница? – Он обнял ее за шею и притянул к себе.

– Действительно, – Вероника ответила на поцелуй. – Мне нет никакой разницы. Мне все равно. Пусть тебя зовут как угодно. Кстати, – сказала она, отстраняясь, – кто-то прислал мне сообщение «Твоя очередь никогда не настанет».

– Нет. Не я.

На его лице проступило беспокойство.

– Ты знаешь, – сказал он, – иногда что-то кажется лишним, вредным и ненужным, а оно спасает жизнь.

– О чем это ты? – нахмурилась Вероника.

– Да так, – ответил он. – О том, как многослойна реальность. И не поймешь, что хорошо, а что плохо. Например, у тебя есть машина. Все хорошо, но риск попасть в ДТП возрастает. Или например. У тебя есть пистолет. Ты можешь вытащить свою пушку и направить на обидчика. Тем не менее, вероятность быть застреленным у владельцев огнестрельного оружия по статистике втрое выше, чем у тех, у кого пистолета нет.

– Мой макияж меня от чего-то спасал?

Он устремил взгляд вдаль. Глаза закрылись.

– Возможно, – уклончиво сказал мужчина.

Потом он снова посмотрел на Веронику.

– Пойдем.

Он взял ее за руку и повел в квартиру. Вероника прихватила розу.

– Тут тоже нет примерочных.

Это был магазинчик мебели и предметов интерьера. Марина прошлась по залу. Столики, инкрустрированные разными сортами дерева и перламутром, крупные, тяжелые индонезийские резные стулья из какой-то темной древесины, стальной торшер, похожий на шлем средневекового рыцаря, картины на стены, гобелены, угловые светильники, напольные индийские вазы из черненой, а потом процарапанной латуни. Стояли несколько китайских ширм, расписанных чудесными цветами и птицами. Больше всего Марине понравилась та, где была изображена река Хуанхэ с джонками. Красивый, неспешный и спокойный пейзаж, пронизанный ощущением застывшего времени.

– Ширма нам, собственно, ни к чему, – сказала Марина, – а вот торшер я бы купила.

– Я тоже обратил на него внимание, – кивнул Дима.

В центре бутика стояли несколько резных шкафчиков, сделанных под старину, но при этом явных новоделов.

– Мне нравится, – сказала Марина, проведя пальцем по толстому стеклу в виде призмы. – Такой милый буфет. Такие, видимо, были в семьях до тысяча девятьсот семнадцатого года. Там хранились сладости. Мне бы хотелось, чтобы наш ребенок, повзрослев, тоже имел свой личный волшебный буфет со сладостями.

Дима улыбнулся. Марина прошла дальше.

– Хороший подбор предметов интерьера, – заметила она, глядя на табуретку с ножками в виде копыт лошади Пржевальского.

Они вышли, оплатив буфет, китайскую ширму с Хуанхэ, которую Марина надеялась-таки куда-то пристроить, и торшер.

Следующей секцией торгового центра был цветочный бутик.

Петр сидел перед могильным холмиком и пил коньяк. Горло обжигало, желудок обволакивало нечто теплое, а разум – туманное, все становилось далеким и не важным.

– Еще сто граммов – и станет не больно, – сказал сам себе Петр.

Евгения до некоторой степени скомпенсировала его горе, заполнила ощущение пустоты и отвлекла его. Но теперь ее не было, и краткая история о том, как отчаявшийся и раздавленный чувством вины мужчина готов пожертвовать собой и пойти к той, кому нужен, наплевав на свое собственное «я», завершилась.

– Я пошел бы, – продолжал монолог Петр, – и был бы верен ей, и мясо бы готовил. Но без хамства, без понукания и без позы «охотник попирает ногой поверженного льва».

Евгения подошла и села рядом.

– Дай мне глотнуть, – сказала она.

Он молча передал ей бутылку.

– Как ты такое пьешь, – сказала Евгения, закашлявшись.

– Что есть, то и пью, – ответил он. – Я тебя не заставляю. Принесла бы что-нибудь свое.

Она сделала еще глоток. На ней был серый офисный костюм и черные туфли. Он уже знал, что она носит только черные туфли и только серые костюмы.

– Я рад, что ты пришла, – сказал он, – догадалась, где меня найти, да?

– Да.

– И зачем?

– Зачем пришла?

– Ага.

– Ну, мясо же надо доделать.

Он фыркнул.

– И все?

Массивная черная ворона села на деревянный крест, еще совсем свежий, светлый, торчащий из холмика рыхлой черной земли, усыпанной цветами – пополам искусственными и натуральными, едва начавшими увядать.

– Тут много птиц, – сказал Петр, – здесь хорошо. Извини, но мясо тебе придется доделать самой.

После небольшой паузы она встала.

– Как скажешь. Но если что, ты знаешь, где меня найти.

– Ты тоже. Я все время здесь. Двадцать четыре часа семь дней в неделю.

Через кладбище шла согбенная фигура в лохмотьях.

– Петро! – сказала фигура. – Ну что, споем? Ла-ла-лаааа…

Евгения оставила их вдвоем распевающими «Реквием» Моцарта.

В бутике, где было влажно и прохладно, стоял аромат свежей зелени. В огромные ведра плотно набиты розы. Почему-то Марине больше нравились розочки маленькие, камерные и изящные. Огромные выглядели менее натуральными, им не хватало живости, и в вазах они казались сделанными из крашеной ткани.

– Какой красивый цвет, – сказала Марина, показывая на яркие оранжевые миниатюрные розы, – как огоньки.

– Сколько их в ведре? – спросил Дима.

Консультант радостно подобралась, почуяв крупного клиента.

– Сто штук, – ответила она, – могу продать вместе с ведром.

– И вот хорошенькие, – заметила Марина.

Розочки были желто-зеленого цвета, контраст листьев с лепестками в этом случае был невелик, бутончики казались продолжением стебельков. Потом Марина восхитилась сиреневыми розами, нежно-розовыми с красным ободком, черно-красными бархатными и в конце концов остановилась на самых первых, огненно-оранжевых.

– И ведро давайте, – кивнул Дима.

У Марины зазвонил телефон.

– Да, Анастасия, я вас слушаю, – сказала она, мгновенно забыв о розах. – У вас что-то случилось?

– Я долго думала, звонить вам или нет, – сказала Анастасия в трубку, – но потом решила, что это может быть важным, хотя я не люблю звонить и общаться тоже не люблю. Дело в том, что мне пришло сообщение с текстом «Ты самая последняя». Отправлено из Интернета, отправителя узнать невозможно.

– Самая последняя, – повторила Марина. – Анастасия, спасибо. Будьте осторожны. Вы же дома, как мы и договаривались?

– Не совсем, – сказала Анастасия, – я в торговом центре возле дома, покупаю... кое-что из спортинвентаря.

– Послушайте, Анастасия, – почти закричала Марина. – Уходите оттуда. В торговые центры вообще ходить опасно. У нас уже два трупа – Кира и Ульяна.

– Она самая последняя, – сказал Дима. – Сейчас не ее очередь. Либо Лизы, либо Иры.

– С Ирой нет связи. Она неизвестно где. За Лизой наблюдают. Она пьянствует и пишет картины. И поэтому может оказаться, что очередь именно Анастасии.

Он секунду помолчал.

– Проблема в чуждой логике, – продолжил Дима. – У нашего убийцы есть какой-то мотив, но он... как у инопланетян. То есть его мотив не может быть нашим мотивом. Поэтому так трудно его раскусить.

– Кира, фотография Цукермана, Ульяна, Лиза или Ира... последняя Анастасия.

Марина набрала номер Вероники, но Вероника не отвечала.

– Как все-таки тебя зовут?

Мужчина решительно посадил Веронику на стиральную машину.

– Выбери любое имя, какое тебе нравится, – сказал он.

Она обняла ногами его поясницу.

– Так не пойдет, – сказала она, – я хочу знать. Заметь, я не спрашиваю фамилию, адрес, должность и семейное положение.

– Ну... Вася, – сказал он.

– Неправда.

Они слились в долгом и сладком поцелуе. У Вероники зазвонил телефон, но она не глядя вытащила его из кармана и бросила на полочку.

– Ты свежа и красива, как весенний лютик, – сказал он, – как ароматный ломтик дыни.

– Как мило, – сказала Вероника.

Теперь ее не только не смущало, что на ней нет ни грамма косметики. Это, напротив, возбуждало и снимало какие-то внутренние барьеры. Он потянул ее майку вверх.

– Мммм... белая футболка на голое тело, как эротично.

Кожа у нее тоже была белая, почти прозрачная.

– Загорелые спортивные девушки – это отлично, – сказал он, – но мне всегда хотелось, чтобы у меня была такая вот сочная, свежая пшеничная булочка.

Флакончик с духами сорвался с полки и полетел вниз. Не глядя, он протянул руку, поймал флакончик в полете и поставил его на место.

– Как ты это сделал? – спросила Вероника.

Но он сжал пальцами ее левый сосок, и Вероника сразу забыла свой вопрос.

Дима продиктовал консультанту адрес, куда доставить цветы, и повернулся к Марине.

– Смотри, – сказал он, – очередность проявляется. Кира, Ульяна, Лиза... или Ира? Странно, что во сне ты видела Иру, хотя ее манекен и шевелился, а эсэмэска «Ты следующая» пришла Лизе.

Марина прижала ладони к вискам.

– Тут есть какой-то смысл. В этом несоответствии, – произнесла она.

– Именно.

Они вышли в ярко освещенный коридор, где сновали множество людей. Многие несли пакеты с покупками. Лица были радостными и одухотворенными.

– Шопинг несет вдохновение, – сказала Марина. – И позволяет сделать жизнь красивее.

– Ты права.

Дима улыбнулся краешком губ. В этой улыбке не мелькнуло ничего радостного, только море мудрости.

– Почему мне не приходит сообщение? Всем же пришло? – спросила Марина.

– Почему это всем? Еще нет вестей от Иры, Евгении и Вероники.

– Ира беспокоит меня больше всего. Она ушла искать своего ухажера, и с тех пор мы о ней ничего не знаем.

Они повернули и зашли в огромную секцию, которая, казалось, тянулась до горизонта.

– Terranova, – сказал Дима. – И примерочных целая батарея.

Марина посмотрела на него долгим взглядом.

– Да, – кивнул он, – по логике вещей, лучше места не найти. Выбирай что-нибудь, и пойдем примерять.

Марина взяла черные брючки, белые капри и невесомое шерстяное пальто.

– Пальто отличное, я на него еще в каталоге этой марки в Интернете обратила внимание, – сказала она. – Иногда недорогие фирмы шьют настоящие шедевры. Не все, в конце концов, определяется ценой.

Марина взяла еще красную маечку, пошитую как двухслойную – нижний слой белый, верхний красный. Как будто они надеты одна на другую. – Пойдем, я думаю, это здесь.