Демон поневоле Сидоров Леонид

Выпуск произведения без разрешения издательства считается противоправным и преследуется по закону.

Пролог
Переполох в раю

Молодой человек с нездоровой бледной кожей лежал на кровати, уставившись широко открытыми глазами в потолок, и не двигался, даже не моргал. Покойник – вполне здравая мысль. Но нет, вот его грудь нервно, рывками вздымается и так же опускается, слышится судорожный вдох, а следом и хриплый выдох. Его лоб поблёскивает от капелек пота.

За окном весело щебетали птицы и лаяли собаки. Шумная соседская детвора со смехом гоняла по улице мяч. Ещё бы, в такую замечательную погоду нечего сидеть в доме. Хочется собраться с друзьями, и выбраться куда-нибудь на природу.

Но ни щебетание птиц, ни лай собак не был слышен за закрытыми окнами. Плотные шторы не пускали внутрь свет, и в квартире царил полумрак. Юноша не слышал и весёлого смеха ребятни. Вряд ли он даже понимал, что уже утро.

О, какая неприятность, скажете вы, заболеть в самый разгар лета! И будете не правы. Юношу мучает не хворь, а муки совести. Он в горячечном бреду задаёт одни и те же вопросы: «Почему она?», «Кто?», «Почему не я?» Вина проникла в его сознание, и всё сильнее сдавливает несопротивляющийся рассудок. Осознающий, что это он виноват, и жаждущий утешения, прощения. И не находящий его. Какого чёрта здесь происходит? Что могло довести молодого человека до такого состояния? О, на это способны многие вещи. С этим же конкретным юношей произошло… но давайте по порядку.

– Витюш! Ты сегодня за мной заедешь? – из спальни раздался ещё заспанный, но такой звонкий голос.

Мы с Леной уже почти два года живём вместе и собираемся в начале осени сыграть красивую свадьбу. Оттягивать уже нет смысла. Я давно доучился, работаю, и хотя Лене ещё год постигать тайны маркетинга на вечернем отделении, это уж точно не было преградой.

– Конечно, к шести буду возле ворот, – глянул на часы – пора выходить, – счастливо, вечером увидимся.

– Пока-пока, до вечера, – с каждым словом голос становился всё более вялым, а после прощания послышался шорох постельного белья. Наверняка растянулась на кровати, чтобы добрать пару часов сна. Жаль, не могу к ней присоединиться, пятница у меня самый трудный день недели, и работы сегодня просто вагон. Допив кофе и закончив собираться, я вышел из квартиры, заперев за собой дверь.

Работы оказалось даже больше, чем ожидалось. Но это не самое худшее – какой-то аноним накатал на меня жалобу и отправил начальнику. Теперь в конце рабочего дня предстоит разбираться с этой неожиданной неприятностью, о чём мне уже сообщил недовольный шеф.

– Ленка, слушай, я не смогу тебя сегодня забрать, задержусь на часок-другой на работе. Доберёшься сама?

– Конечно, доберусь. А что случилось?

– Да так, какой-то гад написал на меня жалобу, ничего серьёзного. Но времени немного отнимет.

– Разбирайся там поскорее, буду ждать тебя дома. Целую!

Дома Лены не оказалось. Прождав почти час, регулярно поглядывая на мобильник, плюнул на всё и поехал к её университету.

Бывают безответственные люди, но на Лену это не похоже. Когда они собираются с однокурсниками, а такое бывает и по ночам, она всегда звонит мне. Знает, что я буду волноваться.

Не позвонила. И я волнуюсь.

Ночная поездка к вузу ничего не принесла. Спохватившись, позвонил её родителям. Кто знает, может, они в курсе? Оказалось, нет, а мой звонок лишь заставил их разделить мою нервозность.

Немного бесцельно уже поколесив по городу, вернулся домой, ведь мог у неё просто сесть мобильник, а я тут навёл такого шороху? Тогда Лена вернётся именно домой. Нужно дождаться её.

Утро я встретил с синяками под глазами, которые выгодно подчёркивались красными от полопавшихся сосудов глазами. И весь на нервах. Голова уже начала отказываться соображать. В попытке хоть как-то прояснить рассудок, пошёл на кухню и занялся готовкой кофе. Это всегда меня успокаивало.

Достав с полочки джезву (она же турка), я насыпал в неё две чайные ложки ароматного молотого кофе, пол-ложки сахара и раскрошил где-то четверть палочки корицы. Всё это залил очищенной водой из баклаги и поставил джезву на огонь.

Вдыхая приятный запах варящегося кофе, я ощущал, как мысли понемногу приходят в порядок, а рассудок проясняется. С мыслью, что надо бы позвонить родителям Лены, добавил в варящийся кофе немного сливок и помешал. Дождался, когда на поверхности появится густая пенка, бросил на неё несколько кристалликов соли – для более насыщенного запаха.

Когда пенка начала подниматься над кипящим кофе, выключил конфорку и налил кофе в чашку, избавившись с помощью сита от кусочков корицы и кофейной гущи. Теперь пара капель хорошего рома, помешать – и напиток готов.

Цедя мелкими глотками отличный ароматный кофе, я пошёл в соседнюю комнату за телефоном – нужно всё-таки позвонить родителям Лены, вдруг она пришла к ним. Закончив изрядно гипнотизирующий меня ритуал, опять вернулись поганые мысли.

Не успел я подойти к телефону, как он самостоятельно ожил, и квартиру заполнили звуки рока. Всё-таки научились делать смартфоны с хорошими динамиками, отличный звук.

На дисплее вибрирующего телефона был незнакомый и неподписанный номер. Может, клиент? Взяв в руку телефон и нажав «Принять», ответил в микрофон: «Я вас слушаю, кто это?»

Почти минуту собеседник что-то говорил, а я только молча слушал. Потом абонент замолчал, но я так и не проронил ни слова. Лишь чашка с кофе упала на паркет и со звоном разбилась. Ароматный напиток растёкся по паркету мерзкой густой лужей.

Глава 1
Мир перевернулся

Казалось, мир подрагивал, а люди и предметы то отдалялись, то резко приближались, заставляя часто вертеть головой и дёргаться без видимой окружающим причины. Безумец. Считаете себя крепким человеком, эмоционально стойким? Я тоже так считал. Это оказалось лишь видимостью. Всего за час земля ушла у меня из-под ног, а удар под дых заставил выдохнуть весь воздух и согнуться. С тех пор я не могу разогнуться, и воздуха вечно не хватает. А опора под ногами так и не появилась.

После того звонка я поехал в больницу. Надо было взять такси, но я забрался в свою машину, завёл двигатель, выехал из двора… Потом по сторонам от меня мелькали машины, люди, деревья и ещё что-то. Но мой разум отказывался их распознавать. Как хорошо, что у меня коробка-автомат. Словно после сна, я очнулся возле больницы. С трудом разжал побелевшие пальцы, впившиеся в руль, вывалился из машины.

Люди в белых халатах, белые коридоры, яркое освещение заставляет окружающую белизну ещё ярче сверкать, въедаясь в мои глаза. Ненавижу белый цвет. Это новая неприязнь. Ей всего пара минут.

Оказалось, что я приехал первым, а спустя полчаса подтянулись и родители Лены. Крики, переходящие во всхлипы матери, и льющиеся слёзы по лицу отца. А рядом на столе лежит Лена. Бледная и спокойная, с синяками и ссадинами на лице и теле. Перед глазами всё немного расплывается, я тоже плачу.

Никогда до этого не был в морге.

Потом мы говорили со следователем. Он говорил, а мы слушали. На Лену напали недалеко от университета. Центр города, такие случаи – большая редкость. От этого на душе не становится менее погано. Наверное, её хотели ограбить или изнасиловать, но она сопротивлялась. Это видно по синякам и ссадинам на её теле, и по коже и крови под ногтями. А потом кто-то из нападавших не сдержал удара и проломил ей голову тупым предметом. Сильная гематома в области затылка, вызвавшая кровоизлияние в головной мозг. Смерть наступила быстро.

Мы поставили подписи и ушли, не сказав друг другу ни слова.

Бывали на похоронах? А мать почившей обвиняла вас в её смерти? Её громкий истеричный не то крик, не то визг разносится по всему кладбищу. Её отец неотрывно смотрит на тебя злым, презрительным и в то же время потухшим взглядом. Часть окружающих делает вид, что ничего не видят и не слышат, попросту игнорируя происходящее. Но ты чувствуешь взгляды остальных, менее равнодушных, которые режут тебя злыми, обвиняющими взглядами.

В глазах нет слёз, они давно закончились. Ты уже не винишь окружающих. Ты ещё не винишь себя.

Редкий человек может быстро оправиться после такого. Я не смог.

Днями я почти не выходил из квартиры, ел от случая к случаю. Спал когда придётся и очень редко – ночью. И ни разу не прикоснулся к вещам Лены.

Время лечит. Лечит. Кого? Когда? Непонятно. Прошло уже больше недели, а легче не становится. Я не отвечаю на телефонные звонки и никого не пускаю в квартиру. Не смог бы выдержать. Все так и норовят успокоить, утешить. Уговорить поскорее начать жить дальше. Уговорить? Как будто мне есть дело до разговоров. Я люблю её и жил ради неё. Но её больше нет. Жить дальше? Как?

Хочется забыться.

Никогда раньше не курил. Почему все говорят, что это успокаивает? После первой сигареты мне не стало легче, после пятой тоже. Лишь после половины пачки почувствовал небольшое облегчение – сильно запершило в горле, и я зашёлся в долгом кашле. Это хоть немного меня отвлекло. Ополовиненная пачка сигарет отправилась в окно.

Крайне редко выпивал, и всегда понемногу, что-то слабоалкогольное. Теперь я сжимаю в руке бутылку виски, а янтарная жидкость плещется где-то на самом донышке. И мне безумно хочется разбить бутылку о голову главного технолога этой дряни. Неужели нельзя было сделать крепче? Ведь должно же было стать легче! Должно?

Подошла к концу вторая неделя. Мысли о Лене больше не вызывают зубовного скрежета. Но сбитые кулаки по-прежнему ноют, а голос всё ещё хриплый, сорванный.

На смену бессильному, пустому горю пришло чувство вины. Если бы я забрал её, как собирался, она была бы жива. Лена ведь на меня рассчитывала… Я пытался искать виноватых, исходил злобой на шефа, который меня задержал, и на того урода, чья анонимка заставила меня остаться допоздна. Не получилось. Как ни старался услужливый разум, ведомый инстинктом самосохранения, у меня не вышло переложить вину на кого-то другого. И она грызла меня.

На исходе третьей недели я решил навестить её родителей. Мне не удавалось внятно объяснить самому себе, зачем это нужно. Они винили меня в смерти дочери, и как можно с этим спорить? О чём с ними говорить? Просить прощения? Но нет, я виноват перед Леной, и только перед ней. Так зачем? Нет ответа, было лишь чувство, что это правильно, это нужно сделать.

Впервые за долгое время я увидел своё отражение в зеркале. Мне совершенно не идёт куцая бородка и грязные спутанные волосы, торчащие в разные стороны. Мой внешний вид не красили синие круги, теперь уже вокруг глаз, в которых, к слову, я уже не видел и тени интеллекта.

Собрав воедино те немногие крупицы самолюбия и самоуважения, что у меня ещё остались, я привёл себя в порядок. Это была долгая работа. Но как и всё, вот уже долгое время, она выполнялась на автомате.

Благо чистых вещей в шкафу было с избытком – не так часто в последнее время я менял одежду. И вот, здравствуй, улица. Было бы неплохо зайти в магазин, а то в холодильнике уже давно сгнил трупик повешенной мыши. Плохая еда с доставкой на дом – вот чем я питался последнее время.

Машина осталась на парковке – отчего-то захотелось пройтись пешком, здесь всего-то полчаса неспешного хода. Куда мне теперь спешить?

По дороге я решил зайти в парк. В первые месяцы знакомства мы с Леной частенько здесь гуляли. Городская администрация уже давно выделяет на поддержание этого сквера жалкие копейки, и он существенно запустился. Исчезли карусели, подвесные канатные дороги и почти не осталось торговых палаток. Людей, соответственно, тоже. Но именно это нас привлекало. Тихо, спокойно, почти безлюдно. Верхушки деревьев, которые годами не обрезали, давали густую тень даже в самый солнечный денёк. Вот и сейчас, гуляя по тем же аллеям, я как будто был не один. Как будто всё стало как прежде. И Лена звонким голоском что-то мне говорит. Просит отпустить, не трогать её. Что? Лена просит… Нет, это не она. Но голос мне не померещился. С трудом сбрасываю наваждение и в спешке смотрю по сторонам, иду в направлении голоса.

Вокруг ни души, только три парня пристают к девушке. Один схватил её и что-то кричит прямо в лицо. Остальные стоят немного в сторонке, иногда крича что-то одобрительное.

До них рукой подать, но я не могу разобрать их слов. Не могу сдвинуться с места. Моё внимание приковала девушка. Последний раз я видел это лицо в морге, тогда оно было так спокойно, расслаблено. Теперь по щекам и подбородку стекают слёзы, а её покрасневшие глаза рыщут вокруг в поисках помощи. Вот она замечает меня и что-то кричит. Я не слышу слов, но они и не нужны. Один раз я тебя подвёл, но больше этого не случится.

Не говоря ни слова, бегу к троице. Они что-то кричат, Лена что-то кричит. Не могу разобрать слов. Это неважно.

С силой бью первого по лицу, и удар валит его на землю. Бью второго, тот закрывается раз, другой. Вспоминаю о ногах и изо всех сил пинаю его по колену. Хруст всего на долю секунды опередил дикий крик парня, катающегося по асфальту и баюкающего сломанную ногу.

Меня бьют по затылку, в глазах темнеет, и я падаю. Под сильными ударами сжимаюсь, как эмбрион, и пережидаю самые мощные удары. Боль почти не ощущается, только дышать стало трудно. Наверное, сломали ребро.

Выждав удобный момент, хватаю одного за ногу, с силой дёргаю и взбираюсь на упавшего. На его лице оскал, и становится видно, что ему не хватает пары зубов, и губы разбиты просто в мясо. Это тот первый, встал и начал меня пинать.

Руки смыкаются на его шее и сдавливают её изо всех сил, заставляя того хрипеть и извиваться подо мной. Его руки тянутся к моей шее, но они намного короче моих, и он может лишь сучить ими и царапать ногтями моё горло.

Чувствую, как оставшийся бьёт меня по спине, пытаясь сбросить с товарища. Затем хватает, чтобы стащить, но у него не получается. Я вцепился мёртвой хваткой и чувствую, что сопротивление всё ослабевает. Осталось совсем немного. Чуть-чуть…

Острая боль заставляет на секунду разжать пальцы, но я тут же сжимаю их с новой силой. Тепло расползается по коже от левого бока, а внутри становится всё холоднее. Ещё удар. Руки разжимаются, и меня стаскивают с парня, тот уже не дёргается. Потерял сознание?

Нет сил пошевелиться, всё как в тумане. Молча смотрю на невредимого урода. Того самого, что держал Лену, заставил её плакать. Лену?

Перед глазами появляется незнакомая девушка, совсем не похожая на Лену. Она ведь рыжая, а эта шатенка. Как я?.. Перепутал?

Туман густеет, и я слышу как будто через вату:

– Что за нахрен с этими сучками? Сначала та тварь в начале лета начала рыпаться, теперь эта б… сделала ноги из-за этого, сука, героя. Ты как, Костян? Костян! Ты чё, б…?!

В начале лета… на Лену напали пятого июня, а сейчас уже конец месяца. Это они. Они её убили, а я умираю?! Нет, я убью их. Убью!! Чёрный туман, обволакивающий сознание, будто становится красным. В голове бьётся одна-единственная мысль: «Убить, убить!» Она заполнила собой весь мир, и стала для меня смыслом. Никогда прежде я не желал чего-то так сильно.

Ненависть всё разгорается, но телу на неё плевать. Оно вот-вот начнёт остывать. Вся ненависть в мире не способна спасти даже одного человека от потери крови. Но она способна на нечто большее.

Глава 2
Куда мы попадём после смерти?

Что ожидает увидеть человек после смерти? При условии, конечно, что там что-то есть? Многие из нас на что-то надеются. Мы думаем, что…

Было бы приемлемо увидеть чёрный тоннель, в конце которого горел бы яркий свет, обещая покой и лучший мир. В который реально попасть.

Было бы неплохо увидеть святого Петра, который поприветствует тебя и проведёт через врата в Рай, где ты проведёшь пару-тройку тысяч лет, пока не наступит Судный день.

Совсем здорово было бы ступить на Радужный мост. Пройти по Биврёсту мимо могучего Хеймдалля и попасть прямо в зал героев – Вальхаллу. Где вино и пиво льётся рекой, а за одним столом с тобой сидят великие герои и скандинавские боги. И не смолкает музыка.

Если же тебя встречает мрачный Харон и предлагает переправить на своей лодке через реку мёртвых, да ещё и требует плату – сразу ясно, дело дрянь.

Но судьба любит удивлять, так вышло и в этот раз. Простой человек, найдя смерть в своём родном мире, не исчез из реальности, а оказался приглашён, вернее, силой затянут, в одно из наиболее известных обиталищ умерших. Виктора забросило в совсем уж непотребное место, и более того, его судьба уже предопределена другими.

* * *

Жуткая боль – вот уж чего точно не хочется испытывать после смерти. Особенно если ни черта не видно, и тело будто ватное.

Пытаешься ворочаться, пошире раскрыть глаза, чтобы наконец-то осмотреться, но ничего не выходит. Глаза по-прежнему не могут ничего выловить в окружающем мраке, а движения медленные и неуклюжие, будто в воде. Не хватает кислорода. Пытаешься вдохнуть, но вокруг… нет воздуха, и ты бессильно хватаешь ртом… что бы это ни было.

Наконец, всё прекращается, но яркий свет не приносит облегчения, а ноги не выдерживают удара о твёрдую почву и подгибаются. Потихоньку возвращается разум, а вместе с ним и память.

Ты вспоминаешь, как жил и как умер. Руки судорожно ощупывают лицо, не веря, что это не сон. Из глубины подсознания поднимается дикий восторг – ты жив, и действительно есть повод для ликования. Но как быстро отчаянье сменяется радостью, столь же быстро ему на смену приходит гнев. Ты вспоминаешь, как очутился здесь, видишь лица тех, кто украл у тебя абсолютно всё. Сперва любимую, а затем и саму жизнь. И возможность отомстить. Или не отняли? Ведь ты жив. Жив?

Ненависть притихла, давая тебе возможность оценить происходящее и вывести себя из того дерьма, в котором ты оказался. Но она никогда больше тебя не покинет. В самой жестокой битве, и в самом сладком раю, в твоей душе всегда будет тьма.

У тебя наконец появилась возможность понять, куда же тебя занесло. Так чего же ты ждёшь?

* * *

Первое, на что я обратил внимание – чёрный камень. Он был у меня прямо перед лицом и источал тепло. Обнаружив себя стоящим на четвереньках, поспешил подняться – какие бы ни были неприятности, их лучше встречать с хорошим обзором.

Вокруг нет ничего. Неестественно тёплый чёрный камень, греющий мои босые ступни, простирается во все стороны до самого горизонта. И да, на мне нет ни клочка одежды. Оказаться в жутком месте столь неприятным способом и при этом сверкать голым задом – если это дело чьих-то рук, а не неведомый закон природы, этот кто-то знает толк в неловких ситуациях.

Как и многие люди, я не часто смотрел на небо – все наши дела более приземлённы и требуют тщательного внимания ближе к земной поверхности. Но не обратить внимания на однотонное багровое небо – это надо постараться. Когда-то оказывались в комнате с красными обоями? Если провести там долгое время, начинается бессонница и странные тревоги. Багровое небо без единого облачка обещало куда большие неприятности.

Мысль о том, что это другой мир, не вызвала даже кратковременного шока. Куда неприятнее оказалось отсутствие одежды. Много недель назад я отчаянно жаждал сойти, наконец, с ума, чтобы перестать мучишься. И безумие настигло меня, пусть и запоздало.

Лишь одна мысль не давала мне покоя – безумцы не осознают, что они сошли с ума.

Мои вялые попытки разобраться в собственном безумии были прерваны мощным порывом ветра, повалившим меня на камень, и немного протащившим по нему. Ветер, столь сильный, что способен свалить с ног крепкого, пусть и исхудалого, мужчину, стих столь же внезапно, как и появился. Взамен ему, в считанных метрах от меня открылась вращающаяся воронка насыщенного жёлтого света, из которой кто-то вышел. Понять, кого принесла нелёгкая, было пока невозможно – яркий свет сильно слепил, и приходилось щуриться и прикрывать глаза рукой.

Спустя всего пару мгновений, воронка начала уменьшаться, и вскоре от спецэффектов не осталось и следа. Только гость никуда не делся, и появилась возможность его рассмотреть. Мужчина лет сорока, короткие тёмные волосы уже тронула седина, одет в некое подобие брюк и пиджака. На современные модели не похоже. На старинные, впрочем, тоже. Что-то новенькое. Совершенно обычное, ничем не запоминающееся лицо. Если встретишь такого на улицах города, он лишь ненадолго привлечёт внимание необычной одеждой, но вскоре о нём забудешь. Всё бы ничего, но и обстановка здесь не городская, и порталы не встречаются на каждом шагу.

Незнакомец подошёл ко мне, внимательно осмотрел, задержав взгляд на лице. Он не смотрел мне в глаза, его взгляд был расфокусирован и смотрел, казалось, вглубь меня.

Постояли, помолчали. Я не спешил предпринимать каких-либо действий. Если это глубины моего разума – всё будет происходить без моего прямого участия. Если я и впрямь попал в другой мир, то тем более лучше не приставать к этому типу. Кто знает, на что он ещё способен, кроме открытия порталов.

– Ты скучный, – с безразличным лицом роняет незнакомец. Не знаю, что ответить.

– Простите?

– Говорю, ты скучный. Обычно на меня набрасываются с вопросами, иногда пытаются убить или ограбить. Хамят, угрожают и кричат. А ты скучный.

Опять пауза. Он не спешит развивать мысль, а я не знаю, что ответить. Если это его обычная работа – встречать таких, как я, то это уже неплохо. Что ж, информации не хватает, а субъект пока не проявляет агрессии. Попробую аккуратно разузнать побольше.

– Могу я задать вам пару вопросов? Только что я был совершенно в другом месте, и теперь крайне удивлён и растерян.

– Давай, только побыстрее. – Можно подумать, это не он только что резину тянул с этими гляделками и молчанием. Начал я с банального.

– Где я?

– У этого мира много названий. Мы называем его Бездной. У тебя его называют Адом. Дальше.

– А-мм, вы Харон? – Мысль, что я попал в Ад, уже приходила мне в голову – уж слишком живописный здесь пейзаж. А вот реки Стикс что-то не видно. То ли меня занесло куда-то не туда, то ли греки насочиняли.

– Нет, меня зовут Гарвал. – Точно, насочиняли. Но перевозчик без лодки и с другим именем продолжил: – Я проспорил этому излишне хитрому Харону желание, и теперь должен сотню лет встречать здесь таких кретинов, как ты, и объяснять, куда их занесло. Что, закончил с вопросами? Тогда пойдём, – временный проводник развернулся ко мне спиной и уже поднял руку, вероятно, чтобы открыть портал.

– Нет, постойте! Если можно, ещё несколько.

– Поглоти тебя Бездна, сколько можно! А, стой, уже поглотила! Аха-ха-ха! – он зашёлся громким хохотом. Вот скотина злорадная. – Ладно, чего тебе ещё?

– Куда вы меня собираетесь вести, и почему я здесь оказался? – Не сказал бы, что жил праведно, но и особых грехов за собой не замечал.

– А что, смерти того никчёмного куска мяса тебе недостаточно? В твоём мире ведь считают, что в Ад попадают за грехи. А убийство у вас – тяжкий грех.

Убийство? Так тот… никчёмный кусок мяса действительно умер? Это… хорошо. Но те двое тоже должны умереть. Они отняли у меня Лену, и я хочу забрать у них всё, что им дорого, а потом долго, с наслаждением…

– Вот видишь? Неужто ты недостаточно «хорош» для Ада? Не только не сожалеешь об убийстве, но и с удовольствием планируешь ещё два. Такие люди нам нужны. – Тоже мне, агитатор долбаный. «А ты уже вступил в Адский легион?», и Люцифер, направивший на тебя указательный палец.

– Но не бойся, мой маленький смертный, здесь тебя не будут жарить в сковороде или варить в котле с маслом. Какой нам толк в твоих вечных мучениях? О нет, ты хорошо нам послужишь. Даже больше, станешь одним из нас. Как и все до тебя.

– Одним из вас? Кем это, чёртом?

– Брось, моя глупая обезьянка, чертей не существует. Зато демоны… да, демоны действительно реальны. – В одно мгновение Гарвал преобразился. Он стал страшен. И дело не только в коротких закрученных рогах и хвосте, которые не выросли, а будто просто появились из воздуха. Вот их нет, я моргнул, и они уже появились. Нет, дело в самом облике. Из человека среднего роста и телосложения он превратился в более чем двухметрового амбала с телом на зависть земным культуристам. Огромные мышцы взбугрились и значительно увеличили объём демона. Костюмчик не выдержал такого обращения и расползся почти на лоскуты. Огромной лапой с короткими, но толстыми когтями демон сорвал с себя испорченный пиджак и бросил на камень. – Никогда не любил этих людских вещичек. Ну что, человечек, теперь ты веришь в демонов?

Он не был похож на демона в классическом понимании. Нет, разумеется, рога и хвост обращали на себя внимание и недвусмысленно орали о нечеловеческой природе твари, но его лицо осталось человеческим, а не гротескной рожей, которой только детей пугать. Не было копыт, зато были человеческие ступни размера эдак пятидесятого. Кожа не красная, а вполне человеческая, загорелая. О сере и упоминать не стоит. Он не внушал суеверного ужаса, хотя и был страшен.

– Трудно не поверить. Но я жил и умер как человек, с чего бы мне становиться демоном? И что меня ждёт?

– Ты действительно глупая обезьянка. Может быть, ты и жил как человек, но умер ты как бешеный зверь. Именно поэтому ты здесь. Чтобы попасть к нам, нужно этого сильно захотеть, а потом сдохнуть. А ты просил. О, да ты умолял пустить тебя сюда!

– Ты лжёшь! Я никогда…

– Да неужели? В тебе было столько ненависти, злости… ты так желал смерти тем двум макакам, что это желание перевесило все остальные. Такие чувства в момент смерти разумной твари – это словно стук в адские врата. Ты же, мой маленький голозадый друг, колотил в эти врата так, что демоны уже делают ставки, как быстро ты потеряешь человеческий облик. Я поставил на два дня. Не подведи меня, обезьянка. – Улыбка у демона была устрашающая. Не верю, что там всего тридцать два зуба.

– Что значит, потеряю человеческий облик? Я что, стану как ты?

– Тебе остаётся лишь уповать на это. Но судя по грохоту, который ты учинил, быть тебе поистине адской тварью. Чем сильнее злоба, тем больше и страшнее новый облик.

– Так чего же ты скалишься? Если стану огромным и могучим, то откручу тебе рога за эти оскорбления! – Где это видано, чтобы твоя собственная шиза называла тебя голозадой макакой и ржала над тобой во весь голос? Это ведь шиза?

– У малыша ещё не выросли большие зубки, а он уже пытается огрызаться? Как это славно! Можешь попробовать снова через тысячу-другую лет, когда будешь из себя что-то представлять, а пока будь хорошим мальчиком и слушайся старших. А то каким бы дылдой ты ни вымахал, тебя всегда можно будет посадить на цепь и поставить охранять Ад. Составишь компанию Церберу. А может, даже его заменишь. Забавный был парень, к слову. Тоже хорохорился и угрожал, что как только станет демоном, сразу поставит Харона на место. Теперь веками сидит на заднице перед адскими вратами и скулит, выпрашивая прощение. Но у Харона долгая память. Я бы сказал, вечная. – Откровенно паршивая перспектива. Это открывает совершенно другой взгляд на греческие мифы и на Ад в целом.

– Лучше обойдёмся без цепи. Я… превращусь в демона? И как скоро?

– В твоих же интересах уложиться в два дня. Я на тебя немало поставил. А вообще, от твари зависит. Ты чем слушал, безрогий? Чем меньше человечности и больше злобы, тем быстрее существо перерождается. Были случаи, когда начинали меняться, только вывалившись из врат. И всегда это были люди. Ни у зеленокожих, ни у ушастых нет столько злости и ненависти. Зелёные убивают, потому что им это нравится, а ушастые у нас и так редкие гости. Лишь твоё племя действительно знает толк в злобе, – два дня. Всего два. Но…

– Зачем всё это? Зачем нам перерождаться? Если в Аду нет расплаты за совершённые грехи, то к чему всё это?

– Грехи? Грехи?! Нам нет дело до грехов! Людь может сколько угодно трахать чужую жену, жрать и пить в три горла, поклоняться кому-угодно, воровать… ну ты понял. Никаких законов, кроме людских, он не нарушит. Нам нужны лишь «сливки» вашего гнилого общества. Тот, кто перед смертью перестал быть человеком, не будет им и после смерти. Мы отбираем диких зверей и собираем из них армию. Так что и тебе придётся послужить нашим целям.

– Постой! А куда попадают грешники, если не в Ад? Праведников ведут в Рай?

– У тебя неправильное представление об устройстве вселенной, мальчишка. Грешники, праведники, кому какое дело? Всё идёт по кругу, и их душонки попадут в новые тела, и всё пойдёт по новой. Ничего никогда не меняется. Просто наш Владыка вклинился в эту систему и забирает себе самые сливки. Хватит глупых вопросов. Держись ко мне поближе, человечек, я открываю переход.

Передо мной появилась воронка портала, ведущая неизвестно куда. Но ничего хорошего ждать уже не приходится. Тяжело вздохнув, я шагнул навстречу новым неприятностям.

Глава 3
Какого чёрта я здесь делаю?

Среди бескрайнего монолита чёрного камня, освещённый угрожающим алым небом, раскинулся небольшой городок. Кривые дома, возведённые из всё того же чёрного камня, узкие улочки и немногочисленные гротескные фигуры, шныряющие взад-вперёд по этим улочкам. Если прислушаться, можно различить далёкие крики боли, слышимые даже здесь. Этот городок не защищала ни стена, ни вал, ни ещё какой-нибудь плод фортификационных работ.

Неподалёку от поселения вдруг взревел ураганный ветер и засверкал воздух. Миг, и на том месте начал формироваться овал насыщенного жёлтого света, из которого вразвалочку вышла самая настоящая адская тварь, а за ней – абсолютно голый человек. Он вышел не столь удачно и покатился по земле, не сумев удержаться на ногах.

Придя в себя и поднявшись на ноги, человек начал осматриваться. Даже не будь он в столь непотребном виде, ему всё равно суждено было здесь выделяться. Нигде до самого горизонта, насколько хватало зрения, не было видно больше ни одного человека. Но были другие представители местной жизни. И разумность некоторых из них вызывала серьёзные вопросы. Да и помимо местной фауны, здесь было, на что обратить внимание.

* * *

– Чего копаешься? Тебя уже ждут. – Адская тварь, а именно демон Гарвал явно не собирался затягивать с доставкой очередного «рекрута» в Адский легион.

– Одежды у вас не найдётся? Мне уже надоело своими голыми телесами сверкать. – И правда, голая задница заставляет чувствовать себя на редкость некомфортно.

– Недолго тебе осталось ими сверкать. В казарме тебя приоденут, а пока потерпишь. – С трудом сдерживая злость на ублюдочного демона, я, наконец, осмотрелся. И увиденное мне не понравилось.

– И что, в таких условиях живут демоны? – обведя рукой не абы какие хоромы, раскинувшиеся перед нами, я выжидающе уставился на Гарвала. Раньше он на мои вопросы отвечал, возможно, ответит и сейчас. – Эти мелкие уродцы тоже демоны? – мне на глаза попалась группа… уродцев, по-другому и не назовёшь, которых сбило с ног порывом ветра от открывшегося перехода. Сейчас они неуклюже поднимались на свои кривые ножки, и едва им это удавалось, спешно хромали восвояси.

– Нет, в этих конурах живут Пустые, те самые корявые уродцы, в которых ты тычешь пальцем. А теперь хватит любоваться видами, и топай за мной. – Развернувшись ко мне спиной, демон быстрым шагом пошёл к поселению. Поспешив за ним, чтобы не отстать, я не забыл о вопросах.

– Что ещё за Пустые? Я думал, здесь живут только демоны.

– Больше не думай. У тебя и получается плохо, и больше не понадобится. А живёт здесь целая прорва разных тварей. Демоны основной вид – потому что самый сильный. Но далеко не единственный. Что же до Пустых, это ранее разумные создания, чьи души истощили свой ресурс. Теперь это жалкие маленькие недоразумения, которых мы заставили батрачить на себя. В Бездне очень многое держится на этих маленьких уродцах.

– Их души истощили ресурс? Как такое возможно?

– Бесполезный ты балласт, если бы ты знал, насколько я сейчас ненавижу Харона за то, что он свалил на меня обязанность нянчиться с такими выкидышами мирозданья, как ты, – скривившийся демон, несмотря на своё недовольство, продолжил: – Впервые родившись, разумное существо обладает цельной душой, но она не остаётся такой навсегда. Каждый раз, когда человек или какая другая разумная тварь делает что-то мерзкое, душа немного стачивается. И если эта конкретная тварь продолжает в том же духе из раза в раз, от одного перерождения к другому, то в один прекрасный момент от души останется жалкий клочок, который уже не запихнёшь в нормальное тело, и соответственно, билет в один из привычных миров этот огрызок не получает. Вместо этого он оказывается здесь и получает ущербное маленькое тельце, в самый раз для его душонки. Здесь он и доживает свою последнюю жизнь, правда, уже не особо понимая, что происходит и где он находится. Хоть они и наделены каким-никаким разумом, но воли лишены почти начисто, – не в силах быстро осмыслить эту информацию, разум цепляется за неясность, оставляя сложные размышления на потом.

– То есть как это, доживают последнюю жизнь? Что их ждёт дальше, после смерти здесь?

– Ничего. Абсолютная пустота. Для них закрыты все пути. Никакого перерождения, никакого прощения, никакой надежды. Сдохнув здесь, они навсегда избавляют вселенную от своего присутствия. – Казалось, демону доставляет удовольствие эта тема. Будто он наслаждает одной лишь мыслью о том, что у этих существ нет будущего. Гарвал даже порыкивал, рассказывая об этом. И в этих гортанных звуках слышалось удовольствие.

– Но а… кто это определяет? Кто судит, мерзкий поступок или нет?

– Людишка, тебе нужен кто-то, чтобы судить твои поступки по справедливости? Избавься от той дряни, которой забита твоя голова. Во всей вселенной для разумной твари есть только одно существо, кому дано судить его поступки – он сам. Все прочие – лишь по праву силы. Понимает, что совершает мерзость, но всё равно делает это – вот тебе и суд, и приговор. Люди и прочие расы сами решают свою судьбу, хотя и винят высшие силы. Так и ты, обезьянка, сам напросился в наш уютный мир, никто к этому не приговаривал и силой не затаскивал. Это твой выбор.

– Если бы я знал, что…

– Закройся! Это же люди придумали фразу «Незнание не освобождает от ответственности». В кои-то веки, ваши убогие умишки попали точно в суть. Тебе некого винить. И довольно обманывать себя, даже если бы ты знал, где окажешься, ты всё равно убил бы ту макаку.

Некоторое время я молча следовал за Гарвалом. Мы шли по одной из узких улочек этого городка Пустых. Уродцы время от времени сновали мимо нас, обходя по широкой дуге не только демона, но и меня. А я всё думал о словах своего проводника. И с пугающей ясностью понимал – он прав. Даже знай я, что попаду в это ужасное место, всё равно не простил бы их, не оставил бы в покое. И не оставлю. Те двое должны умереть.

Догнав Гарвала и поравнявшись с ним, я озвучил свои мысли:

– Ты прав, я бы всё равно сделал это. И сейчас превыше всего желаю смерти тем двоим. Но я заперт здесь непонятно на какой срок, и вряд ли мне выпадет шанс отомстить.

– Не спеши с выводами и не отказывайся от мести, мальчишка. Если будешь как следует рвать задницу на тренировках и станешь лучшим среди новичков, кто знает, может твоё желание и осуществится.

– Ты серьёзно? Но мы ведь в Аду, как отсюда дотянуться до моего мира?

– Есть способы, но тебе рано об этом думать. Ты пока слаб и неуклюж, словно Пустой, и не заслуживаешь подобной услуги. Докажи сперва, что от тебя есть польза.

Неужели это правда возможно? Тогда я сделаю всё, что в моих силах, чтобы ускорить расплату. Нет, я сделаю больше.

– Мы почти пришли. Полюбуйся, это твой дом на ближайшее время.

Всё тот же мрачный пейзаж, а впереди маячит большое здание, лишённое какой бы то ни было красоты или вычурности, но уже куда менее позорное, чем кривые домишки Пустых. Приземистое и продолговатое, оно больше всего походило на барак.

– Гарвал, пока мы не пришли, у меня есть ещё один вопрос. Я тут подумал, раз есть демоны, то ангелы что, тоже существуют?

– Что ж вы все такие недоразвитые? Ангелов вам подавай! Как не существует Рая, так нет и ангелов. Кто-то может называть себя так, но это не более чем мистификация. А теперь закрой рот и запомни, отныне твоя судьба в руках Клауса – мастера этого полигона. Прояви себя, и возможно, твоё будущее окажется не таким уж и беспросветным. Если же нет, то ты никогда не отомстишь, а просто сгниёшь в очередной войне как бесправный кусок мяса. – Подойдя к железным воротам около барака, демон ударил по ним, и звон разнёсся по всей округе.

А я стоял не шевелясь, беззвучно. Так и не определившись окончательно, является ли всё окружающее плодом моего больного разума или меня действительно занесло в Преисподнюю, я тем не менее решил играть по здешним правилам. Даже если смерть тех двоих окажется очередным плодом безумия, я всё равно жажду её. Больше всего на свете.

Ворота медленно открылись. За ними оказалась тварь, выглядящая куда более отталкивающе, чем уже привычный Гарвал. Значительно выше и массивнее огромного проводника, он менее походил на человека из-за своей звериной рожи. Как и у Гарвала, его голову венчали два рога, но один был обломан у самого основания. И целиком, от пальцев ног до этой самой рожи, он был покрыт короткой бурой шерстью. Из одежды на демоне были лишь свободные шорты. Увидев проводника, он расплылся в жуткой улыбке, из-за которой стали видны внушительные клыки на фоне острых зубов.

– Всё так же возишься с сосунками вместо Харона? Говорил же тебе, не спорь с ним, тем более на желание. У этого хитрого упыря ещё никто не выиграл и камня. Ну да ладно, кого притащил на этот раз? – голос у Клауса оказался под стать внешности – низкий с рычащими нотками. Словно зверь освоил человеческую речь.

– Да-да, помню. Ты уже раз десять мне об этом говорил. А привёл я вот этого молокососа, – Гарвал отошёл в сторонку, чтобы Клаусу стало видно меня.

– Хм, хиловат, конечно. Да и бесполезен, небось, словно добродетель, но в последнее время нас что-то не балуют новичками. Уже заметил, Гарвал?

– А как же. С каждым годом всё больше Пустых и меньше достойных кандидатов. Будем надеяться, что это временно, и люди поскорее вспомнят, кто они на самом деле. Ладно, забирай этого сопляка, как зовут и откуда не знаю, да и плевать мне на это. Сам разберёшься, а я пойду, приведу нервы в порядок, а то эта работа по-прежнему выводит меня из себя, – взмахом руки открыв переход, Гарвал тут же скрылся. Как и в первый раз, порыв ветра сбил меня с ног, заставив зажмуриться и прикрыть лицо руками. Вернувшись в вертикальное положение, я подошёл к демону, в ожидании его реакции. Мимоходом заметив, что от ураганного ветра тот даже не вздрогнул.

– В одном наш временный проводник не одинок – мне тоже нет дела ни до твоего имени, ни до изначального мира. Ты просто очередной дикий зверь, по ошибке родившийся человеком. Но теперь эта непростительная ошибка быстро будет исправлена, и скоро ты получишь тело, которое станет отражением твоей души. А я прослежу, чтобы ты смог принести пользу нашему делу. Иди за мной, посмотрим, способен ли ты хоть на что-то.

За воротами раскинулась большая площадка, подозрительно напоминающая плац. На противоположной стороне виднелось ещё несколько зданий, одно из которых выделялось добротностью кладки и сравнительной аккуратностью. Чувствую, это не место отдыха рекрутов, а личный домик Клауса.

Откровенно говоря, увиденное мало ассоциировалось с военной частью. Территория не огорожена, построек мало, нет караульных. Впрочем, куда здесь убежишь? Рядом расположился лишь убогий городишка, а так, куда ни глянь – всюду чёрный камень и красное небо. Такой пейзаж мало располагает к дезертирству. Но не буду делать поспешных выводов, сперва немного освоюсь.

Клаус привёл меня к одному из строений. Одноэтажное, приземистое и лишённое окон, оно выделялось даже среди прочих «шедевров» архитектурной мысли. По взмаху руки тяжёлые двери отворились, и мы вошли внутрь. Ещё взмах – и в тёмном помещении становится достаточно светло, чтобы оценить обстановку. Мы в арсенале.

– Владеешь каким-то оружием? – кивок в сторону стеллажей и стоек с оружием. Холодным оружием. Тщательно осматриваю стеллажи, но не вижу ничего, кроме мечей, топоров и прочих образцов крайне архаичного вооружения.

– Я неплохо стреляю. Здесь найдётся автомат или ружье? – взгляд на стеллажи. – Или хотя бы пистолет?

– Очередной выходец из техногенного мира, как вы сами их называете. Демоны не пользуются стрелковым оружием. Выбирай из того, что есть.

– Почему? Его не получается протащить в Ад? – если кто забыл, я по-прежнему сверкаю голым задом, что наглядно демонстрирует – этот мир брезгует всем, кроме живых существ.

– Есть способы, причина в другом. Демонов и других живучих существ трудно убить из такого оружия. В отличие от меча, автомат не получается зачаровать, чтобы пули пробивали магические доспехи и разрушали големов. Попытки, разумеется, были, но пока никто не объявил об успехе. Хотя это не единственная причина. Лишь в ближнем бою можно испытать настоящее удовольствие, а какой демон откажется от такого? – Кровожадная улыбка демона (куда там Гарвалу) наглядно демонстрировала абсурдность одной только мысли об отказе от такой чудной привычки. – Впрочем, некоторое ваше оружие – это действительно шедевры, достойные демонов. Взять то же ядерное оружие – какая это прелесть! Шеф всегда говорил, что люди это его любимая раса. После демонов, разумеется, – что-то мне подсказывает, что даже если удастся сделать чудо-автомат, демоны всё равно продолжат кромсать врагов мечами и топорами. Дело здесь вовсе не в эффективности.

Смирившись с тем, что придётся осваивать архаичное, в общем-то, оружие, я приступил к осмотру оружейной комнаты. Часть смертоносных игрушек была аккуратно расставлена на стойках, но остальное – бессистемно свалено на стеллажи и полки. Прошёл мимо устрашающего вида топоров, лишь мазнул взглядом по копьям и остановился перед стойкой с более поздними экземплярами вооружения. Шпаги, рапиры, палаши и другие, неизвестные мне образцы клинкового оружия. Мало разбираясь в вопросе, но рассудив, что эволюция вооружения не зря отсеяла громоздкие мечи, потянулся к тонкой рапире.

– Лапу убрал! Тут тебе не дуэльный кружок, прутиками надо было размахивать в своём родном мирке. Это недоразумение годится против людей, ну так вы же словно бурдюки с кровью – ткни чем-то острым, всё и вытечет. Серьёзную тварь таким не убьёшь. Да и сломаться может в настоящем бою. И вообще, отойди оттуда, и выбирай что-то более основательное. – Теперь стало понятно, почему в остальных местах оружие свалено в кучи, а здесь царит аккуратность – эта стойка просто для красоты.

Уяснив, что свобода выбора – вещь крайне относительная, особенно в Аду, я подошёл к кучам мечей и принялся подбирать наиболее подходящий экземпляр. Чтобы уж вовсе не скатываться до банального метода тыка, остановился на том, что, по крайней мере, удобно лёг в руку. Это оказался прямой одноручный меч с простой крестовидной гардой. Разобраться в качестве стали и прочих тонкостях даже не пытался – элементарно не обладал необходимыми знаниями. Но даже с моими куцыми познаниями в холодном оружии, трудно было не обратить внимания на один волнующий факт – меч был чертовски острым.

– Это же не тренировочное оружие! Вы смерти моей хотите? – несмотря на вопросительные интонации, я бы не стал исключать подобного расклада.

– А ты что, хотел деревянный? Привыкай, деточка, это Бездна. Раз закончил, выходи и иди на площадку. Хочу проверить, откуда у тебя руки растут, – схватив первый же попавшийся под руку меч, Клаус выжидающе уставился на меня.

Поняв, что спорить бесполезно, выхожу из арсенала, иду в указанном направлении. Меч был тяжелый и требовал осторожного обращения – было серьёзное опасение просто порезаться. Ножен ведь в комплекте не оказалось.

– Стоять! Попробуй хотя бы задеть меня мечом. Справишься – пойдёшь отсыпаться после насыщенного дня, а нет – я убью тебя. Приступай.

Идея нападать на огромного демона с мечом, который для тебя словно третья нога, мне сразу не понравилась. Плохо было одно – не было выбора. И я напал.

Нелепые и неловкие взмахи меча, призванные имитировать удары, не помогали – Клаус с презрением на лице отклонял их своим оружием. Я пробовал всё. Колол, рубил, бил ногами и пытался повторить приёмы, когда-то увиденные в кино. Но ведь изначально было понятно, что у меня нет даже намёка на шанс.

– Жалкое зрелище. И такой рохля попал в Ад, чтобы стать демоном? Куда мы все катимся? – Казалось, ещё мгновенье, и Клаус ударит себя по лицу ладонью. – Но довольно. Как и обещал, теперь я тебя убью. – Сделав плавный шаг ко мне, демон неторопливо, демонстративно замахнулся мечом.

– Постойте, я же умру!

– Конечно, помрёшь. Но ненадолго. – Меч опустился, и моё лицо, а затем и всё тело пронзила острая боль, уже знакомая по первой смерти. Вот уж не думал, что придётся снова пережить эти паскудные ощущения. Снова мир гаснет, а боль начинает утихать. Тьма.

Пробуждение было внезапным и будоражащим. Никакой сонливости или вялости, как после сна. Сознание сразу же прояснилось, и я вспомнил, что произошло. Вспомнил, что меня опять убили. Рука снова инстинктивно тянется к лицу – именно туда пришёлся удар, но никакой раны там больше нет, и лишь ноющая тягучая боль даёт понять, что всё это не было сном. Пытаюсь разобраться, что происходит, и осматриваюсь.

– Уже пришёл в себя? Наконец-то. Вставай, бери в руку меч и продолжим, – надо мной как ни в чём не бывало, стоял Клаус.

– Ты же меня убил… Что вообще здесь происходит?

– Демона невозможно окончательно убить в этом мире. Ты ещё не демон, но Бездна уже крепко вцепилась в твою душу, и нет такой силы во вселенной, что способна хотя бы ослабить эту хватку. Хватит разговоров, пора учиться.

Учёба – лишь рекруты Адского легиона знают всю гнусную и зловещую суть этого слова.

Я умирал, умирал и… да, умирал. Вопил как припадочный, когда моя рука с мечом отдельно от тела упала на камень, а из культи начала хлестать кровь. Кричал от боли и ужаса, когда мои внутренности вываливались из распоротого живота. Корчась на земле, я пытался собрать и запихнуть на место те, что уже вывалились, и удержать оставшиеся. Это был первый раз, когда удар меча принёс мне облегчение. Но что бы этот ублюдок ни вытворял с моим телом, я раз за разом оживал. Хотя уже не хотелось, и я мечтал, чтобы очередной удар стал последним, и чтобы никогда больше не видеть этой мерзкой звериной хари.

Слова Клауса о том, что тренировка завершена, прозвучали в пространстве, но не нашли понимания в моём агонизирующем разуме. Я просто стоял и смотрел сквозь него, опёршись мечом о каменную площадку. Затрещина пришлась как нельзя кстати. До меня, наконец, дошло, что пытки на сегодня закончены. Не было сил даже на вздох облегчения. Такое бессмертие можно только ненавидеть.

Молча плетусь за своим мучителем и вхожу в покосившееся здание. Внутри всего одна, но очень большая комната, заставленная лежанками со спящими на них людьми. Клаус что-то говорит, но я не слышу и подхожу к лежанке, на которую он указал пальцем, просто падая на неё в желании хоть ненадолго забыться.

Сон не идёт. Казалось бы, самое время для глубокого сна без сновидений, но нет. По привычке, без участия сознания, прикасаюсь большим пальцем правой руки к безымянному – там ещё недавно было кольцо. Жениться мы с Леной не успели, хотя уже давно обручились. Но палец прикоснулся не к податливой плоти, а к твёрдому металлу. Кольцо на месте! Как же так, на мне же совсем не было вещей после перехода? Но удивление быстро проходит – вспоминаю, что выдался слишком насыщенный день, и я просто не проверял, на месте ли кольцо. Оказалось – это единственная вещь, попавшая со мной в Ад.

И ещё много часов я лежал на спине и вертел перед глазами руку с кольцом на безымянном пальце. Но смотря на него, видел не ободок жёлтого металла, а лицо Лены. Не мёртвую картинку, а подвижное живое лицо. Боль притупилась, и даже нервное напряжение немного спало. Позабыв о предстоящих мучениях и испытаниях, я уснул.