Чистильщик Белов Вольф
– Ну. Давай, друг, одевайся,– здоровяк на удивление деликатно похлопал Васильева по плечу.– Или ты решил еще поработать? Га-га-га!
Валерий почувствовал себя удивительно хорошо, хотя, кажется, ничего целого в его организме не осталось. Его словно завернули во что-то теплое.
«Сдохну, а завтра приду»,– подумал он.
Машина Петренко, черный сверкающий «лексус», еще совсем недавно вызвала бы у Валеры легкий приступ неполноценности. Но теперь он без малейшей робости плюхнулся на обитое плюшем сиденье.
– Куда? – осведомился его новый приятель.
– В центр. На Рубинштейна.
– Реальное место,– одобрил Петренко.– Квартира?
– Комната.
– Ну, это ничего,– утешил новый приятель, заводя мотор.– А ты хорошо против Олежки стоял, я глядел.
– Да ладно! – устало вздохнул Васильев.– С мальчишкой не справился!
– Га-га-га! С мальчишкой! Ну ты сказал! Ладно, братила, руки-ноги у тебя есть, а главное – характер. Это, Валера, главное. Ты, Валера, боец. Раз Кремень тебя взял.
– Кремень?
– Сэнсэй. Ты, главное, первое время перемогись, потом легче будет. По себе знаю. А я, Валера, не с базара пришел. У меня камээс по боксу. В тяжелом весе. Смекаешь?
– Угу.
«Лексус» гнал по проспекту, безжалостно делая всех и вся. Вел Петренко мастерски.
– Ты, вижу, тоже спортом балуешься? Каким?
– Лыжи. И футбол, так, для себя.
– Нормально! – одобрил новый приятель.– Лыжи – это дыхалка. И растяжка. А в футбол мы еще с тобой погоняем! Мы с Силычем каждую неделю играем. Силыч, он тоже футболист. Когда-то в СКА играл, правда, не в основном.
В иное время Васильев непременно заинтересовался бы, но сейчас только вяло кивнул.
Доехали.
– Во,– пробасил Петренко, притормаживая и показывая на табличку.– «Дом построен архитектором Хреновым»! Как при царе-батюшке хреновые архитекторы строили, а? Га-га-га!
– Мой дом – вон тот,– показал Васильев.
– Твой? – Петренко притормозил.– Нормальный домик. Беру! Га-га-га! Короче, Валера. Завтра в шестнадцать тридцать жди меня здесь. Подхвачу, у меня хата тоже рядом. Бывай.
И уехал.
Валера кое-как поднялся к себе на второй этаж. Выпил полчайника воды, смазал ноги раствором мумиё, упал на кровать и выпал из окружающего мира.
Проспал Валера до девяти утра следующего дня. Проснувшись, обнаружил, что правый глаз открывается только на четверть. И это еще цветочки. Шипя и ругаясь, Валерий поднялся с постели. Ноги, как ни странно, почти не болели, зато чистку зубов весьма затрудняли распухшие губы. Подумав, Васильев решил принять душ. Собственно, это следовало сделать еще вчера. Заодно Валера изучил повреждения. Синяков было много, побаливали ребра, физиономия выглядела так, что Васильев с легкостью вписался бы в контингент любого вытрезвителя. Радовали подошвы. Мумие сработало. Еще бы дня три – и снова можно бегать. Трех дней у Валеры не было.
– Ни хрена се! – приветствовал сосед Афоня явление Васильева на кухне.– Подрался?
– Вроде того,– прошлепал Валера картофельными губами.
Соседи у Васильева были хорошие. Бойкая бабулька-пенсионерка и ее сын Афанасий – престарелый охламон и алкаш. Но алкаш культурный и не наглый. Только занудный. Еще одна комната пустовала. Хозяева все собирались ее продать, да уж больно подъезд непрезентабельный и коридорчик в квартире с гулькин щип.
Завтракал Валера скромно: картошка с подсолнечным маслом, селедка. По деньгам завтракал, одним словом. Но аппетит на удивление разгулялся.
В институт не поехал. Ну его. В двадцать минут пятого спустился вниз.
Петренко подъехал тик-в-тик. Распахнул дверцу.
– Здорово. Как ноги?
– Нормально, спасибо.
На этот раз у Валеры была возможность насладиться поездкой в крутом авто. И получить удовольствие от музыки и всего остального. Сегодня Петренко не лихачил. И молчал. Думал о чем-то. Доехали, тем не менее, быстро, пробок не было.
Машину Петренко оставил на стоянке у проспекта. Перекинулся парой слов с охраной. Тут его знали.
К залу дошли пешком. Валера почти не хромал.
В раздевалке с ним поздоровались сдержанно, даже как-то холодно. Васильев сразу почувствовал себя неуютно. Но это прошло, когда бородатый протянул ему полиэтиленовый пакетик. В пакетике лежали чешки.
– Спасибо,– растрогался Валера.– А можно?
– Можно.
– Как, впору? – поинтересовался Петренко.
– В самый раз.
– У Силыча – глаз-алмаз!
– Петренко,– сухо произнес бородатый Силыч.– Хорош киздеть.
Огромный хохол смущенно хмыкнул.
Войдя в зал, Васильев понял, для чего предназначались бревна. Тощий Шиза свирепо лупил по одному из обрубков руками и ногами. Сильно лупил, не жалея. Будь на его месте Валерий – сразу остался бы без ног и рук.
Васильев пристроился в углу, разминаться. К нему тут же подошел юный Олежек.
– Не так,– сказал он.– Давай покажу. А ты делай.
И прогнал целый разминочный комплекс. Валерий оценил: ни один сустав, ни одна мышца не остались «холодными».
– Ну давай,– одобрил его усилия паренек.– Делай. Только это лабуда.
– Почему? – удивился Васильев.
– Думаешь, враг будет ждать, пока ты раскачаешься? – удивился в свою очередь юный Олежек.– Сразу надо включаться. Но ты пока давай, тянись. Тебе еще рано.
Хлопок.
– Побежали!
Валера в очередной раз оценил подарок Силыча. Без чешек бег стал бы пыткой.
– Новичок! – рявкнул сэнсэй.– Ко мне.
Остальные продолжали бег.
– Гляди, как они делают,– сказал Егорыч Васильеву.
Валера поглядел. Парни не просто дрыгали руками и ногами в разных направлениях. Они вкладывались в каждый удар.
– Вижу, понял,– проворчал сэнсэй.– А ты машешь, как трусы вытряхиваешь. Даже лоб не вспотел. Марш в круг. Работай.
После пробежки народ опять разбился на пары. На этот раз к Валерию решительно направился Петренко. Одет он был в широкие штаны черного цвета и такую же черную майку. Руки Петренко по толщине могли спокойно конкурировать с ногами средненакачанного человека.
– Ну, Валерик,– сказал он.– Врежь-ка мне в брюхо. Давай, давай, не стесняйся.
Васильев врезал. Петренко поморщился:
– Я ж не девочка,– проворчал он.– Я говорю: врежь, а не пощупай.
Оскорбленный Валера размахнулся и треснул что было силы. Рука заныла, Петренко осклабился.
– Уже лучше. Особенно замах твой деревенский. Пошли.
К стене была прилажена фанера. На фанеру наклеен толстый квадрат пеноплена. Профессиональным глазом Валерий отметил: клей – говно, по краям все отстало.
Петренко утвердился напротив стены, согнул ноги в коленях, примерился и выстрелил стремительной серией ударов. Любой из них наверняка отправил бы Валеру в небытие.
– Делаю медленно, гляди! – Могучее тело Петренко совершило некое волнообразное движение. Прижатый к животу кулак, разворачиваясь по спирали, пошел вперед, соприкоснулся с пенопленом, погрузился в него, по телу Петренко, от ноги к плечу, прокатилась еще одна волна, привинченная к стене фанера скрипнула.
– Еще раз!
Так же неторопливо пришла в движение левая рука, а правая отошла назад, к подбородку.
– И еще. Ну, пробуй. Медленно!
Васильев сделал.
– Локоть прижимай,– сказал его наставник.
Валерий попробовал прижимать локоть.
Петренко только крякнул.
Рядом остановился сэнсэй. Поглядел и отошел.
– Что не так? – спросил Валерий.
– Все не так,– мрачно произнес Петренко.
Неслышно подошел сэнсэй. В руках – небольшой обруч.
– Ты иди,– сказал сэнсэй Петренко.– Поработай с Гошей, у него пары нет.
Поставил кольцо между Валерой и стеной.
– Попробуй сквозь него,– произнес он.– Старайся не задеть.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Лето окончилось незаметно. Валерий ел, спал, тренировался. Три раза в неделю ходил в институт. Научную работу забросил, занимался только халтурой, хотя денег все равно почти не было. Каждый вечер он приходил в зал. Но этим не ограничивался. По несколько часов в день мучил себя стойками, кихоном и прочей техникой, которую можно отрабатывать в одиночку. Он уже забыл, зачем начал тренироваться. Его захватил сам процесс. В середине сентября, когда листья кленов на набережной, где Валера бегал по утрам, стали рыжими, позвонила Лариса.
Лариса была многолетней любовницей Васильева. Связь их прерывалась во времена его браков или когда у Валерия закручивался очередной скоротечный роман, но потом возобновлялась с прежней регулярностью.
– Ты не женился? – с подкупающей прямотой спросила Лариса.
– Нет,– ответил Васильев.
– Может, заедешь?
Валерий вспомнил, что вот уже несколько месяцев у него не было женщины. Правда, и не хотелось. Но Ларисин голос вызвал в организме знакомое шевеление.
– Приеду,– сказал он.– Сейчас.
– Жду.
Его подруга повесила трубку.
– Господи! – ужаснулась Лариса.– Что это?
Руки Валерия были сплошь покрыты сочными фиолетовыми и лиловыми синяками.
– Не важно,– буркнул Васильев, продолжая раздеваться.
– Ох! – выдохнула Лариса.
Торс Васильева, если и выглядел лучше, чем руки, то только потому, что имел большую площадь.
– Тебя что, избили?
– Вроде того. Ты так и будешь сидеть в свитере?
– Валечка! Как же это?
В роли сострадающей женщины Валерий свою любовницу видел в первый раз. Роль эта ей не шла.
– Кто же тебя так? – продолжала охать Лариса и вдруг поинтересовалась совершенно другим, деловым тоном: – Ты в милицию заявлял?
Васильев свирепо глянул на свою любовницу.
«Ну и дура!» – подумал он.
– Ты поэтому так долго не звонил? – трагическим голосом промолвила подруга.
– Да,– соврал Валерий.
Лариса взирала на него скорбно. Вид у нее был – как у больной курицы.
Валерий пожалел, что приехал.
– Ну? – осведомился он.– Трахаться будем или как?
Лариса спохватилась, стянула свитер, расстегнула молнию на брюках.
– У нас час,– сообщила она.– Потом мне в садик, за Кешкой. Господи, кто же это тебя так? – снова ужаснулась она.
– Тебе помочь? – спросил Валерий, наблюдая, как она возится с тесными брючками.
– Я сама.
Лариса не любила, когда ее раздевают. Васильев знал это. Он знал все ее привычки и пристрастия. Васильев подозревал, что он – не единственный ее постельный приятель. Его это не волновало. Оба не строили больших планов относительно друг друга.
– У тебя красивые ножки,– сообщил Валерий, усаживаясь на постель.
– Правда? – кокетливо проговорила его подруга.
Это входило в ритуал. Хотя ноги у нее и верно были неплохие. Да и фигура тоже. Только по лицу и видно, что ей давно уже не двадцать.
Лариса юркнула под одеяло, прижалась в нему:
– Ты тепленький! – И тут же отстранилась.– Тебе не больно?
Валерий сгреб ее в охапку, перевернул на спину.
– Не задавай дурацких вопросов!
– Больше не буду! Ой!
Часа им хватило. Достаточно было бы и тридцати минут. Лариса была нетребовательна, а Валерий давно уже не испытывал в постели с ней огненной страсти. Собственно, никогда не испытывал.
Перед уходом Лариса накормила его супом.
– Ешь, ешь,– покровительственно говорила она.– Знаю я вас, ученых!
Лариса окончила курсы бухгалтеров и ушла из института еще в начале рыночного разгула. В богачки она не выбилась, но и не нищенствовала. Иногда позволяла себе помечтать о богатом муже. Валерий в этой роли на рассматривался, и это его тоже устраивало.
Когда они расстались, Валерий неожиданно ощутил некий подъем.
И на тренировке чувствовал себя легким и стремительным.
– Ты сегодня прямо летаешь! – одобрительно произнес Юра, с которым он отрабатывал кумитэ.– Молодец!
Похвала, впрочем, не помешала Юре раза три отправить Васильева в нокдаун и прилично рассадить ему ухо. Валерий не обижался. Он знал, что и Юра, и Петренко, и прочие с ним деликатничают. Поскольку видел, как его новые товарищи бьются между собой. Другое дело, что удар, от которого Васильев птичкой отлетал метров на пять, у того же Петренко вызывал сдержанное: «Х-ха!» И все.
– Набивка и уклоны,– поучал он Васильева.
Этим вечером Валерий в первый раз попробовал по-настоящему постучать по висячим поленьям. Оказалось, не такие уж они и твердые.
– Тебе что, правда, не больно? – поинтересовался Васильев.
Он отрабатывал удары ногами, используя в качестве макивары торс парня с игривой кличкой Монплезир. Монплезир, тот самый охранник, что когда-то (еще в прошлой жизни) передал Валерию Юрину записку. По комплекции Монплезир мог соперничать с Петренко, но если у жизнерадостного хохла рожа (если не сердить) была нахальной, но добродушной, то ряшка Монплезира, сплошь состоящая из выступающих костей и желваков, обтянутых бледной веснушчатой кожей, с глазками, упрятанными глубоко в черепе, вызывала острое желание держаться от этого человека подальше. А вот иметь такого бойца в своей команде – совсем неплохо.
– Искусство «Железной рубашки»,– гордо произнес Монплезир.
– Железная рубашка – это как? – поинтересовался Валерий.
– Это тебе, брат, еще рано. Ты давай бей, не отвлекайся!
Рядом с ними вдруг оказался сэнсэй. А может быть, и не вдруг. Егорыч обладал способностью не обращать на себя внимания. Мог минут десять наблюдать за тренирующимися, а те его вроде как и не видели.
– «Железная рубашка» – первый шаг к вратам мастерства,– уронил сэнсэй.– Не болтай попусту, Монплезир.
Монплезир побагровел. Смутился.
– «Некто Ша,– нараспев негромко произнес сэнсэй.– Некто Ша изучил искусство силача „Железной рубахи“. Сложит пальцы, хватит – отрубает быку голову. А то воткнет в быка палец и пропорет ему брюхо. Как-то во дворе знатного дома Чоу Пэнсаня повесили бревно и послали двух дюжих слуг откачнуть его изо всех сил назад, а потом сразу отпустить. Ша обнажил живот и принял на себя удар. Раздалось – хряп! – и бревно отскочило далеко. А то еще, бывало, вытащит свою, так сказать, силу и положит на камень. Затем возьмет деревянный пест и изо всех сил колотит. Ни малейшего вреда.
Ножа, однако, боится» [1].
Сэнсэй помолчал, дав время переварить историю, затем сказал Монплезиру:
– Там Шиза без пары. Иди, поработай.– Затем обернулся к Васильеву: – Что скажешь, Валера?
– Надо учиться работать ножом.
Егорыч улыбнулся, что с ним случалось не часто.
– Хорошо,– одобрил он.– Подойди к Олежку. Пусть покажет тебе работу с ножом. Где ножи и рукавицы – он знает.
«Ножи» оказались просто деревянными палочками. К счастью. В первую же минуту Васильев получил «дырки» в сердце, печень, горло и еще дюжину мест, куда проникновение железа категорически противопоказано.
Проведя наглядный урок Валериной безграмотности, Олежек быстренько показал Васильеву азы техники, как держать, как и куда бить, чем встречать атаку, и дал Валерию возможность эти движения отработать. Потом похвалил, хотя с точки зрения Васильева хвалить было не за что. Сам он Олежка не достал ни разу. При этом каждая атака обучаемого завершалась, как правило, «вспоротыми» венами и «перерезанными» сухожилиями на бьющей руке.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Прошел октябрь, потом ноябрь. В конце ноября погода неожиданно подалась к теплу. Растаял выпавший уже снег, солнце за пару дней выпило все лужи, даже весной запахло. Уже перелезшие в шубы и дубленки петербуржцы поглядывали на небо и удивлялись. К чему бы этакая нежданная перемена?
Васильев на небо не глядел. Но перемены пришли и к нему. И начались с того, что Силыч привез новые макивары.
Заказывал их сам Егорыч. Официально. Ждали их уже месяц. Срок заказа давно миновал, но, как водится в нашем отечестве, пока гром не грянет…
– Грянет! – пообещал Силыч.– Петренко, Монплезир, завтра с утра – ко мне.
– Точно, мать-перемать! – одобрил Петренко.– Это что им, табуретки?
В общем, макивары привезли через два дня. Сплошная кожа и хромированная сталь. Сэнсэй пощупал, попробовал пружины, кивнул одобрительно.
– Петренко,– сказал Силыч,– найди завхоза, дай ему стоху, а то опять вонь подымет. Я завтра мужиков пришлю, стены долбить.
Васильев перевернул один из тренажеров, осмотрел пластину с обратной стороны.
– Можно и не долбить,– сказал он.– Я могу приклеить.
– Приклеить? – недоверчиво произнес Силыч.– Это чем?
– Соплями,– сказал кто-то из мальчишек и захихикал.
– Ша! – вмешался Монплезир.– Валера – химик. И за базар отвечает.
– А не отвалится? – продолжал сомневаться Силыч.– Мы же не для красоты вешаем.
– Не отвалится,– уверенно заявил Васильев.
– Ну добро,– согласился Силыч.– Попробуй. Сделаешь, мы тебе премию выпишем. Так, Петренко?
– Ясное дело.
Больше об этом не заговаривали.
На следующий день Васильев привез в зал наждак, компоненты клея и все прочее. К вечеру все шесть макивар висели на своих местах, а еще через день их опробовали на практике. Ни одна не отвалилась. Каждый из учеников Егорыча не поленился выразить восхищение работой Васильева.
Теперь Валера знал всех. Учеников оказалось совсем немного. Силыч, который был вроде старосты. Мордовороты Петренко и Монплезир. Гоша по прозвищу Терминатор, квадратный бородатый мужичина, уступавший Петренко и Монплезиру габаритами, но не силой. Торс Гоши вызывал в памяти вылезший из-под земли корень старого дерева. С Гошей, правда, Валерий почти не общался. Зато с Юрой-охранником они сошлись хорошо. Даже пару раз в баньку сходили и водочки приняли. Еще был Паша-академик, белобрысый, добродушный и слегка тормозной. Не в кумитэ, конечно, а по жизни. И Шиза, который оказался очень образованным (с филфаком за плечами), неглупым и приятным в общении. Еще тренировались шесть мальчишек, причем делившихся на две неравные группы: Олежек и Гавриил, которого обычно звали Гариком, корешились со взрослыми и вели себя соответственно. Остальные – обычная пацанва, шумноватая и старших слегка побаивающаяся. Это были те, кто приходил постоянно. Время от времени появлялись и другие. Но не новенькие, а «старенькие», поскольку остальные их хорошо знали.
Профессии у новых друзей Васильева были самые разные, но по разговорам Валерий уже понял: никто из них по специальности не работает. Кроме Паши, который имел диплом фельдшера и сутки через семь трудился в «Скворечнике» [2]. Но наверняка Пашина деятельность этим не ограничивалась, поскольку на фельдшерский оклад, даже с «сумасшедшими» надбавками «опель-вектру» не купишь. Впрочем, «опель» этот был у остальных вечным предметом шуток, поскольку все время ломался и, несмотря на «молодость», уже начал ржаветь.
Машины были у всех взрослых учеников Егорыча. У Силыча – даже три, но две, как он утверждал, не его, а фирмы. Однако фирма, насколько понял Васильев, тоже принадлежала Силычу.
В общем, новые друзья Валерия имели на корабле жизни собственные места, если и не в первом классе, то и не на нижней палубе. Как ни странно, для Васильева это уже почти не имело значения. А деньги и прочее… Да Бог с ними! Он нашел себя – вот главное.
Деньги, однако, появились сами. В пятницу Силыч вручил Валере «премию». Четыреста долларов.
– Это много! – возразил Васильев.
– Ничего,– Силыч похлопал его по плечу.– Мы не обеднеем, а тебе пригодится. Сам увидишь.
Валера «увидел».
Тем же вечером Юра и Петренко пригласили его в кабак.
«Выпить, покушать и поговорить»,– как сказал Петренко.
Кабак оказался пустынный, уютный и безумно дорогой, поскольку на Невском и с понтом. Кушанья были такие, о которых Васильев даже не слышал. И они действительно стоили своих денег.
Под водочку и приятный разговор о различных аспектах рукопашной Васильев умял столько, сколько дома не съедал за три дня. Но в сравнении с аппетитом Петренко, аппетит Васильева выглядел мышиными потягушками. Два официанта вились вокруг их стола и взирали на могучего хохла с нескрываемым восхищением. Ни один не простаивал.
– А шо? – басил Петренко, уминая очередную порцию.– Я и в армии за двоих кушал. Мне положено.
Единственное, что слегка заботило Васильева: хватит ли четырехсот долларов, чтобы покрыть Петренков аппетит.
Но расплатиться ему не позволили.
– Не суйся,– грубовато пресек Петренко.– Тебе эти гроши завтра понадобятся.
Отстегнув официантам лишку, Петренко велел им принести пива, а самим исчезнуть и не мельтешить.
– У нас,– сказал он,– разговор кон-фи-ден-ци-альный.
– Ну,– спросил заинтригованный Васильев.– Что вы мне такое приготовили?
– Да ничего особого,– ответил Петренко.– Завтра ты, браток, возьмешь свои баксы, пойдешь и купишь пистолет.
– Ты серьезно? – удивился Валерий.– А зачем мне пистолет?
– Для порядку,– пробасил Петренко.
– Традиция такая,– пояснил Юра.– У нас.
С первого прихода должен купить ствол. У тебя первый приход?
– Первый.
– Ну так и все.
Валерий понял: спорить бесполезно. Конечно, это попахивало криминалом, и Васильев мог отказаться…
Нет, не мог.
– Ладно,– согласился он.– И где его купить?
– На рынке,– ответил Юра.– Подходишь к черным понаглее и интересуешься. Кто-нибудь, да и продаст.
– Или кинет,– сказал Петренко.– Юрок, ты мозгой шевели.
Читать бесплатно другие книги:
