Чистильщик Белов Вольф

ГЛАВА ВТОРАЯ

Коробочка, перевязанная шелковой ленточкой, была еще ночью ловко переброшена через коронованный колючкой забор прямо к мраморному крылечку. Так сказал Петренко, который, собственно, ее и подбросил, а теперь вот уже третий час маялся в снежном окопе. Впрочем, экипировка у него была подходящая: унты, тулуп, меховая шапка-шлем. Все белое. Так что гляделся Петренко гибридом между полярным летчиком и белым медведем. Но на медведя походил больше. Остальные: Монплезир, Юра, Гоша-Терминатор и Васильев – присоединились к нему попозже. Точнее, в Петренковой яме сидели, кроме хозяина, только Монплезир и Валерий, а Терминатор с Юрой вырыли себе лежбище с противоположной стороны особнячка.

– Как они там? – поинтересовался Монплезир.

– Лучше, чем я тут,– буркнул Петренко.

– Ты радуйся, что оттепель,– ухмыльнулся Монплезир,– а то вдарило бы минус двадцать – и криздец тебе. Вы, хохлы, народ мерзлякуватый.

– Ну,– согласился Петренко, вытащил из необъятного кармана плоскую бутылочку, приложился, протянул Васильеву.– Этому не давай,– предупредил, кивнув на Монплезира.– Джигита пусть кровь греет. Тебя Силыч проинструктировал, Валерик?

– В общих чертах.

– Главное, клиента не завали,– отметил Монплезир.

– Постараюсь,– пообещал Валерий.– Я…

– Ша! – Петренко поднял руку.

Двери особнячка распахнулись, на снежок вышел мордастый мужик в кожаной куртке. Бок куртки многозначительно топырился.

Монплезир вытянул из чехла винтовку, пристроил ее на сошках, глянул в прицел.

Мордастый в это время орлиным взглядом обозрел окрестности, затем соизволил посмотреть под ноги. Коробку, перевязанную яркой синей ленточкой, не заметить было трудно. Мордастый повел себя осторожно: попятился. Затем еще раз огляделся, набрался храбрости и пихнул коробку ботинком.

Коробка не взорвалась, но мордастый все же решил отправиться за подмогой. Через пару минут он появился снова. Уже не один, а с «братом-близнецом», таким же мордастым и коренастым. «Близнец» принес металлоискатель.

Обследовав коробочку с помощью хитрого прибора и не обнаружив внутри металлических деталей, мордастые «братья» приободрились. Присели на корточки около «подарка», посовещались немного, после чего один извлек внушительный тесак и перерезал ленточку.

Петренко и Монплезир беззвучно веселились.

Один из «близнецов» пристроил коробку на колене и распечатал. Стриженые головы склонились над содержимым и… Первый из «братьев» отшвырнул коробку в сугроб и разразился фонтаном матерщины. Утро было тихое, поэтому слышно его было километров за десять.

– Пришел хохол, насрал на стол, пришел кацап – зубами цап,– откомментировал ситуацию Петренко.

– Ты мне тут национализма не разводи,– проворчал Монплезир.– Тут тебе, блин, не Полтава.

Но видно было, он тоже получает удовольствие от спектакля.

На злобную ругань мордастого из особнячка вывалило еще человек пять. Столпились вокруг злополучной коробки. Шумно обсуждали подарок. Выглядели очень недовольными. Наконец появились еще двое: чернявый крепыш с приплюснутым носом и лысый мужчина со значительным лицом. Им доложили обстановку. Чернявый счел себя оскорбленным, чего и не стал скрывать. Лысый от реплик воздержался. И встал чуть поодаль от остальных. Это был клиент.

Валерий увидел, как из-за дома появились две белые тени и залегли в пушистом снегу: Юра и Терминатор под шумок перемахнули через ограждение. Ради этого и затевался отвлекающий маневр.

Монплезир прильнул в винтовке.

– На счет «три»! – скомандовал Петренко, сбрасывая тулуп и шапку и перещелкивая «калаш» на автоматический огонь.– Раз… Два… Три!

Васильев выпрыгнул из ямы, приотстав от Петренки на долю секунды, и, зачем-то пригибаясь, понесся вдоль сетчатого забора.

– Всем лечь на землю! – заревел с высоченной сосны усиленный электроникой голос Силыча.

Лег только лысый, клиент. Остальные схватились за оружие. Чернявый крепыш, обхватив пистолет двумя руками, мигом расстрелял обойму в сосну, на которую ночью закрепили громкоговоритель. Возможно, даже попал. В громкоговоритель. Припав на колено, крепыш выщелкнул из пистолета обойму, заправил новую, и тут звонко взлаял из-за угла автомат, крепыш завертелся на месте и повалился в снег. Петренко влупил очередь в электронный замок на воротах, пинком распахнул створку и со страшным ревом бросился в атаку. Позади Васильева дважды прогремела винтовка. Зазвенело разбитое стекло.

Петренко несся зигзагами по нетронутому снегу. Васильев отставал от него шагов на десять, хотя тоже рвал изо всех сил. Охранники (их осталось только четверо – остальных срезали залегшие с фланга Юра и Терминатор) наконец сориентировались и развернулись в сторону Петренко и Васильева. Все – с пистолетами в руках. Но прежде, чем они открыли пальбу, ревущий, как ледокол в тумане, Петренко уже оказался между ними, влепил в одного очередь – в упор, еще одного свалил ударом приклада, взбежал на крыльцо и скрылся в доме.

Васильев с разбега налетел на одного из «братьев-близнецов» – тот с открытым ртом глядел вслед Петренке,– и въехал ему стволом автомата по зубам. «Близнец» взвизгнул, на куртку хлынула кровь. За спиной Васильева оглушительно хлопнуло, по шее «близнеца» будто ударило чем-то острым – красная струя фонтанчиком брызнула на снег. Валерий развернулся, увидел второго – с направленным на Васильева пистолетом, из ствола которого выползала бледная струйка дыма. Морда у стрелка была ошалевшая.

– Я ж не хотел! – закричал он.– Я не…

Васильев надавил на спусковой крючок, автомат забился в руках, «быка» с пистолетом отбросило шага на три. Васильев крутнулся на месте. Его первый противник ворочался в снегу, пуская кровавые пузыри. В особнячке грохнуло, вниз посыпались стекла.

– Сейф,– удовлетворенно констатировал Терминатор, каким-то образом оказавшийся рядом.

По дорожке шагал Монплезир: в одной руке винтовка, в другой – чехол и Петренковы зипун с шапкой.

Из особнячка выскочили Юра и Петренко. Юра тащил длинную черную сумку.

– Уходим! – рявкнул Петренко, подхватил пистолет чернявого крепыша и влепил бывшему владельцу пулю в затылок. Затем проделал то же с тремя валявшимися на земле охранниками. На взгляд Васильева, этого можно было и не делать: какой смысл добивать покойников. Однако смысл был. Петренко подошел к лысому, неподвижно лежащему лицом вниз, тщательно прицелился и прострелил ему правую руку. Тот даже не дернулся. Петренко прицелился еще тщательнее и выстрелил клиенту в голову. Красная от морозца лысина тут же заалела кровью.

Васильев даже удивиться не успел: Гоша пихнул его в спину.

– Уходим, твою мать! Бегом!

И Васильев, перехватив автомат поудобнее, припустил за остальными. Бежать долго не пришлось. Навстречу выкатился микроавтобус. Старенький «мерседес». За рулем сидел Силыч.

Команда погрузилась, и микроавтобус, развернувшись, покатил в сторону Всеволожского шоссе.

– Раненых нет? – спросил Силыч.

– Нет,– ответил за всех Петренко.

Монплезир извлек флакон со спиртом, зеркало, упаковку ваты и принялся смывать с физиономии черные полосы. Остальные последовали его примеру.

– Петренко, ты зачем клиента пристрелил? – вполголоса спросил Васильев.

– Разве ж это «пристрелил»? – удивился Петренко.– Так, чуток покарябал. Для конспирации. Но ты не печалься, Валерик, при таком аппетите, как у него, долго не живут. Не мы, так дружки его постараются. Давай сюда машинку.

Собрав все оружие, он загрузил его в тайник, оборудованный под полом микроавтобуса.

– Это шоб ГАИ не обидеть ненароком,– пояснил он.– Ты давай умывайся, скоро пост.

– А потом куда? – спросил Валерий.

– В баньку пойдем. После работы банька – в самый раз. Как профилактика гриппа.

Никакое ГАИ ими не заинтересовалось – в город въехали беспрепятственно. И сразу, как и говорил Петренко,– в частную баньку. Баньку арендовал Силыч. На полном обеспечении, с бассейном и буфетом. Правда, без лялек.

А на Васильева накатило. Как только выдохся в крови боевой адреналин, завозились в голове разные нехорошие мысли и воспоминания. Кровь и грохот. И смерть. Вспомнился чернявый, лупящий с колена вверх, ошарашенный «бык» с пистолетом: «Я не хотел!..»

«Я убил человека»,– мысленно произнес он.

Не то чтобы в груди что-то ворохнулось, но как будто бы потерял что-то такое… Важное.

– Валерик, чего смурной такой? – На скамейку плюхнулся распаренный красномясый Петренко.

– Да так,– пробормотал Васильев.– Раньше, понимаешь, не стрелял ни в кого…

– Ах вот оно что…– Петренко подхватил из ящика пару бутылок пива, свернул зубом пробки, сунул одну бутылку Валерию.– Ты, брат, не печалиться должен, а радоваться. Не дитя невинное, гадину пришил.

– Откуда ты знаешь, что гадину? Может, нормальный мужик, вроде нас?

– Это мы – нормальные? – Петренко захохотал.– Ну ты сказал! Слышь, Силыч, чё Валерка гутарит?

– Что? – Силыч опустился на скамью с другой стороны от Васильева, тоже взял бутылку, пробку снял аккуратно, открывашкой. Чем-то он напоминал Валерию его научного руководителя аспирантских времен. Правда, только в профиль.

– Говорит – мы нормальные! – И опять заухал басом, как филин-переросток.

– Он прав,– кивнул Силыч.– Мы – нормальное явление ненормального времени. А с чего это вы о норме заговорили?

Петренко объяснил.

– Понятно,– узкое лицо Силыча стало строгим.– Надо бы тебе с Егорычем потолковать. О пути воина.

– А я просто скажу,– заявил Петренко.– Если мужик со стволом ходит, должен быть готов его в ход пустить. А если ты сам готов кого хлопнуть, значит, кто-то и тебя мочкануть может. Кто не успел, тот опоздал, а кто успел, тот не виноват.

– В чем-то он прав,– подтвердил Силыч.– В чем-то. Но мы, Валерий, не душегубы. Мы – русские люди, а значит,– православные, христиане. И убивать корысти ради или ради удали нам не пристало.

– Ну, начались разговоры…– недовольно протянул Петренко.

– Помолчи! – строго произнес Силыч.– Давай, Валерий, разберемся, что почем. И ради чего мы сегодня не одну душу на суд Божий отправили.

Тут Петренко хмыкнул, встал и, скинув простыню, плюхнулся в бассейн. На пол хлынула вода.

– Вот бегемот,– усмехнулся Силыч.– Ну ладно. Так ради чего? Деньги нам заплатили. И удаль мы тоже показали, иным…– он кивнул на плещущегося Петренко,– без этого и жизнь не жизнь. Но только ли ради этого? Нет, я не жду, что ты ответишь. Ты в этом мире себя еще не нашел, скорее, потерял. Но понял, что потерял, а это уже шаг вперед. Так?

– Да,– согласился Валерий.– Потому и к вам пришел, что понял. Наверно, мне повезло.

– Ты по году – кто?

– Собака,– ответил Васильев.

– Ага. Пес. А псу нужна стая. И поначалу-то все равно, куда стая бежит, куда вожак ведет, лишь бы плечо надежное чувствовать. И силу. Но проходит время, Валерий, и просто бежать в стае уже мало. Хочется знать, куда и за чем бег и на кого охота. Так?

– Хотелось бы,– ответил Валерий.

– Узнаешь,– кивнул Силыч.– Не сразу. Со временем. А пока поверь вожаку: никогда и никого я не заставлю пролить невинную кровь. И меня никто не заставит. Вот сегодня одна мразь решила чужими руками прихлопнуть другую. Такую же гадину. Мразь нашла меня. То есть не меня, конечно, а посредника. Одного из длинной цепочки, которая начинается мразью, а кончается нами. За убийство одной мрази другая мразь готова заплатить пятьдесят тысяч долларов. И половину уже заплатила, кстати. Я, Валерий, скажу честно: убил бы бесплатно. Обоих. И прихлебателей их тоже убил бы. Бесплатно. Но если я так сделаю, если сумею… То скорее всего, убьют и меня. Очень скоро. Потому что это против правил. Поэтому я убиваю одну мразь, а у второй беру деньги. А потом появится еще третья мразь и закажет мне вторую. И произойдет это очень скоро, потому что в сумке, которую мы унесли,– наркотиков на несколько миллионов долларов. А это такие деньги, за которые обязательно кто-то должен ответить. А хозяин этой дури – не мой заказчик, а та самая третья мразь. Но мой заказчик деньги за эту сумку просто так ни за что не отдаст, можешь не сомневаться. Может, у него и нет таких денег.

– Но ведь он догадается, кто взял? – предположил Васильев.

– Если и догадается, то болтать об этом не будет. Не в его интересах. Может, он и попробует выйти на нас, но это долго. И хлопотно. А хлопот у него и своих будет по горлышко. Вот если бы я решил выбросить эту наркоту на рынок, вычислить меня было бы проще. Но я этого не сделаю.

– Почему?

– По кочану! – сердито сказал Силыч.– Потому что на рынок эта дурь никогда не попадет. Потому что она уже в канализации плавает.

– Не жалко? – спросил Васильев.– Все-таки миллионы…

– Да хоть миллиарды! Ты, Валерий, пока что щенок. Способный, но не натасканный. Но сегодня ты убил своего первого врага. И это хорошо. А если бы ты припер из Азии мешок маковой соломки, ты бы никого не убил. Сразу. Но погубил бы больше людей, чем перестрелял Петренко. А он, поверь мне, разменял уже не один десяток. Понимаешь?

– Да не очень. По-моему, если кто-то на иглу сел, это его дело. Хочет травиться, пусть травится.

– Так,– произнес Силыч.– Недопонимаешь. Ладно. Расскажу историю. Свою историю.

К ним подошел Юра, хотел присесть рядом, но сообразил, что разговор серьезный, и присаживаться не стал.

– Была у меня дочь,– произнес Силыч.– А у дочери был друг, учились они вместе. Толковый парень, я его одобрял. И вот однажды парень этот домой возвращался. И не дошел. Ударили его сзади железкой по голове. Куртку сняли, кошелек забрали и ушли. А парень умер. А дочка моя, как узнала, из окна прыгнула. А у нас седьмой этаж. Так что насмерть. Вот такая история, Валерий.

– Беда…– пробормотал Васильев.– Сочувствую.

– Ладно, проехали. Пять лет назад это было. Припорошило пеплом.

Помолчали.

– Этих нашли? – спросил через некоторое время Васильев.

– Нашли. Два торчка. На дозу им не хватало, поправиться.– И продолжил после паузы.– Вот поэтому, Валера, я и делаю то, что делаю. И вы вместе со мной. И все, кто со мной, слово дают: ни грамма дряни из их рук на рынок не попадет. И ты такое слово дашь. Дашь?

– Дам,– не раздумывая, ответил Васильев.– Обещаю.

– Спасибо. Ладно, пойду погреюсь,– Силыч встал, взял пару веников и пошел в парилку.

Валерий распечатал еще одну бутылку пива, глотнул, прислушался к себе и понял: наладилось. В душе опять были порядок и определенность.

«Вот так, кондор,– с усмешкой сказал он сам себе.– Еще полетаем».

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Новый год подступил незаметно. Однажды вечером пришел Валера в зал и увидел елку. И сообразил: а ведь уже тридцатое декабря. Елку привез Гоша, елку и ящик игрушек, который молодняк уже развесил по колючим веткам. Наверху вместо звезды красовался стеклянный каратэк с лицом, подозрительно похожим на Егорычево.

Работать Валеру сэнсэй поставил к Паше, Шизе и Монплезиру. Четвертым. Отрабатывали парную технику. Двое на двое. Сначала Валера бился в паре с Монплезиром. Монплезир, впрочем, Васильеву развернуться особо не давал. Рубил так, что легонького Шизу просто уносило. Паша со своей мягкой техникой держался лучше, но сила солому ломит. Академику даже подобраться к Монплезиру на подходящую дистанцию не удавалось, поскольку руки-ноги у того были на добрую пядь длиннее. В общем, главной задачей Валерия было – не подворачиваться под руку. И не позволять хитрому Паше пользоваться собой, как щитом. Через некоторое время поменялись. Шиза стал в пару с Монплезиром, а Паша – с Васильевым. Теперь почти что не при деле оказался Шиза. Монплезир сыпал страшными ударами, которые было почти невозможно принять на жесткий блок, зато и уйти от них было не так уж трудно. Но именно уйти. Монплезир, опытный боец, не позволял пройти внутрь собственной защиты. Валерий попробовал, схлопотал сильнейший йоко в бедро, оказался на полу и получил еще и от Шизы, не упустившего возможность «добить» упавшего.

– Вот что, мужики, давайте-ка на меня втроем,– предложил Монплезир.

Остальные переглянулись и дружно кивнули. Паша и Шиза атаковали с двух сторон. Монплезир встретил обоих вразрез, но они вовремя отскочили. Монплезир атаковал челноком. Сначала одного, потом второго. Не достал. Передвигались Шиза и Академик чуток попроворней. Валерий поначалу решил, что опять остался не у дел… и вдруг заметил, что его партнеры не просто вертятся вокруг Монплезира, а разворачивают его спиной к Васильеву. Причем, не просто разворачивают, а еще и вяжут на встречных движениях. Упустить такую подставу было стыдно. С другой стороны, могучая спина Монплезира казалась абсолютно неуязвимой, а голова – слишком высоко для достаточно мощного удара. Все это промелькнуло в сознании Валерия за какую-нибудь долю секунды. Затем он оттолкнулся от пола. Прыжок – и его правая нога воткнулась под колено Монплезиру. Сверху вниз. Колонноподобная нога подогнулась, Монплезир потерял равновесие и упал на колено. Паша и Шиза ринулись на него с двух сторон. Пашу встретил выброшенный навстречу кулак, угодивший Академику в печень. Шиза изловчился, достал Монплезира рубящим по шее, но тот удар проигнорировал, схватил Шизу за лодыжку, рванул – и Шиза грохнулся на спину.

– То-ой!

Васильев из низкой стойки пробил гияку-цки в мускулистый затылок Монплезира.

И свалил его. Все еще согнутый пополам Паша поднял большой палец, а Валерий все еще не верил своим глазам. Он завалил Монплезира!

Ненадолго. Уже через пару секунд здоровяк встал на четвереньки, потряс головой, поднялся на колено, потер затылок, оглянулся… Васильев стоял, крайне смущенный.

Монплезир захохотал. Он встал во весь рост, сгреб Валерия в охапку, стиснул так, что позвоночник отслоился от ребер.

– Ну дал! Ну молодец! – заревел Монплезир, встряхивая Васильева, как куклу.– Ну это класс!

Он отпустил Валерия, когда тот уже решил, что никогда не сможет вздохнуть. Отпустил, поставил на ноги, пощупал затылок, на котором вздулся приличный желвак.

– Крепко, ох крепко!

– Неплохо,– рядом с Васильевым стоял сэнсэй. Он улыбался. Не частое зрелище.– Совсем неплохо для семи месяцев занятий.

– Талант! – Шиза демонстративно вздохнул.– Талант, и все тут.

– Все,– отрезал сэнсэй.– Поговорили. Работать. И работать в парах. Монплезир, задача ясна? В парах!

– Да понял я,– недовольно пробормотал Монплезир.– Только мне одному сподручней.

– Это я видел,– ехидно произнес Кремень.– Минуту назад. Ладно. Шиза, Академик, Монплезир! Работаете тройкой.

Три вопрошающих взгляда.

– А мы с Валерой поработаем против вас в паре,– сэнсэй подмигнул Васильеву.– Джимэ!

Коротким блоком Валерий срезал кулак Шизы, коленом отвел удар ногой, боковым зрением уловил движение слева, но проигнорировал. Слева стоял сэнсэй. Шиза повторил атаку, но Валерий не успел ее отразить: перед ним мелькнула спина в выцветшем кимоно, Шиза завертелся волчком… И Валера увидел совершенно открытого, вполоборота, даже не глядящего на него Пашу. Не раздумывая, он вставил май-гери в незащищенный правый бок, и Пашу согнуло пополам. Бедная его печенка. Валера запоздало вспомнил, что Академик совсем недавно заполучил туда же от Монплезира… И уловил боковым молотоподобный кулак Монплезира, летящий прямо в него. Васильев дернулся, не успевая… Но тут буквально из-за его уха змеей выпрыгнула рука сэнсэя, перехватила, поддернула, и Монплезир корпусом влетел в цки Валерия. Пробил Васильев на автомате, но оч-чень качественно! Монплезир даже крякнул, несмотря на железобетонный пресс. Но это так, мимоходом, потому что Егорыч продолжал «вести» его вокруг себя. Описав круг, Монплезир, по пути, отшиб назад ринувшегося в бой Шизу и, почти полностью потерявший ориентировку, вновь оказался перед Васильевым, чем тот не замедлил воспользоваться и аккуратно сработал локтем в солнечное сплетение. Пробил.

– Стоп! – скомандовал сэнсэй.– Какие выводы от нашей парной работы?

– Один прикрывает, второй рубит,– тут же сказал Шиза.

– Верно.

– Так это вы,– пробурчал Паша, потирая бок.– Я бы, к примеру, все равно не успел.

– А зачем тебе успевать? – осведомился Егорыч.– Вас же трое. И ясно, кто у вас молотобоец. Вот его и прикрывайте. А он пусть бьет. А вы налетели, как грачи на червяков, захлопали крыльями. Ладно. Академик, поди сюда, что ты живот гладишь? Ну-ка…– Сэнсэй пощупал Пашин бок, Паша охнул.

– Нормально,– констатировал Кремень.– Все цело, поболит – пройдет. Посиди пока. Монплезир, Шиза – работать. Васильев, отойдем-ка.

– Ну,– спросил,– какие ощущения?

– Хорошие,– Валерий улыбнулся.

– Уверенность почувствовал?

– Так точно.

– Правильно. В чем проблема новичка?

– У новичка много проблем,– дипломатично ответил Васильев.

– Главная – в неуверенности. А неуверенность – от того, что силы нет. Противник подставился, а толку ноль. Ему твой удар – как комариный чих. Так?

– Так,– согласился Васильев, вспомнив, как он изо всех сил колотил того же Монплезира, а тот только ухмылялся.

– В общем, парень, у тебя действительно талант. И пашешь ты, себя не жалея, и закваска у тебя настоящая, и голова на месте. Молодец. А теперь иди поработай с Пашей. Хватит ему прохлаждаться.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Новый год Валерий встретил в лесу. Тридцать первого совершенно неожиданно позвонила Алинка, его давняя подружка, прошлой зимой уехавшая в Германию учиться. За счет какого-то немецкого музыкального фонда. Алинка приехала на каникулы. И предложила Васильеву составить ей пару в немецко-русской компании оттягивающейся молодежи. В программе значились возжигание огней, пляски вокруг елки, катание на санях и купание в шампанском. Валерию надлежало играть роль русского мачо, а еще лучше – бандита. Немецкие друзья желали вкусить местный колорит.

Валерий долго смеялся, но в итоге обещал не ударить пьяной мордой в снег. Алинка не знала о его новой жизни, но, должно быть, сработало в ней что-то интуитивное.

Через час Валерий был на вокзале.

Веселая компания состояла из двух горячих немецких парней, патлатого русского музыканта с ярко выраженными семитскими чертами, Алинки, ее очаровательной голубоглазой подружки, похожей на куклу Барби, и двух рослых рыжих немок, одна из которых, как выяснилось, играла на саксофоне, а вторая – на флейте-пикколо. На взгляд Васильева, ей больше подошла бы труба. Немки очень стеснялись.

Из поезда вышли на каком-то полустанке под Лугой. Там уже ждал местный мужик на видавшем виды автобусе. Погрузились и поехали.

Дом и вправду стоял в лесу. Аккурат на вершине холма. Перед домом красовалась живая ель, перевитая гирляндами. В доме оказались еще одна елка, два этажа, дюжина комнат, накрытый стол и деловитая тетка с лисьим личиком. Оба немца, взяв в толмачи волосатого музыканта, с чисто немецкой дотошностью принялись выяснять, все ли заказанное и оплаченное в наличии. Тетка отбрехивалась.

Водитель автобуса поймал Васильева за рукав и потащил демонстрировать хозяйство: сарай с санями, ящик с пиротехникой, тульского производства дробовичок, из коего господа иностранцы могли пострелять по зайцам или, если зайцев под рукой не окажется, то по пустым бутылкам, для каковой цели внизу был оборудован «полигон» с тремя пеньками. Кататься предлагалось с соседней горки (она покруче и лысая), и костер жечь тоже там. Дрова приготовлены. Когда Васильев и его инструктор вернулись к дому, там уже ждала взмыленная тетка, тут же напустившаяся на мужика: где шлялся? Десятый час, а ехать еще…

– Ну, с наступающим! – флегматично сказал мужик.– Давай звони, если что.

И, к немалому удивлению Васильева, сунул ему визитку, на которой значилось, что мужик не кто-нибудь там, а исполнительный директор фирмы «Отдых на природе». Исполнительный директор потопал вниз вместе с деловитой теткой, которая монотонно пилила его сварливым голосом. Через пару минут внизу заурчал автобус, и Валерий пошел в дом.

Немецких парней звали Фридрих и Йоганнес. Попросту Фриц и Ганс. Саксофонистка представилась Лоттой, а подруга ее – Гретой. Волосатого звали Борис, а «барби» – Лизой. Фриц и Ганс явно были к ней неравнодушны. На взгляд Валерия, выбирать им было особо не из чего. Розовощекие веснушчатые Лотта и Грета выглядели во всех отношениях жизнеспособнее тонконогой и длинношеей Лизы, но телосложением совсем не походили на фотомоделей. А Алина недвусмысленно продемонстрировала, что герой ее сердца – Валера.

– Врьемья! – провозгласил Фриц, и Ганс немедля грохнул в стену пробкой от шампанского.

И дело пошло.

До Нового года оставалось еще полтора часа, и эти полтора часа вся компания усердно догонялась. Так что, когда волосатый Борис провозгласил, что по русской традиции следует, открыв окно, провожать Старый год стоя и до дна, уже не розовые, а ярко-красные Лотта и Грета с трудом удерживали одновременно и бокалы, и равновесие. Их земляки стояли твердо, но русский язык забыли напрочь, да и немецким пользовались с трудом. Шампанское и водка образуют довольно мощный коктейль.

Васильев шампанское только пригублял, а пользовал исключительно водочку, не забывая закусывать. Той же традиции придерживался и волосатый Борис, который, несмотря на костлявость, дозу держал крепко.

Новый год встретили под звездами у переливающейся гирляндами елки. Выпили, поорали, покружили хоровод. Морозец был слабый: градусов пять. Сыпал крупный редкий снежок. Лепота. Отхороводив, притащили ящик с огненными забавами, пуляли в небо ракетами и пускали огненные фонтанчики. Когда пиротехника кончилась, решили кататься. Взяли санки, пошли на лысую гору. По дороге потеряли Грету. Васильев с Борисом пошли ее искать. Нашли немку в сугробе, в прекрасном настроении. Вытащили, подняли наверх. Наверху трудолюбивые немецкие парни уже разожгли костер. Костерище. В два человеческих роста. И вознамерились прыгать. Слыхали они, что русские этим в Рождество развлекаются. Удержали. Разъяснили, что через костры прыгают летом, на Ивана Купалу. Прыгают, купаются и язычески совокупляются в бузинных кустах. Немцы пришли в восторг. Заявили, что непременно приедут и совокупятся.

Пока дискутировали, потеряли Лотту. Нашли, привели, посадили на санки на пару с Борисом. Разогнали и столкнули под жизнерадостный визг. Фриц и Ганс тоже взгромоздились на сани, прихватили Лизу, поехали, перевернулись, долго и жизнерадостно гоготали.

Валерий на больших санях никогда не катался, но по санному делу в юности слыл виртуозом. Поэтому Алинку прокатил с ветерком и лихим разворотом. В общем, веселились все. Борис по очереди сплавлял вниз то Лотту, то Грету. На горку санки тащили немки.

– Им полезно,– заявил Борис Васильеву.– Верно, фройляйн?

Фройляйн шумно соглашались. Они были счастливы. Герры Фридрих и Йоганнес тоже были счастливы. Один таскал санки, второй – Лизу. Здоровые лоси. Тоже менялись грузом. Чтоб все по-честному. Васильев предположил, что и в постели они тоже честно поделятся. Ошибся, как потом выяснилось.

Накатавшись (кстати, и костер догорел), вернулись в дом. Морозец пробудил аппетит. Поели, выпили, сплясали русские пляски. Главным образом, Борис с Лизой. Немки тоже старались, кружились лебедушками. Потом как-то незаметно исчезли. Вместе с Борисом. И танцы стали более современными. Фриц и Ганс по очереди топтались с Лизой, Васильев и Алинка оторвали мумбу-юмбу под добрую старую «Аббу». Зрители хлопали. В процессе танца Алинка нащупала Васильевскую кобуру. Обрадовалась. Потребовала продемонстрировать немцам. Васильев продемонстрировал, предусмотрительно разрядив. Алинка гордилась: «Я же говорила, что бандит!»

Что бандит, немцам понравилось, а вот к «макарке» отнеслись презрительно. Оказалось, что дома у обоих тоже есть пистолеты, а у Ганса – даже помповое ружье. Ба-бах – и ваших нет. Базука, а не ружье.

Васильев охотно верил. Поскольку не далее как три дня назад пострелял из Монплезирова «ремингтона». Все плечо отбил с непривычки.

Немцам же пояснил: «помповуха» и автомат, конечно, лучше «макарки», но носить неудобно. Слишком заметно. Немцы согласились: да, заметно. Вообще, между ними и Васильевым обнаружилось полное понимание. На уровне языка жестов.

Вернулись Грета и Лотта. Счастливые и порозовевшие. Немедленно стали кушать и пить. Борис появился чуть погодя. Подмигнул Васильеву. Уселся. Свернул косячок, попыхал, предложил Васильеву, но тот отказался. Оно конечно конопелька не героин, но штука неполезная. Реакция портится, концентрация. Бойцу – сплошные проблемы. А вот немецко-подданные обоих полов «травке» явно обрадовались. И Лиза с Алинкой – тоже. Богема, ясное дело.

– Попробуй,– уговаривала Валерия Алинка.– Под «травкой» такой секс!

– Ничего, с такой девочкой, как ты, мне и так будет сладко! – заявил Васильев.

Алинка была польщена.

– Ты скучал без меня?

– Еще как! – соврал Валерий.

Борис набил еще один косячок, взял гитару… и выдал класс.

Действительно, класс. Гитаристом он оказался великолепнейшим. И голос ничего. Пел исключительно на английском. И исключительно регги.

Захватил всех. Васильев «поплыл», мир сгустился и перевернулся. Все вокруг обрело сродство. Черная головка Алины на плече, мерцающие огни, мерцающие звуки…

– Гениально,– прошептала Алина, когда Борис отложил гитару.– Пошли наверх, а?

И они пошли наверх, прихватив бутылку шампанского и охапку красных парниковых роз. Для экзотики.

Любили друг друга прямо на ковре. Жадно и долго. Алина, нагая, без пышных одежек и длинных каблуков оказавшаяся совсем маленькой, тоненькой и гибкой (Васильев за год успел ее забыть), отдавалась ему вся целиком и чувствовала его, как, наверное, свою скрипку. И Валерий чувствовал мельчайшее ее желание. Куда лучше, чем раньше. Потом, размышляя над этим, он пришел к выводу, что умение ощущать женщину чем-то сродни умению угадывать противника на татами. Только там – угадывать и опережать, а здесь – угадывать и отдаваться. Неважно, мужчина ты или женщина. Настоящий кайф – это когда отдаешь себя целиком. Вот тогда – подлинное наслаждение.

– Какие у тебя мускулы,– прошептала Алинка, припадая к его влажной груди.– И какой ты… весь. Раньше ты так не умел. Кто эта женщина? Я ее знаю?

– Какая женщина? – Васильеву было слишком хорошо, чтобы удивляться.

– Которая тебя научила.